Никита Владимирович Чирков
Фелисетт
Мышечная память
Необходимо вернуться, прямо к моменту, как родители оставили детей в блоке связи. Причина такого перескока во времени состоит в необходимости составления всей картины судьбоносных событий. Так вот, ни Нил, ни Лилит не хотели извиняться, каждый упрямо считал сказанное ранее верным в угоду обозначения своей позиции, не говоря уже о том, как важно было удержать свое упрямство на плаву. В действительности же вопрос этот был отложен до лучших времен, когда, так сказать, температура чуть спадет.
– Интересно, – растопила тишину Лилит, – чего я еще о тебе не знаю? – Нил не понял смысла этих слов. – Я про то, как ты с оружием обращаешься.
– Мышечная память. Холд в свое время учил. Мы, кстати, с ним частенько ходили на охоту, когда на Земле жили пару лет, я подростком тогда еще был. Ненавидел это дело. Одна из причин его ссор с матерью. Так, держи, – Нил передал Лилит пистолет, – он заряжен. Перед тем как стрелять, сними с предохранителя, а там все просто: целишься, нажимаешь плавно на курок. А прикрывать меня будешь шокером, он мощный, стреляет электрическими дротиками. Тут двенадцать штук, стреляй, либо когда я скажу, либо при необходимости.
– Может, стоит детей в звездолете оставить?
– Нет. Пусть лучше тут будут, под рукой, так хотя бы им будет куда спрятаться, если что, а не сидеть в одиночестве и взаперти. Мало ли что – куда они денутся со звездолета?
Взгляд Лилит вполне ожидаемо высказывал неубедительность его плана.
– Мы идем вниз и убиваем это существо, что тут еще знать? Надоело на месте сидеть!
Сказал он это совсем неожиданным для нее строгим тоном уставшего от полумер человека. Настоящий бескомпромиссный лидер, подумала мимолетно Лилит, почти не узнавая мужа. С одной стороны, это ее впечатлило – она даже зарядилась от него уверенностью. Но с другой – присутствовало сомнение, что Нил сможет совладать с ситуацией и самим собой. Правда, для скепсиса времени было не много, события разворачивались быстро. Нил еще раз проверил ее скафандр, должный защитить от нападения, а после и вооружение. Затем последовала странная минута молчания: Лилит обернулась назад, глядя в сторону детей, думая о том, как хочет поскорее разобраться с проблемой, а Нил же, наоборот, смотрел на лестницу, всерьез ощущая неопределенность будущего после устранения источника опасности.
– Как‑то за детей страшно, может…
– Я установил микрокамеру в блоке связи. Да, когда вы разговаривали, аккуратно прикрепил. Так что у нас есть там глаза. А еще одну прицепим вот сюда.
Нил прикрепил небольшой круглый предмет на стене прямо между дверьми лифта и лестницей, почти на уровне глаз. Внутри было множество мини‑камер с полным охватом всех сторон, что позволяло увидеть не только весь проход, но и боковые стороны с потолком.
– Заранее сказать не мог? Чтобы я не волновалась лишний раз!
– Лилит, хватит. Чем ты опять недовольна? Изображение идет на планшет – на, убери его.
Нил передал свернутую трубочку, развернув которую они смогут все увидеть и услышать. Лилит показательно открыла систему и проверила камеры, а после убрала в сумку, что висела у нее на поясе.
Спускаясь вниз, все дальше от детей, поглядывая друг другу в глаза, оба подверглись тому внезапному осознанию супружеской ценности. Случилось молчаливое и оттого абсолютно естественное примирение. Обиды разом исчезли, а оставшиеся претензии приобрели незначительность. Вот так и бывает: стоит случиться угрозе потерять самое ценное, как ранние и казавшиеся судьбоносными конфликты исчезают без следа, вновь позволяя расцвести изначальному чуду. Конечно, то не было панацеей, но самое громоздкое отвалилось по пути вниз, позволив вздохнуть чуть легче. Все‑таки подобные, мягко говоря, приключения – это прецедент на фоне обыденной и даже сероватой жизни, откуда Холд забрал их без предупреждения.
