После завоевания Пелопоннеса часть дорийцев также приняла участие в колонизации далеких земель. На востоке они прежде всего заселили большой остров Крит. В позднейшую эпоху на нем располагалось несколько дорийских полисов, часто враждовавших друг с другом. Самым важными из них были Кносс и Гортина.
Рассказывают, что первую колонию на Крит вывел аргосский царевич Алфемен – внук предводителя дорийцев Темена. Он же дал критянам законы, соблюдавшиеся потом на острове в течение многих поколений. Алфемен был уверен, что согласие между согражданами возможно только там, где устранены раздоры, проистекающие от своекорыстия и роскоши. Поэтому он обязал островитян вести умеренную и простую жизнь. А чтобы те не смогли уклониться от этого установления, царь учредил для всех взрослых мужчин особые совместные трапезы, устраивавшиеся на общественный счет (их назывались андриями). Для всех без исключения здесь подавались одинаковые простые блюда, и бедные всегда имели равную долю с богатыми.
Мальчики и юноши на Крите не были предоставлены сами себе. Все они объединялись в так называемые «отряды» и с ранних лет проводили время в совместных тренировках. Чтобы юные критяне росли мужественными, а не трусами, их с детства приучали к обращению с оружием и к тяжелым трудам. Юноши учились презирать жару и холод, каменистые и крутые дороги. Они не боялись боли и умели хорошо держать боевой строй. По установленным дням «отряды» ритмическим маршем, под звуки флейты и лиры, как это было в обычае на войне, сходились для схватки и устраивали показательные сражения. Во время них удары наносились не только рукой, но и железным оружием. А чтобы дети привыкали к достойному поведению, их приводили на общие трапезы взрослых. Там они ели вместе с другими, сидя на земле зимой и летом в одних и тех же грубых истертых плащах, прислуживали обедавшим мужчинам и слушали их беседы.
Для государственного управления критяне издревле выбирали десять должностных лиц, которых они именовали космами. В особо важных делах те прибегали к помощи советников, называемых геронтами (старейшинами), причем в число советников допускались только те сограждане, кто раньше уже был космом и вообще считался человеком испытанным.
Дорийцы имели свои колонии в Азии и на островах вблизи ее побережья. Область их расселения лежала южнее Милета и именовалась Доридой. Из материковых полисов самыми крупным считался Книд, основанный на мысе, далеко выступающем в море. Город был прекрасно расположен для прибрежной торговли. Он имел две гавани (одна из которых могла запираться и предназначалась для триер) и якорную стоянку на 20 кораблей. Перед Книдом лежал небольшой остров, связанный с материком дамбами и прикрывавший обе гавани. Здесь проживала большая часть населения.
Поначалу государственное устройство в Книде было узко-олигархическим. Доступ к правлению имели лишь немногие из числа знати. Так, сын не мог исполнять никакой должности, до тех пор, пока его отец не отходил от политических дел. А из братьев, если их было несколько, к государственным должностям допускался только старший. В конце концов такой порядок перестал удовлетворять даже знать. Некоторые из аристократов призвали на помощь народ и с его помощью установили в Книде более демократический строй.
Когда персидский полководец Гарпаг приступил к завоеванию Дориды, книдяне, единственные из всех тамошних греков, попытались оказать сопротивление. Поскольку их город лежал на полуострове и с трех сторон был окружен водой, они решили перекопать перешеек и отгородиться морем от персидских полчищ. И вот, когда множество книдян взялось за работу, оказалось, что рабочие стали получать ранения на теле, и особенно повреждения глаз от осколков камней, когда приходилось пробивать скалу. Книдяне смутились и отправили послов в Дельфы вопросить бога о том, что препятствует им в работе. Пифия же изрекла такой ответ:
Не ройте Истма! Стен не воздвигайте!
Зевс создал б остров тут, коль только б захотел.
Получив такое прорицание, книдяне прекратили работы, и, когда Гарпаг с войском подошел к городу, сдались ему без боя.
