Марина Евгеньевна Павлова
Атмосфера
Твердолобая позиция – я ни на что не гожусь, я знаю – не надо со мной спорить. Ну и все в таком роде. Когда девушки, так ничего и добившись, уже уезжали, Ефимов сказал на прощание, что его официальное бездушное извинение перед Мадьяровым не в счет. Он не пришел к нему как мужик и только об этом жалеет. Но должок этот за мной – добавил майор и, обойдясь без слов прощания, вернулся в дом.
Подруги сидели в машине и глядели друг на друга – зря он так уж круто – сказала Нелли – ведь столько годов работал и хорошо работал, а тут просто коса на камень нашла – это кто хочешь налететь мог.
Случай–то и в самом деле необычный – соглашаясь, добавила Поленька. Ну, что делать будем?
А я знаю – что.
Нелли отъехала на несколько домов от Ефимовского и кивнула Поленьке – пойдем. На приступочки навстречу девушкам вышла сухонькая остроносая бабушка – чего вам, красавицы?
Здравствуйте – вежливо приветствовала хозяйку Нелли – нам бы молочка купить, литров несколько.
А – жаль, нету у меня коровы-то, в нас в деревне они все почитай перевелись, только вон у Степана одна и осталась, да и та уже доится перестает. Это вам, девоньки, на ту сторону проехать, вон дом с бордовой крышей, видите? А чего к нам то пожаловали, если, конечно, не секрет.
Нелли подержала паузу, как бы раздумывая и понизив голос начала доверительно. Дело у нас было к вашему спецу – к Ефимову. Он – говорят – первейший сыщик во всей округе, почище любой гадалки. Что пропало – сразу скажет – где искать, что украли – тут же докопается – кто, а если у кого родственник, ну или там муж сбежал – укажет с кем и где того человека искать. Вопросы свои задаст, подумает немного, пять чашек чаю выпьет и вот – на тебе ответ на чайном блюдечке. Он даже никого больше не опрашивает и никуда и не ездит, ну редко когда. Обычно ему и так все доподлинно известно.
Вот мы со своим делом к нему приехали – никто ведь помочь не сумел. А ему всего пару часиков на разгадку и потребовался. Вот мы довольные домой и катим. Благодаря ему сейчас все в моей жизни в правильное русло вернется.
Только сыщик этот просит никому о себе не рассказывать, а то народ к нему повалит, кто какую плошку где обронил, а он человек занятой, недосуг ему ерундой заниматься, да и налогов не платит, не хочет, чтобы к нему за его сыскную деятельность власти не привязались, ведь сам бывший мент. Спрятался он, вон уж куда забрался, да разве от народа скроешься? Вы – я вижу женщина положительная, так что вы уж никому…
Получив заверение хозяйки – ни, ни, девушки погрузились в машину, но Нелли порулила к дому Степана не сразу, а сделала еще одну остановку у приглянувшегося ей синенького опрятного домика. На Поленькин вопрос – зачем, улыбнулась – контрольный визит, может первая бабулька памятью слаба, да и мы вполне могли Степанов дом в незнакомой деревне попутать, делать все надо чисто и с гарантией, Здрасти, хозяюшка, молочком не богаты?…
Неллькин расчет оказался верным. Через пару месяцев к Ефимову обратился один очень хозяйственный мужик из соседней Бугровки. В большом хозяйстве мужика имелся клад из антикварных тульских самоваров. Семейное предание, затрудняясь с точностью событий, при которых этот раритет попал в семью, однако, убежденно гласило, что каждый из самоваров коллекции не просто антикварный. А с остальными четырьмя мал мала меньше составляет полный комплект дара тульских умельцев государю Николаю второму ко дню его рождения в последний год царствования.
Так вот эта не серийная фамильная гордость исчезла однажды со специально отведенной для нее полки в красном углу гостиной. Причем пропажа так и просилась в категорию событий прозрачных, так как случилась сразу после наезда в деревню очередного «работника музея». Но розыски, обещавшие оказаться простыми и быстрыми, результата, однако, не дали, хотя «работника музея» не только вовремя перехватили и обыскали, но и серьезно потрясли.
