Кирилл Андреевич Романов
Покой средь маков
Братья искренне любили свою сестру, а она – их. Пожалуй, эта троица юношей были единственными, с кем А’Ллайс была по-настоящему искренняя. Она рассказывала им всё: от наблюдения за домашними животными до планов по подшучиванию над прислугой и отцом, а также делилась впечатлениями от прогулок и своими самыми сокровенными мечтаниями. Вот и сейчас, когда выдастся подходящий момент, мечтательная во всём девочка поведает своим самым близким о, кажется, мечте всей жизни…
Парадная дверь гостиной широко распахнулась, отчего все присутствующие прервали свои беседы и засуетились. Громко цокая каблуком вычищенных до блеска чёрных сапог, в зал вошёл высокий мужчина, облачённый в серо-зелёный мундир со множеством сверкающих орденов на груди. Покрытые сединой коротко стриженные волосы были аккуратно причёсаны, знатных размеров бакенбарды ухожены, а на исчерченном старыми шрамами лице застыл строгий взгляд.
И глаза. Некогда ярко-зелёные, спустя десятки тяжёлых сражений стали почти серыми. В них не чувствовалась жизнь, вместо этого они, словно источая незаживающую скорбь о прошлом, всегда смотрели «в никуда», вдаль, где ничего не было. Как-то раз А’Ллайс подслушала разговор матушки и узнала, что такие глаза называются «взглядом на две тысячи ярдов». Странное название для органов зрения…
Зал охватило молчание. Одарив всех присутствующих внимательным, тяжёлым взглядом, мужчина вскинул согнутую в локте правую руку к виску, после чего стянул с седой макушки потрёпанную годами офицерскую фуражку – братья рассказывали, что в этом головном уборе их отец сражался за страну.
– Знаю, опоздал. Приношу извинения, – сухо сказал вошедший офицер, обращаясь к присутствующим. – Служба.
Его голос был глубок и звучен, но в то же время по-своему печален и безжизненен. Подобный голос главы семейства для родных стал такой же обыденностью, как и вечно опечаленный взгляд…
– Приветствую всех дорогих гостей, – продолжил говорить мужчина, направляясь к столу. Пройдя вдоль него от начала до конца и добравшись до своего места, сел во главе стола, как и полагается хозяину дома.
А’Ллайс внимательно смотрела на своего отца. Он устал – не сейчас, а в целом. Устал душой: несмотря на очень юный возраст, девочка была отнюдь не глупа и замечала такие, с первого взгляда непростые вещи.
Братья не раз говорили сестре, что их отец на службе вот уже тридцать лет, при том что сама служба – это не веселье, а самое настоящее испытание для сильных. Немудрено, что, занимаясь столь сложным делом на протяжении стольких годов, их отец устал. Но уходить в отставку всё никак не собирался. Он с честью продолжал дело предков, традицию рода, неся службу своему государству. И не собирался отрекаться от этого дела до того момента, как он иногда говорил, «пока не встретится с землёй». И стоит отметить, свою службу он нёс прекрасно, дойдя до очень высокого звания оберст{?}[Полковник]. Теперь между ним и званием генерала был лишь один шаг, переступить через который он всё никак не желал – переживал, что спишут в штаб, подальше от «полевых работ».
Неудивительно, что такой человек, как Оттэр фон Берх, являлся примером для подражания и вдохновителем не только для своих сыновей, но и для многих мальчишек их городка Лийбенхау.
– Ну что ж, все в сборе? Превосходно.
Поднявшись с места, Оттэр фон Берх оглядел всех присутствующих. Удовлетворившись полученной тишиной и вниманием, он продолжил говорить.
– Достопочтенные гости! Не буду растягивать и без того затянувшееся ожидание и с вашего позволения осмелюсь говорить коротко, но доходчиво. И первым делом мне бы хотелось поблагодарить всех вас, дорогие гости, что в столь знаменательный для моей семьи день вы нашли время для визита. Приношу всем вам огромную благодарность от всей семьи фон Берх.
