Наталья Тюнина
Крыжовенное варенье
– Папа? – позвала Таша. Голос вдруг пропал и сорвался.
Николай Афанасьевич не услышал. Девушка попятилась и тихонько вышла.
Едва рассвело, Натали приказала запрягать. Вещи в карете уже были уложены, сопровождающие девушки – готовы к отъезду. Оставалось самое страшное – прощание. У Саши ещё со вчерашнего вечера в глазах стояли слёзы, но она бодрилась и то и дело досадливо тёрла нос тыльной стороной ладони. Катя держалась лучше, но и ей не удавалось скрыть горестное выражение лица. Глядя на них, Таша чуть не раскаялась в принятом решении, но, коснувшись высочайшего позволения, спрятанного за корсажем, сразу вновь утвердилась в своей правоте. Остаться было невозможно. Следом за сёстрами вышла маминька, держась за заботливо подставленный локоть Екатерины Ивановны с одной стороны и за зевающего Серёжу с другой.
– Вот взбалмошная девчонка! – погрозила тётка Наташе. – Гляди, до чего мать довела!
Никаких перемен в худшую сторону в матери Таша не заметила, но послушно и без усилий сделала скорбное лицо и, склонив голову, подошла к ней проститься.
Наталья Ивановна, оторвавшись от сына, слабой рукой осенила дочь широким крестом. Слов не нашлось, и Наташа отступила назад.
Саша бросилась Натали на шею и горячо зашептала ей в ухо, орошая волосы брызнувшими слезами:
– На кого ты нас покидаешь?! Смотри, смотри, что нас ждёт! Я здесь не выживу!
Таша, сама всхлипывая, гладила сестру по плечу:
– Всё будет хорошо, Сашинька! На балах будете танцевать, тётушка найдёт вам с Катей добрых женихов, будете счастливы. Правда, тётушка?
Екатерина Ивановна, вытирая платочком глаза, обещала позаботиться обо всех Гончаровых. Подтверждая слова делом, она сунула Натали в руки увесистый кошелёк с деньгами.
После продолжительных объятий и слёз все, наконец, распрощались, и карета выехала со двора.
Кучер Тимофей Егорович был выбран Афанасием Николаевичем для сопровождения внучки за то, что сам воспитывал дочь на выданье, и характер имел строгий и основательный.
– Присмотришь в пути за этой бабьей компанией! – вслух, при Натали, наказывал Егорычу дед, будто они ехали на увеселительную прогулку.
Тогда Ташу покоробило такое напутствие, но сейчас, в дороге, она радовалась тому, что Тимофей Егорович за ними «присматривает». На постоялых дворах Наташа терялась, ей было неловко просить о чём-либо дворника, и тут всегда выручал кучер, следивший, чтоб у барышень, как он их называл, имелись горячий ужин и приличная постель. На оплату Натали не скупилась, ей казалось, что тяжёлый тётушкин кошель никогда не опустеет.
Ехали медленно, берегли своих лошадей. Уже во Владимирской губернии до Егорыча от ямщиков дошли слухи, что в Нижнем Новгороде холера совсем рассвирепела, власти хотят вводить карантины, чтобы зараза не поползла дальше, на Москву. Посовещавшись с Натали, кучер решил объехать город с севера, по Вятской губернии, чтобы, минуя заодно и Казань, выехать сразу к Перми. К счастью, подробной подорожной у них не было, только пространное позволение императора, так что путь они выбирали вольно. Направление приходилось каждый раз выспрашивать на постоялых дворах у других возниц – Тимофей Егорович в здешних местах не бывал, поэтому дорогу представлял лишь приблизительно, с чужих слов. Наташа вообще знала лишь, что ехать надо сперва на север, а затем на восток. Карты губерний Российской Империи у Таши, разумеется, с собой не оказалось, а с уроков географии вспоминалось что-то весьма смутное.
К концу недели добрались до переправы через Волгу. Нижегородской воспользоваться не решились, поэтому подъехали к реке выше по течению. Никогда Натали не видела такого бескрайнего водного простора – другого берега было почти не разглядеть, только маковки городецких церквей виднелись где-то на горизонте. У воды толпились люди – с вещами, повозками, лошадьми. Все ожидали прибытия перевозчиков с того берега. Вскоре, борясь с волнами, в песок воткнулась пара обычных больших лодок, за ними тяжело и шумно пристала огромная плоская завозня с телегами. Лошади пугливо фыркали, когда их сводили под уздцы на берег. Пассажиры тоже высадились, стараясь не замочить сапог и подолов, заняли свои места на повозках и поехали в сторону Нижнего Новгорода.
