Михаил Пыляев
Старый Петербург

Полная версия

Глава VI

Причины наводнений. – Невыгодное положение Петербурга. – Проекты к предотвращению бедствий. – Наводнения в первые годы по основании столицы. – Большое наводнение в 1777 году. – Письмо о нем императрицы Екатерины II Гримму. – Указ Екатерины II. – Описание наводнения 1824 года. – Записки о нем современников: Булгарина, Мартынова, Башуцкого и других. – Анекдотическая сторона. – Скряга Копейкин. – Спасители утопавших. – Участие правительства в общественном бедствии. – Миллионные пожертвования. – Данные о высоте воды. – Наводнения в позднейшие годы.

С самых отдаленных времен почти все пространство земли, занимаемое теперь Петербургом, покрывалось водою от 15 до 25 футов; так, известно по летописям, что между 1060 и 1066 годами вода прилива покрывала всю нынешнюю окрестность города на 20–25 футов; такая прибыль воды зависела единственно от силы и продолжительности западных или юго-западных ветров; пространство, занимаемое Петербургом и островами, находящимися между различными рукавами Невы, состоит из почвы частию песчаной и болотистой; оно возвышается от 4 до 6 футов над меженным уровнем Невы, отмеченным на водомере при устье Фонтанки =0; гранитная набережная выше этого горизонта от 6 до 8 футов. Из сказанного очевидно, что устье Невы, превосходящее почти в семь раз ширину не разделенной на рукава реки, при противоположных течению ветрах может принять весьма много морских волн, которые, сообразно возвышению над меженным уровнем и силе ветра, останавливают исток, потому что падение и быстрота так незначительны, что течение не в состоянии не только в правых рукавах Невы противодействовать входу морских волн, но даже и самое стремление большой Невы не в силах преодолеть их напора. Поэтому сначала прекращается исток Невы, потом самое течение во всех рукавах ее устья делается обратным, а затем вода начинает быстро выступать из берегов и заливать все низменные части этого прибрежья. Чтобы предотвратить частые наводнения в Петербурге, еще в первых годах при его основании архитекторы Петра Великого Леблонд и Трезин думали весь Васильевский остров и Петербургскую сторону поднять на 1 ¹/₂ сажени. Петр предполагал застраховать Васильевский остров от наводнений, перерыв его большими каналами, как в Венеции, но в исполнении своего проекта, видимо, встретил неудачу, потому что в 1723 году указом от 27 июня повелел на острову, где надлежит по чертежу быть каналам, выкопать пруды, чтобы везде иметь воду в случае пожара. Но и пруды тоже не были выкопаны. После уже, в 1736 году, последовал высочайший указ: от пожара сделать на дворах колодцы. Император Петр II после наводнения 12 октября 1729 года думал перенести столицу навсегда в Москву, оставив в Петербурге одно Адмиралтейство и 40 000 войска. При императрице Елисавете отец светлейшего князя Кутузова, Илларион Матвеевич Кутузов, представил проект государыне: «О проведении канала для предотвращения жителей столицы от гибельных последствий наводнения». Проект этот был приведен в исполнение только в царствование Екатерины II; в 1764 году приступили к работам канала, или углублению и отделке глухого протока; название каналу дали «Екатерининский», в честь императрицы. Он был вырыт на 8 сажен ширины и одну глубины, берега его были одеты тесаным камнем с железными перилами; работы эти окончились в 1790 году. Кутузов получил за эту работу золотую табакерку, осыпанную бриллиантами (см. «Жизнь и военные и политические деяния князя М. Л. Голенищева-Кутузова-Смоленского», СПб., 1813 г., т. VI, с. 7).

