Мария Власова
Записки офицерши
37. Как работает медицинская страховка в Германии
Раз в месяц я приезжала в немецкую поликлинику к неврологу на консультацию. Он осматривал меня, выписывал какие-нибудь лекарства или оборудование, необходимое мне, которое оплачивает страховка.
Доктор Грюниг не мог понять, откуда эта русская фрау свалилась на его голову с немецкой страховкой.
– Фрау Мария, откуда Вы знаете, какое оборудование Вам положено, и страховка его оплатит? Наши больные столько не получают, сколько Вы.
– Доктор, мне приходят немецкие каталоги с техникой для инвалидов, которую страховка обязана оплатить. Но ведь она экономит свои денежки. Вы меня не информируете о новинках медтехники, тоже экономите денежки страховки. Вот и приходиться самой разбираться с технической стороной моего бытия. А Ваши немецкие пациенты во всем полагаются на Вас и страховую медицину. Очень экономную медицину, смею Вам заметить.
Доктор Грюниг только улыбнулся на мою речь. Он ничего не мог сделать, зарплату доктор получал от страховки.
Немцы ждали, когда наши войска уйдут домой. Частенько его медсестра меня спрашивала, как долго мы еще пробудем в Германии.
– Вот зубы полечу, и поедем, – смеялась я.
С зубами получилась история. Стоматолог выписал мне счет за все работы, которые ему предстоит выполнить с моими зубами – пролечить и часть протезировать. С этим чеком я приехала в страховку за подтверждением, что она все оплатит. У меня попросили бонусную книгу, о которой я ничего не знала даже. Оказывается, немцы обязаны каждые полгода являться на осмотр к стоматологу. Он лечит, если нужно что-то подлечить и ставит печать в бонусную книгу. Если у тебя в книге нет печатей раз в полгода – плати сам за свои разрушенные зубки.
Поэтому они такие дисциплинированные.
Добрая служащая, видя немалую сумму, объяснила мне все это.
Я в нашей стомат. поликлинике поставила печати в пустую бонусную книгу, и мой чек благополучно прошел через немецкую страховку.
Ура!
Если бы в России страховая медицина работала бы так – же четко, народ бы не оставлял у стоматологов свои скудные зарплаты и пенсии.
38. Родина
Я – лингвист. Родина, род, родня, родные места – это все однокоренные слова. Главное слово в них – РОД.
Родители.
Мне очень повезло с родителями. Они выходцы из старинных родов.
Отец – из Нижегородской области, мама – из Самарской, из старинного села Усолье, что на Волге. Предки мои все были честные труженики. Воевали, один дед прошел три войны. Вернулся живой, контуженный и весь израненный. Второй дед погиб на войне.
Во мне течет их кровь. Я унаследовала их гены. Чувствую их присутствие в моей жизни. Они рядом со мной, за спиной. Помогают. Направляют. Они в душе моей, в памяти. Я их очень любила. Однажды медсестра в немецкой поликлинике сказала мне:
– Мария, зачем Вы поедете в Россию? Там сейчас плохо, нет еды и медикаментов. Вы погибнете там с вашим заболеванием. Оставайтесь здесь!
– Марита, да, здесь нам, наверное, будет легче жить. Но мы вернемся на Родину. Да, там сейчас сложно, проблем хватает. Но!
Родина – она, как мать, больная, здоровая, но она остается матерью! Ты ее не бросишь, вернешься. Так и я с семьей – мы вернемся домой. Там наши родители, они нас ждут, скучают. Там могилы наших предков, наши корни.
У вас вкусные сосиски, но ведь жизнь состоит не только из вкусной еды. Обрекать несмышленых детей на эмиграцию – это не разумно. Вырастут – пусть сами принимают решение, где им жить.
А муж – врач, офицер – он кем здесь будет? Улицы подметать?
Нет, дорогая Марита, мы вернемся в Россию, домой!