Тимофей Егорович помог девушкам выйти из кареты и указал на лодки:
– Сейчас вам, Наталья Николаевна, придётся без меня обойтись. Я останусь с лошадьми на завозне, а то, боюсь, испугаются они одни, особенно Матильда ваша. А вы ступайте туда, к людям.
Таша уверенно кивнула, но сердце внутри сильней застучало о рёбра. Позвав за собой ещё более оробевших подруг, Натали спустилась к воде. Почти все пассажиры уже расселись, но пара местечек ещё нашлась. Параша, махнув рукой на приличия, села прямо на дощатое дно у ног Наташи.
– Тут не так мутит, – пояснила она в ответ на попытки её поднять. – Я уже плавала на лодке по Шане, знаю, – и, положив свою красивую голову Тане на колени, заранее прикрыла глаза.
Плыли долго. На середине реки поднялся ветер, гнавший волны прямо на плоские судёнышки. Завозню, идущую следом, захлёстывало водой, лошади испуганно ржали. На лодке рядом с Натали плакал и жался к матери крестьянский ребёнок лет пяти. Гребцы с натугой взмахивали вёслами. Вскоре их усилия побороли течение, и судно уверенно повернуло к берегу. Наконец причалили. Узкая полоска песчаного пляжа приняла лодки и завозню, а дальше склон нависал обрывом. Девушки, хватаясь друг за друга, спрыгнули на землю. Выведя лошадей и спустив с помощью перевозчиков карету, подошёл Тимофей Егорович.
– А дальше как? – недоумевая, спросила у него Натали.
– Как все, – пожал плечами Егорыч. – Снесло нас малость на стрежне, – он указал рукой на дорогу вдалеке, наискось поднимающуюся на склон. Вереница людей и телег уже двигалась в ту сторону.
Город Городец встретил путников субботней ярмаркой, расположившейся прямо на нижней террасе подъёма – проехать мимо было невозможно.
Таня высунулась чуть не по пояс из окна кареты:
– Дяденька Тимофей, остановите, пожалуйста, очень хочется на ярмарку посмотреть!
– Сидите уж, – цыкнул на неё Егорыч. – Аль забыли про холеру?
– Наталья Николаевна, ну скажите ему!
Таша посмотрела с тоскою в окошко. На прилавках были разложены печатные пряники, резные шкатулки, расписная кухонная утварь. Румяные бабы в ярких платках зазывали покупателей.
– Зачем нам это? – спросила она, отговаривая сама себя. – Всё необходимое мы и так везём с собой. Тимофей Егорович прав – здесь лучше не останавливаться.
Таня надулась и даже от окна отвернулась.
– Мы же скоро в Вятскую губернию приедем, там про холеру вроде бы не слыхали, – желая смягчить отказ, сказала Наташа.
– Да уж знаю я этих вятских-хватских, – буркнула Таня. – Всё у них не как у людей.
– Откуда знаешь?
– Дед у меня оттуда, из-под Уржума, – неохотно ответила девушка. – Он сказывал.
– Так ты черемиска, что ли? – удивилась Параша.
– Ну разве что на четвертинку, – смутилась Таня. – Дед охотником был первостатейным, его барин для того и выкупил.
– Так что там про вятских? – перебила Параша. – Расскажи.
– Говорят, они всё всегда делают наоборот. Однажды на бане трава выросла, нужно было её как-то скосить, так тамошние мужики решили корову на крышу затащить, чтоб она ту траву поела.
Параша залилась смехом:
– И как, вышло?
– Не знаю, но корову жалко! – отозвалась Таня. – Или вот ещё случай: переправлялись через речку Вятку на бревне, а чтоб не свалиться – ноги себе под бревном связали. Ну и перевернулись тут же. А люди говорят: «Надо же, отплыть не успели, а уже лапти сушат».
Таша тоже улыбнулась, жалея простоватых вятчан.
