Марина Эльденберт
Любовница поневоле. Авторская версия
Глава 5
Сиденье в лимузине воспринимается уже как нечто привычное. И уезжать куда-то в ночь – тоже. Только к присутствию Доминика привыкнуть не получается. Когда он занимает соседнее место, я чувствую его всей кожей, хотя между нами полметра. Он не пытается меня лапать, и вообще смотрит перед собой, напряженный и злой, но я все равно его чувствую. Что с ним не так? Или что не так со мной?
Я молчу. Знаю, я должна изображать его любовницу, но сегодня во мне не осталось сил ни на что. Даже на то, чтобы быть собой. Мне все равно, в какой отель мы едем: в Кингтон или в какой-нибудь другой, поэтому даже не смотрю на дорогу. Видимо зря, потому что когда в окне мелькают знакомые огни Мантон-Бэй, я с запозданием осознаю, что на этот раз Доминик привез меня домой.
Туда, где мы будем совершенно одни.
В холле все как прежде, но вервольф, ничего не говоря, поднимается на второй этаж, а я шагаю следом. Это напоминает нашу первую встречу и вечер заключения сделки. И недели не прошло, у меня же чувство, что это случилось год назад. Разве что сегодня он на верхней площадке сворачивает не к кабинету, а направо, и распахивает ближайшую дверь.
Это спальня.
Его спальня.
Мой взгляд притягивает королевских размеров кровать, она даже больше, чем в кингтонском люксе. Старинная, с массивными столбиками и резным изголовьем. Здесь Доминик изменил своей любви к зеленому, и покрывало, и тяжелые шторы, и обивка низкого диванчика в изножье кровати и кресла в углу винного цвета.
– Раздевайся, – приказывает он сразу, и я подчиняюсь. Сбрасываю туфли, стягиваю грязную одежду, безыскусно, рвано, не пытаясь вложить в собственные движения ни капли соблазнения.
Да и не нужно это. Одного взгляда на вервольфа хватает понять, что он скорее готов меня сожрать, чем трахнуть. Злится. Не знаю, почему я это знаю. Но точно злится.
И злость его дошла до точки кипения.
Поэтому, избавившись от белья и обхватив себя руками, я опускаю взгляд в пол, неприятно холодящей ступни. Я предпочитаю рассматривать собственные руки, застрявшую под ногтями землю. Оказывается, замечаю это не только я.
– Зачем ты ездила на кладбище?
– Чтобы в очередной раз сказать Дэну, какой он ублюдок. А ты почему не сказал мне про похороны?
– Ты была бы там лишней.
Я вскидываю на него глаза, и в глубине его взгляда читаю ответ. Да что там читать? И так все понятно – родители Дэнвера попросили, чтобы меня «забыли» пригласить на такое торжество.
– Ты не имел на это право. Я любила его не меньше их, даже больше.
Доминик сжимает челюсти так, что на его лице ходят желваки.
– Разве ты от него не отказалась? Так же, как его родственнички.
Удар его слов попадает прямо в цель, и я бросаюсь на него с кулаками. Конечно же, Экрот перехватывает меня раньше, чем я успеваю выцарапать ему глаза, удерживает за руки и вдавливает в свое тело, отчего у меня сбивается дыхание.
– Дэнвер действительно был ублюдком, – цедит он мне в лицо. – Не по происхождению, по состоянию души и своим поступкам. Ты любила не его, Шарлин, а секс с вервольфом. То, как ты отзываешься на меня, прямое тому доказательство.
– Я не отзываюсь на тебя!
Вот теперь его ладонь ложится на мое горло, он властно притягивает меня к себе.
– Ты можешь дальше играть в игры, вот только никогда не смей мне врать! Поняла?
– Я честна с тобой, – почти рычу я.
– Так будь еще честной и с собой, – говорит он, смягчив тон, и очерчивает пальцами мою ключицу, обхватывает ладонью грудь, сдавливает сосок.
Я зажмуриваюсь, потому что все, что он проделывает со мной, мне неприятно. Точнее, я хочу, чтобы это было неприятно. Мерзко. Грязно. Каким еще оно должно быть? Чего я точно не хочу, так это откликаться на прикосновения Доминика. Тянуться за ним. Особенно, когда он нарочно так нежен.
Я сжимаю зубы, только чтобы не подаваться вперед, когда он касается живота, водя горячими пальцами по кругу.
