Мария Хроно
Сказки Даймона
Глава 3. Рубедо
Мир в твоей ладони
Александр Михайлович стоял перед огражденной витриной. За толстым непробиваемым стеклом на постаменте в маленькой сфере, похожей на сувенирный шарик, вместо блесток и искусственного снега заполненный биллионами звезд находился целый мир. Эта, похожая на игрушечную, Вселенная – самая большая ценность Исследовательского отсека № 9, и Александр Михайлович был одним из немногих обладал доступом к ней. Несмотря на относительно юный для ученого возраст – всего 35 лет, он успел занять почетное место среди астрофизиков 25 столетия.
Вдруг, столь привычную тишину отсека нарушили торопливые шаги, детский смех и шушуканье, прерываемое раздраженным писклявым голосом Наставницы. Торопливом шагом, она подошла к витрине, грубо сжимая в своей огромной для женщины ладони, с длинными аляписто накрашенными ногтями маленькую ладошку мальчика. Он – хилый, низенький даже для своих лет, еле поспевал за ней, но наставница безжалостно тащила его вслед за собой.
Следом за ними, громко гогоча, шла орава крепких ребят. Внешне они были как на подбор – красивые черты лица, все спортивные, подтянутые, рослые, в общем представляли полную противоположность «заложника» Наставницы, хоть и были с ним одногодками.
– – Александр Михайлович, – учительница попыталась придать лицу самое, как ей казалось, кокетливо – обворожительное и извиняющее выражение.
– Простите, мы опоздали. Я понимаю, что у Вас и так мало времени, – она говорила громко, с расстановкой, делая значительное ударение на отдельные слова, как и подобает воспитательнице, – и благодарна, что Вы согласились провести эту экскурсию – она очень, очень важна для наших учеников. Вы, как образованный, образованнейший человек, сами понимаете, дети – наше будущее. Тут Наставница поняла, что залезла в какие – то словесные дебри и смутившись, запнулась.
– Вот, – раздраженно выстрелила она словами вперемешку с слюной из ярко накрашенного рта в сторону мальчика, так сильно дернув его за руку, что тот тихо пискнул от боли, полюбуйтесь, Миша, как всегда, в своем репертуаре. Он умудрился потеряться! И мне пришлось его искать, я же все – таки ответственна за них, забочусь, заношусь с ними, как наседка, но где его благодарность – другие дети, как дети, а от него одни проблемы: на прошлой недели, представьте себе, сломал школьный коммуникатор, вчера порвал свою форму из микронного волокна – ведь как это можно умудриться! А сегодня вот – отстал от группы и заблудился. Миша, извинись перед Александром Михайловичем! Это из – за тебя мы задержали его. Если я, твоя Наставница, мама, можно сказать, для тебя – не авторитет, то прояви уважение хотя бы к этому великому человеку.
Мальчик, весь покраснев от смущения, вышел вперед. – П.. П-Простите, – тихо сказал он, и что удивило ученого, вместо того, чтобы смотреть в пол, поднял голову и посмотрел ему в глаза виноватым взглядом (ну прям как котики на картинках в интернете). Мише показалось, что ученый ободряюще подмигнул ему в этот момент.
Сзади послышались злобные крики его одноотсековцев, но ему было не привыкать. За столетия человечество смогло создать поражающие воображение чудеса техники – межзвездные полеты, телепортация, мгновенное излечение ран – все, что раньше казалось раньше выдумками писателей-фантастов и существовало лишь в книгах и фильмах (которые заменили более продвинутые объёмные голографические аналоги), то, к чему так стремились люди, то, на что многие поколения величайших умов тратили свои жизни, стало явью, стало достоянием настоящего.
Контроль за репродукцией, как и многие вещи теперь был возложен на машины – и они неплохо справлялись с этой задачей (уж получше людей, вы мне поверьте). В доноры отбирались лишь представители с лучшим генетическим материалом, а все их недостатки клеточная инженерия сводила на нет. В итоге получались люди с уникальными физическими и умственными данными, практически не подверженные болезням, долгожители, способные выдержать тяжелейшие нагрузки.