– А ещё?
– Как-то на двоих путников напали разбойники и начали их бить – то одного, то другого. И первый второму говорит: «А хорошо, Ванька, что мы вдвоём. Пока меня бьют – ты отдыхаешь, пока тебя бьют – я отдыхаю. А в одиночку бы до смерти забили».
Девушки засмеялись, а Натали спросила:
– А много ли в Вятской губернии разбойников?
– Ой, Наталья Николаевна, – махнула рукой развеселившаяся Таня, – где ж их нет? Мы вообще-то в Сибирь едем, а там все ссыльные – под каждым кустом не бандит, так каторжник.
– Как же ты решилась со мной ехать? – возмущённо спросила Наташа, обидевшись за брата.
– Так а вы не спрашивали! Мы же крепостные были, да и сейчас вольной ещё в руках не держали.
– Я отдам вам, как только прибудем на место, – пообещала Натали. – Не думайте, это не для того, чтоб вас в подчинении неволить. Просто свободным подорожные нужны, без них вас никто из России не выпустит. Но вы необходимы мне, девоньки. С вами вон как весело, а как я одна буду?
До Вятской губернии добирались пять дней. Егорыч бдил, чтобы девушки не вступали в разговоры с местными, сам покупал еду, сам выбирал места для ночлега. На постоялый двор не пустил их ни разу – останавливались в полях, готовила Таня на костре. Натали спала в карете, остальные – возле огня. К счастью, в этих краях начало сентября выдалось тёплым и сухим. Дождь пошёл как раз, когда добрались до вятской деревеньки с черемисским названием Ваштранга, «кленовая река». Вокруг и впрямь было много клёнов, их большие резные листья уже начинали желтеть с краёв. Здесь и остановились, спросив ночлег в первом же доме у тракта. После стольких дней в дороге было приятно вытянуть ноги на лавке под чистым сухим одеялом. Хозяева-старички ушли спать в клеть, не желая стеснять барышень. Таша прикрыла глаза и задремала.
– Тимофей Егорыч! – раздался в вечернем сумраке Танин голос. – Дяденька!
– М-м-м? – сонно отозвался кучер, устроившийся на сундуке у двери. – Чего тебе, заполошная?
– Далеко до Сибири-то?
– Устали ехать ужо? – Егорыч зашуршал чем-то, поворачиваясь. – Далече будет. Всего-то десять дней едем, а надо раз в пять больше. Спите давайте, утром рано вас разбужу.
Таня разочарованно вздохнула и замолчала, а Натали ещё долго не могла уснуть, мысленно считая вёрсты и дни пути. Где-то позади оставались сёстры и братья, мать, отец, дед и даже император всероссийский Николай. Наконец Таша погрузилась в тяжёлый беспокойный сон, где кто-то ехал в карете с гербом, а кто-то бежал по грязи, и ветки хлестали по лицу вместе с дождём.
Утром дождь продолжился и наяву, предвещая распутицу и долгое путешествие. По Вятской губернии пробирались медленно, больше двух недель. Под Уржумом у кареты сломалась ось и пришлось задержаться, чтобы заменить её. Непогода всё продолжалась, и только к переправе через Вятку выглянуло солнце. А там и дорога вскоре влилась в широкий тракт, и лошади побежали веселее. Спустя несколько дней, переплыв на пароме через Каму, въехали в Пермь. Таша ожидала увидеть уже Уральские горы, но город, построенный прямо на берегу реки, был даже более равнинным, чем Москва. Вот что её удивило – это количество каменных домов и нарядно одетых людей на улицах. День стоял воскресный, погожий, хотя осенний ветер уже изрядно обтрепал рыжие листья с деревьев и разметал их по расквашенной вчерашним дождём дороге. В поисках постоялого двора Тимофей Егорович неспешно правил за толпой, которая привела их карету к небольшому храму, выкрашенному в жёлтый цвет, с зелёными куполами, украшенными фигурками ангелов, и колокольней. Натали и девушки, торопливо укутавшись в шали, выскочили на улицу. Ветер сразу же накинулся на них, подгоняя к широким арочным дверям с изображением Богородицы наверху. Внутри оказалось тепло и сухо. Белые и голубые стены были украшены библейскими сюжетами. Прихожане тихо разошлись по церкви. Таша, уставшая от путешествия, искренне помолилась за его скорейшее и благополучное завершение и, конечно, за здоровье оставшихся в Москве близких. Когда Натали вышла на улицу, она вдруг заметила любопытные взгляды, цепляющиеся за неё. Застеснявшись пыльного дорожного платья и растрёпанного вида, Таша поспешно скрылась в карете.
