Мария Хроно
Сказки Даймона
Прекрасный принц
Маска – это не просто маска, это моя Персона! Мое второе лицо, что я открываю миру.
Достопочтенный Янис.
В столь далеком царстве, что я понятия не имею где оно находилось и, черт его знает, когда вообще существовало было весьма интересное (по нашим меркам) законодательство. А еще более занятным там было теневое управление, про которое знали все и не говорил никто (а если и заговаривал, то ненадолго).
А царство то было то весьма продвинутым – по улицам его, мигая красными глазами – датчиками катались, летали, прыгали и ползали всевозможные роботы, блистая напоказ всем оголенными шестеренками из нержавейки, которые ни брала ни влага, ни стужа, ни арматура.
Жители из плоти и крови, а конкретнее люди оголяться в разумных пределах не стеснялись (а иногда и чуть заходили за грань разумного) – коротенькие юбочки, шортики – трусики, декольте (и вам повезло если через него виднеются нежные дамские персики, а не суровая волосатая грудь альфасамца) – это все пожалуйста. Прочие непотребства: всевозможные дома и улицы удовольствий, дурманящие сознания вещества не сильно осуждались и в ряде городов даже являлась их изюминкой, не скрывающейся от закона и морали. Но никогда, никогда и никто не оголял прилюдно лицо! Даже в самых грязных порнографических журналах вы никогда бы не узрели подобного стыда! На всех плакатах, брошюрах, в эфирах день ото дня звучали подобные лозунги, – Береги честь смолоду, а лицо под маской! Пусть ваши щечки видят лишь самые близкие! Не вышел рожей – купи нашу маску из кожи!
А уж истории вроде: и вот ее маска чуть приспустилась, и я увидел кончик ее подбородка и краюшек щечки с румянчиком, были способны свести любого мужчину с ума.
Маски здесь продавались практически везде. Масочный бизнес процветал – здесь можно было купить маску на любой случай жизни, из самых разных материалов и в самую разную цену. Ведь даже последний бомж должен был носить маску, а не то!
И правил в этом царстве бессменный Янис. Сколько ему было лет – никто не знал, ведь он, как и все прочие обитатели его монархии носил маски. Его маска, даже если и менялась, всегда выглядела одинаково – красная, с подведенным золотом глазами и золотым ободком. Наверху, по углам она чуть заострялась, придавая Янису чуть демонический, а значит – еще более внушительный и внушающий буквально потусторонний ужас, вид.
А маски, как всем известно, скрывают возраст лучше любого макияжа, и не только возраст – ведь никто и не знал тот же это самый Янис или нет.
И никто, никто под его управлением ни смел снять маску в общественном месте, а еще – тем более высказать свое мнение о Янисе. А если вы все-таки дерзнули – все местные роботы дворники и доставщики куты (местный аналог пиццы) стоило вам в следующий раз зайти в темный переулок, в нем вас и оставляли (в невинном расфасованном по мусорным пакетикам виде).
– Молодой человек, вы хоть понимаете, что вы сделали!
– Но… Но у меня было разрешение!
– У вас было разрешение на собрание, но кто, скажите мне, кто позволил вам открывать людям глаза, показывать им действительность, рассказывать им правду! Кто, кто вам позволил устроить это… это бесстыдное действо! – судья сорвался на крик.
-Вы, вы оголили свое лицо! Ну ладно мы, взрослые люди, но там же могли оказаться дети! А вы демонстрируете всему свету свой подбородок, свои щеки и… мне даже говорить это противно – свой нос!
Одна дама из числа присяжных, сильно покраснела (что было заметно по ее изящным ручкам и шее, но никак ни по лицу, прикрытому маской) услышав подобные речи, а на последней фразе не выдержала и с очаровательным стоном упала в очаровательный обморок, упав на пол с не очень очаровательным грохотом.
– Это отвратительный акт непотребства. Ну раз у вас есть ТАКИЕ НАКЛОННОСТИ, то сидите вы с ними дома, ну в крайнем случае в кругу своих таких же помешанных друзей, но выставлять напоказ – нет уж, не позволим! – судья грозно сверкнул глазами и со всей дури стукнул кулаком по трибуне.
