Лана Эскр
Солдат из прошлого. Воскрешение
Глава 12. Воспитание классикой.
– "На выход, детка! Второго шанса я тебе не дам, без обид, но такой мой принцип", – через секунду Макс уже о Кристине не думал, предпочитая беспроигрышный метод защиты от сердечных ран – «померла, так померла». Пережив однажды отказ, да еще такой пренебрежительный, дал себе слово – больше не подставляться и с тех пор на любую понравившуюся девушку смотрел через призму пережитого разочарования.
Он и раньше не отличался наглостью, а теперь и вовсе отказался от борьбы, лишившись возможности завоевать хоть кого-то, почувствовать себя мужчиной. Кристина не обиделась и не стала настаивать, убедило его – и в этом случае он оказался прав. Кристина тоже не стремилась снова оказаться на берегу той же реки, а рассказала об истинной подоплеке своего отказа просто так, к слову пришлось, заодно отомстить за обиду, которой, как оказалось, не было. Послав Кристину куда подальше, не стесняясь в выражениях, Макс дал понять, что зла не держит, лишь обозначает границу, которая между ними теперь есть и будет всегда, пусть их хоть «похоронят в одном гробу». Однако, был тот, кто на этой истории все же свой бонус заработал, пусть и отложенный на неопределенное время – Кристина напомнила Максу об Иви, о которой он вообще никогда не думал!
– «Она тут или я ее с кем-то спутал?» – Макс начал вспоминать лица, которые мелькали перед ним, пока он встречал гостей, но Иви так и не вспомнил. Или не узнал.
Макс посмотрел на то, что осталось от родительской дачи.
– «Да и хрен с ним», – подумал он, заранее представляя офигевшие лица матери и отца. – «Скажу, что газовый баллон взорвался, идея Кристины, блин. Вот и посмотрим, что им дороже – дача или моя жизнь, ведь я мог сгореть вместе с домом», – подведя таким образом идеологическую базу под самую большую проблему на данный момент, Макс почувствовал себя намного лучше и понял – больше всего на свете он бы хотел вернуться во вчера, где не было ни кота, ни рта, ни солдата – ничего из того, что перевернуло его жизнь с ног на голову, заставляя думать, чувствовать и страдать. Последнее оказалось самым непривычным – что-что, а это Макс доверял только снам, в которых разрешал себе летать и даже плакать. Новая реальность спровоцировала его на эмоции, которые он предпочитал скрывать и быть неуязвимым для боли. Ему казалось, что его застали врасплох, он не успел адаптироваться и защититься равнодушием и вот результат – за короткое время успел ощутить одиночество, боль от прошлых обид, всплакнуть от бессилия и жалости к себе. К тому же впереди маячило неприятное объяснение с родителями, которые наверняка обратятся в полицию, чтобы «вывести сына на чистую воду» и доказать, что их подозрения, что он и его друзья «проклятые наркоманы» оправдались. Ничего, что дача в руинах, главное оказаться правыми насчет преступной ничтожности своего собственного сына.
Мысль о том, что его жизнь может быть другой, больше не будоражила воображение, зато адски бесила. Ему захотелось изгнать наваждение и вернуть прошлую реальность:
– «Тухлая, но моя!».
Макс вспомнил фильм, который однажды показал ему дед, вернее, пригласил внука посидеть с ним рядом, пока он смотрел телек. Макс, несмотря на недовольство матери, которая не могла дождаться, когда «свЁкры отбудут восвояси», уселся рядом и уставился вместе с ним в ящик. Шел фильм, показывали сцену, где веселая компания поспорила, что сможет искусить отшельника, который когда-то был одним из них. Соблазнительницей выступила красивая дама с декольте, на которое Макс смотрел с интересом, делая вид, что тетя его не интересует. Дед все заметил, положил на голову Макса руку и сказал:
– Это не самое интересное, смотри, что будет дальше.
Перед глазами Макса отчетливо нарисовался эпизод, когда отшельник взял топор, положил свою руку на плаху и отрубил себе палец, а потом показал тетке с декольте. Та была в шоке. Макс тоже. Идея показалась ему своевременной.