Мужик-хозяин с поклоном прибыл к Ефимову. Тот не зная своей роли, из роли однако не вышел. Очень натурально удивлялся и отнекивался, потом, как уже сам рассказывал – щелкнуло что-то внутри – загорелось ему себя испытать, руки-то он давно опустил, прежде чем ими на себя махнул. В общем, взялся. Свою обычную практику розыскной деятельности, в том числе опросную методику ему пришлось пересматривать на ходу – не при должностях больше и подчиненных – ни одного. Это значит – пошлют – утрешься, а требовать, голос повышать – никак невозможно. Был момент – уж очень его подмывало направить бывшего самоварного хозяина куда подальше, больно наседал, однако, не направил – и тут сил хватило сил сдержаться.
Помучился, правда изрядно, проглотил много всего невкусного, а первый самоварчик маленький все-таки разыскал. От дома пострадавшего широкой дороги топтать не пришлось – сосед мужика тот раритет заныкал. У него самого деверь в «работниках музея» ходил и идея эта – воровство на друга по цеху свалить от деверя и исходила.
Остальные самовары до комплекта уже с музейной экспозиции снимать пришлось.
Деверь на суде на соседа сильно зубы скалил – из-за тебя, темень в музей сдавать пришлось, а там какие деньги. Зажал, дубина… маленький, маленький. А без этого маленького и цены никакой нет! Меня должны освободить уже за одно… с кем приходится работать интеллигентному человеку!
После того случая, повалил к Ефимову народ, а власти не трогали, с налогами не приставали – сквозь пальцы смотрели. В милиции чиновники от других чиновников все же отличаются. По крайней мере начальством там чаще всего за честные заслуги становятся. Среди этих начальников по настоящему умные и дальновидные люди – не редкость. В общем, в РУВД порешили так – пущай пока как знает трудится, подобная терапия милиционеру показана.
Ефимов носился савраской по округе, его ребята ему чем могли – помогали.
Собирался вначале Ефимов землей заниматься, только крестьянствовать ему так и не пришлось. Не пахал, не сеял. Осенью назад в город прибыл, за месяц до срока. Обратно его приняли, конечно. И он говорил – мол, ни о чем не жалею, опыта за этот неполный год, пока своими ногами бегал, понабрался не меньше, чем за всю прежнюю службу. Да и что теперь дальше будет, не так уж страшно. Если из органов все же когда-нибудь попрут, или по старости спишут, я знаю, чем на кусок хлеба заработать. Нравится некоторым по чужим карманам, да помещениям шарить, вот я за них и примусь. Не привелось мне крупные психологические загадки распутывать, а одна случилась – не потянул. Но я свой потолок знаю, не гордый. А ворья всякого простого на мой век хватить. Это уж точно.
За год этот, пока Ефимов себя в себя возвращал, много чего в городе произошло. Первым делом вернулись Манька с Митькой. Мадьяров их на Неллиной машине привез, с их, между прочим, разрешения прямехонькой в участок.
Вот – сказал он – принимайте взад. Ох и надоели они мне, хуже горькой редьки…
Оказалось, что раздолбайская семейка все это время прожила в Неллькином доме на колесах. Стоял дом в Палихе – деревеньке примерно в тридцати километров севернее города, на огороде одного местного жителя – не самого справного в деревне мужика. А сам Мадьяров, хотя дом на колесах для него и был куплен – ютился чаще всего в городе, на чердаке известного сарая, или партизанил в Неллиной спальне. Когда же необходимость заставляла Мадьярова перебираться обратно в дом на колесах, то на него сразу же наваливались проблемы, утрясающий характер которых отнимал у него кучу времени и нервов. Поскольку, супружеская чета артистов разговорного и певческого жанра враз скорешилась с хозяином, то освоились они на новом месте удивительно быстро и начали чуть ли не в первый вечер новоселья напрашиваться на разного рода неприятности, громя и сотрясая окрестности. Мадьярову же приходилось, мало удерживать на месте периодически рвущуюся в город за сатисфакцией Маньку, помогая Митьке ее пеленать, но и улаживать местные конфликты, в которых отличались уже оба супруга. Ведь стоило бедному парню хоть ненадолго вернуться, ему тут же, как лицу дееспособному предлагался к рассмотрению список – перечень от мелких до крупных правонарушений окаянной семейки.
