Лана Эскр
Солдат из прошлого. Воскрешение
Глава 21. Метаморфозы.
После ухода солдата и Гелика началось несколько запоздалое обсуждение.
– Зачем ты ему нахамил?
– Захотел! Хорош мораль читать. Это был один из моховских! Пришел посмотреть, как мы тут обос.ались. Утром извинюсь, если увижу.
– Он же сказал, что Макса надо в больницу.
– Сказал. Ну и что. Макс до утра не умрет. А если и помрет, то не потому, что мы не побежали за этим. Ты слышал, что он предлагал? Ночью переться через лес. Ты бы пошел? Или надо было сказать, дяденька, мы головы боимся? Встал бы и сказал, я тебе рот не закрывал. Все молчали! Тогда дураков не было, а сейчас вдруг проснулись. Никто никого не держит, дача Макса вон там, вперед! Догоните Гелика. Телефон Иви у него. Зря отдали, она может вернется, будет спрашивать.
– Вернется – скажем.
– Куда она подевалась, как думаешь?
– Ничего не думаю. Давай на эту тему утром поговорим.
Темная масса в глубине была совсем рядом. Услышав про телефон, существо недовольно зарычало. Теперь судьба тех, кто сидел у костра, надеясь, что его свет защитит, была решена. Они не сделали ничего особенного – они вообще не сделали ничего из того, что должны были и могли – поставить сострадание выше страха и не ждать до утра, чтобы признаться в своей трусости, попросить прощения, предложить свою помощь и попросить о защите того, кто даже внешне выглядел более уверенно, чем они все вме6сте взятые. Увы, они предпочли выжидать, оставаясь в стороне. Эта тактика выручала их всегда, но подвела на этот раз, подтверждая универсальность простого и такого трудновыполнимого правила – всё надо делать вовремя.
Люди смотрели на языки пламени, которые гипнотизировали их, лишая воли, блокируя инстинкт самосохранения. Он, как птица со сломанными крыльями, бился в глубинах их подсознания и уже не мог ни предупредить, ни помочь, ни спасти. Они все были молоды, полны сил и надежд на то, что кошмар в очередной раз окажется химерой – наступит утро и все пройдет.
Инстинкт подсказывал, что надо изменить алгоритм поведения и реагировать. Вера во всесильный «Ок» превратила природный механизм самосохранения в атавизм. Безопасный мир, к которому их готовили, внушали с детства, что «преступление без наказания» – это данность, на которую не рискнет посягнуть ни один родитель – получит по рукам, оказался иллюзией. Они были настолько неинтересны миру, в который пришли, что им даже не оставили времени на раскаяние – до него надо было дорасти, заслужить хоть чем-то. Гелик и Иви удивительным образом соскочили с этого «паровоза в никуда» на предпоследней остановке. Иви вынесло ударной волной, которую произвело фееричное появление на сцене «гостьи из ада» в образе отрезанной головы – она не поверила в ее реальность и решила с ней «поиграть». Гелик пошел вслед за солдатом, сам не зная, зачем.
***
Вскоре на поле под исчезающими звездами развернулась кровавая бойня.
Нечто огромное, живое и раздраженное достигло нижней границы костра, тепло которого ощущалось на глубине не более метра, дальше начинался могильный холод. Существу, которое прокладывало себе путь под землей, надоело изображать из себя бурильную установку, захотелось согреться. Ощутив тепло, оно замедлилось и послало пару ударных импульсов вверх, оценивая прочность глинистого слоя. Костер наверху тут же развалился и погас. Люди у костра заволновались, растеряно переглянулись.
– Что это было?
– Вроде тряхануло. Может землетрясение. Надо костер восстановить.
– Надо. Они тут бывают?
– Они везде бывают. Из чего костер делать, мы все сожгли, а за дровами никто идти не захотел. Может на угли подуть?
– Заеб..ся (замучаешься) дуть, искры слабые. Бумага есть?
– Нет.
Вокруг затухающего костра воцарилась напряженная тишина. Земля дрогнула снова, на этот раз толчок был посильнее. Все тут же вскочили и начали испуганно озираться по сторонам, будто ожидали, что нечто может напасть на них из темноты.
