Марина Евгеньевна Павлова
Зеркало
Машина унесла вдаль заткнувшегося водителя…
Эмме хватало опыта припомнить – насколько тяжело отказываются мужчины – не господа от утери перспективы подзаборного секса, даже если в его реальность верили лишь они сами.
Эмма понимала – какой адреналиновой сердитостью наполнятся сейчас тело укатившего не господина. Ведь это не он дорвется до красавицы на улице и сделает с ней что его примитивное нутро захочет. Все как раз наоборот, это с ним сделали что пожелали: «Втянули в насильственный ликбез, да еще и присвоили точное определение, словно рога на черепушку приколотили.»
Эмма понимала, что мужская злость крушит стены, то есть – ее могут серьезно зацепить, но почему-то не боялась.
Вторая машина появилась сразу, первая еще не успела уйти из поля зрения.
И тоже по взмаху послушно затормозила.
Высунувшийся оттуда мужчина развязных рож и текстов не мастырил. Оскорблял кратко: «Сколько?
До понятия сути в транспарант вглядывался заинтересовано, как в ожидаемый прейскурант цен.
Этот, несмотря на вонь перегара, распространяющегося вокруг, соображал живей – дочитал примерно до середины и начал закрывать окно. Прежде, чем оно окончательно задвинулось, Эмма подумала, что было бы не справедливо одного мерзавца именовать в лицо, другому лицу определение зажать.
Эмма крикнула: «Мерзское отребье!»
Мужчина повел себя типично. С этим Эмма тоже лично, не по рассказам сталкивалась. Классический образчик хваленной мужской логики с ювелирной точностью с ног на голову перевернутый. Когда мужские поползновения отвергают, их носители часто обзываются, почему-то из всего русского ругательного многообразия выбирая именно антиподы.
Шалава! Шлюха!
Грубые слова столкнулись на разрезе закрываемого окна, как на ноже антилогики и рассыпались по буквам в природную среду и морской ветерок разбросал их по обочинам дороги.
Эмма снова повернулась спиной и двинулась дальше. Она сделала несколько шагов и… пригнула голову. Что-то тяжелое просвистело буквально в паре сантиметров от ее правого уха.
Когда Эмма повернулась, черное авто уже набирала ход.
С обочины весело подпрыгивая жестью на камушках, скатывалась в траву банка… пиво кажется.
Определение этого не господина требует уточнения. При «не похмельной руке», он мог стать убийцей.
Следующей машины тоже долго ждать не пришлось. На этот раз на пассажирском сиденье оказалась женщина и… крика было много.
Женщины, понятно дело, мужчин эмоциональней и по отдельности по сию пору стыдливей, что ли. Эмма не раз замечала, что проезжающие по селу дамы, вне зависимости от того, сами ли ведут машину, стараются по сторонам не глазеть, а впериваться в ветровое стекло точно вперед.
Эмма решила, что они рассуждают по-другому, ближе принимают совестливую истину, что, они, придя на чужую землю и далее – имея выбор злонамеренно вредят людям, в отличи от конституционного мужского «это федеральная дорога и по ней имеют право ездить все желающие».
Позже Эмма тормознула одно транзитное авто с тонированными стеклами, где высунувшаяся в окошко девушка крайне удивлялась настоящему
положению дел.
Напряженно заявила: «Я даже не представляла причину конфликта наших отношений. Особо не вникала. Думала – аборигены скандальные… простите. Теперь всегда буду ездить по объездной. До свиданья».
Очередная дама в реальном времени не относилась к незнающей или «делаю, но стесняюсь», скорее тянула на другую крайность и Эмма узнала о себе много нового – от чужого морального облика до чужой национальности – потрясный поклеп без единого слова правды! Пассажирка словно нарочно одетая и загримированная на роль «беспредельная агрессорша» даже почти вытолкала наружу свои наеденные телеса, чтобы вручную объяснить Эмме ее неправоту. Но ее в последний момент удержал водитель.
К этому времени к Эмма тоже подошла подмога. Но она успела отправить в задвигаемое окошко на этот раз множественное число определения «мерзкое отребье!».
Первой прибежавшей оказалась Надежда.