– «Если все это сон, ничего с моим пальцем не случится, рано или поздно, проснусь и все. Если нет, то пусть лучше у меня не будет пальца, чем я окончательно "…-сь" (сойду с ума, грубый аналог) от своих переживаний. Буду точно знать, что я это я, пока предки меня не сдали в психушку и не начали "лечить".
Поиски топора затянулись. Колун нашелся под развалившейся поленницей, которая рухнула вместе со стеной дома, возле которой была сложена с его участием прошлой осенью. Тупой колун, но для задуманного сгодится.
Ухватив топор, Макс размахнулся и всадил его в чурбак. Зачем он это сделал, Макс объяснить не мог. Возможно для того, чтобы попробовать на вкус ощущения, которыми собирался возвращать «твердую», настоящую реальность. Топор вошел в одну из трещин и намертво в ней застрял. На лбу Макса выступила испарина. Во рту пересохло. Сознание перестало слушаться, пошло вразнос, будто хотело наказать на малодушие и страх, которым он поддался, вместо того, чтобы начать действовать. Макс увидел себя маленьким – он забился в угол и с ужасом смотрел, как на него надвигается женщина-искусительница из того фильма. Она изменилась, от нее «осталось» одно декольте – грудь колыхалась и хотела вывалиться, чтобы придавить его и задушить.
Вновь послышались голоса. «Судьи» спорили:
– Что это такое? Откуда? Я проверял заявленный список, его там не было.
– Значит был. Готовьте портал.
***
Ноги больше не держали Макса, они стали ватными, подкосились и он безвольно упал на колени перед чурбаком и уже сам покорно опустил на него голову. Теперь мрачный ржавый колун был прямо перед глазами. Макс ощутил запах мокрого железа. Если бы сейчас топор занесли над ним, он бы даже не пошевелился.
Макс больше не спорил и не сопротивлялся страху перед тем, что на него обрушилось и давило своей неотвратимостью. Он воспринимал новую реальность, в которую его вталкивали, как данность, которой не надо сопротивляться потому, что запущен механизм и он оборвет его жизнь именно сейчас, а топор – это символ.
– «Почему сейчас? За что?» – беспомощно и жалко скулило его сознание.
– Потому, что заслужил, – прозвучал спокойный ответ, в котором не было ни злорадства, ни обещания мук – ничего такого, наоборот, ему сочувствовали и снова «вытирали мягкой лапой слезы». – Вспомни все!
Сознание трансформировалось в кинозал, где Макс был единственным зрителем. На экране мелькала череда кадров, в которых он узнавал эпизоды своей жизни, с самого детства. Окруженный родительской заботой, мальчик был лишен практики, которая могла бы воспитать в нем сострадание, а не только страх, что он что-то испортит, не то скажет, потеряется или его бросят. Он научился ничего не хотеть, чтобы не сломать; молчать, чтобы становиться объектом критики; не ходить по незнакомым местам и не путешествовать, чтобы не потеряться. Защита от расставаний сформировалась сама – одного урока с Кристиной ему хватило. Вся его жизнь, несмотря на комфорт, была окрашена в серо-синие оттенки с яркими синими пятнами сильных эмоций. Ничего красного или зеленого, кроме деда и тех, что живут в ветвях деревьев – эти фрагменты были единственными, которые показали в цвете – остальное серо-синее, в лучшем случае в сепии.
Заключительный этап, который он провел в компании с моховскими, был особенно мрачным. Максу напомнили, как он стал свидетелем убийства, когда одного из «отступников» утопили в болоте. Он морщился и пытался отвернуться, когда ему показали моменты, в которых он делал вид, что ни при чем, когда Мох на сходке обсуждал очередной заказ на тело для клиники:
– Нужна девка, лет 14-15. Без очков. Остальное не важно. Никаких травмирующих захватов, «усыпить и в люлю», – Мох имел ввиду специальный бокс из мягкой водонепроницаемой ткани, в котором «заказы» передавались в условленном месте – их перегружали в автомобиль скорой помощи, который увозил еще живых кандидатов на изъятие органов в неизвестном направлении.