Раньше свет пламени создавал непроницаемый купол, заглянуть за который можно было, отойдя в сторону. Сейчас они сливались с ночью, но зато могли видеть, что происходит вокруг. Им не приходило в голову, что опасность притаилась на самом поле, а под ним. Сбившись в стайку, люди стояли, таращились в темноту, вместо того, чтобы броситься в рассыпную.
То, что они ждали, уже было здесь.
***
Моховские под чутким руководством Моха освоили новую для себя энергетическую форму довольно быстро.
Пережив первый шок от произошедших перемен, Мох сообразил, сколько новых возможностей открывалось перед ним лично. Свое командирство над отрядом бывших камрадов воспринял как нагрузку, потом научился извлекать выгоду и из этого. Пирики действовали слаженно, сказывалась прижизненная дисциплина. Мох после каждой успешной вылазки туда, где в их услугах нуждались, получал награду – возможность для свободного перемещения между мирами. Надо было только аргументировать – зачем и куда. Объяснение – «С разведывательными целями» – «руководство» устраивало. Время в реальности, из которой его вытурили и там, где он пребывал со своими подчиненными, ставшими, как и он, пириками, воспринималось иначе. «Смерть» превращала время и пространство в условность. В реальности все оставалось по-прежнему.
Догадка Гелика и его друзей о том, что к голове, которую Иви обнаружила на поле, моховские имели непосредственное отношение, была верной. Более того – сценарий «фокуса» придумал сам Мох и реализовал его, как только получил очередной заслуженный «отгул».
Оказавшись по ту сторону жизни, Мох затаил на Макса еще большую злость, чем раньше, когда они спорили о том, надо или не надо вскрывать солдатские медальоны. Позиция Макса Моха бесила, но переубедить его или заставить подчиниться, даже страхом, так и не смог. Макс из раздражающего элемента превратился во врага номер один.
Мох первым делом наведался в городской морг, чтобы раздобыть «носителя» для своей сущности. Когда он собирался «войти» в тело, который присмотрел, в морг привалила целая куча народу, родственников его «избранника» и стали требовать предъявить тело.
– Зачем вам тело? – отбивались сотрудники морга, которые после вскрытия не успели тело привести в порядок. – Придете завтра, получите в целости и сохранности.
– Ага, мы так и поняли, – с утроенной энергией племянники и троюродные братья стали настаивать, чтобы им показали голову.
– Это еще зачем? Гроб будет открытым, вместо головы тыкву не положим!
– Зубы покажите! Золотые коронки!
Сотрудники морга переглянулись – они явно не ожидали, что безутешную родню предупредят.
Мох, находясь в состоянии энергетической нестабильности, понял, что действовать надо немедленно и начал «вхождение». Дальше началось то, что называется драка в морге над телом усопшего – Мох, как и торопился, успел «экспроприировать» только голову, которая оказалась к тому же отделена – покойник оказался криминальным трупом – братки, с которыми он что-то не поделил, уложили его на рельсы.
Два могучих санитара встали у изголовья. Родственники ухватились за ноги. Началась потасовка. Когда пошли в рукопашную, Мох, который уже понял, что кроме головы, ничего больше взять не получается, под шумок упал со стола и покатился к выходу. Один из присутствующих его заметил, но помешать не смог: Мох не удержался, напоследок ему подмигнул и тот с обширным инфарктом свалился на пол. Драка немедленно прекратилась, все бросились к нему, поняли, что в морге еще один труп. С мистическим ужасом зашептали:
– Покойник с собой забрал…– а когда обнаружили, что нет головы, все вместе, включая санитаров, толкаясь и перепрыгивая друг через друга ломонулись из морга на улицу – Мох еле успел спрятаться за мусорный бак, стоявший на ступеньках – затоптали бы.
***
До места, где его «ждал» Макс, Мох добирался на перекладных, вцепившись зубами в выхлопную трубу автомобиля пока тот двигался в нужном направлении. До самой дачи уже просто катился, благо, что энергией, которая быстро утекала по причине отсутствия целостности организма, можно было подзарядиться – через лес, на краю которого находилась дача Макса, проходила просека с линией электропередач.