Помимо Книда другим известным городом дорийцев в Азии считался Галикарнас. Впрочем, греки никогда не являлись здесь основным населением. Большинство местных жителей были карийцы, хотя и принявшие греческие обычаи. Город находился под властью местной династии, которую древние историки иногда именуют «царской». В 545 г. до Р.Х. галикарнасцы покорились персам, но сохранили во внутренних делах полное самоуправление. В конце VI в. до Р.Х. тут царствовал некий Лигдам, а потом власть перешла к его дочери Артемисии.
Самой известной колонией дорийцев являлся Родос. Остров этот, располагавшийся неподалеку от малоазийского побережья, имеет 80 км в длину и 35 – в ширину. Никаких особых природных богатств здесь нет. Родос весь покрыт горами, которые тянутся с севера на юг и достигают наибольшей высоты в центре острова, где возвышается гора Атабирий (1240 м над уровнем моря). В древности на склонах гор было много хвойных и лиственных лесов. Здесь также в изобилии росли плодовые деревья: фиги, гранаты, персики, оливы и финики. Остров славился своим замечательным вином и благовонными маслами (прежде всего, розовым).
Дорийские поселенцы появились на Родосе около 900 г. до Р.Х. и основали здесь три города: Иалис, Камир и Линд. Каждый из них имел хорошую гавань и являлся столицей небольшого государства. Своим богатством остров был обязан прежде всего чрезвычайно выгодному географическому положению. Ведь на торговом пути из Греции в Кипр, Сирию или Финикию нельзя было миновать его стороной. Корабли, плывущие из Греции в Египет и обратно, также обязательно заходили на Родос.
Греческая колонизация Сицилии началась еще в VIII в. до Р.Х., но дорийцы из Малой Азии включились в этот процесс с некоторым запозданием. Около 690 г. до Р.Х. на южный берег острова прибыла большая партия переселенцев с Родоса (во главе них стоял Антифем) и Крита (их возглавлял Энтим). Область, намеченная ими для колонизации, поначалу казалась недостаточно удобной. Ведь все южное побережье Сицилии представляет собой однообразную гористую местность, открытую ветрам, без бухт и заливов. Над всеми пейзажами здесь царит снежная вершина Этны. Но потом оказалось, что за песчаным и холмистым побережьем, в широких и узких ущельях у подножия отступающих от берегов гор раскинулось немало плодородных равнин. Вскоре колонисты нашли удобное место – крутую песчаную возвышенность у речки Гелы и основали здесь одноименный город. Закрепившись на берегу, Антифем предпринял поход на располагавшийся неподалеку сиканский город Омфаку. Побежденные в бою сиканы отошли к горам, находившимся позади гельской долины. С этого столкновения началась длительная борьба за обладание плодородными пахотными землями и тучными пастбищами. Постепенно жители Гелы распространили свои владения на внутренние районы страны.
Через сто восемь лет после основания Гелы (около 580 г. до Р.Х.) гелейцы вывели собственную колонию на берег реки Акрагант. Город, возникший здесь, также получил название Акраганта. Спустя всего несколько лет (около 571 г. до Р.Х.) власть в нем захватил тиран Филарид. Произошло это следующим образом. Филарид взял на себя строительство храма Зевса Полиеуса (Покровителя государственного порядка) на еще не укрепленном городском холме. Потом он хитростью получил разрешение на то, чтобы обнести этот холм стеной. Когда работы были закончены, Филарид отпустил на свободу занятых на строительстве заключенных и вооружил их для борьбы с поселенцами. Во время праздника Фесмофорий этот отряд внезапно напал на ничего не подозревающих акрагантцев. Большинство мужчин было перебито, остальные должны были сдать оружие и склониться перед тираном. В следующие годы Филарид вел успешные войны с сикулами и значительно расширил владения Акраганта. Однако в памяти потомков он остался прежде всего как жестокий и безжалостный деспот, беспощадно преследующий своих политических врагов. Рассказывают, что какой-то горожанин, желая выслужиться перед тираном, преподнес ему большого медного быка. Внутрь него предполагалось укладывать тех, кто приговорен к смертной казни. Затем под быком разводили огонь и несчастный поджаривался в нем живьем. Соль выдумки заключалось в том, что стоны и крики умирающего особым образом преобразовывались в звуки, похожие на бычье мычание. Казалось, что медный бык ревет, переваривая свою жертву. Филарид принял подарок и первым делом велел изжарить в нем самого изобретателя. В дальнейшем мучительную смерть в чреве чудовища нашло немало политических противников тирана. Только спустя шестнадцать лет один из изгнанников – Телемах из рода Эмменидов – сумел свергнуть Филарида. Сам тиран, его мать и все его приспешники были перебиты.