О, привет! Я еще твое позапрошлое выступление видела. Пока с молоком валандалась… надо же… И правда отребье. Покажи, дай почитать… не наш метод… ну ты, подруга, даешь!
Вскоре человек пятнадцать изучали и очень одобрительно отзывались о тексте обращения.
Читающие не забывали разворачиваться с текстом в направлении проезжающих машин. Больше, конечно, никто не остановился. Однако, мозг устроен так, что видя буквы, «читает». А информация имеет свойство распространяться.
Эмма в принципе осталась результатом довольна.
Один из читающих сказал, что у него есть подходящий по размеру кусок стекла, чтобы так сказать увековечить золотые, потому как истинные слова.
Надежда, дольше других находящаяся в теме, предложила закрыть от непогоды написанное со всех сторон и водрузить на столб и оставаться в охране, чтобы как она выразилась – пусть не думают руки свои подлые к словам протянуть и главное, чтобы у этих даже не заводились успокоительные мысли, что они приличные люди.
Правильно, пока мы кол вкопаем, они уже будут знать, что тут написано. И хорошо. Напоминание – мать повторения.
Эмма отдала ценные обои. Люди хвалили Эмму:
«Бесстрашная какая. А если бы кто в мордобой полез! От этих все что угодно ждать можно.
Вот что значит городская образованная. Пойду Гаврику своему подзатыльников надаю – пущай лучше учится.»
Особенно гордилась Клавдия. «Повезло, должно же когда повезти, – радовалась она – Эмма – моя соседка!»
«Увы, это ничего не изменит, эти не господа будут и дальше хамить» – вздохнула Эмма, прежде, чем ушла.
Мы – русские легко радуемся оригинальности или смелости своих и чужих поступков. И нам этого вроде бы и достаточно. В то время, как всему остальному цивилизованному миру от поступков требуется результат.
Эмма шла домой и все же была вполне довольна акцией, по крайней мере за «не представляла» уже не скроешься, когда сзади Эммы затормозила машина. Она подумала, что свои. Она теперь как опытный человек хорошо разбирала – насколько по-разному – красноречиво останавливаются машины. Эта напугать задачи не ставила. Эмма не отходя дальше на обочину, стала поворачивать голову и в этот мир подумала, что возможно, ее все-таки догоняет эффект от эффективной деятельности.
Доворот головы подтвердил – из машины выбирался серьезного вида мужик. Но не успела Эмма сообразить расклад крайней ситуации – как ей обороняться при сильном стимуле этого мужика накостылять ей по шее, как тот улыбнулся.
Девушка, простите… здравствуйте… я тут езжу и все время любуюсь…
Эмма подумала было, что восхищаются её прекрасной наружностью, и ей совсем расхотелось огрызаться. Наверно потому, что приятные слова. Но нет, мужчина показал художественным жестом куда-то ей за спину.
Это ваша?
И не успела Эмма ответить, продолжал:
«Настоящие мазанки. Тут их две, пара. На другом конце еще есть, но я не езжу мимо. К тому же эта прекрасно сохранилась. Поглядите – какая прелесть. Не знаете, сколько ей лет?… спросить не у кого.»
Приятный мужчина продолжал восторгаться, а Эмма смотрела на него и, что называется: «Диву давалась.» Как в таком чувствительном, понимающем и образованном человеке может рассестья внутренний хам.
Эмма вежливо ответила, что год строения не знает и коротко извинившись, пошла дальше.
Мужчина явно подумал, что, несмотря на вежливость, его отшили и проехал мимо с каменным лицом, Эмма глаза подняла автоматически.
Еще одному в голову придет про аборигенов. Но не про «я тут езжу».
* * *
Вечером по станице обсуждение бушевать продолжало и гости тети Валенной кухни не переставали заходить и высказывать одобрение.
Эмма, наверно, раз двадцать пила чай вместе с тетей Валей. На Артема тоже падали лучи сестринской популярности, поэтому ему по части чаепития тоже досталось.
Спать легли за полночь безо всяких проминадов и в состоянии «полная бочка»…
Утром по дороге проехала очередная машина с затяжным никому не нужным, а просто хулиганским бибиканьем. И брат с сестрой высоко подскочили в постелях. Понятно, мочевой пузырь в вертикальном положении давит сильнее… но не настолько же.