Затем для такой же цели при Александре I в 1805 году была начата постройка Обводного канала генерал-лейтенантом Герардом и окончена в 1834 году генералом Базеном. Этот канал имеет до 10 сажен в ширину, а длина его составляет 8 верст. При Александре I, в 1810 году, архитектор Модюи представлял свои предположения об устройстве города на Васильевском острове и Петербургской стороне; на этот проект государь сказал: «Проект ваш был проект Петра Великого, он хотел сделать из Васильевского острова вторую Венецию, но, к несчастию, он должен был прекратить работы столицы, ибо те, коим поручено было исполнение его мысли, не поняли его: вместо каналов они сделали рвы, кои до сих пор существуют» (см. «Критич. обзор проектов для предохранения СПб. от наводнения», соч. В. Киприянова, СПб., 1858 г., с. 10). Затем в последующие царствования были представлены проекты: гг. академиком В. П. Петровым, Третером, Рокуром, Дестремом, Парротом, С. Усовым, Дефонтеном, Вибекингом, Базеном, Гуллетом и еще многими другими.

В летописях Петербурга насчитывается до двадцати наводнений, причиною которых, как мы уже говорили, служат ветры. Масса воды, приносимой Невою из Ладожского озера, по Штукенбергу, каждую секунду, составляет до 116 000 кубических футов и, следовательно, превосходит самый Нил и только немного уступает Гангу (183 970 к. ф.), далеко оставляя за собою Рейн (64 160). Неву Штукенберг называет самою непостоянною рекою в мире. Непостоянство Невы замечается в том, что она на всем своем шестидесятиверстном течении из Ладожского озера почти на каждой полверсте переменяется в ширине, и максимум таких колебаний широты Невы доходит до 200 сажен в некоторых местах. Самое узкое место – у Исаакия (170 сажен), у Смольного – 400 сажен, у крепости – до 300. Глубина Невы также не равна и уменьшается по мере уменьшения быстроты: выше Невского монастыря она в 5 ¹/₁₀ у сажен, выше Охты 7 ³/₁₀. У Смольного 8 ⁵/₁₀, ниже Таврического 8 ⁴/₁₀, у Летнего сада 6 ⁹/₁₀, против Бердова завода 5 ⁶/₁₀. Быстрота Невы не во всех местах одинакова, она увеличивается по мере впадения других речек и уменьшается по мере разделения на рукава и каналы. Вот числа, которыми выражаются относительные скорости. Нева выше Невского монастыря дает в одну секунду воды: 114.659,529 куб. фут.; выше Охты 114.842,732 куб. фут.; ниже Охты 115.703,291 куб. фут.; близ Летнего сада 89.932,799 куб. фут.; против завода Берда 73.983,406 куб. фут. Путем Невы изливается в море богатейшая во всей Европе система вод, наполняющая собою всю северо-западную часть России.

В первых годах основания Петербурга жители довольно часто терпели бедствия от наводнений; по преданию, первые обитатели прибрежья Невы никогда не строили прочных домов, но небольшие избушки, которые, как только приближалась бурная погода, тотчас ломали, складывали доски на плоты, привязывали их к деревьям, а сами спасались на Дудерову гору. Первое большое наводнение случилось до постройки Петербурга в 1691 году. В этом году, по шведским летописям, вода покрыла все места, занимаемые теперь городом, на двадцать пять футов высоты. Такое же наводнение, по рассказам старых рыбаков, повторялось почти каждые пять лет. Об одном из наводнений в Петербурге на третий год по его основании, в 1706 году, есть известие в письме Петра к Меншикову. Император писал: «Третьяго дня ветром вест-зюйд такую воду нагнало, какой, сказывают, не бывало. У меня в хоромах было сверху пола 21 дюйм, и по городу и на другой стороне по улице свободно ездили на лодках. Однако ж недолго держалась: менее трех часов. И здесь было утешно смотреть, что люди по кровлям и по деревьям, будто во время потопа, сидели – не точию мужики, но и бабы. Вода хотя и зело велика была, беды большой не сделала». Письмо это помечено «из Парадиза».

В книге «Das veränderte Russland, Frankfurt, 1721» автор рассказывает, что в 1713 году в Петербурге два раза случались наводнения, все острова были покрыты водою, в первый раз буря случилась ночью, и жители, почти сонные, с трудом спасались в уносимых водою постройках.

В 1715 году, ноября 5-го, вода возвысилась на 7 футов и 4 дюйма; все мосты и больверки^[30] были снесены водою; береговые укрепления тоже размыты и повреждены; жители по улицам ездили на лодках.