Нил пошел первым, но не по центру, где ранее бродил Максим, а по правой стороне. Чуть промедлив, Лилит последовала за ним, прикрывая спину. Оба были воистину не в своей тарелке, простое осознание происходящего несколько конфликтовало с допустимыми для каждого возможностями. Словно играя чужую роль, Нил и Лилит с каждым моментом дозволяли себе чуть больше инородных мыслей и чувств.
Правда, разобраться с ними не представилось возможным из‑за внезапного металлического и равного шума где‑то то ли позади, то ли в стороне. В этом мрачном и тесном месте оба оказывались под неожиданным напряжением, но все же подвластным их воле обезопасить «Фелисетт». Вновь тишина – и они синхронно зашагали вперед, вскоре дойдя до того места, откуда изначально вылез зачинщик всех проблем. Лилит увидела все еще работающий фонарик, на полу недалеко от следов крови. Обернувшись, она захотела указать Нилу: мол, это может быть полезным или же попросту ориентиром в этом гнетущем подвале, но его нынешний интерес перетянул одеяло на себя.
– Что ты увидел?
– Место, откуда оно вылезло.
Лилит опустила глаза, и перед ней предстало неровное отверстие у самого пола, куда принялся заглядывать Нил, встав на колени.
– Может, не стоит туда лезть? – постаралась она пресечь излишнюю, по ее мнению, инициативу. – Мало ли…
– Я вижу там свет.
Нил отложил оружие и, размяв пальцы, дернул со всей силой обеими руками за край отверстия. Приличный кусок стены отвалился, упав на пол с грохотом.
– Это что, фальшивая стена? – Лилит подошла ближе к мужу.
– Тут даже арматуры нет. Похоже, сделали на скорую руку.
Все это уже начинало их серьезно раздражать, но медлить или отступать желания не было. Лилит прикрывала, Нил уверенно и даже с некоторой злобой разламывал фальшивую стену, чуть ли не причитая себе под нос. Поднялась пыль, разные куски бетона усеяли весь пол, а перед ним открылась целая комната. Лишь в дальнем левом углу горели маленькие, но яркие лампочки на неопознанном компьютере с кучей небольших отключенных мониторов. Нил пошел первым, аккуратно ступая на неизведанную и неизвестно почему сокрытую территорию размером три на пять метров. Освещения так и не было, и он включил на фонарике более рассеивающий режим, раскрыв глазам почти все окружение. Вдоль стены справа была надпись черным маркером: «не забывай мы достигли величайшего уровня развития лишь планеты, не для вселенной».
Нил снял шлем, желая разглядеть все получше, чему сразу же последовала и Лилит, решив также зайти вовнутрь. Слева они увидели во всю стену компьютерные блоки под потолок, но только интереса они не зародили, до этого еще дойдет время. Сейчас их внимание отнимает то, чему пока рано давать название, но подозрения самые худшие. Вдоль дальней стены стоит на усиленном каркасе модифицированная криокамера, похожая на саркофаг. Крышка открыта к стене, внутри никого нет – лишь все необходимые элементы для погружения в анабиоз.
– Похоже, тут был человек, – с заметным непониманием в голосе проронил Нил, скорее для личного усвоения, нежели извещая Лилит.
Она же почти не среагировала, что ожидаемо: в этот момент она всецело была заинтригована и крайне обескуражена компьютерами по левой стене. Она шла вдоль них к Нилу, и ее манил самый дальний, что в углу у изголовья саркофага. Тот был иным, будто бы собранным вручную лишь для конкретной цели, явно несерийного производства. На квадратной и очень прочной тележке хранилась вся красота: сверху старенький монитор, под ним механическая железная клавиатура, а снизу в металлическом ящике имелись процессор, блок питания и остальные комплектующие.
Не сложно предположить удивление наших героев, не говоря уже о том, как изменилось их мнение об испугавшем их сына страшиле. Хотя тут не стоит забегать вперед: сами они еще толком лишены конструктивного вывода о происхождении главной угрозы на «Фелисетте». Все выглядело страшным, практически надуманным из фольклорных историй для запугивания детей… Будто бы они попали в лабораторию ужасов, крайне сильно контрастирующую с пресным «Фелисеттом».