«Я первая!» – крикнула Эмма.
«Нет, я!» – оспорил Артем.
Эмме повезло. Артем на секунду запутался в одеяле и одежке, вот что значит спать в обнимку с бардаком, и Эмма выскочила в дверь раньше.
Артем поплелся следом. Вышел за дверь и присел в косой позе на приступочки, принимая усиленные меры и объявляя сестре, что если та задержится в сортире лишнее хоть на…
«Нашел сортирного эстета!» – шутливо возмутилась на быстром ходу Эмма.
Знаю я, когда мечты и прожекты тебя посещают….
«С чего ты взял, вот тоже глупость!, это скорее мужское Отхожее от семьи место!» – последний раз огрызнулась на бегу Эмма и влетела в туалет.
Когда она по-честному быстро освободила кабинку, Артем – косоворот поднялся со ступеней навстречу.
Эмма уже неспешно вернулась в бунгало и первым делом обнаружила на столе незнакомую корреспонденцию. Шикарный широкий конверт из ярко красной бумаги аж отливал (прочь недавние тематические слова) в пространство огненные блики.
Первое, что подумала про него Эмма, так это про приглашение на свадьбу к Нелли и Вадику. Как же ее не позвать, раз она теперь узко-станичная знаменитость, так по крайней мере считается… брось, гордыней не заболей, в твоем-то возрасте… когда от нее уж выздоравливать пора. Так я ничего и не…
Эмма захватила конверт, подошла к постели. Удобно устроилась и только после этого открыла не заклеенный верхний треугольник. Правильно, не по почте же посылать в одном-то населенном пункте. Свадьба – и без лишних расходов дело расточительное.
«Пусть не думает: «Это я конверту?», что он и мне мысли о свадьбе навеет. Эмма без особого пиетета вытряхнула содержимое.
Оттуда вдруг… брызнула ярко красная жидкость…
«Эмма не испугалась, лишь подумала: «Какой-то странный маркетинговый ход – потенциальных гостей краской поливать.»
Эмма попыталась стряхнуть состав, надеясь на обман зрения, может он все-таки порошковый, но увы. Вместо сброса жидкость неожиданно широко расползлась по подолу короткой светлой ночнушки и ни на что больше, как на… кровь не походила.
«Врятли подобное новшество популяризует брак, однако, бодрить бодрит», – все еще спокойно подумала Эмма и уставилась на текст открытки, никакими вензелями и другими украшениями не обремененный.
Секундой позже стало ясно – почему.
В руках Эммы держала вовсе не приглашение на радостное событие, а уведомление об угрозе.
Оно гласило: «Немедленно убирайся вон, или тебе также широко пустят кровь!»
Сразу чугунной гирей упал страх. Висок заломило, словно из головы уже начали качать кровь сквозь вырванные волосяные луковицы.
Эмма закричала и отбросила письмо от себя. В бунгало вошел Артем – долго мученик с довольной теперь физиономией. И сразу бросился к сестре – что? Кто?
«Эмма, очнись! сестренка, да что за…»
Не зная, как привести сестру в чувство, Артем вылил на нее содержимое холодного чайника.
Ощущение кожи вернуло сознание… первое ощущение несчастной: «Мокрая одежда… в крови… сколько же во мне крови…»
Эмма успокаивалась долго. Испуг наложился на силу прошлого.
Когда она наконец смогла говорить, то выложила брату все, про все свои страхи – чего уж там и про сон, на сон не похожий.
Артем наклонился за письмом и… не увидел его.
Эмма возмутилась: «Просто подними с пола и выбрось! Простую вещь сделать – надо сто раз попросить!»
Артем дрепнулся на колени, проползал весь пол по длине кровати, поднялся за телефоном, высветил под кроватью каждый уголок, но письма так и не нашел.
Эмма в сердцах продублировала все действия брата, добавив перетрясенную постель – письма не было. Она тяжело осела на кровать.
Секунду спустя схватила себя за подол, задрала и без того коротенькую ночнушку, подскочила, завертелась в нервном танце.