В 1720 году в С.-Петербурге явился пророк, который предсказывал, что 23 сентября, к зачатию Предтечи, с моря нахлынет вода на город, выше всех былых вод. Она изведет весь народ и затопит город за отступление их от православия, т. е. за новые гражданские порядки. На Петербургском острове, у Троицкой пристани, недалеко от крепости стояло старое дерево, ольха или сосна; чухны, жившие здесь еще до построения города, к этому дереву относили следующий суеверный рассказ. Будто бы в 1701 году, в ночь на Рождество Христово, они увидели свет наподобие пожара, а это на дереве, на всех сучьях его, горели восковые свечи. Тогда, надев на жердь топор, чухны собрались рубить у дерева сук с горящими свечами, думая, что свечи спадут или самую ветвь со свечами они отсекут. Но как только они несколько раз ударили по дереву, свет угас, от ударов же топора образовалась на суку впадина пальца на два, сук с пометкой был от земли на две сажени. Пророк уверял, что вода 23 сентября покроет город по сук с зарубкой. Рассказы эти поддерживали и чухны. Население Петербурга впало в уныние. Многие стали переселяться на возвышенные места. Чтобы уничтожить суеверие, Петр приказал срубить старое дерево, и солдаты Преображенского полка, в присутствии царя, срубили его; только пень еще в 1725 году существовал, и его приходили смотреть как редкость. Пророк был наказан у этого дерева, и собравшимся зрителям у пня срубленного дерева царь говорил, чтобы впредь не верили басням. Однако же наводнение в 1720 году, по свидетельству современной записи, действительно было, только не в тот день, в который указывал пророк.

В 1721 году, 5 ноября, Нева затопила весь город; перед этим девять дней дул сильный юго-западный ветер. Крепость, которую начали строить в 1706 году, и Ладожский канал были повреждены и занесены песком; убытки от этого наводнения доходили до 7 миллионов рублей. Камер-юнкер Бергхольц описывает его так: «С ужасом смотрел я на разные суда, оторванные ветром и уносимые бурными волнами; вода с необыкновенною силой проникала в дома, ветер был так силен, что срывал черепицы с крыш. Около половины второго часа вода наконец начала уменьшаться. 10-го числа того же месяца, после обеда, вода опять начала подниматься, и 11-го числа было тоже наводнение».

После воды, случившейся 5 ноября, был читан на всех перекрестках, при барабанном бое, указ: «Как вода начнет прибывать, то весь рогатый скот и лошадей отсылать в лес». В этот вечер все придворные лошади были отосланы в лес, а некоторые, как посланника Бассевича, стояли во втором этаже в покоях. Сам император Петр, бывший с утра в гостях у цесарского посла, графа Кинского, с невероятным трудом возвратился во дворец, от которого во время самой высокой воды выехал на буере на луг, окружавший Адмиралтейство, где лавировал около церкви Святого Исаакия.

В 1723 году, 2 октября, вода в городе была выше на два вершка, чем в предыдущее наводнение.

В 1725 году, 1 ноября, вода возвысилась на 8 футов и 2 дюйма, с этого времени вода почти ежегодно по 1777 год доходила в разное время выше трех футов. Академик Крафт рассказывает, что 5 ноября 1725 года было опять наводнение и жестокий юго-западный ветер дул с 9 часов утра до полуночи. Бергхольц заносит в свой дневник, что 1 ноября, в 10 часов утра, государыня в шлюпке ехала из Летнего дворца, где она еще тогда жила, на другую сторону, чтобы помолиться в церкви Святой Троицы, но вода была так высока, что нельзя было дойти до кареты. Государыня обратно отправилась уже не в свой Летний дворец, а в государев Зимний, с намерением остаться там жить. После обеда 2 ноября возвратился государь в Петербург; во время бывшего шторма он испытал много опасности на пути от Дубков. Одно из следовавших за ним судов погибло, и два только человека спаслись. Царь поставил свою яхту на два якоря и так провел всю ночь.

В 1726 году в Петербурге было опять наводнение; профессор Лейтман нашел, что оно было на 8 английских футов и 2 вершка выше обыкновенного уровня воды. После этого наводнения Екатерина I издала указ: «Для опасности от такой же воды всякое строение впредь, кому где надлежит строить, выше нынешней бывшей воды на фут, и для того везде на строениях поставить знаки».