Перед тем, как наведаться к Максу, Мох решил навестить его гостей на поле – целое тело, к тому же молодое, можно было раздобыть там. План почти удался, но Мох сам все испортил, когда встретил Иви.
Девушка была ему знакома по университету. Ее «странности» он замечал, как и все, не слепой. Но к себе не приближал, не видел нужды, а рефераты ему и так готовила Кристина. Иви с ее страстью к «расчленёнке», которую он из себя представлял, стала для него открытием. В том, что она его и нашла, Мох усмотрел волю судьбы, которой противиться не стал и решил познакомиться с девушкой поближе. Но, когда она начала делать с ним сэлфи, возмутился:
– «Совсем еб…лась девка», – был его вердикт. Захотелось как-то ее проучить, на худой конец, попугать. О том, чтобы заимствовать ее тело, не могло быть и речи – Мох относил себя к натуралам и считал единственным в своем роде, а не каким-то меньшинством.
Сначала Мох подыгрывал Иви, как мог – улыбался, подмигивал. Но перестарался: к тому моменту, когда он активно включился в процесс, Иви уже почти не дышала – пребывала в глубокой коме: – Сама виновата, рядом, разлеглась, начала дергать меня за нос, потом сунула в рот эту клубничную гадость, вейп!» Мох, сдерживая отвращение, поскольку не курил и электронками не баловался, затянулся. На этом фотосессию пришлось завершить и в срочном порядке прятать тело, поскольку услышал голоса – возвращались ее друзья. Мох, вцепившись зубами в одежду Иви, потащил тело под землю. Еле успел. Друзья Иви все вокруг облазили, но ничего, кроме телефона Иви, не нашли – его она выронила, когда Мох выпустил ей в нос клуб ароматного дыма.
Потом приперся Гелик и привел с собой солдата. Мох сразу ощутил присутствие враждебной силы, встреча с которой могла для него плохо кончиться. Солдат, не осознавая своих возможностей, обладал изначально мощным энергетическим потенциалом, который превосходил возможности Моха в сотни раз, вообще другой калибр. Светлую ауру солдата Мох, став предводителем пириком, заметил сразу и это расстроило его окончательно.
– «Не за мной ли?» – мелькнула мысль. Но, слушая и наблюдая, понял, что опасения напрасны, солдат сам не знал, зачем он тут. Однако, путаться у него под ногами и тем более вступать в открытый конфликт Мох не собирался – не за тем явился.
Мох дождался, когда солдат и Гелик уйдут и немедленно приступил к реализации своего маленького, но кровавого плана. Суть его состояла в том, чтобы завершить инициацию девчонки, которую прикопал поблизости. Мох собирался ее «обратить», сделать своей помощницей и вообще, в компании веселее. Состояние ее было неустойчивым, но для его целей оставшейся энергии хватало. Мох собирался время от времени погружать Иви в кому, заставляя ее тело двигаться и делать то, что ему нужно. Окончательное превращение в зомби требовало относительно спокойно обстановки, а с этим как раз дела шли не очень. Решение проблем Мох начал с самого простого – что можно было добыть прямо сейчас – с пополнения запасов энергии. Электрические сети – это хорошо, но то, что генерировало живое тело, было намного «слаще».
Прикинув количество оболдуев, которые прилипли к своему бесполезному костру, который еле «бздел», Мох приободрился. Прокопав себе тоннель, расположился прямо под костром и начал растягивать свою пасть, чтобы заглотить всех разом. Потом вспомнил про девушку.
– «Вот ты мне и пригодилась, моя птичка, ползи к папочке!» – Мох «подозвал» к себе Иви. Сначала она не реагировала. Мох «позвал» более настойчиво и подкрепил свое приглашение «образом еды» в виде бутылочки с соской, как для младенцев, только на этикетке вместо молоко было написано «кровь».
– «Папочка знает, чего хочет его девочка» – похвалил себя Мох за находчивость, когда ощутил, как Иви роет землю, лишь бы добраться до «угощения».
