Самым близким, которые всегда находят время и нужные слова.
Читателям, вдохновляющим своей радостью и комментариями.
Эта история посвящается вам.
Свет был приглушен, по зале Ландстор Холл тянулся туман сигаретного дыма, ближе к сцене пожираемый пятном света, в котором застыли мы с Дрэйком. Играл он божественно, но все смотрели на меня. Я же не могла избавиться от странного чувства, словно чей-то взгляд приклеился ко мне, как бирка-липучка с дешевой одежды. Вот только взгляд этот дешевым не был, он был жестким, цепким, внимательным: так смотрят поклонники, от которых потом очень непросто отделаться. Музыка лилась, сплетаясь со словами песни – так же, как сливались воедино запахи крепкого табака, элитного алкоголя и дорогой кожи.
– Этот мир без тебя, детка,
Словно злая тюрьма.
Обними меня крепко… крепко,
Или дай мне сойти с ума.
Ленты платья стекали вниз, открывая ноги и туфельки на высоком каблуке – вызывающе, на грани приличий. Я сидела на краешке рояля, обнимая пальцами микрофонную стойку, как если бы она была продолжением меня. Смотрела в зал, в темноту – на всех и ни на кого. На столики и на ложи, которые могли себе позволить только самые обеспеченные посетители. На прикрытие дорогих портьер, которым затянут сцену чуть позже. На возносящиеся по бокам залы зеркальные витражи, внутри которых вьюнами струились черные жилы узоров.
– Там, где выжженный камень крошится,
Там, где море идет волной,
Целуй меня жадно… хороший мой,
Оттолкни или будь со мной.
На последних аккордах и музыка, и мой голос скользнули ниже, чтобы спустя миг затихнуть и раствориться в буре оваций. Дрэйк выскользнул из-за рояля – высокий, темнокожий и статный, подал мне руку, чтобы помочь спуститься. Свет в зале набирал силу, светильники рассыпали сияние, позволяя расцвести ярким нарядам женщин, подчеркивая фраки мужчин. Множество столиков, и все они заняты, сегодня не пустовала ни одна ложа. Я обвела их взглядом, послала в зал воздушный поцелуй и ослепительную улыбку.
– Спасибо! Спасибо вам всем за то, что пришли! Ландстор-Холл любит вас! Я вас люблю!
Затихавшие было аплодисменты громыхнули с новой силой.
Только один мужчина сидел неподвижно: в центральной ложе. Опираясь о перила, – я видела его руку. А вот лица не видела, но почему-то казалось, что смотрел он в упор на меня. И от этого становилось не по себе.
– Мы тоже тебя любим, Бриаль! – взвизгнула подвыпившая светловолосая дама в сочном оранжевом платье. Уцепившись за своего спутника, она покачивалась на высоких шпильках, размахивая свободной рукой. Ей вторило еще несколько голосов, к которым присоединились со всех уголков залы, и несколько минут мы с Дрэйком принимали всеобщее обожание публики, после чего вместе покинули сцену. Быстро шли по просторным освещенным коридорам, стены которых украшали фотографии певиц, выступавших в Ландстор-Холл с открытия. Я уже почти расслабилась, когда из-за угла вылетела Зетта – жгучая брюнетка с ярко-синими глазами. Тощая, как микрофонная стойка.
– Привет, малыш. Сыграешь мне сегодня, как никогда и ни для кого? – Она попыталась потрепать Дрэйка по голове, но тот увернулся.
– Сыграю как обычно, детка.
– Весь выложился для нашей дорогой птички?
Я негромко кашлянула.
– О, – она повернулась ко мне и всплеснула руками. – Прости, не знала, что ты здесь.
– Я тоже не сразу поняла, почему Дрэйк разговаривает со стеной.
Зетту знатно перекосило, а пианист откровенно захохотал, увлекая меня за собой.
– Да ну брось. Тебе не надоело?
– Надоест, когда она перестанет ко мне цепляться!
– Никогда она не перестанет. Она ощутимо старше, а гримерная от цветов ломится у тебя.
– И что я по этому поводу должна сделать?
– По мнению Зет – на полном ходу выпрыгнуть из флайса на магистрали высшего уровня.
Теперь мы захохотали уже вдвоем. Правда, горло тут же дало о себе знать. Сейчас бы чего-нибудь теплого и смягчающих леденцов в довесок. Кажется, где-то в сумочке они у меня завалялись, надо будет поискать. И попросить, чтобы принесли теплой воды.
