Марина Колесова
Чуждость
– Так ты бы поговорил с ней спокойно, как вот сейчас со мной, успокоил бы… Зачем тебе душу-то ей так травить…
– Да не верит она мне сейчас, ма. Элементарно не верит. Её жестоко обманули. Коварно и подло, а она поверила. И сейчас она боится поверить хоть кому-то. Боится, что я тоже обманываю.
– Как у вас все сложно с ней, сыночка… Вот даже и не знаю что посоветовать-то тебе в таком случае… Наверное, только одно: постарайся ласково… ласково с ней и с любовью. А там, Господь милостив, глядишь, и нормализуется у вас с ней все.
– Было бы хорошо… – Брюс глубоко вздохнул и пристально посмотрел на мать: – Кстати, все спросить хотел: как она с озорницами, не злится на них?
– Да кто ж на детей злиться-то может?– недоуменно пожала плечами она. – Да и с чего ей на них злиться? Чай мать родная, а не монстр. Или у вас раньше такое бывало?
– Да нет, просто боли у неё сильные и с ногой, и с головой. Вот и подумалось, вдруг девчушки достают ее, и она раздражается.
– Не видела я, чтобы она раздражалась… Она всегда ласково с ними, правда глазки-то иногда прикрывает и тон разговора с ними у неё меняется, когда те уж слишком разойдутся… Но я старалась особо не допускать, чтобы они уж совсем её донимали. Понимаю, что тяжело ей, и отдохнуть стараюсь побольше дать… И как только вижу, что устала она, озорниц увожу.
– Спасибо, ма. Ты у меня чудо, – Брюс улыбнулся, встал и, подойдя к матери, ласково обнял за плечи.
***
Мила, вытянув загипсованную ногу, сидела в кресле и, держа на коленях плюшевого мишку, терпеливо понарошку поила его чаем из игрушечной чашечки, попутно заставляя устроившихся подле неё сестричек считать, сколько чашек чая выпил мишка и сколько еще может выпить, если знать, сколько воды может поместиться у него в животике.
Девочки, перебивая друг друга, считали и весело смеялись, когда Мила заставляла мишку, обхватив голову лапами, причитать: «нет-нет, вы снова ошиблись, я же лопну… и снова неправильно, теперь я не напьюсь… все, не вожусь я с вами, вы нарочно неправильно считаете, я не стану больше разговаривать… Ну-ка по-очереди, сначала Съюзен скажет, сколько я выпить еще могу, а потом Каролина посчитает, сколько я дополнительно выпью, если сбегаю в туалет и на один литр освобожу свой желудок. И запомните: еще одна ошибка, и я уйду спать!».
– Не уходи, не уходи! Мы больше ни разочку не ошибемся! Это самая последняя ошибочка была, – просительно хватая мишку за лапы, уговаривали его сестрички после очередного неправильного ответа. – Хочешь, мы тебе еще конфеты посчитаем? И поделим их между тобой, осликом и зайцем? Хочешь?
В это время в комнату к ним заглянула мать Брюса:
– Луиза, там обед стынет, может, прерветесь вы?
– Да, конечно. Мы что-то увлеклись… – Мила ссадила мишку с колен и строго посмотрела на девочек. – Время обеда. Не заставляйте бабушку ждать.
– Ну, мамочка… ну еще чуть-чуть… – Сьюзи состроила жалостливую физиономию.
– Ты что маленький ребенок, чтобы так канючить? Что это с тобой, Сьюзен? Я думала, ты девочка большая, взрослая, все понимаешь, поэтому много тебе позволяла, а ты ведешь себя как младенец. Мне что надо пересмотреть к тебе мое отношение? Укладывать после обеда спать, не разрешать брать взрослые вещи, совсем запретить смотреть телевизор? Мне нужно сделать это?
– Нет, мамочка, не надо… – тут же потупилась та.
– То есть ты все-таки взрослая девочка?
– Да.
– Тогда и веди себя как взрослая. Договорились?
– Хорошо, мамочка, – покорно кивнула Сьюзи, и сестрички поспешили вслед за бабушкой в столовую.