Все, забирайте, – выдохнул Мадьров облегченно. Теперь сами с ними мучайтесь.
Однако, тяжкий крест неожиданно с шеи местных властей самопроизвольно опал. С вернувшейся в город в третий раз за этот год Марией произошла никем не ожидаемая метаморфоза.
Сначала они с Митькой беспрепятственно поселились в особняке немца, причем Мария нисколько не расстроилась от отсутствующей крыши.
Ничего, из лесу бревен натаскаем, какие-никакие слеги намастырим и брезентом одну комнату накроем. А брезента не добудем, так хоть чем. Главное – стены есть. Ох и крепок дом. Его и снарядом не разворотить.
Выяснилось даже, что их новое взорванное жилище имеет собственный колодец. Рядом с эпицентром взрыва обнаружилось уходящее глубоко внутрь фундамента небольшое четырехугольное, заполненный водой отверстие. Правильной формы и как раз пошире обычного ведра. Надо только оставшиеся стекла по бокам вытащить, что б не порезаться – радовался Митка – ну и почистить внутри, до чего достану, а то камни-то и пыль глубоко осели, а вот перья куринные, как взболтнешь все еще попадаются. Потрудиться придется всего ничего – да и пользуйся на здоровье. Нет, Манечка, ты мне скажи, кто еще из наших может похвастаться в дому собственным колодцем? То-то и оно!
Супруги с забытым энтузиазмом взялись за работу. Манька, которая за последние «–дцать» лет палец о палец не ударила, приняв вынужденное участие в восстановлении крыши, неожиданно увлеклась. И уже с энтузиазмом занялась устройством нового супружеского гнездышка. Они с Митькой теперь даже по вечерам пить бросили. Надо закончить – твердила Мария. Вот тогда уж напьемся – душу отвезем.
Обустроенная комната вышла вполне приличной. Старого брезента они все-таки добыли, швы и стыки его со стенами изнутри дополнительно старым тряпьем утеплили – вышла интересная дизайнерская находка – пестрая верхняя окантовка.
Не лепнина – говорила Манька – но тоже интересна.
В комнату поставили старую буржуйку и вывели трубу в окно с настоящим, между прочим, стеклом. Неструганный стол и пару табуреток Митька мастерил с нежностью. Драные пожертвованные семье матрасы – обычная постель супругов казались в этот раз выше и украшенные подаренной Поленькой накидкой из кусочков ткани вполне напоминали постель и очень уместно дополняли дизайн.
Красота – радовался Митька – ох и заживем мы тут, все б так жили! Однако Манька неожиданно удовольствия супруга не разделила. Мало этого – отказалась за окончание работ выпить! Она озирала злыми глазами таких же заморашей, как они сами, набившихся в комнату праздновать новоселье и напирая на Митьку грудью, закричала – ты, что нашу новую комнату в бомжатник превратить хочешь? А ну вон – все вон отсюда!
Митька и компания были безжалостно изгнаны на холод. А Манька осталась одна. Когда же ее тепленький супруг, покачиваясь воротился к утру домой, Маньки там уже не оказалось. Комната блестела свежевыметенными полами, сам обломанный веник аккуратно стоял в углу, а на по солдатски натянутом покрывале, несмотря на многочисленные швы, отсутствовала единая морщинка.