Из судебных протоков тридцатилетней давности.
В маленьком городишке Тимор праздновали Ежегодный Фестиваль Масок. Маленький Риан, его мама Лия и папа Деф надели свои лучшие маски и пошли полюбоваться на лавочки, уставленные самыми разными масками, всевозможными сувенирами, вкусностями и конечно же парадом масок. Вся страна преображалась в это время – становилась в разы ярче, пестрее. Фонарные столбы были увешены гирляндами, роботы подмигивали прохожим всеми цветами радуги, и все высыпали на улицы. По центральной улице, в вальсе кружились, захватывая захмелевших прохожих, полуобнаженные девушки в пестрых масках и далеком подобии одежды из полупрозрачной и легкой, почти призрачной ткани. Напролом, сбивая с ног ползли длинные гусеницы – «огнедышащие» бумажными лентами драконы, своеобразные гигантские роботы на тонких ходулях – ножках и промеж этого мельтешили столь желанные автобочки с дешманским бухлом, продаваемым за бешеные цены.
Риан – десятилетний неугомонный малыш еще в начале прогулки приглядел себе таааакуююю оообааалденную маску феникса, что у всех пацанов в школе челюсть отвалится. Но! Она была очень дорогая, с чем мальчик никак не хотел мириться. И всю последующую дорогу он прыгал на маму с капризами, путаясь под ногами, пока не случилось нечто ужасное…
Когда мама наклонилась дабы утихомирить разшумевшегося ребенка, он прыгнул в очередной раз и пальчиком зацепил тесемку ее маски.
Раздался еле слышный треск, а затем испуганный крик Лии. Завязка на маске, служившая столько лет, не выдержала и лопнула. Испуганное лицо матери, слезы, брызнувшие из ее глаз – все это походило на кошмарный сон. Маска упала и ударившись о мостовую раскололась на четыре части, а вместе с ней, пусть они еще и не знали об этом, разрушилась и вся их жизнь.
Со всех сторон послышался смех – сначала робкий, приглушенный, а затем уже вся толпа, минуту казавшаяся столь дружелюбной осмеивала его мать. Риан смотрел на этих людей, и ему казалось, что их маски с намалеванными улыбками расплываются, что теперь он видит, то что скрывается за ними – горящие глаза, злобные ухмылки, широко раскрытые пасти, усеянные острыми зубами. Они были окружены, окружены толпой зевак, любителей чужого позора. И как же он ненавидел их сейчас… А еще больше – он ненавидел себя – ведь если бы он был менее капризным…
Мама – всегда сильная, всегда веселая мама, что читала сказки ему на ночь, собирала в школу, готовила завтрак и утешала, когда он плакал, мама вдруг сломалась. Словно загнанный зверек посреди толпы чудовищ, она упала на колени и завыла, дрожащими руками прикладывая осколки к лицу, словно, не замечая, как острые края режут ее прежде красивое, покрасневшее от слез лицо. Если бы она только знала, что эти шрамы, изуродовавшие ее, так и не исчезнут.
И тут отец сделал то, чего Риан никогда не сможет забыть. Он снял свою маску, и схватив маму за ладони, не давая ей больше калечить себя, надел ее ей на лицо. Это ее немного успокоило, и вскоре всхлипывания и завывания затихли, лишь слезы продолжали стекать из под маски.
– Пойдем, – решительно сказал Деф. Он помог подняться маме и буквально потащил их в сторону дома. Всю дорогу на них оборачивались, наиболее скромные – шептались и хихикали, но большинство не стеснялось и их крики, дикий хохот всегда будут преследовать Риана. А отец продолжал идти, с гордо поднятой головой, словно всего этого и не было, поддерживая совсем ослабевшую от пережитого страха мать.
Сколькие из нас, встретив красавицу в поражающей воображение маске, сочетались с ней браком и в первую брачную ночь, сгорая от предвкушения наслаждения, дрожащей рукой развязывали тесемки, и узнавали, что там – под прекрасной маской скрывалось безобразное лицо уродины?
Из очень секретных и незаконных брошюр общества антимасочников.