Постоялый двор нашёлся неподалёку, в паре кварталов от храма – добротное двухэтажное строение. На первом этаже путников встретила хозяйка, полноватая женщина средних лет в пышном переднике. Увидев бумагу с императорской печатью, она испуганно захлопала ресницами и спросила:
– Одни путешествуете?
– Да, к брату еду, – с деланным равнодушием ответила Таша. – У вас надолго не задержимся.
– Очень хочется выспаться на постели! – вклинилась в разговор Параша. – Выделите нам самые лучшие!
– Но не очень дорогие, – строго поправила её Натали. – Отоспимся – и дальше поедем. Путь дальний.
– Верно, верно, – засуетилась хозяйка. – Сейчас мужа позову – и отведу вас отдыхать.
Она вписала все имена в большую книгу и крикнула в сторону кухни:
– Иннокентий Степанович! Посмотри сюда, пожалуйста!
К столу подошёл высокий сухощавый мужчина. По его просьбе Натали снова пришлось развернуть документ. Хозяин хмыкнул, кивнул и жестом направил жену к лестнице на второй этаж, где располагались комнаты для гостей.
Комната Таше понравилась: чистая, с двумя большими кроватями и тахтой для Тимофея Егоровича. Хозяйка предлагала взять две – для себя и для прислуги, но Натали решила, что это выйдет слишком дорого. Девушки тут же нырнули под одеяла: Параша с Таней на одну постель, Таша – на другую. Сон сморил их в считанные мгновения. Натали как раз снилось, что она рассказывает Даше Еропкиной о своём путешествии, когда её перебили на полуслове.
– Наталья Николаевна, прошу простить, но вас спрашивают!
Егорыч мялся в дверях, он явно ещё не ложился.
– Меня?
Таша спросонья не могла понять, в чём дело.
– Говорят, что от губернатора!
Натали торопливо привела себя в порядок и, стараясь не шуметь, вышла в коридор. Там её ожидал молодой человек в светло-синем мундире.
– В-вам приглашение от их п-превосходительства губернатора П-пермской губернии, – слегка заикаясь, произнёс он, подавая лист дорогой бумаги.
Натали взяла послание и, едва разбирая слова в полумраке коридора, прочла:
«Сударыня! До меня дошли сведения о Вашем визите в Пермь: слухи о Вашей красоте и любезности уже ходят по нашему городу. Не соблаговолите ли Вы почтить своим присутствием скромный вечер в моём доме? Буду рад знакомству, остаюсь в ожидании, Кирилл Тюфяев, губернатор сих мест».
Таша подняла взгляд на посланника. Тот стоял, замерев у стены, словно изваяние.
– П-приказано п-проводить, – пояснил он своё присутствие в ответ на недоумённый Наташин вид.
– Мне надо одеться… – растерянно сказала Натали.
– Я подожду, – спокойно ответил молодой жандарм.
Таша хотела было возразить, но не нашла слов и только шумно вздохнула, порывисто развернулась и скрылась в комнате.
– Что случилось, Наталья Николаевна? – сонно спросила Параша, приоткрыв глаза.
– Губернатор приглашает меня к себе.
Натали пыталась собраться с мыслями, пустым взором глядя в сундук с платьями.
– Я помогу вам, – девушка с готовностью вылезла из-под одеяла и получше укрыла спящую Таню. – Возьмите вот это: закрытую лиловую робу. На улице прохладно, да и от посторонних глаз защитит ваши прелести.
Таша бросила на Парашу испуганный взгляд. Ей не хотелось больше бояться, но слова подруги возвращали Натали к московским переживаниям последнего года.
Прасковья одела свою Наталью Николаевну со вкусом: плотное тёмное платье с овальным вырезом, лишь слегка обнажающее плечи; скромная нить жемчуга; гладко зачёсанные наверх волосы, закреплённые шпильками – всё создавало образ строгой и замкнутой дамы.
