Никита Владимирович Чирков
Фелисетт
Мы вместе – это главное
Происходящее выбивается из привычных оттенков «Фелисетта» всеми возможными гранями опознания. Тут и лица впервые с момента прибытия выражают доброе чувство уважения, и голоса приобретают нежные ноты понимания, а действия всецело выдают отсутствие барьеров с незакрытыми конфликтами. Август подошел к Холду, пожал ему руку за выздоровление, а после сразу же представил Нору – уже не как свою дочь, а как его внучку, точнее правнучку, но тут уж всем будет проще сократить количество поколений. Удивленная Нора еще привыкала к тому, что Холд – это ее дед, а следовательно, Нил – какой‑то там родственник. Все пытались понять, кем он приходится, но решили просто посмеяться над этим. А простой глаз подметил бы и усталость героев, и легкую шероховатость между характерами. Только Холд чуть‑чуть отвлекся от невероятного волнения признания себя большим, чем работодатель, особенно в глазах дерзковатой Норы, как заметил между Нилом и Августом некое пространство, выбранное осознанно и не без причины. Хотя ему могло и показаться, решил тот отвадить наклевывающиеся мысли, желая всецело познать этот сладкий момент. Нора стояла на стуле, ранее занятом Нилом, и поглядывала то на отца, то на Холда, потом и на Нила, словно ища некие сравнения. Нил не мог не спросить у нее про швы и боли, но ее ответ был кратким и ясным, что ничего не болит.
– А где Максим? – спросил Нил, оглядевшись.
– Когда я проснулась, он спал крепче некуда, – ответила Нора немного сдержанно Нилу, сразу же решив показать деду свой шрам, на что тот ярко проявил интерес.
Но только Нил сделал пару шагов в сторону той самой угловой комнатки, как в дверях появилась Лилит. Она будто бы сияла, полная уверенности и максимальной осознанности. Взглянув на Холда, потом на Нору, Лилит улыбнулась им и, кратко махнув рукой, произнесла утвердительно:
– Нил, Август, вы мне нужны.
Оба переглянулись и последовали за ней к дверям. А вот самое интересное осталось без их внимания – реакция Холда. А точнее, отсутствие реакции. Сама мысль, что они справятся и без него, даровала такую гордость, что он и не взглянул им вслед, а всецело обратил внимание на Нору, решив рассказать ей про планету Аттон и сам «Фелисетт». Видеть в ее глазах детский азарт от его яркого на детали рассказа – это стоило любых ранений. А пока тут наш старик Холд вкушал совсем уж позабытую значимость, остальные обсуждали именно то, что будет утаено от детей.
Они стояли у входа в медблок. Лилит была уверенна, сильна, казалось, что если и есть тут лидер, то именно она. Нил и Август впервые ощутили себя на одном уровне иерархии – правда, в каждом зародилась разная оценка ее изменений.
– Алекс мертв.
Сложно сказать, что удивило их больше: сама смерть человека в статусе задержанного или же то, с каким поверхностным отношением, причем будто бы бросая этим в них, произнесла Лилит.
– Как это случилось? – Август колебался, все‑таки вроде бы он взял некое лидерство, стал исполняющим обязательства, но тут и Холд пришел в себя, и Лилит выдавала еще тот настрой.
– Сбой в программе. Система старая, что‑то не сработало, мозг и сердце не выдержали. Но он умер в комфорте, если вас это волнует.
– Подожди! – Нил хоть и устал, но хотел иметь общую картину. – А как же тот, кто тут полсотни лет провел? Он же…
– Он был изначально настроен на систему. Нил, мы практически кустарным методом воткнули неподготовленного человека в старую и до конца не изученную симуляцию. Учти, что Алекс пережил падение и его организм был не в лучшем состоянии.
– Он нам может быть полезен? – адресовал Август вопрос Нилу очень многозначительным тоном.
– Предлагаешь его на органы пустить? Серьезно?
– Это всего лишь вопрос.
– Надо будет вам всем лекцию провести… – проворчал Нил под нос, а потом, обратив внимание на Августа и Лилит, произнес твердо и ясно: – Нет, потрошить его я не собираюсь. Это не нужно, пользы не будет. Мы же тут не скатились еще в варварство, так что вот эти мысли больше не произносим, окей?
– Значит, его надо похоронить.
– Лилит, почему это звучит так, словно ты отдаешь нам приказ?