Забегая вперед, скажу честно – ни разу за эти годы я не пожалела, что мы вернулись. И от детей и мужа слов сожаления я не слышала. Хоть сложностей было много. Но мы – дома, нам здесь хорошо и спокойно. Ностальгия никого не гложет.
39. Шарите
В Берлине, в клинике Шарите появился ЯМР – ядерно – магнитный резонатор. Новое поколение компьютерной диагностики.
Записалась на консультацию к неврологу в эту клинику. После осмотра и беседы он предложил лечь к ним в стационар на десять дней для полного обследования. Согласилась.
Это был последний стационар в Германии, куда я попала, ища выход из моей ситуации. Я понимала, что в России до клиники такого уровня мне не добраться. Пользовалась моментом.
Клиника Шарите расположена в центре Берлина. Я лежала на 14 этаже, сколько выше этажей – не помню. Это над землей, под землей меня спускали до 6 этажа, сколько ниже еще этажей – не знаю. Все лаборатории, операционные и другие спец. помещения находятся под землей.
Палата, в которую меня положили, была большая и очень светлая. Окна большие, из толстого стекла, не открывались. Вентиляция была в потолке, свежего воздуха хватало.
Кроме меня в комнате лежали еще три женщины. В изголовье кровати на стене пульт – можно включить прикроватный свет, телевизор висел над каждой кроватью, телефон на тумбочке у каждого свой. Телевизор и телефон оплачивался с карточки. Карточку можно купить в холле первого этажа. Еду приносили каждому на тумбочку ту, которую ты накануне заказал. Кроме этого соки, минералки, фрукты, пирожное и мороженое, все можно отметить галочкой в заказе и тебе принесут. Все это оплачивает страховка.
Мне было с чем сравнить – в областных клиниках обстановка была проще. Да и персонал душевнее. А здесь безликий конвейер.
В палате женщины нормальные. Каждый сам за себя, но общались приятно, вежливо.
Вечером я часто смотрела в окно. Весь город с высоты четырнадцатого этажа был как на ладони. Широкие улицы и потоки машин, спешащих вечером домой, здание Рейхстага в огнях подсветки, рядом Шпрее – главная река в Берлине.
Я смотрела на Рейхстаг и пыталась представить, как наши солдаты брали штурмом это здание в апреле 1945 года.
– Почему мы живем так бедно по сравнению с немцами? Мы победители в той войне, а они живут лучше нас, – размышляла я, глядя на вечерний Берлин.
Утром медсестра повезла меня в лабораторию на 6 подземный этаж. Сначала лифт вниз, потом с первого этажа лифт попроще, под землю. Потом длинные переходы по тускло освещенным коридорам и, наконец, ярко освещенная комната лаборатории. Обратно возвращались в том – же порядке. Лабиринты переходов и дверей страшного подземелья закончились. Наконец, добрались в свое отделение, и я вздохнула с облегчением – на солнышке дышать легче.
Через несколько дней лечащий врач подтвердил мой диагноз. Глаза его были печальными.
– Мужайтесь, фрау Мария!
Я знала свой диагноз, но все еще надеялась:
– А вдруг ошибка?
Теперь все надежды улетучились, будем жить с этим диагнозом.
Доктор ушел, в палате повисла тишина. Я подъехала к окну. Смотрела на залитый солнцем Берлин. Красивый, ухоженный город из стекла и бетона. Для меня он был чужим и холодным. Оставаться в нем мне не хотелось.
Ни в какую клинику больше я не обращалась.
Всё! Пора домой!
40. Случайные встречи
Военные судьбы очень часто пересекаются. Мы ходим одними тропами. Поэтому иногда, вроде бы случайно, встречаемся.
В Уссурийске простились навсегда с Ольгой и ее мужем Юрием Петровичем, а в Германии встретились вновь. Она с сыном приезжала к нам в гости в Гюстров из Вюнсдорфа, где они служили. А потом нас перевели в Вюнсдорф, и мы жили рядом с ними в соседнем доме.