Макс недаром вспомнил ту девочку. Он не принимал непосредственного участия в ее поимке – он только подобрал кандидатуру, увидел девочку у себя во дворе. Она качалась с подругами на качелях, смотрела на него и хохотала неестественно громко, как смеются девчонки, когда смущаются, а сами до смерти рады, что на них обратили внимание.
– «Идиотка, думает, что понравилась мне», – Макс не отдавал себе отчета, что действительно смотрел на девочку слишком внимательно. Макс отвернулся и пошел в свой подъезд. Тут же отчитался Моху, что нашел «подходящий экземпляр» и стал дожидаться вечера. Он мечтал, чтобы она не вышла на площадку, а сидела бы дома, делала уроки или играла в куклы, вспомнив как это здорово быть ребенком и как опасно может быть мужское внимание, даже если это твой сосед и на вид вполне приличный парень. Однако она вышла и с подружкой болталась туда-сюда под окнами в надежде, вдруг опять «этот красавЧЕГ» на нее посмотрит.
Моховские дождались, когда подружке надоест и она уйдет. Родители девочки подняли шум. Приехала полиция. Весь двор, дома, крыши, подвалы обыскали – никаких следов, испарилась. Следователь ходил по квартирам, опрашивал, возможно кто-то видел девочку во дворе. Приходили и к Максу. Он сказал:
– Видел ее, с подружкой гуляла тут. Они часто тут болтались поздно вечером.
Сказанное подтвердили другие соседи. На этом все закончилось. Девочку не нашли. От своей части дохода Макс отказался. Упрашивать его не стали. Он и так был уже замазан, а «сребреники» – так, мелочь, хочешь бери, хочешь нет.
Макс сидел в темноте кинозала, после окончания «фильма», казалось, будто его вынесло в открытый космос без скафандра. Он ждал, что сейчас его кровь вскипит и тело разорвется на мельчайшие частицы. Прошлое, куда Макс так рвался в надеже снова обрести покой, стало для него не просто кошмаром, с которым, он оказывается успел свыкнуться. Прошлое стало для него приговором. И Макс с этим был согласен.
– Не оправдывается, не умоляет пощадить, не просит попробовать еще, не обещает все исправить. Что скажете, коллега?
–Все это крайне интересно. Если позволите, я бы еще кое-что добавил. Странно, что он сам об этом не вспомнил.
–Почему странно, как раз в тему – он вспоминал то, чего стыдится. Это и есть раскаяние. Такое можно только скрывать, а он даже попытки не сделал. Вы хотели дополнить.
Голос не успел ничего ответить. Или Макс уже не слышал ничего потому, что обнаружил поблизости знакомый рот. Некоторое время он парил в невесомости, как и Макс, потом несколько раз облетел, словно спутник и завис где-то под ногами. Макс попробовал опустить голову и понял, что не сможет потому, что сам висел на крючке, который крепился к его макушке.
– Ты бы не дергался, – посоветовали ему. – Это нить твоей жизни, была пуповина, а переродилась в это. Будешь суетиться, может не выдержать.
Макс отчетливо представил себе, как висит над бездной, которая, судя по чавканью, уже улыбается ему своим жутким, ненасытным ртом, инстинктивно попытался поджать ноги. Этого движения хватило, чтобы нить натянулась и с тоскливым протяжным «Омм…», лопнула. Макс начал падать.
Сначала медленно, потом все быстрее. Он вспомнил клип, где парень летел в ад, но не просто, а скользил туда по пилону, изгибаясь и выкручиваясь, как во время показательного выступления в ночном клубе. Ассоциация была настолько яркой, что Макс посмотрел на свои руки – не держится ли и он за тот самый пилон. Но его пальцы хватали пустоту. Следом пришли другие образы и персонажи из клипа. Макс представил, как один из них, самый главный, с лицом без кожи, уже ждет, когда он преодолеет входной портал и со свистом полетит дальше вниз – Макс ясно представил, что будет дальше, когда он упадет к трону этого красномордого. Макс закричал. В этом крике была безысходность и безмерное сожаление обо всем, что он упустил, потерял по глупости, бездарно потратил, оставшись в итоге ни с чем.
