Марина Эльденберт
Поющая для дракона
– Вам сюда, – Халлоран указал на стоявший сбоку стул.
В результате я снова почувствовала себя за партой. Не хватало только учителя с лазерной указкой и голографической доски. И вообще, вся эта обстановка заставляла меня нервничать.
– Доставайте планшет.
– Эм.
Вот тут я почувствовала себя очень странно. Очень-очень странно, потому что туфельки под платье я захватила, а планшет нет.
– Вы не взяли планшет?
Меня окинули таким взглядом, что не будь я наполовину иртханессой, к стулу примерзла бы намертво.
– Но вы же мне не сказали.
– Я вам не говорил, чтобы вы одевались, как на коктейльную вечеринку, но вы же оделись.
– Ну знаете ли! Может быть, у меня на вечер планы.
– В таком случае я им не завидую.
Прозвучало как-то зловеще, щедро сдобренное начальственными интонациями. Сам Халлоран в лучших традициях злого препода устроился со своей стороны и сейчас постукивал пальцами по столу. Привычно прищурившись, словно собирался опустить меня ниже плинтуса самого жалкого здания в этом городе. И вот что интересно, оделся он сам тоже не так, как должен выглядеть учитель! Расстегнутая верхняя пуговица на рубашке темно-синего мокрого шелка, черные брюки и ботинки. Слегка влажные после душа волосы, зачесанные назад. Интересно, у него тоже коктейльная вечеринка намечается?
Поинтересоваться не успела, мне выдали планшет из верхнего ящика стола.
– Завтра вернете и принесете свой.
Почему изо всех иртханов на моем пути должен был повстречаться именно он, а?
– Мы что, будем лекции писать?
– Вы будете, – заметил он. – Без теории переходить к практике не имеет смысла. Для начала делайте пометки. Если что-то непонятно, спрашивайте сразу, потому что будет еще непонятнее.
Ух, как меня подмывало ему сказать, что я уже многое знаю! Но не подводить же Рингисхарра в открытую. Поэтому скрежетнув зубами, взяла планшет и перо, открыла документ и сделала вид, что готова внимать.
– Начнем с интонаций, – Халлоран потянулся, чтобы включить ноутбук, а я поняла, что в открытую пялюсь на его перекатывающиеся под рубашкой мышцы. – Вы этого не замечаете, но любое слово, которое вы произносите, несет в себе эмоциональную окраску. Любой звук, который вырывается из вашей груди, по сути есть эмоция. Прежде всего вам предстоит научиться их отключать.
– Любое? – я приподняла бровь.
– А вы не заметили? Слово «любое» в вашем исполнении только что означало скепсис.
– Хм.
– Недоверие.
– И?
– Нетерпение и раздражение.
У-у-у, как же меня бесит его непробиваемость!
– Вопросы не по теме. Ментальная магия – очень тонкая работа. Здесь любая ошибка может дорого обойтись как вам, так и тому, на кого вы воздействуйте.
Ой, да неужели?
А вот есть на нем ремень или нет, я не заметила.
– Больше того, когда вы вкладываете в ментальный посыл эмоцию, вы передаете ее объекту. Поэтому приказ может не сработать или сработать неправильно.
Ну да. Поэтому он напоминал ходячий холодильник в сто сорок этажей, когда уложил меня попой кверху. Тут я вспомнила про свою маленькую месть, перестала скрежетать зубами и слегка подалась вперед. Платье мгновенно натянулась на груди, плотно облегая белье.
– По той же причине никогда не пытайтесь воздействовать на кого бы то ни было, если находитесь во власти сильных эмоций. Возбуждения, страха, ярости, отчаяния или обиды. Это немедленно передается объекту, и вместо того чтобы отступить, дракон может откусить вам голову.
– Правда? – немного понизила голос, до той самой грани, где чувственность еще не перешла в провокацию.
Вам же нравится мой голос, местр Халлоран? Получите!
– Вам больше по вкусу практические занятия, эсса Ладэ? – взгляд иртхана потемнел, в каждом зрачке отразилось по ремню.