А Мила откинув голову на высокую спинку кресла, утомленно прикрыла глаза. Общение с детьми напрягало. Раздражала их несообразительность и безалаберность. Девочки не отличались ни усидчивостью, ни прилежанием. Только в качестве игры ей удавалось заставить их тренировать память и развивать умственные способности. Но даже в игре сестрички предпочитали отвечать первое, что приходило в голову, а не напрягать мозги. Хотя, что она хочет от дочерей такого примитивного папаши? Генетику и передачу способностей по наследству еще никто не отменял.
Со вздохом она взяла костыли и, переместившись на кровать, раскрыла ноутбук и вышла на сайт института. Однако никакой новой информации там не было. Похоже, что Шон, как только она исчезла, перестал отслеживать регулярность добавления новостей на сайт. Раздосадовано захлопнув крышку ноутбука, она отложила его в сторону и вновь закрыла глаза. Невозможность хоть как-то повлиять на ситуацию злила. Если бы не обещание, данное Брюсу, она давным-давно расколотила бы гипс и сбежала, плюнув на опасность лишиться ноги. Зря она столь опрометчиво пообещала ему не предпринимать подобных попыток. Явно зря. То домашнее заточение, в котором она пребывала сейчас, было для неё подобно изощренной пытке, и по сравнению с ним не пугало уже ничего, ни возможная инвалидность, ни смерть.
Из мрачных мыслей её выдернул стук в дверь. На её «войдите» на пороге появилась мать Брюса с подносом в руках.
– Луиза, а я тебе тоже поесть принесла. Я свекольник свежий сварила и пирожков напекла, как ты любишь, с зеленью и яйцом, – она установила поднос рядом с ней на кровать.
– Спасибо, – Мила через силу улыбнулась, – я очень Вам благодарна.
Несмотря на накопившийся внутри негатив, к матери Брюса она старалась относиться максимально доброжелательно, видя как та изо всех сил старается помочь и поддержать ее. Хотя эта простая женщина с её искренней непосредственностью чрезвычайно напрягала Милу. В присутствии матери Брюса она не знала, как себя вести и что делать, и как реагировать на её периодически слишком навязчивую заботу, и предпочла бы вовсе отказаться от любой помощи за исключением присмотра за детьми. То что та следит за близняшками, и озорницы хотя бы часть дня проводят с ней, не могло её не радовать.
– Вместо благодарности, лучше придвигай тарелку и кушай. А то как в прошлый раз: спасибо, спасибо… а сама и не съела ни ложки. Не надейся, пока сейчас все не доешь, не уйду. Мне не с руки, чтобы мать моих внучек от голода загнулась.
– Не волнуйтесь, я все съем. Идите, лучше сами покушайте, – сев на кровати, Мила взяла в руки глубокую тарелку.
– Я уже поела и озорниц накормила, теперь твоя очередь. А уйти, не уйду. Я когда у тебя в ванне вчера убиралась, видела какие жирные пятна по краям унитаза. Ты не иначе как туда все выливаешь. Так что пока не доешь, не уйду. Не нравится, что готовлю, так и скажи, буду готовить другое, но вот таким образом голодом себя морить не позволю.
Мила ощутила себя на мгновение в роли нашкодившего ребенка, которого отчитывают, и, пытаясь обуздать рвущийся наружу в связи с этим гнев, достаточно холодно отчеканила:
– Вы ошибаетесь, я ничего не выливала.
– Ну не выливала, и хорошо, – покладисто кивнула мать Брюса. – Но я лучше рядышком с тобой посижу, пока ты есть будешь. Вдруг недосолено что, и тебе соль потребуется, ну или другое что. Ты ж меня никогда не зовешь, даже когда надо тебе чего. Я вот только сообразить никак не могу из-за чего это. Вроде и не обижала тебя ничем, а ты все равно как с чужой со мной, – она сокрушенно покачала головой.
– Да мне просто ничего не требовалось…
– Ой, Луиза… Ну что ты мне рассказываешь? Думаешь, я слепая и не вижу ничего? Так вот, не слепая. Вижу. И то, что моя помощь тебе в тягость, да и Брюса тоже… Что с тобой? Что мы с ним не так делаем? Скажи, не надо в себе держать. Ты же в первую очередь себе хуже делаешь.