Прошло 23 года. Это был день похорон отца Риана. Матери на них не было – после случая с маской она так и не оправилась, стала похожа на тень. В начале вяло бродила по дому, кое как делала домашние дела. Все у нее валилось из рук, а увидев открытую дверь на улицу она бросалась в самый дальний угол и забивалась туда. Потихоньку она совсем обмякла и то безмолвно и бесцельно бродила по комнате, шарахаясь от гостей, то сидела и все пыталась собрать осколки той самой маски – в тот раз она, до боли сжав их в руке, забрала их с собой. Стоило ее склеить – и ее лицо на мгновение озарялось счастьем, но через пару мгновений ослабевшими руками она вновь роняла и разбивала маску и вновь принимаясь плакать. Какое-то время Риан с отцом раз за разом упорно склеивали ту самую маску – прочие она не принимала ради тех моментов счастья на ее лице, но истерика после каждой новой утраты была столь сильной, что они вскоре перестали это делать.
Отец долго крепился, старался поддержать сына, но даже он не справился. Может, если бы у них хватило духу отдать мать в клинику, им было бы легче, не пришлось бы видеть ее в таком состоянии каждый день, но рука не поднималась. Особенно тяжко пришлось Риану, ведь именно он тогда порвал ту злополучную тесемку.
Дэф никогда не винил сына в случившемся, но порой тому казалось, что, когда отец переводит свой взгляд с больной матери на него, в нем плещется пламя скрытого гнева. И в такие моменты ему самому хотелось забиться в самый темный угол…
В какой-то момент отец тоже сдал и стал более замкнутым, раздражительным. Он мог вспылить, но потом быстро умолкал и уходил в себя. А Риан во всем винил себя… И эти чертовы маски. Злоба на маски, на правила, установленные в их обществе, приносила хоть какое-то облегчение. Да, он вел себя как капризный мальчишка в тот злополучный день, но маску сорвал случайно, а все те люди смеялись над его матерью вполне осознанно.
На похоронах были в основном сослуживцы отца, все в черных траурных масках. Сам покойник по правилам был в белой. Когда один из пожилых сослуживцев отца подошел проститься, ему угораздило запнуться ногой о собственную трость. Старик благополучно приземлился лицом и грудью прямо на покойного. В кладбищенской тишине раздался стук от упавшей трости и звонкое – крак от ломающейся о камень маски.
Старику быстро помогли подняться и все невольно уставились на бледное лицо покойника. Ведь все из присутствующих, кроме его сына, за долгие годы дружбы и совместной работы ни разу его и не видели.
Риан медленно поднял раскроившуюся маску. Старик виновато уставился в землю. Юноша поднял осколки над головой, внимательно осматривая места сколов на солнце, а затем резко, с каким-то омерзением отбросил ее в сторону. Старик дернулся, словно его ударили током.
Риан, под пораженные взгляды всех собравшихся, аккуратно развязал тесемки на собственной маске и бережно одел ее на покойника. Черная траурная маска жутко смотрелась на посиневшей коже и белых словно снег седых волосах. Молча, не проронив ни слова, Риан развернулся и ушел.
Он шел быстро, размашистыми шагами, а все вокруг глазели на него. Роботы следили за ним на расстоянии, но не приближались, пока тот шел по многолюдным улицам. А зевак становилось все больше и больше…
Риан вошел в первый попавшийся бар. На него – даже посреди сигаретного дыма, алкогольных паров, ползающих повсюду тараканов, вырезок из порно журналов на стенах, на которые пялились сальными взглядами толстые пропитые мужики, все обратили особое внимание. Все взгляды, проглядывающие через прорези масок – прежде захмелевшие, угрюмые или блаженные, сальные, мечтательные, сонные, теперь же выражали искреннее недоумение и презрение. Они – пропойцы, картежники, уродливые пошляки презирали его. Ведь наконец – то в их поле видимости попал человек, который по нормам общества почему-то считался хуже них самих. И конечно никто не упустил такую возможность – вскоре начали зубоскалить, кто – то даже закатывал рукава, но в бой идти не решался.
