Наталья Тюнина
Крыжовенное варенье
Ранним утром он уже стоял у ворот дома Гончаровых. Навстречу ему с дружным повизгиванием выкатились два белых комочка, живо напомнив Пушкину тот день, когда Асташев всучил им Аврору и Ласку. Только те к тому времени уже подросли, а этих малышей можно было взять в ладони. Он поднял рыжеватого. Щенок потянулся к нему чёрным носом, шумно нюхая воздух. «Этот будет наш, – подумал Александр. – Надо спросить у Таши, как его назвали». Неслышно подошла Ласка и молча ткнулась мордой ему в колени, мол, отдай. Саша, присев, вернул ребёнка матери. Глядя на собак, он оттягивал минуту, когда встретится лицом к лицу с Натали. У него не было готовых слов, чтобы сказать ей. Ничего не было в оправдание, кроме страсти, сжигающей его и сейчас. В голове громко тикали часы, отмеряя оставшиеся двенадцать дней до венчания. А может, это от волнения стучала в висках кровь. Медленно поднявшись, Александр прошёл в дом. Девушки встретили его с радостью. Параша и Таня засуетились, собирая на стол – хозяева ещё не завтракали и даже не выходили из спален. Первой на шум спустилась Натали и, увидев Пушкина, замерла на лестнице в нерешительности. Белое утреннее платье свободного кроя делало её похожей на ангела, а свет, идущий сверху из проёма, золотил мягко уложенные волосы нимбом. Саша смотрел на неё снизу, как на божество. Плотское потеряло контроль над его разумом, он преисполнился благоговением. Не обращая внимания на неуместность обстановки, Александр молитвенно сложил руки.
– Наталья Николаевна, – волнуясь, начал он. – Вы, наверное, не знали, но я всю жизнь был неверующим. Ничто для меня не подтверждало существование Бога.
– Но разве это возможно? – искренне удивилась Наташа, явно не понимая, к чему он ведёт.
– Возможно, но не теперь, – вымученно улыбнулся Пушкин. Натали терпеливо ждала продолжения. Александр медленно выдохнул и снова заговорил: – Встретив вас, я уверовал, ведь Бог есть любовь. Если вы простите меня, ангел мой, значит, Он и вправду существует.
На Ташином лице отразилось смятение. Она оглянулась, будто собиралась бежать вверх по лестнице, потом обхватила себя руками и едва слышно сказала:
– Давайте забудем это досадное недопонимание.
К Сашиному облегчению, Натали спустилась на пару ступенек вниз. Когда она помедлила, Пушкин сделал шаг вбок, учтиво пропуская её, но, ступив на пол, Наташа не прошла в комнаты, а задержалась, чтобы коснуться кончиками пальцев его руки. Взгляд её на мгновение ожёг Александра пламенем, а Таша тут же опустила ресницы и скользнула мимо него в столовую. Сердце Сашино запело: «Прощён!» Едва сдерживая расплывающуюся до ушей улыбку, он проследовал за своей невестой на завтрак.
Теперь Пушкин снова днями пропадал у Гончаровых. На семейных завтраках и обедах, которые Таня сразу накрывала на четверых, царила тёплая дружеская атмосфера, умиротворявшая Александра. Натали смотрела на него со свойственным ей прямодушием, будто бы уже стала женою. Тем более одинокими были Сашины вечера в Эуштинских Юртах. Проворочавшись несколько ночей в большой постели, он ушёл спать в сарай, где стояла старая мебель. На привычных нарах заснуть оказалось проще. Наутро Пушкин опоздал к завтраку, обустраивая себе подобие летнего кабинета.
Когда он пришёл наконец, за столом на его месте сидел Асташев.
– Ба, Иван Дмитриевич, какими судьбами? – фальшиво воскликнул Саша, придвигая себе стул и садясь поближе к Натали. Та, встретив его беглый взгляд, едва заметно пожала плечами.
– Вас жду, Александр Сергеевич, – лукаво ответил Иван.
– А почему здесь, а не у меня дома?
– Так где ж вам ещё быть, как не у своей невесты? – Голос Асташева звучал ровно, как бы Пушкину ни хотелось услышать в нём обиду или ревность. – Тем более, что дело у меня к вам обоим.
– Какое дело? – насторожился Александр.
