Наталья Тюнина
Крыжовенное варенье
Глава 7. Чёрная речка
«Мужская честь далеко не всегда может
привести женщину в восторг».
(Дж. Лондон «Сердца трёх»)
Проведя осень в Эуштинских Юртах, в доме покойной Зульфии Халиловны, который теперь стал его собственным, Александр чувствовал глубокое удовлетворение. Одиночество подействовало на него благотворно: всего за два с небольшим месяца он написал несколько повестей, пару сказок, три десятка стихотворений. Закончил – наконец-то! – «Онегина» и начал новую большую поэму про Ермака. Поэтому, когда в размеренную тихую жизнь бесцеремонно вторгся Асташев с письмом от губернатора, Саша даже не очень сильно расстроился. Ковалевский хотел денег на устройство библиотеки, это понятно. Пушкин ещё не был столь богат, чтобы жертвовать на благотворительность. А может, и был – в последние месяцы делами золотопромышленной компании занимался Гончаров на том берегу Томи, так что прибылей за этот сезон добычи Саша ещё не видел. Река встала совсем недавно, и Асташев первым успел переправиться по новому льду. Иван привёз приглашение от губернатора, лично в руки Александру Сергеевичу. Саша аж присвистнул от удивления, когда прочёл послание – столь уважительным тоном оно было написано.
– Вы у нас вместо свадебного генерала будете, как я понял, – пояснил Асташев, испортив всё впечатление.
И теперь, в своём лучшем фраке, Пушкин стоял на ступенях Магистрата. За окнами бушевала метель, поспешно покрывая снегом застывшие грязевые колеи, а здесь, в передней залы для заседаний, снова переделанной в бальную, было тепло и светло. Помедлив, Саша прошёл внутрь. Ковалевский стоял у входа, увлечённо беседуя с каким-то тучным бородатым мужчиной. Пушкин мысленно одел гостя в кафтан пятнадцатого века, расшитый золотом, вместо зелёного сюртука и посмеялся про себя над таким колоритным купцом из сказки. Мимо хозяина приёма Александру удалось прошмыгнуть незаметно, и он влился в публику, высматривая приятелей. Вот как раз мелькнула знакомая спина. Пушкин потянул Попова за рукав.
– Здравствуй, Федот Иванович! Ужасно рад тебя видеть! Даже не заезжал ко мне всю осень, занят был на приисках?
Попов обернулся и расплылся в улыбке.
– Пушкин! – он кинулся обниматься. – Уважал твоё одиночество, потому и не приезжал. Ты ж сам просил оставить тебя в покое! – Федот отстранился и осмотрел Сашу со всех сторон. – Выглядишь отлично!
– Как Митя? Здесь он?
– Должен быть здесь. Он нынче обласкан женским вниманием, цветёт и пахнет.
– Да ну? – с плохо скрытой завистью переспросил Саша. После замужества Танзили он вёл монашеский образ жизни, что, несомненно, пошло на пользу творчеству, но не душевному спокойствию поэта. – Лиза приехала?
– Не только, мой друг, не только, – хитро прищурившись и явно посмеиваясь про себя, ответил Попов. – Вот и Ванечка навострил уши, как и ты сейчас. О, да вон они, пойдём, познакомлю!
Заинтригованный, Пушкин посмотрел в ту сторону, куда указывал Федот. Дмитрий стоял на другом конце залы в окружении двух дам, в одной из которых Саша узнал Лизу Соколовскую, и улыбался немного растерянно. Александр поймал его взгляд и помахал рукой. Лиза тоже заметила Пушкина и подняла ладонь в приветствии, позволяя разглядеть блеснувшее кольцо на безымянном пальце. Незнакомая особа вцепилась в Митин локоть и смотрела прямо на них с Федотом, отчаянно щурясь.
– Неужели Гончаров уже женился? – возмутился Александр.
– Нет, только помолвлен, – успокоил его Попов. – Ещё погуляем на свадьбе, не волнуйся.
Они наконец пересекли залу.
– Здравствуйте, здравствуйте! – вскричал Дмитрий, как только они подошли поближе.