Все еще находясь в полузабтьи, Риан плюхнулся за стойку и попросил чистого виски. Бармен – рослый темнокожий мужчина, за годы работы в баре повидавший немало, посмотрел на него испепеляющим взглядом.
– Тебя – здесь поить не будут! Прочь из моего бара, извращенец!
В поддержку ему раздались вопли восхищения. Казалось, все ждали этой фразы. И без того шумный бар, заголосил весь, со всех сторон на Риана градом посыпались оскорбления, а людской поток грубо подхватил его под мышки и вытолкнул на улицу. Но в этом потоке была одна рука, вложившая в ладонь юноши бумажку. Инстинктивно он сжал ее и не разжимал ладонь до тех самых пор, пока не пришел домой.
Мать, увидев, что сын пришел домой без маски, испуганно вскрикнула и убежала в другую комнату. Риан устало опустился на стул и наконец то посмотрел, что же было написано на той бумажке. Он ждал оскорбления, но заместо него на ней кривым почерком был выведен адрес, а ниже подпись – приходи сегодня в полночь, не приведи хвост, бумажку сожги. Тайные доброжелатели.
Когда Риан пришел на место и постучался в дверь долго никто не отзывался. Затем раздался хриплый мужской голос.
– Шин, это тот парень, про которого ты говорил?
– Да пусти, дай то в глазок посмотрю! Тьфу ты! Да как я пойму в такой темноте, да в маске.
Послушалось недовольное ворчание, за дверью началась перепалка. Через пару минут (за которые он уже раз сто думал броситься бежать прочь от этого незнакомого места, а то мало ли что) она наконец – то открылась и перед Рианом стояли двое мужчин. Один из них – высокий и тощий, поджарый и молодящийся, судя по щегольскому серому костюму и подкрашенной (но уже неумолимо отросшей) седине был в скромной серой маске с вытянутым носом. Несмотря на скромность, она была сделана со вкусом и была украшена еле заметным, но элегантным узором. Второй же – чуть помоложе, был весь довольно округлый, с отдающей в желтизну коричневатую кожу, в старом просаленном свитере и легкой коричневой жилетке поверх. Он носил ярко желтую округлую маску с парой синих и красных симметричных точек по бокам.
– Сними маску, – сказал круглый.
Риан на минуту опешил.
Круглый тяжело вздохнул, стащил свою, показав заросшее щетиной пухлое лицо.
– А так?
Юноша снял маску и аккуратно спрятал за пазуху пиджака.
– Он? – уставшим голосом спросил тощий. В этот момент он почему-то напомнил Риану цаплю. Вытянутую серую цаплю…
– Он, пошли, – схватил юношу за плечо, круглый потянул его за собой в другой конец коридора.
– А кто вы? Я же не могу так просто за вами идти.
– Мы, – заговорческим шепотом сказал ему круглый, – мы, те кого презирает наше надменное общество. Мы – общество антимасочников. Не бойся, мы не причиним тебе вреда, но доказать тебе в открытую что мы свои не можем – нас же сразу схватят. Так что придется тебе пройти с нами в эту закрытую комнату. Наш поступок очень вдохновил нас.
– Все хотели бы увидеть тебя, – сухо добавил тощий, и они втроем пошли вглубь коридора, где была еще одна дверь.
А за дверью Риана ожидало множество лиц – именно лиц, без масок. Всего в комнате (вместе с встретившими его мужчинами) было девять человек – в основном мужчины намного старше него и лишь пара женщин – одна в летах, но ухоженная и другая – серая мышка, помоложе, почти что его сверстница. И все девять пар глаз уставились на него.
Первой опомнилась дама в летах. Кокетливо стреляя глазками, она обратилась к новоприбывшему.
– Шин рассказал нам о вашей смелости, молодой человек! Мы собираемся давно, но выступать в открытую – на подобное из нас уже многие годы никто не решался. Расскажите, расскажите нам свою историю.