– Ты сегодня в ударе, – заявил он, открывая передо мной дверь гримерной. В Ландстор-Холл не принято нести цветы на сцену, поэтому комната уже была завалена ими до самых дверей. – Как ты это делаешь?
Пожала плечами.
– Просто я люблю петь.
Это правда. Когда выхожу на сцену, часть меня словно оказывается в другом мире. Песня льется помимо воли, я не просто чувствую то, что пою, я переживаю каждое слово. К тому же, мой голос – все, что у меня есть. Точнее, все, чем я когда-либо хотела заниматься, было связано с моим голосом. В детстве просто сходила с ума от записей Шайны Анж, оперной певицы, покорившей весь мир. Оперной музыкой я дышала, горела и жила, вот только с оперой не срослось. Пока не срослось, но никто же не говорил, что я просто так сдамся.
– Ладно, Бри, оставляю тебя. До встречи.
– Счастливо! Позовешь Клари?
– Обязательно.
Дрэйк коснулся губами моей щеки, после чего повернувшись на каблуках, подпрыгнул и зашагал по коридору, насвистывая что-то себе под нос. Вот позер!
Захлопнув дверь, я доковыляла до зеркала и с наслаждением стянула модельные туфли со множеством ремешков. Сразу ощутимо уменьшилась в росте, уселась на стул и облокотилась о туалетный столик. Красота! Оковы пали, теперь хоть танцевать. Вот все люблю в своей работе, но к модельной обуви так до сих пор и не привыкла. Хотя когда-то мне казалось, что я не привыкну к своему новому образу. И к сценическому имени тоже – прилично времени ушло, пока я начала понимать, что Бриаль Бетрой и Леона Ладэ – одно и то же лицо. Ну или не совсем одно: макияж придавал мне по меньшей мере с пяток лишних лет, но мода диктовала свои правила. Да и попробуй выйди на сцену без подведенных глаз или без помады: сольешься с интерьером. Тонкие брови приходилось постоянно выщипывать и красить, а вот глаза у меня самого невзрачного цвета – светло-голубые. Спасибо Клари, которая искусно оттеняла их при помощи подводки и теней. Губы под ярким блеском становились более пухлыми, и временами у меня создавалось чувство, что эта холодная красота – не моя.
В каком-то смысле так оно и было.
У-ух… Потянувшись, наклонилась, разминая ступни. Завтра у меня первый за много дней выходной, обязательно схожу на массаж! А пока вызову флайс – и домой. Покосилась на сумку, где завалялась палетка с вожделенными леденцами, но вставать не хотелось. Сейчас еще пару минут посижу, и будет мне счастье в виде смягчающей карамельки. Дотянулась до ближайшего букета, к которому прикрепили визитку, пробежала глазами и выбросила в урну. У меня правило: никаких свиданий с клиентами Ландстор-Холл и никаких встреч с поклонниками. Потому что ничем хорошим это обычно не заканчивается.
– Леона? – Клари влетела в комнату и остановилась рядом со мной.
– Принесешь мне воды, пожалуйста. Не слишком горячей, и…
– Тебя зовут в вип-ложу.
От неожиданности приподняла брови.
– Ты же знаешь, я не выхожу к клиентам. И правилами Ландстор-Холл это не поощряется.
– Все так, но это особый гость эссы Обри, она меня прислала. И просила передать, что отказываться нельзя.
Нельзя отказаться?
– Так и сказала?
– Так и сказала. Леона, поторопись, пожалуйста, а то мне влетит.
Вот тебе и смягчающие леденцы, и горячая вода, и ванна с массажем в придачу. Пришлось снова влезать в жуткие туфли, застегивать ремешки и улыбаться отражению. Глупо, наверное, но для меня это что-то вроде приметы – не выходить на сцену, пока не улыбнешься в зеркало. А приглашение в ложу – все равно что выход на сцену. Хотя все это очень и очень странно, конечно.
Эвель Обри, хозяйка Ландстор-Холл, придерживалась мнения, что приглашения от клиентов нужно выносить за двери клуба. Какими бы они ни были: личными, профессиональными или же смешанными. Интересно, кому и зачем я сдалась? Теперь уже нет сомнений, что именно тот тип из ложи пялился на меня все выступление. С чего бы? В клуб иногда захаживали конкуренты – поглядеть на певиц, танцовщиц и музыкантов, но они обычно караулили вне этих стен. За последние полгода мне поступило четырнадцать самых разных «более выгодных» приглашений, но сомневаюсь, что эсса Обри согласится со мной расстаться и с радостью преподнесет на подносе кому бы то ни было. Потому что я приношу ей отличные деньги.
