Марина Евгеньевна Павлова
Атмосфера
И что?
Пока ничего обнадеживающего.
Да, он затаился – согласился Мадьяров – это его обычная отходная тактика – я его хорошо знаю. И знаю, как он создает ситуацию, при которой используются его изобретения. Но, несмотря ни на что знаете… Теперь, когда злость меня немного отпустила, могу с большей справедливостью сказать, что не трогал Крафт никого, пока к нему никто не пристает, но люди вокруг, где бы он не находился, имеют вредную для своего здоровья привычку влезать в его дела – любопытствовать. А у этого господина с этим пунктик. Достают – не цивилизованно разбирается, начинает всех подряд убирать безо всякой жалости и по однажды заведенному порядку. А потом тихо испаряется. Уверен, с его привычкой всегда и все предусматривать, отходные варианты им были давно подготовлены. Фьють и ищи ветра в поле. Я говорю все это потому, что его на новом месте проживания еще как следует достать надо. А Крафт человек – терпеливый. И засветится только тогда, когда его опять, как мы здесь, прижмут. Ну, вот, а до этого – как его затаившегося розыщищь? Мне эти оба раза просто везло, хотите, называйте это помощью провидения. Первый раз, когда он с вокзала драпал, я на тот же поезд успел, второй раз, налетел Крафт в области на соседа по прежнему жилью, а тот домой вернулся – рассказал, конечно. Я его по здешним деревням искал, а он, вишь – в городе поселился. В общем найти его какой-то шанс наверное и появился бы, если бы объявили всероссийский розыск.
С этим тоже не выходит. В Москве не удалось ничего доказать. В ФСБ меня из уважения к моим погонам, правда, приняли и даже выслушали, только остались при своих. Я им докладываю – такой-то и такой-то на подведомственной мне территории людей в свое удовольствие на тот свет отправлял, взрывал-испарял в легкую и дело с концом. А они мне в ответ самое простое – где доказательства? Я им – у меня очень надежные свидетели, видевшие все собственными глазами, а они – ваши надежные свидетели видели только, чему соответствуют материалы дела, как этот ваш ученый пытался спасти детей после незаконного проникновения в его дом.
Каково? Я им – в этом самом доме сей уважаемый ученый муж адскую машину построил. Неужели нашу госбезопасность не интересует технология, позволяющая разметывать людей в пыль?
А они мне – давайте реально смотреть на вещи. Ничего фантастического в перечне вещей, обломков оборудования и тому подобное, подготовленном после взрыва экспертами, не обнаружено. Барокамеры же для личного применения среди запрещенных законом предметов не числятся. Это не оружие и не наркотики и даже не касса черного нала. А если кто-то и в самом деле погиб по собственной инициативе забравшись в его камеру, так это несчастный случай и больше ничего. Но и это, опять же совершенно бездоказательно. Да и вообще, не станете же вы преследовать и сажать людей за то, что к ним в дом забрался правонарушитель и порезался об их кухонный нож?
Ну и все в таком роде. У них дел и без меня невпроворот и цифры совсем другие. Если бы жертв у нас с полгорода скопилось, может тогда и стали бы поглубже вникать. А так… В общем они мою историю под гриф на всякий случай внесли и привет – домой отправили. Работайте, мол дорогой товарищ дальше, приносите пользу своей стране, но только без всяческих вредящих делу фантазиев.
Не знаю, может быть когда милиция станет полицией, ее юридическая база колыхнется в сторону усиления ответственности за «преднамеренное». Но пока, сами видете.
Знаете – снова подала голос Поленька – я может сейчас немного не в ту сторону заверну, но справедливости ради, все-таки скажу. Олег верно заметил – Крафт не трогал никого, пока не трогали его. Но я так понимаю – именно этого он и не мог никогда добиться, от жизни получить. А еще в юности его очень сильно обидели, прямо размазали… Наверно, он не совсем здоровый психически человек, но его можно было бы понять, если бы он не убивал мешающих ему людей, а придумал бы что-нибудь гуманное для их или своей изоляции. И при всей моей антипатии к этому человеку и страху перед ним надо признать – он сам мне рассказывал – достали его тогда в юности капитально, прям до печенок.
Товарищ майор, а те профессоры, которые Крафта так долго и так гнусно эксплуатировали, они живы?
Нет, Поленька. Кроме одного, о смерти которого можно с уверенностью сказать – произошла по естественным причинам, остальные вполне вписываются в нашу городскую схему. Два ученных господина – как один из наших братьев официантов отошли в мир иной на глазах других людей по не вполне ясным причинам, зато с похожей клинической картиной. Если не знать, о чем речь, вряд ли догадаешься. Оба они, судя по их статусу – занимали в том НИИ подпевальные роли. Ну, а заведущего лабораторией, то есть надо понимать, руководителя того безобразного процесса просто не нашли. Вышел из квартиры однажды вечером, жене сказал – скоро буду! и с концами. Видимо, тут дорвался Крафт, разметал так б не только могилы, но и следа его в нашем мире не осталось. Тех же господ, которым Крафт писал диссертации, и которые, как рассказала Поленька, отказались ему в трудный момент долг вернуть – хоть с какой работой помочь, найти оказалось значительно труднее, ведь его помощь, конечно, нигде не регистрировалась, да и времени много прошло. Лабораторию ту закрыли и людей распустили, хотя сам институт на плаву – это, вероятно, не без Крафтового участия. Да… а вы знаете, подозреваю, что один привет я от этого душегуба получил.
