Марат Александрович Чернов
Субстанция
Отложив жало в сторону, он внимательно посмотрел на Галкина. Тот занял табурет в углу комнаты и тихо сидел с мрачным видом, скрестив руки на груди. Рядом стоял его автомат, с которым вспыльчивый юноша уже, можно сказать, сроднился. Неожиданно пилоту пришла мысль о том, что от профессора, собственно, схлопотал больше всех как раз тот из четверых солдат, который был с ним особенно не сдержан и держался наиболее вызывающе.
– Все нормально? – спросил Степан.
– Чего? – отозвался рядовой.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – хмуро ответил Галкин.
– Не волнуйся, всё обойдётся, скоро вернётся капитан с Иванченко, вас быстренько переправят в медчасть и дадут вакцину, или что там у них от этой дряни.
– Я и не волнуюсь, – как-то неуверенно произнёс солдат, потупив взгляд.
Неожиданно Семёнов вскочил с места, бросившись к окну, и воскликнул:
– Я что-то слышал!
Остальные солдаты тоже с любопытством стали вглядываться через просветы в окне. Лихов оторвал одну из досок, однако в сумерках нельзя было рассмотреть ничего определённого. Площадка перед домом как будто была чиста, подозрительный шорох, который явно расслышал Семёнов, стих, и лишь в потемневшем небе с тревожными криками носились морские птицы.
– Ну что там? – спросил Стеклов.
Вместо ответа Семёнов схватил автомат и выскочил из здания. Он вглядывался в полутьму, и неожиданно ему почудилось какое-то смутное движение поодаль, в зарослях тёмно-зелёного стланика. К нему присоединился Михеев.
– Эй, кто идёт? – крикнул Семёнов, вглядываясь в заросли кустарника.
В ответ они услышали странный громкий пронзительный стрекот, как будто на вопрос солдата ответил какой-то местный диковинный огромный сверчок. Внезапно стрекот стих, в воздухе что-то просвистело, и Михеев с криком пошатнулся, схватившись за грудь. Он повернулся и сделал несколько неверных шагов обратно к входной двери, споткнулся и распластался на земле. Семёнов перевернул его на спину и в ужасе воззрился на предмет, торчавший из груди солдата. Это было точно такое же жало, какое продемонстрировал им профессор. Стеклов уже был рядом с ними и, моментально оценив обстановку, подхватил Михеева под руки и затащил в дом. В тишине снова раздался уже знакомый стрекот, и Семенов сделал короткую очередь наугад туда, где он в последний раз видел движение.
Неожиданно новый стрекот раздался совсем близко, слева от него, из-за угла здания. Семёнов повернулся на звук и увидел тварь на расстоянии всего пяти-шести метров от него. Это был монстр высотой не больше метра, но ужасно отвратительный и грозный с виду. Самое страшное, что в его облике было как будто что-то внеземное, абсолютно неестественное для любого из видов животного царства, обитающих на Земле, по крайней мере, так показалось рядовому. В облике существа было что-то от змеи, червя и какого-то гнусного пресмыкающегося, вращавшего множеством очень гибких и длинных, как хлысты, отростков. Интересно, что нигде не было видно глаз или каких бы то ни было органов зрения. И тем не менее, почему-то Семёнову показалось, что существо его «видит» или хотя бы осведомлено о его присутствии. Словно в доказательство этого, тварь резко взмахнула одним из отростков, на конце которого темнело остриё такого же костяного стилета, которое только что впилось в тело его сослуживца, и жало, сорвавшись с щупальца, словно небольшой кинжал промелькнуло мимо уха Семёнова.
«Промазал!» – пронеслась у него в мозгу радостная мысль, и он разрядил половину магазина автомата прямо в тварь.
***
Капитан Новиков успел затащить тело Иванченко в вертолёт и закрыл за собой люк в тот самый момент, когда существо полностью вылезло из источника и, видимо, серьёзно приготовилось к нападению. Из иллюминатора вертолёта его было прекрасно видно. Это было нечто уродливое и жуткое, напоминающее то ли змею, то ли кальмара, то ли осьминога, то ли сразу всё вместе взятое – какого-то омерзительного мутанта, обладающего множеством щупалец, усиков и ещё каких-то очень гибких отростков с жалом на конце.
