Она заставила себя не отступить, хотя он встал к ней вплотную, и этот тёмный холодный взгляд, с которым он препарировал её, резал ей сердце и нервы отточенным клинком.
– Да, в самом деле! – твёрдо ответила она, не отводя глаз, хотя сердце её заполошно билось от страха перед его гневом.
– Какая жалость, – ядовито процедил он, – что я мириться не намерен!
С этими жёсткими словами он развернулся к ней спиной и отошёл.
Она, впрочем, отметила, что он не велел ей убираться и не сбежал сам, – и это можно было отнести к успеху и к признаку того, что и он всё-таки хотел бы примириться, но гордость его и гнев не позволяют ему пойти на это сразу.
Эсна перевела дух. Глядя на его застывшую каменную спину, она принялась перебирать в голове различные стратегии.
– Я виновата, – наконец, прямо признала она, делая шаг к нему.
Он никак не отреагировал, и ей пришлось продолжить:
– Мне больно и стыдно, что я оставила тебя одного, – сказала она, подходя ещё на шаг.
Спина его дрогнула.
– И я понимаю, что заслужила твой гнев, – согласилась она, подходя к нему вплотную.
Не оборачиваясь, он задумчиво произнёс:
– Ты вечно жалуешься, как я невыносим, но, кажется, совершенно не замечаешь, насколько невыносима ты сама.
Она промолчала, признавая его право на эти слова.
– Небесный подтвердит, что ты доведёшь даже монаха! – призвал Грэхард богов в свидетели и горько резюмировал: – Я бесконечно устал от твоих игр, солнечная. Скажи прямо, чего тебе от меня надо.
Ей сделалось больно, что он не поверил в искренность её намерений, но она была вынуждена признать, что у него есть на это все основания.
Не дождавшись ответа, он спокойно повернулся к ней. Теперь в лице его и взгляде гнева не было – только глубинная усталость, и Эсну опять кольнуло стыдом.
– Чего ты хочешь добиться? – настойчиво побудил продолжить разговор он и, опять не дождавшись ответа, предположил: – Надеешься уговорить отправить отсюда Эрхиса? Он сам не хочет, я тебе говорил. Или, – голос его стал жёстким и насмешливым, – поговорила с братом и всё же взялась за благородное дело мести сама?
Эсна не отвела взгляда и спросила:
– Ты не веришь, что я просто хочу с тобой примириться?
Он скептически поднял брови:
– С чего бы?
Яда в его словах хватило бы, чтобы заполнить ров вокруг Цитадели.
– С того, что я люблю тебя? – продолжила гнуть свою линию Эсна.
Он досадливо поморщился и отвернулся, глухо сказал:
– Низкий ход, солнечная.
Дрогнувшим голосом она переспросила:
– Зачем бы мне врать?
Он бросил на неё быстрый хмурый взгляд и отметил:
– Именно ответ на этот вопрос я и пытаюсь от тебя получить.
– У меня нет ответа, – развела она руками.
Некоторое время они молчали. Свежий морской ветер трепал её волосы и его плащ.
– Зачем мне врать? – наконец, медленно повторила она. – Ты и так был готов меня отпустить, чего ещё мне могло быть надо?
– Вот и я не пойму, – задумчиво согласился он, разглядывая восточную линию горизонта над заливом.
Она нервно сглотнула и попробовала его убедить:
– Когда-то давно, когда мы разговаривали с тобой впервые… – он повернул к ней голову, пронзив её острым злым взглядом, но она не позволила ему сбить её с мысли. – Ты просил меня просто поверить тебе и дать нам шанс. Теперь, – вздёрнула она подбородок, – тебя об этом прошу я.
Лицо его закаменело.
– Времена изменились, Эсна, – холодно отметил он и отрезал: – Теперь это бессмысленно.
Отвернувшись, он сделал рукой жест, который следовало, очевидно, расценить как «проваливай!»
Эсна волевым усилием заставила слёзы отступить от её глаз. Она не ожидала от него такой убеждённой непримиримости. Да, она понимала, что просто не будет – это же Грэхард! с ним никогда не бывает просто! – но она всё же рассчитывала на то, что, пусть трудно и медленно, но он пойдёт на примирение.
