Марина Евгеньевна Павлова
Зеркало
–А тот даже не пытался общаться.
–Ты же сказал, что это для меня и вообще сюрприз и…
«Верно, это для тебя, – махнул Влас на сучье в бардачном порядке – и не говори, что это для тебя не сюрприз – день твоей смерти.»
«Влас, ты с ума сошел! – страх прорвался и застучал в каждую клеточку Эммы – Неужели ты собираешься…»
–Ну, смелей!
–Спалить меня на кресте… на костре?
–Кой тебе крест, ты не ведьма!
–А кто ты?
–Вот бестолковая!
…!
На этом этапе у любого нормального человека созревает вопрос: «За что?»
–За что? Так ведь не за что! Я ничего такого страшного… что б так страшно… у Эммы дрожал голос.
–Ты разрушила мою жизнь.
–О чем ты говоришь?!
–Вот и я так – не хотел не известно за что мучиться и загибаться… Люди сами несли мне деньги… о, я пожил… и с наказанием не смирился. Лишаете жизненной силы, так я найду, откуда скачать… создал энергетический сброс, к околице можно не подъезжать…
–Значит люди правильно догадались – это ты вогнал сюда лишнюю порцию ненависти и пожирал ее плоды…
–И все шло хорошо. Если серьезно вложиться, люди становятся послушны. А топом приперлась ты с братцем. Здрасти… с высот своей устроенности… Таких баловней судьбы еще поискать, это не я – неприкаянный.
–Подожди, но мне ничего толком не удалось, а Артем здесь и вовсе не причем.
–Ты не читаешь суть. На тебя обратила внимание сестрица… дура.
–Влас, знаешь, с тобой что-то случилось, Послушай сам, что ты несешь… хорошо, давай по частям разберемся.
–И начнем с того, что ты не хочешь гореть на костре.
–Представляешь, никакого желания! Если разберемся, может оно и у тебя пропадет?
–Знаешь, меня почему-то подмывает рассказать тебе историю моей сволочной жизни… нет, прошло.
–Понимаю – тебе досталось. Наверно с детства начиная.
–Хуже нет обиженной беззащитности. И не тряси кончиками отросшей завивки. Я уже сказал: « Рассказ отменяется. Про твои с братцем успешности тоже слушать не желаю.»
Влас вдруг задрал голову вверх и перешел на шепот.
–Здесь антимир. Здесь чтобы получить целое, надо сперва его разбить. Но поскольку восстановленное живет в реальном, его структуры не устойчивы. Радость может встретиться, но это будет пакет с деньгами – грязными и драными, раздавленная коробка с плохо упакованными, надкусанными конфетами, твое присутствие на яхте в качестве не хозяина, а уборщика, билеты в кино на первый ряд за номером один и два… Причина заболевания – водный массив излечения.
Деньги, если их убрать в магнитный сейф пропадут.
Угол – важен наклон. Вверх – отражение наращивается.
Отражение. Сколько бы не было света… иногда кажется оно его из неизвестных источников умножает.
Нет больше темноты. Пусть дураки считают нас чудовищами. Мы создадим новый мир освещения. В нем не будет откровенных мерзавцев и подлых тихушников. Все высветит свет, всех обозначит. Этот осколок. Никто не пройдет мимо его лучей. Он жжет неправильное плохое. Мы очистимся… Жжет.
Эмма умом понимала, что чем дольше влетевший в нирвану Влас там зависнет, тем больше у нее шансов выжить. Ее наверное уже ищут. Ей надо было стоять и молчать, но зрелище сумасшествия человека, ведь адекватные других людей на кострах не палят, но только что нормально говорящего, несчастную еще больше перепугало. И она подспудно желая прекратить устрашающее зрелище, неожиданно громко позвала: «Влас!»
Тот вздрогнул, вернул лицо и сознание на землю.
–Переоценил я тебя. А все Агафья. Закругляемся, давай забирайся!
–Куда?
–Не дури!
–А это тебя не настораживает по части твоего душевного разлада, ждешь, что я сама на костер полезу?
–Давно надо было тебя кончать. И ведь не стоило ничего. Все всегда надо делать вовремя. Оставлял тебя на закуску воскресного ужина – зачем? Подумаешь – карамелька. Не открывай рот, не интересно. Ступай!