Я как раз прежними врагами его занимался и перебирал в сотый раз документы, которые удалось после взрыва собрать – бумаг–то много недогорелых по дому летало, и обратил внимание на один списочек еще на электрической машинке отпечатанный и огнем совсем не потревоженный, даже не слишком помятый, будто только что из папочки извлеченным. Ф.И.О. там стоят, места работы с должностями и домашними адреса. Больше никаких пометок – ни стрелок, ни крестов. Самое удивительное, что не было прежде этого списочка в деле. Поклясться готов! Я ведь не только каждую бумажку, в реестре описания по регистрационному номеру помню, но и все их почти наизусть знаю. Такое впечатление, что она из воздуха материализовалась и в папку последней страничкой влетела, опять же и номера регистрации на ней нет. Как будто захотел Крафт, что бы люди эти, мало из мира живых исчезли, но еще и опозорены были.
Ну, вот, списочек этот обретенный я, проверил, конечно. Все эти господа – всего девять человек готовили свои диссертации все в том же НИИ и все по возрасту были младше Крафта или позже него получили образование. Так вот, и из них в живых тоже никого. Все, молодые еще мужчины от сердечных приступов скончались – все девять человек. И пусть между смертью первого и последнего во времени разрыв приличный, я в такие совпадения никогда не поверю… Такая, в общем, грустная картина.
И ты, Поленька, давай с таким лицом не сиди, немца этого жалеть не думай. Ну, обижали его, ну эксплуатировали, проходу не давали. Но разве этого достаточно, что бы самосуд над людьми чинить, на тот свет отправлять? А если каждый с таким отрывом в превышении обороны мстить начнет? Это что же получится? Весь род людской переведется. Нет и еще раз нет. Это не дело. Это просто черт знает что!
Ну, хорошо, никто из нас по такому пути не пошел бы. Мы люди нормальные – это понятно, а все-таки, интересно, как бы вы сами на его месте поступили – Мадьяров не улыбался – так бы и остались в той задрипанной лаборатории до пенсии в рабском труде и прозябании? С такой-то головой и вовсе без надежды?
Хороший вопрос – кивнул Ефимов. Что ж, я могу сказать, что сделал бы я, если бы надо мной так по черному издеваться вздумали. Правда, позиция моя другая, хоть в ней тоже сила реакции – главное. А только значительно мы с этим Крафтом друг от друга отличаемся. Я не ученый, который ничего тяжелее пера не поднимает. У нашего брата руки всегда в рабочем состоянии содержатся и своего часа ждут. Не трогает никто – они в кулаки не сжимаются, занимаются обычными делами. А как наедут – извини. Вот она твоя сдача – у нас не заржавеет… Вызвал бы я этого зава в отдельную комнату, а лучше – в туалет, где стены легче отмываются… и лицо бы ему основательно разбил. Что б, впредь не смел гад над людьми измываться, процессы уничтожения запускать. Лично по моему соображению это проступки одинаковой тяжести, достойный ответ один на другой. А вот, если бы я его в унитазе утопил, так это был бы уже перебор!
Но, знаешь, Мадьяров, у нас, у мужиков, такое врядли случилось бы. Это у ученой братии утонченные подлости в тренированных мозгах созревают. А мы – народ простой. Прешь с дури на рожон – так по крайнему выступающему месту и схлопочешь. Подрались, помирились. Потолковали, разобрались, на недоразумение забили, примирение обмыли. И никакого друг на друга зла. Даже на того, кто совсем неправ. Бывает. Заносит. Все живые люди. Я на твой вопрос Мадьяров, ответил?
А теперь, Олег, я буду перед тобой по настоящему, не как тогда – формально, извиняться. Давно подойти хотел, но честнее при всем честном народе, ведь прилюдно я тебя в тюрьму сажал и как дикого зверя гнал. Мы русские, я еще и Уралец к тому – у нас все сильней и в усилении. Нас вина бензопилой пилит, с души воротит. А я виноват перед тобой – сам знаешь. В нашей с тобой компании именно меня закосило, признаю… не стал я тебя, парень, слушать – моя вина. Думал по первам – ты тоже из этой братии – или сплошное ля-ля или, уж если до дела доходит, так туши свет…
Ну… вот тебе и здрасти. Целый год речь готовил, а все перевернул и вывернул. Иногда, как вот теперь, я этим говорливым немного завидую. Хорошо трепаться умеют. Ну, ладно, в общем прости меня, парень, если можешь. Один ты после этой истории живой остался, хоть и ближе всех к огню стоял. А у Ерофеева, наших ребят – официантов и у тети Нюши, да и наверно у профессора того, в кримпленовом пиджаке, а может и еще у кого – про кого – не знаю, я уж не смогу прощения попросить. Это со мной навсегда останется, достанет моей бензопиле топлива…
Мадьяров Ефимову кивнул коротко – все, мол, проехали и за столом повисла пауза.