– И вам не хворать, – пошутил Пушкин. – Прекрасный вечер, сударыни, Лизавета Игнатьевна… – он с намёком выдержал паузу, переведя взгляд на вторую даму. Девушке было едва ли восемнадцать. Похожая на невесомого ангела в белом платье, она смущённо взмахнула кружевным веером и спряталась за ним, лишь глаза цвета крепкого травяного чая сверкали. И тут только Саша сообразил, где он видел такие же миндалевидные глаза, и понял, кто перед ним, за миг до того, как Дмитрий произнёс:
– Позволь представить тебе мою сестру Натали! Наташа, это мой друг, Александр Пушкин.
Девушка опустила веер и протянула тонкие пальцы. Они были прохладными, и Саша с трудом подавил желание приникнуть к ним не только губами, но и разгорячённым лбом. Голова его закружилась.
Тем временем Митя представил Лизу Федоту Ивановичу. Пушкин поцеловал руку и ей, хотя в гостиной Соколовских они всегда ограничивались словесным приветствием, но бальный этикет обязывал быть любезным.
– Какое красивое кольцо, Лизавета Игнатьевна! Откуда оно у вас?
Теперь была очередь Лизы смущаться и краснеть. Видимо, помолвка состоялась совсем недавно.
– Я не успел вам сказать, простите. Лиза теперь моя невеста! – пояснил Гончаров, светясь от счастья и гордости.
– Ну, поздравляю! – Пушкин обнял обоих сразу, зацепив случайно рукою плечо Натали. Девушка отпрянула, как породистая лошадь, только что не фыркнула на него. Саша погрустнел. Он не считал себя достаточно привлекательным, чтобы заинтересовать столь красивую молодую особу, а слова на ум не шли. Казалось, за время уединения он разучился складно говорить. Но попробовать стоило.
– Спасибо за поздравление! – сердечно поблагодарил Дмитрий, а Лиза сделала книксен. – Я так рад, что ты выбрался в город! Наша свадьба будет в конце зимы, мы тебя, конечно же, приглашаем, будешь моим шафером.
Пушкин в красках представил, как он из последних сил держит венец над головой Гончарова. Может, сразу на скамеечку встать? Он улыбнулся, решив, что выскажет это предложение Дмитрию позже, без дам. Саша снова покосился на Митину сестру. Боже, до чего хороша! Похожа на Мадонну, как её изображал Рафаэль. Сама скромность: стоит в сторонке, смотрит в пол, на бледных щеках – лёгкий румянец. Кожа бархатная даже на вид, как у младенца. Да она и есть младенец, так невинна и юна! Пушкин почувствовал себя прожжённым циничным стариком рядом с такой жемчужиной. И пока он боролся с невесть откуда взявшейся робостью, смешной у мужчины его возраста, заговорил Попов. Александр чуть не подпрыгнул от возмущения.
– Наталья Николаевна, как вам понравился Томск? Если у Мити нет времени, – Федот с усмешкой кивнул на Лизу, – я с удовольствием сам покажу вам местные достопримечательности.
У Пушкина аж сердце зашлось. Он не дыша ожидал ответа девушки.
– Благодарю вас, Федот Иванович, я непременно обращусь к вам за помощью, если она потребуется. – Натали говорила свободно, без жеманства. Она даже улыбнулась Попову! – Александр Сергеевич, я так рада знакомству с вами, – продолжала Наталья, не переменив тона. – Мой брат очень ценит вас как друга, а я доселе знала вас лишь как прекрасного поэта, чьи стихи мы с сёстрами учили наизусть. Надеюсь, что вы не откажете в любезности посетить наш дом?
Саша на миг потерял дар речи, но тут же нашёлся.
– Мне наше знакомство не менее приятно, я так же был наслышан о вас от Дмитрия – естественно, только хорошее, но реальность оказалась гораздо прекраснее любых рассказов. Ваш брат должен быть счастлив иметь такую сестру! И я, безусловно, стану бывать у вас иногда, ежели не надоем и вы сами меня не выгоните, благодарю сердечно за приглашение.
Митя рассмеялся, глядя на их расшаркивания.
– Я так отвык от светского этикета, вы не представляете, – искренне сказал он. – Но, кстати же, Пушкин, ты говорил с губернатором? Он, кажется, хотел, чтобы ты сказал какую-нибудь речь о важности литературы и библиотек.
Александр закатил глаза.
– Мне посчастливилось миновать его, но, пожалуй, придётся вас покинуть и пойти таки поприветствовать хозяина, чтобы не выглядеть последним хамом. Простите, – он кинул долгий взгляд на Натали и повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть приближающегося к ним Ковалевского.