Однажды Саша на обед пришел немного раньше. Я сидела в кресле в зале. Он пришел не один.
– Саша, ты не один? Кто с тобой?
– Не отгадаешь, с кем я пришел, – смеется радостно муж. В коридоре темно и я не вижу, что за офицер пришел с ним. Но голос знакомый!
Заходят…
– Валера! Откуда ты?
– Буквально, с неба!
Друг мужа, учились на военном факультете в одном взводе в Горьком. Я их всех фотографировала на выпуске и потом раздавала фотографии.
Он присел рядом, улыбается, виски с проседью, подполковник. Глаза все такие же – веселые и очень добрые.
Картинка из фильма «Офицеры».
Мы расставались в Горьком, после их выпуска, я была беременна Андрюшей, а встретились – Андрею было почти 14 лет, и у нас уже была Анна.
Быстро накрыли стол, и началась радостно – счастливая беседа. Расспросы, воспоминания, рассказы о том, кто, где и как служит из общих друзей. Кто погиб в Афгане и Чечне.
Валера сейчас командир летающего лазарета. Собирает больных, раненых бойцов из горячих точек и везет их в Москву, в военный госпиталь Бурденко. Операции иногда начинаются прямо в воздухе.
Зачем он сейчас прилетел в Германию, мы не спрашивали, а он сказал, что у него есть только два часа до вылета.
– Ребята, как я рад, что вас встретил здесь. Увидел в коридоре поликлиники Сашу и глазам своим не поверил.
Вы все такие – же радушные и родные.
Два часа промелькнули как один миг. Опять прощание и надежда на встречу когда-нибудь.
Сын снимал на видео нашу встречу.
Вот такой был у нас друг.
Был…
В 62 года Валера погиб от инсульта. Сказались его перелеты по горячим точкам. Много страшного в жизни довелось повидать этому улыбчивому, бесконечно доброму одесситу. Организм износился рано. Очень жаль.
41. Сборы
В Вюнсдорфе было две школы. Одна находилась в центральной части города, не далеко от штаба. В ней учился наш сын Андрей до конца десятого класса, и Анюта первый год ходила в эту школу.
В мае 94 года детей отпустили раньше на каникулы, т.к. начался вывод войск и из Вюнсдорфа. Однажды сын прибежал домой с большой кипой книг из школьной библиотеки.
– Мама, открыли для всех библиотеку, можно брать, сколько хочешь книг домой. Книги школьные раздают всем. Можно я наберу книг с собой в Союз?
– Конечно.
Андрей очень много читал. У нас дома было много книг. В общем, сын принес еще книги из школы, бережно упаковал их в коробки и сложил в контейнер.
Говорят, что оставшиеся книги потом жгли в мусорных баках на школьном дворе. Я не могу себе этого представить. Почему всю библиотеку не вывезли в Союз, и не отдали какому-нибудь детскому дому? Не понятно. Говорят, не хватало контейнеров.
– Лес рубят – щепки летят, – так гласит пословица.
Сколько же щепок летело во все стороны во время вывода войск! Страшно подумать…
Через дорогу от нас был детский садик. Сижу как – то на балконе, смотрю, пацан лет шести – семи тянет по тротуару детский матрасик и подушку, за ним такой – же шкет тащит одеяло. Я не поняла, что в саду творится? Девчонка прошмыгнула с детским стульчиком. Каждый тащил что – то ценное на его взгляд.
– Детки сад растаскивают, – усмехнулась я.
– Интересно, куда родители денут это добро, принесенное дитяткой?
Тут прилетает запыхавшаяся, растрепанная Анюта с большим цветком в горшке и со связкой цветочных венков с лентами.
– Откуда богатство? – спрашиваю дочку.
– Мама, там садик открыт и все берут, кому что надо. Можно цветок у нас будет жить? Он без воды погибнет! – взмолилась дочуля.
