Через несколько десятилетий после своего поражения, мессеняне стали замышлять восстание. К этому особенно стремилась молодежь, еще не испытавшая ужасов войны, благородная в своих помыслах и предпочитавшая скорее умереть в свободной стране, чем терпеть рабское благополучие. Такая молодежь росла во многих местах Мессении, но лучшая и наиболее многочисленная была в Андании, а среди нее выделялся Аристомен, сын Никомеда, из рода Эпитидов. Будучи в цвете сил и отваги, он более других возбуждать сограждан к борьбе.
Когда все было готово для войны, мессеняне дружно взялись за оружие. Случилось это на 39 году после взятия Ифомы, в четвертый год 23 Олимпиады (в 685 г. до Р.Х.). В Спарте тогда царствовали Анаксандр, сын Эврикрата, и Анаксидам, сын Зевксидама. Вскоре произошло сражение при Дерах. Исход его остался нерешенным, но Аристомен явил такие подвиги, что мессеняне после битвы хотели провозгласить его царем. Сын Никомеда отказался от этой чести. Тогда сограждане избрали его полномочным предводителем войска.
Спустя год (в 684 г. до Р.Х.) противники вступили в новую битву в местности неподалеку от Стениклера, носившей название «Могила кабана». Она была такой же упорной, как первая. Около Аристомена сражался отборный отряд мессенских юношей, численностью в восемьдесят человек. Каждый из них считал для себя великой честью, что он удостоился права биться вместе с Аристоменом. Этим восьмидесяти пришлось принять на себя первый удар, так как они стояли против Анаксандра и лучших из лакедемонян. После упорного сражения те были опрокинуты. Победив царский отряд, Аристомен устремился туда, где враги оборонялись особенно упорно. Затем он направил свой удар в другое место и таким образом постепенно разбил и рассеял весь строй лакедемонян.
Когда началась вторая Мессенская война, лакедемонянам было прорицание из Дельф: призвать к себе как помощника и советника намеченного богом афинского мужа. Они тотчас отправили к афинянам посольство, чтобы сообщить о вещании бога. Лакедемоняне просили дать им человека, который мог посоветовать, как нужно поступать в сложившихся обстоятельствах. Ожидалось, что в Спарту из Афин прибудет известный мудрец или опытный стратег. Однако афиняне повели себя иначе. Они ведь совсем не сочувствовали лакедемонянам и не хотели, чтобы те без больших трудов и опасностей овладели лучшей частью Пелопоннеса! Впрочем, отказать в просьбе прямо не представлялось возможным, поскольку повеление исходило непосредственно от бога. Тогда афиняне поступили следующим образом: они нашли в своем городе самого никчемного по их мнению человека – некоего Тиртея, зарабатывавшего на жизнь уроками грамматики, и к тому же хромого на одну ногу. Его-то, словно насмехаясь над лакедемонянами, они и отправили в Спарту!
Но, спустя короткое время, открылось, что лакедемоняне обрели в лице Тиртея именно то, в чем больше всего нуждались. Прибыв в Лаконику, он сначала только знатным, а затем и всем, кого мог собрать, стал петь свои элегии и свои анапесты – походные песни. И эти стихи наполняли воинов таким воодушевлением, что они не щадили в битвах собственной жизни. Никто не умел лучше Тиртея воспевать славу бранных подвигов и никто не мог с таким искусством сплачивать граждан в едином порыве к победе. Сколько раз в этой непростой войне бодрое слово Тиртея возвращало лакедемонянам их утраченное мужество!