– Красоту не спрячешь, – недовольно пробурчала Параша, любуясь Натали. – Вы и в балахоне будете привлекать взоры.
Губернаторский дом был полон гостей. Таша так и не поняла – сегодня какой-то особенный день или у его превосходительства всегда многолюдно. Хозяина дома узнать оказалось легко – вокруг него вились дамы, его развлекали историями кавалеры. Сам Кирилл Яковлевич, завидев Натали, вскочил с кресла и, нелепо переступая, будто в танце, поспешил знакомиться с гостьей. Пока он рассыпался в любезностях, Таша, широко раскрыв глаза, рассматривала этого господина. В летах, но ещё не старик, седина почти не тронула его чёрных волос. Низкий лоб на широком лице, да и вся его невысокая приземистая фигура создавала странное впечатление, будто на губернатора когда-то упала скала. Тем не менее, он улыбался и даже, кажется, флиртовал с Натали.
– Как вам понравился наш город, Наталья Николаевна? Да, мне уже доложили о вас всё, но действительность оказалась гораздо ярче и восхитительнее восторженных рассказов моих чиновников. Вам непременно нужно погостить у нас подольше. Пермская губерния, доверенная мне его императорским величеством, поистине волшебный край! Завтра я отвезу вас в горы. У меня там огромный загородный дом. Золотая осень, быстротечная горная река – вы оцените.
Тюфяев говорил с жаром, не давая Таше вставить ни слова. Потом схватил её за руку и, не переставая смотреть своими маслеными глазами, увлёк в общество у закусочного стола.
– Угощайтесь, Натали, не стесняйтесь. Вот, знакомьтесь, господа – Наталья Николаевна Гончарова, путешественница из Москвы. Едет на самый восток, ничего не боится.
Гости угодливо зааплодировали, вогнав Ташу в краску. Она хотела было возразить, когда чей-то знакомый голос громко вопросил:
– Это которая Гончарова? Младшая дочь Натальи Ивановны?
Владелец голоса подошёл ближе, и Натали с радостью разглядела в нём графа Строганова. Осмелев, Таша высвободила свою руку и сделала шаг в сторону Сергея Григорьевича.
– Добрый вечер, ваше сиятельство, – официально поприветствовала родственника Натали. – Невыразимо рада видеть вас здесь, хоть это и неожиданность для меня.
– Ничего странного, – махнул рукой Строганов. – Приехал посмотреть, как дела на заводах моей супруги. А вы какими судьбами?
– Наталья Николаевна следует в Томск, чего ей, разумеется, не следует делать, – скаламбурил губернатор и поджал губы.
Сергей Григорьевич смерил Тюфяева хмурым взглядом и, взяв Ташу под руку, отвёл в сторону.
– Что за история? Мать знает? – строго спросил он вполголоса.
– Конечно, она меня отпустила, – залепетала Натали, как провинившийся младенец. Собственно, она приходилась графу троюродной сестрой, но возраст и общественное положение его были несоизмеримо выше. – Я к Мите, к Дмитрию Николаевичу еду.
Строганов хмыкнул.
– Не место тебе в Сибири. И здесь не место, – он оглядел роскошную, богато украшенную залу. – Но раз Наталья Ивановна не против… С кем едешь?
– Ни с кем, – потупилась Таша. – Ну то есть с кучером и двумя девушками.
Граф закатил глаза.
– Я провожу тебя хотя бы до Екатеринбурга, – утвердительно сказал он и весь вечер не отходил от родственницы, несмотря на неудовольствие губернатора.
Через день они уже выехали из Перми на двух каретах. Натали пересела к Сергею Григорьевичу по его настоянию и сильно опасалась, что он будет читать ей морали, но граф премило обсуждал с ней как светские темы, так и по-дружески наставлял в делах обустройства своего дома. О причинах отъезда Строганов тоже тактично не расспрашивал. Проезжали через рабочие посёлки Демидовских заводов, которые лежали по обе стороны тракта. Однажды ранним утром, до света, наткнулись на какое-то пепелище – граф объяснил, что посёлок сожгли во времена Пугачёвского бунта. Таша тайком придвинулась поближе к кузену – озноб пробежал по коже. Но едва отъехали от страшного места, Сергей Григорьевич сам приобнял продрогшую Натали.