Мы шли по коридорам в другую сторону – чтобы попасть к ложам, нужно обойти клуб по кругу. Здесь уже свет был приглушен, поэтому фото с выступлений мелькали перед глазами. Впрочем, в свое время я выучила их наизусть – даже годы, написанные под ними, так что присматриваться не было ни малейшего желания. Куда больше меня волновало другое.
– Не знаешь, кто меня хочет видеть и зачем?
Клари покачала головой.
– Понятия не имею. Мне сказали просто тебя пригласить. Там какой-то именитый гость, а уж что и как, не представляю.
На задворках души всколыхнулась надежда. Недавно у нас с Эвель состоялся разговор, в котором она заговорила о долгосрочном контракте. Долгосрочные контракты заключали только с очень перспективными музыкантами, но мне не хотелось бы связывать себя такими обязательствами. Тем более что я не оставляла попыток найти лазейку в оперу, о чем и сообщила владелице Ландстор-Холл. Она тогда сказала, что девочке с улицы в Мэйстонской опере ничего не светит, в чем я уже неоднократно убедилась на собственном опыте. Ну а вдруг?.. Вдруг к ней пришел режиссер новой постановки или композитор, и спросил обо мне?
От предвкушения слегка затрясло, даже руки похолодели. Когда настолько приближаешься к своей мечте, сложно оставаться равнодушной. Мы как раз вышли в холл, в котором полукругом расположились двери, ведущие в ложи. Здесь было тихо, только охранники застыли у стен.
Клари постучала за меня, шепнула:
– Удачи! – и отступила, тряхнув белокурыми локонами.
А я шагнула в полумрак, где на диване, обитом черным бархатом, восседал мужчина. Оказавшись так близко от него, я снова ощутила на себе этот взгляд: изучающий, жесткий. Пальцы его постукивали по подлокотнику, а сам он рассматривал меня так откровенно и беззастенчиво, что все очарование мечты разом спало куда-то в район нижнего жилого уровня. А вот его рассмотреть не представлялось возможным – лицо скрывала черная полумаска, разве что на резкий подбородок пялиться. Но я решила – ему можно, а мне нельзя, что ли? Вот еще! С вызовом посмотрела в глаза, отмеченные серебристой каймой прорезей. Да будь он хоть трижды режиссер!
– Позвольте представить, Бриаль Бетрой, моя лучшая певица, – голос эссы Обри звучал несколько суетливо.
Я успела поймать челюсть до того, как она пробьет пол и окажется там же, где моя недавняя мечта: Эвель была женщиной жесткой и прагматичной. С подчиненными – резкой и требовательной, с клиентами неизменно обходительной, но умеющей настоять на своем. Сейчас же в ней явственно ощущалось волнение – да-да, мамой клянусь. И в том, как она схватила меня за руку, чтобы подвести ближе к бесценному гостю, и в том, как неосознанно поправила идеальную прическу, перехваченную шелковой лентой в тон ярко-зеленому платью. С ее рыжими, коротко стриженными волосами смотрелось на удивление гармонично, а вот я отказалась следовать моде в том, что касается волос. В итоге так и осталась с длинными, ниже плеч, которые просто скручивала изящным узлом.
– Оставьте нас.
Голос был под стать ему – холодный и жесткий.
Но самое главное, что Эвель беспрекословно подчинилась, напоследок наградив меня таким взглядом, под которым захотелось рухнуть – да-да, на самый нижний жилой уровень. Поскольку стоять мне не улыбалось, я просто села в кресло подальше от него. Какое-то время мы оба молчали, изучая друг друга, после чего он похлопал ладонью по дивану – аккурат по месту рядом с собой.
Вот гад!
Я сделала вид, что меня это совершенно не касается: хочется ему, пусть дальше пыль выбивает. Поскольку тишина затянулась, закинула ногу на ногу и, откинувшись на спинку, поинтересовалась:
– Зачем вы хотели меня видеть, эсстерд…
– Местр.
О. Ну теперь все понятно: иртхан.