Потерпев поражение у «Могилы кабана» спартанцы упали духом и совсем уже было собрались прекратить борьбу, но Тиртей своими призывными песнями изменил ход их мыслей. Война возобновилась с новой силой и шла еще много лет. Позже, когда в Спарте возник недостаток в хлебе, здесь вновь поднялось возмущение. Те из лакедемонян, кто имел свои поместья в Мессении, горевали, что лишились всего имущества и требовали передела земли в Лаконике. Успокоить распри удалось только Тиртею, который горячо призвал сограждан забыть о внутренних раздорах и сплотиться для борьбы с общим врагом. Да и как можно было думать о своих пожитках, услышав слова, вроде следующих:
Ногу приставив к ноге и щит свой о щит опирая,
Грозный султан – о султан, шлем о товарища шлем,
Плотно сомкнувши грудь с грудью, пусть каждый дерется с врагами,
Стиснув рукою копье или меча рукоять!
Не смотря на все невзгоды, лакедемоняне продолжали сражаться с врагом, и вскоре их положение стало поправляться.
На третьем году войны (в 682 г. до Р.Х.) противники встретились у так называемого "Большого рва". На помощь мессенянам прибыли вспомогательные отряды из многих аркадских городов, так что битва обещала быть очень упорной. В этих обстоятельствах лакедемоняне вступили в тайный сговор с аркадским царем Аристократом и подкупили его большой суммой денег. Когда началось сражение, и внимание мессенян было обращено на вражеский фронт, Аристократ вдруг стал отступать, обнажив левое крыло и фронт своих союзников. Чтобы еще больше усилить неразбериху, он велел своим воинам отходить через боевые порядки мессенян. От этого их ряды пришли в такое замешательство, что весь строй расстроился. Тем временем лакедемоняне стремительно ударили на врага и атаковали его со всех сторон. Аристомен и окружающие его оставались на месте и старались сдержать наступление, но их было мало и заметной пользы их мужество не принесло. Мессенцы понесли столь тяжелое поражение, что не имели даже надежды на спасение. Погибло множество простых ратников и знатнейших лиц.
После этой битвы Аристомен был вынужден оставить Анданию, а также большинство других городов, находящихся в середине области, и укрепиться на горе Гире. Лакедемоняне осадили ее и уже предвкушали скорую победу. Однако у мессенян, даже после их поражения у «Рва», хватило сил еще на одиннадцать лет борьбы.
Когда мессеняне поселились на Гире, им пришлось оставить помыслы о правильных сражениях и сосредоточиться на партизанской войне. Тогда они стали делать дерзкие набеги и грабить как Лаконику, так и свою собственную страну (ведь она больше им не принадлежала). Многие лица собирали отряды и действовали на свой страх и риск, кто как мог. Аристомен в этих предприятиях превосходил дерзостью всех остальных. Раз поздним вечером он вышел со своим отрядом в поход и успел появиться перед восходом солнца в лаконских в Амиклах. Он взял этот городок, разграбил его и ушел прежде, чем из Спарты подоспела помощь.
Аристомен делал набеги и позднее, пока однажды не наткнулся на отряд лакедемонян, вдвое сильнейший, чем его собственный, и находившийся к тому же под предводительством обоих царей. Отбиваясь, он получил много ран и с остатками своих людей оказался в плену. Всех попавших в их руки врагов лакедемоняне кинули в Кеаду – пропасть, куда они обычно сбрасывали своих преступников. Товарищи Аристомена разбились, но сам он сумел каким-то чудом уцелеть и через четыре дня после казни выбрался из пропасти живым. (Ему удалось поймать лисицу, обгрызавшую трупы, а потом, следуя за ней, отыскать едва заметную тропу и взобраться на крутую стену).
В другой раз, понадеявшись на перемирие, Аристомен ушел далеко от Гиры и попал в плен к критским наемникам. Критяне, связав Аристомена, поволокли его в Спарту, а когда пришла ночь, остановились в доме одной мессенской вдовы. Ее дочь узнала Аристомена и постаралась напоить критян. Едва те уснули, она разрезала пленнику веревки. Аристомен схватил меч и перебил всех критян. Эту девушку позже взял себе в жены Горг, сын Аристомена.
