Мария Власова
Записки офицерши
23. Немецкий менталитет
Вокруг Гюстрова было много озер. Иногда мы ходили туда купаться. Ближайшее было примерно в двух километрах,15 минут езды на велосипеде. Дорога проселочная, спокойная. Я уже ходила с трудом, быстро уставала. Решили ехать на велосипеде. Крутить педали у меня еще получалось. Метров пятьсот предстояло проехать по городу до окраины. Дорога брусчатка, улочка узенькая, как в Риге. Вдоль тротуара полоска для велосипедистов, шириной примерно сантиметров двадцать, выложенная плиткой.
Я не рискнула ехать по ней. Побоялась колесом на бордюр попасть. Велосипедистка еще та! Я залезла на тротуар, выложенный плиткой коричневой (у нас в ванной строители такую плитку кладут), и поехала по этой метровой в ширину дорожке, нарушая правила движения. Улица была пустынна и я рискнула. Вдруг за поворотом я с ужасом увидела, идущую мне навстречу семейную пару. Старикам было лет по восемьдесят. Они спокойно шли, держась за руки. Я мчусь им навстречу, старики упрямо идут вперед. И они правы!
– Эта русская явно нарушает правила!
Кричу:
– Отойдите в сторону, пожалуйста!
Никакой реакции, стиснув зубы, идут вперед!
– Господи! Убьются – же!
Я не могла затормозить. Если нажать на тормоз, надо остановиться и ногу поставить на дорогу. В моем случае – грохнуться на брусчатку.
В результате резко съехала с тротуара на дорогу, велосипед спрыгнул с бордюра и мы оказались на брусчатке. Велосипед на боку, я плашмя с ободранными коленками рядом. Саша ничем не мог мне помочь. Он ехал первым и, услышав грохот и мой писк, остановился.
– Что там у тебя?
– Авария. Чуть международный скандал не устроила.
Чета немцев молча промаршировала мимо. Я могла их запросто убить велосипедом. Они это понимали и все равно упрямо шли вперед. Да, я нарушила правила, я виновата. Но где чувство самосохранения? Неужели им было не страшно? Коленку было больно. Я в шоке от происшествия. Дошли пешком до окраины и только тогда я села на велик и поехала по мягкой проселочной дороге. В городе больше на велосипеде я не ездила. Никто из немцев от моей лихой езды не пострадал.
24. Бад – Эльстер
В июне 1990 года отпуск мужа решили провести в Германии. Я в музее тоже взяла отпуск в июне. Решили опять поехать в Бад – Эльстер. Это на юге ГДР, в Саксонии, на границе с Чехией. Там находился наш военный санаторий.
На поезде до Берлина, а дальше пересели в другой поезд, идущий на юг Германии. Поезд шел через Лейпциг и Дрезден.
Чем дышат жители Лейпцига, я не знаю. Мы еще не доехали до города, а уже чувствовался едкий запах серы. Над городом стоял смог. Центр химической промышленности ГДР коптил небо мощно. Поезд быстренько проскочил этот душистый отрезок пути и умчал нас в Саксонию.
Бад – Эльстер это небольшой курортный городок, знаменитый своими грязями и минеральной водой.
Наши аристократы и богачи при царской власти любили сюда приезжать, поправлять здоровье. Это считалось хорошим тоном и показателем состоятельности.
После войны Бад – Эльстер оказался на территории ГДР, и Советское правительство организовало там санаторий для офицеров, служивших в ГСВГ. Народ в отпуска стремился, в основном, домой, в Союз. Мы тоже первый отпуск провели у родителей в России. Андрей в то время был уже взросленький, а Анюте тогда шел второй годик. Намучались с поездами, с билетами. Какой отдых?
На следующий год купили путевки и провели отпуск в санатории.
Природа там удивительная! Не зря юг ГДР называют Саксонской Швейцарией. Горы не высокие, но какие – то плавные, очень зеленые, много озер. Воздух чистейший, я бы сказала даже – густой. В городке море цветов. Дома увиты розами всех расцветок. Гортензии цветут на каждом клочке свободной земли от белого цвета до – фиолетового. Буйство красок поражает. Лес вокруг, в основном, сосновый.