После наводнения 1726 года на Неве образовался новый остров, который от пустоты назван «остров Буян», на нем вскоре были построены пеньковые и масляные амбары.

В этом году, как говорит адмирал А. И. Нагаев, было два наводнения: 18 сентября и 1 ноября; последнего числа он находился во время прибыли воды в Кронштадтской цитадели на карауле; вода, выгнав их из караульного дома, сгоняла с банкета на банкет^[31], потом покрыла всю пушечную платформу и принудила их отсиживаться на цитадельских пушках, где они, окачиваемые морскими волнами, пребывали до полуночи «в отчаянии живота, однако Бог спас всех без упаду».

В 1729 году, октября 12-го дня, было опять наводнение, вода доходила до 7 футов и одного дюйма. 15 сентября 1732 года опять была высокая вода.

В 1736 году, сентября 10-го, почти весь город был покрыт водою, ветер дул западный, очень большой. 13 декабря того же года вода снова выступила из берегов.

В 1744 году наводнение было 17 августа, вода доходила при северо-западном ветре до 7 футов. Сентября 9-го того же года поутру сильный западный ветер выгнал почти всю воду из каналов, к вечеру ветер задул юго-западный, нагнав большое наводнение.

В 1752 году, октября 22-го, в 10 часов утра, при западном ветре вода поднялась до высоты 8 футов 5 дюймов, по другим сведениям, до высоты 9 ¹/₂ футов, все острова и части города, за исключением Литейной и части близ Невского монастыря, были залиты водою; вода как поднялась быстро при жестоком шторме, так и убыла с тою же быстротою.

В этом же году Нева возвышалась несколько раз: 25, 27 и 28 октября; в последний день, несмотря на безветрие, вода стояла целые сутки. В 1755 году вода в октябре доходила до 7 футов; 29 сентября 1756 года вода, при жестокой буре, поднималась до высоты 7 футов 3 дюймов. Августа 25-го 1762 года была чрезвычайная буря, причинившая много крушений на реке. В 1764 году с 18 по 22 ноября вода стояла от 7 до 8 футов при совершенном безветрии.

Самое ужасное наводнение произошло, как мы уже говорили, 10 сентября 1777 года. В этот день в 10 часов утра вода поднялась на 10 футов и 7 дюймов, залила город, только Литейная и Выборгская части не были под водою; в седьмом часу пополудни вода начала сбывать и в полдень вступила в берега. За два дня до этого бедствия в Петербурге стояла бурная погода; сильный юго-западный ветер был настолько велик, что отогнал воду к восточным берегам Ладожского озера, и все стоявшие у Шлиссельбурга суда обмелели. Буря особенно много принесла вреда садам и рощам Петербурга. В «Академических ведомостях» этого года есть объявление о продаже с дачи г. Яковлева на Петергофской дороге 2000 мачтовых дерев, вырванных с корнем этою бурею. В Летнем саду буря причинила много вреда: сохраняющиеся до сих пор липы с железными скобками и с костылями пострадали именно тогда; в это же время, как мы уже упоминали, разрушены были бурею и фонтаны в Летнем саду, не возобновленные уже с тех пор.