Пушкину не удалось избежать торжественной речи, а также стихотворения экспромтом, чтобы угодить губернатору. Зато, помимо аплодисментов толпы, он удостоился пламенного взгляда от девицы Гончаровой и ответил ей личным поклоном. Возвращаясь к друзьям, Саша поймал себя на мысли, что именно таких взглядов не хватает ему для вдохновения. Вот бы иметь запас дома и пользоваться по необходимости! Он не удержался от вздоха при виде Дмитрия и Лизы, прильнувшей к нему. По пути Пушкина снова задержал Ковалевский, высказавший ему благодарность и надежду на милость властей в связи с участием в общественно значимых проектах.
– Я обязательно напишу для вас рекомендации в столицу, – заверил он. – Возможно, удастся взять ваши книги в фонд новой библиотеки.
Александр рассыпался в изъявлениях признательности. В превосходном настроении он повернулся к Гончаровым. Оркестр уже заиграл мазурку, и Пушкин не увидел Наталью Николаевну возле брата. Он заозирался и тут же понял, кто его опередил. В танце с Натали кружился Асташев. Саша замер, следя за ними взглядом. Иван Дмитриевич двигался уверенно, даже красиво, и Пушкин почувствовал, как внутри него зарождается неприязнь к этому франту. Наталья Николаевна танцевала легко, невесомо, будто парила над паркетом. Александр не мог оторваться, любуясь. Вдруг кто-то прикоснулся к его плечу.
– Что, хороша же сестра нашего Мити? – Попов подошёл незаметно, Саша аж вздрогнул.
– А ты, Федот Иванович, не танцуешь? – хрипло сказал Пушкин, не отвечая.
– Куда мне, – хмыкнул Попов. – Вы молодые, вам сообразнее.
– А почему ты не женился? – вдруг заинтересовался Александр и повернулся к приятелю.
– Всё недосуг, всё при деле. То на заводе, то на прииске, то в поисковой экспедиции. Да и за столько лет привык я один.
– И дамы не волнуют твоё сердце? – с иронией спросил Пушкин.
– Ну почему же? Что ж я, не мужчина, что ли? В юности мечтал, бывало, чтоб и красавица, и умница, и чтоб помощницей была в делах… Да нет таких, не уживается это всё в одном теле… А что, Саша, давай мальчишник Мите устроим? Лизавета Игнатьевна умница, безусловно, но давай мы ему настоящих красавиц покажем? А то так и помрёт, не познавши, он же такой честный!
Пушкин, не удержавшись, расхохотался. В приподнятом настроении они присоединились к жениху и невесте. Вскоре подошёл и Асташев, ведя за руку Наталью Николаевну. Подойдя к брату, она высвободила ладонь и сделала реверанс Ивану Дмитриевичу.
– Это я вас должен благодарить за танец, – возразил Асташев с поклоном. – Я восхищён вашей грацией и изяществом.
Натали прикрыла лицо веером и не ответила.
– Александр Сергеевич! Добрый вечер! Очень рад! – повернулся к Пушкину Иван Дмитриевич. – Вы отлично выступили с речью, Евграф Петрович будет доволен. Надеюсь, вы больше не покинете наше общество так надолго? Мы можем собираться, как прежде у Соколовских, у Веры Игнатьевны или у Гончаровых, если Наталья Николаевна будет так любезна нас принимать, – он весь сочился мёдом, и сладкая улыбка его, обращённая к Митиной сестре, вызвала у Александра отвращение. Впрочем, Натали сделала вид, что ничего не услышала, и промолчала. Оркестр играл довольно громко для такой небольшой залы.
Благотворительный бал, очевидно, не планировался надолго, так как был лишь поводом для сбора денег, да и танцевали немногие. Поэтому, когда раздались звуки котильона, стало понятно, что этот танец – последний. Лиза и Митя тут же, взявшись за руки, двинулись в центр залы и влились в общий круг. Федот ощутимо толкнул Сашу в бок. Пушкин и сам понял, что сейчас важно опередить Асташева, который уже открыл было рот.
– Наталья Николаевна, – шагнул Александр к ней, отстраняя соперника, – позвольте мне иметь честь пригласить вас…
Натали улыбнулась ему и подала руку.