– Какой красавчик, – громким шепотом бросила она «серой мышке». А ведь в свои 33 Риан и впрямь был хорош собой, со статной фигурой, ростом чуть выше среднего, но при этом на лице его, лишь слегка тронутым легкими морщинами проглядывали, казавшиеся детскими черты – чуть пухлые алеющие губы, большие вечно смущенные зеленые глаза. Русые, с небольшой рыжизной волосы забавно топорщились, а нос и верх щек был усыпан веснушками. Эдакий ребенок с телом взрослого.
Его усадили за стул, налили обжигающего бренди, и Риана в какой – то момент словно прорвало (вот что значит с психологическими проблемами не ходить к психотерапевту), и он рассказал все – про маму, про то, как по его вине разбилась ее маска, со злобой вспомнил реакцию окружающих, с тоской – ее нынешнее состояние. Потом рассказал про похороны, с которых так рано ушел…
И все слушали и внимали его словам. Особенно участливо слушала дама в летах, то и дело кивая и хлопая длинными нарощенными ресницами (судя по внешнему виду она была самой обеспеченной здесь).
Когда Риан закончил, она, словно зачарованная посмотрела в его глаза и протяжно молвила, – нам не хватало такого как вы, Риан. Мы, – она обвела глазами присутствующих, – как крысы, прячемся за стенами, но вы – пусть даже в состоянии аффекта, вы – показали им.
Со всех сторон раздались крики, но на этот раз – уже одобрения.
Все девять пар глаз с восхищением смотрели на него. Все улыбались ему, мужчины одобряюще хлопали по плечу, женщины (целых две) мило кокетничали (а еще без масок, ух, горячо).
Но что – то в этом их восторге было пугающее. От выпитого бренди Риана начало клонить в сон, а люди все наплывали и наплывали на него, словно в своем восхищении пытаясь поглотить его.
– Я, пожалуй, пойду, – уже чуть заплетающимся от алкоголя и сонливости языком сказал он, и направился к выходу.
Все, еще более захмелевшие нежели он, выстроились напротив, прощаясь с ним. Дама в летах на прощание коснулась его щеки, а затем, резко обернувшись, обратилась к остальным.
– Неправда ли он прекрасен? Такой юный и храбрый, прям как истинный принц! Ах если бы мы были хоть немного такими как он.
Тощий мужчина, похожий на цаплю, чуть шатаясь, заметил, – А ведь мы можем, – и тонкими пальцами подобрал со стола нож.
– Господа! Господа! У нас есть ножи, а у меня, прошу заметить, с собой швейный набор – подлатать костюм если что. Так вот, мы можем каждый
взять по кусочку нашего нового друга и пересадить их себе. Так, мы станем едины и станем похожи на него – сначала частью нашего лика, а затем и нашей душой!
Все зааплодировали. Риан опешил. Прекрасный уютный вечер за пару минут превратился в жуткий кошмар. Опьянение как рукой сняло. Пока все рассматривали швейный набор Тощего и хвалили его идею, он похолодевшей рукой нащупал дверную ручку и уже почти выскользнул наружу.
– Наш прекрасный принц, куда же вы? – окликнула его дама в летах, и Риан побежал – так быстро как не бегал никогда прежде.
А они бежали за ним, пятеро отстали, но четверо – тощий, дама в летах, серая мышка и еще один неказистый мужчинка бежали за ним вплоть до самого дома.
А на улицах столь тихого городка в такое время как назло никого. Лишь роботы мигают датчиками, но почему-то не бросаются его спасать…
И вот, когда Риан бросился к двери, дабы открыть ее и спрятаться в доме, он замешкался с ключами и его повалили на землю.
Его грубо повалили на землю, мужчины зажали его, а женщины принялись резать.
– Оставьте мне глаз, глаз, – потребовал неказистый мужчина.
–А я возьму губы, они такие сладкие, – почти что пропела девушка, вонзая в них нож.
Риан какое – то время вопил, но никто не пришел к нему на помощь, а вопить вскоре стало нечем. Лишь его безумная мать стояла у окна и в пустой взгляд смотрела как в тусклом освещении уличного фонаря с ее сына снимают лицо.
Наспех – на пару швов привязав к себе свои трофеи, бравая четверка видимо начала уже трезветь – от боли и ночного холода, и бросилась в бега.
А мать все стояла и смотрела в окно на уже недвижное тело.