Митька почему-то испугался до полного протрезвления и кинулся Маньку искать. Он разыскал только помощников в этом нелегком деле – недавних собутыльников, но сама супружница как в воду канула. Остаток дня Митька сидел на матрасах и тихонько плакал. В их супружеском тандеме именно у него слезы стояли близко и он их не стеснялся «гордость нам не по чину». Его успокаивали местные дружбаны – куда она, мол, денется – найдется.
Митька однако не успокаивался. Вдруг он подскочил на месте – вот! Я знаю, где она. Подхватился и выбежал вон.
Митька хорошо понимал жену. Он догадался. Манька никогда не ходила на место, где прежде стоял их дом, далеко обходя их пепелище – застарелую боль. Сейчас она сидела на старом в другой для нее эпохи обгоревшем бревне сруба и ее на пару с воспоминанием уже основательно припорошил меленький снежок.
Манька, Манечка, вставай скорей, примерзнешь ведь!
Мария послушно позволила себя поднять и проговорила замершими губами – Мить, нам надо свое. Свой дом. Понимаешь? Мы ведь хозяева здесь еще. Верно? Так вот – будем строиться.
Но как? У нас денег даже на рукомойник нету.
Не знаю, как. Но нам надо свое – упрямо вторила себе Манька..
После этого исторического для семьи артистов дня, Маньку стало не узнать. Она драила их комнатенку, а привычные – когда проспятся мини-концерты на рынке, начинала теперь и заканчивала с точностью до минуты, что бы человек, желающий их с Митькой послушать, знал, что ему не придется зазря туда-сюда пешкодралить. Кроме того, Манька искала по городу работу и бралась за все, что предлагали. Пить – совсем не пила. Когда же она прослышала про предстоящую свадьбу, явилась к Нелли.
Если рискнешь меня тамадой взять – я тебе такое гулянье отгрохаю – не только ты, город никогда не забудет.
Мань, не могу я, сама понимаешь…
Понимаю, я сейчас уйду – ты не беспокойся. Но если все же надумаешь – хотя бы за пару недель скажи.
Нелли возможное Манькино участие поначалу, конечно, серьезно не восприняла, но к этой мысли почему-то все время возвращалась. Раз из головы нейдет, может все же обсудить? Поговорила с Мадьяровым, с Поленькой, с родителями и хотя ничего нового от них не услышала, но истинностью, исходящей от Маньки прониклась и однажды утром неожиданно приняла решение и объявив о нем, отправилась к Маньке. Та встала, приветствуя гостью и твердо сжав губы, без улыбки пообещала – ты не пожалеешь. Потом, профессионально быстро ставя на место дрогнувший голос, сразу заговорила по делу. Список гостей уже есть? Если из наших городских кого не знаю – проставь адреса. Нелль, тебе придется какой-никакой наряд для меня приспеть, да моему супругу что-нибудь, что б фон не портил. Его на свадьбе, конечно, не будет, но будет рядом, если понадобится. Денег я с тебя нисколько не возьму, сама бы приплатила, да прости – нечем. Об остальном не беспокойся. Через несколько дней бумагу подготовлю, как мыслю ресторан украсить и список мелочевки, что по ходу потребуется. Поглядим, согласуем…
Нелли кивнула и пошла к дверному проему. В спину ей Манька сказала – Нелль, дай тебе бог, что поверила.
Оставшийся месяц Манька не знала ни сна, не отдыха. Первые пять дней она безвылазно трудилась в городской библиотеке – писала сценарии. Жениху с невестой сценарий понравился сразу. Они пытались править лишь второстепенные детали, чтобы осталось ощущение, что они принимали участие в подготовке собственной свадьбы. Ведь режиссер за них все уже продумал. Мария слушала внимательно, все что ей говорили и не ленилась объяснять, как одна измененная мелочь какие последствия за собой потащит.
Получив одобрение Мария несчетное количество раз репетировала намеченное шоу с гостями. Ее опытный глаз точно отсекал ненужное. Ее работа по убиранию в гостях-артистах мешающего им стеснения была эффективной. Ее приемы технической разработки выступления – при этом, поглядите сюда, после этого, махни рукой туда – очень помогали телу будущих артистов следовать канве роли.