Зал охватили овации. Не удержалась от них и маленькая А’Ллайс, которая, стараясь подражать собравшимся офицерам, точно так же выпрямилась и с надменным выражением лица забила в ладошки.
– А теперь перейдём непосредственно к главному событию нашего званого обеда, – сказал глава семейства. – И событие это, скажу я вам, воистину знаменательное: мой старший сын Эрнст поступил в рэйнбургскую офицерскую академию!
Зал вновь утонул в бурных аплодисментах. В помещении стало настолько громко, что маленькой А’Ллайс пришлось закрыть уши руками и зажмуриться. Матушка дотронулась до её плеча, тихо проговорила: «Всё закончилось», – и девочка вновь стала слушать речь отца.
– Эрнст! Мой дорогой сын! – обратился Оттэр фон Берх к своему старшему чаду. – Скажи, горд ли ты тем, что станешь карающим мечом и крепким щитом своего государства?
Юноша беспрекословно поднялся с места.
– Отец, – начал говорить он звучным, молодым мужским голосом. – Свою гордость я хочу показать не на словах, а на деле бравом, и поступками достойными. И, если на то придётся, то кровью пролитой. И своей, и врага, если тот осмелится ступить на нашу землю! – выдержав секунду молчания, он продолжил говорить: – А так… да, отец, я горд! Я горд, что родился и живу в этой прекрасной и величественной стране! Горд, что стану таким же защитником, как и вы, отец. И я горд своей фамилией – фон Берх! Фамилией, что носили мои славные предки, которые также, как и все здесь присутствующие, защищали нашу страну, наш Фатерлянд!
Оттэр фон Берх незамедлительно поднял со стола бокал вина.
– Браво, Эрнст! Другого ответа я и не ожидал! – с лёгкой, но грустной улыбкой сказал он, после чего обратился к гостям: – Выпьем же все! Выпьем во славу Великого Рэйланда и за начало военной карьеры моего сына! УРА!
– УРА!!! – хором отозвался весь зал, подняв вверх наполненные бокалы.
Зазвенели лёгкие удары стекла об стекло, за которыми последовали поочерёдные тосты всех гостей. В какой-то момент порядок очереди нарушился, и говорить стали по несколько человек сразу, между делом дружески подшучивая друг над другом: «Уступлю вам», «Нет, что вы, говорите первым», «Я настаиваю, чтобы речь держали именно вы» и тому подобные слова.
И пока зал утопал в радостном шуме, А’Ллайс внимательно смотрела на Эрнста. Девочке понравилась его величественная речь, которая окончательно убедила её в правоте слов матери: офицер – это не просто красивая форма и парады, а в первую очередь – великий долг по защите своей страны.
Поймав на себя взгляд сестры, Эрнст отвлёкся от беседы с каким-то мужчиной в мундире и вполголоса спросил:
– О чём задумалась, А’Ллайс?
– А, что?.. – выпала из размышлений девочка. – Я?
– Ну не я же сейчас сияю такими счастливыми и мечтательными глазами, как у тебя, – приулыбнувшись, заметил старший брат. – Снова о чём-то мечтаешь?
– Да… – честно призналась А’Ллайс. – Но не знаю, как об этом сказать…
– Хм? – кажется, Эрнст заинтересовался её словами. – Скажи так, как есть. Ты же знаешь, я пойму и поддержу.
Эрнст всегда такой – понимающий. Любая затея маленькой непоседы-сестры постоянно находила его поддержку. Да и не только Эрнста, ведь Йохан и Харман имели такое же качество – понимать и поддерживать свою сестрёнку. Взяв это во внимание, юная леди была уверена, что и в данный момент она получит одобрение и поддержку, а поэтому решила рассказать всё, как есть, и будь, что будет.
– Обещай, что не будешь смеяться! – заранее предупредила А’Ллайс.