Во время этого наводнения, по словам Георги, небольшой купеческий корабль переплыл мимо Зимнего дворца через каменную набережную. Любское судно, нагруженное яблоками, занесено было ветром на 10 сажен от берега в лес; почти по всем улицам ездили на маленьких шлюпках, и тогдашний обер-полицеймейстер Н. И. Чичерин проехал на ялике от своего дома (теперь дом Елисеева, у Полицейского моста) прямо в Зимний дворец. Множество оград и заборов опрокинуто было, не говоря о домах; одна изба переплыла на противоположный берег Невы. Все лавки с товарами размыло, уцелели одни только каменные в Гостином дворе, где вода была вышиною на 1 ¹/₂ сажени, в мучных лавках в 2 куля^[32] с половиною вышиною, в Большой и Малой Коломне и в Мещанской более ста домов со всем строением и с людьми разнесло; на взморье смыло острог, в котором было до трехсот человек; вокруг Петербурга на 11 верст находили в полях трупы животных и людей. Екатерина рано утром приказала выбить стекло в окне Зимнего дворца, откуда и смотрела на бушующие волны. Затем государыня приказала служить молебен священнику и сама молилась на коленях. Императрица очень подробно описывает это наводнение в письме к Гримму. Вот оно: «Я очень рада, что вчера в полдень возвратились в город из Царского. Была отличная погода; но я говорила: “Посмотрите, будет гроза”, потому что накануне мы с князем Потемкиным воображали себе, что берем крепость штурмом. Действительно, в десять часов пополудни поднялся ветер, который начал с того, что порывисто ворвался в окно моей комнаты. Дождик шел небольшой, но с этой минуты понеслось в воздухе все что угодно: черепицы, железные листы, стекла, вода, град, снег. Я очень крепко спала; порыв ветра разбудил меня в пять часов. Я позвонила, и мне доложили, что вода у моего крыльца и готова залить его. Я сказала: “Если так, отпустите часовых с внутренних дворов; а то, пожалуй, они вздумают бороться с напором воды и погубят себя”; сказано, сделано; желая узнать поближе, в чем дело, я пошла в Эрмитаж. Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима. По набережной, которая еще не окончена, громоздились трехмачтовые купеческие корабли. Я сказала: “Боже мой! Биржа переменила место, графу Миниху придется устроить таможню там, где был эрмитажный театр”. Сколько разбитых стекол! Сколько опрокинутых горшков с цветами! И как будто под стать цветочным горшкам, на полу и на диванах лежали фарфоровые горшки с каминов. Нечего сказать, тут таки похозяйничали! И к чему это? Но об этом нечего и спрашивать. Нынче утром ни к одной даме не придет ее парикмахер, не для кого служить обедню и на куртаге^[33] будет пусто. Кстати, десерт^[34] Бретеля (который давно прибыл и покончил после трудов и опасностей, весь целый, не надтреснутый и не разбитый, в последней комнате Эрмитажа) нынешнею ночью едва не сделался жертвою урагана. Большое окно упало на землю подле самого стола, весьма прочного, на котором десерт расставлен. Ветром сорвало с него тафтяную покрышку, но десерт остался целехонек». Далее пишет государыня, после обедни: «Обедаю дома. Вода сбыла, и, как вам известно, я не потонула. Но еще не многие показываются из своих берлог. Я видела, как один из моих лакеев подъехал в английской коляске; вода была выше задней оси, и лакей, стоявший на запятках, замочил себе ноги. Но довольно о воде, подбавим о вине. Погреба мои залиты водою, и Бог весть, что с ними станется. Прощайте; четыре страницы довольно во время наводнения, которое с каждым часом уменьшается».

Вред это наводнение принесло гораздо больший, чем наводнение, бывшее 7 ноября 1824 года; следы первого, несмотря на то что вода не подымалась так высоко, были более ужасны в отношении гибели людей и животных, не нашедших спасения в ночное время. После этого бедствия государыня в указе от 21 сентября 1777 года, данном г. вице-президенту адмиралтейств-коллегии и главному галерного флота командиру графу Ив. Г. Чернышеву, повелела учредить знаки и сигналы, по которым жители должны были принимать спасительные меры; вот эти правила: «Когда в Коломнах и в Галерной гавани вода начинает выходить на берег, то дан будет сигнал: тремя выстрелами из пушек, и будет поднято на шпице всех четырех сторон по красному флагу, а ночью три фонаря; также пойдет барабанщик бить в барабан; в случае же сильной опасности для всех жителей из Адмиралтейства крепости будет сделан сигнал пятью выстрелами из пушек и выставлены будут на адмиралтейском шпице со всех сторон белые флаги, а ночью по два фонаря». В то же время императрица приказала генералу Бауру составить план Петербурга с обозначением мест наводнения.

В 1788 году, 26 и 27 сентября, вода в Петербурге выше обыкновенного уровня доходила до 7 футов.

В сентябре 1802 года вода поднималась на 7 футов и 5 дюймов.