– Ты ловишь кайф от боли?
– Что? – Я распахиваю глаза широко-широко, чтобы убедиться, что не ослышалась. – Нет!
– Тогда почему ведешь себя как бесова мазозистка?
– Я не мазохистка!
– Хорошо, как бревно.
– Я не…
– Что я только что говорил про ложь? – В его голос добавляется угроза. – Неужели не можешь даже попробовать наслаждаться процессом?
– Не хочу.
Он же сам хотел правды!
– В условиях сделки не было такого, чтобы я этим наслаждалась.
Доминик отпускает меня так резко, что заставляет неосознанно пошатнуться.
– Значит, тебе нужен стимул?
– Стимул?
– Еще одна сделка. Видишь ли, меня не устраивает, что женщина рядом со мной похожа на привидение. Поэтому я предлагаю тебе заняться сексом не потому, что ты должна мне, а потому что хочешь этого. И если окажется, что мы друг другу не подходим, я прощу тебе долг.
У меня голова кругом. От волнения и таких новостей.
– Ты откажешься…
– Нет, с моей стороны все будет в силе. Но тебе больше не придется приходить ко мне.
– И что я должна сделать?
– Ни разу не кончить за всю ночь.
В чем подвох? Хотя его даже искать не нужно! Я возбуждаюсь от звериной сути вервольфов, а Доминик – вервольф. Пусть я не получила удовольствия в прошлый раз, но когда он ласкал меня в лимузине, была близка к тому, чтобы кончить.
Это заранее проигрышная сделка.
Точнее Доминик уверен в этом.
А я? Готова сдаться ему без боя?
Ведь если выиграю, сорву большой куш. Если проиграю… На этот раз лучше сразу все обсудить!
– Если я не соглашусь? – Я складываю руки на груди, хоть немного прячась от его взгляда, но смотрю на него прямо.
– Тогда я все равно буду трахать тебя до тех пор, пока ты наконец не признаешь, что меня хочешь.
– Или пока не разберешься с лже-альфой, – напоминаю я.
– Это случится раньше. Сегодняшней ночью.
Какой быстрый!
– Допустим я соглашаюсь, но выигрываешь ты. Как это отразится на гарантиях предыдущей сделки?
– Наш прежний договор останется в силе, и мы оба начнем получать удовольствие от происходящего.
И слишком самоуверенный!
Я прикрыла глаза, размышляя. Да, я возбуждаюсь от близости с вервольфами. До того, как Дэнвер изменил мне, я любила секс. Но Доминик меня пугает, подавляет своей силой, а его деспотические замашки – бесят до зубовного скрежета. И этот взгляд, которым он будто заклеймил меня.
Последние дни вымотали мне все нервы, истощили морально и физически, что единственное, чего мне хотелось – это в душ и свернуться клубком на постели. Какое тут будет либидо? Не факт, что я вообще смогу возбудиться!
– Как ты поймешь, что я кончила или нет?
– По запаху, Шарлин. Уверен, аромат твоего экстаза еще более восхитительный. У тебя не получится меня обмануть.
Ну конечно! Кажется, вервольфы все фетишисты на запахи.
– Я думала, что у нас честная сделка.
– Так и есть.
– Не совсем.
Доминик сдвигает брови и прищуривается.
– Справедливым будет, – продолжаю я, – если твое условие будет распространяться на нас двоих. Проиграет тот, кто кончит первым.
Как тебе такое условие, вервольф? Откажешься или рискнешь? Ты даже не скрываешь, что хочешь меня.
– Я согласен, – кивает он после секундного раздумья, и теперь моя очередь вскинуть брови. А этот… волк еще и улыбается, напрочь опровергая собственные слова о надоевших играх. – А ты?
Не в моих правилах так просто сдаваться, тем более в теле уже проснулся адреналин, побуждающий действовать. Сейчас я не загнанный в западню зверь, и все решаю сама.
– Я тоже согласна. Но для начала хочу принять душ.
И придумать план, как соблазнить Доминика, и при этом не соблазниться самой.
– У меня есть идея получше, – говорит он, протягивая мне раскрытую ладонь, и я понимаю, что наша сегодняшняя битва уже началась.
– Сам оближешь меня с головы до ног?
– Заманчиво. – Вервольф делает вид, что задумывается над моим предложением. – Может, позже.