Но в Родильном отсеке, хоть и редко, но порой случались сбои, и из-за них и появлялись на свет астенесы – так называли тех, чьи показатели силы, здоровья, ловкости, интеллекта – некоторые из вышеперечисленных или все вместе не достигали нормы, указанной в Протоколе 2.34.
Люди, создавшие удивительные машины, преобразившие планету до неузнаваемости, покоряющие далекие миры чужих звезд, несмотря на генную инженерию в чем – то остались такими же, как и много веков назад. Общество все так же, как и прежде, даже с большим неистовством отвергает тех, кто отличается от нормы, превращая непохожих на большинство в изгоев и горе тому, кто из – за сбоя системы или халатности работников РодОтсека родился слабым и больным. Осознавая, что в немощности астенесов нет их вины, люди все равно издеваются над ними, – ведь для многих из нас нет большего удовольствия, чем обидеть того, кто слабее, чтобы доказать самим себе свою надуманную идеальность.
Прошел где – то час…
– Спасибо, большое спасибо, широко улыбаясь и энергично тряся в пожатии руку Александра Михайловича, – благодарила его Наставница.
– А можно вопрос? крикнул кто-то из задних рядов.
– Конечно, с натянутой улыбкой ответил Александр, хотя ему ой как не хотелось больше ничего рассказывать и вообще кофеек на кухне сам себя не выпьет.
– А что это в той витрине?
– О, я уж думал, Вы не заметите, разглядывая карты и макеты. Это всего лишь наш самый ценный экспонат, – с иронией сказал ученый. – Ребята, представляю Вам Вселенную R-36! В рядах послышался удивленный шепот. – Да, обычно мы не показываем столь секретные объекты, но Вера Андреевна говорила, что на вас можно положиться. Наставница смущенно захлопала ресницами.
– Но как же так? Это и вправду она? – ребята не могли поверить своим глазам.
– Да, она самая. – Почему же мы никогда не слышали, что она находится в Вашем отсеке? – Ее телепортировали совсем недавно, да и болтливостью наши сотрудники не отличаются.
– А правда, правда, что там тоже есть жизнь?
– Да, по нашим исследованиям определенно есть, правда она сильно отличается от нашей с вами.
– Какие же там они маленькие, маленькие миленькие человечки, – закричала одна девочка, нелепо махая ручками.
– И как только живут такие малявки, – с пренебрежением бросил мальчик постарше.
– Во-первых, местные формы жизни совсем не похожи на привычных нам гуманоидов, и во – вторых они и не осознают, насколько маленькие. Для них весь их мир, который помещается в мою ладонь – бескрайние просторы. – Ха, все равно малявки! Таких на одну ладонь положить, другой прихлопнуть – и все, кранты их бескрайней Вселенной! Наставница раздраженно шикнула на наглеца, но другим ребятишкам эта фраза почему- то показалась забавной, и они рассмеялись детским, но в тоже время таким не по- детски злобным смехом.
Один лишь Миша с восхищением в глазах молча разглядывал сферу, заполненную черной дымкой, пронизанную сверкающими звездами.
«– Ну все, экскурсия подошла к концу», – сказал Александр Михайлович, поглядывая на часы. – Я вам вроде все показал, да и скоро у меня заседание, – соврал он, стараясь не подавать виду, как его насмешливые слова старшего мальчика и реакция других учеников на них.
– Да, да, конечно. Еще раз, огромное вам спасибо! Третий Образовательный, за мной! Вера Андреевна повела своих воспитанников в следующее помещение, самым последним выходил Миша. Он все еще не мог оторвать восхищенного взгляда от крошечной Вселенной, да и он побаивался ребят из своей группы – сегодня он «опять подвел всех», и они наверняка снова подкараулят его в туалете, и наверняка снова поколотят. Признаться, Вере Андреевне Миша не мог – кто знает, что сделают ребята с «крысой», ему и так хватало травли за его физическую «неполноценность».
Приходилось тайком бежать в медпункт, где работала медсестра, единственный человек из всего Отсека, который жалел и понимал его, ведь она тоже была астенесом. Пару минут – и нудящая боль проходит, синяки, царапины – все исчезает без следа, а на следующей день – все по новой.