В январе 1822 года, в час ночи, вода также выступала из берегов, разметав по улицам лес и дрова, и была выше ординарной на 8 футов и 5 дюймов.

Но особенно много бед натворила вода в Петербурге 7 ноября 1824 года; в этот день она достигла в некоторых местах города 13 футов и 7 дюймов, по знаку же в Петропавловской крепости была выше горизонта обыкновенной воды на 12 футов и 10 дюймов.

День, предшествовавший наводнению, был самый неприятный: с самого утра шел дождь и дул холодный ветер. Барометр упал вдруг на один дюйм. К вечеру непогода уже усилилась. Булгарин пишет: «В 7 часов я уже видел на адмиралтейской башне сигнальные фонари для предостережения жителей от наводнения. В ночь настала ужасная буря; сильные порывы юго-западного ветра потрясали кровли и окна, стекла звучали от плесков крупных дождевых капель. Беспечные жители столицы спокойно почивали. С рассветом мы увидели, что вода чрезвычайно возвысилась в каналах и сильно в них волновалась. Сначала появлялись на улицах только люди, вышедшие из домов своих за делами, но около 10 часов утра, при постепенной прибыли воды, толпы любопытных устремились на берега Невы, которая высоко поднималась пенистыми волнами и с ужасным шумом и брызгами разбивала их о гранитные берега. Когда жители Адмиралтейской стороны еще не предвидели несчастья, низменные места, лежащие по берегам Финского залива и при устье Невы, были затоплены, и жители Гавани, Канонирского острова, Гутуевского, деревень Емельяновки, Тентелевой и казенного Чугунного завода, близ Екатерингофа, терпели бедствие. Невозможно описать того ужасного явления, которому были свидетелями люди, бывшие в это время на берегу Финского залива и чудесно спасшиеся от гибели. Необозримое пространство вод казалось кипящею пучиною, над которою распростерт был туман от брызгов волн, гонимых против течения и разбиваемых ревущими вихрями. Белая пена клубилась над водяными громадами, которые, беспрестанно увеличиваясь, наконец яростно устремились на берег. Множество деревянных построек не могли противостоять огромной массе воды и с треском обрушились. Люди спасались как могли: в уцелевшие дома, на бревнах, плавающих кровлях, воротах и т. д. Многие погибли, как и домашний скот и пожитки. Вода беспрестанно прибывала и наконец ринулась на весь город. В одно мгновение вода полилась через края набережных реки и всех каналов, через подземные трубы она хлынула в виде фонтанов.

Трудно представить себе смятение и ужас жителей: погреба, подвалы и все нижние этажи тотчас наполнились водою; каждый спасал что мог и выносился наверх, оставляя в добычу воде свое имущество. Некоторые, слишком заботливые о вещах и товарах, погибли в погребах; толпы народа, бывшего на улицах, бросились в дома, другие спешили в свои жилища, но прибывавшая вода принудила их искать спасенья где кто мог. Кареты и дрожки, которые сперва разъезжали по воде, начали всплывать и спасаться на высоких мостах и по чужим дворам. В первом часу пополудни весь город, за исключением Литейной, Каретной и Рождественской частей, был залит водою везде почти в рост человека, а в некоторых низких местах (как, например, на перекрестке Большой Мещанской и Вознесенских улиц и у Каменного моста) более нежели на полторы сажени. Вид из окон дома Котомина (дом, где лавка Елисеева, у Полицейского моста) был ужасный и необыкновенный.

Разъяренные волны свирепствовали на Дворцовой площади, которая с Невою составляла одно огромное озеро, изливавшееся Невским проспектом, как широкою рекою, до самого Аничковского моста. Мойка, подобно всем каналам, скрылась от взоров и соединилась с водами, покрывавшими улицы, по которым неслись леса, бревна, дрова, мебель. Вскоре мертвое молчание водворилось на улицах. Около двух часов появился на Невском проспекте, на двенадцативесельном катере, военный генерал-губернатор граф М. А. Милорадович для подания помощи и ободрения жителей. Несколько небольших лодок проехало по Морской, и еще большой катер с несколькими людьми разного звания, спасшимися от погибели на берегу Невы, причалил к дому Косиковского. Близ Смоленского поля, на Петербургской стороне и вообще в местах низких, занятых деревянными строениями, вода смыла последние до основания и улицы загромоздила лесом, дровами и даже хижинами; кое-где лежали изломанные барки; одно паровое судно большой величины, с завода Берда, очутилось в Коломне, возле сада католического митрополита. На Неве все мосты были сорваны, за исключением Сампсониевского и соединяющего Каменный остров с Петербургскою стороною. Каменные и чугунные мосты все уцелели, но гранитная набережная Невы сильно пострадала, многие камни были сдвинуты с места или опрокинуты. В третьем часу пополудни вода начала сбывать, в 7 часов начали уже ездить в экипажах по улицам».