Мария совершенствовала все, к чему прикасалась. Ее глаза горели. Казалось, ей даже еда не нужна. Митька пихал ей что-то в рот, она почти не жуя, быстро глотала и продолжала что-то кому-то говорить.
К Поленьке она теперь забегала редко. Та сама, несмотря на вернувшуюся в профессию маму и нанятых помощниц, сшибалась с ног, готовя многочисленные наряды – на свадьбу пригласили чуть ли не полгорода. А вечерние туалеты – Поленькин конек – об этом знали все. Но Поленька откладывала работу, слушая Марию, а той не советы по делу требовались, а порция уверенности – подпорке ответственности. Тогда Поленька произносила убежденно всего две короткие фразы «получается очень хорошо» и «ты справишься». И Манька неслась дальше.
И она справилась. Сделала так, как обещала. Заложила память о Неллькиной свадьбе в головы коптевцев. Первая часть до венчания Мария решила классически по – старому обычаю с песнями подружек, торговлей за невесту, благословением иконой, осыпанием при выходе всех подряд хмелем,, и еще чем-то легким и красивым и так далее. На венчании в церкви гости не просто стояли переминаясь с ноги на ногу, глядя на малознакомый обряд, они полностью участвовали в нем. Никто из прихожан не помнил такого звучания – пела вся церковь и никто не путался в старославянских словах. Горожане ощутили вдруг неведомое прежде единение. Людей, всю жизнь проживших подле друг друга – своих земляков. Ностальгия. Старая Россия, приличные граждане – не шаромыжники, про душегубов уже не говоря, тяга к прекрасному, равнение на лучших, разумные законы, вера – генная память. Глубина высокого.
Ошарашенные и пораженные явились гости на свадебный вечер, им потребовалось время, что бы вернуться в праздничное настроение. На свадебном банкете не скучал ни одни человек и каждый из гостей внес свое участие в праздник. Манька организовала даже маленький спектакль в начале на тему «невеста прошлого», подняв всем, и в первую очередь невесте настроение тем, насколько современна девушка счастливее своих в семейной жизни «забитых» и вообще не редко битых прабабушек. И эта маленькая грустинка стала отправной точкой насыщения весельем. Веселиться нужно по восходящей – считала Мария.
Представление длилось длиной во все гуляние. Гости выходили один за другим. Кто-то пел, кто-то плясал, кто-то рассказывал уморительные истории. Мария коротко с юмором представляла каждого участника и каждое выступление заканчивалось заздравным стихотворением для молодых. Веселились даже самые скромные и закомплексованные. Зоркий глаз тамады следил за каждым.
Когда начались танцы, один из гостей наряжался под певца или певицу, исполнявшую эту песню. Кому-то надевали парик, навешивали огромную грудь или еще кое-что лишнее и потому смешное. Наряженные имитатор открывал рот, пытался танцевать и с помощью разных подготовленных Марией ухищрений, срывая у гостей смех.
Конкурсы окончательно всех расшевелили.
Все приглашенные и том числе сильная их половина находилась в постоянном движении, поэтому несмотря на многочисленные тосты, никто не напился. В этой связи, обычных свадебных неприятностей с машущими кулаками гостями, также места не имели. Правда, один перебор все-таки случился – с кражей невесты. Приведенные в активность гости меры не знали. И после первого отрепетированного раза, когда Нелли по всем правилам изъяли у специально отвлеченного Мадьярова и заставили его ее искать, гости не успокоились. Им показалось, что жениху в этом нелегком деле не хватило активности, поэтому решили кражу повторить, потом еще и еще раз. То есть повадились хватать невесту за руки, ноги и запихивать ее в разные подходящие и не вполне подходящие для этого места, стоило Мадьярову отойти по естественной надобности или просто отвернуться.