Эмма вдруг обнаружила, как именно – с левой ноги и левого плеча ее тело начало движение. Нет, оно не попыталось развернуться и убежать от опасности, оно выбрало направление к костру. Ноги добрались до первых сваленных сучьев и принялись активно спотыкаться, но остановиться и тут не подумали, продолжили упорно лезть вперед. Несколько раз Эмма проваливалась внутрь до земли, брючины широких бридж задирались в сопровождении содранной кожи, сучья лезли в рукава футболки, все царапины драло по старым царапинам, но Эмма лезла и лезла. А сзади ее звучал голос.
Дровишки тонки и хорошо высушены. Гореть будешь на ярком полыме без дыма, я красный цвет люблю. Эта Агафья – дура закомплексованная даже добрые дела стыдливо белым туманом прикрывает. У меня всегда все ясно-отчетливо… Ложную надежду не держи. Никто тебе не поможет. Ушла придурочная сестрица, как вы говорите – окна в крестах. Ушла и от земного отключилась.
А может и хорошо, что прежде тебя не тронул. Теперь задумка моя спалить тебя – камень преткновения в лесу Агафьи. Над ней насмешка. Пока она дома была, этот номер не прошел бы. А на расстоянии – вот увидишь – получится. Будет ей радость дорога домой.
Эмма добралась до столба. Почему он ей показался недавно с корня? Живого в нем не осталось ничего.
Эмма отстраненно подумала – а здесь он меня зачем морочил … свежее дерево. Какая мне к черту разница с чем в обнимку гореть.
Эмма оперлась спиной о столб, сама собой завела руки за него сзади. Пальцы сомкнулись и склеились.
Кусочком сознания Эмма все еще не верила, что это всерьез.
Но пламя вспыхнуло тихо и изящно со стороны руки Власа и мигом поднялось до высоких узких красных пиков.
Замороченная Эмма и тогда ранней мыслью подумала о нем, как о безопасном, согревающем костре.
Первой треснула сухая веточка с оставшимися сухими листочками высоко отскочившая искра упала на ногу и почему-то сильно обожгла. До этого боль повреждений кожи воспринималась Эммой отстраненно. Но от звука она охнула и очнулась и первое, что сделала – не закричала от боли и не попыталась отцепить себя от окаянного столба. Эмма спросила своим вполне обычным, негромким голосом: «Куда вы дели Власа? Тоже убили?»
«Влас» молча поднял на нее глаза.
Это называется – яхту подарю, душу заберу? Вы его проглотили?
–Поглотили – не расстраивайся, что слова путаешь, после внешнего управления мозгом такое случается. Жаль, что окончательно восстановиться тебе времени не хватит. Но и так молодец – очнулась. И почти вовремя, я бы и сам тебя сейчас очухал. Посуди, какой смысл тогда было хворост таскать, толщину фильтровать. Я тебе ни какой-нибудь волшебник, ведь все собственными руками…
А Влас младший… хороший мальчик и родная кровь и ему не возбраняется следующую жизнь хорошо прожить, лично прослежу. Не о том беспокоишься.
Эмма слушала и пыталась отцепиться от столба. Она дергалась, извивалась.
«Влас» ее деятельность поощрял: «молодец, боец». Давай, давай, у тебя куча времени. И я все еще думаю – не надавать ли тебе вначале оплеух. Таким еще макаром душу отвести…
Куча времени исчислялась минутами. Несмотря на чистое пламя, без дыма, дышать быстро становилось нечем. Огонь красиво горел по широкому кругу и наверно активно выжигал продукты горения.
Вот уж никогда не подумаешь, что в сосновом бору так мало кислорода. Эмма дергалась, рвалась, но чувствовала, что задыхается.
Горячая пауза на жизнь и без того небольшая, заканчивалась и во всеуслышанье кричала об этом. Огонь вдруг загудел широко и бросился сразу к ногам.
«Обойдется без оплеух!» – не обрадовалась Эмма и закричала от боли. Благословенное забытье приходить не торопилось. Эмма поняла, что больше не борется. Все поглотила боль.
–Я молодая, такая молодая… Дальше жуть и болевой шок наконец отключили сознание.
Но и в беспамятстве Эмма кричала и кричала…
* * *
Эмма открыла глаза и уставилась в белый потолок. Чей-то крик заставили мозг заработать.