Да чтоб тебя! Я откинулась на спинку стула и уставилась в планшет. Всяко лучше, чем на этого непробиваемого типа. А он даже сейчас говорил так, словно проглотил холодильник. Хотя нет, от холодильника бывает холодно, из него же слова вылетали как из банкомата наличка – размеренно и четко, по строго заданному алгоритму. Интересно, куда он тот мешок дел? Меня так и подмывало спросить, но надо было слушать дальше. Потому что несмотря ни на что, я сюда пришла учиться.
– Далее о вреде эмоций. Основу нашей силы составляет ментальная магия, на ней держится все…
Вот тут иртхан начал рассказывать то, что я уже прочитала по милости Рингисхарра, поэтому мысли мои свернули совсем не туда. На неделе я обнаружила комплект с бриллиантами, который на мне был в ночь выступления. Серьги, колье и браслет сложили на черный бархат, а коробку аккуратно отодвинули в сторону – так, что она оказалась в тени. Неудивительно, что вспомнила я о них только когда Мэлз спросила, куда убрать драгоценности. Как ни странно, контактов салона не оказалось ни внутри, ни на самой коробке, поэтому о том, кому вернуть бриллианты – они же наверняка взяты напрокат, как раз сегодня и собиралась поинтересоваться.
– …стихийная может повести себя непредсказуемо, когда вы на волне эмоций. Что и случилось с вами на юбилее.
Халлоран неожиданно замолчал, и я подняла на него глаза.
– Вы меня слушаете, эсса Ладэ?
– Слушаю, разумеется, – с видом оскорбленного достоинства возмутилась я.
– Замечательно. Тогда вам не составит труда повторить то, что я только что рассказывал.
Ой-ой. Я, конечно, много чего знаю, но не сболтнуть бы лишнего. Не хочется подставлять Рингисхарра.
– Вы говорили про ментальную магию, – сделала вид, что меня интересует что-то за его плечом, хотя внимательно следила за лицом драконища.
Но оно ничего не выражало, даже хищный прищур не появлялся. Вот же…
– И про стихийную. Про их связь с эмоциями.
– Что именно?
Ему, кажется, доставляет удовольствие надо мной издеваться!
– А у меня получилось остановить Марра, когда я была напугана, – неожиданно заявила я.
Вот так! Хочешь выкрутиться – резко меняй тему.
– Неужели? – теперь в его голос все-таки вернулась насмешка.
– Разумеется. Я была дико напугана, когда он набросился на парней, которых Танни привела домой.
– Тем не менее приказ вы отдали без эмоций, иначе бы у вас ничего не вышло.
– Ну хорошо, – поскольку весь этот спор я затеяла, чтобы свернуть со щекотливой темы, сейчас просто повертела перо и подалась к нему. – Допустим. Но как можно оставаться равнодушной и спокойной, когда на тебя прет дракон?
– До драконов вам еще далеко.
– И все-таки, – я слегка наклонила голову и закусила губу, глядя на него сквозь бахрому ресниц. – Гипотетически, местр Халлоран.
Ноздри его дрогнули.
– А кто говорил о равнодушии? Умение отключить эмоции и равнодушие – разные вещи. Если вы хотите петь в опере, эсса Ладэ, вам придется научиться отделять себя от эмоций. Иначе невозможно управлять силой. Чтобы приблизиться к дракону, нужно владеть собой. Пока вы не владеете собой, вы не сможете управлять не только зверем, но и своей жизнью.
Иртхан наградил меня жестким взглядом и указал на планшет.
– Что? – спросила я, постукивая пером по дисплею.
– Вернемся к тому, о чем мы с вами говорили. Рассказывайте.
– Вам это нравится, да? – спросила, прищурившись. – Отдавать мне приказы?
– Мне нужно убедиться, что вы меня услышали, – холодный жесткий голос. – Прежде чем мы перейдем к практике. Итак, я слушаю.
Подавив странную внутреннюю трясучку, которую я не испытывала со дня последнего выхода на учебную кафедру, отложила планшет и одарила его очаровательной улыбкой. Думает меня подловить? Ну так сейчас ему будет сюрприз! Детали могли меня выдать, поэтому постаралась говорить общими фразами. Рассказала о прочитанных первоосновах, о том, как ментальная и стихийная магии связаны и о том, что контроля над стихией можно достичь, только в совершенстве овладев менталистикой. Потому что именно с контроля над собой начинается контроль над стихией, дремлющей в твоей крови.