Сама Гела долгое время находились под властью местной аристократии. В 505 г. до Р.Х. некто Клеандр, сын олимпийского победителя Пантара, захватил в городе власть и установил тиранию. Спустя семь лет, в 498 г. до Р.Х. Клеандра убил знатный юноша Сабилл. Власть перешла к другому сыну Пантара, Гиппократу. Он навербовал наемников, создал из них сильную армию и вскоре распространил свою власть на соседние города – Наксос, Занклу и Леонтины. Затем в битве у реки Гелор он разгромил армию Сиракуз. По заключенному договору к Гиппократу отошли внутренние области острова, населенные сикулами. Но когда тиран попытался навязать им свое господство, сикулы восстали. Гиппократ выступил против них, был разбит около 490 г. до Р.Х. в битве при Гибле и погиб. После этого предводитель акрагантской конницы Гелон лишил власти сыновей покойного властителя и сам сделался тираном в Гелах.
Мегарида лежала в северной части перешейка Истм, соединявшего области Средней Греции с Пелопоннесом. Вся территория этого небольшого государства была покрыта горами. Плодородием отличался только восточный берег, где и находился город Мегары. Впрочем и тут, из-за обилия подземных вод условия для земледелия оказались не достаточно благоприятными – многие низины были заболочены. Их тлетворный воздух вызывал лихорадку, от которой мегарцы умирали чаще, чем от старости. Сами Мегары располагались на низком холме с двумя вершинами, образующими два акрополя – Алкофой и Карию. Расстояние от акрополя до берега моря составляло около 3 км. Тут находилась гавань Мегар – Нисея, соединенная с городом проезжей дорогой.
В древности, если верить мифам, Мегарида принадлежала афинянам. Но в середине XI в. до Р.Х., когда пелопоннесцы затеяли войну против афинского царя Кодра, эта область была отторгнута у ионийцев и заселена колонистами из Коринфа. Так мегарцы, переменив свой язык и обычаи, стали дорийцами. Первоначально поселенцы жили в трех больших деревнях, которые около 750 г. до Р.Х. слились в единый город Мегары. Тогда же была упразднена царская власть.
Господство родовой аристократии, продолжавшееся около столетия, было низвергнуто в 640 г. до Р.Х. тираном Феагеном. Известно, что он захватил власть после того, как избил скот состоятельных людей, застигнутый им на пастбище у реки. Таким образом он добился популярности у бедняков, которые охотно поддержали его в борьбе со знатью. Сколько времени продержалась в Мегарах тирания мы не знаем. Во всяком случае Феаген успел построить водопровод и снабдил город свежей водой.
О дальнейших событиях сохранились только отрывочные сведения. Кажется, на смену тирании пришла олигархия богатых скотовладельцев и торговцев шерстью. Однако бедняки продолжали глухо волноваться. Однажды народ бросился к домам богачей и стал требовать угощения. Когда состоятельные граждане отказали в просимом, бедняки насильно завладели их имуществом и даже требовали у кредиторов обратно выплаченные им проценты по долгам. По-видимому, ненадолго в стране установилась демократия, но потом изгнанники-богачи, возвратившись, победили в битве народ и восстановили олигархию. К власти окончательно пришли люди, чье господство основывалось не на знатном происхождении от старинных родов, а на богатстве, нажитом благодаря торговле шерстяными тканями.