– Август, а ты мне предлагаешь его тащить из подвала на улицу, а потом копать в мерзлой земле яму? Я так и думала. Тут же крематория нет? Нет – значит, все по старинке.
А ведь казалось, что только‑только на «Фелисетте» наступила, может, и временная, но идиллия. Хотя, по сути, временно она и наступила – только вот остров спокойствия и часа не продержался.
– Делать этого мы пока не будем, – серьезно заявил Август, выждал паузу и закончил мысль: – Нужно провести вскрытие, составить отчет о причине смерти, а тебе дать официальные показания, начиная с сути той программы, заканчивая тем, как он умер перед тобой. Что вы так смотрите? Таков закон. Как было сказано ранее, в варварство мы пока не скатились. А еще все это ляжет на меня при первом же отчете перед военными.
– Думаю, это не лучший вариант, – многозначительно, словно со змеиной грацией, произнесла Лилит. – Алекс был подключен к ПО не просто так. Забыли?
– У нас была причина, – начал парировать Нил.
– Оба меня послушайте. У пыток нет даже отягчающей причины. Никто бы не умер, если бы вы не раскололи Алекса. Да, он был виновен, но судить его не нам. Напомню, что я был против и говорил вам про незаконность и аморальность.
– Август! – Лилит подошла, манера ее пропитана теми нотками, за которыми не подразумевается несогласие. – Ты правда считаешь, что сейчас об этом кто‑то вообще подумает? Будто бы прилетят и охоту на ведьм устроят. Да нам все простят, лишь бы мы сотрудничали. Сделанное не было правильным, как и не было неправильным, – оно просто было. Его смерть – это случайность. Либо мы делаем все по уму – составим отчет о вскрытии, пропишем причину и время смерти, а после хороним, оставляя эту историю позади, как и самого Алекса. Либо стремимся к никому не нужной бюрократии и некоей всевышней справедливости, которая ни к чему, кроме как нашему аресту, твоему в том числе, как соучастнику, не приведет. А если начать сейчас искать правосудие, то, значит, и Холда следует арестовать, так как он утаил важные сведения, результатом чего стало падение «Шарлотты» и смерть еще троих человек. И, кстати, не забывай, что наши дети причастны к смерти Пещерного человека.
– Мы его теперь так будем называть? – спросил Август невзначай, не желая далее обсуждать с ней тему смерти Алекса.
– Ну, другого я не придумала.
Нил никогда не видел в ней такой уверенности и силы. Он даже признает наличие некоторого страха перед волей Лилит. Но она была права: тут никто из них не мог толком даже составить парирование, да и сил на это не хотелось тратить – и так уже еле на ногах стоят. Все‑таки и правда, зачем что‑то там выискивать, ради чего? Будто бы проблем мало. Лицо Августа было покрыто перевариваемыми сомнениями, результатом чего стало смиренное согласие с Лилит. А вот Нил изучал лицо своей жены, совершенно не скрывая взгляда вглубь ее мировоззрения, ища там недостающее ему звено для полноценного составления картины новой Лилит.
– Как там Холд? – Лилит решила приземлить тему разговора.
– Жить будет, – кратко бросил Август.
– У вас все хорошо? – спросила Лилит у Нила.
– Более чем. Мы поговорили, многое прояснили. Я рассказал ему, что он не умирает. А, да, вы же не в курсе. В общем, я тогда солгал ему. Это… это было личное, в некотором смысле. Не беспокойтесь, вам лгать не буду.
– Ну и семейка!..
– А, ты все же принял наличие родства?
– Да, Лилит, принял. Нора уже познакомилась с дедушкой. Я, если честно, до сих пор прихожу в себя от всего, что тут произошло.
– Тут ты не один, – поддержал Нил Августа, украдкой глянув на Лилит. – Я так понял, Холд все же не спешит брать обязанности руководителя этого места.
– Я скажу честно, но всего один раз: если уж мне и предстоит дальше быть ИО, то я надеюсь на вашу помощь и вашу поддержку.
– Не беспокойся, – дружески улыбнулась Лилит, – мы тут уже крепче некуда связаны. А за Нору не переживай – не пропадет, можешь на нас положиться. Теперь вы не одни, Август.
– Спасибо, Лилит, это… это непривычно слышать. Но я очень рад.
– У нас все получится, я в этом уверена. – Лилит улыбнулась Августу и Нилу, но второй не среагировал.