– Криокамера очень и очень старая. Но ее модифицировали, – Нил говорил с трудом, сам не веря в такое развитие событий, – причем сильно. Тут куча неизвестных мне проводов и плат. Посмотри, может, поймешь, что к чему.
Полная заинтересованности Лилит подошла и стала осматривать все содержимое. Нил отметил ее полную концентрацию. Видеть на лице жены активные мышцы от работы мысли всегда приятно. Было не то чтобы совсем уместно, но отвлечься на секунду сейчас было кстати.
– Он точно вылез отсюда, – уверенно сделал вывод Нил, продолжив исследование. – Следы на полу, прямо от саркофага… он тут бродил везде, прежде чем дойти до стены в поисках выхода.
Лилит обернулась и, прислонившись спиной к саркофагу, сложила руки на груди, занимаясь сбором сложнейшей мозаики.
– Я не могу понять, зачем здесь эти старые компьютеры. – Лилит подняла полные азарта глаза. – Криокамера питается от сети «Фелисетта», да и много ей не надо. На улице же были солнечные батареи и ветряные мельницы? Да, вот тебе и бесконечная энергия, только следи за проводкой и механизмом, и все.
– Думаешь, он вылезал отсюда, все проверял, а потом опять? С какой целью?
– Я не видела тут других звездолетов. Может быть, он застрял здесь и… – Лилит замолчала, громкость мысли заполонила тишину. – Холд говорил, что «Фелисетт» был построен для изучения терраформирования? Может, даже с последующими испытаниями. Насколько я знаю, передел целой планеты – долгий процесс, прям капец какой долгий, целыми жизнями исчисляется… причем в теории.
– И что? Даже если это так, мозг попросту не выдержит заморозки на сотню лет. Придется раз в десять лет просыпаться – и не на один день, а на годик‑другой. Не говоря уже о биологической деградации клеток. В одиночку… это заведомо мучительная смерть. А «Фелисетт»‑то пустой до основания. Даже если предположить, что его оставили тут следить за терраформированием… Это не практично, он тут один с ума сойдет. Да и посмотри, за чем тут следить? Все пусто. Думаю, тут дело в чем‑то другом. Сама посуди, все это пытались скрыть, здесь обжитостью и не пахнет. Я думаю, его замуровали не просто так.
– Как же я ненавижу это место! – тягостно обронила Лилит, запутываясь в догадках.
– Компьютеры‑то что‑то дают? Как они вообще работают еще?
И вот эти слова стали той ниточкой для распутывания клубка загадок с мрачным контекстом. Осматривая глазами один блок за другим, Лилит неожиданно подметила странность: все три одинаковые до винтика, но работает лишь один, самый близкий к криокамере, причем основные кабели питания идут с потолка именно со стороны первого, что у входа. Не сказав ни слова, Лилит залезла в программу гибридного компьютера на тележке, и не прошло пяти минут, как пугающая тишина сменилась осознанием сути декораций. Она обернулась, оглядела все еще раз – но уже совсем иным, более осознанным взглядом. А Нил четко и ясно увидел, как клубок сокровенных тайн все же размотался.
– Похоже, они поддерживали его мозговую активность. Только одно железо выходил из строя, система автоматически использовала ресурс следующего. Обычно же мы спим в заморозке, а тут провели нехилое вмешательство, чтобы объект был в сознании. Но не привычном нам – его глаза и слух не работали, как и простое мышление, тут скорее «симуляция эмоционального существования». И это неофициальный термин. Если даты не врут, последний раз он или она просыпались… пятьдесят лет назад. Это все не просто неофициально, это охренеть как незаконно! Лезть в голову еще при ЦРТ привело к очень нехилым трагедиям. А тут умудрились создать рабочий прототип, и мне очень интересно, знал ли про это Холд!
– То есть это не зверь, а человек, – задумчиво произнес Нил, пытаясь переваривать непривычное блюдо. – А если мы его поймаем, то можем попытаться… социализировать? Чтобы узнать, вдруг он помнит что‑то о своей жизни, или кто это сделал и зачем? Хм…
– Что?