Мегарцы одни из первых начали колонизировать Сицилию. В 734 г. до Р.Х., когда халкидяне основали Наксос, мегарцы вывели во владения царя сикулов Гиблона колонию Мегары. Сделано это было не в ходе войны, а по взаимному согласию – Гиблон сам выделил землю для поселенцев, отчего сицилийские Мегары получили прозвание Гиблейских. Место здесь было незащищенное, и освоить его можно было лишь при помощи местных жителей. Зато вблизи города имелись источники пресной воды, а береговая линия создавала небольшие естественные гавани.
Спустя сто лет после своего поселения в Сицилии, около 628 г. до Р.Х., гиблейские мегарцы основали собственную колонию – Селинунт, который стал самым западным из греческих городов на южном побережье Сицилии. Местные жители старались поддерживать добрые отношения с карфагенянами и вели чрезвычайно выгодную торговлю.
Политическая обстановка в Селинунте долгое время оставалась нестабильной, и город не раз оказывался во власти тиранов. Первым, во второй половине VI в. до Р.Х. власть здесь захватил некто Ферон, опиравшийся на закабаленных греками сикулов. С их помощью он завладел городом и какое-то время единолично управлял государством. Позже Ферона сменил тиран Пифагор, правивший до 510 г. до Р.Х. Его сверг спартанский полководец Еврилеонт. Селинунтяне сначала поддержали его, так как надеялись, обрести таким образом свободу. Однако Еврилионт сам захотел сделаться тираном. Тогда горожане восстали и убили его у алтаря Зевса Агорея, где он тщетно искал убежища.
Другим направлением мегарской колонизации стало восточное. Мегарцы по достоинству оценили берега Боспора Фракийского – пролива через, который из Пропонтиды попадали в Черное море. На азиатской стороне Боспора они в 685 г. до Р.Х. основали город Калхедон. Спустя два десятилетия, в 667 г. до Р.Х., мегарцы вывели другую колонию на фракийский берег Боспора и построили здесь Византий. Его местоположение было чрезвычайно выгодным. Город занимал большой мыс у западной оконечности Боспора, южной стороной обращенный к Пропонтиде, с продолговатой естественной гаванью Золотой Рог. (Возможно, название это пошло от того, что ветры загоняли в бухту огромные косяки рыб). Ни одно торговое судно не могло без соизволения византийцев ни войти в Черное море, ни выйти из него. Кроме того, город контролировал самую удобную переправу из Европы в Азию. Эти обстоятельства имели огромное влияние на дальнейшую судьбу Византия.
Позже мегарцы проникли в Черное море. В 560 г. до Р.Х. они построили в Южном Причерноморье, по соседству с Синопой, город Гераклею. Место оказалось чрезвычайно удобным для поселения: ровная линия побережья делает в этом месте поворот на север и образует большую и открытую на запад бухту – единственную на этом участке между Боспором и Синопой. Море вблизи Гераклеи было богато рыбой, а прилегающая местность, сплошь состоящая из плодородных лощин, создавала благоприятные условия для занятия земледелием и скотоводством. От внутренних областей Азии город защищали труднопроходимые горы, позволявшие гераклейцам не опасаться внешних вторжений.
Это благодатное место, конечно, не было безлюдным. До прихода греков здесь проживало многочисленное племя мариандидов. Аборигены занимались земледелием и совсем не отличались воинственностью. Колонисты легко победили местных жителей, захватили их землю и поработили их самих. Между пришельцами и исконным населением был заключен своего рода договор. Мариандиды согласились подчиниться гераклиотам, пообещали, что будут вечно батрачить на них, если те доставят им все необходимое для жизни. Гераклиоты в свою очередь пообещали, что ни один мириандид не будет продаваться за пределы страны гераклиотов, а только в самой этой стране. В дальнейшем это соглашение неуклонно соблюдалось.