Другой очевидец этого наводнения, Башуцкий, описывает его так: «Зрелище уничтожения и гибели было ужасно. Зимний дворец, как скала, стоял среди бурного моря, выдерживая со всех сторон натиск волн, с ревом разбивавшихся о крепкие его стены и орошавших их брызгами почти до верхнего этажа. На Неве вода кипела, как в котле, и с неимоверной силой обратила вспять течение реки; набережные дома казались парусами кораблей, нырявших среди волн; мосты были сорваны и разнесены на части; два тяжелых плашкоута^[35] сели на гранитный парапет против Летнего сада; барки и другие суда с быстротою молнии неслись, как щепки, вверх по реке; люди с отчаянием, с распростертыми руками в оцепенении ожидали неминуемой гибели; огромные массы гранита были сдвинуты с места или вовсе опрокинуты.

На площади против дворца – другая картина: под небом, почти черным, темная вода вертелась, как в огромном водовороте; по воздуху, высоко и быстро крутясь, носились широкие листы железа, сорванные с крыши нового строения Главного штаба; буря играла ими как пухом; два длинных деревянных тротуара поперек между заборов недоконченного здания сделали плотину, на которую волны упирали с ревом и, достигнув высоты ее, полились в Малую Миллионную; в Большую Миллионную, через узкий переулок, выходящий на Неву, вдвинуло водою огромную барку, перегородившую улицу. Люди, застигнутые водою, лезли в окна, на фонари, цеплялись за карнизы и балконы домов, прятались на вершинах деревьев, посаженных вокруг бульвара, садились на империалы карет. На Неве плыли товары в тюках, у 1-го кадетского корпуса стояли барки, возле здания Двенадцати коллегий (нынешний университет) тоже две барки с сеном.

По линиям Васильевского острова всюду были разметаны барки с дровами и угольями; к балкону одного дома пристали два больших транспортных судна, два таких внесло в узкий переулок, часть разбитого сельдяного буяна^[36] занесена была бурею на Петербургскую сторону.

У Троицкой церкви стояло несколько барок с огромным грузом. По улицам Адмиралтейской части плавали могильные кресты, занесенные с кладбища» и т. д.

Еще один очевидец этого несчастия, Самуил Адлер (см. его книгу «Описание наводнения 1824»), говорит, что улица перед Летним садом, да и самый сад, завалены были дровами и бревнами, деревянными крестами с могил, и подле сада на возвышение набережной взошли два плашкоута Троицкого моста, а между ними барка и железная решетка, приготовленная у Суворовской площади для нового через Неву моста.

Все берега Невы были завалены судами, будками и разным хламом. Особенно был загроможден проспект 9-й линии, где со всех сторон под грудами развалин были видны трупы людей и домашнего скота; также множество животных лежали полумертвыми от усталости после борьбы с водою и т. д.