Но даже доблесть Аристомена не могла избавить Мессению от предназначенной ей печальной участи. На одиннадцатый год осады твердыня Гиры пала. Вот как это случилось. Неподалеку от этого города поселился бывший спартанский раб, бежавший из Лаконики вместе со стадом своего господина. Здесь он близко сошелся с женой одного мессенянина, жившего вне стен. Всякий раз, когда тот нес дозор в крепости, раб являлся в гости к его жене. Как-то ночью разразилось сильное ненастье: дождь лил как из ведра и совершенно заливал часовых. Решив, что в такую бурную непогоду лакедемоняне не двинутся на них, все дозорные разошлись по домам, равно как и муж той, которая имела дружбу с пастухом. Заметив возвращающегося супруга, она тотчас спрятала своего дружка (ей совсем не хотелось, что бы кто-нибудь узнал об их близких отношениях) и стала расспрашивать мужа, по какай причине он пришел. Тот, не подозревая, что в доме есть посторонний, простодушно поведал ей всю правду, а раб побежал к лакедемонянам и сообщил им о случившемся.
Спартанцы немедленно выступили в поход. Оказавшись под стенами Гиры, они приставили лестницы и быстро взобрались на них. Часовых не было и о грозящем несчастии осажденным дали знать собаки. Поняв, что им предстоит последняя, отчаянная схватка, те схватили оружие и бросались на защиту родного города. Впрочем, в течении ночи не произошло ничего важного ни с той, ни с другой стороны: лакедемоняне медлили потому, что не знали местности, мессеняне же не успели принять общего решения. Кроме того стояла кромешная тьма, а факелы тушились дождем.
Но едва наступил день, мессеняне, воодушевленные Аристоменом, устремились на врагов. Вместе с мужчинами взялись за оружие и женщины, предпочитая умереть вместе с ними за родину, чем быть отведенными рабынями в Лакедемон. Сражение завязалась в разных частях города и продолжалось непрерывно трое суток, днем и ночью. Лакедемоняне отдыхали и сражались попеременно, но мессеняне были вконец измучены бессонницей, дождем и холодом. На четвертый день прорицатель Феокл, подойдя к Аристомену, сказал ему: «Зачем напрасно несешь ты этот труд? Ведь все равно Мессении суждено погибнуть. Ее злая судьба уже перед нашими глазами». Аристомену, как это не печально, пришлось признать справедливость его слов. Созвав мессенян, он быстро вышел вперед и движением копья показал спартанцам, что просит свободного выхода. Лакедемоняне расступились и позволили им покинуть крепость.
Таким образом, в первом году 28 Олимпиады (в 668 г. до Р.Х.) Гира пала, и вторая Мессенская война подошла к концу.
Аркадяне, узнав о захвате Гиры, постарались по возможности смягчить мессенянам горечь их поражения. Было объявлено, что все желающие переселиться в Аркадию, встретят здесь самый радушный прием. Навстречу отступавшим, к горе Ликей, отправили одежды и хлеб. Важнейшие лица государства встретили здесь мессенян и обратились к ним со словами утешения. Беженцы нашли в аркадских городах кров и все необходимое для сносного существования; многим из них даже выделили землю.
Но далеко не все мессеняне готовы были мириться с утратой родины. Многие, и прежде других Аристомен, мечтали о продолжении борьбы. Выбрав из всей массы мессенян пятьсот человек, о которых он знал, что они больше других готовы жертвовать собою, Аристомен в присутствии аркадян и Аристократа спросил их: хотят ли они вместе с ним отомстить врагу, даже если при этом придется умереть? Когда все ответили утвердительно, он открыл им свой план, объявив, что хочет пойти на рискованное дело – следующим вечером двинуться против Спарты. Ведь большинство лакедемонян в это время ушло в Гиру, а другие бродили по Мессении, расхищая и растаскивая имущество побежденных. "Если мы сможем взять Спарту, – говорил Аристомен, – и завладеть их достоянием, то нам можно потом, отдав лакедемонянам их собственность, получить то, что принадлежало нам, а если это нам не удастся, мы умрем, но совершим деяние, достойное памяти будущих веков". Идея эта пришлась по вкусу мессенянам, однако поход задержался из-за неблагоприятных жертв.