Гераклея очень быстро сделалась одним из самых богатых и процветающих городов Причерноморья. Численность ее населения в лучшие годы достигала 10 тыс. человек. Поскольку основную массу переселенцев составили представители демоса – мелкие торговцы и земледельцы – изначально в Гераклее установился демократический образ правления. Но вскоре в городе появилась и быстро усилилась местная землевладельческая знать. Демократы начали с ней борьбу и даже добились изгнания многих аристократов. Но потом изгнанники объединились, возвратились в город и упразднили демократию. Произошло это в 520 г. до Р.Х. С тех пор в Гераклее установилось олигархическое правление.
В последующую эпоху гераклейцы сами основали несколько колоний. Самой замечательной из них стал город Херсонес в Крыму, расцвет которого пришелся на IV в. до Р.Х.
Когда Гераклиды завоевали Пелопоннес, они вручили власть над Коринфом своему родичу Алиту. Он сделался основателем местной царской династии. О его правнуке Бакхе сообщают, что тот превзошел славою всех своих предков. Поэтому его приемников на престоле именовали уже не Гераклидами, а Бакхиадами. В целом царская власть в Коринфе просуществовала около четырехсот лет.
Наконец, в 747 г. до Р.Х. Бакхиады, общее число которых достигло 200 человек, свергли последнего царя Автомена, завладели властью и стали управлять государством все сообща. Каждый год они избирали из своей среды притана, который и был вместо царя. Однако, он являлся только первым среди равных и не пользовался перед другими Бакхиадами никакими особенными преимуществами.
Господство аристократов имело свои благоприятные стороны для страны. Бакхиады проявляли заботу о флоте, и при них Коринф превратился в мощную морскую державу. Однако горожане были недовольны грубостью, надменностью и крикливой роскошью этого рода. Что и стало причиной его падения.
Все Бакхиады отдавали дочерей замуж за родичей и брали жен только из своей среды. Но однажды у одного из них родилась хромая дочь по имени Лабда. Никто из Бакхиадов не пожелал жениться на ней, и отец выдал ее за богатого поселянина Эетиона. Супруги прожили несколько лет, однако детей у них не было. Тогда Эетион отправился в Дельфы, чтобы вопросить оракул о потомстве. Не успел он вступить в святилище, как пифия обратилась к нему с такими словами:
Эетион, нет почета тебе, хоть ты чести стяжал себе много,
Лабда родит сокрушительный камень; падет он
На властелинов-мужей и Коринф покарает.
Это изречение оракула каким-то образом дошло до Бакхиадов и показалось им подозрительным. Ведь кроме них других властелинов-мужей в Коринфе не было! Вскоре стало известно, что Лабда родила сына. Посовещавшись, Бакхиады решили его убить. Они избрали из своей среды десять человек и отправили их в то селение, где жил Эетион. По дороге посланцы уговорились, что тот из них, кому мать даст на руки ребенка, должен бросить его оземь и разбить ему голову. И вот, войдя в дом, они попросили показать им новорожденного. Лабда не догадывалась об их замыслах. Она думала, что гости требуют ребенка из дружелюбия к его отцу, спокойно принесла младенца и отдала в руки одного из пришельцев. Тот уже хотел исполнить задуманное, но тут дитя посмотрело на него и улыбнулось. Этот человек заметил улыбку младенца, и какое-то чувство жалости удержало его от убийства. Тогда он передал младенца второму, а тот – третьему. Так ребенок прошел через руки всех десяти, и ни один не захотел его погубить. Вернув дитя назад матери, они вышли из дома и, остановившись у дверей, стали упрекать друг друга в малодушии. Особенно же они обвиняли первого, взявшего ребенка, за то, что тот не выполнил уговора. Наконец, через некоторое время убийцы решили снова вернуться в дом и все вместе умертвить младенца. Но на этот раз Лабда была настороже. Она ведь стояла за дверью и слышала каждое их слово! В страхе за сына она поспешно сунула его в сундук. Бакхиады перерыли весь дом, но так и не смогли его найти. Тогда они вернулись в Коринф и объявили остальным, что данное им поручение исполнено. Таким образом, сын Эетиона остался в живых благодаря сундуку и получил по этой причине имя Кипсел (что значит «ящик», «ларец»).