Много рассказов про это наводнение находим в письмах Ив. Ив. Мартынова, известного профессора и журналиста карамзинской эпохи. Наводнение 1824 года совершенно разорило почтенного ученого и вконец лишило его всего движимого и недвижимого имущества. Вот несколько эпизодов, записанных им: по словам Мартынова, вода на Васильевском острове стала прибывать в 8 часов утра; в это время она разливалась по 11-й линии, у стен его дома; через час ученый уже плакал, видя, как вся его библиотека, которую он собирал более тридцати лет, составленная большею частью из редких и дорогих книг, преспокойно уплывала из разбитого окна на улицу. «Прошло три часа, – продолжает он, – но вода все прибывает; казалось, ветер свистит и свирепствует еще сильнее; волны на очищенных ими от заборов и всякого лесу огородах вздымаются, как на море; брызги воды отрываются от валов, сердитых и белых, и часто пошатывается наш мезонин, и сердце замирает. Без сомнения, сорвало бы и наш мезонин и нас унесло бы, если бы с той стороны, откуда дул ветер, не было довольно высокого сарая. Вдруг затрещали в зале и в других комнатах стекла, и вот мимо моего дома несет сорванный парник, сарай, хлев или домик, с живыми или с мертвыми, придавленными людьми или животными; там плывут на бревнах; влезают на попадающиеся на дороге деревья…» При этом Мартынов рассказывает, как один работник, сидя верхом на лошади и держась за ее уши, горько обливался слезами и прямо приплыл к ним верхом. «Себя-то мне не жаль, – говорит он, когда ввели его наверх, – а что подумает хозяин, коли лошадь не сбережена».

Вода, по свидетельству Мартынова, была около его дома выше сажени. Прислуга его, жившая во флигеле, разломала потолок и вылезла на чердак, потому что вода была до самого потолка и пробиралась уже на чердак… Одна женщина, лишась приюта, бежит по воде, выбирая для этого высокие места, с малолетней дочерью, но вода быстро прибывает… мать уже не находит возможности к спасению жизни дочери, о своей уже не думает, вдруг видит позади себя солдата, плывущего на бревне, и бросает к нему через голову свое детище. Солдат подхватывает дитя, а бедная мать на его глазах погружается в воду и утопает.

Сосед Мартынова спасся со своей женою на большой двери, сорванной бурею; трепещущий муж держал в руках курицу, а жена собачку. Они, как после сами рассказывали, прощались друг с другом и приготовлялись к смерти. Невеселые картины видел Мартынов из своего домика. Здесь человек спасает свою жизнь, плывя в чане, там – ухватясь за гвоздь плывущего домика, на разрушенной крыше которого сидит кошка или собака; оторванная дверь служила подпорою голове лошади и т. д.

Даже такие забавные эпизоды, как сиг, заплывший в подвал Императорской публичной библиотеки, не могут потешить при общем бедствии. В переполохе один армянский священник на армянском кладбище привязал себя в церкви к стене веревкою, дабы в случае если он потонет, то по крайней мере не унесло бы его трупа без вести, так как это и случилось действительно с другими.

К одному англичанину принесло водою гроб, вырытый из земли, его приятеля, которого он похоронил за два дня до наводнения. От полиции была повестка с объявлением, кто из обывателей нашел гроб с непогребенным покойником, унесенный со Смоленского кладбища, и кто представит его, тому дано будет 500 рублей. К одному владельцу дома на Выборгской стороне принесло водою в пустом сахарном ящике грудного младенца; утром после наводнения он слышит детский крик, идет к месту, где слышен крик, и находит ребенка, он улыбается; нашедший принимает его к себе на воспитание. Мартынов говорит, что на другой день наводнения иные плакали, другие радовались, одни разорились, другие пользовались их разорением. Так, после воды Мартынову попадались солдаты, мужики и женщины с полными ведрами какой-то жидкости. «Что это?» – спросил он. «Патока», – отвечали. «Откуда?» – «А вот на бирже размыло сахарный песок». На бирже убыло сахару до 300 000 пудов, соли столько же, вина более нежели на ¹/₂ миллиона рублей, 900 000 пудов муки и других товаров на многие миллионы. Уж какое раздолье! «И действительно, – замечает он, – я посмотрел на показанное место и увидел множество людей, с ведрами и другою посудою собирающих патоку у забора, где навалены были горы сахарного песку, и весело болтающих о том, кто сколько поймал утопших. Этого мало, едва успела войти вода, как начались грабежи». Мартынов в первое же утро застал у себя одного такого доброго молодца с дубинкою, собиравшего что ему угодно. «Что ты делаешь?» – спросил он его с негодованием. «Ищу вчерашнего дня!» – мрачно отвечал он, укладывая чужое добро в свой большой мешок.