Медленно и осторожно существо выползло на берег горячего источника и, немного помедлив, будто размышляло о дальнейших планах, ползком, точно змея, двинулось к вертолёту. Довольно быстро достигнув своей цели, оно начало ощупывать обшивку винтокрылой машины, словно пытаясь найти какую-то щель, чтобы заползти внутрь. Но люк была наглухо задраен, а стёкла иллюминаторов достаточно крепки, чтобы тварь могла их выдавить своими щупальцами.
Первые минуты капитан был вне себя от ужаса, но заметив, что все попытки существа проникнуть внутрь машины безуспешны, немного успокоился и перевёл внимание на пилота. Первым делом он аккуратно извлёк жало у него из спины. Иванченко был совершенно недвижим, глаза полураскрыты, лицо бледное, как полотно. Он напоминал мертвеца, но капитан нащупал у него пульс. Было похоже, что пилот совершенно парализован, но тем не менее, кровь продолжала пульсировать, а сердце биться.
– Держись, парень, – сказал Новиков, сжав ему руку.
Капитан с досадой посмотрел на приборную панель вертолёта – это было для него всё равно что тёмный лес, – даже если бы он попробовал взлететь один, то скорее всего, не справился бы с управлением. Он спросил себя, что он может сделать в этой ситуации? У него был пистолет и автомат, принадлежавший пилоту. Оружия достаточно, чтобы попытаться пристрелить тварь, и уйти за помощью, оставив Иванченко в закрытой машине. Но в этот момент в нём заговорил опытный военный: а что, если существо окажется проворнее и точнее его? Он уже стал свидетелем того, как тварь с какой-то сверхъестественной ловкостью поразила его товарища костяным шипом с расстояния в добрый десяток метров. Похоже, она тоже была неплохо вооружена, быстра и отнюдь небезобидна.
Капитан заметил, что тварь пропала из поля его зрения, видимо, забравшись под днище вертолёта и поджидая, когда он откроет люк. Судя по всему, природа одарила это дьявольское создание, устрашающую змееподобную субстанцию, обитающую на дне горячего или, сказать вернее, кипящего источника, впечатляющим охотничьим инстинктом. Или, возможно, попросту инстинктом самосохранения, не допускающим компромиссов и отметающим всякую возможность чужой жизни, кроме одной единственной, хотя бы в пределах этого пустынного острова.
Прошло ещё несколько минут, и Новиков, к своему ужасу, обнаружил, что тварь была отнюдь не одинока. Из-за близлежащего утёса появилось ещё одно существо, очень похожее на первое. С противоположной стороны, со склона вулкана сползало ещё одно, чуть поменьше, но не менее отталкивающее и жуткое. Первая тварь вылезла из-под днища вертолёта и двинулась навстречу своим мерзким собратьям. Через минуту они уже ощупывали друг друга
с помощью каких-то тонких гибких жгутиков, как будто общаясь, примерно так, как это делают некоторые насекомые. Видимо, обменявшись между собой какими-то необходимыми данными, они расползлись в стороны, причём было похоже, что каждое из существ заняло пост недалеко от вертолёта, затаившись, будто какой-то инопланетный снайпер, готовый снять чужака, едва он выйдет наружу из своего убежища. Всё это крайне не понравилось Новикову, и теперь он точно решил не торопиться покидать вертолёт.
Он схватился за рацию, когда Иванченко неожиданно подал первые признаки жизни. Пилот медленно, но верно приходил в себя. Казалось, скоро сложная ситуация разрешится сама собой. Ещё через пятнадцать минут он уже смог нормально двигаться и с ужасом оценил боевую обстановку в низине.
– Сейчас взлетим, – сказал он. – Всё будет нормально, капитан.
Новиков с удивлением посмотрел на Иванченко.
– Ты в порядке? Уверен, что не отключишься в полёте? Я бы этого не хотел.