Его иртахмство не перебивал, слушал внимательно.
Даже не пытался ввернуть какую-нибудь язвительную фразочку или посадить в лужу, чем заставлял нервничать еще больше. Поэтому когда прозвучало жесткое:
– Достаточно. – Вздохнула с облегчением.
– Что насчет цвета пламени?
Рано радовалась.
– Цвета пламени?
– Да. Что я говорил об огнях? Как определить цвет магии? Какие они бывают?
Быстренько перечислила все, что помнила.
– Определить можно либо по стихийному всплеску – цвет глаз, либо по родовым узорам.
Халлоран подался вперед, сцепив руки на столе, я же с трудом подавила желание откинуться на спинку стула и отъехать подальше. Метра на три.
– Что ж, замечательно. Перейдем к практике, эсса Ладэ.
– Как, уже? – от неожиданности растерялась.
Иртхан кивнул.
– Начинайте.
– Что-начинать?
– Начинайте тренироваться. Отключать эмоции. Говорите взвешенно, отстраняйтесь от чувств. Отделяйте себя от своих мыслей. Вы – это не ваши ощущения. Произнесите любое слово, сняв с него эмоциональную окраску. Это довольно просто.
Ага. Легко ему говорить, после обучения в Академии. Особенно если учесть, что в его присутствии меня волнует абсолютно все! Даже плоский плафон светильника с тонким узором, напоминающий горелый панкейк под прессом. Не говоря уже о вырезе рубашки иртхана – перед глазами до сих пор стояли узоры на сильной груди, горящие алым. Это и есть родовые узоры, каждый рисунок уникален, как герб семьи. Наносятся они перед совершеннолетием, и начинают полыхать, когда магия себя проявляет. Чем ярче сияние – тем сильнее магический всплеск. Мне такие не светят, потому что я вроде как Марр, с хвостиком, но без родословной.
– Супер.
– Кого вы сейчас хотите посадить в холодильник?
Кого-кого… Того, для кого это природная среда обитания.
– Я еще не начинала, – хмыкнула я.
– Заметно, – хлестнуло наотмашь, как колючим ветром по щекам. – Начните с чисел, так будет проще.
Так, Леона, соберись. Нечего давать одному бессердечному дракону лишний повод для превосходства.
– Десять.
– Ужасно.
– Один.
– Еще хуже.
– Пять.
– Отвратительно. Вы не чувствуете разницу между эмоцией и ее отсутствием, эсса Ладэ.
– Очень вдохновляюще! – прошипела я.
– Вы что-то сказали?
– Сказала! Вы мне даже ничего не объяснили!
– Я объяснил вам достаточно. – Халлоран обхватил подбородок, глядя на меня сверху вниз. Потемневшие глаза полыхнули цветом его огня. – Помимо прочего, вы и самостоятельно неплохо подготовились.
Сердце пропустило удар и ухнуло в мигом заледеневшие пятки.
– О чем вы?
– Я ни слова не говорил про цвета магии, эсса Ладэ. И тем более не рассказывал про родовые узоры.
Внутренности собрались в тугой комок и поспешили к горлу. Халлоран поднялся, я же напротив почувствовала, что вросла в стул.
– Будем надеяться, что любезно предоставивший вам информацию иртхан подробно объяснил все правила. И что он забыл упомянуть об оскорблении, которое было мне нанесено подобным действием. Он ведь забыл, Леона?
Мое имя иртхан произнес почти ласково. Как лапу на горло положил.
– Нет, – тихо сказала я. – Не забыл.
– Значит, не забыл и о том, что после вашего проступка наставник вправе отказаться вас обучать. Равно как и потребовать возмещения с его стороны, вплоть до поединка.
Халлоран приблизился и теперь мне приходилось смотреть на его возвышаемость. А он… Если собрать все костры всех пожарищ всех налетов за все времена, то можно было получить примерное представление о том, как сейчас смотрел на меня он. В темных глазах бушевало пламя, а зрачок медленно вытягивался, пробуждая неведомое доселе чувство яростного животного сопротивления. В груди рождалось рычание, которое я с трудом подавила.