– Что же ты никак не сдохнешь, хиляк, малявка! Ты же еле ходишь! – кричали ему, с упоением уродуя его лицо, тело – ведь все заживет. С трудом останавливались, знали, что, если он не сможет дойти до медпункта, Наставница обо всем узнает, и тогда им не поздоровится.
Как же Миша был удивлен, когда ученый окликнул его.
– Эй, Миша, так ведь тебя зовут? Подойди сюда!
– Нно, я отстану от группы.
– Да подойди ты сюда, поверь, я покажу тебе кое – что особенное. Астрофизик подвел мальчика к витрине.
– Нравится? – Да… Красивая! – Да, красивая.
Отвернись. Ученый нажал на кнопку и начал вводить код на выехавшей сверху панели. Стекло с одной стороны разъехалось в сторону, и Александр Михайлович осторожно взял сферу.
Протяни руки ладонями вверх. Только заклинаю, осторожно, там квадриллионы планет и почти сотая часть их заселена кем- то. (Да – да, автор тоже в шоке от подобной халатности, но будучи сам работником лаборатории клятвенно заверяет, что именно так в науке дела и делаются!)
Ученый аккуратно положил сферу на ладони мальчика, и страхуя ее от падений своими руками. – И никому, слышишь, никому и никогда не говори, что я позволил тебе это сделать!
Мальчик, словно завороженный смотрел на сферу.
– Ссспасибо… Но почему Вы дали именно мне? Я же самый неуклюжий в группе.
– Не бойся, если ее просто держать, ей ничего не будет, она в защитной оболочке.
Но Миша все равно застыл будто каменный, боясь пошевельнутся, уставившись на маленький мир в своей руке.
– Ну все. Наигрались – и хватит, Александр Михайлович осторожно водрузил сферу на постамент и закрыл витрину.
– Я заметил, как на тебя смотрели твои дру… одногруппники. И как ты смотрел на Вселенную. Ты астент, верно? Извини если прозвучит грубо… Как думаешь почему именно тебе я дал дотронуться до нее? Да, ты слабее и неуклюжее своих сверстников, но именно поэтому тебе можно доверить это бесчисленное количество жизней. Ведь именно ты понимаешь, что значит быть беззащитным, столкнувшись с тем, кто слабее тебя, ты будешь аккуратнее нежели кто -либо другой. А теперь догоняй группу и – тссс!
Миша еще раз поблагодарил ученого и уже выходил из зала, когда физик окликнул его еще раз.
– Когда подрастешь – приходи. У меня найдется работка для тебя.
Этим вечером, после того, как Наставница уложила их спать и ушла, наивно полагая, что в ее драгоценные ученики уже достаточно взрослые, чтобы оставаться без надзора робота няньки по ночам, Мишу опять избивали, дружно, всем отсеком.. Но мальчик словно не чувствовал боли, он забыл о ней, вспоминая маленький, святящийся изнутри квадриллионами звезд мир, покоящийся на его ладони.
– Пусть сейчас я не могу защитить себя, но когда я вырасту, я защищу ее, обязательно, – твердил он себе. А маленькие существа из Вселенной R-36 даже не подозревали что где – то существует «гигант», которому они так нужны.
Библиотека Матезиуса
В одном самом обыкновенном городке жил необыкновенно обыкновенный юноша. Хотя нет, он был не таким уж обыкновенным, может даже необычным, но только никто, никто, даже он сам, не знал об этом. Серые волосы, серые глаза, среднего роста – в его внешности ничто не привлекало внимания, «не цепляло». Он всегда был тем, чьё имя никто и не вспомнит, рассматривая старый выпускной альбом, а звали его Матиус.
Серая тень, пустое пятно, всегда такой тихий, незаметный, словно невидимка. Призрак, проходящий незамеченный никем через чужие жизни, чужие истории, ведь своей то у него не было.