Дети жили в детском санатории рядом. Целый день были с нами, обедать и спать уходили к себе. Дни проводили интересно и весело – ходили на источник пить водичку, играли на спортивной площадке, катались на озере на лодке.
Немцы молодцы. Я восхищалась, как все по-умному сделали.
Большое озеро. Его купил гражданин, хозяин, значит. Развел в нем карпов. Да так много! В июне они уже были большие, как поросята! Поставил лодочную станцию, лодки сдает напрокат на 30 минут. Рядом пакетики с кормом для рыбы. Можно купить и кормить с лодки рыбок. Карпы едят и растут, хозяин богатеет. В октябре он сливает озеро, объявляет о распродаже рыбы, собирает ее и реализует. Все довольны!
Весной чистит озеро от ила, наполняет водой из ручья и запускает мальков карпов. Вот и весь цикл. Об этом мне рассказал на станции, скучающий на солнышке работник хозяина.
Наши ребята вопили от восторга, когда кормили этих поросят – карпов.
Вот так два лета подряд мы интересно проводили отпуска там, где наши цари отдыхали.
Сейчас, спустя годы, я думаю, как здорово, что в нашей жизни случился этот курорт с его красотами, с удивительной природой. А всех делов – то было, не лениться, похлопотать о путевках, съездив в штаб армии. Многие в госпитале не знали об этом. Очень удивились нашим рассказам.
Народ в отпуск стремились уехать домой и увезти купленные за год вещи. Жили мыслями о будущей жизни. А здесь все временное, вроде. Но! Завтра может и не быть.
Нас не поняли, когда мы собрали и установили купленную спальню.
– Ребята, сколько той жизни? Мы живем здесь и сейчас. И никак иначе.
25. Шверин
После отпуска вышли на работу. Сашину должность сократили. Он ждал перевод в поликлинику в Вюнсдорф. Должность должна была освободиться в сентябре. Начали паковать вещи. Жаль было уезжать из Гюстрова. Андрею предстояло в очередной раз менять школу. Про меня и говорить ничего не надо. Устроилась на хорошую работу, сохранила часы в школе, зарплата приличная. Но…
Все, ждем место и едем!
Я рассказала директору музея про перевод мужа к новому месту службы и про переезд в Вюнсдорф. Эта умная и очень добрая женщина, выслушав меня, сказала:
– Фрау Мария, а не обратиться ли Вам к нашим врачам с Вашими проблемами со здоровьем? Попробуйте, пока у Вас есть наша страховка!
Я воспользовалась её советом и пошла в немецкую поликлинику.
В поликлинике терапевт выписал направление на консультацию к неврологу в областную клинику нервных болезней в Шверин. Так я попала к главврачу больницы, старенькому доктору, говорящему с удовольствием по – французски. Он предложил госпитализацию. Страховка оплачивала все лечение. Я согласилась лечь в клинику.
Борьба с болезнью продолжалась. Я все еще верила в выздоровление. Мой разум еще не мог смириться с недугом и просто жить. Не все круги ада я еще прошла, чтобы принять выпавшую на мою долю судьбу.
Итак, Шверин…
Конечно, волновалась, как там все у немцев в больницах устроено? Взяла с собой медицинский словарь. Специальной лексики я не знала. Прежде чем что-то спросить доктора на обходе, искала слова в справочнике. Выучила много немецких медицинских терминов. Но случайности караулили меня на каждом шагу.
На второй день мой лечащий врач, доктор Шюрер делал спинномозговую пункцию. Процедура не так болезненна, как страшновата. Лезут иглой в позвоночник, оттягивают спинномозговую жидкость и закачивают в ствол позвоночника гормон. На конечной стадии этой манипуляции я начала терять сознание. А сидела на стуле, голову положив на его спинку. Слышу голос врача:
– Фрау Мария, что с Вами?
– Голова кружится, – пробормотала я на французском языке, успев подумать, что, как это будет по-немецки, я не помню. И потеряла сознание. Очнулась уже на кровати. Надо мной склонилась улыбающаяся физиономия доктора.