Через два дня Пушкин сидел на дружеском обеде у Гончаровых. Уже начался пост, и новая кухарка, которую привезла из Москвы Наталья Николаевна, накрыла прекрасный стол исключительно из подходящих случаю блюд. Митя ел и нахваливал, подкладывая Лизе лучшие лакомства. У Александра, напротив, не было аппетита. Две ночи подряд он почти не спал – писал стихи в угоду внезапно нахлынувшему вдохновению. Вышедшего из-под пера вполне хватило бы на небольшую книжку – для любителей слезливой романтической лирики. Но легче Пушкину не стало. К исходу второй ночи Саша вдруг осознал очевидное – влюбился. Безнадёжно, словно монах в лик иконы. В третью ночь он пил. В одиночестве, будто запойный пьяница. Поэтому сейчас у него болела голова и ломило тело, как от начинающейся простуды.
– Александр Сергеевич, а вы нам почитаете сегодня? – улыбаясь через стол, спросила Лиза и, не дожидаясь ответа, сказала Наталье Николаевне: – Знаете, когда здесь жили мои родители, мы с сёстрами часто имели удовольствие наслаждаться чудесными стихами из уст автора! Вы же дописали «Евгения Онегина»? – вновь обратилась она к Пушкину. – Они поженились с Татьяной?
– Я вам расскажу это в другой раз, – скривился Саша, не желая разочаровывать девушку. – Но, да, дописал.
– А вы можете послать этот чудесный роман отцу? Он так ждёт окончания! Я могу переписать красивым почерком, если вы позволите, – щёки Лизы порозовели.
– У Лизаветы Игнатьевны самый аккуратный почерк, который я видел, – подтвердил Митя, глядя на невесту влюблёнными глазами.
– Буду премного благодарен, – не слишком охотно ответил Пушкин. Ему было стыдно признаться даже самому себе, что счастье друга может так сильно раздражать.
К чаю подали несколько видов варенья и вазу с рассыпчатым печеньем. Наталья Николаевна вышла в кухню и, вернувшись с чем-то, завёрнутым в серую бумагу, подошла к Пушкину. Саша поднял на неё взгляд, надеясь, что пылающий в груди огонь не вырвется наружу. Но девушка, казалось, ничего не замечала.
– Вы любите варенье? – спросила она весело.
– Да, – ответил Пушкин, не понимая, в чём тут дело.
– А какое больше всего?
– Крыжовенное, – сказал он, глядя прямо в глаза Натали. В слабом свете свечей они казались цвета переспелых ягод крыжовника.
– Тогда у меня есть для вас сувенир из нашего Полотняного Завода, – немного смущаясь, сказала девушка и протянула свёрток. Внутри оказалась баночка с тем самым вареньем. – Вы можете попробовать его прямо сейчас, – она указала на вазочки на столе, – а это забрать с собой. Чтобы вам и без нас было не скучно, – улыбнулась Натали.
Саша с благодарностью прижал к себе свёрток.
– Это прекрасно! – искренне воскликнул он. – Но всё-таки я предпочту ваше общество.
После чая Лиза при поддержке Мити всё же уговорила Пушкина почитать стихи. Никаких рукописей с собой у Александра не было, а в голове звучали только свежие строки – про восхищение Мадонной. Вцепившись в волнении в свою шевелюру на затылке и спрятав глаза за локтем, как мальчишка, он прочёл наизусть новый сонет. Несколько мгновений стояла тишина. Саша отвёл руку от лица и встретил кроткий ангельский взор той, что и не догадывалась о предмете посвящения. Лиза захлопала в ладоши.
– Как это красиво! – воскликнула она. – Не замечала за вами раньше такого увлечения иконописью.
– Да, кажется, я уверовал, – не в силах отвести взгляд от Натальи, ответил Пушкин.
– Это хорошо, ведь вам придётся присутствовать на нашем венчании, – практично заметила Лиза.
– Как вы думаете, каждый человек достоин счастья? Бог ко всем милостив? – спросил её Александр. Но ответила Натали, наверное, потому, что Саша по-прежнему, отринув приличия, смотрел в её глаза.
– Ко всем, кто верит в его милость. Неужели вы считаете себя недостойным?
Пушкин развёл руками, имея в виду темноту и холод за замёрзшими стёклами, Сибирь и весь этот бренный мир.