– Мне нечего Вам сказать. Все так, и я ценю Вашу заботу. Просто нога сильно болит, порой так сводит, что весь свет не мил кажется, вот и замыкаюсь иногда в себе, чтобы без причины на кого другого не сорваться. А Вы на свой счет приняли, хотя причина не в этом.
– Если так, то оно конечно… – удрученно развела руками она, – в этом я уж никак помочь тебе не могу, если только лекарство какое сходить купить, а больше ничем… Только ты все равно, Луиза, не держи в себе… Болит, так лучше чем замыкаться пожалуйся или покричи, хоть на меня, я не обижусь, а тебе, глядишь, и полегче будет. А то все молчком, да молчком…
– Хорошо, я учту. Спасибо. Я ценю Вашу заботу.
***
В конце месяца Брюс повез её к хирургу, и тот, сняв гипс и сделав рентген, сообщил, что кость срослась хорошо и ногу осторожно можно начинать нагружать.
Там же, в кабинете, она сделала несколько неуверенных шагов и непроизвольно закусив губы, схватилась за шкафчик у стены, чтобы не упасть. Мышцы за долгое время, отвыкшие от нагрузки, плохо слушались и на первую нагрузку отозвались хоть и не резкой, но достаточно сильной болью.
– Тебе больно? – к ней тут же кинулся Брюс и моментально подхватил на руки.
– Терпимо, все нормально, опусти меня вниз, пожалуйста. Я хочу дойти до машины самостоятельно, – она неприязненно поморщилась. Чрезмерная на её взгляд и показная опека Брюса раздражала.
– Нет, не отпущу. Ты же слышала, что сказал врач, что тебе надо с осторожностью нагружать ногу. Поэтому ходить пока не дам, и не противься. Все постепенно. Мы наймем медсестру, она будет делать тебе массаж, чтобы мышцы восстановились, и под её присмотром ты потихонечку начнешь учиться ходить. А сейчас больше не надо. Я ведь прав, доктор? – Брюс, сурово нахмурившись, обернулся к врачу, стоящему неподалеку.
– Ну, это было бы неплохим вариантом, правда, не единственным, – начал тот, но договорить ему Брюс не дал.
– Для моей жены – единственным. Она и так много пережила, и я не позволю ей сейчас еще хоть в малейшей степени рисковать здоровьем. Или Вы что-то имеете против? – жестко и с металлом в голосе осведомился он так, что доктор тут же согласно замахал руками.
– Что Вы, что Вы… Я ни в коей мере не возражаю, ни в коей мере… Массаж и постепенные нагрузки это бесспорно самый лучший вариант в подобной ситуации. Вы абсолютно правы.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Брюс и, дождавшись, чтобы доктор распахнул перед ними дверь, вынес её из кабинета.
Мила не стала спорить, внутренне почувствовав, что если не подчинится, Брюс устроит скандал, однозначно обвинив в нем её. Надо было искать другие методы воздействия на него и общения с ним. Она зажмурилась, пытаясь побороть набежавшие на глаза злые слезы, а потом в голову ей пришла мысль, что она не будет сдерживать их…
Когда он посадил её в машину, она склонилась и, закрыв лицо руками, начала тихо всхлипывать.
– Боишься ехать? – тут же участливо поинтересовался Брюс, усаживающийся за руль.
– Ты хочешь нанять мне надсмотрщицу… Не хочу… не хочу… я устала… устала так жить… не хочу, не хочу больше… – всхлипывая и отирая рукой глаза, проговорила она, не поднимая головы.
– Лу, Господи… Что за дурь ты несешь? Какая надсмотрщица? Массажистку я хочу нанять, чтобы она помогла мышцы ноги тебе восстановить. Восстановишь ногу и можешь ехать на все четыре стороны, держать больше не стану.
– Ты серьезно? – она подняла на него мокрые от слез глаза.
– Серьезней некуда, – мрачно проговорил он.
– Поверить не могу… Неужели ты и вправду пересмотрел свое решение насильно удерживать меня?
– Да, Лу. Я понял, ты уперлась и ни в какую не желаешь даже попытаться что-то возродить и скорее погибнешь, чем отступишься от своего. Так вот я не хочу быть виновным в твоей гибели… Желаешь уйти, уходи. Держать больше не стану.