У него была лишь одна отличительная черта – любовь к книгам. Сколько он себя помнил, его спутниками были лишь две вещи – очки и книга. И только последняя в нем менялась и быстро: сегодня он мог читать о роботехнике, а завтра слезливую классику. Книги он всегда выбирал тщательно – пожалуй кроме продавца в книжном его никто и не запомнил из знакомых детства, да и тот ничего о нем не знал, ведь как узнать интересы человека, которому любопытно практически все? Час, а то и два он мог стоять перед полками в магазине, а потом, нагрузившись так, что за стопкой не было видно головы, спотыкаясь, шел домой.
Матиус всегда делал все уроки, хоть ему это было и необязательно – его почти никогда не спрашивали, словно его и не было в классе. Он знал ответ практически на любой вопрос учительницы, но никогда не поднимал руку, а потом писал все контрольные на «отлично». Но этого было мало, ведь разве можно было сравнить его – пустоту в дальнем углу класса и аккуратную, всегда прилизанную отличницу на первой парте, которая каждый раз при вопросе от учительницы с мольбой в глазах вытягивалась по струнке, чуть не отрывая себе руку?
А что потом? Со знаниями, которыми мало кто из его более удачливых сверстников, поступивших в университеты, мог похвастаться, Матиус по наказу отца пошел работать к его знакомому на почту. Хотел ли он этого? Неужели ничего не взбунтовалось в нем, с его неутолимой жаждой к знаниям против такой судьбы? А этого мы не узнаем – уж больно тихим он был.
А ведь сколького он мог бы достичь – серый человек с целым миром внутри, но никто, никто во всем мире не захотел подобрать к нему ключ, никто не захотел открыть его и выпустить наружу то, что все эти годы скрывалось за нелепыми очками, за этими такими спокойными серыми глазами. А сам он не мог. Почему, спросите Вы? Признаюсь, не знаю – может он боялся, а скорее просто не знал, не мог и представить себе на что сам был способен. Так зачем? К чему нам знать про этого Матиуса, который жил так, словно его и не было? – наверняка негодует читатель. А затем, что в один день с ним случилось нечто страшное…
Врач долго и внимательно осматривал чешую, то и дело нажимая, – Больно? Нет? А тут? И тут нет? Очень странно.
Закончив свой осмотр, он сочувственно посмотрел на Матиуса через очки с толстой оправой.
Тот почувствовал, что ему становится дурно, ведь когда у тебя внезапно начинает расти чешуя, и врач так смотрит на тебя – не стоит ожидать ничего хорошего. Ничего хорошего и не случилось.
– Боюсь, у вас ихтиоз. Это редкое генетическое заболевание, можно сказать, проявление атавизма…
– Да, я знаю, – пробормотал резко позеленевший Матиус.
– Только странно, что оно проявилось в столь позднем возрасте, как-никак хроническое врожденное заболевание, а тут. Вы уверены, что это … кхм… ваши первые чешуйки?
Матиус никогда не был любителем разглядывать себя в зеркало, но совсем не обязательно иметь самооценку греческого Нарцисса, чтобы пропустить такое на своем теле, так что он лишь еще сильнее позеленел и отрицательно мотнул головой.
– Так, а теперь, пожалуй, самое главное. У Вас есть деньги? – спросил врач заговорщическим шепотом.
Бедный Матиус не сразу смог догадаться, при чем тут это и честно сознался, что денег у него весьма мало.
– Это очень плохо.
Пациент не мог мысленно с ним не согласиться.
– Тогда Вы обречены. Мне очень жаль.
Врач взял бумажку и кривым почерком написал название. – Вот мазь, втирайте, она немного облегчит Ваши страдания. Будь у вас средства, поехали бы в столичную больницу, там есть шанс найти хорошего специалиста, я же на большее не способен. Мне правда очень, очень жаль… Надеюсь вам не придется долго му…. Поправляйтесь. Всего доброго.
Матиус теперь по цвету лица мог соперничать с газончиком, раскинувшемся перед больницей. Дрожащей рукой он схватил предписание и, покачиваясь, выскочил из кабинета.
Когда дверь захлопнулась, врач, прежде чем позвать следующего пациента подумал о том, какой же он молодец.
– Поправляйтесь – как сказал то! Пациенту всегда нужно давать надежду, даже если ее нет. Да, какой-нибудь несчастный случай с трагичной концовкой очень бы помог этому бедолаге. Подумать только, жить без денег!