Гончаров, явно не желающий поддерживать этот навевающий грусть разговор, перебил сестру, уже открывшую рот для проповеди:
– Таша, принеси нам лучше шахматы. А хочешь, сама сперва сыграй с Александром, а я потом.
– Наталья Николаевна, вы играете в шахматы? – изумился Пушкин.
– Разумеется, а что тут такого? – скромно улыбнулась Натали. – Даже Таня и Параша, мои девушки, освоили эту науку за пару недель. Я привезла доску и фигуры.
Лиза сделала большие глаза:
– А вы знаете, что в Сибири шахматы запрещены? Как и карты, и любые другие азартные игры.
– Да ты просто не умеешь, – поддразнил её Митя.
– Ой, Лиза, я вас научу, – воскликнула Наташа. – У меня и учебник есть.
Первую партию с Натали Пушкин проиграл, не успев моргнуть глазом. Гончаров смеялся над его недоумением, а потом сам получил мат от Саши, потому что во время игры больше смотрел не на доску, а на свою невесту, шепчущуюся о чём-то с Ташей.
После игры Александр засобирался домой. Митя, накинув тулуп, вышел проводить его во двор.
– Сестра твоя, кажется, нашла общий язык с Лизой, – сказал Пушкин, седлая Батыра.
– Да, – радостно ответил Дмитрий, – они оказались похожи, я недавно это понял. Только Таша… Сложнее. У неё много своих мыслей по разным вопросам, не как у большинства девиц её возраста. Как она тебе показалась, кстати?
– Приятная девушка, – осторожно произнёс Саша. – Совсем неискушённая в светских делах. Я бы на твоём месте смотрел в оба, мало ли вокруг вертится… подлецов. Ты ей теперь за отца.
– Ты прав, – вздохнул Митя. – Но мы почти нигде не бываем, только среди своих.
– И среди своих может затесаться волк в овечьей шкуре, – туманно предостерёг Пушкин и легко вспрыгнул в седло.
В последующие несколько недель Александр ещё не единожды бывал у Гончаровых, почти всякий раз заставая там и Лизу Соколовскую. Наталья Николаевна была с ним очень мила и приветлива, но не более. Саша старался держать себя в рамках приличия, хотя изнутри его сжигала страсть. Он пил чай, читал стихи из поэм, играл в шахматы, но не решался признаться Наташе в своих чувствах. С Митей Пушкин тоже не откровенничал, мрачнея с каждым днём.
На Рождество, разумеется, Гончаровы вновь ждали его у себя. Пушкин приехал поздно – снегу ночью насыпало по пояс, верхом было не проехать. Пришлось идти к соседям, Сулеймановым, просить сани и выносливую лошадку в упряжь.
Передняя была завалена шубами. Александр вошёл в гостиную. За чайным столом, помимо привычной компании, сидели Зеленцовы – Вера и Семён Григорьевич, Федот Попов и Иван Асташев. Комната, обычно кажущаяся большой, стала тесной. Наталья Николаевна ютилась на краешке дивана возле Асташева, отодвинувшись от него к самому подлокотнику. Справа от неё на стуле сидела Лиза. Саша, поздоровавшись со всеми, тоже взял стул и поставил его между Митей и Федотом, на противоположной стороне стола. Разговор крутился вокруг грядущей свадьбы. Вера как раз накануне получила письмо от родителей и спешила поделиться новостями.
– Выедут на почтовых первого февраля, втроём с Ольгой, Соню оставят с бабушкой. Недели через две будут здесь. Правда, надолго не задержатся – отец очень занят на службе.
Лиза, наклонившись, что-то шепнула Наташе. Та посмотрела на Пушкина в упор. Саше захотелось провалиться сквозь землю под её взглядом. Ох, Лиза, какие тайны сестры ты сейчас выдала? Александр и думать не хотел о приезде Ольги. Он искренне надеялся, что та, не написав ему ни одного письма за этот год, не строит никаких планов на возобновление отношений.
Федот откровенно скучал. Сперва он пытался завязать разговор о делах с Семёном Григорьевичем, но тот отвечал вяло, намекнув, что в праздник намерен отдыхать, а если Федоту Ивановичу что-то от него надо, пусть найдёт его в губернском управлении. Впрочем, Зеленцовы посидели недолго. Сославшись на необходимость сделать ещё несколько визитов, они уехали вдвоём.