– Если это серьезно, Брюс, то я очень, очень тебе благодарна, – она нервно сглотнула. – Я буду выплачивать девочкам хорошие алименты, обещаю. И если что-то для них нужно будет, в школу хорошую устроить или еще что-то… все… все, что в моих силах окажется, сделаю.
– Обойдемся. Можешь не утруждаться, – Брюс раздраженно поморщился и, отвернувшись, резко газанул с места.
Вздрогнув от неожиданности, Мила прижала руки к вискам и зажмурилась, борясь с моментально возникшей в мозгу картинкой искореженного автомобильного железа.
На следующий день у них в доме появилась немолодая плотно-сбитая медсестра, и с её помощью Мила стала заново учиться ходить и разрабатывать ногу. Брюс к ней даже в комнату заходить перестал, а через пару дней и девочек вместе с матерью отправил в родительский дом.
***
Как только Мила почувствовала, что Брюс перестал жестко давить на нее, вынуждая остаться, в её душе возникло чувство некой вины, похожей на ощущение, что для неё что-то очень важное сделали, а она без зазрения совести воспользовалась и даже не поблагодарила в ответ. Поэтому в один из дней, когда Брюс вернулся с работы, сама постучала в дверь его кабинета.
– Да, – тут же откликнулся он, – заходи.
И как только она переступила порог, хмуро осведомился:
– Пришла сообщить, что хочешь завтра уехать?
– Считаешь, я могу прийти только для этого?
– Счастлив буду ошибиться, но что-то мне подсказывает, что это практически невероятное событие. Ну так что тебя привело ко мне?
– Поговорить хочу.
– Садись, – он указал рукой на кресло напротив его стола, – поговорим.
Мила опустилась на предложенное кресло и, нервно сжав перед собой руки, тяжело вздохнула.
– Ну так что хотела, говори, – Брюс не сводил с неё напряженного взгляда.
– Хотела попросить не держать зла, – не поднимая глаз, тихо произнесла она, ей впервые в жизни было настолько не по себе, что и не описать. От обычной уверенности в собственных силах и убежденности в собственной правоте вдруг не осталось и следа.
– Не держу. Это все? – хрипло осведомился Брюс, и на душе у неё стало еще более мерзко. Если бы он стал спорить, принуждать её к чему-то, ей наверняка бы хватило сил жестко противостоять ему, а так она ощущала себя маленькой испуганной девочкой, столкнувшейся со строгим и жестким кредитором, кредит которому она отдать не в силах.
– Понимаешь, я не могу, просто не могу с тобой остаться… не предназначена я для семьи, – едва слышно выдохнула она.
– Нет, не понимаю. Но мое понимание или непонимание вряд ли что изменят в сложившейся ситуации, – невесело усмехнулся он. – Да и что тебе до моего понимания?
– Брюс, мне очень не хочется расставаться с тобой врагами…
– Вот скажи мне, скажи: почему ты так хочешь уйти от нас? Чем мы мешаем тебе заниматься этой твоей гребаной наукой? Я хоть раз запрещал тебе ей заниматься? Почему ты вбила себе в голову, что можешь ею заниматься, лишь уйдя из семьи? Или ты не в науку рвешься, а к этому своему директору? Он лучше меня в постели оказался? Из-за этого? Так ты после аварии и не спала со мной ни разу, чтобы сравнивать, – Брюс эмоционально сжал руку в кулак и глаза его недобро сверкнули.
– Причем тут это? – Мила неприязненно поморщилась.
– А что причем? Вот что? Ответь! – он эмоционально рубанул рукой воздух, и в это время у него зазвонил телефон. – Да! Честер. Слушаю! По какому поводу звоните? – поднеся телефон к уху, рявкнул он в трубку так, что будь Мила на месте звонившего, вряд ли справилась бы с искушением тут же нажать кнопку отбоя.
Но уже через пару секунд он совершенно другим тоном продолжил: – Да, через полчаса буду. Ждите!
И Мила поняла, что случилось что-то серьезное, что тут же подтвердил и сам Брюс, который, поднявшись из-за стола, очень озабоченно произнес:
– Извини, но разговор нам придется прервать. Позже договорим. Хорошо? На территории ЧП, мне необходимо быть на месте происшествия.
