Марина Эльденберт
Истинная поневоле
Глава 1
– Значит, ты хочешь обсудить приготовления к нашей свадьбе.
Собственные слова: все, что я хотела сказать, застывает на губах вместе со вздохом. Поэтому я упускаю преимущество внезапности. Хотя какая тут внезапность? Доминик сверкает глазами, а Одри оборачивается, смерив меня фирменным высокомерным взглядом. Они оба наверняка почувствовали и услышали меня еще в приемной. Она услышала. Не сомневаюсь, про свадьбу волчица тоже сказала нарочно.
Только Доминик не спешит ее поправлять. Он вообще смотрит волком и интересуется:
– Шарлин, что ты здесь делаешь?
Я оглядываюсь на Оуэна и Венеру: первый в замешательстве, вторая – в ужасе, и прикрываю за собой дверь.
– Так вас можно поздравить? Уже выбрали дату?
Одри открывает рот и мигом закрывает, когда со стороны альфы слышится утробное рычание. Вот только я здесь точно не для разговоров о чьей-то свадьбе, поэтому шагаю вперед.
– Нам нужно поговорить.
– Мы можем сделать это позже.
Ну нет! С Одри станется ради такого дела затянуть обсуждения счастливого события.
– Нет, сейчас, – говорю твердо.
– Я занят.
– Она подождет. – Я очаровательно улыбаюсь волчице, которая, судя по виду, готова меня загрызть не перекидываясь. – Правда, Одри? Твоя невеста просто душка.
– Шарлин! – Вот вроде и голоса не повысил, а уже готов вмиг шерстью покрыться.
Кажется, нападение вервольфов и похищение Хантером положительно на меня повлияло, потому что меня больше не пугает ярость Доминика. У меня теперь совсем другие страхи и опасения.
– Я хочу с тобой поговорить, – повторяю я. – Срочно и наедине.
Видимо, вервольф тоже понимает, что проще со мной согласиться, чем продолжать играть в гляделки и рычать на меня. Ну или рассчитывает придушить без свидетелей. Потому что он отодвигает кресло в сторону и направляется к боковой двери, явно ведущей не в приемную.
– Иди за мной.
Когда он отворачивается, Одри готова испепелить меня взглядом, я отвечаю ей взаимностью и следую за Домиником.
За неприметной дверью скрывается кабинет в кабинете. Достаточно большая комната без окон, с пейзажами на стенах, с двумя широкими диванами и журнальным столиком между ними. Она будто создана для секретных бесед или для того, чтобы подремать в обед.
– Это очень личный разговор. Уверен, что нас не подслушают?
– Здесь звукоизоляция.
Значит, с секретными беседами я угадала. Хотя, если честно, мне уже плевать – подслушает нас Одри или нет. Я обхожу диван, стараясь оказаться от Доминика как можно дальше.
– Что ж, поздравляю, – говорю я.
– С чем? – хмурится вервольф.
– С будущей свадьбой конечно же. С тем, что ты все-таки определился со своими симпатиями.
– Ты прекрасно знаешь о моих симпатиях.
Его взгляд, в который раз вонзается в меня с силой отточенного лезвия, но я стряхиваю его.
– Нет, не знаю. Я вообще тебя не знаю, Доминик. Ты говоришь, что можешь не жениться, но не спешишь разрывать помолвку. Вообще интересная постановка предложения «я могу не жениться». Могу не жениться, а могу жениться. Могу даже обсудить свадьбу с будущей женой. Ты вообще всесильный!
С последним предложением я почти срываюсь на крик, поэтому мысленно одергиваю себя. Надо успокоиться. Я здесь не за этим.
– У тебя была возможность узнать меня, Шарлин. – Несмотря на исходящую от него злость, которую я чувствую кожей, голос у Доминика спокойный. – Ты от нее отказалась.
Я киваю на дверь в кабинет:
– И ты быстро нашел мне замену?
– Это теперь тебя не касается.
– А что касается?!
Между нами диван и пара метров комнаты, но ощущение такое, что целый квартал, а может, город.
– Зачем ты здесь? – спрашивает Доминик.
Я должна рассказать про ребенка, но слова снова застревают в горле. Понимаю, что просто не могу этого сделать. Не после того, что здесь услышала.