Асташев остался. Он по-хозяйски расположился на диване и, когда Дмитрий вышел проводить гостей, обратился к его сестре вполголоса:
– Наталья Николаевна, вам сказочно идёт такой розовый цвет. В этой гостиной он выглядит даже лучше, чем тот лиловый туалет, в котором вы принимали меня в прошлый раз.
Натали не нашлась, что ответить, зато нашёлся Пушкин:
– Ах, Иван, вы, оказывается, специалист по женскому платью? И как часто вы оцениваете туалеты здешних дам?
– Любезный Иван Дмитриевич бывает здесь каждую неделю, – пояснила Лиза, с беспокойством переводя взгляд с одного на другого.
– Просто удивительно, что мы не повстречались раньше! – воскликнул Александр.
– Это действительно любопытно, – не пожелал сдавать свои позиции Асташев, – поскольку я тоже не знал о ваших визитах в этот гостеприимный дом.
– Кажется, один я бываю у Мити лишь по делам, – нарочито огорчился Попов.
– Что? – Гончаров вошёл в комнату. – Федот Иванович, вы также можете заезжать к нам на чай, когда вам будет угодно.
– Премного благодарен за приглашение, – искренне сказал Федот. – Но сейчас позвольте мне украсть нашего друга Сашу для беседы, так сказать, тет-а-тет.
Пушкин от неожиданности чуть не свалился со стула, на котором раскачивался, изображая невозмутимость.
– Вы всё о делах? – с укором сказал Митя. – Можете пройти в мой кабинет, – он махнул рукой в нужном направлении и подсел поближе к Лизе.
Александр с досадой последовал за Поповым, поминутно оглядываясь. Федот плотно закрыл за ними дверь.
– Присядь, Саша.
– В чём дело? – возмутился Пушкин, прислонившись к двери, готовый в первый же подходящий момент вернуться в гостиную.
– Не бесись. Я всё вижу, Саша. Ты прозрачен, как это окно.
– Что? – вскинулся Александр.
– Давай начистоту. Твоё положение всё ещё шатко. Царь сослал тебя бессрочно, под надзор. Любое неверное движение может закончиться каторгой, понимаешь? – Саша молчал, насупясь. – Асташев – другое дело. Он – любимец властей, его в управлении все знают. Даже когда проворовался на строительстве этапов, лишь пожурили слегка.
– Но это не значит, что он может делать всё, что хочет! – не выдержал Пушкин.
– Не значит, – согласился Попов. – Я с Ванькой давно знаком и даже, можно сказать, люблю – как тебя, как Митю. Хотя по морде иногда ему стоило бы дать, в воспитательных целях. Но не ты это должен делать. Тебе – опасно.
– Плевать.
– Тихо, не заводись. Я сам с ним поговорю. А с тобой, давай, друг, выпьем. Но не здесь – поехали после в трактир или ко мне. Изольёшь душу – полегчает.
Саша посопел, признавая правоту Федота. Когда они вышли из кабинета, Асташева уже не было.
– Извинился, сослался на занятость и ушёл, – лишь развёл руками Митя.
– Эх, жаль, – стукнул себя по бокам Попов. – А мы хотели с ним ещё побеседовать. Ну, как-нибудь в другой раз. Пойдём, брат Пушкин, дальше разговляться. Увы, прекрасные дамы, мы вас покидаем с сожалением, но нас ждут мужские дела, – он раскланялся и уволок Сашу одеваться.
Возлияние с Поповым довольно скоро переросло в исповедь. Трактир вокруг шумел праздничным кутежом, поэтому, набрав еды и вина с собой, друзья укатили на Басандайку, в «Отрадный уголок». Задушевный разговор с Федотом привёл Пушкина в философское, отрешённое настроение.
– Хочешь жениться – женись, – с трудом ворочая языком, резюмировал Попов на правах старшего товарища. – Ну и что, что бесприданница – ты видел выручку за этот сезон? А в следующем году вдвое, втрое больше отмоем! Главное, чтоб Наташа твоя согласилась. А она с радостью, вот увидишь! Вот ещё придумал ерунду: «Достоин… Не достоин…» А что тёща за четыре тыщи вёрст – так то мечта, а не родня! Ох, погуляем ещё на твоей свадьбе, помяни моё слово, – Федот значительно поднял палец и захрапел уже, роняя голову на стол.