Его «Теперь это бессмысленно» словно ставило точку в любых разговорах между ними.
Он точно уже всё решил для себя; а сладить с Грэхардом, который что-то решил, было задачей неподъёмной.
Эсна, впрочем, не планировала сдаваться так просто. Самым разумным, на её взгляд, было теперь дать ему переждать пару дней и зайти на новый круг, подгадав более удачный момент, когда он будет настроен мягче – был же он мягче в их предыдущую встречу! Ах, как досадно, что она, как всегда, не сумела отреагировать вовремя и ударилась в свои размышления, вместо того, чтобы воспользоваться случаем!
Ну, ничего! Был тот случай – придёт и новый!
Воинственно сжав кулаки, Эсна подбодрила себя этой мыслью, повторив её в своей голове несколько раз, развернулась и направилась к выходу с крыши.
– Эсна! – вдруг догнал её его дрогнувший голос.
Она поспешно повернулась, не смея поверить, что новый случай предоставится так скоро.
Он, не выдержав внутреннего напряжения, сковавшего его сердце, быстрым шагом подошёл к ней и обнял, прижимая к себе осторожно, но крепко.
Даже сквозь его нагрудник она слышала, как неистово колошматится его сердце.
Её затопило чувствами – нежностью, любовью, облегчением и радостью, – и, обвив его шею руками, она потянулась к его губам.
До этой секунды она даже не представляла, как глубоко и жадно соскучилась по его поцелуям; теперь же она не могла нацеловаться, желая снова и снова ощущать его губы и язык, чувствовать его, отдаваться ему, делить с ним одно дыхание на двоих.
Все обиды и страхи вылетели из её головы – это был Грэхард, её Грэхард, и вся она в этот момент дышала им одним.
Вдруг, оторвавшись от неё, он зарылся лицом в её волосы и глухо произнёс:
– Убей. Обмани. Только не оставляй.
Все эти его массивные боевые накладки, определённо, мешали ей обнять его так, как ей теперь хотелось, поэтому она ловко начала распутывать завязки его плаща.
Осознав, что и зачем она делает, он издал одобрительный смешок.
Ей пришлось отстраниться, чтобы снять с него плащ, и она воспользовалась этим, чтобы стрельнуть в него лукавым взглядом.
– Какие у вас странные пожелания, мой повелитель! – томно посетовала она, освобождая его от плаща и подцепляя ремешки нагрудника.
Он ничего не ответил, но взгляд его показался ей непривычно беспомощным – как будто вместе с деталями обмундирования она обнажала и саму его душу.
Недораспутывав ремешок, она снова потянулась его поцеловать – не понимая, как она так долго могла без этого жить и не замечать, как бесконечно остро ей его не хватает.
Его чувства явно были схожими – он целовал её так жадно и настойчиво, что у неё закружилась голова от нехватки воздуха. К счастью, его плащ оказался достаточно удобен, чтобы расположиться на нём.
Дальше, кажется, она совсем потеряла связь с реальностью, превратившись в одну сплошную мучительную потребность касаться его и чувствовать его прикосновения. Всё потеряло значение – обиды и страхи, неловкость и стыд, – осталось только тепло его тела и нежность его губ.
Эсна совсем забыла, как это упоительно сладко – принадлежать ему – и, снова с головой упав в бездну этих ощущений, долго потом не могла прийти в себя и выровнять дыхание, и успокоить сердце, и…
Ей неожиданно вспомнилось, что их первый раз тоже был здесь, на крыше, – и что она тоже тогда была так же ошеломлена тем, что близость с мужчиной может принести столько удовольствия. В первом её браке страсти не было, и именно Грэхард открыл ей этот мир, и странно было теперь вспоминать, как она боялась его тогда, когда они только поженились.
Удобно устроившись на его груди – и порадовавшись тому, что и он до сих пор не может успокоить сердцебиение – она доверительно призналась:
– А я первый раз я так тебя боялась!..
Он выдал недовольную игру бровями и, ткнув в неё пальцем, обличающе напомнил:
– Ты вообще расплакалась тогда!