– Если я выполнила обязательства по сделке, то я хочу сегодня же вернуться в свою квартиру.
Больше всего на свете хочу этого!
– Это невозможно. Пока Кампала ведет свою игру, тебе лучше оставаться в безопасности. А мой дом – самое безопасное место.
И наблюдать за его приготовлениями к свадьбе? Точно нет!
– Установи охрану. Пусть сидят у меня на кухне, но я хочу…
– Нет, – отрезает он, – я поклялся тебя защищать. Это не обсуждается.
Вот теперь я приближаюсь к нему, останавливаюсь в шаге и запрокидываю голову, пытаясь рассмотреть в глазах этого чужого мужчины того, с кем я смеялась, играла в снежки, бегала на пляже. Которого впустила в свое сердце. Осознание, что я влюбилась в Доминика, такое сильное и внезапное, что от этого больно вдвойне.
Правда, я люблю Доминика, а не этого бессердечного хищника!
– Тебе нравится издеваться надо мной? – интересуюсь я.
– Тот же вопрос к тебе, Шарлин.
И о чем нам еще говорить?
Я отворачиваюсь, потому что в груди печет от тех чувств, которые сейчас горят во мне. От всего невысказанного.
– Это все? – спрашивает Доминик.
– Да, – не раздумывая, отвечаю я.
– Тогда я не стану тебя задерживать.
Намек более чем прозрачен, поэтому я, не глядя на счастливую невесту, вылетаю из кабинета. Натыкаюсь на Оуэна и Венеру и сворачиваю к туалетам.
Нет, меня не тошнит – попросту нечем. Но пульс грохочет в ушах и не получается вздохнуть. Я силюсь, но ничего не выходит. Поэтому я просто врубаю кран с холодной водой на полную и плещу ею в лицо. Умываюсь до тех пор, пока это все не проходит. Боль внутри не проходит.
Только затем выключаю воду и смотрю на отражение.
– И что ты будешь делать? – спрашиваю у себя.
Легкий шорох со стороны заставляет вскинуть голову. На пороге стоит Одри, только смотрит на меня без торжества. В ее взгляде замешательство и неверие.
Она принюхивается и все-таки спрашивает:
– Ты… беременна?
Лучше бы это была Венера. Или Оуэн. На крайний случай Доминик. Хотя что последнему делать в женском туалете? Но он мог пойти за мной, чтобы… Чтобы что? Он свое мнение насчет меня уже высказал.
Его невеста – последняя, кому я бы хотела рассказывать про малыша. А выходит, и рассказывать не нужно? К счастью, потому что все, чего я хочу – чтобы она поскорее отсюда убралась.
– Это очень странная традиция, – отвечаю волчице, – наши разговоры в дамских комнатах.
Одри складывает руки на груди:
– Отвечай на вопрос.
– Зачем? Ты же и так все прекрасно унюхала.
Я медленно беру бумажное полотенце и промокаю им лицо. Медленно, потому что не хочу выдать себя дрожью в пальцах.
Значит ли это, что Доминик тоже в курсе?
Почему тогда ничего мне не сказал?
– Он не может быть ребенком Доминика. Это невозможно. Значит, ты ему… изменила? – Последнее Одри выдает с таким отвращением, будто я не альфе изменила, а лично ей на крыльцо нагадила.
– Тебя это не касается, – повторяю я излюбленную фразу Экрота.
– Я его будущая жена, поэтому меня касается все, что касается его.
– А также все, кто касаются его?
На щеках волчицы проступает гневный румянец, но она только вздергивает подбородок и возвращает себе неприступный вид.
– Скоро касаться не будешь. Он тебя выгнал.
Нужно просто не отвечать, но тогда эта самодовольная стерва решит, что может мне указывать.
– Ошибаешься. – Я выбрасываю полотенце в корзину и поворачиваюсь к ней. – У нас сейчас сложный период в отношениях. Доминик привык, чтобы перед ним бегали на задних лапках, а я сама альфа. К тому же это его ребенок и он еще не в курсе.
Глаза Одри широко раскрываются.
– Но это же…
– Невозможно? – хмыкаю я. – Я тоже так считала. Но, как видишь, бывают исключения.
– Ты лжешь!
– Зачем мне это? И разве можно обмануть вервольфа? У вас же звериное чутье.