Возмужав, Кипсел узнал об оракуле, данном ему при рождении. Он был ему приятен, однако, чтобы еще раз убедиться в расположении к нему бога, он вновь отправился в Дельфы. Увидев его, пифия воскликнула:
Счастлив сей муж, что ныне в чертог мой вступает,
Эетионов Кипсел, царь славного града Коринфа.
Будет все же он сам и дети его, но не внуки.
Из этих слов Кипсел заключи, что Аполлон обещает власть над Коринфом ему самому и его сыну. О внуках своих он тогда не думал, и потому оракул более воодушевил его, чем смутил. Сделавшись полемархом (военачальником), Кипсел постарался завоевать симпатии граждан. У коринфян в то время существовал закон, согласно которому осужденных по суду следовало отводить к полемарху и держать взаперти до внесения денежной пени, часть которой шла в пользу полемарха. Кипсел, исполняя эту должность, не запер и не связал ни одного гражданина, но одних освобождал под поручительство, а за других ручался сам. От пени в свою пользу он отказался раз и навсегда. Своей мягкостью он разительно отличался от надменных и жестоких Бакхиадов. Вскоре у Кипсела появилось множество друзей и соратников среди народа, готовых участвовать в любом его предприятии. Ведь коринфяне верили в мужество Кипсела и в успех его дела. Он организовал заговор, напала на исполнявшего должность притана Патроклида и убил его. Народ с радостью поддержал этот переворот и тотчас провозгласил пританом Кипсела. Это произошло в 657 г. до Р.Х.
Утвердившись у власти, Кипсел прежде всего начал гонения на Бакхиадов. Часть из них он казнил, других отправил в изгнание. Все имущество аристократов было конфисковано. Напротив, политические противники Бакхиадов смогли теперь вернуться на родину. Кипсел увеличил число фил и дал права гражданства тем коринфянам, которые прежде его не имели. Богатые землевладельцы были обложены большими налогами. Возможно, часть конфискованных земель была поделена между крестьянами. Все эти меры обеспечили тирану поддержку среди народа, так что Кипсел спокойно правил Коринфом до самой смерти, которая последовала в 627 г. до Р.Х. Греческие историки пишут, что он никогда не имел при себе телохранителей, потому что не боялся сограждан, а от политических противников его защищали друзья.
После Кипсела власть унаследовал его сын Периандр. Поначалу он относился к своим поданным даже милостивее своего отца, но потом его характер резко изменился: Периандр сделался подозрительным, жестоким и мстительным. Произошло это, как считают, вследствие общения коринфского владыки с другим знаменитым тираном той эпохи – правителем Милета Фрасибулом. Однажды Периандр отправил к Фрасибулу глашатая спросить совета: что следует сделать для того, чтобы установить в городе самый надежный государственный строй? Фрасибул не дал на этот вопрос прямого ответа. Он отправился с коринфским глашатаем за город и стал водить его по хлебной ниве. Когда на глаза тирану попадался высокий, густой колос, он тотчас сбивал его посохом и вминал в землю. Так Фрасибул поступал в течение всей прогулки, а потом, так ничего и не сказав, отправил посланца на родину. Возвратившись к Периандру, глашатай объявил, что не привез никакого пожелания и вообще удивляется, как можно было искать совета у такого безумного человека, который опустошает собственную землю. Затем он рассказал, что видел в Милете. Периандр же тотчас сообразил в чем заключалась мысль Фрасибула: тот советовал ему умерщвлять и изгонять тех сограждан, которые хоть чем-то возвышаются над средним уровнем толпы. С этого времени тиран стал проявлять величайшую жестокость к тем коринфянам, кто выделялся своей знатностью, богатством или силой духа. Все противники тирании, уцелевший от казней и изгнания при Кипселе, были теперь истреблены его сыном. Народ в страхе склонился перед тираном, однако тот не мог больше чувствовать себя в родном городе в безопасности. Опасаясь покушений, Периандр завел сильную охрану и постоянно содержал при себе 300 человек телохранителей.