– Вот умница, вот молодец! – подхваливал он, наслаждаясь зрелищем – Иви шуровала руками, как гигантская землеройка, которая рвала землю и грызла клыками корни, если они попадались. Ее тело постепенно приспосабливалось к новым потребностям – у нее отросли не только клыки, но и когти, которыми она могла вскрыть бронированную дверь, как консервную банку.
– Стоп, машина, – приказал Мох, когда Иви была готова и его закопать в отвалы породы – она прессовала ее позади себя в монолит. Иви замерла.
– Теперь надо изменить направление – иди наверх. Там люди. Вкусняшки, которые я тебе обещал, у них. Забери их!
Иви сделала несколько неуверенных движений, будто решала, что ей делать. Неожиданно для Моха ее голова повернулась в сторону, и она с огромной скоростью начала бурить тоннель совсем в другую сторону.
– Стоять! Стоять, мать твою, что ж ты делаешь, дура, не туда! – истерил Мох, не понимая, в чем дело. Иви должна была ему подчиняться беспрекословно. Сбой говорил о том, что она сильная и может трактовать приказы по своему усмотрению. Справиться с этим можно было, проведя инициацию, которая лишила бы Иви силы воли навсегда. Но для этого сейчас времени у Моха не было. Он уже хотел все сделать без нее, но Иви так же неожиданно вернулась на прежний «курс». Мох с облегчением вздохнул и обругал свою подопечную, обозвав «засранкой». Новой Иви это не понравилось – характер все еще оставался доминирующим фактором в ее поведении. Мох почувствовал для себя угрозу и она исходила именно от этой «недоделанной».
– Спокойно, девочка моя, папочка знает, где вкусно, папочка приготовил это для тебя. Будь умницей. Не пропадать же добру!
Иви все еще медлила. Зов который она услышала, исходил не отсюда, а с той стороны, куда ушли эти двое. Кто ее звал и зачем, она не понимала. Эмоциональная напористость Моха «сбила волну» и она переключилась на него. Обещание «еды» затмевало любые проблески сознания. Из послушной «землеройки» она превратилась в машину для убийства, которую направлял Мох.
Новый толчок земли ознаменовал собой следующую стадию «катаклизма», который она вызвала, намереваясь утолить «раздирающий ее голод». Эту мысль внушил ей Мох, чтобы «повязать кровью» – не самая значимая, но необходимая часть ритуала обращения.
Земля под ногами ее бывших товарищей, снова дрогнула. Они схватились друг за дружку, пытаясь удержать равновесие, но и в этот момент не сделали попытку убежать: инстинкт самосохранения пискнул в последний раз, земля под костром провалилась, из ямы показалась голова Иви, рядом копошилась пропавшая голова, которая на этот раз уже не скрывала, что живая – живее не бывает. Угольки от костра застряли у Иви в волосах. Запахло паленым, а потом «жаренным» – то, что только по виду напоминало Иви, бросилось на людей. Несмотря на то, что все было молниеносно, они успели ее узнать и это лишило их последних сил к сопротивлению. Они не кричали, не звали на помощь – парализованные страхом, ее бывшие однокурсники умирали один за другим друг у друга на глазах. Слышалось только негромкое деловитое чавканье, которое означало, что жуткая трапеза не закончена. Мох сначала не обращал внимания, занятый «разделкой» выбранной им жертвы, а когда спохватился, понял, что Иви разодрала всех.
– Ёжкин кот, что ж ты наделала! Всех попортила!
Иви недовольно покосилась на Моха, останавливаться не стала – а смысл!
– Ладно уж, жри, – смирился Мох, махнув воображаемой рукой. – Там еще трое. Без меня никого из них не трогать! Они мои.
Глава 22. Прошлое не отпускает.
Солдат шел, не сбавляя шаг, изредка поглядывая на Гелика, потом спросил:
– Так и будешь плестись сзади?
– Просто иду.
– Не идешь, а плетешься. Виноватым себя чувствуешь? Что бросил своих? Кстати, я не понял, почему ты ушел. Объяснишь?