– Вчера на имя его превосходительства Евграфа Петровича Ковалевского пришло письмо от генерала Бенкендорфа, вы наверняка его знаете, он заведует третьим отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
– Лично не имею чести, – отозвался Пушкин. – Так что же он пишет?
– Отвечает на ваш запрос, насколько я понимаю. Впрочем, я не читал. Но Евграф Петрович счёл нужным прислать вам оригинал письма для ознакомления. – Асташев достал свёрнутый лист дорогой бумаги со сломанной императорской печатью.
– Благодарю.
Саша потянулся за письмом. Пальцы его похолодели от волнения. Краем глаза он увидел, что Таша сидит бледная и сжимает руки. Гончаров медленно помешивал ложечкой чай, делая вид, что его это не касается. Лиза зачарованно следила за его движением, потупив взгляд. Придвинувшись ближе к Натали, чтобы она тоже могла прочесть, Пушкин развернул послание.
«Милостивый государь Евграф Петрович!
Его Императорское Величество с благосклонным согласием принял прошение о женитьбе Пушкина Александра, за которого Вы также хлопочете, и при этом изволил выразить надежду, что он хорошо испытал себя перед тем, как предпринять этот шаг, и в своём сердце и характере нашёл качества, необходимые для того, чтобы составить счастье женщины, согласившейся вступить с ним в законный брак. Объявляя сию монаршью волю, честь имею присовокупить искреннее упование, чтобы высказанное им в письме к государю императору верноподданническое смирение сохранялось и в дальнейших его поступках.
Примите при сём уверение в истинном почтении и преданности, с которыми честь имею быть Ваш покорный слуга А. Бенкендорф».
Натали подняла голову от письма и первая обратилась к Асташеву:
– Мы так благодарны вам, Иван Дмитриевич, за эту услугу! – сказала она за двоих, и это «мы» несказанно удивило Пушкина. – Передайте Евграфу Петровичу нашу искреннюю признательность.
– Ответ положительный? – хрипло уточнил Митя, так и не выпустив ложечки из пальцев.
– Да! – выдохнул Александр и накрыл своей ладонью Ташину руку. – Наша свадьба через пять дней. Вы же придёте, Иван Дмитриевич?
– Ваш добрый вестник тоже приглашён? – хохотнул Федот. – Ну что ж, я рад, что вы, наконец, помирились! Всё-таки одно дело делаем.
Попов и Гончаров сидели в пёстрой кухне Пушкина за богато накрытым Маликой столом. Здесь Александр не успел – да и не сообразил, как – привести всё в приличный вид, оставив женскую территорию на усмотрение тех, кто будет ею править. В комнате Зульфии он решил поселить Таню и Парашу, которые непременно хотели переехать со своею подругой и хозяйкой. Лиза уже подыскивала новых горничную и кухарку.
– Так нам больше нечего с ним делить, – довольно усмехнулся Пушкин. – Я послезавтра женюсь и буду счастлив, – он повторял это уже не в первый раз как заклинание, толком не веря в произносимые слова.
– Будешь, будешь, – успокоил его Федот. – Посмотри вот на Митю. Ты счастлив? – спросил он Гончарова. Тот с аппетитом уплетал татарские лакомства и не сразу понял, что вопрос обращён к нему.
– Счастлив ли я? С позапрошлой недели – безумно!
– Почему с позапрошлой? – удивился Пушкин.
– Да я же вам не сказал ещё, у вас свои заботы. Лиза ждёт ребёнка! – Митя весь сиял.
– Ого, поздравляю! – Попов хотел пожать ему руку, но Гончаров, извиняясь, поднял липкие пальцы. – За это тоже надо выпить!
Вино Федот привёз из своих погребов отменное, с дядиных винокуренных заводов. Пили за грядущую Сашину свадьбу, за счастливую жизнь, за Митиного наследника, за богатые прибыли и даже за императора. Под утро, в сумерках, Пушкин зажёг свечу и прочёл осоловелым друзьям несколько новых стихотворений. За то, чтоб они были опубликованы, тоже выпили по настоянию поэта. После сон сморил всех троих.