Артем не мог не хмыкнуть: «Это что, отходняк в стриптизе?
Эмма остановилась и снова села.
–Таак.
–Что?
–Меня кто-то… круто морочит. Понимаешь, я была готова поклясться…
–Что ты проглотила? Я тоже хочу!
Улыбка неуверенно пробивала испуг на лице брата.
Эмма посмотрела на напряженное, пытающееся оттаять юмором юное лицо. Всегда дубово правильная и только что на глаза свихнувшаяся сестрица – испытание не для Теминых нервов.
–Тьфу!
Вызванной Ритке Тема спустя минут десять рассказывал подробно, что случается с людьми, когда они выпивают на ночь хоть и не все полные двадцать чашек чая. Эффект, оказывается, колес почище.
–Да нет, не знаю – предполагаю. Даже интересно – на кой другие травятся, а такую простую вещь не делают.
Ритка, как всегда желавшая быть полезной и понимающей, звонко выдала: «Моча в голову ударяет!»
–Ну я не стал бы выражаться так медицински точно, все-таки сестра. Однако…
Эмма поневоле улыбнулась. Двадцать неполных чашек чая – не самая худшая припадочная причина.
* * *
Эмма не плавала два предыдущих утра и весь предыдущий день. А наевшись до отвала тети Валиных особых местных оладушек поняла, что не желает делать никаких физических упражнений, даже вкупе с морем.
«Вот так, – жаловалась Эмма Ритке в сообщении – мы, как ты говоришь: «Фигуру и профукиваем»». Тетя Валя настолько вкусно готовит, что на ее кушаньях как только перестаешь плавать, сразу начинаешь расплываться!
«Какая ерунда!» – непривычно коротко отписалась Ритка явно с какой-то силовой домашней работы – в твою фигуру целого поросенка вкормить можно, она и тут не переменится…»
Эмма далеко уплыла, энергично, с полным погружением гася калории.
Возвращаясь на берег, увидела, что там не осталось ни одной живой души.
«Что-то опять стряслось…» – Эмма прибавила скорости.
Здесь на пляже уже слышались крики, включай, не включай протипоугонные уши. Эмма тоже поспешила вернуться домой.
В станице Эмма застала полный переполох.
В этот раз дело дошло до покушения! Бедная девочка! Море выкинет нам ее хладный…
Двенадцатилетняя племяшка Макарки – Ариша укатила из дома на красивой машине.
Дед Петр своими глазами видел, как она в нее садилась.
«Пока за топором на несколько шагов отклонился, пока из дому выскочил, в впопыхах на уличной плитке чуть не навернулся – поздно – машины след простыл!»
Улица на этот раз бушевала недолго – доколе нам еще терпеть подлое нашествие?!
Мужики разбежались за машинами и прочими средствами приведения в чувства уродов.
Счастье, что никто из «хамского отродья» не проезжал по улице в это время. Закидали бы камнями, не отвлекаясь на экипировку.
Народ рвался в месть. У мужиков пылали глаза и складывались в кулаки руки.
Женщины, всегда действующие охлаждающе, в этот раз мужчин поддержали: «Чего там, все одно не жизнь!…»
Когда все имеющиеся в наличии стволы были извлечены, донесены и поделены, когда на дорогу встал баррикадой местный автопарк, готовый и к сносящему все на своем пути старту, а народ двинулся во вражье логовов поле видимости… появилась Ариша.
–Смотрите!
–Господи, неужто призрак…
–Тьфу тебе на язык.
–Живая…
Ариша вернулась к стихийному сбору вся насквозь промокшая, но целая и невредимая. Оказалось, что ее умолила проводить, как цинично заявил этот юный ангел: «Чья-то содержанка на крутом авто».
Арина уверяла пуганую тетеху, что та никак не промахнется, что к причалу ведет лишь один путь, в него упирается и на нем заканчивается. Но в итоге пожалела ее – едва не плачущую и поехала.
Углядев впереди причал широко, когда он уже занял перед ней весь обзор ветрового стекла, девка Аришу высадила, совершенно наплевав, каково той пехать назад под ливнем…
В этот раз остывали долго. С одной стороны, Ариша жива-здорова, в ситуацию – все пропало не впихивается, с другой – ситуаций этих давно перебор, любые бы весы подломились.