– Да, конечно, – кивнув, Мила поднялась и вышла из его кабинета.
Брюс не вернулся ни к вечеру, ни ближе к ночи. Поняв, что вряд ли сумеет его дождаться, а если и дождется, то тот будет настолько уставшим, что она не осмелится продолжить с ним разговор, Мила решила пойти лечь спать, отложив выяснение отношений на следующий день. Но в это время в дверь позвонили.
Удивившись, что кто-то может звонить в дверь среди ночи, она вышла в коридор и нажала кнопку домофона. На загоревшемся экране стало видно, что у калитки внешнего забора стоит молодой атлетического телосложения темноволосый парень с небольшим шрамом на виске.
– Что Вам нужно?
– Вы извините за столь позднее обращение, – немного заискивающе улыбнулся он, – но не могли бы Вы разрешить мне позвонить от Вас? У меня сломалась машина прямо напротив Вашего дома, а мобильный полностью разрядился, и мне даже эвакуатор не вызвать…
– Сейчас я вынесу Вам телефонную трубку.
Мила решила не звать парня в дом, что-то не понравилось ей в его облике. То ли улыбка была слишком неестественная, то ли озабоченности в облике в связи с поломкой машины было маловато. Она сняла радиотелефон с базы и, выйдя за дверь и захлопнув её за собой, подошла к калитке, намереваясь через её решетку передать парню телефонную трубку.
Однако парень, как только она приблизилась, каким-то образом видимо заранее вскрыв защелку, распахнул калитку. После чего, цепко схватив её за плечо, скороговоркой выдохнул:
– Я от Шона Вельда, быстро, не привлекая внимания, идите со мной и садитесь в машину.
– Подождите, – она попыталась высвободиться, – мне сейчас не требуется
Договорить она не сумела, потому что парень, не став её дослушивать, неожиданным рывком прижал её к себе так, что она даже телефон выронила, а потом зажал ей рот и практически насильно потащил к стоявшему неподалеку микроавтобусу с полностью затонированными стеклами. Дверь микроавтобуса распахнулась, и выпрыгнувший оттуда еще один парень помог напарнику затолкать её внутрь, после чего, натужно взревев мотором, микроавтобус сорвался с места.
Оказавшись в движущемся автомобиле, Мила была уже не в состоянии хоть что-то объяснять или говорить своим похитителям, сжавшись на сидении и прижав руки к вискам, она сосредоточилась лишь на абстрагировании от картинки автокатастрофы.
Сколько прошло времени, Мила плохо осознавала. Для неё оно растянулось в вечность. Когда её похитители, наконец, остановились, чтобы дать шоферу немного передохнуть, Мила, вымотанная поездкой, даже языком с трудом шевелила, и едва смогла односложно попросить пить. Парни протянули ей бутылку с минеральной водой. Расплескивая воду, она жадно приникла к ней губами, а потом, отдав им бутылку, в изнеможении откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
– Отрубилась что ли? – тут же шепотом поинтересовался один из парней у того, что заталкивал её машину, на что тот невозмутимо ответил:
– Да по фиг. Если и отрубилась, ей же легче ехать будет.
– Да уж корежит её в поездке знатно, даже жалко порой.
– Чего жалко-то? В отличие от предыдущей не в один конец везем.
– И то верно.
В мозгу Милы удивленно зашевелилась мысль в какие два конца её могут везти и почему это должно быть основанием не испытывать к ней жалости, но тронувшийся вновь автомобиль не дал до конца осознать её и проанализировать.
Когда микроавтобус остановился в подземном паркинге института, Мила была почти в полубессознательном состоянии. Постоянное нервное напряжение и концентрация лишили её сил настолько, что встретившему их Шону на руках пришлось вытаскивать её из автомобиля.
– Господи, Мила, какой ужас… до чего же он довел тебя… Ничего, моя хорошая, все уже позади, теперь все будет хорошо… – крепко прижимая её к себе, Шон быстрым шагом отнес её к себе на квартиру и тут же вызвал врача.