Макс увидел чьи-то глаза, огромные, как две вселенные. Они смотрели на него спокойно и холодно. Так мог смотреть только Он, Судья, который принимал во внимание только факты – дела и помыслы. Макс был поражен, насколько пустой и бессмысленной оказалась его жизнь, стоило присмотреться к ней повнимательнее.
– Двадцать лет. Мне всего двадцать лет!
– Никто не знает своего часа. Так получилось. Ничего личного. Ты сам привел себя к этим дверям, в которые вошел, никто тебя не тащил. Не буду обнадеживать. Но у тебя есть шанс. Скажи, ты все вспомнил? Или может быть есть что-то еще?
Макс и не пытался вспоминать – того, что увидел, с его точки зрения, было достаточно, чтобы его распылить на атомы. Он и сам бы этого хотел, лишь бы перестать страдать. Макс собрал все свое мужество и приготовился встретить неизбежное.
– Я же говорил? Это раскаяние. Абсолютное. По-моему все ясно, можно закругляться. Огласите вердикт.
– В этой никчемной, совершенно абсурдной жизни есть луковичка, та самая – медальон, который он спас. Это и есть его шанс, который легчу упустить, чем реализовать. В качестве бонуса – бесценный совет кандидату на возвращение отсюда – Не пытайся понять природу любви – примите на веру. Умение бороться за нее придет когда появится желание.
Глава 13. Возвращение.
Макс очнулся. Его захлестнуло чувство восторга от того, что он вернулся в мир, в котором, оказывается все не так плохо и он сам не безнадежен, раз отпустили. Радость от того, что он понял нечто важное, придала сил.
– Сомневаюсь, что понял, – голос, который сопровождал Макса во время Суда, прозвучал ему вслед задумчиво. Казалось, тот, кто эти слова произносил, был раздосадован своим же поспешным решением. Все позитивное, чего удалось добиться путем тыканья Макса, как кота-зассанца в его дела, можно было потерять. Опыт и знание человеческой натуры подсказывали, что рецидив возможен. Проверку, усвоен ли урок, надо было проводить безотлагательно.
– Понял – не понял, какая разница? Обычный обалдуй. Зло тоже нуждается в пополнении.
– В чем нуждается зло, так это в том, чтобы у нас не было осечек. В данном случае имела место непредвиденная отсрочка – у одного из группы черных копателей обнаружилась «луковичка». Они встречаются настолько редко, что я не помню ни одного случая в своей практике. А вы?
– Тем более, в чем тут еще сомневаться – мы и так задействовали поправку, которая дала ему право на второй шанс. Пусть живет с миром, если сможет, а нет, так мы его встретим.
– Разумеется. Однако, его поступок заслуживает большего внимания, коллега. Пойти против стаи, это знаете ли, весьма и весьма необычный способ самоутверждения.
– Обоснуйте. Выделиться все хотят!
– Выделиться, да, но в стае! Обратить на себя внимание главного, стать к нему поближе, вызвать чувство восхищения, возвыситься над другими, став от них подальше. Здесь другое: жестко нарушен кодекс, по которым стая существовала, неповиновением своим он пошатнул власть самогО, но отнюдь не затем, чтобы стаю возглавить или разогнать. Он потребовал изменить правила – передать найденный артефакт в другие руки и это было его решение. Сработало кратковременное вмешательство замечательного деда в воспитательный процесс родителей, которые хотели сына от этого «нафталина», как они говорили, оградить. Дед сумел посеять в душе внука сомнения и дал убедительные примеры того, как надо жить – любить, ненавидеть и бороться за то, что считаешь важным. Аллилуйя советскому деду! Не окажись в «истории» этого, как вы выразились, «оболдуя», солдатского медальона, который стал его «луковичкой», быть бы ему одним из пирИков. Кстати, как наши подопечные из этой последней группы, трансформация завершена?