– Мышечная память. Он ведь ходит и прочее, а значит, мышечная память осталась. Так, может, и в голове что есть? – Они смотрели друг на друга, чувствуя одинаковую странность произнесенного. – Трудно поверить в это все, да?
– Прикалываешься? Да, мне страшно до жути. И очень интересно, не просто ли так мы здесь? Думаю, твой отец нам существенно недоговаривает.
– А мне вот интересно другое. Почему он проснулся сейчас?
После этих слов оба услышали жуткий скрежет металла, словно сам «Фелисетт» кричит на них в гневе. Лилит быстро открыла планшет и увидела через камеру видеонаблюдения Чудовище, кинувшегося на детей со всей возможной яростью.
Поверь, я знаю
Всю обратную дорогу вездеход двигался менее осторожно и прилично быстрее, чем к месту катастрофы. Местами Холду казалось, будто бы Август немного перегибает палку. А ведь никто из них и вовсе не знал о происходящем на «Фелисетте», иначе транспорт подвергся бы куда большему испытанию в преодолении характера планеты. На самом деле их неосведомленности следует радоваться. По передатчику никто не отвечал ни на базе, ни на звездолете, что стало одним из двух факторов ускориться. Вторая причина спешки была вызвана беспокойством за жизнь единственного выжившего с корабля. Да, все верно, среди груды обломков, плавящих лед от высокой температуры, да огня, вступившего в заведомо проигрышную битву с морозом, получилось найти человека. Обломки разлетелись во все стороны, когда основная часть пришлась на подножье скалы, полностью превратив значительную часть корабля в месиво. По сути, им повезло найти Алекса, успевшего воспользоваться спасательной капсулой. Ее траектория падения привела к точке на льду, недалеко от обломков. Травмы не казались критичными, но в сознание он так и не пришел. Хотя Холд сделал главное, и это его кое‑как успокаивало, а именно: взял образцы крови и провел какие‑то неведомые Августу тесты, а на вопрос, что именно он проверяет, ответ так и не был произнесен.
Всякий раз, как Август поглядывал на карту, ему казалось, что они сбились с маршрута, а то «Фелисетт» все никак не появлялся в видимой доступности. И вот в тот момент, когда Холд хотел чуть усмирить раздраженность Августа, база появилась на горизонте. Подъезжали они со стороны, из‑за чего звездолет стоял справа, а «Фелисетт» был слева. И если первый будто бы и вовсе замер в мгновении, то вид второго уже издалека провоцировал непонимание. Дверь нараспашку, а вырывающийся наружу ярчайший свет превращал все еще неутолимую снежную бурю в красивый и завораживающий танец снега и ветра. И, казалось бы, подобное не просто должно, а именно обязано внедрить в наших первопроходцев слепящие разум подозрения так же сильно, как свет рассекает тьму, но картина дополнилась самой страшной уликой – кровью. Багровый оттенок коснулся не только самой двери, но и пары метров взбаламученного снега перед входом. Контраст крови на белоснежном снегу, да еще подсвеченный самим «Фелисеттом», служил чуть ли не маяком посреди ночи. Неосведомленных об этом месте такой пугающий вид вполне может притянуть именно таинством предшествующих событий, но ни Холд, ни Август даже не думают о причинах. Волнует их, как не трудно догадаться, самое что ни на есть следствие. Оставляя немалый тормозной путь, вездеход остановился в пяти метрах от входа, дав им еще лучше разглядеть место преступления. Холд схватил Августа за плечо и привлек все его внимание:
– Я пойду один! – Взбешенный таким заявлением взгляд Августа врезался в Холда. – Проверь звездолет! Это приказ!
