Мария Берестова
На последних осколках мира
И семья не примет её отказа и не простит ей его.
«И всё-таки я наивна», – с горечью признала перед собой Эсна.
Она верила в то, что положение Грэхарда настолько незыблемо и крепко, что её родственники не решатся на серьёзные шаги. Она верила, что конфликты будут – но конфликты цивилизованные, из тех, что решаются дипломатией или, на худой конец, деньгами.
«Но мы живём в Ньоне», – напомнила себе Эсна то, о чём постоянно пыталась забыть и что успешно забывала, поскольку ей достаточно повезло в жизни, чтобы иметь возможность не замечать.
С досады она пнула свой любимый резной шкаф из розового дерева.
Грэхард и тут был прав, желая отослать её: ей здесь не место. Она родилась и всю жизнь прожила в Ньоне, но она никогда не была ньонкой – ей было чуждо тут абсолютно всё.
Она села прямо на пол у шкафа и обхватила колени руками. Закрыла глаза.
В голове стреляли первые отблески начинающейся мигрени.
Больше года она успешно убегала от реальности, веря, что удастся просто сохранить статус кво, просто продолжать делать то, что и всегда, просто продолжать жить по-старому.
Но теперь она резко и жёстко столкнулась с этой реальностью: убежать не получится.
Всё кончено, и та мирная, спокойная жизнь, к которой она привыкла – кончена тоже.
Возможно, Ньон и вообще утонет в кровавом море гражданской войны. Возможно, всё закончится быстрее и проще: Грэхарда подловят и убьют.
«Моя разведка не заподозрила вообще ничего», – вспомнились ей глухие слова Грэхарда.
Могло ли такое быть?
Она открыла глаза и бездумно уставилась на одну из своих любимых фарфоровых безделушек, пытаясь обрести в её изящных формах опору.
Эсна привыкла видеть Грэхарда неуязвимым. Она привыкла к тому, что ни один враг не может его одолеть. Она уже в браке была свидетелем нескольких покушений на него – и ей казалось, что он может отразить любой удар.
«Если покушение в самом деле готовил отец, – со скрипом признала она, – то он бы наверняка подготовился надёжно».
Она могла допустить мысль, что отец мог бы обыграть разведку Грэхарда.
Но брат?
В это она не верила.
Значит – гражданская война?
Из глаз её полились слёзы. Она уткнулась лбом в коленки.
Она отчаянно цеплялась за тот старый мир, к которому привыкла и в котором жила так славно.
Она не хотела жить в мире, где всё так страшно и безнадёжно.
«Грэхард нашёл для меня лучшее решение», – с болью признала она.
Уехать к дочерям. В другую страну. Начать там жить заново.
Да, до неё донесутся все эти отголоски. Она будет знать, кто из её близких умер в этот раз. Однажды она получит весть о смерти Грэхарда и Эрхиса.
Но это будет новости издалека, из старой жизни, из жизни, которую она уже оставила – это будет легче, чем находиться здесь и переживать всё это остро и мучительно.
Грэхард не мог совсем защитить её от боли – но он придумал, как уменьшить эту боль.
Ей стало понятно выражение его усталости и отчаяния. Он знал, что уже не сможет ничего изменить и остановить – но он пытался спасти хотя бы тех, кого мог.
«А Эрхис?» – сжалось страданием и ужасом сердце матери. Широко раскрыв глаза, она гипнотизировала ими расписанный нежный красками фарфор и в упор его не видела.
Если Грэхард отошлёт куда-то Эрхиса, своего единственного наследника, – это будет сигналом.
Этим он распишется в том, что чувствует свою слабость.
На него набросятся со всех сторон, и даже часть союзников отвернётся от него: в Ньоне не прощают слабость. Умри, как мужчина, но не отступи.
Она не уговорит Грэхарда отпустить Эрхиса, и никак не сможет увезти его тайно.
«Как-то спасти его?» – жалобно подумала Эсна, сжимая лёгкую ткань платья.