Это были первые звоночки ее будущей профессии. Анна стала дизайнером интерьера и ландшафтным дизайнером.
Пришлось маме думать, как этот прекрасный цветок упаковать в контейнер, чтобы он не погиб. Ничего не оставалось делать, как срезать весь ствол денежного дерева, пролить его хорошо водой, подкормить и обмотать мокрыми тряпками. В картоне цветок в результате не погиб, благополучно доехал в контейнере. Дома быстро набрал крону и весело стоял на подоконнике в Анютиной комнате. Так дочка спасла цветок, а сын школьные книги.
У каждого члена нашей семьи был свой багаж при переезде. У всех свои интересы, их нужно учитывать и уважать. И не важно, сколько лет хозяину этих интересов. У всех свои игрушки.
42. Весна 94 года
В Вюнсдорфе полным ходом шла подготовка к последнему военному параду. На Берлинке клали новый асфальт. По ней пройдет парад, проедут военные автомобили и промчатся танки.
Будет много немцев, журналистов, просто любопытных. Вюнсдорф готовился впервые распахнуть двери для немцев, никогда не видевших наш военный город.
Шли репетиции парада. Везде наводили порядок и чистоту. Готовились достойно уйти из Германии. 12 июня этот день настал.
Мы жили в центре Вюнсдорфа на Берлинке.
Поэтому смотрели парад со своего балкона на первом этаже.
Народ стоял вдоль всей улицы. Очень много журналистов снимали движение техники и войск на видеокамеры. Прошли танки, и еще какие – то огромные бронемашины.
Наконец, появилась машина с бойцом в плащ – накидке, с мечом в одной руке и с пятилетним ребенком на другой. Меч был крепко приварен к корпусу машины, и по правде солдат держался за него, чтобы не упасть, а на другой руке он крепко держал ребенка.
Вся эта композиция медленно проплыла по Берлинке под аплодисменты зрителей. Точно такой же памятник солдату освободителю с ребенком на руках стоит в Трептов парке в Берлине.
После парада народ гулял везде – кафе выставили столы прямо на улицу и русские, и немцы сидели за столами, пили пиво, разговаривали, кто как мог. Саша меня тоже привез на праздник. Я не знаю, что мы праздновали. Какая – то всеобщая эйфория присутствовала повсеместно. Через неделю такой же парад устроили в Берлине.
На нем присутствовали канцлер Коль и Ельцин. Борис Николаевич был очень навеселе, пытался дирижировать оркестром и играл на ложках. Мы это все смотрели по телевизору. Офицеры хмурились и ругались крепкой лексикой.
В Берлине стояла жара. Наш приятель Андрей – военный музыкант из гарнизонного оркестра, рассказывал про этот парад:
– Для музыкантов эта тусня, как свадьба для лошади – голова в лентах, а опа в мыле.
После праздника в Вюнсдорфе начали серьезно собираться домой. Во дворах появились контейнеры, в квартирах коробки.
43. Старьё на колесах
Каждая семья, уезжая из Германии домой в Россию, старалась купить хоть какой-то автомобиль. Старенький, но на ходу. Часто выкупали сдаваемые в утиль иномарки. Наши умельцы ремонтировали их и счастливые мчались на Родину. Иногда на авторынках за копейки покупали наши Жигули и тоже были очень рады приобретению. В России в то время офицеру купить автомобиль было очень сложно. Вот и радовались наши мужчины хоть таким машинкам.
Во времена ГДР скупали у немцев наши Волги. Потрепанные, иногда ржавые, но на ходу. Первым в госпитале в Гюстрове купил Волгу прапорщик азербайджанец, заведующий столовой. Купил сыну на окончание школы. Пригнал и поставил перед окнами дома. Потом важно ходил вокруг нее, разглядывая свою ласточку, похлопывал по капоту и радостно поглаживал свой живот. Я наблюдала эту сцену в окно. Машина была в очень хорошем состоянии и стоила, похоже, не малых денег. Жульё откровенное, не побоялся всем показать наворованное. Все это понимали и помалкивали. Никто не рискнул связываться с ним. Себе дороже. Такое было время.