Едва Холд миновал место преступления, его глазам открылась самая пресная картина: «Фелисетт» был и вовсе не тронут событиями, явно выходящими за рамки дозволенного. Он даже обернулся в недоумении, еще раз взглянув на открытую нараспашку дверь и кровь с обеих сторон входа. Но потом старые глаза все же увидели страшное изменение, улику: створки лифта были выкорчеваны, словно консервная банка, пробитие которой было яростным и жестоким, оставляя рваные и очень острые края железа как предупреждение. А там, внутри лифта, была тьма, черная и едкая, забирающая все лучшее, что есть в том, кто будет смотреть в нее. Когда Холд начал кричать, зовя сына во все горло, то те мгновения паники перед существом исчезли без следа, проявив весь характер и огромный опыт нахождения в эпицентре критических ситуаций. Да, если существо и тут, то пусть лучше на него отвлечется, а то и накинется, лишь бы сократить встречу семьи со смертельной угрозой. К сожалению, на его крик никто не явился, а сам он оглядывался, будто бы завороженный гипнотическим влиянием строения, что возбудило в нем очень и очень старые воспоминания. Случилось, однако, так: в момент уже почти доведения до предела, когда он готов был слепо кинуться в гипнотическую тьму, его отозвал Нил. Медицинский фартук, пластиковая маска поверх всего лица, а перчатки почти по локоть были в крови. Прямо у открытых дверей в медблок он оглядел Холда очень многозначительным взглядом и, даже не замечая отворенного входа, откуда бил холодный ветер, произнес:
– Ну пойдем, обсудим все.
Да, удивиться было чему, причем Холд не знал, чему конкретно: монументальному спокойствию сына или его уверенному и сильному взгляду. Но, несмотря на заминку, все равно последовал за сыном, попутно еще раз оглядевшись вокруг себя, по наитию ища лазейку. Створки закрылись за его спиной, представив глазам картину, на усвоение которой понадобилось времени чуть больше ожидаемого. Итак, первым и единственным увлекшим все внимание Холда являлась центральная из трех, находящаяся прямо напротив входа палата. Лишь там вовсю работали лампы, в то время как приглушенный свет вокруг вот‑вот должен был перейти в синхронизацию с оттенком ночи. Ранее именно там Холд проснулся после падения. Те метров пять до койки растянулись без предупреждения, а как только сын вошел вовнутрь и обогнул сокрытое ранее за своей фигурой, Холд познал полную растерянность. Нет, там были не дети, и даже не Лилит. Головой ко входу, прикованное на всякий случай по рукам и ногам цепями, неподвижно лежало то самое Чудовище. Нил и Холд стояли друг напротив друга, взирая на мертвого человека, чья грудная клетка была вскрыта Нилом. Вид, мягко говоря, не для самых слабых желудком, про запах даже не стоит уточнять.
– Хорошо. Очень хорошо. Ты с ним разобрался, молодец. Стоило дождаться нас, но все равно хорошая работа. Ты уже взял его анализы, проверил кровь, спинномозговую жидкость, гормоны – все, чтобы узнать, откуда такая мутация?
Нил все это время следил за реакцией Холда, впервые по‑настоящему чувствуя себя родителем, ожидающим, когда накосячивший ребенок осознает свою вину. Холд поднял глаза и увидел лицо, не способное улыбнуться, не потрескав при этом собственную кожу.
– Об этом мы поговорим потом. Вы нашли кого‑то живого?
Холд выпрямился, встав ровно напротив Нила.
– Что случилось, сын? – вопрос был пропитан тонким ожиданием худшего ответа.
– Все живы, если ты об этом. Но, прежде чем я задам вопросы, на которые ты ответишь, хочешь ты этого или нет, я должен знать: есть ли кто‑то с корабля, кому нужна моя помощь?
Такого тона Холд никогда не слышал от Нила. И в этот момент он поймал себя на мысли, что ему плевать на спасенного Алекса: все его чувства направлены на желание узнать у сына причину такого холода и такой надменности. Причем Нил сам подметил это в лице отца, которое, как оказалось, не такое уж и каменное, когда это нужно. Но весь этот переломный в некотором смысле момент не мог продолжаться до своего апогея, своей точки невозврата, если быть точнее. Затянувшееся усвоение новых ролей на шахматной доске было прервано бесцеремонно ворвавшимся Августом:
– Где Нора?!