– Как Вы, фрау Мария?
– Уже лучше доктор. А как сказать на немецком кружится голова? – показываю рукой кружение. Доктор рявкнул по-немецки эту фразу, рассмеялся и добавил:
– Лучше надо было учить немецкий язык, фрау!
– Если бы я знала, доктор, где и какую соломку мне придется стелить под ноги, наверное, зубрила бы этот гавкающий язык, – подумала я.
Клиника очень отличалась от наших подобных лечебных заведений. Кормили очень хорошо и разнообразно. Посетителям не нужно приносить еду для больных родственников. В отделении чистота идеальная. Работает только дежурная бригада медсестер и врачи. Медсестры делают все – моют и ухаживают за пациентами, развозят еду по палатам, моют везде полы, купают пациентов в ванне, разносят лекарства и делают уколы. Никто никому ничего не платит. Главный документ в клинике – страховка. Она везде за тебя платит. Клиника ей отправляет счет за всё лечение, что получил пациент. Все спокойно работают, к больным относятся доброжелательно.
Через месяц моего лечения в клинике, когда днём и ночью слышишь только немецкую речь, я начала думать и видеть сны на немецком языке. Иногда на прогулке уходила подальше в парк, садилась на скамеечку под липой и пела тихонько на родном языке. Почему – то пелись наши народные песни – про степь и ямщика, про рябину, про поле. После них становилось легче на душе. Я очень тосковала по детям и мужу, по родному языку. Поняла его истинную ценность для человека. Родной язык – это язык его матери!
Однажды вечером перед сном, у меня вырвалось:
– Как я устала от всех вас, как я хочу домой! Женщины в комнате удивленно замолчали, а Бригитта задумчиво произнесла:
– Мы не поняли буквально, что ты сказала, но смысл понятен – ты хочешь с русскими поговорить. Завтра организуем. На кухню приняли русскую женщину.
На следующий день в палату примчалась русская тетка и затараторила на украинском языке. Я слушала и с трудом понимала эту западенку с Карпат. Немки, те вообще выпали в осадок:
– Вроде, должна говорить по-русски, а Мария ее не понимает. В чем дело?
Объяснила соседкам про множество народов и языков в составе СССР. Вроде, поняли.
Подружилась с соседкой по палате Бригиттой. Она работала в школе, преподавала биологию. Интересная немка. Умная, веселая, оптимистка. Её выписали раньше. Так она несколько раз приходила, навещала меня. Потом мы переписывались с ней. Муж Бригитты работал юристом в церкви. Смешливый дядька, бодрячок. Пока она со своим радикулитом лежала в клинике, он уехал в отпуск, в Швейцарию. Путешествовал на велосипеде по горам. Навещал Бригитту их единственный сын Томас. И все они были счастливы! Так живут немцы. Мне это было сложно понять.
А они не могли понять, почему я не ем бутерброд с фаршем. Утром на завтрак приносили всегда масло, творог, конфитюр и кофе со сливками. Иногда сырой свиной фарш в виде кружочка, отрезанного как колбаса. Я не могла есть сырое мясо, тем более свинину. Женщины намазывали фарш на булки и уплетали все это с удовольствием, посмеиваясь надо мной.
– Мария, ты не понимаешь, как это вкусно.
Действительно, я не понимала этой страсти к сырому мясу.
Подружилась с доктором Шюрером. Немки как – то робели перед ним. Слушали и выполняли все его рекомендации. И правильно делали! Они послушный народ, у них это в крови.
С моей стороны послушанием не пахло. Мне нужно было объяснить сначала, для чего нужна та или иная процедура. Тогда, поняв и приняв это, я выполню все покорно. Он с улыбкой рассказывал, что и почему он будет делать в моем случае. Я видела, ему нравилось со мной разговаривать. Он рассказал про свою семью, про трех сыновей.
– Как Вы с ними справляетесь, доктор?
– Дружу!
– Кто Вы по гороскопу?
– Овен, фрау Мария, как и Вы, – ответил он и расхохотался.