Между тем один из царских рабов тотчас отправился в Спарту с письмом, в котором Аристократ сообщил лакедемонянам о готовившимся против них нападении. Но когда раб возвращался обратно, его подстерегли несколько аркадян, бывших во вражде с Аристократом и сильно подозревавших его в измене. Захватив раба, они привели его на собрание аркадян и показали народу ответное письмо из Лакедемона. Царь Анаксандр сообщал в нем Аристократу, что как прежде его бегство от "Великого рва" не осталось без награды со стороны спартанцев, так и теперь они отблагодарят его за ценное сообщение. Убедившись в предательстве царя, аркадяне принялись бросать в него камни. А когда он умер, труп его был выброшен без погребения за пределы страны. Многие мессеняне также участвовали в этой расправе. Только Аристомен не бросил ни одного камня: он стоял неподалеку и, опустив глаза в землю, плакал.
Жители приморских мессенских городов Пилоса и Морфоны отплыли на кораблях в элейскую гавань Киллену. Оттуда они разослали приглашения всем мессенянам, собравшимся в Аркадии, отправиться вместе с ними общим походом на поиски страны, где бы они могли поселиться. Аристомену они предлагали стать вождем всего предприятия. Однако тот отказался и дал им в предводители Горга с Мантиклом.
С наступлением весны мессеняне, собравшиеся в Киллене, стали решать, куда им сподручней отправиться. Мнение Горга было захватить Закинф за Кефалленией и, став островитянами, нападать оттуда на прибрежные области Лаконики. Однако верх взяло другое предложение – предать забвению как саму Мессению, так и старую ненависть к лакедемонянам, и плыть в Сицилию, с тем, чтобы начать здесь новую жизнь.
Аристомен, отказавшись быть вождем отъезжавших в колонию, отправился вместе с дочерью на Родос. Там он выдал ее замуж за царя Дамагета и вскоре после этого умер.
Что до лакедемонян, то, завладев Мессенией, они разделили между собой всю плодородную землю. Тех из мессенян, которые не захотели оставить родину, они насильно зачислили в илоты (так спартанцы называли своих государственных рабов). Впрочем, таковых оказалось не очень много, ведь вследствие оттока населения Мессения сильно обезлюдела. В дальнейшем многие ее области, в особенности прибрежные, оставались практически незаселенными.
10/9. ПОЛИДОР (VIII в. до Р.Х.). При Полидое лакедемоняне отправили основать две колонии: одну в Италию, в Кротон, другую – в область локров, тех, что у мыса Зефирия. При нем же разразилась с особой силой Первая Мессенская война. В это время лакедемонянами командовал преимущественно Феопомп, сын Никандра, царь из другого царского рода. Когда война с Мессенией была доведена до конца, Полидор был убит Полемархом. Полидор пользовался большой популярностью в Спарте и был особенно любим народом, так как не позволял себе по отношению к кому бы то ни было ни насильственных поступков, ни грубого обращения и, совершая суд, хранил справедливость не без чувства снисходительности к людям. (Павсаний:3;3).
11/10. ЭВРИКРАТ I (конец VIII – начало VII вв. до Р. Х.).
12/11. АНАКСАНДР (VII в. до Р.Х.). В царствование Анаксандра мессеняне восстали против лакедемонян и начали Вторую Мессенскую войну. В 684 г. до Р.Х. Анаксандр командовал спартанским войском в битве у Могилы кабана и во многих других сражениях. Им же была в 668 г. До Р. Х. взята Гира. (Павсаний: 4;15–21).
13/12. ЭВРИКРАТ II (VII в. до Р.Х.). В царствование Эврикрата лакедемоняне терпели немало поражений в войне с тегетами. (Павсаний:3;3).