– Иди к Алексу, поможешь его вытащить и принести сюда, я сейчас буду.
Август поглядел на Нила, потом на Лилит, сделал верные выводы и, кивнув, пошел в сторону лестницы. Лилит проследила за Августом, Нил же так и взирал на нее пристально. Только Август скрылся за дверью, Лилит обернулась на Нила, а возрастающее напряжение вот‑вот должно было вырваться наружу.
– Лилит?
В глазах ее что‑то блеснуло – вроде бы и теплое, заботливое, но Нил был настроен на совсем иной разговор, так что допускает, что ему попросту показалось.
– Что там произошло?
– Я надеялась, что он образумится. Вдруг сможет быть нам полезным или же попросту сообщит что‑то интересное, чего мы не знаем. Ну и не забывай – он потерял семью. В каком‑то смысле мне хотелось…
– Лилит, я не об этом спросил.
Лицо ее сменилось на более мягкое и понимающее, она подошла ближе и нежно положила руки на его шею, потирая большими пальцами щеки, глядя прямо ему в глаза.
– Нил, я люблю тебя, и я знаю, как много ты сделал и каким трудным было все с момента прилета в это место. Как и знаю – правда, знаю, – что у нас есть проблемы, но решение их не дается за минуту. А то, что происходит в мире, – это заставляет переоценку ценностей чуть поспешить. И сейчас я в том самом состоянии, когда прошлое наконец‑то становится таковым. Мы вместе – это главное. И раз уж мы тут остаемся, то я хочу верить, что и для нас с тобой настало новое время. Потому что я не хочу терять ни тебя, ни Максима. Вы – моя семья, и я сделаю все, чтобы эта семья не развалилась. Но сработает это, только если мы вдвоем хотим этого.
– Я тоже тебя люблю, – с трудом выдавил Нил, осознавая, как боится потерять ее.
Они крепко обнялись, со всей любовью и заботой, стараясь насытиться тем почти забытым чувством теплоты, когда они не чувствуют себя одинокими друг с другом. Кое‑что все же Нил прятал от нее, как и от себя, а именно – влияние правды. Она солгала ему, он это знает, как и знает причину смерти Алекса. Откуда? А вот тут все на самом деле проще ожидаемого: Нил сделал то, что никому не известно, да и он сам успел позабыть про это на некоторое время. После того как они с Лилит нашли спрятанную комнату, наш доктор решил поставить там камеру видеонаблюдения – на всякий случай, как сделал пару раз ранее. Но, как мы помним, вскоре после этого дети куда больше преуспели в охоте на монстра, что сразу же переключило все внимание родителей. А запись‑то шла, причем со звуком. Ну а перед тем, как Нил отправился к Холду, он ошибочно предположил, что Лилит пошла к детям. Не сложно понять, какое разочарование его ждало, когда она оказалась не там, а у Алекса. Тут важно уточнить, что видел он лишь часть того злополучного диалога, размышление в отношении которого зародило семена, чей рост произойдет уже в кратчайшие сроки, причем не без помощи Лилит.
А окончательное усвоение случится уже после изучения всей видеохроники – правда, безболезненно такое не произойдет. Сначала разговор его жены с чужим и неизвестным человеком будет ломать Нила инструментом предательства! Сделав это, она, можно сказать, вычеркнула его из доверенного круга, откинув в сторону тех чужих людей, чьим глазам и ушам не должно знать содержимое ее мыслей и чувств! Но самое страшное – то, что ее честность и финальное преступление в адрес Алекса повлияли на Нила и другим способом: примером того, на что она готова ради любви и сохранения будущего. Что уже значительно больше, чем был готов сделать Холд в свое время, сокрушался Нил. Лилит сама, без него, что опять же идет в укор Нилу, совершила то, о чем он даже думать и не стал бы, не то что делать… А он – что он сделал? Совершенно недостаточно. Он должен был – обязан! – сделать так, чтобы ей и не пришлось проходить через подобное, как муж и отец, как тот, кто честно любил и будет любить ее и заботиться о ней! Страшная, очень страшная боль поглощала его целиком, почти разбив его сердце вдребезги, тем самым еще и напомнив о той забытой любви между ними, давно утерянной в рутине, под завалом бытовых проблем. Но дело было не только в вопросе романтики, которую по‑хорошему стоит отложить, пока это свойство не превратилось в медленно действующий яд. Тут все куда тоньше и выходит за рамки строгой драмы мужа и жены. Каким‑то невероятным стечением обстоятельств деяние Лилит непроизвольно ложилось на полное прояснение и закрепление естества Холда, благодаря чему у Нила было полное видение всех судьбоносных ошибок отца.