– Смотри, – сказал он, – здесь начинается Сибирь.
Таша выглянула из окна, и в глаза ей ударили яркие лучи восходящего солнца. Наступало утро.
Глава 6. Новый мир
«Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой».
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)
В Екатеринбург приехали к обеду. Этот город, построенный на берегу пруда, понравился Натали. Среди обычных деревянных домов яркими пятнами выделялись изящные каменные строения, достойные столичных архитекторов. Граф отвёз Ташу в известный ему трактир с огромной вывеской «Херсон» на фасаде. Тимофей Егорович и девушки расположились в общей зале, где с белёной стены на них глядел портрет императора Николая в полный рост, а для себя и Наташи Строганов запросил отдельный кабинет. Блюда Сергей Григорьевич заказал самые изысканные из тех, что можно было найти в меню.
– Угощайся, Наталья Николаевна, это самое приличное заведение по эту сторону Урала. Когда тебе ещё доведётся… – его глаза погрустнели, усы опустились.
– Таня очень хорошо готовит! – возразила Таша. – Она же на кухне была у деда.
– Жаль мне тебя отпускать, – снова вздохнул граф. – Но дальше проводить не могу, мой отпуск не так долог, как хотелось бы. Мы тут с твоим кучером обсудили, дорогу наметили – он мужик неглупый, даже карты читать умеет. Поедешь через Ишим и Омск, по новому тракту. В Тобольске уже холодно, а этот путь южнее. Торопиться вам надо – скоро снег ляжет, а вы на карете. Не знаю уж, как Егорыч твой возвращаться будет.
Распрощались на следующее утро. Граф увёз с собой связку писем в Москву, обещав занести их на Никитскую лично. Его участие так тронуло Натали, что следующие несколько дней пути она мысленно продолжала свои беседы с Сергеем Григорьевичем. Потом новые путевые впечатления вытеснили светлый образ, но и позже Таша всегда вспоминала Строганова с благодарностью. Соблюдая рекомендации графа, проехали, не задерживаясь, Тюмень и свернули направо, к югу, а затем, после Омска, на северо-восток. Погода стояла пасмурная, холодная, но дождей почти что не было, так что двигались ходко. Егорыч очень боялся разбойников и диких зверей, поэтому ехали только днём. Останавливаться же на постоялых дворах опасалась Натали, так что ночевали, как правило, в обычных избах на окраинах. Чем больше путешественники углублялись на восток, тем чаще встречались им длинные вереницы каторжников: в цепях, с клеймами на лицах. Иногда среди них были женщины и дети. Обычно бойкая, Параша пряталась при виде этапируемых вглубь кареты и закрывала руками лицо. Таня над ней посмеивалась, а Наташа смотрела в окно во все глаза, не в силах оторваться от чужой боли и безысходности.
Наконец добрались до реки Томи. Её серые воды катились на север, подгоняемые ледяным ветром вперемешку со снежной крупой. Заканчивался октябрь, и близился ледостав.
– Скоро ли закроют переправу? – громко спросил у перевозчика щуплый мужчина в долгополом, из толстого серого сукна, сюртуке, доходящем до середины голенищ его высоких сапог. Из-под картуза выбивались бакенбарды, выдавая горожанина, а может даже и купца.
– Дня три, ну пять поплаваем, – перекрикивая ветер, ответил бородатый мужик. – Потом шуга пойдёт.
Щуплый взмахнул рукой, мол, понял, и повернулся к своей лошади.
Дом Дмитрия Николаевича нашёлся легко, стоило лишь задать вопрос попутчикам по парому, пока они не успели разъехаться после переправы. Тот самый мужчина в картузе тут же отозвался:
– Гончаров? Отлично известен. Да я вас к нему провожу – сам хотел заехать. А вы откуда будете, простите за праздный интерес, издалека?
– Из Москвы, – ответила Натали. Собеседник явно знал Митю, и ей тоже стало любопытно, кто это.
– Ох, извините, дамы, я не представился, – заметил он Ташин пристальный взгляд. – Федот Иванович Попов, купец первой гильдии, – несмотря на холод, мужчина снял картуз и поклонился, вопросительно глядя на девушек.