– Наш человек, – подумала я, – такой же упёртый! И это здорово!
Однажды в воскресенье к нам на подоконник сели три голубя.
– Ой, сейчас к кому – то три гостя придут, – воскликнула я.
– Откуда ты это знаешь? – спросила Бригитта.
– Примета такая есть.
Не успела я это договорить, как открывается дверь комнаты, и входят мои дорогие деточки и муж. Немки от удивления замерли.
Оказывается, мужа временно, на месяц перевели в другую часть в Нойштрелитц. Они с двумя чемоданами заехали ко мне и дальше поедут к новому месту службы. Саша был очень расстроен, глаза тревожные. Я тоже напряглась. Анюте три годика, Андрею одиннадцать. Как они там справятся без меня?
Вот такая ситуация у нас получилась. Забегая вперед, скажу, что справились они все трое отлично. Андрей присматривал за сестрой, она не шкодничала, никуда не убегала. Муж готовил еду и ходил на работу. Я старалась не расстраиваться, лечиться и верить, что все будет хорошо, мы переживем это непростое время.
К слову сказать, в госпитале тогда сократили кроме мужа ещё двух врачей офицеров. Народ смотрел на них, как на штрафников.
Принцип «Чур, не меня!» в чистом виде. Те, кто остались, радовались или злорадствовали – равнодушных не было.
– Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним! – сказала бы я тогда.
– Что Бог не делает, всё к лучшему, – скажу сейчас. Мы переехали в начале сентября в Вюнсдорф, получили там квартиру, обустроились. Муж приступил к работе в окружной поликлинике, сын пошел в новую для него школу, мы с дочкой были дома, вели хозяйство.
В октябре я поехала в Гюстров переоформить страховку и ночевала в госпитале.
Что там творилось! Кран грузил контейнеры, вывозилось оборудование госпиталя. Командир в бушлате, злой, руководил всем этим процессом. Зыркнул в мою сторону глазами, буркнул что – то под нос и отвернулся.
Часть выводили в Союз. Все готовились к отъезду домой. На меня смотрели с завистью. Смеяться мне не хотелось, мне было жаль сослуживцев мужа и их семьи.
Мы остались служить в Германии дальше.
26. Вюнсдорф
Опять ищу работу. Первый год в Вюнсдорфе я не работала. Занималась хозяйством и в свободное время разгадывала немецкие кроссворды. К ним я пристрастилась в Шверине, во время лечёбы в клинике. Они были не сложные, я отправляла результат и частенько получала призы. Это меня развлекало, забавляло и позволяло не скучать.
Работы в Вюнсдорфе не было.
Моя соседка по Уссурийску Ольга, имея университетский диплом переводчика французского и английского языков, была очень рада мыть полы в Доме офицеров. Потом ушла на повышение – Ольгу взяли санитаркой в стомат. поликлинику, где служил ее муж Юрий Петрович.
– Пошла к мужу плевашки мыть, – заметил ее не по возрасту умный сын Илька.
Королевой она себя почувствовала, когда ее перевели работать сестрой – хозяйкой.
Я понимала, что с моим здоровьем работа в Вюнсдорфе мне не светит.
– Надо быть женой или любовницей большого начальника, или принести конверт с фантиками, чтобы тебя взяли на работу. Швабристкой работать ты не сможешь, – обрисовала ситуацию моя подружка.
Кроссворды мне надоели и я села за телефон.
– Не может быть, чтобы честно не найти работу. Я очень хочу работать! Надо искать! – мысленно сопротивлялась я.
Через несколько дней меня пригласили на собеседование в Дом офицеров – требовался преподаватель на курсы немецкого языка для офицеров.
Ура! Приняли на работу.
Курсы вечером три раза в неделю.
– Согласна!
Но мне же этого мало. Ищу дальше.
В строительном управлении штаба округа освободилась должность переводчика.
Звоню начальнику отдела. На мой вопрос о вакансии он отвечает, что пока не остановился ни на одной кандидатуре.
– Если Вам нужен переводчик, то вот она – я! А если Вы ищите переводилку со смазливым личиком, то не будем терять время, – четко и спокойно сказала я полковнику.