И все же люди в конечном счете разошлись по домам. Однако, каждый подумал одно и тоже: «Еще раз – и все! Не обойдется.
* * *
Народ почти в полном составе толкался в сторожке Пипа. Открытая дверь воздуха почти не добавляло. Морской ветерок словно в полном объеме перехватался первой линией спин. Нет, часа через три, когда зайдет солнце, его смогут ощутить все присутствующие, но пока…
«Как в жару в автобусе с работающей печкой, фу!» – выдохнул Артем и первым двинул на выход.
«Непривычные они, потому как наших кровей урожденные северяне», – тут же присоединилась к нему Ритка, весь вечер делающая все для создания эффекта, что они с Артемом в этой тесноте вдвоем… двое на всей планете.
А Тихон, гад еще и чеснока наелся. Опять с завтрака начиная, в обед прицепляя, в ужин переходя.
–Тём, а как в Штатах, есть законы, защищающий граждан от чесночного духана?
–А то! Четыре часа.
–Что?
–Должно пройти, прежде чем чесночный индивид может являться в общественные места.
–Вот бы нашего Тишу туда!
–Эй. вы чего, я парень отечественный!
–Тихон, не смешно! Вот ты за Риткой бегаешь… И какая дура с тобой свяжется? Всегда чумазый как черт. Самосадом так разит, словно он при тебе в мокром мешке с прошлого года. Футболка грязнящая… а в разницу между шортами и трусами вникать ни разу не пытался?
–Вот прицепились на все голоса… Хорошо, хоть про трусы законов нет.
–Почему нет? В Греции, кажется, жена имеет право… поджечь трусы мужа, если они больше двух дней не менялись.
–Ах-ха-ха! съел, грязнуля?
–Да уж, и закон… Ритка, выходи за меня и я тебе разрешу трусы на себе поджечь.
–Вот придурок, ну не придурок!
–Тиша, так оно и есть – ты этим местом всегда и думаешь… пока не горелым.
–Спалишь ведь все хозяйство… и щас то девчонки в очередь не встают.
Ритка отвлеклась на секунду на Тихона и тут же вернулась к возвращению эффекта «я и Артем», Верка и Ниночка продолжили также старательно этот эффект разбивать: «Темочка, погоди, куда ж ты без нас? С подтекстом – это совершенно невозможно! Не то, что без Ритки, без нее куда хошь!»
Эмма спокойно и привычно пропустила вперед всех соискательниц и тоже вышла на улицу.
На пирсе пустота подставляла спину ветру. Одинокая на свободной волне яхта еще вдалеке на медленном ходу возвращалась домой.
Влас, стоящий один напротив яхты дяди, бросался в глаза на пустынном пирсе. Как и его согбенная спина – часть тела, припомненная недавно, страдающая в большом количестве жары.
«Что-то случилось. – подумала Эмма и направилась на пирс, сама себя так понимая – Одно дело огрызнуться, когда к тебе взахлеб лезут, другое – уткнуться лицом в сочувствие… Из каких только щелей вечно лезет, особенное «не к чему» в отношении презирающих нас и желающих над нами посмеяться..»
Вблизи холодные мысли разогнал горячий ветерок, а слово «сочувствие» вспомнилось еще громче.
Влас не оторвался от созерцания даже на шаги сбоку.
«Привет Влас!– поздоровалась Эмма – Ты один и такой… что-то случилось?»
Влас повернулся на голос, явно заставил себя включиться, взглянул с… ненавистью, и тут же изобразил призрак улыбки: «Представляешь, еще не знаю.»
–То есть?
–Никому не скажешь?
–Опять дурака валяешь?
–…
«Ладно, о чем речь, – спросила Эмма вслух, а про себя подумала – ну что я за ку-ку такая, опять сама после наезда напрашиваюсь… главное – едва ведь знакомы.»
–О том, что у меня дядя пропал.
–Он не ребенок, что значит пропал? Кто-нибудь видел, как его насильно в машину запихивают? Поступили требовании о выкупе?
–Нет, он мне… телеграмму прислал.
–В каком смысле телеграмму?
