После эпилога пошли пустые страницы, их было много и они, словно манили заполнить их. Мало что может пробить драконью кожу, кроме драконьих когтей. Он сразу понял, чем была написана книга, чем были выведены корявые темно красные буквы – из крови Богов рождаются миры. Матезиус впился в свою кожу, и морщась от боли, продолжал давить. Обмакивая когти в собственной крови, он строку за строкой писал новую главу Мироздания. Кровь периодически останавливалась, и ему приходилось наносить себе все новые и новые раны. А тем временем, снаружи за стенами Библиотеки, из пустоты, вскормленной драконьей кровью рождался новый мир.
Ослабев от потери крови, Матезиус нанес себе последнюю рану. Он был на грани жизни и смерти, но ему нужна была кровь для своего последнего творения. Сознание мутилось, его трясло, рука – вернее теперь уже лапа, тряслась, но он должен был дописать, должен был успеть, пока еще были силы… И вот последняя точка. Обессиленный, Хранитель рухнул на стол. Нет, он еще жив, он еще будет жить, но, если бы еще пара капель крови вытекла бы из его ужасных ран все было бы кончено – лишь они отделяли его от смерти. Но разве это важно сейчас, теперь, когда за дверью его мира возник новый? Борясь с тьмой, которая силилась заполнить его разум и отключить его, помутившимся взором Матезиус огляделся вокруг, отчаянно цепляясь за реальность, дабы не потерять сознание и вдруг его взгляд остановился на настенных часах. Он не сразу понял, что столь удивило его и хоть перед глазами то и дело все плыло пытался разглядеть их, пока не понял, что прежде застывшие стрелки возобновили свой ход. Ему показалось словно само Время, застывшее в стенах его Библиотеки, проснулось, пробужденное его кровавой жертвой.
И в тот самый момент, когда столь бредовая мысль промелькнула у него в голове, в дверь библиотеки постучали.
Захочешь ли Ты открыть ее?
Кто я? Не помню.
Сколько я здесь и почему? Не знаю.
Там, где виднеется кружок далекого неба, наверное, уже сотни раз вставало и заходило Солнце. Я видел, как скудные остатки его лучей каждый раз вливались в мое пристанище, но их хватает лишь на то, чтобы слабо осветить его, чтобы я мог разглядеть место, где нахожусь и впасть еще в большее уныние. Их не хватает даже на то, чтобы согреть мое продрогшее тело или высушить сырость моего подземного колодца. Склизкие каменные стены, почти без выступов – но я бы и по ним выбрался, полз бы, цепляясь за холодные камни, лишь бы сбежать отсюда – цепь мешает.
Когда-то давно, как только я попал сюда, решил, что упал оттуда – сверху, там, где светит Солнце, но откуда тогда взялась цепь? Откуда на моих руках и ногах, на моей шее кандалы? Я не просто упал – меня столкнули, приковали? Или я сам? Сам прыгнул в темноту, сам нацепил на себя оковы, но если сам, то где же ключ? Неужели я сам и бросил его в одну из трещин, спрятал там, где мне его теперь не достать?
Солнце опять взошло, а значит я вновь увижу серые стены. Вот бы удалось поднять голову чуть повыше, посмотреть на небо. Как же больно двигать затекшую шею, металл врезается в истертую кожу, но я больше не хочу видеть сумрак своего колодца. Меня зовет небо, мое небо там – в вышине.
Больно, странный треск – вода источила цепь на шее, как цепь источила меня. И впервые за столько дней – а может и за всю жизнь, кто знает? – я могу чуть приподнять голову вверх. Такое яркое солнце, щиплет глаза, но я их не закрою. Такое яркое и так далеко – как же мне больно, обидно. Я брошен, вся жизнь пройдет здесь – на дне, в этой гнили, грязи и тьме, а оно сияет там.
Вдруг, словно ножом полоснули по спине, адская боль – на лицо брызнуло кровь. Что там? Что со мной? Я умираю? То, что так давно сковывала цепь рвется наружу, через мясо, через кожу – раздирая меня вырывается наружу через плоть. Из меня – крылья, распрямившись единым рывком, раскрывают меня – обрызгав все вокруг моей кровью. Каждый взмах отдается острой болью. Что мне цепь теперь, ее тиски – ничто по сравнению с этой болью. Прорываюсь сквозь искорёженный ржавчиной металл. Свобода – крылья поднимают на дне бурю из сухой пыли, мокрой грязи, пролитой крови, выше и выше – все дальше отсюда. Выход все ближе и ближе, еще немного – и в один момент ярко вспыхивают краски вокруг, яркая зелень, яркое небо. Теперь я живой, теперь я живу – в один момент весь мир стал моим. Выше, еще выше – мне мало земли, мне нужно небо, мне нужен источник, покрывающий планету красками.