Но Матиус пришел в себя и решил, что надо бороться. В его голове принялись строить безумные планы – «как заработать». В его сумке лежала прописанная доктором мазь и прихваченные в книжном “Cамые страшные генетические заболевания.” Мысль о том, что он накопит денег придала ему сил, но тут он понял, что последние деньги потратил на книгу и ему неделю придется питаться завалявшейся в шкафу крупой и макаронами.
Проснувшись на следующее утро – а это было воскресенье, Матиус долго валялся в кровати. Когда ты наконец-то выспался и солнце так приветливо светит в окно, не хочется верить в то, что с тобой что-то не так. Кровать становится своего рода защитой, пока ты не вылезешь из неё в промозглое утро повседневности. А пока можешь лежать в тепле и уюте, наивно убеждая себя, что все хорошо, и ты в полной безопасности. Когда уже солнце преодолело половину небосвода, и нежиться в тепле уже порядком надоело, юноша одним прыжком вскочил с кровати. И это было странно, ведь обычно расставание с кроватью принимало у него форму нелепого сползания с нее на пол. Ему показалось, что у него резко прибавилось сил, словно прежде неуклюжее и слабое тело наполнила какая-то неведомая мощь.
Поставив макароны на плиту, Матиус полез в холодильник за молоком. – Вот бы мяса, – подумал он. Ему жутко хотелось есть и при этом хотелось именно мяса. Открыв холодильник, он немало удивился. Потому что там, на верхней полке стояла тарелка со здоровенным куском говядины. – Я не помню, чтобы покупал его. Это странно. Но перспектива есть одни макароны совсем его не радовала, поэтому, особо не раздумывая, Матиус отрезал седьмушку мяса – ведь зарплата ой как нескоро, и бросил на сковородку. – А зачем я жарю его? Сырое ведь тоже довольно вкусное, – и от такой мысли его рот почему-то наполнился слюной. С минуту он разглядывал кровоточащий кусок на уже начавшей скворчать сковороде, свои окровавленные руки и еще более перемазанную кровью разделочную доску. – И о чем я только думаю, там же полно паразитов, – с трудом удержавшись от искушения, юноша побрел в ванную, чтобы умыться. Только там до него дошло, – Я серьезно хотел съесть сырое мясо? Чушь какая… Надо умыться что ли, да и кофе бы не помешал. Набрав воду в ладони, Матиус заметил, как сильно у него отросли ногти. – Как же это я так умудрился, – удивился он, доставая из шкафчика щипцы. Но ногти отчего то не хотели поддаваться и после пяти минут безуспешных попыток, щипцы лишь беспомощно хрустнули и развалились. – Совсем заржавели, – недовольно буркнул Матиус, выбрасывая их в мусорное ведро. – Теперь придется целую неделю так ходить.
Закончив приводить себя в порядок, Матиус подошел к огромной библиотеке во всю стену. Но даже ее не хватало – книги тут и там лежали стопками в его маленькой, бедно обставленной, но уютной квартирке. Пробежавшись пальцами по корешкам, он раздумывал с какой же книгой проведет этот выходной. Прищурив глаза, юноша кинул взгляд на боковые полки, и хотя он знал все книги в своей библиотеке, но ему показалось, что самые крайние выглядят странно незнакомыми. Матиус подошел поближе, и понял, что не помнит этих корешков, некоторые названия были написаны на других языках, но он почему-то мог понимать их значение, хотя никогда и не изучал их. Матиус сделал шаг и еще, и еще, но шкаф не заканчивался. – Никогда не замечал насколько у меня большая библиотека. И что это за книги, почему я не помню, чтобы покупал их? Может они из библиотеки родителей, хотя и их я все знаю. Матиус оглядел свой шкаф и мельком ему показалось, что на самом верху вырезано – Библиотека Матезиуса. Разве здесь раньше была эта надпись? Матезиус? Кто такой Матезиус? – потихоньку его начал охватывать страх. Мерзкий ком подкатывал к горлу, по спине пробежали мурашки. От волнения закружилась голова и казалось, что пол уходит из под ног, но с трудом пересилив себя, он опять подошёл к крайним полкам, пытаясь разглядеть противоположную стену. Она почему-то терялась где-то в темноте, что было весьма странно, учитывая размеры его квартирки. – Пора менять очки. И кажется я начинаю сходить с ума. Утреннюю бодрость как рукой сняло, Матиус внезапно почувствовал себя совершенно измотанным и даже страх неизведанного не мог побороть эту усталость. Собрав последние силы, он дополз до кровати и обессиленный упал без чувств.