14/13. ЛЕВ (первой пол. VI в. до Р.Х.). Продолжал войну с тайгетами, начатую его отцом. (Павсаний:3;3).
15/14. АНАКСАНДРИД (560–520 гг. до Р.Х.). Супругой царя была дочь его брата. Анаксандрид любил ее и прожил с ней много лет, но детей у них не было. Однажды эфоры призвали Анаксандрида к себе и сказали: "Если ты сам не заботишься о своем потомстве, то мы не допустим, чтобы угас род Еврисфена. Раз твоя супруга не рожает, то отпусти ее и возьми себе другую". Анаксандрид на это ответил, что не сделает ни того, ни другого и им не позволит подвергнуть такому позору неповинную женщину.
После этого эфоры и геронты держали совет и затем предложи Анаксандриду следующее: "Мы понимаем твою привязанность к теперешней супруге. А ты сделай в угоду нам по крайней мере вот что (иначе спартанцам придется принять против тебя другие меры). Мы не требуем, чтобы ты удалил твою теперешнюю супругу, но должен взять вторую жену, которая родит тебе детей". Анаксандрид на такое предложение согласился. После этого у него было две жены, и он вел два хозяйства, совершенно вразрез со спартанскими обычаями.
Спустя немного времени, вторая жена родила царю сына Клеомена и подарила спартанцам наследника престола. Но случилось так, что и первая жена, ранее бывшая бездетной, неожиданно забеременела. Узнав об этом, родственники второй жены подняли шум и с негодованием стали говорить, что она просто хвастает и хочет подбросить чужого ребенка. Впрочем, их обвинения не имели под собой никакого основания. Когда царице настало время родить, эфоры уселись поблизости и у них на глазах она произвела на свет Дориея. Вскоре после этого у нее родился второй сын Леонид, а сразу вслед затем третий – Клеомброт. А вторая жена царя, мать Клеомена, больше уже не рожала.
10/9. АРХИДАМ.
11/10. ЗАВКСИДАМ (кон. VIII – нач. VII в. до Р.Х.). Внук Феопомпа.
12/11. АНАКСИДАМ (VII в. до Р.Х.). При нем мессеняне должны были покинуть Пелопоннес, вторично побежденные в войне спартанцами. (Павсаний: 3;7).
13/12. АРХИДАМ I (втор. пол. VII в. до Р.Х.).
14/13. АГАСИКЛ (кон. VII – нач. VI в. до Р.Х.).
15/14. АРИСТОН (550–515 гг. до Р.Х.). Также, как его соправитель Анаксандрид, Аристон не имел потомства, хотя и был женат дважды. Не считая себя виноватым в этом, царь взял себе третью супругу. А вступил он в этот брак вот каким образом. Был у Аристона среди спартанцев друг, с которым он был особенно близок. У этого человека была супруга, далеко превосходящая красотой всех спартанских женщин. Аристон влюбился в нее и придумал следующую хитрость. Он обещал своему другу, супругу этой женщины, подарить из своего имущества все, что тот пожелает. То же самое он просил и у него. Тот согласился, вовсе не опасаясь за свою жену, так как видел, что Аристон уже женат. Потом друзья скрепили свой договор клятвой. Аристон подарил Агету (так звали его друга) одну из своих драгоценностей по его выбору, а потом, выбирая взамен равный дар у него, потребовал себе его жену. Агет сказал в ответ, что жена – это единственное, чего он не может отдать. Однако в конце концов, попавшись на коварную хитрость и связанный клятвой, был вынужден уступить ее Аристону. Отпустив свою вторую жену, царь вступил в третий брак. Спустя немного времени эта женщина родила ему сына Демарата. Все случилось так скоро, что многие в Спарте были уверены: Демарат не сын Аристона, а сын Агета! Сам царь был в большом смущении по этому поводу, но в конце концов все-таки признал Демарата своим ребенком.
С конца VIII в. до Р.Х., когда в результате первой Мессенской войны Мессения была присоединена к Лаконике, две эти области составляли единое государство под главенством Спарты.