И вскоре после просмотра записи и принятия новых ориентиров он окончательно растопит все сомнения в решении уничтожить компромат – не только потому, что это правильно, а еще и из‑за стыда. Она будто бы изменила ему, но ему хочется закрыть на это глаза и жить дальше, а без доказательств этого и вовсе, считай, не было. Накручивать дальше слои обвинений в огонь конфликта он не хочет – слишком устал и вымотался от этого, а на фоне великой трагедии жертва ради сохранения семьи не такая уж и большая.
А дальше? Дальше он будет отличным мужем и отцом ради отличной семьи. И вот полный упрямства Нил готов сделать все, лишь бы не повторить судьбу отца, который думал о себе больше, чем о Софии, маме Нила. Она страдала от этого, а семья была развалена, извращена, и сыну приходилось делать все, лишь бы мама была счастлива. К сожалению, ему так никто и не сказал, что София была плохой мамой, той самой королевой драмы, чьи поведение и характер делали сына виновным, а он, желающий добра и любви, реагировал самым разрушительным для себя методом.
И вот все повторяется. Нил будет думать о жене и сыне больше, чем о себе и своих чувствах, страхах и прочем, что ранее почти оттолкнуло Лилит от него. Он научится – просто должен научиться на ошибках, сделать выводы и, если надо, рискнуть всем, но стать лучше, чем те, кем ранее были он и его отец. Иначе… Иначе грош ему цена, и, следовательно, трагичное одиночество и самобичевание будут заслуженным наказанием, страх перед чем дает ему безграничные силы. Такова роль Нила, другой он и не знает.
Но сейчас, на пути к той вышеупомянутой боли и переменам в его ориентирах, Нил оставил Лилит, взглянув глазами живой надежды, что заслужит ее любовь снова.
Нам всем надо взрослеть
Лилит с особой улыбкой взглянула на Холда и Нору, которые все так же были в дальней палате, что‑то очень активно обсуждая. Даже не верится, что она видит их в такой добродушной обстановке, да и сам Холд ей более не кажется тем черствым стариком, ворчание которого считалось уже чем‑то естественным. Но пришла она не к ним, а к своему сыну – и, не попавшись на глаза Холду или Норе, Лилит аккуратно вошла в комнатку. Максим лежал на животе, раскинув хаотично ноги и руки, он выглядел будто бы и не тронутым событиями ребенком, чьи сны куда лучше реальности. Максим всегда спал крепко – фиг растолкаешь, при этом был любителем ворочаться и даже иногда лунатить. Видеть его таким здесь и сейчас – это бальзам на душу, настоящее сокровище всей ее жизни. Наверное, если бы он не решился вдруг сам проснуться, то Лилит так и сидела бы на одном месте, дожидаясь его естественного пробуждения.
– Ну, как спалось? – добро и очень заботливо обратилась она к Максиму, сев на кровать у его ног.
– Отлично.
– Кошмаров не было?
– Не‑а. – Максим лениво потирал глаза, после чего отекшее лицо уставилось на маму. – А где Нора?
– Она с дедушкой Холдом.
– Она в порядке?
– Да, она жива и здорова – и все благодаря тебе, юный искатель приключений. Тебя бы отругать за вылазку и вашу с Норой авантюру…
– Так вы с папой уже отчитали нас, забыла?
– Все я помню! Да вот только думаю, что, может, еще разок тебе напомнить, а потом и еще, что брать чужое неправильно, а детям оружие вообще‑то запрещено.
– Да ладно, мам, я уже все понял. Да и где мне еще взять пистолет, кроме как здесь? Вернемся домой – и там все, вновь школа и скукота.
– Во‑первых, молодой мой любимый человек, в любом случае нельзя, даже выкинь эту мысль, пока тебя не обучат управляться с ним и пока не разрешат, причем кто‑то из взрослых, а именно я или твой отец. Официально не разрешат.
– Ну мам!..
– Давай вот не мамкай, а слушай. Потому что будет «во‑вторых», и тебе оно, наверное, даже понравится. На какое‑то время мы остаемся здесь, на этой базе, на этой планете.