Гелик насупился и ничего не ответил. Солдат подождал немного, продолжил.
– Ладно, и с этим разберемся. Волокуши с раненым таскал по лесу? Будет шанс попробовать. Давай ускоримся, Кристина там одна с этим вашим Максом. – и через паузу задал еще один вопрос, который крутился на языке. – О чем они там болтали?
– В смысле..
– Вы о смысле спрашиваете, а смысла в том, что говорите, нет. Я же прямо спросил? Ну ладно, что там у вас пропало? Или кто? Что вы потеряли?
– Голову. И девушку, которая ее нашла.
– Иви? – солдат запомнил необычное имя.
– Да.
– Что за голова?
– Обычная.
– Обычная, – повторил солдат, представляя себе картину, которая показалась ему слишком неправдоподобной с учетом того, что вокруг все было спокойно. – Откуда она взялась?
Гелик пожал плечами.
– Не шутишь? У вас же и шутки особые, не сразу сообразишь – то ли в ухо двинуть, то ли к доктору за руку отвезти.
– Если и шутка, то не знаю чья. – Гелик покосился на солдата. – Иви нашла ее в траве недалеко от стога, в котором мы кувыркались.
– Нашли и что вы с ней сделали?
– Ничего. Я пошел за Максом, чтобы он провел нас через лес. Остальные стали собираться, чтобы посмотреть, кого нет, хотя и так было ясно, что это кто-то не из наших. Мне показалось, у того чела была борода.
– У чела, это у мертвеца?
– Да.
– Мы еще шутили, что это могла быть Кристина.
– Хорошая шутка. Добрая. Что дальше?
– Это все. Я пришел к вам, мы с вами пришли к ним. Остальное вы сами видели. Куда делать Иви, никто не знает.
– У тебя осталась ее вещь.
– Ну есть. Пока не узнаем пароль, он бесполезен. А посмотреть, что она там наснимала, было бы интересно. Возможно, что-то попало в кадр. Но думаю, что с ней все плохо.
– Почему так думаешь?
– Потому что наши девчонки обычно со своими телефонами не расстаются, в сортире с ними сидят.
– Интересно. Учту, – хмыкнул солдат.
– Да ладно, будто сами не знали.
– Знал, знал, просто забыл, а ты напомнил. А кто может знать пароль? Секретный отдел? Дешифраторы.
– Какие дешифраторы, взломаем и все, делов-то куча. Я сам могу, только до компа надо добраться.
– Понятно, значит ты у нас ценный кадр.
Гелик пожал плечами.
– Ценный-не ценный, а взломать Ивину «балалайку» смогу.
Солдат услышав знакомое слово в таком необычном контексте, хлопнул Гелика по плечу.
– Ну ты даешь, балалайка!
– Прикольное слово, мне нравится.
– И мне.
Надо сказать, адаптация солдата в современном мире проходила без особых мучений. Помогло то, что он не попал в город и высокотехнологическая среда не вынесла ему мозг сразу. Он уже почти смирился со всем, если не считать приступы тоски о Кате. Это сразу отбрасывало его назад, в прошлое и он вновь оказывался перед дверями, которые для него были закрыты, возможно, навсегда. Быть изгнанным не очень то приятно, особенно когда не знаешь в чем перед своим временем провинился настолько, что оно не захотело дать тебе «вечный приют» пусть даже в развороченном взрывом окопе. Обычная смерть была бы для него избавлением. В моменты ностальгии это казалось ему более желанным, чем новая жизнь.
– «Знать бы – зачем!» – эта мысль с некоторых пор все чаще посещала солдата, который надеялся со временем найти ответ и понять. Но чем больше он узнавал, тем меньше понимал.
– «Теперь эта голова. Мало мне было своих проблем, Макса…»
Солдат подумал о Кристине.