Накануне венчания к Лизе проездом из Красноярска в Москву приехал брат Володя. Соколовский очень обрадовался предстоящей свадьбе Пушкина и вызвался быть вторым шафером. Попов тут же взял его в оборот и после обеда, к неудовольствию Лизы, увёз Владимира посвящать в план праздника. Пушкин, выныривая из любовных грёз, вообще замечал какую-то странную суету вокруг того, что виделось ему пустым ритуалом. Если бы не внешнее спокойствие и невозмутимость Натали, он бы, наверное, сорвался на друзей за их излишнее рвение.
Венчание было назначено на вечер воскресенья, но Саша проснулся рано и весь день не знал, куда себя деть. Около полудня забежал Рустэм Сулейманов за венчальной шкатулкой, которую обещал отвезти в город. Парень выглядел возбуждённым и таким нарядным, будто это была его собственная свадьба.
– Постой, Рустэм! – окликнул его Пушкин. Тот обернулся, нетерпеливо постукивая носком мягкого сапога. – А ты-то когда женишься? Уже сделал предложение?
– Кому? – попытался прикинуться дурачком юноша. Александр молча ждал. Смуглые щёки Рустэма ещё больше потемнели от залившей их краски. – Нет, – наконец ответил он.
– А надо бы, – сказал Пушкин, надеясь, что не выглядит сейчас брюзжащим стариком. – Таня будет жить здесь, и ты станешь крутиться возле неё каждый день у всех на виду. Лучше бы ей быть мужней женой.
На лице у молодого человека отразилась целая гамма чувств.
– Да! – воскликнул он. – Спасибо за совет, Александр Сергеевич. Скоро ждите сватов от меня.
– Можешь пренебречь этим обычаем, – махнул рукой Пушкин. – Мы с Натальей Николаевной согласны, а других близких у Татьяны здесь нет. Лучше готовь калым.
Рустэм засмеялся с облегчением и поспешил в город.
Одевшись без посторонней помощи, – Попов с Соколовским где-то запропастились – Пушкин зашёл к Сулеймановым за коляской. Старики встретили его во дворе, долго жали руки и желали счастливой свадьбы. Вид у обоих был претаинственный. Ильнури дома не было, поэтому Саша сам сел на козлы. Нарядная коляска помчала по пыльной дороге. Шаферы встретили Пушкина у парома. Соколовский пересел к Александру, забрав у него вожжи.
– Что за жених такой, который сам лошадьми правит, будто некому больше! – возмутился Владимир. – Вам, Александр Сергеевич, положено сегодня быть героем праздника.
Саша неохотно перелез назад.
– А что ж тогда не в карете меня везёте? – спросил он, всё более ощущая себя барашком на заклание.
– В карете Федота Ивановича едут цветы для невесты и подарки всем Гончаровым, – через плечо бросил Соколовский.
И правда, как только въехали во двор, Попов торжественно выгрузил на руки подоспевшим девушкам целую охапку мелких белых цветов.
– Что это? – моргая, спросила Таня.
– Это ветреница, – пояснил Федот. – Для невесты.
– Фу, Федот Иванович, – сморщилась Лиза. – Сами вы ветреник! А это – анемоны. Несите их наверх, Татьяна.
– Я-то? – ухмыльнулся Попов. – Да только у нас всегда так звали эти лесные цветочки. Вот, возьмите, Лизавета Игнатьевна, у меня ещё подарков полный воз от жениха, а то он у нас скромный такой да благочинный, сам наперёд не навязывается.
Пушкин задохнулся от возмущения, но позволил Федоту и дальше балагурить, развлекая Лизу и Митю. Сам он ждал выхода невесты и ни о чём другом думать не мог. Наконец Натали появилась на крыльце. В бело-голубом, как снег, платье с закрытыми кружевом плечами, но подчёркивающем тонкую талию. С венком из анемонов поверх длинной прозрачной вуали, прикрывающей туго завитые локоны. С сияющими глазами цвета сладкого крыжовника, в омут которых Саша упал, как только коснулся их взглядом.
Дальше было как в тумане. Гнали в церковь – невеста в карете, изнывающий Александр в коляске. Полумрак храма после яркого солнечного дня, только свет горящих свечей скоплениями звёзд. Обряд обручения под пение хора. Сопение в затылок крепко удерживающего венец Федота. Три круга вокруг аналоя, три глотка вина из чаши, поднесённой священником в белых одеждах, и его трижды нараспев «Господи Боже, славою и честью венчай их». И наконец целомудренный поцелуй под разгонный звон колоколов.