– Назовите имя.
Вопреки разгорающемуся внутри огню я похолодела еще больше.
– Нет.
– Мне позвонить ферну Норгхару?
Ну разумеется, все данные остаются на серверах. Один звонок своему безопаснику, и через пять минут он будет знать не только имя, но и название файлов, которые мне передал Рингсихарр. Вплоть до точечки.
– Это моя личная жизнь!
На скулах его заиграли желваки. О да, я хотела неравнодушия, я его добилась. Но не такой же ценой!
– С той минуты, как я взял ответственность за ваше обучение на себя, это уже не ваша личная жизнь, эсса Ладэ. По законам нашего мира все гораздо серьезнее.
– Но я не знакома с законами вашего мира! И вы провели ритуал без моего ведома!
В горящих алым глазах зрачки вытянулись в вертикаль.
– Замечательно.
Халлоран достал телефон, а я судорожно сцепила руки на коленях. По спине струился холодный пот: я не имею права так подставлять Рингисхарра. Он не должен расплачиваться за мою самонадеянность и глупость, да и вообще, к чему это приведет? Если Халлоран потребует возмещения, об этом узнают все. Чем я думала, когда рассказывала ему об огнях? Чем я думала, когда открыла эти дурацкие файлы?
– Местр Халлоран, – просить было трудно, но я все-таки подняла на него глаза. – Давайте оставим это между нами. Пожалуйста. Это спровоцировала я, а этот человек… то есть иртхан… он просто хотел помочь. Я прошу прощения и обещаю, что подобное никогда больше не повторится.
Меня опалило яростью алого огня, воздух в легких показался раскаленным, а потом и вовсе закончился.
– И на что же вы готовы, эсса Ладэ, чтобы все осталось между нами?
От этого вопроса потемнело перед глазами. То ли от вопроса, то ли от того, сколько в нем прозвучало властной жестокой ярости. Ладони вспотели, зато наконец-то удалось вдохнуть.
– Если вы дадите слово, что не станете узнавать его имя… – пришлось набрать в легкие побольше воздуха, а потом вытолкнуть через силу. – На все.
– Вот как.
Халлоран отложил телефон с мягкой силой автоматического пресса: так, что тот чудом остался цел. И стол тоже.
– Я правильно понял, что вы готовы понести любое наказание?
– Дайте слово, – напомнила я.
Рэйнар может быть сколь угодно жестоким, но его слову доверять можно.
– Что ж, эсса Ладэ. Мое слово у вас есть. Вернемся к этому вопросу после занятий, а теперь…
– Давайте обсудим это сейчас. Я не смогу заниматься, пока…
– …Продолжим, – негромко, игнорируя мое последнее замечание. – Судя по вашей осведомленности, вы достаточно практиковались дома.
– Я не практиковалась! – вскинула голову. – Что я, с ума сошла?
– Вам же хуже. Начинайте.
Вот так вот продолжать, когда он стоит надо мной и полыхает гневом, как Лаувайс отпугивающими волнами?
– Вы мне хотя бы покажете, как это должно звучать?
– Возьмите перо.
Эти слова с тем же успехом мог сказать робот или вакуумный упаковщик, но я просто взяла планшетное перо, подчиняясь силе его голоса. Позвоночник скрутило огненной змеей: слишком живы были воспоминания, как я безвольной куклой повисла на плече иртхана, а потом вынимала ремень из его брюк. Как вручила ему и разделась – и сейчас он мог повторить со мной все то же самое. Легко. И так же легко мне это продемонстрировал.
– Я понятно объясняю, эсса Ладэ?
Глубоко вздохнула и вонзила ногти в ладонь. До боли.
– То есть мне вот так же говорить прямо перед вами?
– Прямо передо мной. Представьте, что я дракон.
Тут даже представлять ничего не надо. Драконище, как оно есть.
– О чем?
– О чем пожелаете.
– Не думаю, что у меня получится дать вам приказ…
– У вас не получится. Мне нужно слышать ваш голос, а вам – учиться им управлять. Без этого мы не двинемся с места.