«Кого-то еще подкинули в мой костер, – первое, что подумала Эмма – но откуда белый свет… а, понятно.»
Опускать глаза ниже не хотелось, но ее руки ощутили влажность… поцелуев.
Эмма глубоко вздохнула, закашлялась, глянула вниз и ахнула.
Вместо ангелов, она увидела… Артема, Ритку, тетю Валю, Клавдию и еще небольшую толпу народа. Люди не вмещались в комнате… а, палате, стояли в дверях и выглядывали из коридора. Отдельной траурной колонной, с которой никто места «в облипку» не разделял, высилась… почему-то Наталья.
«Очнулась! Совсем Живая!» – кричал совершенно сумасшедший Артем.
«Конечно, живая, – недовольно произнесла Эмма непослушными губами – что это на тебя нашло?»
Нашло?!
Моя сестра Саламандра, не горит в огне… вон родители удивились бы!
Эмма приподнялась на локте и тут же упала обратно в подушки, застонав от боли: «Родителям ни-ни!»
«Ноги все-таки подпалило, – «порадовал» прямой Артем – но не волнуйся, тут не идиоты сидят. Ты… ты в порядке? все помнишь?»
– Да!
Эмма снова со стоном приподнялась, а палату опять наполнил восторженный вопль.
–Правда! Правда! Живая!
«Так, – заявила твердым голосом тетя Валя – девочке нужен отдых, все успеют выразить ей свою поддержку позже. А сейчас, пожалуйста, оставьте нас.»
Вошла медсестра, улыбнулась Эмме и вкатила ей… снотворное. Быстрое. Эмма закачалась на волнах покоя, слыша как от нее уходят приглушенные шаги. Спать, так спать…
На следующее утро Эмма услышала полный рассказ о самом ужасном дне своей жизни.
«Раньше, – думала Эмма – я мыслила пониженными категориями и самым плохим днем считала, когда мне объявили об отчислении на первом курсе. Заигралась, думала пронесет, как в школе. И едва не загубила юность. Отец вытащил.»
Эмма тогда сказала родителям, что все поняла и сама себе самыми страшными словами поклялась. И действительно убила семестр на завоевание подходящей для пятерок репутации и дальше училась на отлично.
«Надо бы нескольких «удовлетворительно» первого курса пересдать» – вяло подумала Эмма и вернулась к внимательному слушанию.
Она не то, что не хотела знать, конечно, хотела. Но она так же понимала, что рассказ этот в сути будет как версией.
«Представляешь, – тараторила Ритка и все замолчали, потому что остановить Риткин монолог еще никому не удавалось – разглаживаю я на ночнушке бантик из тесьмы, а он тоненький, в разные стороны выворачивается, неправильно закручивается».
Ритка, ближе к делу!
Ну я и говорю: «А я утюжу, делаю заломы, снова разутюживаю и думаю: – «А для кого это я стараюсь, кто мой бантик на груди увидит, прямой он или кривой?
Ритка, не отвлекайся!
«И тут… вдруг! ах! словно ответ получаю сообщение от Артема – мол, ему потребовалось время, чтобы понять… скоро уезжать… не хочет расставаться со мной. И даже думает, что родители и тем более сестра все поймут. Предлагает, представляешь! Ехать вместе, он уже подобрал варианты – где мне учиться. Сейчас же, прямо сейчас! Предлагает мне прийти и все обсудить. И в конце пишет: «Прости, мол, что так долго думал.»»
Я… я ждала, что у меня внутри что-нибудь прорвется. Первым делом, конечно, заревела…
Ритка!
Да, да, я и сама сразу вспомнила, что не дело невесте на первое настоящее свидание приходить зареванной. Голову поглубже в кадку и снова свежа как роза.
И тут я подумала, что надо бы прежде вдвоем обсудить, чем сразу Эмму огорошивать. И написала Артему, чтоб лучше приходил ко мне. В баньке или в саду поговорим.
Он сразу ответил, что скоро будет.
А я начала готовиться. Много времени на это не потребовалось. Руки тряслись, сердце заходилось, какой тут макияж.
Прошла я в сад, любимого ожидаю и нервно так между деревьями хожу, а чтобы успокоиться абрикосы срываю, не помню, сколько проглотила, а они перезревшие, бочка порченные, сегодня ночь пардоньть из сортира не…
Ритка!