Поздравлять молодых первым подбежал Дмитрий. Смахивая слёзы с глаз, он крепко обнял друга и сестру поочередно, а потом обоих сразу.
– Я так рад, так рад! – повторял он.
Лиза скромно стояла на женской стороне, затем подошла тоже вместе с Верой. Навстречу им, одновременно, приблизились Семён Зеленцов и Иван Асташев. Создалось небольшое столпотворение, к которому присоединились и шаферы, освобождённые от венцов. Священник неодобрительно шикнул на них, после чего все дружно и без особой торжественности вывалили на улицу. Почти летний вечер был тёплым. Солнце ещё высоко висело над рекой, но уже подёрнулось розоватой дымкой. Саша обнял Натали за талию и, показав на закат, сказал на ушко, щекоча себе локоном нос:
– Смотри, ангел мой, в той стороне наш дом! К ночи мы будем там.
Таша порозовела в тон небу.
К молодым снова подошёл Асташев.
– Примите мои искренние поздравления и пожелания счастья! – с поклоном произнёс он. – Прежде чем вы поедете на свадебный ужин, я должен вас пригласить к губернатору для краткого визита. Здесь недалеко, да вы знаете этот дом. – Иван лукаво улыбнулся, обернувшись к Гончаровым, которые тоже слушали его. – Это флигель Анны Григорьевны Шумиловой, золовки Веры Игнатьевны.
– Где мы жили! – воскликнула Лиза.
– Да, – кивнул Асташев, указывая на окна длинного фасада, выходящего на Благовещенский переулок.
Не пожелав рассаживаться в экипажи, пешком двинулись к Ковалевскому. Оставив гостей во дворе усадьбы, Пушкины вошли в дом. Евграф Петрович ожидал их в гостиной.
– Надеюсь, вы меня простите за вторжение в вашу свадебную церемонию, – сказал он, встав для приветствия, – но я хочу сделать вам, Александр Сергеевич, личный подарок. Я уверен, что Наталье Николаевне тоже будет приятно, ведь теперь вы одна семья. – Пушкин весь обратился во слух. – Я подал ходатайство и получил разрешение печатать ваши стихи в типографии губернского управления. Через цензуру Третьего отделения, разумеется, но тем не менее. Здесь уже был опыт печати художественных изданий. Например, Илличевский Алексей Демьянович в двадцатом году публиковал в нашей типографии «Кант на возвращение в Томск Его Превосходительства Сибирского генерал-губернатора и кавалера Михайлы Михайловича Сперанского».
– Илличевский? – невольно переспросил Саша. – Я не знал. Примите мою безмерную благодарность за ваше участие и покровительство, – прижав руки к груди, искренне сказал он. – Постараюсь оправдать ваше доверие и отправлять в печать только то, что безусловно пропустит любая цензура.
– На слишком большие тиражи не рассчитывайте, – сухо сказал Ковалевский, хотя глаза его улыбались. – Но в библиотеке ваши книги будут. И томичи будут их читать!
Ещё раз поблагодарив губернатора и откланявшись, молодые вышли во двор. Пушкину хотелось смеяться от радости. Асташев и Зеленцов с хитрыми лицами подошли к нему.
– Ну как, довольны вы, Александр Сергеевич? – спросил Иван.
– Неужто это вы постарались? – удивился Саша.
– Ну немного поспособствовали, да, чтобы Евграф Петрович сам всё решил, – скромно сказал Семён Григорьевич.
Пушкин счастливо расхохотался. Таша, глядя на него, улыбалась слегка смущённо. Заметив её взгляд, он подхватил Натали и закружил от избытка чувств.
– Ох и заживём мы, жёнка!
После было катание по городу и свадебный ужин у Гончаровых, приготовленный новой Лизиной кухаркой Анисьей. Уже в поздних майских сумерках проводили Асташева и Зеленцовых.
Пушкин приобнял Наташу.
– А теперь – домой!
Ехали в трёх экипажах. Федот вёз молодых, Рустэм правил повозкой, в которой разместились Таня, Параша и сундуки с вещами. Митя и Лиза проводили Александра и Натали до парома. Обещав назавтра приехать в гости и расцеловав на прощанье, они повернули домой, а Пушкины продолжили свой путь при свете звёзд, загоравшихся на бледном закатном небе. У ног Таши возился и тявкал щенок Ласки, рыжеватый Вулкан, подарок брата. Молодая жена прижималась к Александру всякий раз, как в темноте леса хрустела какая-нибудь ветка или вспархивала ночная птица. Саша обнимал её за плечи, зарывался пальцами в локоны, всё ещё прикрытые фатой, целовал в кружева платья на плече, будто успокаивая, но на самом деле всё больше смущая Ташу.