Я вкладываю свою руку в его и иду за ним через всю комнату. За дверью из темного дерева оказывается ванная, и она поистине роскошна: панорамное окно, черная мозаика на полу и стенах, широкая прозрачная душевая кабина и невероятных размеров ванна, больше напоминающая миниатюрный бассейн. Пол под ногами теплый, и я только сейчас осознаю, что замерзла и дрожу от холода. А может, от усталости.
Доминик открывает краны, и они мощными струями начинают закачивать воду в ванну. Обычно я предпочитаю душ, это быстрее и не нужно ждать, но сегодня совсем не против полежать в теплой воде.
– Не боишься, что я могу уснуть? – спрашиваю я.
– Я не позволю тебе уснуть.
В подтверждение своих слов Доминик начинает раздеваться. Скидывает обувь, стягивает пиджак и галстук, пуговица за пуговицей избавляется от темно-серой рубашки. Я даже не думаю отворачиваться. Во-первых, я сама стою перед ним в чем мать родила. Во-вторых, мне интересно: я ведь впервые увижу его обнаженным. В прошлый раз альфа так и не разделся целиком, но сейчас исправлял это упущение.
Чего у Доминика не отнять, так это того, что он красив. Даже по меркам вервольфов, его тело будто вырисовано до мельчайших деталей рукой дотошного художника. Крепкое, подтянутое, с океанским загаром. Он весь будто золотой и больше напоминает льва, чем волка. Какой он, когда обращается?
– Любуешься? – спросил он, раздевшись догола.
– Интересно увидеть тебя в звериной ипостаси.
– Не испугаешься?
– Тебя же не испугалась.
– Если хорошо попросишь, Шарлин, я позволю тебе покататься на себе.
Это даже звучит пошло. Поэтому я демонстративно прохожу мимо него к раковине и мою руки, но через отражение все равно продолжаю наблюдать за Домиником.
Он поворачивается ко мне спиной, чтобы проверить воду, замечаю белую, рваную полосу шрама вдоль позвоночника, и хмурюсь. У вервольфов потрясающая регенерация, а значит рана, от которой остался подобный след, была страшной.
Впрочем, когда он ловит мой взгляд в отражении, я делаю вид, что сосредоточена на том, чтобы избавиться от земли под ногтями. Кто бы мог подумать, что это непросто. Непросто наблюдать за ним. Я понимала, что могу спросить о шраме напрямик, но получу ли ответ? Или мне скажут, что это не мое дело, как было с его невестой?
Додумать я не успеваю, потому что мне не нужно смотреть в зеркало, чтобы почувствовать, что Доминик подошел и теперь стоит за моей спиной. Может, я тоже реагирую на запах вервольфов? Как еще объяснить эту странность?
– Ты бы мог двигаться более шумно?
– Шумно?
Я встречаю в отражении его взгляд: потемневший, жадный, жаркий. Он действительно стоит близко, так что можно податься назад и коснуться спиной его груди, что я и делаю. Прогибаюсь в пояснице, касаясь ягодицами его паха, и усмехаюсь, когда до меня доносится его сдавленное рычание. В противовес моим действиям голос звучит ровно.
– Да, шагать, чтобы было слышно.
– Ты просишь меня?
– Предлагаю. Иначе на эту ночь ты получишь дрожащую и заикающуюся от страха любовницу.
Доминик резко подается вперед, и я оказываюсь прижатой к раковине. Раковина холодная, а грудь вервольфа обжигающе-горячая, и этот контраст выбивает воздух из моей груди. Приходится упереться руками о столешницу из черного мрамора, чтобы не упасть лицом вниз. Впрочем, он перехватывает пальцами мой подбородок и заставляет смотреть на себя. На нас. И в этом есть нечто глубоко порочное. Потому что я не могу двигаться, а он не двигается тоже.
– Ты дрожишь вовсе не от страха, Шарлин. И даже не от холода.
– От усталости?
Он приподнимает бровь.
– Что я говорил про ложь?
Я отвечаю, глядя ему в глаза:
– Хочешь от меня признаний, придется постараться.
– Когда рассветет, ты признаешь, что я прав, – обещает он, согревая дыханием кожу за ухом. А потом резко отстраняется, но тут же подхватывает меня на руки и несет в ванну.