Собственно Лаконика, омываемая на востоке Миртойским морем, а на юге – Тифейским заливом, имела общую площадь 225 квадратных км. Почва в большей части страны была суха, камениста и требовала больших усилий при обработке. Плодородием отличалась только обширная долина Эврота (площадью 52 квадратных км), особенно в южной своей части. Кроме нее земледелие было возможно на равнине Левка.
В описании современников Лаконика представляется как страна с суровым ландшафтом, высокогорными альпийскими лугами и целыми лесами могучих, толстоствольных оливковых деревьев. Ее отличительными чертами были кристально чистый воздух и ледяная ключевая вода, что сочилась в скалах и бурными водопадами низвергалась в глубокие пропасти, а также внезапные порывы штормовых ветров, коварные засады обложных туч и густых туманов в ущельях и на перевалах.
Впрочем, страна эта не была обделена природными ресурсами. В горах Тайгета располагались железные рудники, одни из самых богатых в Греции. «Лаконская сталь» по своим качествам не знала себе равных. Лаконика самостоятельно и прекрасно обеспечивала себя предметами кузнечного производства. Она имела так же меднеплавильное производство (медные щиты спартанцев были местного изготовления). Помимо рудников, на Тайгете находилось несколько крупных каменоломен, где вырабатывали гранит и мрамор (в том числе довольно редкий, зеленоватого оттенка). На Тенаре добывали черный мрамор, принимающий хороший лоск. Но вообще лаконский мрамор отличался белизной и крепостью. Имелась огромная известняковая каменоломня, дававшая материал для построек. Превосходные кормовые травы делали эту страну очень удобной для скотоводства. На скатах гор и в долинах были отличные пастбища. Скота лакедемоняне держали много, особенно коз. Леса Лаконики изобиловали дичью. У берегов водилась багрянка, используемая для крашения шерстяных изделий. (Павсаний пишет, что хотя весь Пелопоннес охватывается морем, раковины для окрашивания в пурпур находились только на лаконском побережье; после финикийских они считались наилучшими). В лаконских городах было много искусных ремесленников. Источники упоминают о «лаконском котоне», «лаконских ножах», «лаконских сапогах», «лаконской черепице». Существовало развитое горшечное производство, изготовление обуви, шерстяных изделий, кожевенное производство.
От соседних областей на Пелопоннесе Лаконику отделяли горы. Границей между Аркадией и Лаконикой служила горная страна Скиритида, на границе с Арголидой высился хребет Парнон. С запада, со стороны Мессении, Лаконскую долину облегал Тайгет. Его высочайшая вершина (2408 м) была посвящена Гелиосу. Высокогорные отроги Тайгета большую часть года были покрыты снегом, который окончательно стаивал только в июне – июле, а в октябре вершины вновь покрывались снегом. В древности на склонах Тайгета росли густые леса. До высоты 700–900 м это были труднопроходимые заросли маквиса (мирт, ладанник, олеандр, вереск, дикая фисташка, земляничное дерево, дикая маслина, можжевельник) и шибляка (держи-дерево, шиповник, грабинник, дикая маслина). Во время весеннего цветения все эти кустарники и деревья создавали картину разноцветного цветного ковра. Леса в низменностях состояли преимущественно из приморской и горной сосны, дуба. Выше 1000 м шли широколистные леса из дуба, бука, ясеня, платана, клена, кипариса, каштана а также заросли из нескольких видов можжевельника. Выше 1900 м начинались пихтово-сосновые леса из ели, черной сосны, пиний и кедра. Верхняя граница леса проходила на высоте 2000 м. Выше шли альпийские луга и каменистые вершины. Отвесные скалы были почти голы, лишь редкие колючие полукустарники (держи-дерево, молочай, астрагал) способны были расти на их бесплодной почве. Пишут, что по всему Тайгету была прекрасная охота на диких коз и свиней, особенно же на ланей и медведей. Со склонов било много ключей и стекало несколько речек. По долине одной из них – Тиасы – шла дорога из Спарты в Мессению.