Пилот нервно засмеялся:
– Не отключусь, пока мы не опустимся где-нибудь подальше от этого места.
Капитан промолчал. Его удивило одно – насколько слабым оказался тот яд, которым тварь парализовала пилота, ведь его действие нейтрализовалось даже меньше, чем за час.
Спустя мгновение вертолёт поднялся в воздух над кипящим гейзером, который с высоты птичьего полёта сам напомнил некую жутковатую субстанцию, клокочущую и пульсирующую в тени величественного вулкана, и его хищные обитатели вскоре скрылись из виду.
***
Солдаты с любопытством, страхом и отвращением осматривали изрешечённое тело червеобразной твари, успокоившейся навсегда, которое Семёнов бесстрашно затащил в дом за одно из щупалец. Юноша чувствовал себя героем, совершим какой-то невероятный военный подвиг, и остальные поглядывали на него с каким-то уважением. Казалось, даже Лихов переменил к нему своё мнение и больше не пытался его как-то уязвить. Мёртвую тушу отволокли подальше, но не спускали с неё глаз, как будто она ещё могла ожить.
В здании базы становилось всё темнее, и кто-то из солдат вспомнил, что видел в одном из помещений целую гору восковых свечей, очень старых, но ещё вполне пригодных в качестве источника света. Они тут же принесли свечи, расставив их по всей комнате, и зажгли. Теперь по крайней мере было светло.
После этого Стеклов объявил о своих планах: провести ночь в доме, выставив сменный караул у входной двери, дождаться рассвета и лишь после этого покинуть дом, поскольку уходить отсюда под покровом ночи небезопасно. Никто не посмел оспорить это решение, все понимали, что темнота благоприятствует тем опасным тварям, которые столь успешно нападали из засады, и Михеев, вот уже полчаса не приходивший в себя, был тому явным подтверждением. Прошло ещё минут пятнадцать, когда Галкин неожиданно пожаловался на сильный жар и головокружение. Его уложили на лежанку и влили в рот холодной воды из фляги. Через пять минут на всём его теле выступил пот, и его затрясло как в лихорадке.
– Неужели началось? – испуганно прошептал Семёнов.
– Приведите профессора! – крикнул Стеклов, и Лихов бросился на кухню.
Вскоре появился биолог, за ним следовал солдат, держа его на прицеле автомата. Ливанский даже не посмотрел на Галкина, мечущегося на кровати, а сразу прошёл в угол помещения, где лежали останки червеподобной твари, склонился над ними и начал пристально изучать.
– Профессор, – окликнул его Стеклов. – Нам нужна ваша помощь.
– В чем дело? – прорычал в ответ биолог, напоминая голодного пса, которого отвлекают от жирной мясной кости.
– Вы можете помочь Илье?
Ливанский быстро взглянул на больного, но тут же потерял к нему интерес, начав с интересом перебирать щупальца бездыханной твари:
– Я уже говорил вам, что ничем не смогу помочь. Он инфицирован, началась интоксикация. Кстати, довольно быстро, я даже не ожидал.
– Михеева ранила одна из этих тварей…
– Я не врач, чёрт возьми! – неожиданно взорвался профессор, оборачиваясь к Стеклову. – Скоро он придёт в себя… Да, скоро. И у меня есть версия, почему они нас не убивают, а лишь ненадолго лишают сознания. Хотите знать?
В этот момент входная дверь сотряслась от сильных ударов, и снаружи раздался знакомый им голос капитана Новикова. Семёнов быстро сорвал с двери наспех прибитую к раме доску и впустил его в дом.
Стеклов едва не потерял сознание от радости, впрочем, слишком недолгой:
– Мы уже думали, что не увидим тебя в живых!
Капитан хмуро оценил обстановку, пройдясь взглядом по лицам присутствующих, и вдруг сильно вздрогнул, заметив останки твари в углу, на которые отбрасывала тусклый свет дрожащее пламя свечи, отчего могло показаться, что конечности существа шевелятся, будто оно было живым.
– Вы убили его?
– Это Семёнов, храбрец, – с одобрением заметил Стеклов, и лицо рядового озарилось по-детски наивной гордой улыбкой.