После прохлады воздуха вода в первое мгновение обжигает, но потом окутывает меня своим теплом. И это почти экстаз, не имеющий ничего общего с мужчиной рядом. Не будь здесь Доминика, я бы положила голову на бортик и просто дремала. Может, и не только дремала.
Но он здесь.
И мне нужно быть начеку.
Понимаю, что своим условием скорее усложнила себе задачу, чем сделала ее проще. Ведь в первой версии достаточно было просто заснуть. Но теперь слова назад не заберешь, и придется сделать все, чтобы он получил удовольствие раньше меня. Поэтому, я как бы невзначай провожу пальцами по своей груди, а потом опускаюсь поглубже и широко раздвигаю ноги, закидывая одну на бортик. Насколько эротично выгляжу, я могу прочитать в сверкнувших золотом глазах Доминика. Вот только он пока и наполовину так не возбужден, каким я его запомнила.
Вода в ванной идет в мою сторону волной и едва не выплескивается через край, когда вервольф опускается в нее с другой стороны. Наши ноги соприкасаются, посылая точно такую же волну мурашек по моей коже.
– Решила отдаться мне без боя? – интересуется этот волк.
– Не дождешься!
– Тогда наслаждайся ванной.
И Доминик просто расслабленно откидывается на борт ванной и прикрывает глаза. А у меня даже рот приоткрывается от такого. Потому что он не шевелится, и судя по тому, как размеренно вздымается его грудь, и разглаживается складка между бровей, он расслаблен и не собирается на меня набрасываться.
– Что, значит, наслаждайся? – переспрашиваю я, выждав минут пять.
– То и значит, Шарлин. Теплая вода забирает усталость и напряжение, а еще повышает чувствительность.
Не знаю, какую чувствительность она повышала, но я не собиралась ждать, пока он сделает первый ход, и убрав ногу с бортика, сама скользнула к нему и оказалась полулежащей на вервольфе.
– Ты же не против? – поинтересовалась в распахнутые волчьи глаза.
Судя по тому, что я знаю, самая возбуждающая часть меня для Доминика – это мой запах, значит, нужно быть к нему как можно ближе.
– Нет, – говорит он. – Действуй, Шарлин. Интересно посмотреть, что ты задумала.
– Даже здесь не можешь отказаться от приказов?
– Я – альфа, – усмехается он. – Это стиль жизни.
Я обхватила ногами его бедра и обвила руками шею, зарываясь пальцами в волосы на затылке. У Доминика они были густыми и достаточно жесткими. Но короче, чем носил Дэнвер.
– Ты не всегда был альфой.
– Нет, не всегда. Никто не рождается альфой.
Я поерзала, не без удовольствия отмечая, что мои действия все-таки сработали: член Доминика уперся в мой живот. Все оказалось даже проще, чем казалось. Окрыленная своим успехом, я медленно провела подушечками пальцев по его щеке, по губам и подбородку, слегка колючему в конце дня. Ладонями скользнула по плечам и по рельефной груди, почти добралась туда, где в самом интимном смысле соприкасались наши тела. Но мои руки перехватили, разводя в стороны.
Адреналин током пробежал по моим венам, запуская бешеный стук сердца, когда Доминик завел мои руки за спину, и качнулся вперед так, что вдавил меня в себя. Слишком раскрытая, распластанная на нем, я не могла пошевелиться, пока вервольф мне этого не позволит.
– Уверена, что хочешь так быстро проиграть?
– Нет, – покачала я головой. – Уверена, что хочу быстро выиграть. Так что? Расскажешь мне, как стал альфой?
– Просишь?
– Если тебя это возбуждает, я могу даже начать умолять.
– Умолять будешь позже.
Ну конечно!
Доминик целует меня прежде, чем я успеваю ответить что-то не менее колкое. Хотя это больше напоминает нападение: он набрасывается на меня, подавляя, сжимая, посасывая и покусывая губы. И я отвечаю на этот поцелуй, отвечаю также, прикусив нижнюю губу и услышав утробное рычание вервольфа. Нет, это не поцелуй – это борьба, которая заканчивается ничьей, когда мы одновременно отстраняемся, но чувствуем сбившееся дыхание на губах друг друга.
– Я победил своего дядю, предыдущего главу стаи.
– Дядю? Это вообще честно? Он, наверняка, пожилой.
Мое замешательство вызвало у Доминика смех.