– А в чем дело, Мария Александровна? – удивился командир.
– Я хожу с палочкой и в конкурсах красоты не участвую. Сопровождать кого – либо по магазинам, вряд ли, смогу, – кратко обрисовала ситуацию. Полковнику, видимо, понравился мой честный ответ.
– Сегодня в 16–00 приходите, поговорим.
Секретарь в приемной, куда мы пришли с мужем, окинув меня взглядом сказала, улыбаясь:
– Неделю выбирает, кого только здесь не было. Через несколько минут в кабинет влетел запыхавшийся начальник отдела и пригласил меня следовать за ним.
– Он меня возьмет, – шепнула я мужу и зашла в кабинет следом за полковником.
Положила перед ним свои документы. Он с удивлением разглядывал моё удостоверение офицера запаса. К нему в поисках работы приходили в основном учителя школ. А тут офицер переводчик.
– Строительство когда-нибудь переводили?
– Нет.
– Сколько времени Вам понадобится, чтобы войти в лексику?
– Переводить документы со словарем смогу уже завтра, а на устный перевод рискну месяца через два, не раньше, – честно ответила я. Протягивает мне толстенную книгу на немецком языке. Строительные нормативы.
– Можете сейчас с листа перевести?
– Смогу, если подскажете строительную терминологию.
Начала читать и переводить новую для меня тему.
– Товарищ полковник, а почему площадь помещения написана в кубометрах, а не в квадратных метрах?
– А это и есть специфика строительства, – улыбаясь, ответил командир.
– Я подумаю, и завтра Вам позвоню, – сказал мне на прощание Валерий Владимирович.
На следующий день он позвонил утром и сказал, что ждет меня в понедельник на работу.
Я была счастлива.
– Не может быть, фантастика! – рассмеялась Ольга.
Устный технический перевод – это было то, о чем я всегда мечтала, к чему стремилась. Смущало одно но – я думала о французском языке, а получилось работать с немецким. Это было сложнее, но и интереснее одновременно. Строительное управление при штабе ГСВГ занималось подготовкой документов для продажи немцам наших военных городков. Коллектив небольшой, но очень дружный. Мне было очень интересно там работать. Пришлось вникать в строительное дело. Новая тема в моей переводческой судьбе.
Так началась моя профессиональная жизнь в Вюнсдорфе.
Муж работал в поликлинике, сын пошел в школу, дочка отправилась в садик. За мной командир утром присылал свою машину, т.к. управление находилось далековато от дома.
А в Дом офицеров по вечерам меня отвозила санитарка из поликлиники. Саша договорился с начальником скорой помощи.
Хороших людей всегда больше, чем плохих. Нам сочувствовали и помогали.
Мой муж гордился мной, что не сломалась, не сдалась под натиском обстоятельств. Я это видела и понимала. Чувствовала, что его плечо всегда со мной. Поэтому, мне было не страшно жить. Может, только иногда, чуть – чуть.
Жизнь постепенно вошла в свое русло. Все успокоилось. Я везде успевала – на двух работах и дома. Обязанности жены и мамы никто не отменял. По субботам в нашем доме, как и прежде, вкусно пахло пирогами.
27. Тойпиц
Однажды после работы я не дождалась машины и решила выйти на остановку, в надежде, что кто нибудь подхватит по пути. Дорога вела в штаб и движение было очень оживленное.
Декабрь, на улице моросит холодный дождичек. На остановке ни крыши, ни скамейки.
Стою, голосую. Мимо едет много газиков военных, ни один не остановился и не подвез мокнущую под холодным дождем женщину с клюшкой в руке и с портфелем. Важные, пузатые, полковники отворачивали свои физиономии, проезжая мимо. На черных волгах провозили генералов, спешащих в штаб. Ни один не остановился!
Мои слабые ноги сгибались от усталости. Я готова была сесть на мокрый холодный асфальт. Слезы кипели в глазах от злости на служивых чинуш и от собственной беспомощности. Очень хотелось накрыть это все крепкой лингвистикой, какую только знала, но воспитание и образование не позволили эмоциям выскочить вслед чинушам в авто. В этот раз я не упала в грязь, выстояла, стиснув зубы.