– Они убили тебя? – с полувопросительной интонацией сказала Лия, не желая осознавать увиденное. Но ответом ей послужила лишь тишина.
– Они убили тебя, – потеряв последнюю надежду прошептала она. Старуха отвернулась от окна и растворилась во тьме комнаты.
– Где моя маска?! Где моя маска!!! – раздались ее плаксивые, как у капризного ребенка, крики.
А красные «глаза» подбирались все ближе и ближе. Они найдут тебя, прекрасный принц, что так и взошел на трон, и перемелют своими шестеренками. Они отыщут всех тех, кто носит частицу тебя на себе и перемелют и их… Остается лишь надеяться, что те капли крови, которыми ты оросил землю, когда – нибудь да и дадут свои плоды.
Олеко
Как вчера, как позавчера, и как много-много-много дней до этого Зоя устало брела по темному скверу домой. Было поздно, и на слабо освещенных желтым светом уличных фонарей дорожках, кроме нее, никого не было – во всяком случае, так ей казалось: в то время, когда она уходила с работы, большинство людей после тяжелого трудового дня уже вовсю наслаждались домашним уютом. Ей же из наслаждений сил хватало только на одно – сон. Несмотря на позднее время, Зоя почти не испытывала страха – ей, как и многим другим, попавшим в круговорот: работать чтобы выжить, выжить чтобы работать чтобы выжить, казалось, что со смертью она не так уж многое теряет. Но эта наивная установка в большинстве случаев работает ровно до тех пор, пока не случается нечто, грозящееся прервать существование.
Сзади, посреди тишины, прерываемой лишь шагами Зои, раздался тихий стук, словно кто-то уронил на асфальт металлические шарики. Девушка испуганно оглянулась и в десяти метрах от себя посреди дороги увидела (насколько можно было что-то увидеть в тусклом свете фонарей) странное жестянкоподобное нечто, стоявшее на тонких «паучьих» лапках. Нечто, по всей видимости, обладало разумом, так как осознав, что его заметили, тоненько пискнуло и скрылось в кустах. Зоя на минуту впала в ступор – никогда прежде ей не доводилось видеть разумные жестянки, и тем более, никогда они не бегали за ней в одиннадцать часов ночи по безлюдному скверу. Ей стало жутко, и она, ускорив шаг, пошла на выход из сквера, решив пойти чуть более многолюдной, хоть и более длинной дорогой, попутно высчитывая, через сколько недель ей хватит универсального человеческого ресурса – времени и денег на посещения психиатра.
Аллея закончилась, и Зоя оказалось посреди площадки, утыканной клумбами и уродливыми скульптурками, по краям которой под сенью диких яблонь ютились скамейки – на одной из них, несмотря на поздний час, кто-то сидел. Когда девушка проходила мимо, незнакомец заговорил с ней.
– Какая же безвкусица весь этот их парк, не находите? Насадили что лучше растет, наставили пухлых серафимов на высоких пьедесталах – а где изящность, где гармония? Вот видели бы Вы мой сад… Хотя я с радостью предоставлю Вам эту возможность… Уж на что стоит взглянуть – говорил он противным гнусавым голосом, глядя на девушку, которая всеми силами старалась сделать вид, что не слышит и не видит его, попутно ускоряя шаг и отгоняя весьма неприличные и мерзкие (но чем-то цепляющие) ассоциации на последние фразы незнакомца.
Тогда, пока она еще не успела скрыться, мужчина окликнул ее по имени.
– Зоя!
Девушка резко остановилась. Ее общение уже давно ограничивалось лишь узким кругом коллег, и, решив, что чудом натолкнулась на кого-то из прежних, давно забытых ею друзей, она с надеждой пыталась разглядеть в темноте лицо говорившего.
– Зоя, – с упреком продолжил говорящий, – ради встречи с тобой я выбрался из своего прекрасного сада в этот жуткий мир с его уродливыми гипсовыми серафимами. А ты, ты меня даже не слушаешь! Ну Зооояяя! – капризно протянул он.
–Мы разве знакомы?