Диагностировав крайнее нервное истощение и перенапряжение, врач ввел ей большую дозу снотворного, после чего Мила провалилась в темную бездну сна.
***
Очнувшись, она не сразу поняла, где находится. Однако Шон, дежуривший у её кровати, быстро внес ясность, радостно проговорив:
– Ну слава Богу, ты очнулась. Ты как? Нормально? А то я уже волноваться стал, что мы слишком поздно тебя вытащить от этого психа сумели, и он успел навредить тебе выше твоих сил.
– Да нет, ничего, все нормально со мной… – её губы тронула легкая улыбка, – ты, кстати, слишком поторопился. Я почти договорилась, что он добровольно отпустит меня, а тут заявляются твои архаровцы и, не давая даже слова сказать, запихивают в машину и увозят.
– Извини, но откуда ж мне было знать о чем ты там договорилась или нет, ты ж даже никакой весточки не подавала Я когда наконец вычислил, где ты находишься, вообще боялся, что он убил тебя… Кстати, вот никогда бы не подумал, что ты меня в торопливости обвинишь, честно говоря, предполагал услышать прямо-противоположное. Ну да ладно, это все ерунда. Главное, что ты жива, здорова и, наконец, дома.
– Ну да, это не может не радовать, – усмехнулась она, внутренне немного досадуя, что расставание с Брюсом прошло столь спонтанным и скоропалительным способом. Хотя может это и к лучшему. Кто знает, может напоследок передумал бы он её отпускать или еще что учудил. Все-таки от таких авторитарных личностей лучше держаться подальше. К тому же и так все ясно меж ними было, вот только её алименты дочерям они с ним так до конца и не обсудили. Правда, она в любом случае может ему посылать достаточную на её взгляд сумму, а дальше пусть распоряжается по своему усмотрению, хоть в помойку выкидывает.
Придя к такому выводу, она тряхнула головой, отгоняя как остатки сна, так и последние сомнения и решительно поднялась с кровати и повернулась к Шону:
– Пошли, покажешь, чем вы тут без меня занимались.
– Ну уж нет, дорогая. Для начала ты позавтракаешь, и только после этого я тебе экскурсию по институту устрою и о последних наработках расскажу.
Перебирая отчеты всех отделов в кабинете директора, сидевшая в его кресле Мила не могла скрыть раздражения:
– Шон, ты совсем сдурел что ли? Как ты такое допустил? Это же все фикция! Ты понимаешь, что столько времени зря потеряно! Ни одного стоящего результата! Ни одного! Чем ты вообще занимался?
– Тебя искал… вот и пустил все на самотек, – хмуро поморщился Шон, сидящий в кресле для посетителей, а потом примирительно поднял руку: – Ладно, не генери, сейчас с твоей помощью все наладится. Я все вновь возьму под строгий контроль.
– Где отчет Гарнери?
– У его пока нет никаких новых результатов.
– Пусть составит отчет по текущей динамике.
– Да нечего там смотреть, без тебя он словно слепой котенок тыркался и ничего сделать не мог. Когда он воздействия не менял – все без изменений и оставалось, а когда что-то варьировать начинал – животные начинали дохнуть, – лицо Шона исказила гримаса крайнего раздражения, – так что без тебя твой Крис ноль без палочки. Но ты не расстраивайся, я новую партию животных заказал, начнем все сначала, и глядишь, сложится все в этот раз, особенно если ты сама будешь ему программу эксперимента расписывать.
– Вызови его.
– Зачем?
– Хочу с ним поговорить.
– Мила, ты в своем уме? Да он по одному голосу тебя расколет. Зачем тебе нужен свидетель нашей аферы?
– Я изменю голос.
– Да стоит тебе увлечься обсуждением материала, и ты забудешь обо всех изменениях голоса. Мне ли не знать. К тому же он прекрасно знал Вики, да и тебя тоже. Он даже по нюансам поведения может тебя вычислить. Так что нет. Тебе с ним общаться я запрещаю. И не проси. Тема закрыта.