–Настоящую с доставкой.
–Интересно.
–Ага. Приколись… вот – почитай.
–Правда, телеграмма.
–Если не вернусь три дня зпт не ищи бесполезно тчк документы на яхту получишь как обещал тчк. Хорошего. тчк
–И ты, конечно…
–Да, сразу рванул его искать. Правильно, бесполезно. Вечером того же дня, когда телеграмму получил, мне
позвонили. Очень вежливо поздоровались, предложили внимательно слушать. Там дядькин голос говорил, что всегда относился ко мне, как к сыну и первый и единственный раз позволяет себе это произносить вслух… что если он не вернется, значит, он мертв. Еще сказал: «Буду благодарен, если вспомнишь когда…» Может не в той последовательности, я только смысл уловил. Еще говорил, что я ничем не рискую и ничего бояться не должен. А просьба у него ко мне единственная, чтобы моя нога не ступала на подаренную яхту ровно один месяц. На прощанье на записи было, что он… меня целует. Никогда раньше дядька… никаких нежностей, а тут – как сын и главное – целую. Сильно как. После того я окончательно понял, что дело плохо, тоска, блин. Вот приехал и…
–Сейчас сколько дней прошло?
–До срока неделя осталась.
–Так чего ж ты? Погоди расстраиваться.
–Это верно, только понимаешь, чувствую я – он не вернется. У меня… и прежде эти наследственные приколы местами проскакивали. Особенно раньше – в детстве и особенно – по отношению к дядьке. Я всегда знал, когда он придет, даже иногда точно представлял игрушку, которую подарит или куда мы с ним пойдем.
–Так ты тоже?
–В смысле?
–Ну, колдун. Это ведь у вас семейное?
–А, нет. Дядька предложил всего раз поучить, мне четырнадцать стукнуло и все. Сказал, что может я и прав, что не хочу… только сейчас думаю: «Если бы я не отказался, а влез в это чародейство, может он меня какой штуке научил, что б его сейчас найти… спасти.»
–А может он тебя сейчас за собой бы потащил, ты к этому готов? Да и ему руки мог связать.
–В смысле тем довеском, что у него за габаритом обычного человека? Вот и хорошо, вдвоем в четыре руки может отмахались бы. О его делах знал бы больше, эх…
–Да, когда что-то случается с близкими, всегда думаешь, что мог из ситуации больше выжать, лучше помочь… Но сейчас надо ждать, чего раньше времени…
–Нет, я не хороню… Да, ждать.
–Правильно. Пойдем к нашим. Вечер-то какой жаркий….
* * *
Сегодня на пляже жарились по- соседски. Кроме традиционных принявших водные процедуры во время веселых перепалок и под них же отбывших Многоножкиных. В нестандартную компанию загорающих входили тетя Валя и тетя Клавдия.
Если общение Ритки с Артемом как всегда добавляло жары, то неумолчные рассказы Клавдии о вполне на ее взгляд логичном этапе близких отношений меж полами – грубым отрывание мужской головы, навевали беспросветную холодную тоску.
Сегодня нового жалобного материала судя по всему не поступит, Клавдея пользовалась имеющимся багажом. Но нового и не требовалось, раз прежнего имелось предостаточно. А «пруд для рыбок» Клавдея, точно «не проглотит никогда, ни с рыбками ни без них».
Несчастная как обычно увлекалась рассказом и в пылу не заметила, как ее бывалый зонтик давно остался не между нею и солнышком, а отдельно стоящей никчемной конструкцией. Остальные приспособления тоже давно кое-как валялись на песке, солнечному удару также не противодействуя.
Поняла, что подставилась Клавдея, когда ей поплохело. Посетовала: «Это ж как надо иммунитет утерять, что б нам – местным и привычным по башке бахнуло. Все точно! из-за этого изверга, сколько же можно нервами трясти. Растеряла их, небось, как песка вокруг.»
Клавдия попросила Артема метнуться к ней домой и доставить на пляж из холодильника домашнего кваса. Одна инструкция – с каких задов зайти и как чресла целыми оставить, заняла определенное время, но как позже выяснилось, оказалась, не лишней.
Артема, правда, беспокоили по большей части не Клавдиевы опасения.