Какой-то резервный план, тайный ход, особая защитная команда…
«Ты правда думаешь, что можешь придумать что-то более надёжное, чем уже придумал Грэхард?» – иронично спросила она себя.
У Грэхарда было больше возможностей, чем у неё, и уж точно больше опыта и хитрости. Наверняка он придумал все возможные и невозможные резервные планы и способы спасения – наивно было полагать, что она сможет добавить что-то сверх этого.
«Что ж, значит, мне придётся уехать?» – удивлённо спросила себя Эсна, но мысль эта вызвала в ней такую острую и мучительную боль, что она лишь отчаянно разрыдалась.
Вскочив, она нервно схватила безделушку и швырнула её об стену.
Раздался жалобный звон разбившегося фарфора.
Эсна смотрела на рассыпанные у её ног осколки – с нежными переливами росписей, разукрашенных бликами солнечного света, – и они расплывались у неё перед глазами от слёз, которые всё текли и текли, а она не могли их удержать.
Одно, что она понимала чётко, так это то, что она никогда не примет такую реальность и скорее умрёт, чем согласится в ней жить.
Следующие несколько дней так и прошли для неё – она исступлённо искала выхода, любого, самого безумного и неочевидного, – и не находила.
Мысли её носились беспорядочно и буйно в самых разных направлениях с единственной целью – придумать, как спасти сына.
«Его нужно увезти, его просто нужно увезти, как Эль и Кэси», – твердила она внутри себя, но не могла предложить ни одного способа, как это сделать – потому что перед ней незыблемым препятствием стояла воля Грэхарда, которая одна определяла её жизнь и которую она никак не могла обойти.
«Положим, – размышляла она внутри себя, – он ведь может сделать из этого ловушку. Отослать сына. Все решат, что он слаб. Они не подготовятся должным образом и нападут слишком рано… он их разобьёт».
И что дальше?
Эсна с неотвратимой ясностью поняла, что это даст лишь отсрочку.
Некстати ей вспомнилась история дома Раннидов.
Грэхард единственный в истории этого рода подошёл вплотную к пятидесятилетнему юбилею. Большинство Раннидов не доживало до сорока! Да даже если брать и более ранние династии – там статистика была не сильно лучше.
Если она хочет, чтобы Эрхис выжил, ей нужно увезти его отсюда навсегда.
Но это было задачей ещё более непосильной, чем увезти его хотя бы на время.
Эсна билась над этой задачей и так, и сяк, но ей в голову не приходило ни одной толковой идеи – даже если бы она смогла выманить Эрхиса из Цитадели обманом и потом увезти силой… Грэхард бы их нашёл. Она не сумела бы от него спрятаться.
«Всё снова и снова упирается в Грэхарда!» – с досадой подумала она.
Ей на этом месте, в конце концов, пришла идиотская мысль сговориться с братом и пообещать ему отравить Грэхарда, но отравить его не до смерти, и, пользуясь его беспомощным состоянием, увезти и его, и сына. А брат пусть сам разбирается со своим троном и Ньоном!
Идея эта, пусть и безумная, оказалась самой жизнеспособной из тех, что пришли в голову Эсне, и она так и сяк обдумывала её несколько часов, уточняя у себя в голове детали и нюансы. Чем дальше, тем более идеальным казался ей этот выход – ей было решительно всё равно, что там будет дальше с Ньоном, ей просто хотелось спасти сына и мужа.
План её, впрочем, осложнялся тем, что нельзя было отравить Грэхарда в Цитадели – она бы его отсюда потом не вывезла. Нужно было где-то снаружи, например, на яхте, на семейной прогулке. Вот только уйти на яхте далеко не выйдет… требуется корабль.
Эсна оптимистично полагала, что корабль-то найдёт – а вот выманить Грэхарда из Цитадели на прогулку под парусом ей будет куда как сложнее. Учитывая охлаждение в их отношениях – он точно заподозрит какой-то подвох, и наверняка придёт к мысли, что она встала на сторону своей родни и задумала его убить.