Наконец, примчалась санитарка за мной и через пятнадцать минут я была дома.
От переохлаждения, от гиперусталости и стресса мой организм получил обострение, и через пару дней я уже лежала в клинике в Тойпице.
Я все еще не верила, что серьёзно больна и силы уже не те.
Клиника ничем не отличалась от клиники в Шверине. Приветливо улыбающиеся дежурной улыбкой врачи и медсестры, насупленные и молчаливые немки, соседки по палате. Каждая сидела и про себя свои думы думала.
Днем я уходила на час гулять в парк. Вечером в холле смотрела австралийский сериал «Возвращение в Эдем». Красивый сериал, немцы смотрели его уже давно и мне рассказали начало. Это позволяло хоть как – то отвлечь себя от мыслей о доме, о семье.
– Господи, как они там одни, без меня?
Детей муж иногда привозил ко мне. Немки с интересом разглядывали бантики Анюты. У них девочки все с короткой стрижкой. Форма Саши их тоже явно смущала. На сына они реагировали спокойно. Он выглядел, как все мальчишки. Серьезней, может, только. Андрей, в силу обстоятельств, был взрослее сверстников.
Однажды вечером я сидела в кресле под большим торшером, и читала какой – то их журнал. Вдруг фрау Марта, единственная из палаты нормально ходящая, ей было 80 лет, воскликнула:
– Эх, девочки, мне бы ваши годы!
А нам четверым было по 40 лет и мы еле – как ходили. Она у нас одна бегала в магазин и приносила всякие вкусняшки, что мы заказывали этой доброй женщине.
– Фрау Марта, с годами и наши диагнозы заберешь.
– О, нет! – замахала руками фрау Марта.
– Я в ваши годы еще детей рожала и в лесу работала.
– Фрау Марта, а любовники у Вас были? Расскажите! Муж давно умер, как Вы жили?
– Нет, любовников не было. У меня пятеро детей и муж сильно выпивал. Не до этого было.
Я пыталась разговорить моих хмурых соседок. На смех в нашей палате потихоньку стали захаживать женщины из соседних комнат.
Рядом с моей кроватью находилась кровать Гизелы. Маленькая, хрупкая женщина с изломанной судьбой. Каждый раз, когда она куда – то шла, она тихонечко шептала:
– Я могу! Я могу! – и двигалась шаг за шагом вперед.
Очень часто я говорю эти ее слова в своей настоящей жизни. Они мне помогают двигаться, жить. Однажды, в палату забежала дежурная медсестра.
– Гизела, Вас к телефону!
Худенькая, молчаливая соседка поспешила в ординаторскую. Сотовой связи тогда еще не было. Оказывается, у Гизелы умерла мама. Это нам тихонько сообщила медсестра.
Гизела вернулась через какое – то время. Глаза ее были, какие то стеклянные и смотрели в одну точку. Она сидела на кровати и молчала. В комнате повисла гнетущая тишина.
Я встала, подошла к ней, села рядом и обняла ее хрупкие плечи. Она прижалась ко мне и заплакала. Громко, навзрыд! Я плакала вместе с этой немкой. Я не могла не плакать. Мы, славяне, видимо, как-то по – другому устроены. У нас ген сочувствия жив. Мы теплые душой. Этим мы очень сильно отличаемся от немцев.
Каждый раз, когда я шла в столовую, меня по дороге кто-нибудь караулил, чтобы поговорить. Показывали фото детей, внуков и с гордостью рассказывали, где они работают или учатся. Всем было необходимо простое человеческое тепло, участие, внимание.
Заложники своего менталитета.
Когда меня выписывали, Гизела попросила адрес.
– Можно я напишу тебе, фрау Мария?
– Да, конечно.
Мне, как всегда, надарили полно подарков. В основном, какие – то игрушки для Анюты. Люди дарили мне свое тепло, и я была рада этому. Значит, оно есть в них, где – то глубоко, но есть.