Неожиданно Ливанский громко вскрикнул, схватившись за живот и падая на колени перед тушей твари. Его тело свело судорогой, он упал на четвереньки и отполз к дальней стене, откашливаясь и отрыгивая окровавленную рвоту. Около минуты он хрипел и стонал, пока наконец не изверг изо рта какую-то мерзкую сущность вроде огромного слизня. Профессор посмотрел на Новикова с выражением непередаваемого мучения на лице, затем весь передёрнулся, будто в агонии и застыл на боку в нелепой скрюченной позе.
Отвратительный слизняк неторопливо прополз по полу и начал подниматься по стене, видимо, используя какие-то присоски на своём брюхе. Все оторопело наблюдали за манипуляциями скользкой твари, не выказывая ни малейшего желания даже приблизиться к ленивому червю, порождённому самим профессором, и, возможно, он бы так и смог уползти довольно далеко, если бы капитан Новиков снова не взял ситуацию под контроль. Он подобрал со стола молоток и вбил длинный толстый ржавый гвоздь в брюхо слизня, пригвоздив его к стене. Тварь извивалась с минуту, пока не затихла.
– Вот мерзость! – произнёс Семёнов.
– Мне кто-нибудь объяснит, что это было? – взвыл в истерике Лихов.
– Теперь, наверно, смогу только я, – ответил капитан, и все одновременно с интересом посмотрели на него. – Степан, – сказал он Стеклову.– Ты видел этот термальный источник вместе с профессором накануне. И, наверно, тогда вы не заметили ничего подозрительного. Мы с Иванченко только что оттуда, там все кишмя кишит очаровательной жизнью, место которой, по идее, в аду, а не на Земле. Хотя и на нашей планете есть места, напоминающие ад. Пока мы летели обратно, у меня было немного времени поразмыслить. Я вспомнил дату на календаре, который видел здесь, на базе: 17 июля 1972 года, – и неожиданно понял, что произошло. В тот год и, видимо, именно в тот день произошло небольшое извержение вулкана, которое затронуло гейзер и заставило обитающих там тысячи или, может, даже миллионы лет существ вылезти наружу. Да, они жители подводного тёмного царства, постоянно живущие в кипящей воде, и совсем не привыкли жить на суше, но эти твари из тех, которые умеют приспособиться к любым условиям. И единственная их цель – исключение любых других видов животного мира из списка своих возможных соседей. Сегодня их снова пробудило к бурной жизни на суше падение метеорита. Он был очень большим, вы сами видели, и его угораздило попасть прямо в гейзер, осушив добрую половину источника. Нам не повезло лишь потому, что метеор выбрал для падения не тот остров.
– А ведь верно! – воскликнул Семенов. – Всё логично. Твари появились после метеорита.
– Ну а если это был не метеорит, а корабль с пришельцами? – спросил Лихов. – Вы все видели этих монстров, никогда не поверю, что они с Земли!
– Ну что ж, это тоже неплохая версия, – усмехнулся капитан.
Он огляделся по сторонам и спросил:
– А где Михеев?
Его отвели в соседнюю комнату, где оставили парализованного тварью рядового. К их изумлению, он уже открыл глаза и начал приходить в себя. Через пять минут солдат уже твёрдо стоял на ногах и радостно улыбался:
– Ребята, честное слово, думал, что мне кирдык!
Капитан мрачно посмотрел на рядового и сверился с часами. Ему не хотелось в это верить, но факты говорили сами за себя. Он решил поделиться своими соображениями со Стекловым и уединился с ним на кухне.
– Сколько прошло с тех пор, как на профессора напала тварь? – спросил капитан, и сам же ответил:
– По моим подсчётам часа три-четыре.
– Да, наверное, – согласился пилот.
– Галкин слёг часа через четыре после того, как этот старый ублюдок распылил споры. Всё на самом деле хреново! Не знаю когда, но скорее всего, в течение часа болезнь может скосить Семёнова и Лихова, накануне они подрались и у них тоже были ссадины и кровоподтёки, а споры профессора действуют напрямую через раны на коже. С другой стороны, у нас есть ещё двое инфицированных, только не спорами, а тварью. Профессор был первым заражённым, ты видел, что с ним случилось.