– Если бы ты с ним познакомилась, то не стала бы так говорить. Вервольфы живут долго и отличаются выносливостью.
– А еще у них сильные инстинкты, – говорю я, приникая к его груди и подставляя шею под его губы. – Например, инстинкт размножения.
– Этот самый сильный, – рычит вервольф, проводя языком от ключицы и вдоль яремной вены. И это простое движение вспыхивает во мне искрой. Я не знаю, что он сделал, и почему именно от этого, но по всему телу разливается жаркая волна. Она прокатывается вдоль позвоночника, сосредотачиваясь внизу живота, расцветая там огненным цветком возбуждения. Да такая, что одновременно с ней меня накрывает паника. Такая, что я дергаюсь в его объятиях, и когда вервольф меня отпускает, то отстраняюсь, возвращаясь на свою сторону.
Мне точно нужна передышка.
Чтобы подумать.
Чтобы успокоиться.
Чтобы схлынул этот бесов адреналин, который продолжает держать мой организм в тонусе и готовым к спариванию!
Естественно, вервольф все понимает.
– Кажется, мы оба заложники своих инстинктов, Шарлин, – говорит он, прищурившись. – Так может, сразу сдадимся?
– А ты сдаешься в своих битвах?
Доминик не отвечает, прикрывает глаза и делает вид, что этого раунда не было.
Ну и хорошо! Ну и ладно. Я решаю последовать его примеру и тоже откидываюсь на бортик, стараясь отследить собственные ощущения. Несмотря на усталость все внутри продолжает гореть и мелко подрагивать. И это точно не от холода. Чтобы он там не говорил про ложь, я не обманываюсь. Стоит признать, что меня заводит наша битва. Заводят вервольфы.
Вода действительно расслабляет, и, несмотря на чужое присутствие рядом, мое сознание почти уплывает. Ключевое слово – почти. Из дремоты в реальность меня выбрасывает прикосновение пальцев к ногам. Доминик переместился ближе и поглаживает мои стопы и щиколотки. Это больше напоминает массаж, чем ласку, по крайне мере, пока он не скользит выше. Оглаживая колени, по внутренней части бедер, до входа в мое тело.
Я распахиваю глаза, и, наверное, выгляжу точно также, как он совсем недавно. Но, прежде чем успеваю что-то сказать, он подхватывает меня под ягодицы и тянет наверх. Так резко, что от ныряния под воду меня спасает только то, что я успеваю натурально пискнуть и намертво вцепиться в бортики.
Может напомнить ему про любовницу-заику?
Но все мысли выветриваются из моей головы, когда он раздвигает складки и надавливает на клитор. Меня подбрасывает еще выше, настолько острое это чувство.
– Твой запах сводит меня с ума, – шепчет Доминик. – Но запах твоего возбуждения – это просто что-то нереальное.
Пальцы сменяет язык, и я задыхаюсь от этого прикосновения. Легкого и в то же время бьющего по моим нервным окончаниям. От ощущения мужчины между своих бедер. От закручивающейся внутри меня тугой пружины. Едва уловимые касания Доминик чередует с хлесткими ударами языком, и я сильнее прогибаюсь в пояснице, чувствуя, что несмотря на усталость, несмотря на всю ситуацию, в которую я попала, действительно возбуждаюсь. По телу разливается нега и желание. Желание ощутить его внутри.
Желание нырнуть в этот сладкий экстаз.
Желание, чтобы он меня трахнул.
Меня так сильно накрывает этим желанием, что я отпускаю руки, и мы оба соскальзываем в ванну и оказываемся под водой.
Я успеваю вынырнуть первой, а вот перелезть через бортик и выбраться из ванной не успеваю, потому что злой и отплевывающийся после ныряния Доминик настигает меня раньше. Он прижимает меня к краю, надавливая на затылок, и я оказываюсь с задранной кверху задницей.
– Шар-р-р-лин, – в его голосе слышится почти звериное рычание, от которого желание убежать от него пересиливает все предыдущие мои желания, – ты сделала это специально.
– Пусти. Просто руки ослабли.
– Неисправима, – добавляет он, звонко шлепнув меня по ягодице, от чего я вскрикиваю. – Но я согласен с твои предложением, так даже удобнее.
Чтоб ему в аду так удобно было!