Впервые с момента пробуждения Максим нахмурился и прилично более обычного вник в услышанное. Удивленный взгляд вцепился в Лилит, на что та чуть сбавила обороты и принялась готовиться к тому самому, очень важному разговору с сыном, избегать которого ранее у нее получалось слишком долго. Лилит пригладила рукой волосы Максима, поправила толстовку, осмотрела его руки – в общем и целом потакала волнению. Но она взяла себя в руки, встала с кровати, поставила стул и села ровно напротив Максима. Градус серьезности возрос со всех углов.
– Я буду говорить с тобой прямо, по‑взрослому и серьезно. – Максим хмурил лоб, Лилит же аккуратно подбирала слова: – Ты наверняка заметил, как за последние несколько месяцев я отстранилась от тебя. Это было неправильно с моей стороны, так не должно быть между мамой и сыном, и отныне я такого себе не позволю. Я не горжусь этим, даже порицаю себя за такое проявление слабости. Но была причина, почему я так поступила, пусть и не должна была. Заключается она в том, что у тебя могла быть сестра.
Лицо Максима в этот момент выразило то самое детское непонимание отношения к услышанному.
– Я была беременна. К сожалению, так случается, что… организм штука сложная, бывает, что просто не получается – и все. В этом никто не виноват, но подобное очень тяжело воспринимать родителям.
– Ты не сможешь иметь детей? – очень уж интуитивно спросил Максим, все еще осваивая услышанное.
– Это не совсем так работает. Но я не заболела или что‑то такое, просто произошло… то, что произошло. Физически я здорова, но в таких моментах работает психологический фактор. И мне это очень трудно далось пережить, поэтому я отстранилась, поэтому чуть не потеряла тебя. А главное – я говорю это тебе, потому что, во‑первых, хочу, чтобы ты знал, что между нами более не будет секретов или недосказанности, я хочу быть честной с тобой, как и ты можешь быть честным со мной. Есть причина – есть следствие. Это важно знать, и пусть это будет примером и уроком. Во‑вторых, что куда более важно: Максим, мы пока никуда не улетаем. Так случилось, что нам придется остаться на «Фелисетте», потому что нужно помочь научной группе создать лекарство от одной болезни. Она очень и очень опасна, но про это куда лучше потом расскажет дедушка. Мы должны будем тут жить некоторое время, а значит, это место будет нашим домом, который надо будет обустроить и охранять. Впереди нас всех ждет очень и очень много работы, и я прошу тебя отнестись к этому серьезно. Мы все тут – одна большая семья и должны не просто доверять друг другу, но и поддерживать и помогать, а еще выполнять обещания и приказы. Вот в этом я искренне надеюсь на тебя, что ты оставишь свои игры, баловство и развлечение. Очень не хочется отнимать у тебя беззаботное детство – правда, не хочется, но по‑другому никак. Так сложилось, что надо взрослеть, брать и нести ответственность. Ты мужчина, как и твой отец, а значит, на тебе роль защитника. Я очень рассчитываю на твое благоразумие, потому что ты самый лучший и умный мальчик из всех. Но нужно свой пыл умерить и взяться за ум.
– Так будет теперь всегда? – Поток информации удалось не растерять с трудом, но Максим схватывал прилично быстрее ожидаемого.
– Я скажу тебе правду – я не знаю. Возможно, уже через пару дней все вернется обратно, но почему‑то мне кажется, что нет. Будем надеяться на лучшее.
Ребенку и так трудно адаптироваться к новым местам и людям, а тут Максиму заменили все привычное на непривычное. И вдобавок навесили пока ему непонятной ответственности, что, несомненно, запустило отторжение этого места. Весь мир преобразился для него в нечто чужеродное, спровоцировав желание покинуть «Фелисетт». Но все же метаморфозы в голове юного Максима менялись с завидной скоростью – и вот неожиданный гнев уступил место юному отчаянию, невинному и наивному. Он зажался, окруженный натиском всего непривычного, и сквозь зубы, с влажными глазами чуть ли не простонал:
– А почему я просто не могу быть твоим сыном, как раньше?
Ей самой неприятно ему все это говорить, но эту горечь необходимо проглотить, что она и делает. Лилит быстро села рядом с Максимом и крепко‑крепко обняла его обеими руками.