Стеклов хмуро кивнул:
– Да, значит инкубационный период длится всего несколько часов, даже быстрее, чем у профессорских бактерий. Невероятно!
– Эти существа не просто используют жала, чтобы парализовать жертву, а оплодотворяют её. Возможно, это делается с целью, чтобы личинка могла питаться трупом своего носителя, как это происходит у некоторых насекомых. Но ясно одно, что эта инфекция намного опаснее спор.
– Ты сказал, у нас ещё двое инфицированных, – проговорил Степан.
– Да, Михеев с Иванченко.
Капитан вкратце рассказал ему о встрече с тварями у источника. Стеклов выглядел совершенно подавленным.
– Он ждёт нас на пустоши. Распылитель и клетки уже на борту.
– Я представляю себе эту картину, – сказал Стеклов. – Мы приземляемся на аэродроме с тремя инфицированными чем-то вроде сибирской язвы и двумя – некой неизвестной науке ползающей дрянью. Про нас либо снимут потешный ужастик, либо испепелят прямо на плацу во избежание пандемии, причём всех, и здоровых, и больных.
– А что ты предлагаешь? – спросил Новиков. – Ждать с моря погоды? Ну давай, у нас есть время до рассвета. К утру, наверно, откинутся Галкин и Михеев с Иванченко. Даст Бог, успеем довезти Семёнова и Лихова до медчасти, а там уже как им повезёт.
Стеклов пристально посмотрел на капитана:
– Скажи, ты всерьёз считаешь, что мы имеем право перевезти их всех на континент? А если занесём на большую землю такую заразу, которая будет в сотню раз хуже самой опасной бациллы? И кто будет в этом виноват? Разве только мы.
– Риск есть, – помолчав, ответил Новиков. – Но есть ещё одна опасность.
Стеклов вопросительно посмотрел на капитана.
– Превратиться в зверей.
Стеклов задумчиво сделал несколько шагов, остановившись перед отрывным календарём, висевшим на стене. Последний листок на нём был оторван, и на новом теперь значилось: 18 июля 1972 года. Оторванный листок лежал на холодной плите обратной стороной кверху, и на нём было нацарапано ручкой несколько неразборчивых слов. Капитан взял его в руки, прочитал и передал Стеклову. Пилот с трудом разобрал неряшливый почерк профессора:
«Классификация – организмы. Вид— термофилы. Особенности – наличие скрытых органов зрения, реагирующих на инфракрасное излучение. Размножение – ? Представляют потенциальную опасность. Идеальный базис для создания биологического комплекса…»
На этом запись обрывалась.
– Этот чудак уже что-то планировал на будущее, – произнёс Стеклов.
– Ну, так что ты решил? – спросил Новиков.
Стеклов аккуратно сложил листок из календаря, спрятав его в нагрудной карман куртки, и пояснил:
– Думаю, нам пригодятся сейчас любые улики для протокола.
– Согласен, – с улыбкой ответил капитан.
– Если верить профессору, они термофилы. Значит, должны уже к этому времени плескаться в своём гейзере.
Новиков кивнул в ответ.
– У нас в запасе несколько часов, – продолжил Стеклов. – Попытаемся спасти уцелевших. Пока будем лететь, на земле подготовят карантин. Вообще, я заинтересован, чтобы эта сволочь Иванченко выжил. Он мне должен порядочную пачку баксов.
Урал
Арона привезли в лагерь на рассвете одного из осенних, на удивление солнечных дней. Наконец-то его долгое путешествие закончилось и, щурясь от яркого солнца, он подумал, что, возможно, и в аду бывают выходные.
Перед этим он провёл трое суток в тюремном спецвагоне поезда, несущегося куда-то в направлении Восточной Сибири. Поздней ночью его вместе с группой ещё каких-то осуждённых, отправленных по этапу, вывели на платформу тихого пустынного полустанка, погрузили в холодный металлический кунг Урала и везли часа три по какой-то на редкость разухабистой дороге, после чего остальных зеков увели в неизвестном направлении, оставив его одного в машине.