Доминик без подготовки вводит в меня сразу два пальца. Я дергаюсь, пытаясь уйти от нового движения, но куда там уйдешь: на этот раз он полностью контролирует ситуацию. Он трахает меня пальцами, растягивая, а я вишу практически головой вниз. И самое ужасное, что бесово возбуждение никуда не уходит, наоборот, только усиливается, особенно когда вервольф меняет угол и начинает входить в меня быстрее.
Это так остро. Ярко. Чувственно.
Что я почти готова сдаться.
Почти-почти.
Потому что все тело подрагивает от этой пытки, ноющие соски трутся о поверхность ванны, а щеку я, кажется, закусила до крови. Потому что стоит только немного расслабиться, сжать его сильнее, позволить себе стонать, попросить трахать меня резче, сильнее, и не пальцами!
Но тогда я проиграю.
Готова ли я?
И я почти готова броситься в этот омут с головой, но Доминик снова решает за нас двоих: резко отстраняется и подхватывает обессиленную меня на руки.
– Вода остыла. Продолжим в спальне.
Я настолько потрясена, что даже не сопротивляюсь. Просто забываю об этом, пока не оказываюсь на постели на темно-красном покрывале. Доминик просто укладывает меня поперек кровати, а сам стоит рядом. Воздух в комнате гораздо прохладнее, чем в ванной, но мне не холодно, даже несмотря на влажные после ванны волосы. Наоборот, мое тело горит, будто в лихорадке.
Приподнявших на локтях, я встречаю взгляд вервольфа. Такой жадный. Такой глубокий.
– Ты словно раздумываешь с какой части тела начать меня есть, – говорю я. Кажется, я все-таки простыла, потому что как еще объяснить, что у меня настолько хриплый, срывающийся голос?
– Так и есть, – сверкает взглядом Доминик, перехватывает мою стопу и проводит по ней языком, будто действительно собирается это сделать.
Откусить кусочек.
Я вздрагиваю от необычной ласки, а вот осознание, насколько подобное заводит, ошеломляет, и хочется отодвинуться, как можно дальше.
Кто бы мне еще позволил отодвинуться! Стоит попробовать так сделать, как вторая стопа тоже оказывается в его ладони, а выпрямленные ноги – разведенными в стороны. Если можно быть еще более раскрытой перед Домиником, то сейчас это так.
– Почему ты остановился? – интересуюсь я. – В ванной. Мы оба знаем, что ты поддался.
И меня это донельзя злит! Насколько вообще можно злиться во время секса.
– Опять забываешь правила, Шарлин. Здесь все решаю я. Где. Когда. И как.
– Не всё зависит от тебя!
– Всё.
Он подтягивает меня вперед, и начинает медленно водить членом по моим складкам. Мне приходится откинуться на спину, хотя правильнее сказать – рухнуть, потому что локти перестают держать. Держит меня только Доминик. Правда, я отмечаю, что себя он тоже едва сдерживает: член просто каменный, а на виске сильнее проявилась жилка, выдавая крайнее напряжение. Значит, не все еще потеряно!
– Так что случилось с дядей? – интересуюсь я, чтобы хоть немного расслабиться и отвлечься от плавных движений внизу. Если думать о чем-то другом, или говорить, то ощущения не такие острые. – Он выжил?
– Убийство на поединках вервольфов запрещено, и карается законом. Если это, конечно, официальные бои.
Доминик наконец-то входит в меня, и делает это настолько плавно, что с моих губ срывается тихое: «Ох».
И еще раз «ох», потому что большим пальцем он ласкает клитор и одновременно с этим скользит то вперед, то назад. Во мне все воспламеняется, и искры бегут по телу. Но я успеваю заметить вспыхнувший желтым взгляд, и ощутить легкую дрожь пальцев, удерживающих мою лодыжку. А еще этот ритм, он явно более медленный, чем ему хочется.
Доминик на пределе! Сильнее возбужден, чем я. Поэтому я подаюсь ему навстречу, сжимаюсь сильнее.
– А неофициальные? – последнее я выдыхаю с громким стоном, таким, что по глазам вервольфа видно – он давно потерял нить нашего разговора.
– Тебя это действительно интересует?
О Владыка!
Конечно же, нет. Хотя в другое время, может быть и да, но точно не сейчас. Когда Доминик то ускоряется, входя в меня рывками, то замедляется, растягивая пытку.