– Да, уже обустроились, адаптировались, прошли подготовку и даже успели засветиться на Украине. Легенды о зомби, которых не берут пули, получили очередное подтверждение.
– Ничего, все спишут на боевые стимуляторы. Но сам факт, что пирики уже там, говорит о многом. Мы с вами рискуем: нашу лояльность по отношению к этому кандидату в пирики могут истолковать, как предвзятость. Последуют проверки, ужесточение требований и прочие рефлексы начальства на «поступивший сигнал», – в голосе отчетливо слышалась озабоченность.
– Вот, и я о том же – может быть мы только зря время потеряем. Парень излишне горд и не самокритичен, наверняка скоро накосячит. С нас будут спрашивать – как пропустили, не много ли на себя берем, трактуя понятие «луковчика» и все такое.
– Все может быть, но попробовать стоит. Вдруг повезет и мы будем причастны к спасению души, у которой, ввиду выбранного ею социума, шансов на то, чтобы вырваться оттуда живым, уже не осталось – Суд, по странному стечению обстоятельств совпал с его вероятной казнью. Если бы не артефакт.. Он повел себя довольно хитро, заставив парня бросить его и избавиться от главной улики на тот момент. Согласитесь, все это очень необычно. Интуиция подсказывает мне, что с этим Максом все не так просто. Судебные процедуры сократились до минимума, не успеваешь толком разобраться. Хотя норматива по размеру «луковички», как не было, так и нет. Кто знает, сколько их мы проглядели.
– А я бы на этот счет особо не переживал. Если есть в душе хоть капля добра, она даст о себе знать.
– Все так. Но что плохого, если мы поможем человеку определиться, дадим еще немного времени?
– Может не понять. Или решит, что ему оказана честь, а не милость. Люди свободны в своем волеизъявлении, наступят на все грабли, которые придумали их предшественники. Чужим опытом никто и раньше жил, несмотря на рекомендации мудрецов. А сейчас и подавно. Время такое – смутное – традиционные ценности в очередной проходят проверку на актуальность. Зло вездесуще. От его эмиссаров не спрятаться, ни защититься, хоть обвешайся крестами и спи в стенах храма в чесночном венке. Он варится в этом и, если бы не дед, даже бы не подозревал, что возможно как-то иначе.
– Поистине, знания умножают скорбь – каким будет его «прозрение», вы об этом думали? И что в итоге? Все оставим, как есть или рискнем?
– Отвечу после того, как вы мне скажете – зачем все это?
– Хотя бы затем, что в армии Света на одного воина станет больше.
– От вы загнули! Мы воинами не занимаемся – мы падальщики!
– Вот и докажем, что пора менять правила! Мы с вами видим людей постоянно и понимаем, насколько все неоднозначно. На темную сторону встают иногда не по призванию, а по дурости. Зло пиарит себя креативно, чего не сказать о Добре – всегда скромно, всегда в тени, всегда молчаливо. Где уж тут конкурировать за умы и сердца?
– Хорошо. Убедили. «Луковичку» никто не отменял. Значит, есть надежда. Нам с вами следует поработать над собой и сохранить остатки веры в людей, если уже мы не в силах их любить.
– Аминь!
***
Блаженная улыбка еще не сошла с лица Макса, когда он услышал голос одного из тех, кто его судил. Макс сразу вспотел и погрузился в осознание своей бесконечной греховности, невозможность ничего исправить и неотвратимость возмездия, в которое никогда не верил потому, что мыслил рационально. Перед ним снова замаячил тот самый безобразный рот, в который он тоже не верил, но помнил, как он чавкал и жрал живых людей.
– «Неужели все сначала..»