Подозреваю, что высокородный, иначе не смотрел бы на меня сейчас так снисходительно. В нашем мире, где небо пронзают иглы небоскребов из огнеупорной стали, в мире, который когда-то был сожжен дотла, иртханов – повелителей драконов – всячески превозносят. Им подчиняются, им никогда и ни в чем не отказывают, отсюда и отношение к простым людям у них… соответствующее.
– Хорошо, местр. Так зачем…
– Подойди.
Он даже выражался короткими рублеными фразами – так, словно слов ему было жалко. Ну а лично мне для вас жалко своего времени. Терпеть не могу, когда со мной пытаются разговаривать в таком тоне.
– Для начала, подойдите, – я не двинулась с места и в такт ему принялась постукивать пальцами по подлокотнику: надо отдать должное, это здорово помогало справляться с напряжением. – А дальше, если вам так хочется, почему бы не подойти самому. Я женщина, к тому же весь вечер на каблуках, видите?
Вскинула ногу и продемонстрировала ему двенадцатисантиметровую шпильку на туфельке. От этого более чем откровенного движения платье расплескало нижние ленты юбок, обнажая ноги. Вызывающе, но как есть. К сожалению, выражения его лица я разглядеть не могла, зато увидела, как уголки губ дрогнули и опустились. Вот и ладненько, вот и чудненько, вот и…
Он поднялся раньше, чем я успела вздохнуть. Поднялся и шагнул вперед, ладонь вызывающе-медленно скользнула над моей вытянутой ногой – в каких-то миллиметрах от блестящей ткани чулок, но у меня все волоски на коже встали дыбом. Красивые, ухоженные руки, длинные пальцы. Которые сомкнулись на подлокотниках, и я оказалась в ловушке. Если так подумать – можно было бы сползти вниз, на пол… нет, нельзя. Да и думалось плохо: высоченный, сейчас он лицом к лицу со мной. Сердце подскочило к горлу, и где-то там и осталось, не пытаясь даже трепыхаться. Он смотрел мне в глаза, и теперь я даже могла разглядеть их цвет: изумрудные льдинки. Резкие скулы, уходящие под полумаску, жесткая линия губ – сразу понятно, что эти губы не привыкли целовать нежно. Скорее, сминать. Сильно, властно, без права на отказ.
Такие, как он, в принципе сминают всех и вся.
Если показать слабину.
Подавив желание вжаться в спинку кресла, легко уперлась пальчиком в его грудь.
– И что теперь, Бриаль? – В жесткие нотки вплеталась откровенная насмешка.
– Вы так и не представились, местр.
Он усмехнулся и снял полумаску.
А я чуть не поперхнулась воздухом: передо мной стоял Рэйнар Халлоран, глава правящей семьи Мэйстона.
– Возвращаясь к твоему вопросу. Что же мне нужно от певицы Ландстор-Холл…
Его слова тоже сминали, вдавливали в кресло. А еще раздевали – безжалостно и бесстыдно, стягивая бретели платья с плеч, все ниже и ниже, резко обнажая грудь и разводя ноги. Обжигая своей властью и уверенностью в том, что я уже его – так, как ему того хочется. И сколько хочется. Несмотря на отделявшие нас от общего зала плотные шторки, я почувствовала себя обнаженной и раскрытой на глазах у всех.
В ушах зашумело. Проклятый сексуальный магнетизм иртханов, чтоб ему дракон все самое ценное отгрыз! Захотелось обрушить на голову Халлорана ведерко со льдом, а следом бутылку охлажденного вина. И сверху украсить ягодкой, которые очень кстати лежали в вазочке. Вместо этого положила руки на плечи этому гаду, слегка подалась вперед, разводя бедра и позволяя ему в прямом смысле оказаться у меня между ног.
– Спеть на частной вечеринке?
Выражение его лица я не забуду никогда: оно вытянулось, как если бы ему сообщили, что на город обрушился косяк взбесившихся драконов.
– Простите, местр Халлоран, но я не работаю с частными клиентами. Поэтому не смогу поддержать ваше… семейное торжество. А теперь прошу меня извинить, – невинно улыбнулась и уперлась руками ему в грудь. – У меня очень много дел.
То ли он наткнулся на стол, когда вынужден был посторониться, чтобы уступить мне дорогу, то ли это его зубы так яростно скрежетнули. Даже щека как-то странно дернулась, но к сожалению, Халлоран очень быстро взял себя в руки. Усмехнулся и нацепил маску – правда, не ту, в которой меня встречал. С таким лицом местр обычно говорил на камеру, я ведь частенько видела его на экране визора – уверенность, сила и благоденствие. Ослепительная улыбка и знание, что мир принадлежит ему. Что все будет так, как он пожелает.