А перед выводом войск немцы понимали уже, что русские уйдут, и тогда их старьё пойдет только в утиль. Поэтому и продавали свои подержанные машины дешево, покупая новые дорогие иномарки. Такая вот была арифметика…
Перегоняли авто в Россию тоже не просто. Работали перегонщики за определенную плату. Но часто сам владелец машины гнал свою ласточку домой. Дорога была очень опасной. В Польше местные бандюганы отлавливали приглянувшиеся машины и отнимали, вытряхивая из них хозяина. Ходили слухи, что и убивали частенько. А после Бреста наша братва потрошила перегоняемые машины, отбирая вещи, аудио и видеотехнику. Часто и машины экспроприировали, не стеснялись бандиты и не боялись никого.
Муж купил старенький фольксваген и отправил его с перегонщиком домой в Тольятти. Микроавтобус благополучно проехал Польшу и Брест, никто его не тормознул, но вот Мордовию проскочить ему было не суждено. Водителя эти ублюдки не тронули, попросили ключи и отобрали машину. Слава Богу, вернулся живой. Саша купил еще один микроавтобус и с водителем сам уже перегнал его домой. Нигде их никто не остановил. Кому нужен этот автобус, когда ловили машины подороже.
Вот так Германия освободилась от старых авто и перешла на более экологически чистые машины. А русские еще несколько лет «донашивали» их старый автопарк.
44. Поезд или самолет?
Шел июль месяц 94 года. Многие наши соседи и друзья уже уехали. Записная книжка пополнилась новыми контактными адресами. Опять расставания на всю жизнь, слезы и печаль в глазах, надежда на чудо встречи в будущем.
Мы никак не могли решить, на чем отправляться в дорогу домой. На поезде до Москвы, там пересадка на другой поезд со сменой вокзала до Тольятти.
Я в коляске, куча багажа, коляска в купейном вагоне не проходит по ширине на повороте. Только на руках получится меня занести в купе. Саша, конечно, успокаивает меня, что справится, но мне жаль его спину, да и вся ситуация какая – то сомнительная.
Начала размышлять про самолет. Катерина, моя лекарка, лечила когда – то летного генерала. Поговорила с ней, может, какой борт полетит до Сызрани, там военный аэродром был, и нас заодно прихватит с собой? Катя нашла этого генерала, обрисовала ситуацию, обещал подумать.
Моя слушательница на курсах немецкого языка была женой прапорщика, который возил командующего авиацией ГСВГ. Тамара поговорила с мужем, обещали что-нибудь придумать.
Сижу, жду, спокойно волнуюсь. Спокойно, потому что уверена, что какая – то дверь распахнется и вопрос решится.
Что хочет женщина – то хочет Бог!
Муж Тамары обратился к своему генералу с моей задачкой, тот ему в ответ:
– Вот сижу, именно эту проблему решаю, как их вывозить на родину. Не ты первый об этой семье заговорил.
В итоге, самолет внесли в план полетов и 20 июля мы должны были улететь. Саше дали несколько дней отпуска. Он отвозит семью домой, затем должен вернуться на службу, и с последними эшелонами покинуть Германию.
Рано утром пришла машина, и мы поехали в аэропорт.
Огромный грузовой АН-24 стоял готовый к полету. С нами летели еще семьи военных.
Долго ждали кого – то или чего – то, но, наконец, загрузились и полетели. Приземлились почему-то не в Сызрани, а под Москвой, в Кубинке. Вроде, гроза помешала. Ночевали в медпункте аэропорта и рано утром вылетели в Сызрань.
Володя, мой брат, два дня встречал нас на двух машинах. Радость встречи не передать словами. Загрузили багаж в машины.
Саша простился с нами здесь же, на летном поле у самолета.