– Вижу, вы не очень рады нашему возвращению. Понимаю, вы думали, что все кончилось. Но вы сами виноваты. Мы наблюдали за вами и оценили вашу дикую попытку «проснуться» и убедить себя, что вам все это привиделось, почудилось, в общем, показалось. Потому и решили – чтобы вы не тратили время на подобные глупости и не калечили себя, устроим вам экскурсию или точнее – тематический квест. Будет познавательно. Постарайтесь усвоить этот урок. Я за вас поручился перед коллегой – он считает, что вы – не просто социальный ноль, а вредная пустышка, которая ввела меня в заблуждение и ваша спасительная «луковичка» – следствие гордыни, а не искреннего желания поступить по справедливости. Чего мы от вас хотим? Чтобы вы приняли окончательное решение, утвердились в нем и жили! А не маскировались под г–но в траве – напомню, что та девочка, благодаря вам, попала в клинику, где ее разберут на запчасти, как и других. Соберитесь. Это будет больно.
Глава 14. Пирики.
Макс не успел что-то возразить или охнуть, как очутился на ромашковом поле. Огляделся, надеясь увидеть Кристину и солдата. Но они исчезли. Макс был один и стоял по пояс в бело-желтом море цветов. Горьковатые ароматы приятно волновали, добавлял очарования главному ощущению – невероятной радости, что он существует, а значит живой. Необычность места, куда его поместили, дала надежду, что сюрприз будет приятным, а болью попугали, чтоб не расслаблялся:
– «Может захотели поощрить меня за медальон?»
– Что я вам говорил! – Макс снова услышал голос из «зала Суда» и даже присел от неожиданности.
– Погодите, не торопитесь с выводами, – настаивал второй голос. – Дайте ему определиться. Современным людям трудно избавиться от гордыни – толком не могут понять, что это такое. В любом случае ему надо понять, что медальон – это не случайность, а осознанный выбор. Сказав «А», придется говорить и «Б», а не возвращаться туда, откуда начал – к Моху.
***
Макс потрогал медальон, который по-прежнему лежал у него в кармане. В душе потеплело. Медальон связывал его с реальным миром и странным образом помогал не «потеряться» в этом. Макс отдался эмоциям, перестал думать и «поле» тут же «накрыло» его с головой.
Однажды он уже испытал подобное, хотя не при таких экзотических обстоятельствах. Его привезли в больницу на «скорой» с болями в животе, попросили согнуть ноги в коленях, слегка надавили на правый бок, он вскрикнул и вскоре тарахтел на каталке в операционную. Анестезиолог сделал свою работу – Макс очутился на таком же ромашковом поле. Новый мир приводил его в восторг своей изысканной простотой и совершенством. Боли и паника, что он вдруг умрет, прошли. Хотя до этого казалось, что в его теле что-то не поделили две злобных черепашки-ниндзя, которые бились там на мечах, будто не нашли другого места, и когда промахивались, попадали по его внутренностям.
– «Аппендицит, суко…» – Макс поставил себе диагноз сразу и оказался прав. Прогуливаясь по полю, сделал для себя открытие:
– "Ромашки, оказывается это такой бомбический цветок! А я думал, что только розы…".
«Возвращение» было ужасным. Он долго кашлял, пытаясь вздохнуть. Рот наполнился слюной и легкие никак не хотели работать в штатном режиме, чуть не удушили его. Макс в тот день окончательно понял, что с организмом шутки плохи и со своим «супер-компьютером» – мозгом он у этого микромира в вечном плену.
Сейчас, оказавшись снова на том же поле, он прислушивался к себе, искал подвох. Но организм наслаждался и никуда не спешил, пока не появились они.
***
Первого он заметил, когда залюбовался одной из необычно крупных ромашек. Она вдруг начала ему улыбаться и Макс осознал, что это один из камрадов. Недавнее прошлое, которое, как он надеялся, сгинуло в мрачной бесконечности рта, вернулось.
– Не ожидал? – морда в центре ромашки улыбалась глумливо, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Не ожидал, – честно ответил Макс.