– Ты всегда был и будешь моим сыном, а я твоей мамой. Это никогда и никто не изменит. Ты мой маленький защитник, убил Пещерного человека, сам, я тобой очень за это горжусь. Уверена, ты будешь и дальше защищать меня, как настоящий мужчина.
– Конечно, буду, мам, как же я тебя не защищу! Я же люблю тебя.
– И я тебя люблю. Но сейчас наступают трудности, которые нам надо пережить вместе. Нужно взрослеть, сынок. Нам всем надо взрослеть.
– А как же школа, друзья?
– Школу мы тут организуем, а с друзьями пока не получится поговорить. У нас у всех пока много ограничений. Но, кстати, – чуть бодрее начала Лилит, взглянув на сына, вытирая его лицо от редких слез, – а ты ведь не знаешь, что Нора – это твоя сестра! Да, так и есть, чистая правда. Хотя технически она, наверное, твоя племянница… в общем, все это сложная история, но она наша семья, как и мы ее.
– Я даже не знаю, что сказать.
– Понимаю. Я тебя прекрасно понимаю.
Поначалу для Лилит это был труднейший разговор, но завершилось все невероятной легкостью и теплотой. А вот для Максима, наоборот, все вроде бы начиналось обычно, а он, как известно, не раз получал нагоняй и вообще парень дерзковатый, а закончилось многим тем, что только предстоит осмыслить. Но главное – они были вместе, как раз так, как Лилит хотела начать этот новый день. Ей не хватает Нила рядом, но факт того, что он занят обустройством безопасности их пребывания путем закрывания вопросов вчерашнего дня, греет ее мысли. Весь тот период депрессии и болезненного мучения из‑за потери ребенка уже кажется таким далеким, что она даже усмехается от собственной глупости, не дающей разобраться с этим горем прилично ранее, дабы вот этот нынешний момент наступил раньше. Но, с другой стороны, не все ли уже равно? Она смотрит на сына и видит в нем свое будущее, вполне даже допуская, что хочет еще одного ребенка, но все‑таки попозже. Главное – это ценность момента, ценность жизни, которую она ощутила благодаря жертве Алекса, ставшего для нее примером в вопросе отношения к семье.
– Пойдем, там дедушка Холд проснулся. Он будет рад с тобой увидеться.
Максим улыбнулся, но, прежде чем они вышли, он посмотрел на маму снизу вверх и сказал так эмоционально и открыто, что Лилит аж дар речи потеряла:
– Я очень тебя люблю, мама. И я обещаю, что не подведу ни тебя, ни папу.
Она присела и крепко его обняла, потом взглянула на его еще детское лицо, улыбнулась, чмокнула в щеку.
– Кстати, маленький мой мужчина, у меня есть для тебя подарок! – Лилит достала из кармана то самое кольцо, которое нашла в криокамере. – Держи, это твой сувенир с «Фелисетта».
– Круто! А чье оно?
– Это кольцо принадлежит тому человеку, в которого ты стрелял.
Максим замер, держа кольцо обеими руками перед глазами, посмотрел на маму, потом вновь на подарок – и сказал Лилит куда более взрослым тоном, нежели она ожидала:
– В этом есть какой‑то урок или символизм, который я не вижу?
– Считай, все сразу. С одной стороны, ты сделал смелый поступок, с другой – это был человек. Он оказался тут явно не просто так, у него была своя история, частью которой мы стали. На самом деле он не хотел зла, его действия – это страх, а когда мы боимся, то часто поступаем глупо. И я хочу, чтобы ты помнил его, потому что вряд ли остались люди, которые вообще знали о нем.
– А как он таким стал? Мы тоже можем…
– Нет! – Лилит приблизилась и пристально посмотрела в его заинтригованный взгляд. – Такого ни с кем из нас не будет. То, что случилось с ним, – это единичный случай. Кольцо было важным ему, потому он его и сохранил. Сохрани и ты, как память о нем, о человеке, который против своей воли стал монстром. И да, я сказала, что ты таким не станешь, но монстр – это очень расплывчатое определение. Много людей, которые выглядят как ты и я, на самом деле монстры, чья злость заставляет их совершать страшные поступки. Зачастую о таком потом жалеют, а ущерб оказывается непоправимым. Так вот, пусть это будет тебе уроком, потому что впереди нас ждут трудные времена, и мы должны и обязаны, ради других людей, тех, кого мы любим, сохранить лучшее в себе, чтобы не только не навредить им, но и защитить от монстров.