–Теть Клав, а ваша красавица козочка не имеет, к примеру, навыков сторожевой собачки, тут про нее рассказывали…
–Вранье! А кто рассказывал-то? Эта Сбруя? Да я ей! Все грамотную из себя корчит. А сама…
–Не, не Сбруя…
–Ладно, милок, посля поговорим. Привязана она не дома, на огороде ее нету. Ты главное поспешай осторожничай…
Но все равно Артем вернулся с большой бутылью и весь покоцанный.
«Это надо ухитриться в драку влезть, Не припомню в судебной практике дел, что б за квас кого-то били» – не промолчала Эмма.
А внимательный взгляд Клавдеи тут же пригвоздил невнимательного слушателя: «Небось подле бани налево свернул?»
–А надо было – направо?
–Да какая разница, чего ты человека пытаешь. У тебя что налево, очередной пруд копается, что направо, прости господи»– неодобрительно возмутилась тетя Валя и аж на локоть приподнялась.
«Да так, всякие евоновы дела… супостата мово» – туманно ответила Клавдея, взялась наливать кваса и вскоре замолкла – по естественной причине.»
–А хорош у меня квасок, пробуйте, ребята.
Артем тоже не изъявил желания прояснить ситуацию. В ответ на красноречивые взгляды ответил согласием с тетей Валей: мол, огород у тети Клавдии не отформатированный. А растет у нее свободно конвертируемая не знаю что – плети в километр. Тетя Клава их то в одну сторону кладет, в общем, сегодня – в другую.
–И ты в них со всего разгона…
–Да не особенно.
–А что это было, арбуз?
–Нет, арбуз я знаю. У него листья резные, красивые.
–Значит – тыква. Не волнуйся, ее не особо убьешь…
К тишине, воцарившейся на пляже Артем отнесся положительно, начал по чуть выдыхать. Пробурчал только, что тетя Клавдия живет более насыщенной жизнью. Что у всех, кроме бытовухи, разговор один – о пришлых, в ее же жизни присутствуют – две глубочайшие темы.
Свежий квас, видимо, взбодрил мозг Клавдии и у нее возникли новые вопросы.
–Моего не видал? Он там часом не того, на грудь не принял? А то стоит мне за порог…
«На ногах держится!» – слишком бодро отрапортовал расслабившийся было Артем.
Ответ Клавдее также, как и всем остальным, не показался.
Она подхватилась, натянула халат, оправилась забытым для Эммы жестом – подол вниз, подхватила подстилку, бросив остальное добро и рванула напрямки.
«Темик, что там случилось? – спросила тетя Валя, как только пыхтящая всеми парами Клавдея ушла за границу слышимости – Он что, уже на ногах не держится, когда ж успел, времени-то всего ничего прошло…
–Нет, держался супруг на ногах вполне, но только после того, как на них встал.
–Выражайся яснее.
–Я вначале его вообще не заметил… под столом в траве, там еще у яблони такие длинные тяжелые ветви и заросшие грядки навстречу вкривь и вкось. Только одна его нога в шлепке наружу торчала и… дергалась. Подумал – и ладно. Главное – дома мужик, а как отдыхать – ему видней.
Обратно шел, зазевался чуть и об ту ногу споткнулся. А он словно ждал, аж подскочил и начал все путать. Сперва меня вовсе не узнал – принял за вора, а квас – за самогон. Пока за мной – похитителем личного стратегического запаса по саду гнался, два раза версии погони менял. В последней – стал называть бригадиром и поминать какой-то погреб, в котором очень хотел этого бригадира закопать.
Резвый очень, хоть и пьяный, это да. Конечно, и знание пересеченной растениями местности… когда почти к загородке прижал, я уж подумал: «По взрослому гасить дядю придется, так тут наконец признал, даже футболку пытался на мне поправить. Но стоило дух перевести, принялся мне в глаза заглядывать и нежно просить сделать ему большое одолжение… рожки с головы спилить и никогда их больше не отращивать. Мол, тут живут чувствительные люди, которым такие ненужности очень неприятны до полной жути.
Прикольный мужик. Еле уговорил его пойти еще подумать. Насколько видел – он опять под стол отправился. Место у него там спальное, что ли?