Своими размерами Мессения уступала Лаконике (площадь ее составляла 127 квадратных км). Поросший густыми лесами хребет Ликей (отрасль Тайгета) отделял эту область от Аркадии и, загибаясь к северу, служил границей между ней и частью Элиды. Далее граница шла по реке Неда.
Климат Мессении был умереннее и приятнее, чем в Лаконике, растительность – сильнее и разнообразнее. Когда в Аркадии еще царила зима, а в Лаконике – весна, в Мессении уже было лето.
Большая часть Мессении, кроме долины реки Памис, гориста; холмистая местность и узкие прибрежные долины благоприятствовали скорее пастушеству, чем земледелию. Страна имела только две обширных плодородных равнины – Стениклер и Макарию, орошаемую Памисом (истоком этой реки служило болотистое озеро в области Лимны). По греческим меркам Памис считался достаточно полноводным. В нижней своей части он был судоходным, и его (в отличие от всех остальных мессенских рек, кроме Неды) не могла иссушить даже летняя жара. Воды Памиса изобиловали рыбой.
В классическое время большая часть западной Мессении оставалась пустынной, также как и прибрежные районы; клеры спартанцев располагались, видимо, только по берегам Памиса.
От границ Мессении Тайгет поворачивает на восток и тянется до берегов моря параллельно Парнону. Между двумя этими хребтами расстилается ровная, гладкая, плодородная равнина, орошаемая Эвротом. В западном ее углу, на крайних отлогостях Тайгета, на правом берегу реки лежала древняя Спарта. Она была построена на холмах, отделенных один от другого естественными впадинами, и имела 48 стадий в окружности. Внешними укреплениями столица Лаконики не обладала и потому мало походила на город. Стороннему наблюдателю она представлялась скорее большой деревней. И это впечатление было совершенно верным, только на самом деле деревень (об) было четыре. Располагались они по разные стороны от центрального, самого высокого холма (225 м над уровнем моря); на вершине последнего находился Акрополь, заключавший внутри себя главную святыню города – храм Афины Медной. К востоку от Акрополя лежала Лимна, к югу – Месса, к юго-западу – Киносура, к северу – Питана. Последняя оба была самая значительная. У подножия Акрополя располагалась главная площадь Спарты с ее правительственными зданиями – герусией (тут собирались геронты) и пританием (местом заседания эфоров). Единственный мост через Эврот носил название Бабики. К западу от Спарты находилась отвесная расщелина Каяды, глубиною 20 м.
Дома в Спарте строились из дерева. С наружной стороны стены покрывали белой штукатуркой. Пол был земляной, утрамбованный. В нижних помещениях окон не устраивали. Свет в них проникал через двери из открытого двора. Могли быть отверстия над дверями, которые закрывались ставнями. Верхний этаж соединялся с улицей при помощи отдельной лестницы.
Столы, стулья и кровати были у спартанцев очень просты, но делались с большим вкусом.
Лакедемонянами в широком смысле слова именовались все жители Лаконики. В архаическую и классическую эпохи они делились на три основных сословия: обладавшие всеми политическими правами спартиаты (или гомеи), лично свободные, но политически бесправные периэки и зависимые илоты, являвшиеся, по сути, государственными крепостными. Общее народонаселение Лаконики и Мессении в первой четверти IV в. до Р.Х. оценивают приблизительно в 190–270 тыс. человек. Из них порядка 140–200 тыс. были илоты; 40–60 тыс. – периэки; спартиатов насчитывалось не более 2,5–3 тыс. (а вместе с семьями – 7–9 тыс.).
Когда речь шла о военных действиях, под обобщающее определение лакедемонян подходили те сословия и те слои населения, которые принимали участие в военных походах (то есть, спартанцы, занимавшие в армии в основном командные должности, отряды тяжеловооруженных периэков и наемников, а также илоты, служившие в легкой пехоте).