– Шон, тебе не кажется, что ты начал забываться? Это что за тон разговора со мной? – в раздражении Мила привстала с кресла. – Запрещает он мне видите ли…
– Ладно, ладно… Не запрещаю, а прошу. Прошу не создавать новую проблему. Ты и так их уже кучу создала. И я только что и делаю, что их решаю. То исчезновение твое обосновываю, то доклад твой отменяю, то ищу тебя, высунув язык, словно гончая, по всей округе… Может, хватит уже, а?
– Хочешь сказать, что это я виновата в моем похищении?
– Не ты, конечно, но если сейчас вызовешь Гарнери и проколешься, однозначно виноватой окажешься. Так что не надо этого делать, прошу. К тому же, ну на кой черт тебе с ним разговаривать? Отчитать, что почти все животные у него передохли? Так я это и без тебя сделал. Да и странным это ему наверняка покажется, что Вики его отчитывать за это начнет. Она так себя никогда не вела.
– А они что действительно все у него погибли?
– Большинство. Да и те, что остались, практически не жильцы. Я поэтому новую партию и заказал.
– Поверить не могу… Как же он учудил такое? Шон, что он так поменял? Я хочу видеть журналы наблюдений!
– Журналы? – Шон замялся. – А зачем тебе журналы?
– Как зачем? Хочу выяснить, какое из изменяемых воздействий так повлияло, что начался падеж. И еще хочу выяснить, почему он сам не отследил эту тенденцию. Крис не настолько туп, чтобы не попытаться выявить зависимость. Он должен был начать варьировать этот параметр. Должен! И я хочу эту зависимость посмотреть.
– Понимаешь… журналов нет, к сожалению нет, – Шон с трагичным видом развел руками.
– Как нет? Что значит, нет? – в глазах Милы полыхнула злоба. – Ты чем руководишь? Научным институтом или забегаловкой привокзальной? Как это нет журналов? Это же первейший документ при любом эксперименте! И Крис их вел всегда! Где они?
– Не злись. Так сложилось. Неудачно, не спорю, но что есть. Понимаешь, когда у него несколько очередных подопытных разом подохли, я психанул и велел все материалы сдать в архив. Он сдал, а там, ну прям как злой рок какой-то, буквально на следующий день коротнуло проводку, начался пожар, который к счастью удалось быстро ликвидировать, но вся нерассортированная документация, в том числе и его журналы сгорели…
– А электронная версия?
– Электронная… – Шон нервно облизнул губы, – электронная версия, по-моему, у него грохнулась вместе с системой, когда коротнула проводка в архиве.
– По-твоему или точно?
– Грохнулась – это точно, а в результате чего, точно не скажу. Возможно из-за короткого замыкания в архиве, это ведь один стояк по питанию, а возможно все просто совпало так.
– Шон, у него в лаборатории на входе везде фильтры по напряжению стояли…
– Значит, он их отключил.
– Зачем?
– А я откуда знаю зачем? Не знаю зачем. Не знаю! – повысил голос Шон.
– Ты что это на меня кричишь?
– А что ты мне допрос с пристрастием учиняешь? Я что виноват, что твой Крис повел себя как последний дурак? Я не виноват! Хотя виноват, конечно, виноват, что спорить, – продолжил он уже явно извиняющимся тоном, – проследить за ним был должен, но я не мог, Мила. Не до того мне было. Я был весь сконцентрирован на твоих поисках… Да еще и отсутствие твое как-то обосновывать было надо…
– Кстати, а как ты его обосновывал?
– Как, как… сообщил всем, что ты беременна и в связи с угрозой выкидыша тебя прямо с вокзала в частную больницу забрали, и ты там на сохранении лежишь. А теперь вот сообщу всем, что ребенка сохранить не удалось. Так что будь любезна на сочувствующие и ободряющие комментарии покивать головой при случае. Хорошо?
– То есть ты не стал сообщать никому о моем похищении?
– Конечно. А как иначе? Полицейских к нашим разборкам ни при каком раскладе привлекать нельзя было. А ну как вздумалось бы твоему муженьку экспертизу ДНК тебе провести или еще чего… Мы бы с тобой в разбирательствах надолго бы завязли. Да и институту такой скандал явно не на руку, даже если бы мы с тобой с наименьшими потерями выкрутиться из всей этой заварушки сумели. А потом, допустить, чтобы полицейские имели возможность сунуть свой нос в наши разработки недопустимо ни при каких обстоятельствах, я даже представить боюсь, как бы наши кураторы из министерства обороны и федеральной службы безопасности прореагировали на то, что я своими руками подбросил им для этого повод…
– Какой ты предусмотрительный, однако, – с усмешкой качнула она головой.