– А мы тебя ждали. Мох был уверен, что рано или поздно ты появишься. Как же он будет рад, когда я притащу тебя к нему, – моховский в облике ромашки начал издалека с единственной целью – отвлечь Макса, заставить себя слушать. – Нас решили не разъединять и даже выделили уголок для совместного проживания и тренировок. Там всегда ночь, но не лунная и романтичная, к которым мы привыкли и не замечали. А вечная. Ты существуешь и знаешь, что в рассвет не наступит никогда. Никогда не думал, что буду скучать по свету, – «ромашка» горестно вздохнула. – Мох сказал, что мы здесь по твоей милости. Ты же у нас хороший, это мы бяки, обидели пацанчика, цацку солдатскую отобрали, – «ромашка» вдруг подмигнула. – Зачем, по-твоему, Мох вскрывал медальоны? Думал, что он просто зловредный муфлон (грубый аналог)? Нет! Он это делал потому, что знал – среди них есть активные, которые связаны со своим хозяином. Понимаешь? Покойники бывают на редкость занудными – требуют уважения, чтобы их похоронили с почестями, сохранили о них память и прочие атрибуты тщеславия и гордыни. Кости и сгнившая плоть, а туда же. Хотя сами к своим могилам имеют такое же отношение, как ежики к куче компоста, в котором перезимовали – на следующий год выберут другое. Что же каждую кучу помечать памятной табличкой – я тут спал? Лжецы, притворщики, делают мозг, на жалость давят, а сами давно оттуда свинтили сразу после первых «похорон», перебрались в другое местечко и давно перевоплотились или родились снова. Знаешь, зачем я тебе это рассказываю? Чтобы ты понял, глупыш, тебя подцепили на крючок. Ты не сам взял медальон – тебя заставили, сунули в руки, а ты и рад.
– Нет. Я сам, – Макс смотрел в упор на «ромашку», зажав медальон в кулаке. В словах, которые впивались в него, как пули, была логика и даже правда. Но он продолжал стоять и держал удар.
Медальон качнул в него такую энергию, что Максу захотелось стартануть ракетой. Однако, глубинные перемены в нем уже начали происходить: ему удалось обуздать эмоции, разум возобладал и, сравнив себя всего лишь с петардой, обидно приземлив иллюзию, сосредоточился на «ромашке», которая и не думала оставлять его в покое.
– Конечно, сам! Наивный. Баран! Таким, как ты всегда нужен поводырь, а точнее погонщик. Все твои фантазии о том, что правильно, а что нет, от того, что ты запутался. У тебя было любимое хобби, деньги, были мы, твоя семья. А ты Моха обидел… Ради чего? Чтобы спасти этот несчастный медальон? Да кому он нужен! Его хозяин и так уже «воскрес» твоей милостью, и стал зомби. Медальон надо было вскрыть и закопать в том же месте. Дошло, наконец, что ты наделал?
– Ты гонишь, – Макс перебил «ромашку», которая болтала-плела подлую паутину из полуправды, обволакивая сознание, мешая думать.
Ромашка недовольно поморщилась. Жертва упорно не хотела подчиняться , а значит могла ускользнуть. Такое фиаско Мох не простит и обязательно накажет. О том, как это будет, думать не хотелось – у пирИков, наказание было особое и его тоже придумал Мох. Особый сценарий «дисциплинарных взысканий».
Провинившегося пирика помещали в «карцер», в роли которого выступало тело осужденного на казнь. При этом Мох выбирал глухое средневековье.
– Люблю это время: человечество превзошло себя в креативности, это сейчас все примитивно, а тогда смерть была искусством, казнь – грандиозным реалити-шоу, а ремесло палача – мастерством.
В прошлой реальной жизни моховские не испытывали на себе то, на что обрекали свои жертвы. Мох, который сам никогда храбрецом не был и впадал в панику при виде царапины, обожал наблюдать за тем, как умирали другие, приучая к этому зрелищу всю стаю.
Метод психологического воздействия через погружение в реальность действовал безотказно – пирики, вернувшись «оттуда», становились «шелковыми».
***
– Хорошо, – пирИк внимательно посмотрел на Макса. Он выглядел растерянным.
– «Надо дожимать».
Пирик знал Макса по прошлой жизни – слабохарактерная слизь – "сломался" почти сразу. Мох приказал ему держать за ноги одну из жертв, которую казнили за пренебрежение законами стаи. В первый раз он отвертелся. Но Мох не отставал и в следующий раз сунул Максу в руки топор…
***
– Этого эпизода я не помню, – судьи были озадачены тем, что им открылось из биографии Макса. – Невероятно. Как ему удалось это утаить?