Женой Периандра была дочь эпидаврского тирана Прокла по имени Мелисса. Какие-то женщины оговорили ее перед мужем, и он в припадке гнева ударил ее с такой силой, что Мелисса умерла. Периандр был глубоко огорчен ее смертью. Он с царской пышностью похоронил прах Мелиссы, а в гробницу положил лучшие ее украшения и одежды. Спустя какое-то время, скончался богатый гостеприимец Периандра, имущество которого он должен был унаследовать. Но, увы, никто не знал, где это имущество находится. Периандр отправил в Феспротию послов и велел им вопросить оракул мертвых на реке Ахеронте. Тиран надеялся, что дух его жены Мелиссы поможет в поисках. И действительно, когда коринфяне принялись заклинать мертвых, перед ними явилась тень Мелисы, однако помогать им она отказалась. Нет, отвечала жена Периандра, – она ни знаками, ни словами не укажет места, где лежит добро! Да и с какой стати должна она сочувствовать живым, которые отправили ее в Преисподнюю совершенно нагой? Ведь из-за того, что ее погребальные одежды не были сожжены вместе с ней, она не может ими пользоваться и жестоко страдает от холода!
Когда послы сообщили Периандру ответ Мелиссы, он через глашатая повелел всем коринфским женщинам собраться в храме Геры. Те явились, нарядившись в свои самые красивые одежды, как на праздник. Периандр тем временем поставил в засаде своих телохранителей и велел им догола раздеть всех женщин без разбора – как свободных, так и служанок. Все их одежды он приказал бросить в яму и сжечь, призывая Мелиссу. Таким образом он сумел умилостивить тень жены, и в следующий раз, явившись на зов заклинателей, она указала место, где было спрятано искомое добро.
Кипсел, и в еще большей степени Периандр, славились пышностью своего двора. Зная об их щедрости, в Коринф съезжалось множество поэтов, скульпторов и художников. Среди прочих долгое время здесь жил знаменитый кифарид и поэт по имени Арион. Из Греции Арион отправился в Италию и Сицилию, а поскольку он на самом деле был талантливый сочинитель и великолепный музыкант, ему везде платили хорошие деньги. Нажив в колониях большое состояние, Арион решил возвратиться в Коринф. В путь он отправился из Тарента, наняв для себя у коринфских мореходов специальный корабль. Когда тот приблизился к берегам Греции, корабельщики задумали злое дело: решили выбросить в открытом море Ариона за борт и завладеть его сокровищами. Арион догадался об их умысле и стал умолять моряков о пощаде. Но ему не удалось их смягчить. Корабельщики предложили Ариону либо самому лишить себя жизни (тогда они обещали похоронить его тело на суше), либо сейчас же броситься в море. Арион избрал второе. Облачившись в полный наряд певца и взяв в руки кифару, он встал на корме и исполнил торжественную песнь. Потом Арион, как был во всем наряде, бросился в море. Он думал, его ждет неминуемая смерть. Однако оказалось, что рядом с кораблем плывет, привлеченный дивной музыкой дельфин. Арион обхватил его руками, и дельфин доставил несчастного до самого берега. Певец вышел на сушу возле Тенара и отсюда добрался до Коринфа. Явившись в город, он первым делом отправился к Периандру и рассказал ему обо всем, что с ним приключилось. Периандр не поверил в эту диковинную историю, велел заключить Ариона под стражу и никуда не выпускать. Вскоре в Коринф приплыли преступные корабельщики. Периандр призвал их к себе и стал расспрашивать, что им известно об Арионе. Моряки отвечали, что кифарид живет и здравствует где-то в Италии и что они оставили его в Таренте в полном благополучии. Вдруг внезапно перед ними появился сам Арион в том самом одеянии, в каком бросился в море. Корабельщики пришли в благоговейный ужас и тут же покаялись в содеянном.