Только не сегодня.
Поскольку желание расколотить о его голову бесценную бутылку не прошло, прошла я. К дверям, за которыми совсем недавно стояла в обнимку со своей дурацкой надеждой. Его взгляд ощутила всей кожей: он скользнул по плечам, по оголенной спине и ниже.
– Предпочитаешь петь для публики попроще?
– Пою только для тех, кого считаю достойным, – выделила последнее слово и яростно рванула дверь на себя.
– Для меня ты споешь особую песню, Бриаль. Раньше, чем думаешь.
Ага, десять раз. Жди.
Надеюсь, грохот захлопнувшейся двери в полной мере отразил ему мое почтение.
По коридорам я летела так, что встречавшиеся мне на пути даже не пытались заговорить, а оказавшись в гримерной, начала быстро собираться. Вызвала флайс, наскоро покидала в сумку одежду – переодеваться не хотелось, хотелось как можно быстрее и как можно дальше оказаться от Ландстор-Холл. Как можно дальше от Халлорана, драконы его раздери. Угораздило же!
Успокоилась только когда флайс взмыл с посадочной площадки. Назвала водителю адрес и откинулась на сиденье, разглядывая мелькающие за окном виды. Мэйстон, как и все города нашего времени, построен уровнями. Мы шли по центральной магистрали, откуда отлично просматривались и бедные районы – тусклые пятна уличного освещения внизу, где дома наседают один на другой, и сияющие башни небоскребов, в которых одной семье принадлежит сразу несколько этажей. Огни были повсюду: и бортовые – флайсов, в такое время центральная магистраль уже немного разгружена, и рекламных вывесок-голограмм, и усыпанных блестками окон стальных игл высоток. Ограничители магистралей переплетались между улицами, перекинутые над Гельерой мосты изогнулись монументальными стальными опорами, впереди виднелся монолитный купол Совета Правления – именно там происходили встречи правящих семей.
В салоне было тепло и пахло химическим освежителем – вроде «натуральная древесная свежесть», но я снова и снова возвращалась в кондиционированную прохладу ложи, снова натыкалась на снисходительный прищур Халлорана и чувствовала исходящую от него силу. Сила у иртханов в крови, особенно у высших. Что ни говори, а именно благодаря им люди сейчас живут на земле, а не под землей, как когда-то.
– Нет, вы только гляньте-ка. Снег!
Водитель – темнокожий подвижный паренек, указал на лобовое стекло. Туда и правда липли снежинки, одна за другой: крупные, с растопыренными пальцами, они расползались пушистыми кляксами и тут же таяли.
– Рановато, – не унимался водитель. – Еще ж два месяца до Смены времен.
– Красиво.
– Что правда то правда, эсса.
Снег усилился, в пелене белоснежных вихрей город выглядел сказочно. Примерно так же он выглядел год назад, когда мы с Вальнаром целовались на Центральном мосту. Только тогда они таяли на наших щеках. А еще было довольно забавно слизывать их с губ – своих и его.
– Грустите? – водитель подмигнул мне в зеркале заднего вида.
– Нет.
Нет у меня привычки грустить. Особенно по тому, что прошло безвозвратно.
– Вот и правильно. Такой красавице наверняка очень идет улыбка.
Я улыбнулась, и парень вскинул руку с поднятым пальцем.
– Так-то лучше.
Повезло, добрались быстро. Из-за снегопада обычно встает центр, а я снимаю квартиру на Четвертом острове. Не совсем окраина, но район тихий. Если окна поплотнее закрыть, не слышны даже колебания воздушных потоков из-за движения флайсов. С соседями тоже повезло. Мне. Они не всегда согласны, что повезло им – я иногда распеваюсь перед выступлениями дома, а Танни постоянно врубает свою музыку, если можно так выразиться, на полную громкость. Из-за чего мы с ней неоднократно ругались. Вот и сейчас из квартиры громыхало так, что захотелось заткнуть уши шпильками. Как раз теми самыми, поглубже. О том, что забыла переобуться, я вспомнила, когда расплачивалась с водителем и дверца отъехала вверх. Мои новенькие полусапожки на платформе остались в гримерной, я топала от парковки к лифту в модельных туфельках с ремешками, то и дело норовя поскользнуться в тающей жиже. Снежинки липли на чулки, а я куталась в пальто и ругала Халлорана последними словами.