Эрнст прижал правый кулак к сердцу.
– Слово офицера. – улыбнувшись, пообещал он.
– Я тоже решила стать офицером, – прямо заявила его сестра. – И для этого мне нужна твоя помощь…
Брови Эрнста невольно полезли на лоб, а сидевшие рядом с ним Йохан и Харман после услышанных слов чуть не подавились своей едой.
– А’Ллайс, это твоя очередная шутка? – поправив очки и посмотрев на девочку, вопросил Йохан. – Если да, то ты выбрала не самое подходящее время…
– Нет, Йохан, что ты? Я говорю правду! – чуть повысила тон девочка, несколько оскорбившаяся от подобной реакции со стороны самых доверенных людей. – Я хочу стать офицером, как отец и наш родственник… А’Ллайс засунула руку под ворот платья и вытащила подаренный матушкой медальон. – Вот как он! – и демонстративно показала свою новую безделушку.
Скользнув взглядом по медальону, вся троица братьев перевела взгляд на свою мать. Та, почувствовав на себе многоликий взгляд, отвлеклась от беседы с гостями и с вопросом на лице посмотрела на сыновей.
– Матушка, это вы надоумили нашу сестру стать зольдатом? – поинтересовался Харман, сделав большой акцент на последние слова.
– Не зольдатом, а офицером! – с возмущением поправила А’Ллайс.
Осознав произошедшее, на лице матушки А’Тринн восторжествовало недовольство.
– Прекратить! – шикнула она на своих детей и нахмурилась. – Маленькие ещё, чтобы за столом спорить.
– Маленькие? – удивившись, усмехнулся Харман. – Матушка, мы уже не дети.
– Это для других, а для меня вы по-прежнему дети, – парировала фрау А’Тринн. – А вы, юная леди, – она внимательно посмотрела на дочь лёгким прищуром. – Если я ещё раз услышу от вас хоть одно слово про зольдатов и офицеров в присутствии посторонних, проведёте остаток дня в углу. Вам это понятно?
– Н-но матушка… – опешила А’Ллайс. – Почему я не могу говорить о своей мечте?
– Говори о своих мечтаниях в другом месте и в более подходящее время… – вздохнула матушка А’Тринн. – Ты хоть представляешь, что будет, если нас сейчас услышит твой отец?
Увидев состояние матери, в диалог вмешался Эрнст.
– А’Ллайс, в законах нашей страны отчётливо прописан пункт, – вдумчиво проговорил он, – что…
– Женщины не могут быть зольдатами?.. – перебила А’Ллайс и посмотрела на старшего брата опечаленным взглядом.
Лицо Эрнста невольно отзеркалило грусть сестры.
– Да… – сухо отозвался он. – Тебе придётся с этим смириться. Здесь ничего не поделаешь.
– А Я НЕ ХОЧУ!
Девочка резко поднялась с места и с обидой посмотрела на свою семью. Эта выходка не осталась незамеченной, и уже через несколько секунд все сидящие за столом гости отвлеклись от своих дел и посмотрели на маленькую, но вспыльчивую леди.
– А’Ллайс! – вполголоса воскликнула фрау А’Тринн, уже чувствуя на себе нахмуренные взгляды озадаченных гостей. – Немедленно прекрати и сядь на место!
Однако её дочь не подчинилась.
– Я надеялась, что вы поддержите моё решение, – проговорила она чуть дрожащим голосом. – А вы говорите мне смириться…
– Ты ещё мала, чтобы рассуждать о таких вещах и принимать столь серьёзные решения, А’Ллайс, – как можно более мягче сказал Эрнст, покачав головой. – Очень мала…
– А я не хочу, чтобы вы говорили мне, какая я! – огрызнулась девочка.
По её щеке пробежалась слеза, а тем временем гости впали в ещё более недоумение от происходящего.
– Как и не хочу того, чтобы всё решалось за меня! – продолжила говорить девочка, вспоминая слова о заранее приготовленной судьбе с неизбежным замужеством. – Я… я…
И замолчала, тихо расплакавшись.