До восхода оставалось ещё несколько часов, когда в кузов заглянул человек лет тридцати с красивым, но бледным и худым лицом в сопровождении троих конвоиров в полицейской форме. Его лицо не выражало ни доброты, ни враждебности, лишь какой-то скупой интерес. Он оценивающе оглядел Арона, убедившись, что за время пути с ним ничего не случилось. Примерно так оглядывают товар, прежде чем отдать за него деньги. Затем он исчез, в кузов запрыгнули двое конвоиров с автоматами, и дальше он продолжил путь в их обществе. Они ему почти не мешали, если не считать нескольких колкостей и грубого мата, просто травили какие-то байки, пока мощный грузовик боролся с дорожными препятствиями, удаляясь в глубь сибирского вековечного леса.
Прошло ещё утомительных часа три, прежде чем они достигли наконец вожделенного пункта назначения.
Сам лагерь показался Арону монолитной каменной глыбой, которую окружал со всех сторон высокий частокол из брёвен, оживлённый мотками толстой колючей проволоки, словно какой-то древний заброшенный замок злобных гоблинов, выросший из толщи вековых деревьев.
Он заметил несколько смотровых вышек, расставленных по периметру лагеря. Несмотря на то, что Арон впервые находился в подобном исправительно-трудовом учреждении, он моментально сориентировался. Замызганный грязью с непроходимых таёжных дорог, внушительный Урал, затихнув, будто уставший зверь, остался на усыпанной гравием площадке под большим деревянным навесом рядом с двумя такими же полноприводными «лесовозами», и его водитель тут же занялся чисткой и мойкой своего грузовика, а это значило, что, скорее всего, в ближайшее время ехать на этой машине в обратном направлении не запланировано.
Арона грубо подтолкнули дулом автомата в спину, и он двинулся вдоль серых низких бараков с тёмными зарешеченными окнами, узкими под стать бойницам того же замка гоблинов.
Пока он шёл так под конвоем, покорно пригнув голову и сутуля плечи, его глаза шарили по сторонам, а мозг работал здраво и рассудительно, составляя нечто вроде наброска плана лагеря. По смотровым вышкам, расставленным вдоль ограды, он подсчитал его примерную площадь. Поначалу лагерь показался ему совершенно безжизненным, пока в окнах многочисленных бараков, которыми он был застроен, не начал зажигаться свет, и тишину нарушили зычные голоса охранников в униформе, выползающих из двухэтажного, довольно аккуратного кирпичного здания, расположенного на почтительном расстоянии от бараков.
Арона не повели ни к баракам, ни к двухэтажному зданию, где, очевидно, находилась администрация лагеря, а направили к одноэтажному длинному строению, расположенному на самой окраине, которое со стороны можно было отличить от барака лишь табличкой над главным входом:
«ЛАЗАРЕТ».
Надо сказать, Арон ещё не видел более мрачного и неуютного с виду здания, чем это. Казалось, оно столь же недружелюбно и неуютно внутри, сколь и снаружи. Около получаса он просидел в коридоре, прикованный наручником к водопроводной трубе, проведённой вдоль стены, прислушиваясь к гробовой тишине, царившей в помещении. Его явно не торопились принимать, хотя он-то знал, что его место не в бараке с остальными заключёнными, а здесь. Он своей рукой подписал договор с каким-то штатским, рассказавшим ему о преимуществах его заключения в лазарете исправительно-трудовой колонии №305, которые показались ему тогда более выгодными по сравнению с пожизненным местопребыванием в одном из северных централов в камере для смертников. Да, на нём испытают какую-то неизвестную таблетку, но уж точно не выпотрошат на органы и не заставят ползать раком с утра до ночи, как в централе для приговорённых к высшей мере; также ему не грозит и суд зеков или пресс-камера, о прелестях которых ему живописно описал штатский.