Из-за него ведь все, дракон недоделанный!
От жуткого мощного «унц-унц-унц» подпрыгивала даже мебель в прихожей. Вместе с ней подпрыгивал мой желудок, в котором с самого обеда ничего не было, декоративные вазочки над электрическим камином, и наша с Вальнаром фотография в Мэйстонском парке. Я не убрала ее только потому, что не хотелось объясняться с младшей сестрой, Тан – та еще язва. Но рано или поздно это придется сделать, да и с собой не помешало бы объясниться. В том, что все между нами кончено. Это правда. И обжалованию не подлежит.
– Танни! Тан! – сбросив обувь и пальто, взлетела по лестнице.
Квартира у нас небольшая, но двухэтажная и чистая, с новеньким ремонтом: на первом просторная гостиная, столовая и кухня, на втором – наши с сестрой спальни. Аренда стоит прилично, но пока что я в состоянии оплатить такое жилье. Через пару лет Танни окончит школу и поступит в Академию, тогда и подумаю о покупке собственного. Может быть даже поближе к центру.
– У… а… вь… гмксть…
Единственное, что я услышала из своих слов, когда открыла дверь и в лицо мне ударили раскатистые басы. Сестра валялась на кровати поверх покрывала – в своем любимом линялом свитере и джинсах, даже ботинки не сняла. Фиолетовые и розовые пряди торчали в разные стороны среди натуральных черных, она листала какой-то журнал и даже не обернулась. Да, сдается кто-то еще неоднократно пожалеет, что пошел на поводу у взбалмошной девчонки и купил ей на день рождения новую супермощную стереосистему.
– Танни!
Пришлось топать до колонок с зажатыми ушами и вырубать самой.
Танна недовольно дернулась, обернулась – изо рта у нее торчала палочка от леденца.
– А, эфо фы. Пфифет.
– Кажется, я тебе говорила, что этот засранец Лансаро обещал на нас нажаловаться хозяйке.
– Когда в слефуюфий фаз… – сестра все-таки удосужилась вытащить леденец, помахала им и продолжила. – Будет обещать, покажи ему это. – Она оттопырила средний палец. – Или позови меня, если стесняешься.
– Когда в следующий раз я приду домой и услышу этот кошмар, стереосистема отправится на помойку, – мило улыбнулась. – Наушники я тебе зачем покупала?
Танни скривилась.
– Есть не слушать музыку на полную громкость, есть слушать музыку в наушниках. Еще приказы будут, или можно дальше расслабляться?
– Уроки сделала? С Марром погуляла?
Марргент – виар, трехцветный карликовый дракон, которого я подобрала на нижних уровнях только-только вылупившимся. Как такой малыш попал на улицу – непонятно. Вообще-то полагалось заявить о найденыше и поставить подчиняющий кристалл, но мы на удивление быстро подружились, поэтому я решила обойтись без таких мер. Не хотелось превращать дракончика в зависящее от себя безвольное существо, как поступают желающие обзавестись питомцем люди.
– Сделала, погуляла. – Сестра сунула леденец в рот. – Теферь дфыхнет на тфоей кфовати.
Все как всегда.
Вздохнула и пошла к себе.
Марр действительно оказался в спальне, устроил себе гнездо из одеяла. Почувствовав меня, широко распахнул огромные желтые глаза и заверещал. Встрепенулся, распушился и радостно прыгнул вперед, чудом не сбив с ног. Это только с виду они маленькие и беззащитные, а силищи в них хоть отбавляй. Да и инстинкты драконьи, поэтому кристаллы для домашнего содержания рекомендуют ставить даже если владельцы иртханы. Спокойнее и безопаснее.
– Сейчас покормлю, – сказала, падая на кровать.
И себя тоже сейчас покормлю.
Виар с громким урчанием запрыгнул на постель и принялся бодать мою руку. Жалюзи были открыты, и город с высоты квартиры рассыпался огнями в снежной пелене. Где-то там остался и Ландстор-Холл, и Халлоран, и все это было далеким-далеким. А вот внимания продолжали настойчиво требовать, поскребывая когтистой лапой по покрывалу и облизывая огненно-горячим шершавым языком ладонь. Пришлось чесать – над лобовыми чешуйками, скрытыми под шерстью, и слушать довольное пыхтение. Под это пыхтение, с мыслями о том, как же хочется есть, я на пару минуточек закрыла глаза.