Неллино возмущение, еле выползшей в очередной раз из кухонных полок ресторанного, не до конца освобожденного от посуды шкафчика, никто в рассуждение не брал – терпи. Такая твоя невестинская учесть.
В конце вечера – этого даже Мария не знала до конца, согласится или нет – спел сам Мадьяров. Они целый месяц подбирали из его старого репертуара песню, но так и не выбрали и остановились на известном старинном романсе.
Тамада несколько раз выразительно глядела на жениха, но тот все оттягивал. Наконец он сам помахал ей рукой.
И Мария претворяя его выступления – для своей любимой и так далее и тому подобное – поет жених!
Выступление удалось на все сто. Мадьяров пел и чувствовал – никогда еще его голос не звучал так сильно и в то же время так проникновенно.
Все правильно – радовался он, на своей свадьбе пою. А ведь сколько барышень вокруг крутилось, сколько сетей он обошел – никому не верил, считал за микрофон любят. А жена – она надежной быть должна и такой – суматошной, что ли – в общем – такой как Неллька. Я пою…
Когда раздались дружные аплодисменты, поклонился Мадьяров одному человеку – своей бесстрашной невесте, блондинке и вообще умнице и красавице. В ее высокой прическе органично смотрелись застрявшие семена и «шишечки» хмеля. Да, такой и должна быть жена – задержался улыбчивый взгляд Мадьяров на Нелли.
Когда свадьба отшумела и счастливые молодые отбыли на медовый месяц в Испанию – Мария навестила Поленьку.
Теперь я знаю, чем буду заниматься – я стану тамадой. Мне твой ответ известен, но, поверь, козел в огороде – это больше не про меня. С этой глупостью покончено. Я ей страшное дело сколько лет отдала. Мое «все!» выстраданное и уже небольшим временем доказанное. Никакой обиды я больше не чувствую, нет у бухла больше чем меня удержать… И еще – нам очень нужны деньги – надо строиться.
* * *
Нелли и Олег выглядели нарисованной парой с одним именем «счастье». Большая радость действует на людей по разному.
Нелли оно добавило вежливости и даже стеснительности. Ее движения сделались более плавными, речи – более обстоятельными, мысли – более серьезными.
Тогда в вечер перед свадьбой, она заглянула к Поленьке и сказала – не вздумай сачкануть. В этот раз зову тебя без боязни – он не уйдет. Поленька твердо ответила – сачковать? Даже не собиралась!
Мадьяров держался немного насмешливо, в легкую над Нелли подшучивал, но в его глазах светилась нежность и еще некое неуловимое чувство, сродни уверенности и успокоенности.
Нелины родители были тоже счастливы.
В семье Поленьки все постепенно успокаивались. Федор после этой истории очень повзрослел. Но только потому, что натерпелся, а еще и потому, что пока терпел научился думать.
Крафт, правда, категорически не желал забываться. Только теперь отношение к нему у Феденьки немного переменилось. Ведь можно сколько угодно ненавидеть человека, но если у тебя есть мозги и достает силы воли для их использования, тебе, наверно удастся в конце концов любые события и любого, даже ненавистного тебе человека оценить верно.
Он – конечно урод – соглашался сам с собой Феденька – но как же классно работает у мужика голова! Таких незаурядных придурков и злыдней в наш город еще не заносило. Да и среди наших таких ни одного нет. Интересно, можно научиться «так» думать? – последний вопрос в тот исторический для своей личности день он задал вслух и повернулся к Вовану.
Угу – друг сразу понял о ком речь – этот дядя нейдет и у меня из башки. И пусть он сто раз урод, но надо же уметь все так точно подсчитать – рассчитать. Надо же столько годов людей гробить и всегда выходить живым из воды.
Вован, ты чего, больной? Заразился от него, что ли? прям в раж зашел. Тоже хочешь людей гробить и ничего на это не получать?
Ты чего? Я что, жлоб? Я просто мозгами его восхищаюсь, тут уж не поспоришь – считай без ошибок мужик живет, а какими делами ворочает! Если бы он на твоей сестре не спотыкнулся и сейчас бы по соседству отсвечивал. То есть я чего хочу сказать – человек он плохой, а мозги у него ууу!