– Я хочу стать офицером и защищать нашу страну…
Кто-то из присутствующих присвистнул, некоторые рассмеялись. А девочка всё плакала и плакала. Но продолжала стоять и смотреть на людей, что задорно посмеивались над ней…
– Прошу простить нашу дочь! – поднявшись с места и приложив руки к груди, обратилась к гостям А’Тринн фон Берх. – Думаю, это прислуга вскружила ей голову своими рассказами. Я сейчас её уведу…
– МОЛЧАТЬ!
По столу разнёсся тяжёлый удар от кулака. Оттэр фон Берх внимательно оглядел всех гостей.
– Какие бы глупости ни говорила моя дочь, я никому не позволю над ней смеяться! – грозно процедил он сквозь зубы, а затем посмотрел на А’Ллайс. – Ступай в свою комнату и забудь те слова, что я только что от тебя услышал! Это приказ!
Девочка испуганно замерла. Она собиралась беспрекословно подчиниться приказу… Но вдруг в последний момент в ней что-то «изменилось». Её желание перестать следовать указаниям взрослых, а также заранее прописанной ими же судьбе многократно усилилось.
А’Ллайс захотелось стать… свободной.
Да. Именно так. Стать таким же свободным и независимым человеком с великим долгом, как её старший брат Эрнст, отец и все предшественники. И никто не посмеет ей помешать!
Девочка быстро выбежала из зала. Пробежав мимо встрепенувшихся от удивления служанок, А’Ллайс вошла в длинный просторный коридор, на стенах которого были развешаны портреты всех её предков, что посвятили свои жизни военной службе во благо государства.
Юная леди медленно прошлась к противоположному концу коридора, попутно осматривая портреты. Красивые мундиры и доспехи, ордена и награды, позолоченные сабли и мечи, шляпы с перьями и стальные шлемы, строгие лица и холодные глаза – всё это было запечатлено на изящных полотнах, под каждым из которых имелось имя и то, что объединяло всех этих людей, – фамилия фон Берх.
Добравшись до самого первого портрета, А’Ллайс узрела на нём высокого, светловолосого и бородатого мужчину в годах, облачённого в стальные латы, прикрытые белой мантией-накидкой с чёрным крестом «Рэйкройц» на груди.
– Фридрих фон Берх… – прочитала девочка надпись на табличке снизу. После этого она сравнила свой медальон с полотном. – Похож…
Сомнений не было – это тот самый почётный рыцарь на служении у первого короля Рэйланда и по совместительству основатель всего рода фон Берх. Тот, кто заложил в их семье традицию о военной службе. Фридрих фон Берх…
Скрипнула дверь, и в коридор вошли Эрнст, Йохан и Харман. Увидев братьев, девочка резко отвернула голову в сторону.
– Зачем пришли? – обиженно фыркнула А’Ллайс. – Я хочу побыть одна!
Юноши переглянулись. Кратко и вполголоса что-то между собой обсудив, они подошли к своей сестре.
– Знаешь, – начал было говорить старший из братьев. – Мы тут подумали и пришли к выводу…
– Что гордимся, – добавил средний, – иметь в своём родстве столь отважную сестру…
– Которая принимает столь смелые, благородные решения и не боится заявлять об этом. – завершил младший.
Эрнст опустился на колено и положил руку на левое плечо сестры, по-доброму посмотрел в её заплаканные глаза.
– Ты уверена, что действительно хочешь стать зольдатом? – спросил он.
– Кхм, офицером. – кашлянув в кулак, поправил Йохан.
– Да, верно. Офицером. – кивнув, исправился Эрнст.
– Учти, что стать офицером – очень и очень непросто, – дополнил Харман. – А в твоём случае шансы на успех не очень велики.
– Но всё же не равны нулю, – заметил Йохан, от слов которого девочка немного приободрилась.