– Гончарова Наталья Николаевна, – нехотя ответила Таша. – А это Прасковья и Татьяна, мои спутницы.
Федот Попов так удивился, что выронил свой головной убор из рук прямо на жухлую траву.
– Так вы и есть Митина младшая сестра! – воскликнул он, не заметив потери. – Вот не ожидал, что вы действительно на это решитесь! Ну после, после поговорим, что же я вас тут морожу на ветру. Поедемте скорее, держитесь за мной, тут недалеко.
Попов легко вскочил на свои беговые дрожки, потом, спохватившись, хлопнул себя по макушке, спрыгнул на землю, подобрал картуз, нахлобучил его и, смеясь, снова уселся на сиденье. Лошади тронулись одновременно, карета следовала чуть позади. Через четверть часа уже были на месте. Дом превзошёл все Ташины ожидания. Большой, в пять окон на улицу, с мезонином и кирпичным подклетом, он сиял им навстречу свежей голубой краской. На крылечко нападала рябина, видно было, что хозяин сегодня ещё не выходил. Сердце Натали выскакивало из груди – вдруг она заволновалась, как её встретит брат? Попов дал знак оставаться в карете, и это озадачило и обеспокоило Ташу. Но Федот, с трудом сдерживая улыбку, решительно прошёл на крыльцо, растоптав ягоды сапогами. Стук в дверь был слышен на всю улицу.
– Митя, засоня, открывай! На дворе собачья погода, а он дрыхнет, как всегда, – Попов обернулся к девушкам, высунувшимся из окон кареты, и подмигнул им.
Дверь приоткрылась наполовину, но Федот остался стоять, прислонившись к перилам.
– Ну холодно же, заходите, – услышала Натали знакомый с детства голос и в волнении зарылась в подушки, прикрыв глаза.
– Представляешь, – невозмутимо продолжил Попов своим громовым баритоном, – я из-за тебя проспорил Ваньке империал. Почему тебя так дамы любят, а? Мне б хоть половину такой любви!
– Про что спорили?
– Приедет к тебе сестра до ледостава или не осмелится.
– А что, паром уже закрыли? – с беспокойством в голосе спросил Дмитрий.
– Нет, я сегодня переправлялся. Фу ты, какой ты, право, недогадливый спросонья! Всё, открывай ворота пошире, встречай гостей! Наталья Николаевна, добро пожаловать в представительство нашей Первой золотопромышленной компании, оно же дом Гончарова.
Таша нерешительно ступила на двор. Тут же откуда-то из-за угла с весёлым лаем выскочила мохнатая, как медвежонок, собака, когда-то бывшая белой, а теперь изрядно измазанная грязью. Она накинулась на гостей, играя и подставляя под руки свою большую голову. Натали попыталась увернуться от её чумазых лап, но безуспешно – на подоле остались следы. Попов присел на корточки и закричал:
– Ласка, Ласка, поди сюда живо, оставь дам в покое!
Собака с неохотой оторвалась от Таши и, оглядываясь на неё, потрусила к дому.
На крыльцо вывалился Митя – лохматый, в красном полосатом халате, босой. Девушки за спиной Наташи прыснули и зашептались. Федот стоял, почёсывая за ухом пушистую Ласку, довольный, будто он сам привёз приятелю сестру из Москвы. Натали поднялась по ступенькам. Она думала, что при встрече кинется обнимать Митуша, но он так повзрослел за четыре года, что было неловко приставать к нему с нежностями, тем более в присутствии этого Попова. Дмитрий, видимо, чувствовал нечто похожее, потому что он в замешательстве замер, загораживая проход, затем поднёс ладонь к своему лбу, примеряя его к Наташиному, и сказал:
– Так выросла, не узнать! Скоро станешь выше меня! – потом спохватился: – Заходи, ты, наверное, устала после долгой дороги! – и он наконец, взяв за руку, завёл сестру в дом.
Чай пили в большой гостиной, которая, по видимости, служила и приёмной. Дмитрий уже переоделся, но всё ещё смотрел дико, будто не понимая, что вокруг него происходит. Федот распоряжался, как у себя дома: послал Тимофея Егоровича в ближайший трактир за готовыми блюдами, сам принёс необходимые для туалета вещи из кареты и сварил всем кофею.