Эсна звонко рассмеялась, припомнив, в самом деле, тот факт, что ей было крайне обидно, что он сразу набросился на неё, без долгих романтичных вступлений.
Грэхарду не было смешно; его факт её тогдашних слёз до сих пор задевал.
– Я с тобой носился, как с фарфоровой! – обиженно произнёс он.
Услышав по его голосу, что он в самом деле до сих пор негодует, она оборвала смех и принялась покрывать поцелуями его лицо и бороду, сопровождая это словами:
– Ну да, вот такая у тебя невыносимая жена, мой грозный повелитель!
Он зажмурился от удовольствия; губы его дрогнули улыбкой и, подловив момент, он увлёк её в поцелуй – в котором ей отчётливо чувствовалась эта его улыбка.
Впрочем, отстранившись от неё, он откинул голову и пожаловался облакам:
– О Небесный! И как мне теперь тебя отпустить?
Эсна нахмурилась.
– Зачем тебе меня куда-то отпускать? – настороженно уточнила она, чувствуя, как светлое любовное настроение неумолимо ускользает от неё.
Ей думалось, что дело сложилось наилучшим образом, и они совершенно примирились.
Грэхард, впрочем, явно придерживался другой точки зрения. Сев – и вынудив тем сесть и её – он мрачно утвердил:
– Ты должна уехать, солнечная.
Приняв сам в себе это решение, он выпутался из её рук и, встав, принялся приводить свою одежду в порядок.
От возмущения Эсна не сразу нашлась с ответом.
Позабыв о своей наготе – платье, конечно, давно и прочно проиграло в борьбе с его ласками, – она вскочила и гневно заявила:
– Даже не надейся от меня избавиться!
Грэхард сбился с попыток что-то у себя завязать и закрепить, засмотревшись на жену. Решимость точно её отправить вслед за дочерями таяла в нём с каждой секундой.
– Я останусь с тобой, и это не обсуждается! – притопнула Эсна ногой. – Только попробуй меня отослать! – яростно сверкнула она глазами.
– Толку тебя отсылать, – буркнул он, пытаясь отвести от неё глаза, но невольно снова возвращаясь к разглядыванию. – Либо сбежишь, либо… сбежишь, – не нашел альтернативы он.
Эсна гордо задрала нос, довольная тем, что он признал факт её упрямства и упорства.
Проиграв в своей внутренней борьбе, Грэхард тяжело вздохнул, шагнул к ней и обнял. Она податливо прижалась к нему всем телом и спрятала лицо в его бороде, пытаясь надышаться его запахом.
– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, – через минуту глухо признался он.
Эсна несколько секунд размышляла над этим; потом, отстранившись, чтобы заглянуть ему в глаза, положила руки на его плечи и уверенно сказала:
– Помнишь, ты сказал, что не сможешь жить, если отнять у тебя Ньон? – он сделал бровями движение, побуждающее продолжить эту мысль, и она утвердила: – А я не буду счастлива, если брошу тебя.
Несколько секунд он задумчиво разглядывал её, затем отметил:
– Неожиданно.
Он так привык к тому, что она просто вычеркнула его из своей жизни, что теперь ему было странно слышать от неё такие слова – и, к тому же, они ставили с ног на голову принятые им решения.
Он был уже совершенно уверен, что единственным здравым выходом будет отправить её из Ньона – потому что в их личных отношениях уже ничего не исправить, а для неё было бы лучше начать другую жизнь в месте, где она сможет реализовать себя.
Он смирился с этой жестокой мыслью. Принял её. Сжился с ней.
Настойчивое желание Эсны снова вернуться к близким отношениям погрузило его в смятение. Он не был готов к такому повороту и не знал, как теперь поступить. Как это всегда с ним бывало, он обнаруживал досадную беспомощность перед своим чувством к ней. Он мог отказаться от неё, когда думал, что всё кончено, и она теперь ненавидит его; но он не мог отказаться от неё теперь, когда она льнула к нему и говорила слова любви. Он знал, что должен её оттолкнуть и настоять на своём – так было бы лучше для неё – но он не находил в себе сил и воли сделать это.