Удивительно только, почему Одри почувствовала мою беременность, а альфа нет.
На лице волчицы сквозь недоверие и злость проступает растерянность.
– Ты действительно беременна от Доминика?
– Да.
– И не сказала ему?
– Нет. Хочешь рассказать за меня?
По одному взгляду Одри видно, что не хочет. Потому что незапланированный ребенок может нарушить ее планы стать женой альфы. Она ничего не расскажет. Сохранит в тайне, а это именно то, что мне нужно. Пока я не разберусь во всем.
– Пропусти.
Как ни странно, она отступает в сторону. Неохотно, но на этот раз не пытается распускать свои лапы. Что удивительно.
– Если это его ребенок, – бросает Одри мне в спину, – если он будет вервольфом, мы примем его в свою стаю. Можешь не волноваться на этот счет.
От ее слов я едва не спотыкаюсь о порог. До этого я считала, что моя единственная проблема в том, что Доминик может мне не поверить. А даже если и поверит, я все равно буду матерью-одиночкой. И я почти смирилась с этим фактом. О том, что моего малыша попросту могут у меня забрать, я даже не подумала. При этой мысли все внутри меня восстает, мне хочется разорвать Одри на части. Любого разорвать на части, кто попробует забрать моего ребенка.
Не позволю!
Поэтому я оборачиваюсь и, глядя ей в глаза, напоминаю:
– Пока что это не твоя стая, Одри.
Спокойствие дается мне непросто, но я выхожу за дверь, расправив плечи, сохранив достоинство и оставив последнее слово за собой.
Я возвращаюсь той же дорогой, только сворачиваю не к лифтам, а снова в приемную Доминика. Мне нужно узнать, почему Одри почувствовала перемены во мне, а главный волк нет. И единственная, кто может дать мне ответ, – Венера.
Я нахожу девушку за ее рабочим столом и, игнорируя Оуэна, говорю:
– Знаю, ты занята, но можешь уделить мне минутку? Это очень важно.
– Да. Хорошо.
– Где мы можем поговорить, чтобы нам не помешали?
Венера кивает и проводит меня в большой зал, который, судя по длинному столу и множеству стульев вокруг него, предназначен для переговоров. Она прикрывает за собой дверь.
– Во-первых, хочу сказать, я очень рада, что ты вчера не пострадала. Во-вторых… Во мне что-то изменилось?
Венера всегда держит лицо, но сейчас даже не скрывает собственного замешательства.
– Не понимаю.
– То есть ничего не изменилось? – уточняю я.
Вот теперь волчица смотрит на меня пристально, а потом ведет носом, как совсем недавно делала Одри. Чтобы через пару минут охнуть.
– Ты в положении?
– Да.
Сосредоточенность на ее лице сменяется улыбкой.
– Поздравляю, Чарли! Это чудесно! Но… Но как?
– А как появляются дети? – У меня вырывается нервный смех. – Прости. Все это не важно. Лучше скажи, как ты это почувствовала. И почему это не почувствовал Доминик?
– Он не почувствовал?!
– Нет. По крайней мере, не сказал…
Венера хмурится:
– Возможно, потому что срок беременности слишком маленький, твой запах еще не слишком изменился. Волки и волчицы по-разному чувствуют это, но…
Он закусывает губу, не договорив.
– Что но? – интересуюсь я.
– Отец обычно чувствует своих детенышей даже в утробе. Это наша природа.
Мне становится смешно, настолько смешно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Очень зло рассмеяться. Особенно когда Венера осторожно интересуется:
– Это ребенок Доминика?
– Конечно, Доминика! Или ты думаешь, что я могла ему изменять при таком тотальном контроле? Вокруг меня армия преданных вервольфов. Да, вчера меня похитили, но забеременела я не вчера!
– Извини за глупый вопрос. Дело правда не в армии вервольфов, в тебе. Ты бы не стала изменять сама.
– Считаешь, что слишком хорошо меня знаешь?
– Успела узнать. К тому же между тобой и Домиником такие искры, что это сложно не заметить.
Не знаю, про какие искры речь, но между нами все кончено.
Было бы кончено, если бы не мой малыш!
– Какая разница, если он все равно не чувствует собственное дитя?