Внутри все дрожало от напряжения, и теперь будет дрожать до той минуты, пока я не услышу свой приговор. Нет, Леона, так не пойдет. Надо расслабиться и сосредоточиться. Давай, представь, что ты выходишь на сцену, и… спеть ему, что ли? Взять одну из самых простых по мотиву песен, сосредоточиться на словах. Интересно, как сочетается умение отключать эмоции с игрой голосом во время пения? Ладно, вопрос не к месту. Посмотрим, что вы на это скажете, местр Халлоран.
– Ты бьешь наотмашь, силой сокрушая,
Уничтожаешь все дыханием огня
Когда с тобой, себя я забываю,
А в нашем пламени и ночь светлее дня…
Сначала опустила голос до самых низких интонаций, потом подняла повыше, как на распевке. Снова вниз, до грудных низких нот. Чувственных, женственных, мягких. А ведь сейчас я гораздо лучше понимала, о чем говорила Шайна. Умение отделять себя от того, о ком поешь, помогает не только лучше почувствовать песню, но и вести ее. Наблюдать за происходящим со стороны, проживать жизнь вместе с героиней, но не позволять эмоциям брать над тобой верх. Это совсем не то же самое, что равнодушие, скорее ювелирная грань между созерцанием чувства и чувством. Не менее острая и будоражащая.
– Я просил вас говорить, эсса Ладэ. – Вздрогнула и осеклась: взгляд дракона полыхнул еще ярче, а потом потемнел до черноты. Только угли остались, под которыми тлело страшное пламя. От этих взглядов на коже расцветали ожоги, не говоря уже о том, что творилось внутри. – Не петь.
– Но мне проще петь, – сказала негромко. – Я так чувствую мир, мне гораздо привычнее выражать силу через песню.
– Вы уже выразили. На юбилее.
Я вспыхнула.
– Долго вы еще будете мне это припоминать?
– До тех пор, пока вы не уясните: во время обучения нужно делать то, что говорю я. А не то, что вы вычитали посредством неизвестного благодетеля, ради которого готовы на все.
Огонь со щек перекинулся на шею, слишком явный был акцент на последних словах.
Обидно, горько. И больно.
– Я бы с радостью спросила у известного, но известный разложил меня на кровати и заставил пережить несколько самых унизительных минут в моей жизни.
Смотреть в эти невероятные глаза, напоминающие кратеры спящих вулканов, было нелегко. Но я все-таки смотрела.
– Я понятия не имела, что из себя представляет наша магия. Поэтому и сказала глупость, а еще потому что в вашем присутствии схожу с ума, и… Я совершенно не собиралась вас оскорблять – ни тогда, ни сейчас. Просто хотела узнать хотя бы что-то о своей магии, о мире своего отца по крови.
Странно, но чем дальше я говорила, тем проще мне становилось. Словно позволив себе проговорить это вслух, я наконец-то призналась в том, что раздирало меня на части со дня ужина в Гритлэйн и поцелуя в пустошах. С той минуты, когда глядела в глаза дракону и впервые подумала, что любой даже самый отчаянный страх стоит того, чтобы это испытать.
– Я пела для вас, – сказала неожиданно даже для себя. – И тогда, на юбилее. И несколько минут назад. Я действительно не представляла, что мой поступок может повлечь за собой настолько серьезные последствия.
– О последствиях стоит думать до того, как что-то предпринять. Не после.
Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, вскочила. Планшет отлетел на другую сторону стола, и не останови он его пальцами, наверняка упал бы. Внутри что-то щелкнуло, словно перегорел старинный автоматический выключатель, и теперь огонь от короткого замыкания распространялся по венам со скоростью подгоняемого ураганом пожара. Который напрочь терялся в отблесках глаз стоявшего напротив мужчины. Мужчины, перед которым я только что вывернула наизнанку себя и свое сердце. Да что говорить, я даже оделась так специально, чтобы заставить Халлорана чувствовать хотя бы что-то. Но в Лаувайс и то больше тепла, даже если вырубить в ней все электричество и обесточить все близлежащие высотки.
– Вы бессердечное драконище! – выкрикнула я. – Самовлюбленное бессердечное драконище, которому нет никакого дела до чувств других людей.
– Политика и чувства плохо сочетаются, эсса Ладэ.