Саше не спалось. Он тихо встал и подошёл к окну. Серп луны в виде буквы «С» висел над заснеженной рекой.
«Свадьба, – подумал Пушкин. – А может быть, смерть».
Он лёг на диван, не раздеваясь, и закрыл глаза.
Через две недели после Крещения Александр решился признаться Натали в своих чувствах. А чувства были серьёзными: впервые в жизни Саше хотелось обрести счастье и покой у ног любимого создания. Ещё недавно смеявшийся над Митей, он ощущал себя совсем старым на четвёртом десятке лет и теперь думал, насколько он сам комичен в образе безнадёжно влюблённого. Но Федот, весь январь не отпускавший его от себя, подбадривал и поощрял поэта, не давая впасть в уныние. И к Гончаровым Попов напросился ехать вместе с Александром.
– Всё хорошо, Саша, – сказал он. – Если вдруг язык проглотишь, я, так и быть, сватом выступлю. Хотя, – Федот лукаво глянул на Пушкина, – что-то я сомневаюсь, что ты за словом в карман полезешь.
На подъезде к дому друзья встретили пустого извозчика. Попов недоумённо хмыкнул. Александр насторожился. Толкнув незапертую дверь, они вошли в переднюю, в которой происходило что-то невообразимое. Наталья Николаевна в коричневом домашнем платье вжалась в стену между платяным шкафом и банкеткой, вцепившись побелевшими руками в концы шерстяной шали, скрещённой на груди. Перед ней, загораживая проход, стояла шуба с рыжеватым кудрявым затылком и тянула к ней лисьи рукава. На шум открывающейся двери злоумышленник прервал свою речь и обернулся, оказавшись Асташевым. Его лицо было растерянно, с пальцев свисала цепочка с медальоном, блеснувшим аквамарином.
– Та-а-ак, – пробасил Попов.
Воспользовавшись общим замешательством, Наташа проскользнула за спиной мужчины и со всхлипом выбежала из передней. Её шаги простучали дробью по лестнице. В груди у Саши будто разорвался артиллерийский снаряд, разнеся сердце в клочья. Он шумно втянул воздух.
Из комнаты появился Митя.
– Что тут… – начал он возмущённо.
В это мгновение Пушкин шагнул к Асташеву и коротко, без замаха, ударил. Иван ошарашенно сел на банкетку, схватившись за ухо. Александра сзади обхватили чьи-то сильные руки.
– Тихо, тихо, – раздался шёпот Попова, – мы же договаривались – никакого мордобоя.
– Что тут происходит? – снова повторил Гончаров, повышая тон. – Иван Дмитриевич, объяснитесь!
Пушкин выпростался из объятий Федота. Асташев молчал, поэтому Саша ответил за него, дрожа от ярости:
– Вот этот человек пришёл, словно разбойник, в твой дом и оскорбил Наталью Николаевну. Она вырвалась и убежала от него в слезах, когда мы вошли.
– Всё так и было, – подтвердил Попов.
– На самом деле, – поднялся с банкетки Асташев, – всё было не так. Я… – он откашлялся, прежде чем продолжить. – Я просил руки вашей сестры, Дмитрий Николаевич. Она мне, по всей видимости, отказала.
У Мити округлились глаза. После томительной паузы он презрительно фыркнул.
– Вероятно, своим предложением вы оскорбили Натали. Или тем, в какой форме оно было высказано. В любом случае, – распаляясь, добавил Гончаров, – вы должны были сперва просить её руки у меня, как у старшего в семье. А ещё лучше – написать письмо в Москву, родителям. А то, что вы делаете, называется совращением! Возможно даже, насилием! Наедине, воспользовавшись моим отсутствием! В конце концов, вы же уже женаты! – Дмитрий почти кричал. – Я вынужден вызвать вас на дуэль!
В передней повисла тишина.
Попов закашлялся и сиплым голосом произнёс:
– Митя, ты бы думал, прежде чем говорить…
– Я пришлю вам письменный вызов, – сухо сказал Дмитрий Асташеву. – А теперь – уходите!
– Дмитрий Николаевич… – попытался оправдаться Иван.
– Уходите! – повторил Митя и повернулся спиной.