Он встал у головы монстра и, лишь бегло осмотрев его, уже начал тратить силы на сдерживание рвотного порыва, скривив лицо. Нил повернулся к Августу и встретил его порыв приличной такой претензией в лице, где уже Холд разглядел подожженный фитиль очень громкого взрыва.
– Может быть, лучше ты расскажешь, какого черта двенадцатилетняя девочка умеет взламывать шкафчики и пользоваться огнестрельным оружием?! Да, она это сделала, поздравляю. Отец года!
– Что случилось?! – Август был под властью страха, уже поглядывая вокруг себя в поисках дочери, забыв про рядом лежащее вскрытое тело.
– Все в порядке! Успокойся. Жива она. Можешь гордиться, она помогла убить его.
Август от удивления даже речь потерял, смотря то на Нила, то на монстра, то на Холда в недоумении.
– Давай‑ка ты в следующий раз вспомнишь, что она еще ребенок! Ты меня слышишь?!
– Почему вы не спрятались в звездолете? – Холд вклинился в разговор в первую очередь для хотя бы слабого, но погашения пламени конфликта.
– Я решил сам разобраться, вот почему.
– И ты рискнул моей дочерью?!
Взбешенный Август схватил Нила за грудки, готовясь устроить взбучку, явно преобладая в физической форме, но тот и вовсе не подал виду:
– Они должны были сидеть в блоке связи, там мы их оставили. Но твоя дочь решила проявить энтузиазм, потому что ее идиот отец относился к ней как к солдату, и вот она решила доказать! Доказать тебе, урод ты тупой, что она взрослая и готова постоять за себя, а значит, может приносить пользу! Все, что она желала, – это утвердиться перед тобой! Вот и проявила инициативу.
Нил освободился от захвата.
– Мы с Лилит пошли вниз, а Нора подстрекнула Максима, ну и они решили, что могут не хуже взрослых. Только когда она украла пистолет, то это существо и вылезло на них, пробравшись снизу через лифт. Мы прибежали и увидели раненую Нору в крови, когда оно начало уже выламывать дверь на выход с базы. Мой сын взял пистолет и убил его! Мой сын из‑за твоей дочери убил человека! Ты слышишь это?! Понимаешь, что я имею в виду? Вы оба вообще осознаете, что пережили дети?
– Что с Норой? – спросил уже заметно строже Холд.
– Она получила покасательные рваные раны на руке и лице. Но ничего страшного, – поспешил он сохранить оттенки здравомыслия Августа. – Я наложил швы, жизненно важные органы не задеты. Шрамы будут, но небольшие, не беспокойся. Потом пластикой легко скроете, словно и не было.
Отойдя Август спрятал лицо в руках, борясь с искренним самоунижением и виной перед его девочкой. Ему поскорее хотелось к ней, но боль внутри от того, как он ее подвел, ставила внушительную преграду, вынуждая чувствовать себя еще и трусом. В итоге он развернулся к Нилу и сквозь влажные глаза и сцепленные челюсти пытался то ли поблагодарить его, то ли… В общем, представить что‑то конкретное в этот момент Августу было тяжело. Такого страха он не испытывал, пожалуй, никогда, что, разумеется, подведет определенные выводы об этом месте. К счастью, Нил понял куда больше, чем тот сам мог осознать, как и сказать.
– Сейчас они спят. Там, в комнате.
Нил указал кивком на угловое помещение, прямо у выхода из блока. Двери и стены были глухими. Пока Август глядел туда, Нил уже протянул ему планшет, где было открыто изображение с микрокамеры, установленной им внутри. Август взял его в руки и не мог оторваться от вида двух мирно спящих на одном диване детей.
– Им нужен отдых, заснули пару часов назад. Совет хочешь? Вспомни и напомни ей, что она еще ребенок. Ей это очень нужно. А тебе поможет в будущем. Поверь, я знаю.
Ох, эти последние слова он крайне показательно направил в критику Холда и лишь после произнесения повернулся к нему, убеждаясь, что смысл дошел до адресата.
– Тащите, кого нашли, а то еще одно вскрытие проводить не хочется.