Ну, так – поднялась Мария, которую за весь вечер, так же как ребят и официальных лиц было не видно, не слышно – долой посторонние разговоры! Я никому не позволю провалить праздник. А праздник у нас сегодня серьезный – годовщина свадьбы! Сейчас я скажу молодым благодарственную речь и каждый скажет свою заздравную, а то из-за этого немца-гада невозможно на торжестве и слово вставить. А я – лицо официальное – тамада. А еще и просто счастливое – у меня теперь благодаря Нелли и Олегу цель в жизни появилась. Не так уж и часто тамада на празднике личный должник виновников торжества, а вы мне работать мешаете! Мыслимо ли это – на семейном празднике криминальные истории разбирать! Но теперь все. Перебивать себя и в сторону от празднования вилять никому больше не позволю. Вы меня знаете!
Нелли и Олег – благодарю вас за все, что вы для меня и моего мужа сделали – за то, что дали крышу над головой, за то, что терпели мои пьяные заносы, за то, что не прогнали и за то, что в жизнь вернули. Спасибо вам от всего моего взбалмашного сердца. И Мария поклонилась молодым в пояс. Рядом с ней встал и низко склонился Митька, одновременно улыбаясь и пряча слезы.
А приготовили мы для вас сегодня веселое торжество и никто на празднике вашем скучать не будет. А теперь прошу вашего полного внимания и полноценного участия. И Мария звонкого хлопнула в ладоши.
Кого же как не вас, друзья мои поздравлять, любви, радости вам желать! Нет в городе нашем пары краше! Нет жены милей и мужа умней. Олег наш – орел, Неллюшка наша пава. Вместе они – прекрасная пара. Всем на загляденье, всем на удивленье. Желаем вам радости – немерено, плохого – лишь каплями отмерено. И чтоб счастья – вагон и деток малых – полон дом! И – эх!
Митька ударил по кнопкам нового баяна и Мария неожиданно высоким и чистым голосом запела никому неизвестную веселую заздравную.
Мария, как и обещала, никто больше на празднике не грустил и давней болью не мучался. Да и должны же люди хоть иногда от бед и ошибок отдыхать…
* * *
Коптев город снова зажил спокойно и размерено. И у его жителей, у тех, конечно, которые ставили себе такую цель – что бы все было хорошо, так оно и было. У Поленьки, Нелли и Олега, у их родителей, у Ефимова, у Феденьки с Вованом и у Марии с Дмитрием – все было в порядке – ведь они входили в число людей, которые «держались» – над собой работали.
Конечно, богатство они себе не нажили, да и врядли когда нажитут, ведь, как известно, не дается оно в честные руки. Если бы при Крафте эту мысль высказали, он бы наверно, ответил очередной немецкой поговоркой, которая и у нас во многих поговорках смысловой отзвук имеет – главное не богатство, а довольство. Есть в немецком языке такие существительные, что в русском больше в качестве глаголов и прилагательных употребляются, ну и наоборот, конечно.
Ну, и правду сказать – все наши друзья и прочие жители Коптева чувствовали бы себя гораздо спокойнее, если бы этого немного физика, немного метеролога и немного фольклерщика Крафта наконец изловили. Все бы ничего. Вот только его мягко говоря неприятная привычка не оставлять безнаказанными весь спектр доброходов от обижавших его до недопонимающих, а то и вовсе – до вовсе посторонних. Ведь вернулся же Крафт к своим ученным «друзьям» после стольких-то годов, ни одного своим вниманием не обделив. А новые сотрудники той лаборатории, которые Крафта в глаза не видали, они ведь тоже за здорово живешь без работы остались. Уж больно много лишнего народу в недружественный Крафтов круг попадает. Грохают взрывы его с запасной гарантией, пусть лишнее захватят – зато кто надо внутрь окажется.
К этому Крафту, похоже, одна очень опасная фраза подходит фраза – его остановить нельзя – только на время усмирить можно. Но кому, как не жителям Коптева знать, насколько большой отрезок времени, вмещающий себя людские потери, потребуется каждому локальному обществу, пока оно не навалится на отщепенца с заявленной целью усмирения.
Основная масса коптевских мужиков так рассудила. Даже мы, уж ученые им, этим ученым, переученные, а вздумай он к нам возвернуться, что б еще кое-какие должки получить – остались же у нас еще нетронутые: недопонимающие и неодобряющие, ведь провороним мы его, хоть и открытыми глазами глядим, а как пить дать снова провороним. Уж тут бойся – не бойся, а все, небось, опять по накатанной дорожке поедет. Станем, как и раньше – по привычке неприятные случаи сличать, при каких таких обстоятельствах они произошли, количеством пропавших путаться-подсчитывать, а он в это время в свое удовольствие пошурует. В помощь ему – наша русская неизбывная пассивность… Ох, уж эти ребята с иностранной силой воли – бездушные и точные, как думающие машины. Ох, уж этот ученый немец! Иноверец он – да, а мы – не умеем.