Кроны деревьев бросали столь густую тень на незнакомца, что лица было не разглядеть, а голос Зоя, хоть убей, не могла узнать. Мужчина медленно поднялся со скамьи и вышел в полосу света.
– Простите, но я не помню вас…
Девушка могла поклясться, что ни разу не видела этого человека прежде, но откуда, откуда тогда он знал ее имя? Ей стало совсем жутко.
– Конечно, не помнишь, ты же меня раньше не видела, – невозмутимо, с интонацией взрослого, разъясняющего ребенку очевидные вещи, ответил незнакомец и представился, – Я – Олеко, и чуть потупив взгляд, не без хвастовства добавил, – один из Первородных.
Его брови вздернулись вверх с намеком. Он с надменной ухмылкой уставился на девушку, ожидая, по-видимому, что это признание вызовет у нее восхищение, и, приняв страх в ее глазах за благоговейный трепет, гордо приосанился из разряда – да, мы такие. Со стороны это походило на очень провальный подкат.
Теперь, когда Олеко не сидел на скамье, было видно, что он ненормально высокий – его рост навскидку был эдак два метра с кепкой. Его казавшуюся нездоровой худобу не могло даже скрыть его свободное странное одеяние – походившая на ночнушку и грязно-белая до щиколоток рубаха с длинными, расширяющимися книзу рукавами и серый плащ без застёжек, накинутый поверх. В его движениях было что-то неестественное, механическое – они были резкие, судорожные, словно в припадке. И когда эта подергивающаяся махина сделала шаг навстречу Зое, с детской улыбкой на устах (которая в исполнении Олеко выглядела ну очень жутко), девушка со всех сил рванула прочь.
Олеко, закатив глаза, тяжело вздохнул и щелкнул пальцами.
– Тим, фас, – уставшим голосом приказал он.
Зоя услышала топот маленьких металлических ножек за спиной, в следующую секунду что-то острое вцепилось ей в плечи. Девушка пронзительно завизжала, пытаясь с себя скинуть непонятное нечто, но одна из «паучьих» лапок легонько «ужалила» ее, после чего глаза мгновенно застелила тьма, и Зоя безвольно рухнула на асфальт – прямо в объятия своему новому знакомому, который уже был тут как тут.
Очнувшись, Зоя не сразу вспомнила произошедшее прошлой ночью и долго с изумлением осматривала комнату, в которой оказалась. Она лежала посреди довольно жесткой кровати с посеревшими от времени простынями на чуть менее жесткой плоской подушке. Шерстяной плед умудрялся кусать ее даже через ткань просторной ночнушки, тоже ей незнакомой. Помимо кровати, в комнате стояли шкафы, заваленные пожелтевшими рукописями, изъеденными жучками, толстенными книгами и тонюсенькими брошюрками – и на всех была написана какая-то абракадабра на непонятном языке. Местами на полках лежали инструменты, какие-то детали и всевозможные механизмы, представлявшие из себя порядком проржавевшее месиво из винтиков, проводков и шестеренок. Все это было заляпано засохшим маслом и щедро присыпано сверху толстенным слоем пыли.
Из соседней комнаты раздалась ругань вчерашнего незнакомца. От звука его писклявого голоса сердце у девушки вмиг упало, внутри все резко сжалось и похолодело. Она минут пятнадцать пыталась унять бешено колотящееся сердце и перевести дыхание, а затем максимально тихо села в кровати и стала осматриваться на предмет чего-нибудь острого… или тяжелого…
Собравшись с духом, Зоя на цыпочках выскользнула из кровати, аккуратно вытащила, застрявший между книгами ржавый обломанный нож и и подкралась к окну. Из хорошего она увидела, что место ее заточения находится на первом этаже. На окне не было никаких решеток, а сама рама закрывалась изнутри на обычную щеколду – это было подозрительно непредусмотрительно, но кто знает, как работает голова у этого психа? Из плохого – окно открывалось в совершенно безлюдный сад. Из сухой, потрескавшейся земли, куда хватало глаз торчали остовы мертвых деревьев, а промеж них ютились причудливой формы скамеечки, словно собранные из остатков металлолома, и уже вросшие в землю причудливые механизмы (а может это были статуи назло всем Венерам и купидонам мира?). Более же удачливые собраты последних деловито носились меж всем этим бардаком и имитировали активную хозяйственную (но судя по итогам совершенно бесполезную) деятельность. Это явно была частная территория, а значит выбраться с нее вряд ли будет легко.