Все дальше моя старая тюрьма, все дальше от меня живая земля – выше. Сил нет – я так ослаб за время в плену, но я долечу, ведь Солнце зовет меня. Его пламя сжирает меня – душу своим зовом, огнем опаляя крылья. Сил нет – нет, все-таки не долечу… Опять падаю вниз, но теперь не во тьму, теперь на землю. Словно комета, сгораю в воздухе. Агония – наконец – то агония… а не та нудящая боль от оков!
Такая родная земля, а так больно принимает меня. Из последних сил поверну голову – не долечу, но умирая, вижу – там вдалеке ярко горит животворящее солнце.
Серо – голубые глаза с мольбой смотрят на меня, чуть подрагивая ресницами. Такие красивые, такие нежные – и прямо передо мной. По щеке скатывается слезинка, и я аккуратно, дабы не растерять драгоценную влагу, слизываю ее.
А через минуту, я ощущаю эти глаза у себя под ногами. Раздается треск, я жмурюсь, мысленно моля о прощении, но продолжаю свое восхождение.
Небо сейчас грязно желтое, столь «густого» темного цвета. И на его фоне куда не кинешь взгляд – Башни, сплошные Башни тянутся ввысь к этому желтому небу. И по ним ползут, цепляясь, сползая, а порой и падая люди. Изредка мы встречаемся взглядами на мгновение, и взбираемся дальше, ввысь. У кого-то Башни ниже моей, у кого – то же столь громадны, что их вершина теряется в дымке.
А из Башень торчат руки, лица, головы. Они сплошь усыпаны чьими – то глазами, ушами, ртами, ладонями. Переплетения сросшихся тел, с единой пульсацией крови в общих сосудах. И тут уже непонятно где заканчивается один, а начинается другой, есть лишь Башня. И я, взбирающийся на нее, отчаянно вцепляющийся в чужие ладони, хрустящий чужими носами, жадно слизывающий чужую слюну, стекающую по губам.
А руки хватают меня – то агрессивно толкают меня, пытаясь столкнуть с Башни, то больно впиваются в кожу, то томно ласкают мое тело, то бережно поддерживают, позволяя мне уснуть в заботливых объятиях хотя бы на пару часов. Лица, полные обожания, лица, искривленные болью, перекошенные ненавистью, страхом. Лица, излучающие тепло и заботу, источающие негу и наслаждение – смотрят на меня, изучают меня, щекочат шелковыми ресницами, облизывают пересохшими шершавыми языками, впиваются зубами с жадностью и ненавистью в мою изможденную плоть.
И вот я достигаю вершины. Небо здесь уже другое – ясное, голубое, желтая дымка осталась далеко внизу позади. Здесь не видать ни рук, ни лиц – лишь ровная площадка телесного цвета с вдавленным в нее голубым светящимся кругом. Кажется, что он заполнен какой-то искрящейся субстанцией, вязкой словно лава.
Я сажусь посередине и вижу перед собой – как на соседней башне, что почти что вровень с моей, человек почти добрался до вершины. Прямо перед финишем одна из рук со злобой пытается отпихнуть его, и он, утратив равновесие чуть не падает. Пусть этот человек мне незнаком, но у меня перехватывает дыхание от ужаса. Но незнакомец грубо впивается в руку, и невзирая на ее корчи, и хруст ломающихся костей делает последний рывок до вершины. Рука замирает, чуть подрагивая от боли.
Незнакомец, чуть пошатываясь после длительного восхождения осматривается и замечает меня. Он садится посреди своего круга – он у него тёмно-зелёный, словно из жидкого изумруда и смотрит мне прямо в глаза.
Я вспоминаю откуда-то что весь этот путь мы проделали ради этого мгновения. Я смотрю на Другого, пожирая его глазами, и ощущаю, что это конец. Даже не касаясь, не разговаривая я чувствую этого человека, и поддаваясь нахлынувшим на меня ощущениям, растворяюсь.
В тот самый миг, когда мы вновь разделимся, мы вырвемся из потока Истока и падем вниз, дабы затем забраться вновь. Рождение, восхождение, слияние, смерть и падение – беспрерывный, неугасающий пульс моего воплощения. Но каждый раз, переродившись, каждый раз, упав вниз, я буду помнить куда мне идти.
Она растворяет меня, заливая меня своим сладким и липким ядом. Я тону в нем, и тело мое истлевает, я тону в нем и мой голос смолкает и имя мое обращается в Ничто. Захваченный ритмом ее безумного танца я не могу остановиться. Завороженный отражением миров в ее глазах я не могу оторвать от них взгляда.
Она убивает меня, она воскрешает меня. Я отдаюсь ей – а в ответ она раскрывает себя, впускает меня в себя, портал в лабиринт миров в себе открывая. И тела примеряя, имена свои меняя я за ней устремляюсь, ее зовом ведомый.
Этому никогда не будет конца, этому никогда не будет начала, вечное странствие меня. Можно лишь забыть, можно лишь вспомнить, но нельзя перестать быть, нельзя тебя не услышать.
_____________________________________________________________
Контакты автора: https://vk.com/id200330889
mr.chrom27@yandex.ru