Да… Вот. Смотрю: «А и правда – Артем с задов спешит, летит земли не касаясь и мне улыбается и тогда…тогда я каждой своей часточкой осознала, что на свете есть счастье!»
«Ритка, ну все, теперь я – Артем выдвинулся на первый план.
Я же примерно в то же время получаю сообщение с Риткиного телефона, что она все обдумала… дальше море соображений – для книги, не для мобильника. Но смысл уловить удалось – она очень не хочет, чтобы я уехал домой без романтического свидания с ней. Что она согласна стать, как она выразилась «моею временною подругою»… снова много безинформационного типа «так ведь можно целую жизнь проворонить, на что-то надеясь» я только конец прочитал «ты был прав, любимый, жду тебя в моем саду, прямо сейчас. Заходи со стороны моря, калитка открыла.
Артем замолчал под Риткино всхлипывание. Эмма медленно произнесла: «А потом вы встретились…»
Хуже всего – сколько разбирались, кучу время потеряли. Если бы не телефон…
Наталья позвонила тете Вале с криком: «Эмма горит!»
Я ничего не поняла, но бегом в лес, на бегу всем звонила.
Да…
И тетя Валя и мы – следом – знали куда бежать.
Агафья вела, точно!
Спасибо вам большое, если бы не вы… А как Наталья узнала?
«Это я уже знаю» – ответила тетя Валя.
Наталья порядок в подполе наводила, скоро овощи закладывать. И вдруг на единственно свободной от полок стене, прямо на каменной кладке увидела девушку… горящую на костре. Наталья сперва решила, что в ее подпол откуда-то европейского призрака занесло, наши ведь мужики, хоть и средневековые настолько не свихивались, что б девушек на кострах палить.
Прошептала Наталья молитву, небось, порядок знаем, но видение не исчезло. Пламя по кладке стелилось ярко красное, внешность дымом не застилающее, но девушку Натальи так и не признала. Спадешь тут лицом, когда тебя живьем жарят.
Тогда в голове у нее вспыхнуло имя: «Эмма!». Секундой позже Наталья уже знала, где спасать. За Мишкиной поляной в направлении Большого оврага. Пока бежала, звонки делала.
–Хорошо, что Наталья у нас такая опытная. Другая бы мыслями про доктора или про церковь застряла.
–Это точно.
–Подлетела Наталья к костру – никого вокруг. Ты немного боком, но еще стоишь, на ногах держишься и прямо на солнце смотришь, а у тебя ноги горят. И главное – чего стоишь, ничто тебя у столба не держит. Выглядит все, словно ты сама его задней мыслью обняла и спалиться решила.
Ну Наталья не мешкала, прямо в огонь подолом и представляешь, не загорелась. Больше того, даже не обожглась. Вытянула тебя рывком, ты как не в себе была, но не сопротивлялась. «Скорую» вызвала, тут и мы подбежали.
–Огромное Наталье спасибо, она мне жизнь спасла. Агафье, конечно, самое приогромное! И вам все, кто помогал. Сгорела бы к чертовой матери! Хоть до сих пор не верится и…
–Ну все, сестренка, все. Прости, думал: «Ерунда какая-то… ничего себе ерунда… наезд зверский. Но теперь все будет хорошо. Я от тебя ни на шаг, пока не выберемся отсюда. И никакие Риткины зазывахи…
–Мои зазывахи?
–Шучу…. Фу… Сообщения организовала та же рука, которая складывала костер, это понятно.
* * *
Море. Ширина ряби под луной, уходящей в бок, будоражащим блеском передвижения напоминает о том, что земля вертится…
Пару дней спустя Эмма проснулась рано. Да сколько уже вообще–то и спать можно.
Эмма улыбнулась солнышку. Рядом в кресле опустив буйную головушку на край подушки сопел носом Артем. Днем он еще уговаривался подремать в сторонке на полу, пока с сестрой кто-то был. Но ночью не отходил ни на шаг. Палата на одну койку имела собственный санузел и очевидно, являлась элитной. Если бы не это, Артем, наверно, тоскал бы ее с собой вне зависимости от того, какой «М» или «Ж» им в данный момент требовался.