– Огромная. Альфа не глупец. И хотя это чудо, что ты смогла забеременеть от вервольфа, он ни за что не откажется от своего волчонка.
Эта новость мне совсем не нравится!
– Одри меня уже просветила на этот счет. Сказала, что Доминик мне его не отдаст. Это правда?
– Одри точно не та, к чьим советам стоит прислушиваться. Зачем тебе это? Ты можешь жить в стае. Никто не имеет права прогонять тебя.
Жить в стае и смотреть на Доминика с Одри. Вот и ответ.
– А если не захочу? Захочу уехать вместе с ним.
– Любому волку нужна поддержка стаи.
– Если он родится волком.
– Кем еще он может родиться? – хмурится Венера.
– Человеком.
Хотя сейчас я не уверена, что этого ребенка можно будет назвать человеком. Ведь я не человек, я – имани. Непонятно кто. И мой ребенок может быть как вервольфом, так и… Кем он вообще будет? Таким, как Хантер. Историк сказал, что у него сила проснулась в тринадцать. Возможно, до этого она просто пряталась в нем. Так и мой малыш маскируется и не хочет выдавать себя биологическому папаше.
Я влипла!
Я влипла в это сильнее, чем в долг Дэнвера.
– Чарли, – прерывает мою мысленную панику Венера, – ты должна рассказать все Доминику. Поверь, он будет счастлив.
– Счастлив забрать у меня ребенка?!
Кажется, я все-таки срываюсь, поэтому делаю медленный вдох и так же медленно выдыхаю. Волчица смотрит на меня с сочувствием.
– Никто у тебя его не забирает.
– Но может.
Зря я рассказала все Венере. И зря обратилась к ней. Но теперь это уже не важно.
– Чарли…
– Я расскажу ему, когда буду готова. Хорошо? И прошу ничего ему не говорить. Думаю, ты бы тоже не хотела расстаться со своим малышом.
Венера вздрагивает, но кивает. Возможно, я бью по больному, но сейчас мне еще страшнее, чем когда я увидела вторую полоску на тесте.
Потому что, понравится это Доминику или нет, ребенка я ему не отдам!
Глава 2
С Домиником я больше не сталкиваюсь, поэтому без приключений возвращаюсь в магазин. Работы много, и я берусь помогать Рэбел обслуживать бесконечный поток покупателей, который не иссякает до самого закрытия. Где-то в коротких перерывах я размышляю, что стоит записаться к доктору и начать все планировать. Планировать на двоих.
Проблема в том, что сейчас в моей жизни все слишком зыбко, чтобы начинать что-то планировать. Взять хотя бы необходимость жить в доме Доминика. Но именно туда меня привозит Оуэн после работы и провожает до порога. Вервольфы никогда не входят в дом альфы без его приглашения.
А вот самого альфы дома нет: в этом я убеждаюсь, когда поднимаюсь в спальню, чтобы принять душ и переодеться. Двери в его комнату и в кабинет приоткрыты, свет выключен. В гостиной и на кухне тоже пусто. Не знаю, где сейчас Доминик, хотя есть подозрения с кем.
Выкинуть из головы картинки с ним и Одри получается далеко не сразу, но все-таки получается. Мы ничего друг другу не должны, а лишние нервы мне сейчас ни к чему. Стресс не нужен ребенку, поэтому отныне только спокойствие!
Я включаю любимую радиостанцию и готовлю себе ужин. Неторопливо, с удовольствием. Не знаю, причина в том, что во мне проснулась эта имани, или в том, что я ношу ребенка вервольфа, но я действительно стала по-другому воспринимать запахи. Они стали ярче, а еще я будто стала экспертом в свежести продуктов. Сегодня в меня совершенно не влез сэндвич с ветчиной из кафе напротив. Мне оказалось достаточно его понюхать, чтобы понять, что с ветчиной что-то не то. Зато в холодильнике Доминика все было очень свежим: охлажденное мясо, овощи, фрукты. Стоило уловить аромат стейка, аппетит у меня проснулся волчий.
– Значит, любишь мясо? – поинтересовалась я, положив ладонь на живот. – Как интересно. А что еще?