Проснувшись, Матиус посмотрел на время в телефоне и ужаснулся, ведь оказывается он проспал три дня. -Старая развалюха, – выругался он, подавляя желание бросить телефон об стену (ведь до зарплаты ой как не скоро), но на всякий случай полез проверять дату в интернет. Ему оставалось только выругаться. Старая развалюха победоносно пискнула, высветив на экране восемь пропущенных от начальника, что еще больше ужаснуло и без того сбитого с толку и перепуганного Матиуса. И тут он вспомнил произошедшее. Мне не мешало бы отдохнуть, подлечиться, – посетовал Матиус, собираясь отпроситься с работы. Но урчащий желудок напомнил об отсутствии денег. – И как тут лечиться, когда нет денег на еду, -тяжело вздохнул он и поплелся в ванную, продумывая оправдание своему таинственному исчезновению на работе.
Прошла неделя и каждый день преподносил новые сюрпризы. Во-первых, вопреки всем законам логики Матиус каждый день находил что-то новое в закромах холодильника и не какую-нибудь морскую капусту, холодильник словно знал, чего он хочет. В шкафу появилось множество новых книг, какие-то из них были довольно старинные и дорогие – он бы никогда не смог позволить себе такие, притом Матиус обнаружил в себе странную способность к языкам. Вот встаешь ты утром, достаешь первую попавшуюся книгу и тут понимаешь, что оказывается отлично знаешь испанский, хотя, хоть убей, не помнишь где и когда успел его выучить. Он давно уже потерял надежду дойти до затерянного в другом конце комнаты Края Полок. Все это было очень странно, но он не мог заставить себя волноваться. На него снизошло какое-то умиротворение, словно все идет своим чередом, словно так и надо. -Я просто сошел с ума, – со спокойствием и смирением, которому позавидовал бы любой буддистский монах думал Матиус. Единственное, что заставляло его трепетать это слова над верхней полкой. Иногда ему начинало казаться, что это он во всем виноват, этот странный Матезиус. Его преследовало ощущение дежа вю, словно они с ним старые знакомые, но вспомнить его Матиус сколько не старался не мог. Потом он вспоминал, что сошел с ума и успокаивался. – Надо сходить к психиатру, – каждый день думал он, но каждый вечер после работы так ужасно хотелось спать, что юноша просто не мог себя заставить. Но что хуже всего, с каждым днем чешуек становилось все больше. Несмотря на запугивания доктора, что кожа в местах ороговения будет жутко болеть и чесаться, Матиус не ощущал никакого дискомфорта, кроме разве необходимости закрывать одеждой чешую. Он всегда был скромным юношей, и у него просто не хватало духу выставить напоказ доказательства своей болезни миру, поэтому день ото дня по костюму Матиус все больше и больше становился похож на восточную женщину, вынужденную тщательно скрывать свое тело от посторонних глаз.
Прошел один ужасный месяц, и на теле Матиуса практически не осталось кусочка чистой кожи. Но были и свои плюсы – он заметно подрос, вытянулся, откуда-то взялись мускулы, да и спать хотелось меньше. Он чувствовал себя намного лучше, чем когда-либо прежде, несмотря на болезнь. У него значительно улучшилось зрение, Матиусу больше не приходилось носить очки, но иногда, когда он смотрел в зеркало, ему казалось, что глаза периодически вспыхивают желтыми огоньками. О ногти (которые точнее будет назвать уже настоящими когтями) он пообломал уже не одну пару щипцов и ножниц. – вот оно китайское производство, – думал Матиус. Люди стали еще больше коситься на него. Они всегда смотрели на него как на пустое место, ну максимум с неприязнью, но сейчас в их взгляде чаще проскальзывало удивление и даже страх – когда они замечали его когти, желтые огоньки в глазах и вылезающую из-под одежд иссиня черную чешую. Бабки крестились за спиной в ужасе, а многие принимали нашего страдальца за просто перестаравшегося с модификациями фрика.