– Это с вами они плохо сочетаются, политика тут ни при чем!
Глаза иртхана опасно сверкнули, но я только сжала кулаки.
– Видеть вас больше не могу! И не хочу!
Не дожидаясь ответа, подхватила сумку и метнулась к дверям. Вот только не учла, что быстрее него разве что разъяренный дракон или очень голодный Марр, учуявший жаркое. Вожделенная ручка мелькнула в сантиметрах от пальцев, когда меня перехватили за локоть и резко развернули лицом к себе. Внутри все похолодело, словно я рухнула в пропасть, а потом взлетела высоко к небесам. Из груди вырвалось одно лишь слово, на последнем дыхании:
– Отпустите.
Уловила мелькнувшее в глазах иртхана короткое замешательство, пальцы его разжались, и я оказалась на свободе. Полумрак коридора принял меня в объятия, а впереди маячила одна только цель: выход. В висках стучало так, что я не слышала даже стука каблучков, разве что цокот когтей улепетывающей из прихожей Эрри. Она промчалась мимо меня с бешеной скоростью, задев блестящей шерсткой ногу. Я схватила пальто, опустила взгляд, и… на полу стоял сапог. Один. Второй валялся поблизости, но то, что от него осталось, напоминало лоскутки. Еще там была подошва, каблук и кусочек молнии – той самой, что расстегивал Халлоран. Все остальное съела виари.
Моргая на остатки сапога, я потеряла драгоценное время: в гостиную вышел иртхан.
– Вы забыли, эсса Ладэ, что попасть в мою квартиру проще, чем выйти.
Я подхватила с пола остатки сапога и запустила в него. Потом запустила вторым, сумкой, пальто и всем, чем попадалось под руку. Он уворачивался с той же легкостью, как если бы в гратхэнде против трехкратного чемпиона мира выставили какого-нибудь парня из школьной команды Танни. Когда снаряды закончились, сползла на полочку, где Халлоран расстегивал тогда еще живой замок, и разревелась. Не знаю, что на меня нашло: я никогда не плачу из-за всякой ерунды, но сейчас мне было до смерти жалко сапоги. Они и правда были совсем новые, и не сказать, чтобы я не могла позволить себе другие, но эти я любила. А еще мне ужасно не хватало мамы, к которой можно было нырнуть в объятия и забыть обо всем. Мамочки, которая так любила слушать, как я пою. Даже когда с работы приходила уставшая, а я наверняка служила ей лишним напоминанием об отце… Ни разу она не поставила это мне в упрек.
– Леона.
Меня заставили подняться, удивительно мягко. Поскольку я принялась колотить в иртхана наугад, прижали к себе – ровно настолько, чтобы хватало дыхания, но пошевелиться было невозможно. Исходящее от него тепло разительно отличалось от того испепеляющего огня, которым меня накрыло в кабинете, и от того холода, которым окатило перед ним. От этой смены чувств затрясло, как от прикосновения к оголенным проводам. Вопреки этому я затихла в его руках, позволяя крупной дрожи сотрясать все тело.
– Назначьте мне другого наставника. Я не стану с вами заниматься.
– У вас получилось.
От неожиданности подняла на него глаза.
– Что… у меня получилось?
– У вас получилось отдать приказ. Неосознанно.
У меня получилось отдать приказ? Ему?
Я даже перестала плакать, усиленно хлопая ресницами, чтобы прогнать остатки слез. Да, прелестно я, наверное, сейчас выгляжу, с красным носом и глазами как у драконицы в гневе. Ой, а не наплевать ли. Перед кем мне тут красоваться, перед ним, что ли?
– Как? – уточнила я. Получилось со всхлипом.
Пришлось глубоко дышать, чтобы прогнать эти самые всхлипы и не начать икать, как Марр после сытного обеда.
Халлоран взял меня за подбородок, заставляя поднять голову и смотреть ему в глаза.
– Как я и говорил, вам удалось оставить эмоции в стороне.
– Невозможно, – решительно заявила я. – Я вас хотела придушить. И до сих пор хочу.
– Понимаете, Леона, краткий миг, когда вы отпускаете чувства и от них отстраняетесь, самое удачное время для приказа. Достаточно нескольких секунд, чтобы их использовать, и вам это удалось. Теперь будем учиться делать это осознанно.