Никогда бы не подумала, что смогу осилить огромный кусок стейка с кровью, но сейчас не просто осилила, мне захотелось добавки. Так же малышу зашли зеленые овощи, а вот от всего сладкого, включая виноград и бананы, меня воротило. И от кофе тоже, что стало для меня огромной печалью.
После ужина я решила не изменять своим привычкам: раз Доминик сказал, что я теперь живу с ним, то вести себя буду как дома. Принесла ноутбук на кухню и села за продолжение романа. Удивительно, но я чувствовала себя умиротворенной, даже написала половину главы. Но моего спокойствия хватило ровно до телефонного звонка.
Звонок от Хантера, поэтому первое мое желание – не отвечать на него. Но историк настойчив, продолжает названивать каждые пять минут. Что жутко бесит и не дает сосредоточиться на сюжете. На шестнадцатый раз я уже просто не выдерживаю:
– Что тебе надо?
– Считаю справедливым, что, если я утром ответил на твои вопросы, вечером ты ответишь на мои.
Что?! У него вообще с головой в порядке?
– Ты меня обманул и похитил. Я тебе ничего не должна.
– А кто говорит про долг? Это всего лишь дружеский разговор.
– Мы не друзья!
Я сбрасываю звонок и возвращаюсь к главе, но телефон снова изображает большую пчелу и продолжает жужжать на беззвучном режиме.
Раз.
Два.
Три…
Десять!
Так, хватит.
Я хватаю телефон со стола и собираюсь совсем его выключить, но хорошее настроение и так помахало мне ручкой, а мне безумно хочется высказаться. Спустить всех бесов на Хантера!
– Мы бы могли стать друзьями, если бы ты не использовал меня, чтобы подобраться к Доминику.
– И я прошу прощения за то, что напугал тебя. – На этот раз в его голосе нет показной веселости, историк предельно серьезен. – Еще я пообещал, что не причиню тебе вреда, и сдержал свое слово.
– Думаешь, достаточно извиниться и все будет как прежде?
– Думаю, мы можем быть полезны друг другу.
Вервольфы все настолько самоуверенные? Или только мне такие попадаются?
Пока я думаю над цензурой ответа, он продолжает:
– Я обещаю тебе свою защиту, Чарли. От Экрота и Кампалы. И свою преданность.
– Это что? Какая-то волчья формулировка?
– Клятва альфы, известная с пятого века.
– Но ты не вервольф. И точно не альфа.
Хантер тихо смеется.
– С первым ничего не поделаешь, а ради нашей дружбы и альфой станешь.
– Хочешь занять место Доминика? – интересуюсь.
– Да. Оно мое по праву.
– Тогда не рассчитывай, что я стану тебе помогать.
Я собираюсь снова повесить трубку, но гипнотический бархатный голос Хантера не позволяет это сделать.
– Я звоню не поэтому, Чарли. Не из-за Экрота, а из-за твоих слов. Мое предположение насчет альф и имани подтвердилось, так? Ты носишь его ребенка?
Бесы!
Бесы дважды!
Потому что я не должна поминать бесов при ребенке.
– Это не твое дело!
– Значит, носишь.
Это что, сожаление?
– Я могу повторить…
– Не нужно, – перебивает меня историк. – Тогда тебе действительно понадобится моя помощь. Потому что никто не знает про имани и про их детей столько, сколько я.
Я резко втягиваю воздух и выдыхаю:
– Ты ошибаешься. Во всем.
Нажимаю отбой и для верности выключаю телефон, а потом обхватываю себя руками. На кухне тепло, во всем доме очень тепло, но сейчас у меня мороз по коже.
Потому что уже слишком многие знают о моем положении.
Бесов Хантер!
Мои слова вряд ли его убедят. А ведь он правда знает многое. Он родился таким и изучал вервольфов всю свою сознательную жизнь. И конечно же мог ответить если не на все мои вопросы, то на многие.
Это слишком заманчиво: воспользоваться тем, что он предлагает. Но я не нуждаюсь в ничьей защите или помощи. И уж точно мне не нужны ничьи клятвы, у них слишком большая цена. А в том, что историк назовет свою, я не сомневаюсь. Он прекрасный игрок, поддаваться на его фальшивое участие – себе дороже.