– «Хорошая девчонка. Была бы еще лучше, если б материлась поменьше» – последний аргумент показался самому не очень убедительным и несправедливым по отношению к Кристине, которую он уже отнес к категории не только отчаянных, но и надежных. – «Такая не подведет. А от матюков я бы ее отучил. Но это в будущем, а пока займемся насущными делами. До больниц, чувствую, сегодня не доберемся, темень, выколи глаз. Вдвоем с этим щуплым носилки не дотащить. Значит этот вариант отпадает – будем ночевать тут».
– Насчет вашей подруги – может нам ее поискать?
– Поискать где? В лесу? Шутите?
– Зачем бы она в лес поперлась. Возможно, она где-то в поле, может быть упала, ногу сломала, не может идти, ждет, когда ее найдут. Ее правда искали или делали вид? Я так и не понял.
– Покричали, думаю, но чтобы искать, не уверен, никто не стал бы заморачиваться. Тем более, насчет Иви.
– Почему такая дискриминация? Вы ее не любите? Зачем тогда в компанию пригласили, она же не сама приехала в такую даль из Москвы.
– Нет, она ничего, но иногда мне казалось, что у нее не все дома. С этой головой… Она ее первая нашла и заорала, испугалась.
– Нормальная реакция.
– Нормальная. Но это сначала, а потом? Не представляю, что мы увидим, когда в ее телефон влезем. Я, когда уходил, видел, как у нее подгорало – так хотела, чтобы все ушли и она наснимала сэлфи.
– Какого плана? – солдат постарался задать вопрос обтекаемо.
– Понятно какого – голову, в смысле. Она собиралась снимать себя на фоне этой жути. Я уже говорил.
– Говорил. Ну и что. Жалко что ли повторить? Может еще какую деталь важную вспомнишь? Только я не понял, зачем она хотела фотографироваться с той головой?
– Зачем? Хм, есть любители, такие видосы сразу в топ попадают. Нравятся!
– А тебе?
– Меня б стошнило, – признался Гелик.
– Нормальная реакция. А у девушки нет…ну и ну, весело тут у вас.
«Можно подумать, у нас лучше… бомбежки, фрицы – веселье еще то. Тут вроде спокойно, но голову, однако ж кто-то потерял, получается, что спокойствие ненастоящее. А я сам настоящий? Хороший вопрос, солдат…»
– Не боишься, что твои тебя предателем назовут? За то, что не остался с ними.
– Мне все равно.
– Смелый.
Гелик снова с подозрением посмотрел на солдата, ему показалось, что он подшучивает на ним, но он ошибался.
– Между прочим, я не шучу. Пойти против стаи, на это нужна смелость. Расскажу тебе про себя, не возражаешь? У нас во дворе была своя компания. Однажды собрались и пошли камни в окна одной вредной бабке шмолять. Я не пошел, не захотел. Бабка вреднючая была, но окна бить, это другое. Как бы потом она их стеклила, главное, чем? Фанерой бы заколотила? И ту найти надо, а на стекло денег не напасешься. Помощников у него не было, одна жила. В общем, не пошел.
– И что? – Гелик удивился откровенности своего попутчика – он бы про себя точно не стал бы рассказывать первому встречному, а этот сам предложил.
– А ничего, стекла ей все равно поколотили. А меня милиция забрала, – солдат засмеялся вспомнив, как бывшие друзья его поймали, отлупили, притащили к месту диверсии и удерживали, пока стекла звенели. А потом камень в руку ему сунули. С этим камнем его и застали. Досталось и от бабки, и милиционера, который за ухо с позором вел его по улице. Пацаны издалека смотрели и со смеху покатывались. А он шел и рыдал от собственного бессилия и несправедливости.
– «Ты почему не убежал?» – спросил меня милиционер, который составлял протокол и с моих слов записывал, как все было. Я рассказал. Самое удивительно, что, несмотря на неопровержимые улики и свидетельство бабки, что она и раньше видела меня с теми «фулюханами», мне поверили, представляешь! Милиционер привел меня домой. Заходить не стал, чтобы не пугать родителей. Перед тем, как уйти, взял меня за подбородок и заглянул мне в глаза. А потом сказал то, что я запомнил на всю жизнь:
«С такими глазами, парень, лгать нельзя. У тебя глаза честного человека. Я тебе поверил. И ты меня не подведи. А то, что позор незаслуженный испытал, это тебе наука. Научиться разбираться в друзьях для мужчины первое дело: кто настоящий, а кто только прикинулся. Бди! Не дай себя облапошить и бейся за правду до последнего, даже если на тебя нападет вся стая». Не дословно, конечно, но смысл такой.