И тут началось самое плохое. У Матиуса начал расти хвост… Сначала это была простая шишечка чуть пониже спины, и он заволновался, подозревая опухоль, но через пару недель шишечка доставала пола и превратилась в мускулистый, покрытый чешуей хвост. Вот это уже скрывать было сложно, и Матиус наконец-то решил взять больничный (у него был исконно русский подход к лечению, как вы уже заметили). Набрав номер босса, он уже собирался пожаловаться на плохое самочувствие, но вдруг понял, что может издавать лишь шипение. Начальник на другом конце провода лишь недовольно пробурчал что-то в ответ. Матиус изо всех сил пытался выговорить хоть слово, но у него выходило лишь приглушенное – тсссс. А вот стоило ему лишь подумать о том, что он хотел сказать начальнику, как тот ответил, – Конечно, оставайся. Я и сам заметил, что ты… мм… неважно выглядишь последнее время. Положив трубку, Матиас сам того не замечая, высунул тонкий почему-то раздвоенный язык и грустно зашипел. – Что же это происходит, подумал он. – Откуда взялись все эти атавизмы? Мне как-никак уже под тридцать, не могли же они так просто появится ниоткуда. Хотя они именно появились из ниоткуда. Будь здесь Матезиус, ему пришлось ответить за все это. Хотя, его же не существует. Или существует? Я забыл…
Но становилось все хуже и страннее. На спине между чешуек начали пробиваться бугорки. – Что на этот раз, – измученно подумал Матиус, но через недели две стал обладателем больших черных, отливающих синевой крыльев. Сначала это расстроило его, но потом он понял, что может летать. Прежде низкий потолок нависал теперь на высоте метров этак десяти. Матиус любил взмывать к нему и разглядывать непонятно откуда взявшиеся на нем мозаики. Тут были и сцены из мифов, и из детских сказок, и умиротворяющие пейзажи, обнаженные дамы в пикантных позах и изображения далеких космических объектов. Матиус уже перестал удивляться этим странностям. Он словно забыл о внешнем мире, – каждый день полки наполнялись все новыми и новыми книгами, его квартира стала намного просторнее, теперь даже он не смог бы облететь ее за день. Да и Матиус понял, что практически все, что он пожелает появится прямо перед ним, так что ему не приходилось голодать. Он украсил свое жилище многочисленными растениями, раньше они быстро гибли у него, а теперь же пышно разрослись, и их ростки, обвивая стеллажи с книгами, тянулись к самому потолку. Об электричестве тоже можно было не заботиться – все помещение заливал свет, похожий на солнечный, хотя видимых его источников нигде не было видно, ведь в квартире, хотя квартирой теперь ее можно было назвать лишь с большим натягом, напрочь пропали все окна и двери. Матиус забыл о своей теплой и уютной кровати и теперь нередко спал прямо на полках, хвостом обвив книжные стеллажи. Он стал настоящим гигантом для человека и неудивительно, он ведь уже давно перестал им быть.
Дни шли, он читал, спал – и понятия не имел, сколько времени прошло, и что твориться во внешнем мире. В библиотеке не было никаких средств связи с внешним миром – все технические девайсы упорно отказывались работать, а стрелки на настенных часах уже давно неподвижно застыли. Сначала это мало заботило его – ведь там у него никого не было, но потом его стало тянуть выбраться на улицу. Страх останавливал Матиуса – вряд ли люди, завидев дракона сильно обрадуются, они и человеком то его не сильно любили. Убьют сразу или отправят на опыты – себе дороже. Но день за днем странная, прежде незнакомая ему тоска усиливалась, и однажды Матиус не выдержал, плюнув на осторожность и собравшись с духом, наконец-то открыл дверь.