Спартиаты считались прямыми потомками тех дорийских завоевателей, которые покорили себе в XI–VIII вв. до Р.Х. Лаконику, а в VIII в. до Р.Х. еще и Мессению. Для того чтобы принадлежать к правящему сословию гомеев совершенно необходимы были (помимо происхождения) еще три условия: 1) в детстве и юности каждый спартанец должен был пройти суровый курс воспитания в какой-нибудь из агел; 2) став взрослым, он непременно должен был участвовать в совместных трапезах – фидитиях и вносить необходимые для этого взносы; 3) спартанец не имел права заниматься какими-либо иным родом деятельности, помимо безвозмездной воинской службы Спартанскому государству (проявление интереса к делам, непосредственно с ней не связанным, считалось позорным). Всякий, кто по каким-то причинам (материального или иного характера) не мог исполнять этих условий, автоматически выбывал из числа спартиатов, теряя вместе с этим политические права.
Фидитии были центром общественной жизни Спарты. Участвовать в общественных трапезах должны были все мужчины, достигшие 20-летнего возраста. Плутарх (в «Ликурге») пишет: «На трапезы собиралось человек по пятнадцать, иной раз немногим менее или более. Каждый сотрапезник приносил ежемесячно медимн (ок. 52 литров) ячменной муки, восемь хоев (36 л) вина, пять мин (3 кг) сыра, две с половиной мины (1,5 кг) смокв и, наконец, совсем незначительную сумму (10 оболов) денег для покупки мяса и рыбы». Павсаний добавляет, что все фидитии были сосредоточены в одном определенном месте – неподалеку от могилы Тисамена. Обед начинался перед захождением солнца и оканчивался в сумерки. Во время фидитий обедавшие возлежали на простых скамьях. У каждого был свой кубок с вином. Главную пищу составляли ячменный хлеб и, так называемая, «черная похлебка» из свинины с добавлением уксуса и соли, которая разделялась на мелкие порции. На десерт подавали сыр, маслины и инжир. Хлеба и вина, разведенного водой, всякий можно было потреблять вволю. Пища приправлялась разнообразною, но всегда скромною беседой, степенными шутками и остротами.
Кроме обязательных взносов сотрапезники приносили дичь, рыбу, фрукты или часть жертвы. Зажиточные спартиаты кроме положенных взносов добавляли к столу мясо и пшеничный хлеб (в этом сказывалась тенденция, характерная для любого греческого полиса, – благотворительность богачей к своим малоимущим согражданам). В праздники спартанцы устраивали богатые общественные и домашние пиры с жертвоприношениями. Тогда подавали лучшие кушанья, обыкновенно от частных лиц. Обеды в походе также устраивали в складчину.
Мнение узкого круга сотрапезников для любого члена фидитии было настолько значимо, что полностью определяло стиль его поведения. Совместная трапеза способствовала тому, что ее участники начинали чувствовать себя в некотором роде братьями. При ослаблении семейных связей фидитии заменяли спартанцу семью.
Вместе с тем фидитии способствовали складыванию внутри спартанского общества политических группировок. Хотя законодатель задумывал общественные трапезы с целью искоренить неравенство, полностью достичь этой цели ему не удалось. Некоторые фидитии фактически играли роль влиятельных аристократических клубов. Попасть в них можно было только при посредстве протекции.
Помимо много другого традиция приписывала Ликургу введение законов против роскоши. Фукидид пишет, что лакедемоняне первыми стали носить простую одежду и у них люди более состоятельные вели большей частью образ жизни одинаковый с простым народом; Аристотель добавляет, что в Спарте «одежду богачи носят такую, какую может изготовить себе любой бедняк». Плутарх (в жизнеописании Ликурга) сообщает, что дома спартиатов должны были строиться только с помощью топора и пилы и не выделяться раздражающей сограждан роскошью.