– Мы справимся сами, – говорю я малышу. Не уверена, что он меня слышит – слишком он мал для этого, но мне нравится так думать. Будто нас связывает какое-то особое чутье: он чувствует меня, а я чувствую его. – Хотя почему сами? У тебя еще есть бабушка с дедушкой и тетя Рэбел.
На этой мысли стальные пальцы, будто сжимающие мое сердце, отпускают, мне больше не хочется свернуться клубком и выть от бессилия.
Я всегда справлялась, справлюсь и на этот раз!
Подумав, что сегодня вряд ли напишу еще хоть строчку, закрыла файл с романом и записалась онлайн (ближайшей датой оказался понедельник) к гинекологу. После выпила чашку травяного чая и отправилась спать. Наверное, прошлая ночь, а может, весь этот день вытянули из меня все силы. Я чувствовала себя так, будто в одиночку перетаскала все книги в магазине, заодно и все шкафы передвинула. Поэтому я сбросила одежду на стул и залезла под одеяло, чтобы тут же провалиться в сон.
Мне снился Дэнвер. Таким, каким я его запомнила. Мы неслись по ночной автостраде и ссорились. Я просила его сбавить скорость, но он только сильнее жал на газ. Волк, огромный белый волк, возник в свете фар так внезапно, что я закричала, а Дэн вывернул руль, и резким ударом меня выкинуло через лобовое стекло. Я приготовилась к боли, но ее не последовало – волк подхватил меня и оттащил в сторону. Только оглянувшись, я поняла почему: машина загорелась и вспыхнула костром.
– Там Дэн! – крикнула я. Попыталась рвануться обратно, но нас отбросило взрывом. Взрывом, в эпицентре которого был мой бывший муж. И после которого никому не выжить…
Меня встряхивают, но не лапами, а руками. И я вздрагиваю, выныривая из кошмара. Меня действительно обнимают и прижимают к широкой обнаженной груди.
– Шарлин, тише. Я рядом.
Голос Доминика, глубокий, низкий, стряхивает с меня остатки сна. Как и его объятия.
– Что ты здесь делаешь? – интересуюсь хрипло.
– Ты кричала. Во сне.
Доминик вместе со мной на кровати и обнимает меня так, будто не было его слов про конец сделки. Но они были.
И они ввинчиваются в сознание. Вместе со страхом, что он вот-вот почувствует, поймет, что я ношу его ребенка. Этот страх настолько сильный, что до меня не сразу доходит его вопрос:
– Что тебе снилось?
Я отстраняюсь, вытираю мокрые щеки и холодно отвечаю:
– Это не важно. Не входи ко мне больше. Кричу я или нет. Я всего лишь твоя гостья, которой ты дал клятву. Больше никто.
Во взгляде Доминика вспыхивает что-то звериное. Но спустя мгновение даже оно запечатывается холодом и безразличием, желтое сияние исчезает из его глаз. Вервольф резко поднимается и уходит к себе.
А я поглубже закапываюсь в одеяло и пытаюсь заснуть.
Просыпаюсь я как по будильнику и обнаруживаю, что Доминик свои обещания выполняет – я снова в доме одна. И выполняет не только сегодня, все последующие дни мы с ним почти не пересекаемся. За исключением пятницы, когда я поздно вернулась из магазина и увидела, как он провожает к выходу отца Одри, и случайного столкновения в воскресенье на кухне. Меня это почти радует. Почти, потому что всякий раз при встрече с ним я замираю и ищу в его лице удивление или злость, или хоть какие-нибудь эмоции. Но нахожу только безразличие.
Хотя моя беременность становится для меня все очевиднее.
Теперь я не могу есть по утрам. Совсем. Не могу пить кофе. Малыш все держит под строгим контролем. Стоило однажды нарушить установленные им правила, и пришлось снова запираться в туалете. Зато я съедаю два стейка в день. Один в обед в «Бэйлизе» или в стейк-хаусе «Бычье копыто», второй – уже по возвращении в особняк Доминика.
Понедельник наступает неожиданно, и гинеколог, светловолосая женщина в годах, поздравляет меня с тем, что я и так знаю. У меня будет малыш. Еще у меня прекрасные анализы и токсикоз из-за полной перестройки организма.
На этом, правда, поздравления и заканчиваются. Потому что мне назначают УЗИ. Впрочем, когда я вижу своего малыша на экране, слезы подкатывают к горлу. У него большая голова, и он действительно очень крохотный, но он мой.