Вывернув из леса к реке, Попов от неожиданности осадил лошадей – вся деревня вдали сияла огнями.
– Там не пожар ли? – тревожно оглянулся он.
Рустэм, привстав, махнул рукой:
– Всё в порядке, Федот Иванович, нас ждут. Гони, на свадьбе положено ехать быстро!
Свадебный кортеж ворвался в деревню под ружейные выстрелы. Казалось, половина Юрт с факелами вышла встречать молодых. У широко раскрытых ворот горел невысокий костёр.
– Езжай! – крикнул сзади Рустэм, и Попов смело направил лошадей через огонь, резко остановив их во дворе. Коляска встала сзади, почти загородив проезд.
Пушкин вышел из кареты и подал руку Натали. Возле входа в дом прямо на земле лежал ковёр, дверная ручка была перевязана лентой. Рядом стояла Малика и ещё несколько девочек.
– Александр Сергеевич, так просто вам не пройти! Дверь заперта!
– А, вы хотите подарков! – догадался Саша, стремящийся как можно скорее попасть за эту дверь и запереть её изнутри. Девочки с важным видом покивали головами. – Федот, у нас осталось что-нибудь?
– Для девок? – Попов развёл руками.
– Подождите! – сказала Наташа и повернулась к своим сундукам. Но в коляске на них уже сидел упитанный младенец лет пяти, кажется, это был младший Сулейманов.
– По-видимому, нас окружили, – пробормотал Пушкин и полез в кошелёк за мелкими монетами.
Сундук тут же открылся, довольный мальчишка перелез на руки к Тане, а Таша вытащила откуда-то из своих шкатулок нитку дешёвых бус и надела на шею Малике. Остальным девочкам Саша вручил по монетке, и дверь таким образом отворилась. За ней обнаружилась мать Рустэма.
– Добро пожаловать домой! – сказала она, широко улыбаясь. – Поздравляю с женитьбой! А чтобы ваша жизнь была сладкой да гладкой, в любви да дружбе, буду угощать вас мёдом и маслом.
Татарка поднесла молодым большую деревянную ложку с приторной смесью и ковш молока, чтобы запить эту ритуальную пищу. Пушкин покосился на жену, опасаясь, как то она примет это соседское самоуправство. Натали проглотила всё, не поморщившись, как святое причастие, и глядела на происходящее с любопытством. Девочки затянули песню на своём языке и обсыпали молодых зерном, которое запуталось у Саши в волосах, а у Таши, скользнув по фате, упало на ковёр. Малика выпустила мать из дома, а сама с подружкой растянула поперёк двери отрез лёгкой белой ткани.
– Что, опять выкуп? – утомлённо спросил Пушкин.
– Нет-нет, – замотала головой Малика. – Пусть ваша жена разорвёт ткань и войдёт в дом как хозяйка.
Натали неуверенно обернулась на мужа. Александр чуть заметно кивнул, тогда она смело шагнула к порогу и потянула полотно двумя руками. Раздался треск – и путь был наконец свободен. Под дружные крики и пожелания счастья Пушкины скрылись в своём обиталище.
Саша проснулся, как всегда, рано. Его молодая жена ещё спала, как ребёнок, подложив ладонь под щёку. Раскрутившиеся локоны рассыпались по подушке, шпильки из причёски валялись на полу. Там же лежала одежда, отброшенная вчера в пылу страсти. Пушкин поднял увядший венок, покрутил в руках. Анемоны утратили свою форму и белизну, лепестки стали мягкими и прозрачными, но он всё же встал с кровати и переложил цветы на трюмо. Тут его внимание привлек шум со двора. Саша выглянул в окно и от удивления присвистнул: Ильнури топил его баню. Таша зашевелилась на постели. Сладко потянувшись, она открыла глаза, увидела мужа и тут же в ужасе натянула одеяло до самого носа, чтобы спрятать обнажённые руки и плечи. Александр, стараясь не выдать смеха, наблюдал, как в ее глазах проносятся воспоминания минувшей ночи, а щёки розовеют. Он с трудом удерживался от продолжения, пожирая её взглядом.