Тиран Периандр имел от Мелиссы двух сыновей – Кипсела и Ликофрона. Из них младший был очень толковый и сообразительный, а старший, напротив, отличался слабоумием. Когда братьям исполнилось соответственно 17 и 18 лет, они гостили у своего деда по матери Прокла, тирана Эпидавра. При расставании, провожая их, дед спросил: "А знаете ли вы, дети, кто убил вашу мать?" Старший юноша вовсе не обратил внимания на эти слова, а младший тотчас догадался, что речь идет об их отце. Он принял эту новость так близко к сердцу, что, возвратившись в Коринф, перестал здороваться с отцом, как с убийцей матери, не говорил с ним и не отвечал на его вопросы. В конце концов Периандр распалился на сына страшным гневом и изгнал его из дома.
После этого Периандр стал расспрашивать Кипсела, о чем с ними говорил дед. Тот рассказал отцу, как ласково тот с ними обошелся, но о словах Прокла при расставании не упомянул, так как не понял их смысла. Но Периандр продолжал настойчиво расспрашивать сына. Он понимал, что дело здесь нечисто. Наконец Кипсел вспомнил и передал ему слова деда. Периандр сообразил, что произошло, но, вместо того, чтобы посочувствовать сыну, решил в полной мере показать ему свою строгость. Он послал вестника в тот дом, где жил изгнанный Ликофрон, и запретил хозяевам принимать юношу. Теперь, куда бы не приходил несчастный, его отовсюду прогоняли, ибо Периандр пригрозил крупным штрафом всякому, кто осмелится приютить его сына или даже просто завести с ним разговор. Исхудалый и оборванный бродил Ликофрон по улицам Коринфа. Раз Периандр увидел его и, подавив свой гнев, спросил: «Сын мой! Неужели тебе приятнее жить нищим, чем царским наследником? Перестань упорствовать: вернись домой». Но Ликофрон отвечал отцу только одно: пусть Периандр уплатит пеню Аполлону, ведь он нарушил собственный запрет и вступил в разговор с отверженным. Тут Периандр понял, как неисправимо зло и как неодолимо оно в его сыне. Чтобы положить конец неприличному положению, в котором он очутился, тиран велел посадить Ликофрона на корабль и отвезти его с глаз долой на остров Керкиру, которая в то время была подвластна Коринфу.
Прошло много лет. Периандр состарился. Бремя власти стало тяготить его, и он начал подумывать о покое. Тогда он послал на Керкиру к Ликофрону и велел сказать, что желает передать ему бразды правления. Но Ликофрон даже не удостоил отцовского посланца ответом. Периандр, искренне любивший сына, отправил для переговоров с ним свою дочь, в надежде, что тот послушается хотя бы ее. Однако Ликофрон отказался ехать и сказал, что не вернется в Коринф до тех пор, пока там живет отец. «Хорошо! – написал ему Периандр, – возвращайся на родину и правь Коринфом, а я тотчас уеду на твое место в Керкиру и буду править Керкирой». На этот раз Ликофрон согласился и стал готовиться к отъезду. Узнав об этом, керкиряне всполошились. Они ненавидели тирана. Мысль, что Периандр сделается правителем острова была для них невыносима. И вот, чтобы расстроить его замыслы, они напали на Ликофрона в его доме и убили его, а Периандру написали. что его сын умер, так что ему нет никакой нужды перебираться на Керкиру.