– Круто, – согласился Гелик с тем, что история примечательная и слова милиционером были сказаны правильные. Только солдат сам сейчас врал, потому, что никаких милиционеров нет – есть полицейские. Этой истории «сто лет в обед», он ее скорее всего прочитал где-то и зачем-то пересказал от своего имени. «За идиота меня держит?»
Солдат заметил, что Гелик почему-то напрягся, но причины не понял, решил, что такое впечатление произвел его рассказ, хотел уже на этом остановиться, но передумал: – «Пусть слушает. Может что-то в его душе застрянет, поймет, что и похвалил его не просто так, чтоб приятно ему сделать, а в самом деле это важно – иметь свое мнение и не бояться о нем говорить тем, кого считаешь своими».
– Я не сразу согласился с тем, что мне сказал тот милиционер.
– «Опять милиционер!» – Гелик покашлял, стараясь скрыть чувство неловкости за «нравоучительную байку», которую слушал.
– «Так загрызут же!» – я ему сказал. А он мне – «Может и так. А может и нет, зубы обломают, правда она такая – если в хороших руках, то это знаешь, какая дубина..о-го! А если загрызут, то на этом твоя жизнь не закончится. Добрая сила, как доброта с кулаками – она и на том свете нужна. Это сейчас у тебя кулаки или просто дрын, а потом будет меч…». Вот такая история. Что молчишь? Не понравилось или не поверил?
Гелик снова почувствовал себя виноватым, хотя неловко должен был чувствовать себя этот человек – за то, что придумывал на ходу, а выдавал за реальную историю.
– Нормальная история. Поучительная. Только вот причем тут милиционер, я не понял. У нас давно полиция. Или вы не про себя рассказали? А сказали, что про себя.
До солдата, наконец, дошло, в чем причина настороженности Гелика. Надо было выходить из ситуации.
– Милиционер, полицейский, не важно, это чтоб интереснее было. А так история настоящая, не сомневайся.
– Настоящая, но не современная. Но мне понравилась. А чем она закончилась? Или это все?
– Почти. Потом я тех своих бывших дружков отлавливал по одному и бился с каждым. Пару раз меня, но больше – я. Злость мне помогала, ярость была знаешь какая, зубами был готов им глотки рвать, так их ненавидел за предательство и подставу. Меня потом не трогали. Говорили, что я бешеный.
– Нормально. Я б то..– Гелик замолчал на половине слова – а он бы как поступил? Стал бы дрался? Врать самому себе сейчас не хотелось. Он покраснел и был рад, что в темноте этого не было видно. Солдат вежливо ждал продолжения, понимая молчание по-своему.
– Молчишь. Правильно. Хвастаться не надо. Я не ожидал, что ты пойдешь со мной, думал, останешься. Молодец.
Солдат снова похвалил его – Гелика коротнуло. В последний раз «молодец» он был, когда принес пацанам во дворе деньги и они его за это похвалили. Украденная из кошелька у матери тысяча стала причиной жуткого скандала, того самого, о котором он не хотел вспоминать, но забыть так и не смог. Разборка началась с осторожного вопроса матери:
– Сынок, – мать говорила тихо, чтобы отец не слышал, – скажи, ты взял у меня деньги? Признайся, я не буду тебя ругать. Мне важно знать, что ты понял, что сделал плохо и больше этого не повторится. Обещаю, папа не узнает.
– Не узнает – что?
Отец случайно услышал окончание. Отношения между родителями были хорошие, они ссорились, но редко и как-то не по-настоящему. Мирились тоже, не понятно как. Кто из них у кого просил прощение, Гелик никогда не слышал. Потому и опыта, как надо мириться, не имел. Он уже хотел было признаться, что взял деньги, но вопрос отца застал его врасплох.