Маленький мой.
Но разве он не должен быть меньше?
– Вы утверждаете, что у вас срок не больше трех недель? – уточняет доктор Кимран, водя по моему животу датчиком ультразвука.
– Да, – хмурюсь я. Учитывая наши недолгие отношения с Домиником, забеременеть раньше я просто не могла.
– Очень интересно.
– Что именно?
– Просто по тому, насколько развит плод, я бы сказала, что у вас седьмая-восьмая неделя.
По спине тянет холодом.
– Этого не может быть, – говорю я, вглядываясь в экран. Доктору или себе?
Я не медик, но в школе биологию изучала и знаю, сколько у людей длится беременность. У людей…
Мой догадка чуть ли не подкидывает меня вверх. А у волков?
– Сколько длится беременность у вервольфов? – спрашиваю я.
– Двадцать две недели. Это из-за их звериных генов. Но вы человек.
Я уже в этом не так уверена.
– Я должна о чем-то узнать, прима Брайс? – Доктор Кимран смотрит на меня, как тот ультразвук. Но сначала мне самой нужно во всем разобраться, поэтому я отвечаю:
– Нет, все нормально. Седьмая неделя – это хорошо. Я, наверное, что-то перепутала.
Не знаю, смогла ли я ее убедить или нет, но доктор назначает мне витамины, советует больше отдыхать и максимально исключить стресс.
Исключишь тут! Да мы с ним практически сроднились!
Покинув кабинет, я сворачиваю в нишу (к счастью, Оуэн и его напарник согласились подождать в холле клиники и у меня есть фора), достаю из сумки телефон и набираю номер, по которому пообещала себе больше не звонить.
Хантер отвечает сразу, и даже не пытается шутить. Что тоже к лучшему.
– Мне понадобится твоя помощь, – говорю без предисловия. – Но учти, никаких условий!
– Я обещал, что на этот раз все будет честно.
– Хорошо.
Я все еще сомневаюсь, верить мне ему или нет, о доверии вовсе речи не идет. Но какие у меня варианты? Перелопатить все книги о вервольфах в магазине? Да у меня почти каждая о вервольфах! Поискать в Сети? Там, пожалуй, можно найти все что угодно. Про волков, но не про имани. До знакомства с Хантером я о таком даже не слышала. Имани и их дети не существуют ни для людей, ни для вервольфов. Но они существуют: я и Хантер прямое тому доказательство.
– Что ты хочешь знать? – спрашивает историк.
– У меня много вопросов.
– Я мог бы предложить встретиться, но твои телохранители вряд ли подпустят меня к тебе ближе чем на километр.
– Я все равно не собираюсь с тобой встречаться, – осаживаю его. – Мы будем общаться исключительно по телефону.
– Вервольфы слышат и телефонные разговоры, а тебя все время охраняют.
– Не все время, – говорю я и прикусываю язык.
Ну и чего, спрашивается, я с ним разоткровенничалась? Он мне не друг. Просто источник ценной информации.
– Я не собираюсь хранить в тайне то, что ты мне расскажешь, – исправляю ситуацию.
– Пойдет, – подозрительно легко соглашается Хантер. – Набери меня, когда сможешь разговаривать, и я отвечу на любой твой вопрос. Искренне и без условий.
Я и так задержалась, поэтому нажимаю отбой и возвращаюсь к Оуэну. Мой главный телохранитель сканирует меня взглядом, но ничего не говорит, а я чувствую себя странно, ведь только что разговаривала с врагом и соперником Доминика. В голову приходит не менее странная мысль: правильно ли я поступаю? Но я прогоняю ее прочь. Мне нужно все узнать, ради нашего с малышом будущего. Ведь, по словам Хантера, с детьми имани не все так просто. Я сама в этом убедилась на сегодняшнем приеме у доктора.
Рабочий день проходит как обычно, не считая того, что я все время думаю о разговоре с Хантером, и того, что мою беременность обычной не назовешь. Хотя бы потому, что она развивается слишком быстро. Поэтому я иногда путаю заказы и книги. К счастью, Рэбел все вовремя исправляет и не задает вопросов. За что я благодарна ей вдвойне.