Эмма долго выбиралась из постели, чтобы не разбудить брата. Бинт на правой ноге разболтался. Когда умывалась еще на него плеснула водички. Бинт еще утяжелился и спереди закосился вниз. Идти было совсем не больно. Эмма уж думала прогуляться по коридору, сколько уж можно тело отлеживать. Но не пошла, чтоб не напугать Артема.
Эмма также осторожно вернулась в постель и попыталась закрепить на мокрый бинт обратно на ногу. Но он, словно сам крутился, вертелся и обратно в обмотку не хотел, только не говорил: «Чего прицепилась?»
Тогда Эмма, мягко действуя – ожидая, что бинт сзади присох к ожогу и поэтому совсем не свалился, оттянула следующий краешек и марлевая узкость свободно отошла, словно была привязана к сухому столбу, а не к сочившейся сукровицей ожоговой коже.
Эмма отмотала один круг, другой, увидела клейстер из кожи, ее слегка повело, но она интуитивным движением мокрым краем по этому кошмару провела и… все нагромождение испорченных тканей и запекшейся крови спокойно осталось на бинте. И главное, Эмма не почувствовала ровным счетом никакой боли. Под движениями оставалась розовая новая кожа. А вода на бинте, словно не заканчивалась, он весь стал мокрым.
Эмма почти не осторожничая разбинтовала всю правую ногу и уже с каким-то ожесточением, быстрей, быстрей! Оттирала кожу. Что б и весь ужас заодно стереть.
За этим занятием ее и застал проснувшийся Артем. Он какое-то время испуганно следил за движением сестры, потом несколько секунд останавливал, хватал за руки, убеждая дождаться врачей и наконец окончательно проснувшись и убедившись, что Эмма себе не вредит, принялся осторожно разматывать вторую ногу.
На этом моменте в палату вошла Ритка и также тяжело прошла весь путь испуга-отрицания.
Уже втроем цепляясь друг за друга руками они, абстрагировавшись от некоторой странности занятия, как заправские дворники действующими бинтами заканчивали расчищать кожу левой ноги, предварительно правую в целях соблюдения гигиены и правопорядка, заботливо укрыв свежей простыней, за которой сбегал Артем.
Эмма поглядывала на помощников и стараясь вернуть выражением их глаз в нормальное состояние, спрашивала об обыкновенном: «О делах дома…» Ну вот, мой дом – уже станица.
Ритка отвечала слегка отстраненно, но совсем мыслями не отрубалась, держалась в теме.
–Да все нормально! Тетя Валя вкусностей передала, на ночь к тебе собирается. К ней опять Клавдия пожаловала, ну знаешь, в своем обычном репертуаре «как надо жить в этом аду, что бы после смерти опять в ад не попасть!». Говорит горестно: «Взялась тут настроение себе поднять, песню спеть, так ни одной веселой так и не вспомнила.»
–Ритка, что ты опять несешь, весь станичный негатив сюда приперла, за тридцать километров не растрясла.
–Вот я и говорю – депрессуха…
На этом в палату вошла медсестра и сразу потребовала прекратить издевательство над больной, довольно профессионально винтившись между нею и сбрендившими близкими, отвоевав таким образом последний участок подлежащей очищению ступни.
Эмма, пытающая переубедить медсестру, просто продемонстрировав ей свободную от ожогов, на глазах утрачивающую розовость и восстанавливающуюся натуральным цветом кожу обеих ног. Но была встречена также хорошо развитым профессиональным упорством: «На любое изменение отношения к травмированной зоне добро должен дать доктор».
Подумав немного – Эмма в палате, выпровоженные Артем и Ритка в коридоре, все трое пришли к недисциплинированного решению – самовольно покинуть больницу.
Артем еще немного опасался. Эмма чувствовала уверенность, как и Ритка, которая заявила: «При таком раскладе – здорового больного только хуже залечат. У нас больниц нет, а лечимся так: можешь уже двигаться, начинай работать, оставшаяся болячка сама отвалится.»
Пока искали транспорт до станицы на три десятки киллометров, Эмма с Риткой прогуливались вокруг ее корпуса. Артем на всякий случай разбирался с назначениями – пришедшая на смену медсестра перед его обаянием не устояла.
Эммины ножки вели себя нормально, не болели, не саднили. Ритка говорила: «Хорошо, что ты не пыталась защищать от огня ноги руками, Агафье пришлось больше трудиться.»