– Что там происходит? – спросила Наташа смущённо, чтобы отвлечь его от порочных мыслей.
– Сам не знаю, душа моя, – развёл руками Пушкин. – Кажется, у нас снова гости. Ты лежи, я схожу, посмотрю.
– Пришли мне Парашу! – попросила Натали. – Я хоть оденусь.
Горничная нашлась на кухне. Вместе с Таней они накрывали стол к завтраку. В пороге стояли сундуки.
– Мы не решились вас вчера тревожить, – пояснила Прасковья, поднимая тяжёлую крышку одного из них. – Сегодня попросим кого-нибудь перенести вещи Натальи Николаевны в вашу спальню.
Пушкин согласно хмыкнул и поспешил во двор. Ильнури с Рустэмом сидели на завалинке около бани и о чём-то негромко переговаривались. При виде Саши они оба встали.
– Доброе утро, Александр! Поздравляем тебя, теперь ты вырос, стал женатым человеком!
– И вам того желаю, – засмеялся Пушкин. – А что вы здесь делаете?
– Баню топим, – ответил Ильнури, – чтобы вы могли совершить омовение после первой ночи.
– Отличная идея! – согласился Саша, почесав щёку. – Сам я с утра предпочитаю ледяную ванну, но, боюсь, Наталья Николаевна привыкла к более тёплой воде.
– Омовение – это ритуал, – пояснил Рустэм. – Вам нужно вдвоём облиться водой из одной шайки, а потом вдвоём выйти. Чистую нарядную одежду вам принесут в дом и помогут одеться.
Натали в утреннем платье, с убранными по-простонародному в две косы волосами, вышла во двор. Она неуверенно подошла к Александру и заглянула ему в лицо.
– Мне сказали, что от нас требуется выполнить какой-то татарский обряд. Это обязательно?
Саша с удовольствием оглядел свою жену. Несмотря на бессонную ночь, она выглядела свежо и живо.
– Наши добрые соседи хотят, чтобы ты, моя красавица, стала частью их дружной общины, поэтому, если и ты этого желаешь, то стоит подчиниться обычаям.
Таша вздохнула.
– Надеюсь, нам не нужны свидетели?
Пушкин вопросительно посмотрел на Ильнури. Тот серьёзно кивнул:
– Мы будем ждать вас здесь.
Саша растворил дверь, из которой пахнуло теплом, и, взяв Натали за руку, вошёл баню. В полумраке из запотевшего окошка пробивались косые солнечные лучи. На лавке в предбаннике лежали аккуратно свёрнутые татарские халаты. Пушкин разулся, скинул рубашку и приотворил дверь в парную. Таша застыла на пороге, глядя широко раскрытыми глазами. Саша повернулся к ней.
– Тебе помочь, душа моя?
Она не ответила, и Александр, встав сзади, начал расстёгивать мелкие пуговки у неё на спине. Потом, распустив пояс платья, скользнул руками по плечам, сбрасывая рукава, а затем и весь туалет вниз, в ноги. Обхватив Натали, оставшуюся в одной нижней рубашке, за талию, он развернул её к себе и, едва сдерживаясь, начал целовать её лицо – губы, щёки, бисеринки пота, выступившие на висках. Таша неожиданно вывернулась, переступила через платье и скрылась в парной. Саша разочарованно поскрёб бакенбарду и двинулся следом. Наташа уже наливала воду ковшом в шайку.
– Ты не сердись, – не поднимая глаз, сказала она. – Мы же здесь для омовения. И нас ждут.
– Да, – выдохнул Александр, помогая ей поднять тяжёлую посудину. – Готова? – и на головы им рухнули освежающие потоки.
Когда Пушкины, в ярких халатах прямо поверх мокрого белья, вышли во двор, жмурясь от солнца, их встречала целая делегация во главе с Сулеймановыми. Две старшие девочки несли груды одежды, на одной возвышалась женская корона с меховой оторочкой, чем-то похожая на шапку Мономаха, а на второй тюбетейка. Саша не удержался и прыснул, догадавшись, что это их будущие свадебные наряды. Таша вопросительно посмотрела на него, но ничего не сказала. Она вообще была удивительно серьёзна сегодня. Пушкин сжал её ладонь. Снова последовали поздравления и наставления, затем молодых проводили одеваться в разные половины дома. Наталью девушки увели в свою, кухонную часть, а Александр удалился в спальню. Вслед за ним зашёл Ильнури.