– Что у вас случилось? Скрываете? Заговор? – отец смотрел на них и улыбался, не представлял, что случилось на самом деле. Мать, подбирая слова, рассказала, что у нее из кошелька пропали деньги и она подумала…что может быть… ну в общем, сын и сам хотел признаться..
– Признаться в чем? Что он украл? Что он украл у тебя из кошелька деньги?
Испуганный вид Гелика говорил сам за себя. Вот тогда с отцом в первый раз случился сердечный приступ. Губы его побелели. Он замахнулся на Гелика, но мать закрыла сына собой. Отец был в бешенстве, но вмешательство матери угрозу экзекуции свело на нет. Отец тогда ушел из дома на несколько дней. Как потом выяснилось, уехал на дачу и там приходил в себя от «предательства сына».
Разговор по душам с сыном состоялся, но это уже не исправило ничего. Деньги Гелик продолжал потаскивать, находил возможность пополнить свою "черную кассу" и похвастаться ребятам, что и у него есть карманные деньги. Позже, когда ему исполнилось 13 лет, мать стала выдавать на неделю карманные уже регулярно, но таскать из ее кошелька Гелик все равно продолжал и ничего не мог с собой поделать – деньги придавали вес его статусу среди пацанов, с которыми он дружил.
Все это прекратилось враз. Мать позвонила Гелику. Он не сразу ее узнал, голос звучал глухо и бесцветно:
– Приходи домой. Умер папа.
Случился очередной инфаркт. Гелик смотрел на неживое лицо – губы были такими же бесцветными, как тогда и слегка синеватыми. Он не знал, что отец болел уже несколько лет и решил, что во всем виноват именно он потому, что довел отца и это стало причиной смертельной болезни.
С тех пор Гелик жил с комплексом вины и считал себя последним з.сранцем. И вот незнакомый человек, мужчина, дважды сказал, что он молодец, странно. Думать о себе иначе, как о тряпке, Гелик явно был не готов. Привык и даже научился видеть в этом определенную выгоду – спроса меньше, хотя он и так предпочитал никуда особо не лезть. Сейчас он шел рядом с этим незнакомцем и чувствовал, что еще немного и начнет рассказывать в ответ о своем детстве и отношениях с отцом. Зачем? Да затем! Чтобы он не называл его «молодец» потому, что когда он узнает, какое он дерьмо, что он виноват в смерти отца, поймет, что назвал его так зря. Что-то, а самозванцем Гелик был не хотел. Не сейчас. Не в глазах этого человека.
До места, где они оставили Кристину и Макса, оставалось совсем немного. Солдат и Гелик уже шли рядом, а не друг за другом. Дорога, обстоятельства и обрывочный разговор сблизили их настолько, что молчание уже воспринималось, как продолжение начатой беседы. Пока один молчал, другому было над чем подумать. Для людей, едва знакомых, это было немало.
Гелик был рад, что не остался на поле. Солдат ему нравился, чем – объяснить пока не мог. Возможно тем, как себя вел, как смело разговаривал, придя в незнакомую компанию – не заискивал и не хамил, разве что в самом конце, когда обозвал всех «говном». Никто не обиделся, не возмутился и не дрыгнулся, чтобы помочь.
– «Про парней, которые под танки бросались, – это, он, конечно, образно», – успокоил себя Гелик, на которого именно эта фраза произвела самое шокирующее впечатление и во многом сподвигла принять решение – идти за солдатом. При том, что его решение было скорее интуитивным, чем осознанным – думать про то, что было на войне, да еще в таком контексте, никто бы не стал, он не исключение. Но подсознание – великая вещь, иногда шепчет дельное. Прислушаться или нет, каждый решает сам. Гелик не понял, что даже сейчас сформулировал мысль солдата по своему – тот ничего про танки не говорил. Эта смысловая ассоциация родилась у него сама по себе. Гелик продолжал рассуждать.
– «А вот про «говно» прав! Ради таких, как мы, природе вовсе не стоило напрягаться – отбраковать и на переплавку. Нас не переделать. Раньше надо было воспитывать. Сейчас все бесит».