Асташев, ни на кого не глядя, запахнул шубу, покрутил в пальцах медальон и, сунув его за пазуху, вышел из дома. Дверь за ним захлопнулась с грохотом.
Гончаров повернулся на звук. Он был бледен, руки тряслись. Сашу тоже била крупная дрожь.
– Каков нахал! – произнёс он. – Митя, у тебя есть что выпить? Очень надо, и тебе тоже.
Все трое прошли в столовую. Гончаров достал из буфета бутыль какой-то настойки, разлил по стаканам. Пушкин выпил залпом, не почувствовав ни вкуса, ни градуса. Митя пригубил, стукнув стеклом по зубам, поставил стакан и тяжело опустился на стул. Затем обхватил голову руками и застонал:
– Что я наделал?!
– Тебе сказать? – с готовностью отозвался Попов, потягивающий свою порцию настойки.
Гончаров промычал что-то невнятное.
– Подставился ты по полной, вот что. Ванька – известный женолюб, и окоротить его давно пора. Но не насмерть же! Ты, Митенька, стрелять-то умеешь? – обманчиво ласково спросил Федот.
Дмитрий выглянул из-под руки.
– Александр меня учил.
– Учил! – передразнил Попов. – Сам-то подумал, на кого сестру и невесту оставишь, коли помрёшь? – вдруг громыхнул он, и Митя снова спрятал голову.
– Но теперь уже обратного хода нет, – осторожно произнёс Пушкин. – Нельзя отменить вызов, Дмитрий же дворянин.
– Зато Ванька-то нет!
– Да, но Асташев – коллежский асессор, это добавляет ему чина. Он не станет отказываться от дуэли.
Гончаров издал странный всхлипывающий звук, потом выпрямился и, привстав на локтях, вперился в Попова:
– Ну не мог я этого так оставить, не мог, понимаете вы или нет? Я Таше ещё в детстве обещал, что буду её защищать от вот таких неуместных ухажёров. Она же девочка совсем, сама отпор дать не умеет!
Федот закусил край губы, потарабанил пальцами по столу в задумчивости, потом встал и снова наполнил стаканы.
– Ладно, – наконец тяжело уронил он. – Утро вечера мудренее. Предлагаю сегодня всё обдумать, а завтра собраться здесь же и написать вызов. До первой крови, не более! – Попов внушительно погрозил пальцем.
Вернувшись в Эуштинские Юрты после долгого отсутствия, Пушкин зашёл к Сулеймановым сказать Малике, что он снова нуждается в ужине. Дверь открыл Ильнури.
– Салям, дус! – обрадовался татарин. – Давно не видно тебя, куда пропал?
– Да так, у приятелей был, в городе, – смутился Саша.
– Дмитрия обнимай от нас, совсем забыл друзей, как переехал. Пойдём со мной, я к лошадкам шёл, Рустэма сменить.
Крещенские морозы уже отступили, но небо было ясное, звёздное. Снег скрипел под ногами. На конюшне хозяйничал младший брат Ильнури. Рустэм так вырос и возмужал за последнее время, что их с братом стало даже сложно различить. Тепло поприветствовав Пушкина, парень завершил дела и ушёл. Александр с Ильнури остались вдвоём. Саша прошёлся вдоль денников, почесал любимых Сулеймановских коней – они все его помнили. Остановился возле старой Аргамак, погладил её пожелтевшую шкуру.
– Послушай, друг, – наконец произнёс он, – если бы тебе нужно было сделать какое-то дело, которое необходимо сохранить в тайне, куда бы ты пошёл? Так, чтобы никто не узнал и не услышал…
Ильнури хитро прищурился.
– Чего не услышал? Ладно, молчи. Я не из болтливых. Есть здесь недалеко по тракту татарская деревня Ауды Аул, Чёрная речка по-вашему. Небольшая такая деревенька, три десятка чадских землянок. За деревней, в сторону реки, глухой бор. В бору – три озера. Зимой там только лоси бродят. Я бы пошёл туда. Я знаю, ты отличный стрелок, но будь осторожен.
– Спасибо за совет, – отозвался Пушкин. Он вдруг отчётливо понял, как следует поступить.
На следующее утро все трое собрались у Гончарова в кабинете.
– Что Натали? – не выдержав, спросил Саша.
– К ужину не выходила, но за завтраком я её расспросил, – ответил Дмитрий. – Асташев правду сказал, – Митя поморщился.