– На правах старого друга помогу тебе облачаться, не против?
– Буду рад, конечно!
Вопреки обещанию, Ильнури неуверенно присел на оттоманку и задумчиво огляделся по сторонам.
– Довольна жена твоя? – он кивнул на убранство.
Саша пожал плечами, перебирая вещи. Здесь были широкие штаны, синий расшитый камзол, свободная рубаха, длинный разноцветный пояс и тюбетейка.
– А ты – доволен женой?
Пушкин счастливо улыбнулся.
– Ещё бы! Мне кажется, что я переродился – ничего более не желаю! А почему ты не женишься? Рустэм вот собирается, – Саша хихикнул.
– Он уж рассказал, – закатил глаза Ильнури. – А я… Тоже женюсь. По сговору. Отец нашёл мне невесту в Тахтамышевских Юртах, дальняя родственница сестры, по мужу. Вот дострою дом и зашлю сватов. Хотя не знаю уж, зачем мне это? Я весь мыслями в своих лошадях и извозчиках.
– Вот и Попов так же считает, – отозвался Пушкин. – Только его женить некому. Да не унывай ты! С Митей поговори, вот кто счастливее всех – наследника ждёт!
Ильнури провёл рукой по лицу, словно смахнув раздумье.
– Ну что ж, давай одеваться, – сказал он почти весело. – Негоже будет, если невеста вперёд тебя соберётся!
Облачившись без особенных трудов и посмеявшись над своим видом в тюбетейке поверх кудрей, Александр уже собрался было идти, но Ильнури остановил его:
– А пояс забыл!
Пушкин поднял разноцветную широкую полосу, перехватил и потянул снова – пояс всё не кончался.
– Чего ж он длинный такой?
Татарин засмеялся:
– А это чтобы невесту испытать! – Он сам обмотал кушак вокруг Сашиной талии на несколько раз, хитрым образом запрятал концы внутрь. – Ночью будет вам чем заняться – если жена тебе досталась умная, она быстро сообразит, как развязать, ну а если не очень…
– Сам справлюсь, – буркнул Пушкин, совершенно не представляя себе Натали в этой роли.
– Но у вас же брак по любви? – вдруг снова посерьёзнев, спросил Ильнури.
Саша вспомнил прошедшую ночь и уверенно ответил:
– По любви.
Ярко-синее татарское платье с жилетом удивительно подходило белокожей Натали, оттеняя её красоту. На руках звенели широкие браслеты, а грудь закрывало монисто. Волосы снова спрятались под фатой, сверху возвышалась шапка с меховым околышем. За кухонным столом сидел старый мулла и, довольно улыбаясь, кивал головой, глядя, как Таша наливает чай ему и мужу.
– Как хорошо, Александр Сергеевич, что вы привели в наши Юрты такую прекрасную жену – учтивую да пригожую. Если бы вы разделяли мою веру в Аллаха, я должен был бы провести сейчас обряд бракосочетания, но так как венчание в православном храме уже состоялось, могу лишь пожелать вам счастья и деток побольше, на радость всем нам.
Натали смущённо порозовела, и Саша притянул её к себе на лавку.
Ахмедулла хазрат раскрыл прямо на скатерти большую книгу, достал дорожную чернильницу и, низко склонившись, записал имена новобрачных.
– Теперь вы – обитатели нашей деревни. Старейшины принимают вас. Пойдёмте же отпразднуем это событие.
Собрав свои вещи, мулла вышел.
Таша вздохнула и прижалась к мужу:
– Давай посидим в тишине. Я немного устала.
– Тишины будет сколько угодно – завтра, – пообещал Александр, целуя её руки. – Потерпи, мой ангел, скоро приедут твой брат с женой и Федот.
Со двора донеслась музыка. Звуки скрипки из открытого окна перекрыл голос Попова:
– Да у них тут вовсю веселье! А где же молодые?
– Вставай! Скорее! – подскочил Пушкин. – Гости на пороге!
Он схватил Натали за руку и потащил её наружу. В сенях Таша вырвала ладонь и, глядя слегка обиженно, церемонно вышла за ним следом. Саша уже обнимался с друзьями.