Но Зоя решила рискнуть. Взмолившись всем божествам, которых она смогла вспомнить, девушка осторожно поддела щеколду на окне – та предательски громко скрипнула в ответ. Зоя мысленно выругалась и замерла. Ругань и шум в соседней комнате все так же продолжались. Осторожно взяв с полки замаслившийся тюбик, она попробовала капнуть на щеколду. Масло оказалось вязким и вполне себе масляным, но довольно странным – коснувшись металла оно слегка зашипело и пустило пару ярких искр, зато щеколда наконец – то перестала скрипеть и начала поддаваться. Миллиметр за миллиметром, очень осторожно, Зоя раскачивала и отодвигала щеколду. Под конец она столь увлеклась процессом, что не заметила, как ругань в соседней комнате стихла и сменилась подозрительной тишиной… Длинные и очень холодные пальцы аккуратно опустились ей на плечи, обдав холодом.
– Милая, милая Зоя, неужели ты собираешься меня покинуть, – очень трагично прозвучал голос прямо у нее за спиной. Девушка застыла от страха. Правая рука «сползла» с ее плеча и резко, прежде чем Зоя смогла опередить похитителя схватила обломок ножа, который она положила на подоконник¸ дабы освободить руки.
Раздался смех и обломок полетел прямо в подоконник. Он был метнут с такой силой, что почти полностью вошел в доски прямо под носом у испуганной девушки.
Заметив, что она дрожит, похититель взял с кровати плед и накинул ей на плечи.
– Ооо, я вижу тебя впечатлил мой сад. Ты даже не смогла дождаться меня, так захотела прогуляться по нему, – с гордостью сказал Олеко.
– Но я бы настоятельно посоветовал тебе воспользоваться дверью. Пойдем, я тебе покажу.
После очень нудной и длительной экскурсии, в ходе которой Олеко останавливался перед каждым высохшим деревом, каждой, заполненной мертвыми цветами клумбой и каждый механизмом в саду и давал подробные описания с использованием совершенно непонятных терминов, часть из которых видимо не имела аналогов в русском (а может и в человеческом) языке.
Иногда он начинал сетовать, что столько сил тратит на сад, а все растения вскоре как по волшебству умирают.
– Я столько изучал, столько делал, все по книгам, один в один, и нет! Все, абсолютно все засыхают. Но ничего, когда – нибудь я пойму, что это за наваждение, нужно больше упорства и тогда! Хотя мой сад и сейчас очень красив, неправда ли, Зоя?
Прошло, наверное, часа четыре (а по ощущениям целая вечность), когда Олеко, с жаром и пылом нахваливающий свои владения резко что – то вспомнил.
– Зоя, погуляй пока одна, чуть позже я вновь составлю тебе компанию, – пообещал он и… растворился в воздухе.
Придя в себя от шока после столь моментального исчезновения ее мучителя, Зоя словно в забытьи медленно брела по дорожкам сада. Ее охватило какое – то отупение. Сейчас было самое время придумать, как убраться отсюда подобру-поздорову, но то что происходило было чересчур странным. Измученная шоком и длительной экскурсии она еле переставляла ноги вместо того, чтобы рвануть отсюда как можно скорее и как можно дальше. Но внутри у нее было какое – то интуитивное понимание, что это весьма бесполезно. Похитивший ее очевидно был сумасшедшим, и при этом он вселял какой- то нечеловеческий ужас, который вытягивал из нее все силы, заставляя цепенеть. Происходящее казалось каким – то нереальным, словно дурной сон. Вот буквально совсем недавно она жила обычной жизнью, спешила домой – и вот все рухнуло и неизвестно вернется ли обратно. А если и вернется – сможет ли она принять это после того что случилось? И какую плату придется за это заплатить? С чем еще ей придется столкнуться в этом мертвом саду?