Напрашивался вывод: либо в лазарете никого нет, либо все пациенты заперты в палатах за толстыми стенами, оснащёнными завидной шумоизоляцией, откуда не может вырваться ни один посторонний звук. И если так, то спрашивается, для чего эта шумоизоляция нужна, как не для сбережения столь ценной нервной системы главврача и медперсонала.
Арону начало уже осточертевать и действовать на нервы ожидание, когда появился тот самый человек с бледным красивым лицом в сопровождении какого-то рослого небритого детины, беззвучно перебиравшего губами, как будто он что-то жевал; оба в белых стерильных халатах, причём на халате детины преобладали тёмно-бордовые пятна, больше всего напоминающие следы от крови.
Незнакомец с бледным лицом ещё раз внимательно осмотрел Арона и сказал:
– Здравствуйте! Вы – Арон, не так ли? – он достал из бокового кармана немного смятый листок и продемонстрировал его заключённому. – Вот копия вашего договора под номером 35. Это значит, что вы – наш тридцать пятый пациент, и вы согласны соблюдать все условия и правила, оговоренные в этом документе.
Арон устало кивнул.
– Меня зовут Дмитрий Туров, я доктор медицины, – добавил незнакомец. – А это фельдшер Иван, познакомьтесь.
Небритый верзила, жуя свою жвачку, презрительно посмотрел на Арона, сидевшего возле трубы в нелепой позе, и вид у него в тот момент был такой, будто он собирался плюнуть ему этой жвачкой прямо в лицо.
– Арон, из Питера, серийный убийца, тот самый, – заметил доктор. – Ваня, отведи его в палату люкс.
Иван улыбнулся во весь рот, испытывавший явный недостаток в здоровых зубах, бестактно обдав Арона волной перегара. Судя по всему, фельдшер проводил свободное от скучной работы в лазарете время явно не впустую.
– Будь со мной ласков, – нескладно пробубнил, картавя и шепелявя, Иван и продемонстрировал новому пациенту странное орудие то ли самообороны, то ли нападения – бейсбольную биту, покрытую множеством вмятин. – Ты – серийный, ну и я не промах, учти, дядя!
Арон учёл последнее замечание. Впрочем, он и не стал бы лишний раз дёргаться в наручниках в присутствии человека той же комплекции, что и он сам; это было бы нелогично.
Лениво помахивая битой, фельдшер провёл его в дальний конец коридора, отпер запертую на замок дверь, за которой оказалось, по-видимому, главное отделение лазарета – точнее, за ней тянулся коридор в два раза длиннее предыдущего, вдоль которого выстроились ряды железных дверей.
В самом начале прохода Иван приказал встать лицом к стене и зазвенел связкой ключей.
– У вас номер «люкс», – с издёвкой известил фельдшер. – Отличная палата. Тебя пока не посадят в дальнем конце. Доктор хочет с тобой ещё побеседовать… О том-о-сём, чтобы назначить нужное лечение.
При последних словах, он как-то странно хмыкнул, но Арон прекрасно понял, что в любом случае речь идёт не о лечении, как таковом. Лязгнул замок, и фельдшер резко с силой ткнул его в спину битой, в своём понимании как бы приглашая «пациента» войти. Дверь захлопнулась за ним с такой быстротой, словно её боялись держать открытой или слишком ценили время, проведённое в ожидании, пока пациент войдёт внутрь.
Палата занимала не более десяти квадратных метров – каморка с маленьким зарешёченным окошком под самым потолком. У стены стояла какая-то лежанка совершенно без белья: просто три грубо сколоченные доски, брошенные на бревенчатые стойки. У противоположной стены в непонятной позе прикорнул незнакомец в чёрной тюремной робе. Он отрешённо смотрел куда-то в пустоту, словно был в каком-то полусне.
Присев на лежанку, Арон долго рассматривал незнакомца. Видимо, ощутив на себе это внимание, тот начал понемногу выходить из своего транса и обратил мутный взгляд на новоявленного соседа по палате. В этом взгляде было что-то животное и ужасающее, но Арон выдержал его стойко, хотя другой мог бы и испугаться. Худое лицо незнакомца напоминало маску мертвеца – бледное, с глубоко запавшими глазами неестественно чёрного цвета, словно расширившиеся зрачки заняли собой всю радужную оболочку. Так бывает у наркоманов… или заколотых наркотой насильно.