– Как всё прошло? – вполголоса спросил Федот, подмигивая.
– Лиза, пойдём поприветствуем Наташу! – преувеличенно оживлённо сказал Митя жене, осуждающе зыркнув на Попова.
– Великолепно! – ответил Александр. – Утром нас встретили татары, мы уже сходили в баню, а теперь, как я вижу, время идёт к обеду. Так что вы как раз вовремя.
В ворота вереницей вплыли девушки в ярких платьях и под приветственную песню увлекли всех на поляну у реки, где уже приготовили низкие столы со всевозможной снедью: один стол для девушек, другой для парней. Вдоль них на траве лежали расстеленные дорожки для сидения. Для молодых накрыли отдельно под кружевным пологом. Старики праздновали в доме у Сулеймановых, как пояснил Александру Ильнури. Федот с удовольствием присоединился к татарской молодёжи и с аппетитом поглощал пельмени и плов, запивая их бузой и игриво поглядывая на красавиц по соседству. Гончаров же ревниво выкрал Лизу из-за девичьего стола и подсел с ней к Пушкиным. Здесь тоже хватало угощения: пироги с мясом, рыбой, с ягодами, баурсаки с кедровыми орехами и другая татарская выпечка. Алкоголя, правда, не было – только шербет и молоко. Митя налил сладкого тёмно-красного напитка и прижал покрепче к себе жену. Лиза с благодарностью приняла поддержку, потому что с непривычки путалась в платье и теряла равновесие, сидя на ковре. Натали на удивление быстро нашла опору, усевшись, как татарские девушки, спрятав ножки под юбки. Саша поймал её ладонь. Дмитрий проследил взглядом за его движением и расслабленно вздохнул.
– Ну вот, – сказал он. – Теперь всё в порядке.
– А тебе обязательно нужно, чтобы всё было по правилам? – улыбнулся Александр.
– Конечно, – сделал большие глаза Митя. – Правда, у всех свои традиции, – неохотно признал он, кивнув на поющих вполголоса татарок.
– Ты прожил здесь почти пять лет и только сейчас смирился с этим? – поднял бровь Пушкин.
– Именно сейчас, – подчеркнул Гончаров. – У меня дом в Томске, прииски на Берикуле, жена-сибирячка, и через полгода я совсем пущу корни в Сибири. Приходится привыкать. Тебе всегда проще удаётся вписываться в любое общество. Я даже удивляюсь, что ты не женился на какой-нибудь татарке, а предпочёл мою сестру.
Александр отвёл взгляд, посмотрел на Натали. Та сидела с мечтательным видом и слушала, казалось, не разговор, а звуки музыки с поляны. Саша погладил Ташины пальцы, и она подняла на него глаза. Залюбовавшись, Пушкин облизнул губы. Лиза заметила и засмеялась:
– Что, сладок вкус любви, Александр Сергеевич? Как мёд?
– Как варенье, – улыбнулся Пушкин.
– Дмитрий Николаевич, – раздался девичий голосок, – вам угощение!
Гончаров, встав, приподнял край полога. Перед ним стояла Малика с блюдом чак-чака в руках, рядом с ней – ещё девушки, одна с ножом, другая с пустой глубокой тарелкой.
– Почему мне? – удивился Митя.
– Вы же старший родственник невесты! Вам и разрезать чак-чак, и раздавать его. Но сначала нужно нож обернуть, вот так, – девушка с ножом провела пальцами вокруг рукояти.
– Чем обернуть? – не понял Гончаров.
– Ассигнациями, Митя! – со смехом сказал Саша, который догадался быстрее.
Малика закивала головой. Дмитрий посопел, но извлёк пару бумажек из кошелька и, намотав их на нож и прижав ладонью, быстро разрезал лакомство на части, как торт. Первые куски угощения достались молодым, остальное разнесли гостям. Девушка с тарелкой, напевая какую-то татарскую песню, также пошла вдоль столов, собирая деньги за каждый кусочек. Наполнив сосуд, она поднесла его Пушкину с поклоном.
– Это подарок от эуштинцев, – сказала татарка на ломаном русском.
Александр прижал руки к груди в знак благодарности.
После были ещё песни и танцы под скрипку и ятаган – похожий на гусли татарский инструмент, но Пушкины уже отправились к себе домой. Их проводили до ворот.