Но не послышалось испуганных криков, и никто не пытался его убить – ведь снаружи была лишь пустота. Бескрайняя тьма, насколько хватало глаз, раскинулась за стенами библиотеки. А он стоял, словно громом пораженный, на грани между бытием и пустотой, и не мог поверить своим глазам.
Матиус никогда не был привязан к этому миру. Он никогда не мечтал стать кем-то особенным, чего-то добиться, а жизнь словно проходила мимо для него – знакомая лишь по книгам, такая чужая. И его всегда это устраивало – ему хватало книг, хватало роли наблюдателя, серого пятна, тени, но сейчас – сейчас, когда все исчезло и пути назад уже не было, ему вдруг стало так горько от того, что он, пока это еще было возможно, так и не попытался жить.
И хранитель, повинуюсь новому, не понятному ему самому чувству искал – искал одну книгу, о которой он никогда не слышал, но она обязательно должна была существовать. И он нашел ее – самую древнею, самую первую книгу на земле.
В ней, красным на пожелтевших страницах, на древнем языке – теперь он, став хранителем знал их все, в начале аккуратным ровным почерком, а в конце – корявыми, поблекшими, словно в спешке, выведенными буквами была написана история мира – с самого начала и до конца.
И Матиус читал ее – самую удивительную книгу, что ему когда-либо попадалась. Да, ее автор определенно был чокнутым и чрезмерно эрудированным (или просто любил фантазировать) – красочные описания в ней перемежались с жуткими формулами (и тут Матиус понял, что даже с его невесть откуда – то взявшимся знанием мертвых языков язык математики нередко остается загадкой), скучнейшими списками вроде промеров всех-всех-всех снежинок (кому вообще пришло в голову провести подобное исследование?) и жизнеописаниями людей и прочих существ (из разряда – гражданин такой – то 8 апреля 1982 года встал с кровати и через пару секунд почесал левый глаз). Хоть Матиус, смирившийся с столь подробными описаниями, старался пролистывать их, выискивая в книге только самое интересное, казалось, что целая вечность прошла, прежде чем он дошел до ее конца. Его худшие опасения подтвердились, и теперь кроме него, кроме Библиотеки – единственной памяти об исчезнувшем мире ничего не существовало. Конец Света и всего Сущего был описан подробно, местами художественно и трагично, местами сухим физическим языком, но приговор был окончательный – Вселенной больше нет, осталась лишь та самая Библиотека, в которую каким – то чудом превратилась его квартира – как единственный вечный памятник былого величия. Он уже давно почти не отрывался от книги, но отчаяние, поселившиеся в его душе было намного хуже усталости. И вот когда спустя множество ночей Матиус наконец-то добрался до эпилога, он сразу понял, что тот – послание ему от автора, как и понял то, что никакой он больше не Матиус.
Мой Матезиус. Если ты читаешь это, то меня уже давно нет. Кто я? Думаю, ты уже догадался. Я – это мой мир. Раньше, еще до начала времен, как и ты, я был кем-то, но как творец порождает свое творение, так и оно в конце концов поглощает его. Почему все так кончилось? Потому что боль порождает радость, а радость боль, смерть пожирает жизнь, а там, где есть начало, там всегда будет и конец. Внутри библиотеки собрано все, что осталось из прежнего мира – души всех тех, кто когда-то жил и кого сейчас, когда ты читаешь эти строки, уже нет. Я знаю, ты слышишь их – такие сильные, такие слабые, и такие удивительные – они мечтали о рае, о счастье и больше всего желали познать главную тайну – истину этого мира. А за стенами – пустота, и ты можешь впустить ее внутрь, отомстить мне за то, что я сделал с тобой – за то, что оставил тебя совсем одного, за то, что взвалил эту ношу на тебя, уничтожив последнее эхо моего мира, последнее отражение меня. Но я хочу, чтобы ты узнал самое важное – если ты захочешь, то сможешь все изменить. Стоит тебе пожелать, и в небе снова зажгутся звезды, а земля вновь наполнится жизнью, но тебе придется отдать себя – себя целиком этому новому миру, и тогда начнется новая история – твоя история.