– Никаких будем. Я прошу… Нет, я требую назначить мне другого наставника. Немедленно.
– Требуете?
– Да.
– Чем же вам не угодил предыдущий?
Пальцы по-прежнему касались моего подбородка, и кожа под ними начинала гореть. Я оттолкнула его руку, и тут же об этом пожалела: мое запястье перехватили, вжимая в себя. Прохлада ткани, тепло его кожи и тепло ладони поверх моей. И стук сердца – мощные, глухие удары – понемногу ускоряющего ритм. Напрочь опровергающий теорию о его бессердечности.
– Он превратил мое первое занятие в пытку, хотя прекрасно знал, насколько для меня это важно.
– Отклоняется, потому что он добился результата.
– Он провел ритуал наставничества и заявил на меня свои права, когда я была невменяема.
– Вы забыли упомянуть, что в тот момент ваша жизнь висела на волоске.
– Но это не мешало ему предупредить меня о последствиях.
– А заодно составить договор с должным юридическим сопровождением, глядя как ты выгораешь.
– Почему бы и не составить! Вы же обожаете договоры.
– Потому что все, о чем я мог тогда думать – это как успеть, Леона. Как спасти тебя, пока я тебя не потерял.
От его голоса помутилось в глазах. От голоса, или от последних слов, полоснувших по сердцу, пуская от него огненные реки?
– Ты хочешь договор на обучение? Мы его составим. Обговорим все пункты. Если нужно, завтра он будет готов.
– Завтра здесь не будет меня, – произнесла я.
Хотя сердце колотилось так, как никогда раньше.
Глупое сердце, которому внезапно сообщили, что Рэйнар обо мне… волновался? Беспокоился, сходил с ума, когда думал, что я могу сгореть.
– Будешь, – рычание эхом зазвучало в самой глубине моего существа, и узоры на его груди вспыхнули так, что их стало видно даже через рубашку. – Я тебя не отпущу.
– Отпустишь, – сказала я. – Если не хочешь меня потерять.
Лицо его, привычно жесткое, стало еще более хищным. Моя ладонь горела так же, как родовая печать Рэйнара, или даже больше. А его скользнула по моей спине и затылку, сгребая свободно лежащие волосы в горсть. Удивительно нежно, невероятно нежно, пронзительно нежно. Он меня почти не удерживал, но там, где пальцы касались шеи, кожу пронзало электрическими разрядами. Болезненно-сладкими, горячими, на грани. Странная властная ласка длиной в миг, а потом тяжесть руки на прядях сменилась легкостью. По ладони побежал холодок – Халлоран шагнул назад, позволяя мне решать самой. Позволяя выбрать.
– Ты сводишь меня с ума, Леона, – хриплый голос вливался в мое сознание откровеннее самого глубокого поцелуя. Смешивая наше дыхание еще до того, как мы соединим губы. – Ты. Твой голос. Твое пение. Твой сумасшедший огонь, силу которого ты даже представить себе не можешь.
Тишина, воцарившаяся после этих слов, звенела в ушах. Кончики пальцев, помнившие тепло его груди, покалывало от напряжения.
Мне стоило уйти. Мне нужно было уйти.
Но я не смогла.
– Так покажи мне.
Мгновение – невероятное, мучительно-долгое, мы просто смотрели друг на друга.
А потом шагнули, столкнувшись как два смерча в пустошах. Не то он ворвался в меня поцелуем, не то я впилась исступленной лаской в безумно желанные губы. Халлоран подхватил меня на руки, на миг перед глазами потемнело, но лишь на миг – а после ввысь взметнулось пламя. Напоминающее размытый плазменный фонтан, сливающееся с яростным огнем мужчины, удерживающего меня на весу, как пушинку. Я и представить себе не могла, что можно так целовать. Сливаясь воедино, подставляя горящие губы укусам и дразнящим ласкам языка. Растворяясь в другом без остатка, содрогаясь, когда на выдохе по губам бежит прохлада, и вновь окунаясь в этот жар. Всхлипывая от невозможности впитывать его всей кожей.