Натали рассказывала обо всём по порядку, но про императора умолчала, сказав только, что устала от навязчивого внимания света, и здесь, в Сибири, под защитой брата, будет чувствовать себя спокойнее. Попов в это время отпил глоток из чашки и долго кашлял, поперхнувшись.
– Наталья Николаевна, простите, но при вашей красоте и образованности вам не избежать мужского внимания нигде, хоть на Камчатку поезжайте, – сказал он, с трудом восстановив дыхание.
Дмитрий быстро на него посмотрел, нахмурив брови, и снова перевёл взгляд на сестру. Таша тоже смотрела на Митю безотрывно, восстанавливая в памяти его образ и дополняя новыми подробностями. Брат стал выше, значительно шире в плечах. Его щёки, прежде округлые, впали, а само лицо вытянулось и выглядело обветренным, как у рабочего человека. Впрочем, у Попова оно было таким же. Длинные пальцы с выпуклыми косточками, как у отца, также огрубели.
– Натали, – вдруг спросил Дмитрий, – а представь мне своих спутниц. Ну, чтоб я знал, как мне вас размещать.
Девушки сидели тут же за столом, смущаясь и робея.
Таша помедлила с ответом, за неё ответил Федот:
– Если я не ошибаюсь, эта зовётся Прасковьей, а вот эта – Татьяной.
– Это ведь дедовы крепостные, верно? – уточнил Митя.
Наташа торопливо полезла в ридикюль и достала вольные.
– Нет-нет, уже нет! – возразила она брату, протягивая документы. – Но помнишь ты правильно.
Дмитрий мельком просмотрел бумаги и отдал обратно.
– Я думала нанять их горничной и кухаркой, – пояснила Таша, – но если у тебя свой штат прислуги…
Попов рассмеялся:
– Да нет у него никого! Девушки, вы придётесь весьма кстати! Наш Дмитрий Николаевич обедает в трактирах, а горничную я ему присылаю свою пару раз в месяц. Вот уже пора бы, а то грязью весь зарос!
– Я приберу! – привстала со своего места Параша.
– Сидите-сидите, пейте кофей, отдыхайте, начнёте свою работу позже, – остановил её Федот. – Митя, ничего, что я распоряжаюсь? А то ты застыл весь от радости.
– Ну я просто действительно не ожидал прямо вот так сегодня, – промямлил Дмитрий неуверенно. – Думал, ты не всерьёз, – сказал он сестре.
Таша вспыхнула.
– Ну вот, и ты! Катя с Сашей тоже сперва не поверили! – она подскочила, подумала минуту и снова опустилась на диван. – Но обратно мне ехать нет никакой возможности, – грустно сказала Наташа.
– Да что ты! – спохватился Митя. – Я вовсе не то хотел сказать! Весь мезонин в твоём распоряжении. Там одна большая комната и две маленьких, вам в самый раз хватит. Егорыч может жить внизу.
– Нет, Тимофея Егоровича дед ждёт обратно с каретой и лошадьми, ну, кроме моей Матильды, – немного оживившись, поправила Натали.
– Тогда он должен пуститься в обратный путь не позднее, чем завтра, – сказал Федот. – Помните, что переправы скоро закроют, и не только на Томи. А он к тому же на колёсах. Надо из Сибири до снегу выбираться.
На том и порешили. Егорыча отправили отсыпаться до утра, девушки вдвоём быстро отмыли мезонин и кухню, нашли и постелили бельё на кровать для Натальи Николаевны и на сундуки для себя. Легли рано, не дожидаясь вечера. Когда Наташа проснулась, было уже совсем темно. Она накинула домашнее платье и тихо, стараясь никого не разбудить, спустилась по лестнице. Часы в гостиной показывали всего лишь девять. Таша попила в кухне воды и уже хотела возвращаться наверх, но услышала звук удара, будто что-то упало. Она пошла в ту сторону и увидела свет из-под двери. Помедлив, Натали всё-таки постучала.
– Входи, входи, – отозвался брат.
Таша проскользнула в кабинет. За массивным столом Дмитрий смотрелся внушительнее, на своём месте. Вдоль стен размещались книжные полки – большей частью пустые. Наташа задержалась возле них, провела дорожку пальцем по пыли.