Это так… Так… Даже слов не подобрать, как хорошо. Хочется стонать громче, кричать, рычать от удовольствия, поэтому я не сдерживаю себя. Не вижу смысла, потому что Доминик ускоряется. Его это заводит, не знаю, откуда я это знаю. Может, все дело в инстинктах? Но просто знаю. Как и то, что сегодня я кончу от ласк Доминика, улечу от его движений, и все во мне уже подрагивает от подступающего наслаждения.
Мне просто нужно продержаться чуточку дольше него.
Всего на минутку дольше.
Он отстраняется так неожиданно, что теперь я охаю от острого ощущения пустоты и потери. Одного взгляда на Доминика хватает понять, что я не победила: он по-прежнему возбужден, только лишил меня и себя офигительного оргазма.
Впрочем, я тут же вспоминаю его слова, что все зависит от его желания, и хочется запустить в Доминика не подушкой. Креслом, как минимум.
Если бы у меня еще были силы!
Я чувствую себя простыней, влажной от пота и натекшей с волос воды, и выстуженной на холоде.
– Экрот, ты мерзавец! – цежу я, хотя хочется рычать и плакать одновременно. От чувства неудовлетворенности, от пожара внутри, от разочарования, что он снова меня обставляет.
– Меня не заводят ругательства, Шарлин.
Нет, не обставит!
Я перекатываюсь на живот и выпячиваю попу вверх. Однажды Дэнвер в шутку сказал, что ни один вервольф не способен устоять перед этой позой. Для них это инстинкт. Хотя мне она всегда казалась странной, больше подходящей зверям, чем людям. Но ему нравилось так брать меня. О вкусах Доминика я знаю мало, и сейчас самое время о них узнать.
Я заглядываю за плечо и ловлю его хищный взгляд.
– А что тебя заводит? – спрашиваю. – Моя покорность? Мои стоны? Что?
Доминик подается вперед и накрывает меня собой. Тяжелая ладонь ложится на мой затылок, и приходится развернуть голову, чтобы поберечь шею. Так я не могу видеть вервольфа, но хорошо его чувствую. Его сильное тело, прижимающее меня к матрасу, пальцы, сдавливающие мои бедра, головку члена, касающуюся входа в мое тело. Это все практически невыносимо, потому что нервы и так на пределе.
По-моему, у нас обоих.
– То, что ты все еще пытаешься меня переиграть, – говорит он мне на ухо, а потом входит в меня рывком на всю длину.
Я вскрикиваю от неожиданности, а следом – от вспышки острого наслаждения.
Матрас практически глушит мои крики и стоны, когда Доминик трахает меня, уже не заботясь ни о каких прелюдиях, играх и сделках. Вдавливая меня в кровать и в себя. И мне тоже плевать, потому что перед глазами темнеет, а внутри меня раскручивается тугая спираль. Яркая, обжигающая, сжигающая дотла. Полная чистого наслаждения.
Будто этого мало, Доминик просовывает под меня руку и всего раз проводит по клитору. И все во мне взрывается. Я кричу от наслаждения, уносящего меня целиком куда-то, где я еще не была. Кричу, срывая горло. И слышу рык вервольфа, ощущаю его пульсацию внутри, как он содрогается вместе со мной в одном вихре удовольствия.
Все во мне еще продолжает подрагивать, когда Доминик откатывается в сторону, подтягивает меня к подушкам и накрывает покрывалом. А сам поворачивается на бок, подперев голову кулаком и смотрит на меня. Как-то странно.
– Мы кончили… одновременно? – переспрашиваю я.
– Да, Шарлин. Ничья.
– И что это значит?
– То, что наша предыдущая сделка в силе, – прищуривается Доминик.
– Почему-то я в этом не сомневалась.
Я отодвигаюсь от него. На большее меня не хватает: глаза слипаются, а последние силы ушли на наше сражение, проиграть в котором оказалось даже приятно.
– Снова будешь бегать от меня?
– Нет, – качаю головой. – Зачем? Секс с тобой замечательный.
На лице вервольфа мелькает удовлетворение. По-моему, даже гораздо большее, чем он получил пару минут назад.
– И ты будешь моей?
– Любовницей, – уточняю я. – До тех пор, пока не разрешится ситуация с альфой Северного округа.
– Ты станешь моей, Шарлин, – обещает Доминик. – Навсегда.
Хотя в последнем я не могу быть уверенной, потому что окончательно проваливаюсь в сон.