«Не могла руками, – объясняла Эмма – я как привязанная стояла. Думаешь Агафья?»
–Понятно дело! Давай теперь остановимся и поблагодарим твою спасительницу.
–Значит, Агафья не только выручила, но и вылечила? Но как?
–Сама посуди «Кто ж еще? Ожоги за три дня не проходят. А как? Знали бы, если бы сами ведуньями были.»
Ритка взяла Эмму за руку.
Агафья Афанасьевна, дорогая вы наша палочка-выручалочка, спасибо вам огромное за нашу Эмму. За то, что спасли и за то, что здоровье поправили.
Эмма!
Эмма и сама никогда не хотела стать свиньей неблагодарной и откровенно говоря, терпеть их брата не могла. Поэтому она повторила все слово в слово и от себя еще несколько добавила. А также, поскольку не понятно было, в какую сторону кланяться, чтобы поклон правильным направлением пошел, вместе с Риткой поклонилась на все четыре стороны.
Слух про счастливое выздоровление пациентки по больнице разнесся быстро и теперь все ходячие воодушевленные больные приходили во дворик посмотреть на Эмму и также выглядывали из окон.
Магические благодарности и поклоны выздоровевшей и ее подруги произвели на зрителей отдельное впечатление. Больше половины больных что-то личное про себя пошептавши, тоже принялись нелениво раскланиваться на стороны света, иногда забавно сталкиваясь друг с другом.
«Ну, все! – заявила Ритка Эмме – Хорош. Народу-то собрали. Да и Агафья Афанасьевна не любит, чтобы мы благодарностями время занимали.»
–Она нас правда слышит?
«А ты все еще в этом сомневаешься?» – удивилась Ритка…
Добрались до станицы с ветерком. Путь показался быстрым. Последние маршруты были городскими – вдвое длиннее.
Выгружаясь у дома навстречу встречающей улыбающейся тети Вали, Эмма сказала: «Хорошо, что никто не знает, что мы вернулись, честно говоря – все прекрасно, только сил совсем нет.»
Это у тебя больничный синдром. Завтра пройдет. А насчет того, что наши не в курсе, ха! Мы только с первым домом разминулись, уже половина станицы знала. Слухи у нас и всегда быстро разносились, а уж с мобильниками…
–Значит… ты не подумай, что мне наплевать на внимание, но сейчас наверно придется опять двадцать чашек чая проглотить.
–Это нет, что ты! У нас люди стеснительные, сегодня никто не придет. Может только наши вечерком заглянут ненадолго, да и то разрешения спросят. Так что за это не беспокойся, спокойно отдыхай.
Полноценная еда тети Вали после больничной прозвучала гимном кулинарии, доброты и щедрости.
Прежде, чем улечься в свежие простыни, брат с сестрой хорошо подумали – кому звонить родителям.
–Здорово, что прошлый раз отзванивалась Эмма – еще до костра. «Теперь моя очередь, – соображал Артем – и вообще тебе нельзя, мама почувствует и что тогда…
–Давай! Только говорить будешь, обо мне не думай, мы нашу маму – сенсора знаем хорошо.
–Это я могу – да хоть о Ритке. Я во дворе!
–Э, э, Тем…
–Ах, Темочка, обо мне будет думать… может он ко мне привыкнет, как думаешь?
–Это ты про любовь? Рита, мне жаль, но мы ведь совсем скоро уедем.
–Вот и Тёма так говорит.
–Дааа, закрутят его городские девчонки, и о них он будет думать, когда надо о тебе забыть.
–Ты это о чем?…
Артем вернулся смеющийся.
–Значит порядок?
–Ага, небось не дурак, я кричал, на слышимость ссылаясь, так вранье легче скрыть. Мама никаких подозрительных вопросов не задавала. Я сам чуть не ляпнул.
–Что?!
–Ну как же, мама велела билеты на станции забрать. Ну той, на которую приезжаем.
–Егорьевск?
–Да. А от станции до твоей больницы ходу не больше пяти минут. Ну я автоматически чуть было… мол, что ж ты раньше не сказала, мы ведь только из больницы.
–Точно не брякнул?
–Не, до больницы не дошел, одумался. Выкрутился, что мол друга ездили на станцию встречать.
–Правда, порядок?
–Да, маму кто-то срочно позвал, она попрощалась.