Время в автомобиле до особняка тоже растягивается, и мне хочется, чтобы водитель ехал быстрее, но, естественно, я тороплю его только в собственных мыслях. И даже забываю попрощаться с Оуэном, настолько спешу остаться одна.
Вот только в холле я натыкаюсь на Доминика.
Он спускается по лестнице, ведущей на второй этаж. Без пиджака, в брюках и светлой рубашке, босиком. Такого Доминика можно смело назвать домашним, если зверю вообще подходит этот эпитет.
– Здравствуй, Шарлин.
Только он так произносит мое имя – глубоко, рычаще, что даже сейчас его голос будто теплом прокатывается по моему телу. Я по-прежнему на него реагирую, отзываюсь, несмотря на то что не должна. Не хочу отзываться!
Я застываю на пороге, потому что появление Доминика полностью рушит мои планы сразу же набрать Хантера. Почему из всех дней он решил остаться дома именно сегодня?! Или не решил?
– Привет, – киваю я. – Ты сегодня дома?
– Да.
Если и существовала крохотная возможность, что Доминик еще куда-нибудь уедет, то она только что испарилась. Поэтому я перестаю изображать перепуганного зайца и иду к нему навстречу. Кто же виноват в том, что это единственная лестница на второй этаж?
– Тогда постараюсь не выходить из своей комнаты, чтобы тебе не мешать.
– В моем доме ты можешь делать все, что захочешь, Шарлин. – Доминик останавливается посредине лестницы и прямо у меня на пути. Она достаточно широкая, чтобы его обойти, но что-то мне подсказывает, что просто обойти его не получится.
– Скажу по-другому: мы не будем мешать друг другу, если разойдемся по разным комнатам.
Наверное, сейчас мы выглядим как семейная пара на грани развода. Они давно охладели друг к другу и уже даже не ссорятся, а просто вынуждены делить общий дом, пока не подписали бумаги. Я едва не смеюсь. Какой же бред лезет в голову! Мы не семейная пара.
Мы вообще не пара.
– Оуэн передал мне, что ты была сегодня в больнице. Почему?
На то, что моя охрана будет держать рот на замке, я даже не надеялась, но к тому, что альфа устроит мне допрос, не готова.
– Доминик, мы же вроде договорились, что ты меня защищаешь, и на этом все. Я должна докладывать тебе обо всем, что происходит в моей жизни?
– О том, что касается твоей безопасности и здоровья – да.
Он спускается еще на одну ступеньку и нависает надо мной.
Альфа слишком близко. Настолько близко, что я чувствую его аромат – сильный, мужской, манящий, и ловлю себя на мысли, что хочется податься вперед, провести ладонями по мужской груди, прижаться к Доминику. Руками. Губами. Все мое тело будто превращается в оголенный нерв, жаждущий его близости. Прямо здесь, на лестнице. До сорванного голоса, до сбившегося дыхания. Это звериное желание наброситься на него такое сильное, что именно это меня и спасает от необдуманных поступков. Осознание, что я собиралась сделать, выдергивает меня в реальность. Осознание и страх, что только что практически утратила контроль.
В глазах Доминика гаснет тот же алчный огонь, который я успела ощутить на себе. Это сделал он? Заставил меня почувствовать себя ненасытной самкой, желающей спариваться. Венера говорила про голос альфы, а что насчет взгляда?
Я облизываю пересохшие губы и сжимаю кулаки, чтобы не выдать дрожь, от которой до сих пор меня всю колотит. Мне нельзя волноваться. Малышу это не на пользу.
– Не делай так больше, – приказываю я. Мой голос тоже дрожит, но это вполне можно списать на раздражение.
– Как?
– Как ты делаешь!
– Я всего лишь спросил тебя про визит к доктору.
– Ты разве не знаешь, что с моим здоровьем?
– Это конфиденциальная информация, поэтому для начала я решил все уточнить у тебя.
Желание никуда не исчезло, но я понемногу превращала его в здоровую злость.
– Для начала? Это угроза?
– Предусмотрительность. Так в чем дело?
Я заглядываю в его лицо и понимаю, что Доминик не лжет. Не пытается вывести меня на чистую воду, чтобы призналась первой, не издевается. Иначе бы на вопрос про «знаешь» ответил иначе. Он действительно не чувствует, что я беременна.