Ну и как думаешь, можно заставить голову так классно работать, не, ну чтобы, конечно, на пользу людям, не во вред?
Не знаю. Чтобы так глубоко понимать, и такие точные выводы делать, надо очень много знать…
Точно – он говорил – я немного физик, я немного синоптик… или… не суть. Только теперь я думаю – не немного. Ему вопрос – он тебе на эту тему полный книжный том. А спорить я с ним разок попробовал – какой там. Это я думаю еще – он самый мягкий способ меня задвинуть выбрал, потому что при Польке дело было, а захотел бы, небось, с пары слов утопил и побарахтаться бы не дал. И, знаешь, завел он меня. Я себе тоже такие мозги хочу. Да с такими мозгами…
А чего, давай попробуем. Сперва в школе соберем, все чего дают, а разобраться получится, там видно будет…
И они с Вованом на полном серьезе, не только поражая, но и погоняя педагогический коллектив школы, рвались теперь в отличники. А после сражений с домашним заданием старались подрабатывать в городе – копили на компьютер.
Дом Крафта, который, как отрезало, никто теперь так не называл, как старался не поминать всуе его рогатого хозяина, трудами городской администрации и мэра в первую очередь превратили в городскую гостиницу. После того, разумеется, как Нелли перевезла и взгромоздила на Манькино-Митькино пепелище свой дом на колесах и Мария в недавние времена прилично времени в нем проведшая, очень взволновалась. И прижимая дрожащие руки к груди впервые торжественно в него на собственной земле вступила.
У других городских (положительных) жителей вращавшихся вокруг этой истории тоже понемногу стало все налаживалось.
Лавочка деда Сергея, в связи с его последними старческими недугами, простоявшая с месяц раздолбанной и заваленной назад, местами насквозь проломанной, местами прожженной, закончила свой путь в печке хозяина. А на ее место торжественно и при свете дня установили новую, еще более напоминавшую парковую с высокой наклоненной спинкой, густо налаченную, украшенную по всей поверхностью художественной резьбой и вообще более тяготеющую к произведению искусства, нежели к простому седалищу. После этого события, высокохудожественная лавочка, также как и ее хозяин дед Сергей был оставлен в покое. У ребят не хватало больше времени на прежние бесконечные тусовки. А каждому мероприятию нужны заводилы.
Теперь Федор и Вован работали на цель и пересмотренное в позитиве время не всегда вмещало даже первостепенной важности дела.
О связи общественности – вечно любопытствующей молодке госпоже известно следующее – замуж за своего последнего друга она так и не вышла, а вот городскими делами продолжает по прежнему интересоваться. И вообще, ее послушать, так она давно тайно замужем за каким-то шейхом – как всегда – тумана поляна.
А корова тети Нюши после первых, явно неудачных рук, обрела наконец нормальную хозяйку. Может про корову и не к месту, когда про людей речь, а тоже ведь мучалось живое существо.
* * *
Прошел год и Нелли с Олегом пригласили друзей на годовщину свадьбы. Гуляли в доме мэра. Молодые после свадьбы и разного рода вояжей, жили пока с Нелиными родителями. Среди приглашенных были, конечно – Поленька, ее родители, и Федор с Вованом, Ефимов, Мария с мужем, ексколько соседей и друзей семьи, ряд официальных лиц, с Неллиных детских ногтей присутствующих на ее днях рождения и еще… еще двое незнакомых молодых людей – друзей Мадьярова, вытащенных им из небытья и тщательно просвеченных. Это Нелин вклад в устройство личной жизни подруги. Молодые люди в течение праздничного вечера кроме обычной вежливости никаких особых знаков внимания Поленьке не оказывали, однако оба с трудом отводили взгляды от ее косы, лежащей на обнаженном (Неллька уговорила) плече.