Впервые я чувствовала так, распахнутым настежь сердцем. Вдыхала запах иртхана – горячий, терпкий и горький, как ореховая настойка. Дышала им, и каждый шаг, отдавался внутри меня эхом. Каждый шаг, пока мы поднимались наверх, а он нес меня на руках. Каждое прикосновение и каждый сорванный между поцелуями вздох. И хриплый голос, обволакивающий горящее тело свежестью и мощью ураганного ветра, врывающегося в раскаленный воздух:
– Моя Леона. Моя. Огненная девочка.
Огненная. Я горела для него, горела, как в ту ночь, и мир перед глазами менялся, подергиваясь знойной дымкой. Эта мысль обожгла, напугала, отрезвила – что будет, если магия вырвется снова? Испуганно распахнула ресницы, и встретила взгляд алых глаз. Вертикальный зрачок превратился в тонкую стальную нить, рассекая радужку на две половины. Содрогнувшись – то ли от страха, то ли от возбуждения, напряглась. Словно прочитав мои мысли, Халлоран произнес:
– Это огни, Леона. Им нужно узнать друг друга.
– Так всегда бывает?
– Только в первый раз. Не бойся. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
В близости, как на костре…
И все же я не отказалась бы ни от мгновения того, что испытывала сейчас. Положила руки ему грудь. Широкую, мощную, на которой все ярче пламенела родовая роспись. Медленно провела пальцами ниже, впитывая каждый миг, каждый взгляд, каждый хриплый вздох, подаренный мне. Мне… Не только я горела сейчас, он горел тоже, вместе со мной.
Из-за меня.
Какая же опасно-сладкая мысль.
Туфли потерялись еще где-то внизу, поэтому когда пятки защекотал густой ворс ковра, всхлипнула от смены ощущений. Но Халлоран ни на минуту не выпускал меня из объятий. Даже сейчас, когда мы стояли друг напротив друга, прижимал к себе, продолжая целовать неистово, страстно, и… нежно. Наверное, именно эта странная, даже пугающая нежность от этого невыносимого мужчины заставила меня полностью потеряться в том, что я чувствовала сейчас. Даже огни схлынули, отступили на второй план.
И в том, как меня развернули к себе спиной, и в том, как скользнули пальцами по шее, убирая волосы, было что-то проникновенно-интимное. Горячее самой откровенной и бесстыдной ласки.
Молния поддалась. Платье раскрылось бутоном, упало к моим ногам, и я вышла из него как из теплых морских волн на неизвестный берег. Ладони Халлорана коснулись обнаженных плеч, скользнули к ключицам, выписывая узоры на моем теле. Если бы под ними сейчас загорелась роспись, я бы не удивилась: такой обжигающе-тонкой была эта игра.
Подалась назад, вжимаясь ягодицами в сильные бедра. Хриплое рычание огнем прокатилось по коже, срывая стон с моих губ. Подчиняясь дикому чувству, вывернулась и отступила на несколько шагов. Позволяя себе насладиться темнеющим от расширившегося зрачка пламенем. На краю сознания мелькнула мысль, что белье стоило своих денег, а спустя мгновение я уже оказалась на постели. Распластанная сильным телом по прохладе покрывала, с заведенными над головой руками.
Голова кружилась. Сладко.
От сметающей все на своем пути силы, с которой меня швырнули на кровать. От жесткого захвата, от ощущения твердеющего желания, упирающегося в бедро.
Медленно развела ноги, сгибая в коленях и позволяя ему почувствовать себя.
Подчиняться и одновременно чувствовать свою власть. Как же это заводит…
– Нравится меня дразнить? – Горловое рычание прокатилось от кончиков пальцев до корней волос, заставив драконицу отозваться на этот призыв так яростно, что стало невмоготу.
От невозможности коснуться мощной груди, повторяя узоры в короткой ласке. От желания ловить губами его хриплые стоны. Снова и снова.
– Да, – прошептала ему в лицо.
Контраст горячего дыхания и стремительно тающей подо мной прохлады.
Вздрогнула, когда он скользнул телом по телу. По обнаженной коже – шелком рубашки, коленом между бедер. Издевательски-ласково коснулся ключиц языком, чтобы спустя миг ожечь коротким укусом.