Мы поехали в Тольятти, а наш папочка на этом – же транспортнике вернулся в Германию. Увидели мы его только через месяц.
Так закончился наш этап жизни в Германии.
Впереди была новая жизнь в России.
Наконец-то мы дома!
Тольятти
1. Встреча
21 июля 1994 года. Мы приехали, мы дома!
Володя быстро домчал нас до Тольятти и увез к родителям в деревню. У них там был маленький домик.
Помощь родителей неоценима во все времена. Они отдадут последнее, лишь бы их детям было хорошо. Это нормально, это где – то в генах, наверное, живет. Наши родители освободили нам свою квартиру и полностью переехали в деревеньку под Тольятти.
А дальше – как повезет получить жилье от части, куда перевели мужа. А с квартирами, как позже выяснилось, в батальоне связи было очень плохо, вернее, никак. Офицеры жили в семейном общежитии, солдаты в казармах. Жилье 8 лет как никто не получал.
– Разберемся, – сказала я расстроенному супругу.
Я почему – то была уверена, что все будет хорошо и никак иначе.
А пока вернемся в тот счастливый июльский день, день встречи с родителями.
Мама, увидев меня в инвалидной коляске, запричитала:
– Доездилась, 22 года, как уехала из дома и вот результат!
– Мать, не плачь! Дочь вернулась! Смотри, каких она нам внуков привезла! Радуйся! – басил мой все понимающий отец, смахивая слезы радости. Они очень ждали нас, готовились к нашему приезду.
Отец в свои 67 лет выглядел вполне так бодрячком. Он целый месяц мастерил пристрой к дому. К нашему приезду веранда была готова, обставлена и украшена. Даже пандус для коляски сделал! По нему я и заехала в наше летнее жилище. После гула самолета, тряски в машине, эйфории от встречи с родными, голова стала тяжелой. После обеда меня вырубило в сон на несколько часов. Проснувшись, я почувствовала облегчение. Переезд состоялся, мы все живы, контейнер уже пришел, все в целости, по дороге наши пожитки никто не украл.
За контейнерами из Германии тогда была нешуточная охота. Иногда разворовывали все под чистую, приходил пустой железный ящик.
Осталось отдыхать на деревенском воздухе, наслаждаться тишиной и общением с родителями, ждать приезда мужа.
2. Россия – это вам не Германия!
Первые дни я только слушала рассказы родителей о жизни в России и в нашем Тольятти.
Отец мечтал купить новую машину взамен старенькой копейки.
В стране в то время творился беспредел.
МММ – мы и всякие другие торговые дома зазывали народ с экранов телевизоров вкрадчивыми женскими голосами. Только принесите им, блин, денежки!
Попались на телевизионную ласку и мои старики. Два дня я сидела над газетами, смотрела новости, на третий взвыла:
– Отец, немедленно забирай деньги из фирм, куда вы там их отнесли!
– В Никольскую и в Таис.
– Быстрее забирай, иначе ничего не получишь! Халява и жадность, или надежда на везение сыграли злую шутку с моими стариками, да и не только с ними.
В конце июля они не пошли за деньгами, а в августе схлопнулась МММ, а за ней посыпались и остальные. В сентябре народ уже стоял перед закрытыми дверями Никольской, и писали списки очередников в надежде на возврат своих копеек. Маскарад закончился. Кто – то получил деньги, а кто – то мечты о новых машинах, квартирах и райской жизни.
Так начались суровые 90 – е в России.
Муж пошел на службу в батальон связи начальником медпункта. Должность капитанская, с понижением. До дембеля ему оставалось 4 года.
Решили остаться в Тольятти и ждать квартиру. Можно было поехать в гарнизон под Самару на высокую должность и остаться там до пенсии. Но мотаться с контейнерами и с женой в инвалидной коляске уже не было ни сил, ни желания.
Дети пошли в школу, муж на службу, а я дома занималась хозяйством.