Это был странный вечер. Участники недавней истории демонстрировали хорошее настроение и нежелание даже мысленно возвращаться в то неспокойное время. Но вместе с тем, интуитивно цеплялись друг за друга взглядами, создавая напряжение не вполне понятное другим приглашенным в том числе – Мадьяровским друзьям.
Весь этот год люди жили своей жизнью, занимались делами и старались на начальное, излишнее тяготение друг к другу никак не откликаться. Теперь же, собравшись в спокойной обстановке все вместе, быстро выяснили, что именно этого им все время и не хватало, что им не просто есть о чем поговорить, а в этом есть острая необходимость. Потому что, недосказанного осталось еще много, гнет памяти из-за чувства недоделанности и не использования всех своих возможностей оказался тяжел и выявил чувство неуверенности и бесконечных сомнений – а правильно ли я сейчас все оцениваю, не вороню ли опять что-нибудь важное, чего никогда ни исправить, ни переменить не смогу? И не приведет ли меня моя жизнь и какие-то поступки в ней снова к мощному взрыву – такому – каменные глыбы на голову?
И почти каждый из присутствующих по своему горевал о своем, кто о длительном бестолковом непонимании, кто – о решении в тот единственный момент не в нужную сторону повернуть, о силе приложения, чаще – от ее отсутствия. За этот год досталось каждому – от легкого сожаления до выматывающих мук совести.
Гости пили, ели, танцевали, провозглашали заздравные и тосты молодым, выдержавших первый испытательный срок, спорили о том, как на языке семейных традиций называется этот первый праздник и общими усилиями поддерживали веселье. Но каждый ждал, когда кто-нибудь заведет разговор об их общем, о том, о чем поговорить надо и для чего по большому счету они сегодня и собрались.
Наконец Поленька не выдержала – Нелль, прости пожалуйста, сегодня, конечно, твой день и твоего мужа тоже, но я все-таки скажу. Я помню, да и вы все наверняка не забыли господина Крафта. И я хочу знать как избавиться от этого неприятного воспоминания. Этот человек не хочет уходить из моей памяти и я до сих пор боюсь его. Если кому-нибудь удалось его забыть, может поделитесь, что называется технологией? Простите ребята.
Э, подруга, да он у всех у нас из головы нейдет – быстро отозвалась Нелли – просто никто не хочет объявлять, что ему страшнее, чем всем остальным. А ты, как всегда, самая откровенная. И извиняться тоже не надо, этот человек сейчас здесь незримо присутствует. Каждый раз, как я вспоминаю наш с Олежком роман, этот человек тоже без спросу вспоминается из разных мест без спросу высовываться. Ведь именно Крафту обязаны мы нашей встречей. Вокруг него крутились наши отношения, добавляя им опасностью остроту. И не известно, гордилась бы я сейчас тем, к чему стремилась – статусом счастливой дамы замужней дамы, если бы Олег не проверил мои боевые способности и умение держать удар.
Любовь любовью, но у мужчин свои заморочки, то есть требования к будущей супруге. Нелли засмеялась. Да. Ну, а кошмары и мне до сих пор иногда сняться. В них я обычно с монстрами дерусь и Олежка с большим трудом спасаю. Хотя наяву, наоборот мой муж меня защищает, с ним рядом я ничего не боюсь. Ну, вот, а добавить информации к этому делу, возможно, как-то успокоить и позволить себе что-то простить – это сейчас только один человек может. Все взоры обратились на Ефимова.
Ищу – коротко отозвался он.
Но…
Нельзя ли поподробней?
Вы ведь не бросили поиски?
Что? Надеюсь, на самом деле никто не подумал, что я эту историю просто забуду? Как на работу вернулся, только тем и занимаюсь, что запросы шлю. Все предыдущие зверства Крафта уже вдоль и поперек прочесал. На места выезжал. Сравнивал, как они в сводках звучали. На похожие происшествия обращал внимания. Пытался ниточку в его научной жизни нащупать. Даже в Москве был.