«Ах, ну почему с ним всегда так сложно!» – досадливо воскликнула внутри себя она…
…и додумалась до мысли, что Грэхарду можно предложить побег напрямую. Что ему, сильно хочется в его возрасте воевать? Всю жизнь провёл в походах и давно устал от этого. Его наверняка должна манить спокойная мирная старость в окружении семьи!
Загоревшись этой идеей, Эсна признала её самой разумной из всех, что приходили ей в голову. Нужно было только придумать, как убедить Грэхарда! Его гордость, определённо, нипочём не приняла бы идею с бегством, но…
Семья. У неё была его семья, и она могла ему её предложить.
Он любил – и дочерей, и сына, и её саму. Она предлагала ему план, где сын будет жив, где дочери будут счастливы, и где… у него будет любящая жена.
«Я смогу!» – твёрдо заявила себе она. Ради сына, да и ради самого Грэхарда – она совсем не хотела, чтобы он умирал. Если любовь будет тем, что заставит его бороться и выжить, – она сумеет дать ему эту любовь!
В этот раз для визита к Грэхарду она одевалась куда как иначе. Зелёное романтичное платье – на его фоне особенно красиво сияли её волосы, надушенные его любимыми духами и убранные живыми цветами. Минимум украшений – только любимые серёжки в виде солнышек…
Серёжки эти отец когда-то подарил её матери, и она не надевала их со дня его смерти. Будут знаком, что она готова простить.
Эсна покрутилась перед зеркалом и порепетировала смех – чистый кристальный смех, который, она знала, Грэхард особенно любил. Что ж! Она была во всеоружии и обязана была победить!
Её преображение вызвало его заметное недоумение. Когда она вошла к нему – энергичная, полная жизни и чувства, – он смерил её взглядом весьма хмурым, точно ожидая подвох.
– Подумала, – констатировал он.
Она подошла к нему – достаточно близко, чтобы он услышал духи, – и бросила на него взгляд дерзкий и яркий.
– Подумала! – добавила она в голос юношеского тепла и звонкости, и уточнила: – Но я согласна только на одном условии!
Он устало наклонил голову и жестом предложил озвучить это условие. Лицо его ясно отражало, что он не ждёт ничего хорошего.
Эсна стрельнула в него настойчивым взглядом и заявила:
– Я согласна уехать, но только если мы уедем все вместе.
Хмуро Грэхард переспросил:
– Вместе?
– Ты, я и Эрхис, – уточнила она, смело удерживая зрительный контакт.
Он несколько секунд придавливал её мрачным взглядом, затем безразлично отметил:
– Смешно.
– Я не смеюсь, – вздёрнула подбородок она.
Его взгляд ещё раз прошёлся по всей её фигуре; задержался на серёжках. Ей показалось, что к выражению усталости добавилась горечь.
– Неприемлемо, солнечная, – наконец, решительно отказал он и отвернулся к окну, в этот раз прикрытому портьерами не столь плотно.
Сердце её ёкнуло и провалилось. Она знала, что так будет, и готовилась уговаривать, – но теперь ей стало страшно, что она не сможет его уговорить, потому что ей показалось, что он сделался к ней совсем безразличен, и у неё больше нет над ним никакой власти, и никакие её уловки и ухищрения не смогут ей помочь.
– Грэхард… – сделала она шаг к нему и протянула руку, чтобы коснуться его плеча.
Он дёрнулся, хотя она не успела к нему прикоснуться, и посмотрел на неё настолько пламенно-злым взглядом, что невольно она отшатнулась.
Он сделал шаг на неё; она снова отступила. Под его горящим яростным взглядом она совсем забыла о своём плане; все мысли вылетели у неё из головы, и только сердце заполошно стучало о рёбра.
Он шагнул снова, и она снова отступила. Позади неё теперь была стена, и она нервно сглотнула.
Ещё одним шагом он заставил её вжаться в эту стену. Стоя к ней вплотную, он некоторое время буравил её тяжёлым взглядом, затем насмешливо отметил:
– Какая потрясающая жертвенность, солнечная! Готова лечь под убийцу отца, лишь бы спасти сына?