Щуря глаза, незнакомец изучал лицо Арона, пока, запинаясь, не проговорил слабым голосом что-то вроде приветствия:
– Добро пожа-а-ловать!..
– Здравствуй, – коротко ответил Арон.
Тот неприятно ухмыльнулся и добавил уже более отчётливо:
– И тебе не хворать.
Арон уловил неприятный запах, исходивший от бедняги, и выбрал место на лежанке подальше от своего соседа.
– Ты хоть знаешь, где находишься, приятель? – проговорил тот слабым истощённым голосом, однако новенький промолчал, и его сосед ответил сам:
– В аду! Это наша расплата за то, что мы сделали. Скольких ты загубил, пока не угодил сюда?
Арон проигнорировал и этот вопрос. Однако он мгновенно отослал его в памяти в прошлое, в камеру для допросов, где он провёл немало часов на приёме у на редкость дотошного и крикливого следователя. Не все они такие, но тот был просто ублюдок. Ну и, разумеется, все подробности его деяний остались в следственном деле. Хотя скорее всего, самого дела уже не существовало, с тех пор, как он подписал договор №35.
– Ладно, можешь не говорить. Я прикончил пятерых детей, потому меня и сунули в этот санаторий, – он грустно усмехнулся.
– Зачем? – произнёс Арон.
– Что – зачем?
– У тебя была причина сделать это?
– А ты что, мнишь себя святым? – съязвил заключённый. – Я знаю, здесь оказываются только убийцы. Здесь – наше Чистилище, разве ты не понимаешь?
– Я не убийца, – спокойно сказал Арон, – и я отсюда вырвусь.
– Не убийца?.. Отлично! – Тот насмешливо и в то же время с интересом разглядывал Арона. – То есть ты – полный псих… – Его лицо внезапно стало серьёзным, и он сказал:
– Доктор тоже больной. Он тоже мнит себя чем-то вроде святого ангела. А, может быть, и богом, не знаю. Знаю одно, нам всем круто не повезло, – его тираду прервал сильный приступ надрывного кашля.
Арон смотрел в маленькую прорезь окна, за которым уже вовсю занимался рассвет. Пробуждение природы манило так, как никогда прежде, даже в тюрьме, где он прождал своей участи достаточно. Что-то внутри начало душить его, словно какое-то подлое насекомое. «Что за дрянь?» – подумал он. Признак клаустрофобии или предчувствие чего-то поистине жуткого, подстерегавшего его здесь, в этом изолированном от остального мира месте. Конечно, не в последнюю очередь своему гнетущему эмоциональному состоянию он был обязан наручникам, сцепившим его руки, в то время как его сосед был в этом смысле полностью свободен.
Кашель, видимо, ещё больше лишил его сил, и взгляд стал ещё мутнее. Он продолжил разговор лишь по прошествии добрых пяти минут.
– Ты видишь это? – спросил он, указав на стену под окном.
Арон посмотрел в том же направлении, но ничего не увидел, кроме грубой серой штукатурки.
– Ты видишь кровь? Это всё кровь тех невинных малышей, которых больше нет… Ты знаешь, они все страдали, если это можно назвать просто страданием. В прессе я прошёл как «больничный убийца», «ангорский киллер», «главврач»… да мало ли, как меня не нарекали журналисты. Я тот самый серийный убийца из Ангорска. Эти пятеро детей были прикованы к больничной койке, у каждого смертельная болезнь.
– Как ты об этом узнал? – спросил Арон.
– Мне было дано указание свыше, – ответил убийца, глядя ему прямо в глаза.
С минуту оба молчали, испытующе буравя друг друга взглядом, затем незнакомец перевёл разговор на другую тему:
– Итак, мы в Чистилище, мой друг. Будем знакомы? Меня зовут Артур. Забудь о голосах и прочей там ерунде, это больше не преследует меня. Наши подлинные враги здесь – это доктор и фельдшер, остальные не в счёт.