–Повезло.
–Это точно.
–Когда ехать не сказала?
–Через неделю.
–Ну так, значит так. А веселые у нас вышли каникулы. Но, как говорится. Пора и честь знать.
«Неправильно говорится!» – Ритка, конечно, не согласилась.
–Ладно, но пока мы здесь, хочу на море, соскучилась. Да и то сказать, три дня, нет, четыре не плавала. А когда перестаешь плавать, начинаешь что?
«Расплываться! – дружно выдали Артем и Ритка.
–Вперед!…
Артем промолчал, но Эмма знала – перестраховки не избежать – брат будет купать ее, как она купала его в детстве…
На пляже с Эммой уважительно здоровались, отдыхающие в основном, интересовались здоровьем. Но, кратко, что называется, общество не навязывали.
Все трое в свое особое удовольствие поплавали и разложили косточки на солнышко в зеркальном удовольствии. Люди на Эмму нагляделись и занялись собственным отдыхом.
Явились Многоножкины. В цвете детства-юности и количества.
«Что-то сегодня припозднились, – заметил Артем – да и числом возросли или так кажется?
–К Многоножкиным утром родственники приехали. Тоже с детьми. Теперь уж точно не сочтешь – какое их правильное количество.
–Утром? А ты откуда знаешь? Ты даже ни с кем говорила.
–Да не помню я – кто-то фразой без подробностей кинулся.
–Гляди, сегодня тоже хотят к нам поближе.
–У нас есть шанс не оглохнуть?
–Смотрите, эта милая девочка мальчику ухо не оторвет?
–Не переживай, они – родственники, разберутся, на крайняк – поделятся.
–Ушами?
–Их много – скинутся.
–А это, кажется, тот малой, который на вышкуе протестовать забирался?
–Похож.
–Смотри, глаз с Эммы не сводит.
–Ванечка, это ведь ты? Или твой братик постарше Сенечка… разберешь вас одинаковых… ну, Ванечка, не Ванечка, не принципиально. Эй, Многоножкин, чего глядишь, уставился?
–И главное – куда?
–Да я… Эмма, тетя Эмма, вам эту татушку в больнице сделали?
Какую… татушку?
Как же, вон красного чертика. Круто! Мне нравится.
Следующие несколько секунд Ритка и Артем, стекленея глазами рассматривали новодел, потом, отмерев, столько же крутили, вертели ногу Эммы, чуть из сустава не свинтили. Но так и не смогли показать несанкционированный рисунок хозяйке. То, что и брат и подруга признали как прекрасно изображенного объемного цветного чертика при рассматривании глазами хозяйки с боку подтянутой ноги, превращалось в красное неровное пятно. Как лицо на Марсе снятое с неудачного ракурса.
Пока Артем не догадался сделать фото на телефон.
Эмма удивлялась: «Как сама не догадалась и поняла, что все разводят бестолковку и тормозят из-за, мягко говоря, озабоченности.
«Вот в чем дело, – заявила после размышления Ритка – не дотерли мы образ рогатого пока под защитой были, не изничтожили. Помните, тогда медсестренка пришла и началась канитель. Разогнала нас.
–Что ты говоришь?
–Сестричка, черт не болит?
–Нет, вообще ничего не чувствую. Странно, просто… немного.
–Брось!
–Правильно, не обращай внимания. Не мог он на тебе метку поставить, когда ему было? Это мы точно! не дотерли.
–Ритка, что ты несешь? Дура тупая! На мою сестру метку? Этот урод? Да ты… Да вы…
–Артем!
–Темочка, я не хотела… само вырвалась. И я тоже говорю: «Подругу мою дорогую лечила Агафья, тут без вариантов, а этому… куда до нее!»
–Слушай, Рит, тебе, наверно, домой надо. Столько дней матери не помогаешь.
–Так она сама отпустила, даже велела… Эмма же у нас…ого го и…
–Тём, перестань! Да, в этот раз не слабо впилились. В истинное зло. Убежденное и постоянное. Бывает… Вспоминается патологии некоторых позвоночников «горбатого могила исправит»…
–Тоже не наш случай… сколько еще тел себе приберет… племяша не пожалел. Не желает он от себя поганого мир освободить. С нами хочется ему быть среди людей, коров для него дойных.