– Возможно, подсознание выдало самую обличительную версию. Он себя не щадил. Потому и не стал показывать то, что могло бы служить оправданием – не хотел, а его принудили. У него сильная воля. Умение управлять демонами подсознания приходит с опытом. Думаю, дело в артефакте. Следует признать, что медальон и есть ключевой фактор эволюции его духа.
– Не исключено. Смотрим дальше? Пирик поступает грамотно, чувствуется, что им управляет опытная рука знатока человеческой психики. Однозначно, Мох! Силен. Но и наш парень не промах, – судьи не заметили, как включились в борьбу, которая шла за душу Макса и, если раньше в силу своего положения, они занимали в большей степени наблюдательную позицию, сейчас искренне сопереживали и хотели его победы. Но вмешиваться на этом этапе было запрещено – подопечный должен все сделать сам.
***
Макс не посмел отказать Моху во второй раз – затрясся, побледнел, но топор взял и сделал, что ему приказывали:
– Руби! – скомандовал Мох.
Макс послушно замахнулся, но топор вывернулся у него из рук и едва самому не оттяпал пальцы на ноге. Мох с досады плюнул, подхватил топор и все сделал сам, а потом, согнувшись палочником (насекомое), смотрел в глаза жертвы и грозил Максу пальцем.
***
Пирик видел, что от воспоминаний этих Макса начало выворачивать наизнанку, и с утроенной энергией продолжил насиловать его сознание, «обыгрывая» тот же эпизод, по-новому. Макс на какое-то мгновение увидел себя среди ромашек и снова очутился в том же лесу.
На этот раз моховские карали «крысу» за присвоенный "вертолет"(особо ценный старинный крест).Такие находки попадались редко. Мох никогда не позволял оставлять их в личных коллекциях. Эти кресты были ему важны. Что он с ними делал, никому не рассказывал: отбирал, уносил с собой, после чего касса прирастала на солидную сумму. Все были довольны, подробности никого не интересовали. Главное – деньги и «свобода от социума».
***
– Не многовато ли.? – озаботился один из судей, а перед этим даже ахнул, когда пирик снова «расчехлил» топор.
– А вот мы и увидим. Иначе наш малый будет до пенсии жевать сопли и думать, что вся жизнь впереди.
***
На этот раз жертва ползала в ногах, умоляла о пощаде. Мох внимательно следил за реакцией присутствующих и сочувствие уловил только во взгляде Макса.
Психолог по натуре, Мох интуитивно осознавал, что Макс другой. Сломать, закабалить, сделать одним из них – стало навязчивой идеей. Пирик об этих нюансах отношения Моха к Максу, разумеется, знал. Потом этот вариант «ментальной пытки» вышел особенно натуральным. Пирик бросил взгляд на «подопытного» и воодушевился – Макс явно «поплыл».
– От ТАКОЙ крови тебе не отмыться даже в кислоте, – Мох «вершил» «правосудие». – Макс, подойди. Хватит тебе уже сидеть на двух стульях, тем более, что один по другую сторону баррикады. Надо определяться. Предлагаю не откладывать и скрепить кровью трудовой договор с пожизненной гарантией. Прямо сейчас. Не трясись, скреплять будем не твоей кровью. Бери вон ту штуку, – Мох указал на топор. – Видишь этого товарища? Он был нашим, пока не присвоил себе «вертолет». По законам стаи хитропопой «крысе» полагается немножко отрубить голову. Мы подумали, и я решил – доверим эту миссию тебе, в знак нашего доверия, – Мох сделал паузу, давая Максу проникнуться сказанным. – Можешь отказаться. Но! Я должен тебя предупредить – кодекс, который гарантирует единство и крепость наших рядов предписывает в таком случае и тебе разделить участь "крысы". Думай. Решай. Только не очень долго, нам нужен отдых, завтра большой коп. Имей совесть.