– А то ты не знала? За это ведь и держала при себе.
– Ладно, хоть и не нравится мне нынешний расклад, но куда деваться… Когда новая партия животных прийти должна?
– На днях.
– Ты подготовил все для проведения массовых операций?
– Обижаешь… Конечно. Я еще в прошлый раз лазерную установку для трепанаций закупил, да и с медицинским персоналом проблем нет. Так что без труда новую партию подопытных подготовим.
– Это радует. Да, и еще: распорядись, чтобы компьютерщики завели на мой рабочий компьютер открытый доступ ко всем материалам всех лабораторий и всем электронным версиям журналов. Отдела Криса в первую очередь. А лучше, чтобы у меня на моем личном жестком диске сохранялись копии всех его рабочих материалов.
– Распоряжусь, – согласно кивнул он.
– Ну и предупреди его, что работать он отныне будет лишь по утвержденному мною графику эксперимента. И если он посмеет изменить хоть один параметр, будет отстранен от работы. Ясно?
– Без вопросов. Вернее предупрежу, что отныне график эксперимента буду расписывать лично, со своего компьютера, а то, что за этим компьютером работаешь теперь исключительно ты, с твоего разрешения умолчу. Зачем этому остолопу знать подробности наших взаимоотношений? Согласна?
– Пусть так. Кстати, кто у тебя сейчас обязанности секретарши выполняет? Как ей преподносить будешь, что в твоем кабинете сижу я, а ты опять в смежном кабинете зама?
– У меня теперь не секретарша, а секретарь. Ник. Ты его уже видела. Он руководил операцией по твоему вызволению и объяснять ему ничего не надо, он не задает лишних вопросов.
– Это тот, что со шрамом на виске?
– Да.
– На роль телохранителя он может еще и пойдет, а вот секретаря – сомневаюсь. Какой из него секретарь? Максимум две извилины и при этом обе прямые.
– Замечательный из него секретарь. И то что извилин немного, так это для секретаря скорее плюс, чем минус. К тому же кофе умеет делать замечательно, именно такой, как ты любишь – раз, охранять тебя по совместительству может, не допуская нежелательных посетителей – два. Ну и третье – он мальчик мало того что преданный, а еще и не любопытный, не сует нос не в свои вопросы, четко исполняя лишь то, что поручено. Так что мечта, а не секретарь.
– Никак рычаги давления на него имеешь, что так уверен в его преданности?
– Не без того, – самодовольно усмехнулся Шон. – Ну а про распределение кабинетов, на мой взгляд, очень логично, что я отдал больший кабинет собственной жене, которая теперь, кстати, официально моим замом по науке является и мало того, что ведет большую научную работу, так еще недавно такой стресс пережила, связанный с потерей ребенка. При этом в каком кабинете какой компьютер стоит и как они запараллелены вообще никого касаться не должно, ну и в дополнение с внутренних дверей я прикажу таблички снять, оставив лишь внешние перед приемной секретаря. Так что не волнуйся, у посетителей вопросов не возникнет. А возникнут, или Ник, или на худой конец я, растолкуем, что не их это поганое дело свой любопытный нос в такие дела совать.
– Отдать тебе должное, Шон, в вопросах наведения порядка тебе просто нет равных, – иронично хмыкнула она.
– Я стараюсь, Мила. Поэтому работай и на организационные моменты не отвлекайся, а если что нужно, лишь скажи. Я постараюсь все сделать наилучшим образом, – не понял её иронии Шон.
***
За несколько месяцев Мила сумела взять под жесткий контроль работу всех отделов института, и направляемые ею они начали разработку достаточно интересных и перспективных направлений, что не могло не радовать как ее, так и Шона. Вот только результаты работы отдела Гарнери оставляли желать лучшего. Хотя с новой партией животных ждать быстрых результатов и не приходилось, но постоянный, требуемый ею мониторинг состояния животных показывал, что их здоровье ухудшается.