«Это да, – подтвердила тетя Валя – Клавдеи несподручно его под столом тумаками награждать. Ээх, вот живут люди, только мучатся. А засасывает пьяное болото… Ты с этим мужиком поосторожнее.»
–Да ладно, если чего, пару легких успокоительных тычков…
–Слышь, герой, ты давай без воспитательной работы. Ее есть кому проводить.
–Да, пожалуйста, пусть только не лезет.
«Это он во всем виноват, – высказалась Эмма – сама Клавдея женщина нормальная, с загубленной, правда нервной системой.»
«Это как:?» – хихикнул Артем.
А тетя Валя согласилась: «Да, наверно, только когда женились они по большой любви, вы еще даже не родились и помнить не можете – этот жених был у нас на селе самым непьющим, никто не ожидал, что его так сильно к этой заразе потянет… кто скажет – от чего мужики пить начинают.»
* * *
Народ праздновал день рождение Надежды – не смотря на юный возраст всеми уважаемой барышни. В среде соседи-родственники-друзья на подобные мероприятия приглашается половина населения, вторая сама проявляет инициативу. Становится шумно и тихо одновременно. Это «садовники», как обычно, если информацией располагают, поодиночке на станицу не суются, пользуются объездной.
Однако, все равно кто-то угодил в «теплые» объятья. На этот раз пройдоху – так опишешь лишь взглянешь, из-за руля «Фольцвагена» вытащить не успели – женщины отбили. Однако, его еще пару раз останавливали, пока из станицы выбрался. Следующие остановы мужики производили, словно не знали, что «женщины просили этого больше не делать!»…
На следующий день, как обычно после местных скандалов уже точно и широко информированные пришлые колесили по селу – лишнее и почем зря. Снабжая свои проезды дурашливыми остановами, проездом задним ходом, сигнальным сопровождением. И швырялись с дороги сумками с мусором – кто дальше докинет. То есть после поджатия хвостов напрашивались в усиленном количестве и по всем разгонным правилам на сатисфакцию.
Все вроде обошлось, только под рикошет оскорбления попала Макарка. Она шла во второй половине дня к Надежде, по официальной версии заканчивать помогать наводить порядок, по неофициальной – поправить здоровье.
«Ну как же, – рассказывала она оскорблено – прежде, чем выйти, огляделась. Дорога пустая, без этих. Ну – думаю – проскачу. Иду, поспешаю, до Надьки пара дома осталась. И тут слышу спиной… не успела.»
Орут еще издалека: «Эй чикса…» И дальше на несколько голосов.
И где й то откармливают таких вкуснючих телочек?
Сойди на тропу, дорогу развалишь!
Что-то еще, на их взгляд остроумное, все про мой так называемый физический недостаток.
А я, между прочим, его недостатком вовсе считаю. Уж сколько раз доказано, что я мужикам нравлюсь. И мать моя полненькой всегда была и бабушка. И обе, да и тетушки тоже счастливыми жизнями живут. Вот так!
Макарка говорила, а у самой слезы из глаз брызгали.
–Так оно и есть!
–И мы все об этом знаем!
–Милая, с этим никак не поспоришь. Никак! Это же факты. А они – дебилы по определению. Ничего ни о тебе ни о твоих не знают, а дурь несут.
–Вот именно!
–Ты тоже нашла об кого расстраиваться!
–Этим лишь бы обидеть, без разницы какую напраслину возвести.
–Милая, все это правда, да и у тебя характер крепкий. Так что ж ты куксишься всякий раз, как о фигуре речь заходит…
–Макарка, правда, хорош. Осточертели эти, говорить о них – опять вечер на помойку выбросить. Расскажи что-нибудь еще, да хоть как ты от Черного моря к Черному морю ездила. Эмма еще не слышала.
Эмма удивилась: «Правда, на Черное море? А зачем, у соседней части водоема вода мокрее?»
–Да мать все говорила: «Поезжай, мир посмотри, а что б не так дорого – вон хоть в Болгарию.»
И главное – одну отпустила, вот я удивлялась. А все наши в один голос: Макарка, куда тебя из дому-то, от своей-то земли?