–Ребята, нашли кого поминать. Не волнуйтесь, кривой, прямой, Агафья, уже понятно, Эмму в обиду не даст. Даже не сомневайтесь!
–Правильно, все успокоились. Сейчас поплаваем, попрошу море все плохое у меня забрать, потом домой и попробую ступню дочистить.
–А я заговор знаю или как он называется. Говорить надо так:
–Матушка Вода, Матушка земля,
–Матушка Земля, будь так добра, забери из моего тела
–Все болезни, все разлады в организме,
–Все годы, которые я неправильно прожила.
Все чужое плохое, все свое отработанное.
Пошли мне, матушка Вода, Здоровье, Молодость, Красоту и Удачу!
«А что, вполне современная присказка» – одобрил подобревший Артем.
–О, спасибо что напомнил. После «забери из моего тела» надо добавить «и электронной оболочки»… куда уж современней…
Вечер прошел спокойно. Эмма с удовольствием отгоняла плохое, забывала о нем, странно, но у нее даже получалось, от жути и усталости, наверно. На ногу Эмма старалась не смотреть, даже взгляд вниз не опускать. А что смотреть-то, его все равно не видно. Может так, не видимый и сам рассосется.
Как часто в нормальном состоянии здесь на берегу Черного моря мелькает в мыслях и уходит вдаль Бригантина прекрасная легкая в волнах.
Мысли Эммы о здешнем довольно легко попирали мысли о возвращении домой. Эмма перебирала в голове деловые планы и девичьи – тоже. Ее романтические предпочтения за лето немного изменились. Если теперь то отвергнутое весеннее предложение от парня с параллельного курса превратилось в осеннее, она, пожалуй, попробовала бы его принять. Наверно, взрослею, серьезнею.
Засыпала Эмма, если не с улыбкой на лице, то без напряженно сведенных мышц.
«Страшные сны нам снятся на пике эмоций, почему сейчас, когда все наоборот успокаивается?» – удивлялась Эмма во сне этому обстоятельству и неизвестно откуда взявшемуся дару предвидения.
Она шла по настолько старой раздолбанной дороге с неопределяемым покрытием, еще хуже новодела пришлых, что даже примерно не устанавливался ее возраст.
В границах давности раритетная черная машина, посылая далеко вперед ветер, летела ей навстречу.
Уж не она ли, Эмка, железная прародительница моего имени?
Летит на всех парах, словно современное авто… Не будет же она давить тезку?… Но почему мне страшно? Я просто уйду с ее пути и пусть она колесит по военным дорогам дальше сколько топлива хватит.
Следующей мыслью Эмма осознала – откуда страх. Она не могла сойти с лобового направления.
Как тогда, на костре. Ее вроде ничего не держало, не притягивало, а вот пойди ж ты.
Какая все-таки наглость! Моим телом распоряжаются все кому не лень!
Между тем, мне не только требуется отойти в сторону, мне нужно срочно отсюда бежать, потому что машина не просто несется на меня, готовя удар, она… сейчас рванет! Откуда знаю? Да какая разница!
ФПФПФППФПЖ0У10В1ТОЛЩЗХЗУВИСИМОЕПРПШЩЩЗАААДЮЬЪЭ
ЛЕНА
МАМА
Сон в этот раз со страшными ожиданиями не тянул. Пламя полыхнуло, когда до машины оставались считанные метры.
«Все-таки добили, – теперь уже скорее устало, чем испуганно подумала Эмма – и опять огнем.»
Пламя клубком рвануло к Эмме целясь в лицо… много же топлива было в баке, могла бы еще ехать и ехать…
Ааааа!
Грохот взрыва Эмма услышала… почему-то на отдалении. И вдруг прежняя картинка пропала перед глазами, словно ее сбросили вниз, как бумажный экран.
Ни огня, ни дыма, ни шума, ни ветра, ни запаха.
Если бы Эмму прежде спросили: «Можно ли запомнить определенное место в лесу, отличит ли она одну поляну от другой, она – городской житель, затруднилась бы ответить: «Отличу!» Тут деревья растут, тут не растут. Разве они не похоже это делают?
Но это место со старыми соснами, сладким воздухом и радостным пением птиц Эмма узнала сразу и сразу успокоилась. Прошла дрожь, вернулось ровное дыхание и ее не успевший затихнуть крик показался ей старым, прошлогодним.