А’Ллайс оглянула братьев. Что это с ними вдруг случилось? Ещё несколько минут назад упрекали и подшучивали, а теперь говорят, что ценят…
– Д… да, – выдохнув, кивнула юная леди. – Я полностью и окончательно уверена в своём выборе.
Братья фон Берх вновь обменялись взглядами.
– Не зря родители назвали её А’Ллайс, – на секунду задумавшись, подметил Харман. – Как знали.
– «Ал» – стремление, «Лайс» – цель, – растолковал значение имени сестры Йохан. – Что ж, может, восотийская мудрость «как корабль назовёшь, так он и поплывёт» действительно верна?
В то время как средний и младший брат увлечённо рассуждали о смысле редкого имени девочки, Эрнст протянул А’Ллайс тёмно-серую фуражку.
– Держи. Офицерская, – сказал он, улыбнувшись. И, поймав на себе удивлённый взгляд сестры, пояснил: – Мне её выдали в академии во время торжественной процессии. А теперь внимательно меня послушай…
Услышав эти слова, стоявшие позади них Йохан и Харман притихли.
– Запомни всё, что я тебе сейчас скажу, а после повтори, – сказав это, Эрнст поднялся с колена и выпрямился во весь свой немаленький рост, после чего вскинул согнутую под углом правую руку к виску. – Жест в жест, слово в слово. Поняла?
Кивнув, девочка надела чересчур большую для её головы фуражку и повторила жест брата с рукой. Далее Эрнст проговорил слова клятвы солдата. Внимательно выслушав его, А’Ллайс запомнила каждое, без исключения, слово, так что повторить их не составило труда.
– Я, А’Ллайс фон Берх, даю священную клятву Готту, Кайзеру и всем доблестным предкам, павшим в боях за наш Фатерлянд, – проговорила она чуть дрожащим от волнения голосом. – Что посвящу всю свою дальнейшую жизнь военной службе во благо нашего Великого Рэйланда! Клянусь своей честью и жизнью, что никогда не отступлюсь и не предам этой священной клятвы!..
Договорив, девочка почувствовала, как её медальон внезапно стал заметно теплее – нагрелся без всякой на то причины и возможности. Но как? Неужели от юного сердца, что запылало жарким огнём мечтаний? А может, А’Ллайс просто почудилось? Странно…
– Начало положено, – вздохнув, сказал Эрнст. – А мы с вами, братья, – он посмотрел на Йохана и Хармана. – Клянёмся обучить нашу «стремящуюся к цели» всем тем знаниям, которыми овладеем сами?
И вытянул вперёд правую руку. Не думая и не сомневаясь, Йохан и Харман положили свои руки на руку старшего брата.
– Клянёмся! – хором отозвались они.
А’Ллайс заулыбалась. По её щекам пробежалось ещё несколько слезинок, но уже счастливых.
– Я в-вас люблю… – кое-как проговорила она. – С… спасибо вам…
– И мы тебя, – улыбнулся Эрнст.
– Что ж, – начал подытоживать Харман. – Этот день непременно войдёт в историю нашей семьи!
– Соглашусь с тобой, братец, – кивнул Йохан. – Что-то мне подсказывает, что этот день ознаменовал начало долгой и сложной, но великой истории…
* * *
Время шло медленно, неторопливо: когда целыми днями напролёт изнуряешь своё тело, разум и душу тренировками и обучением по книгам, то годы словно тянутся. Вот и прошедшие двенадцать лет показались А’Ллайс самой настоящей вечностью, переполненной муками и страданиями.
Но все тяжести и лишения казались ей не напрасными. Проведя всё своё детство и подростковый возраст за изучением необходимых для карьеры дисциплин, младшая из детей семьи фон Берх добилась небывалых высот в своём самовоспитании и развитии. Итогом пролитого пота (и в каких-то моментах даже крови) стала трансформация маленькой непоседы, что ранее зависела от заботы и ухаживаний прислуги, в прекрасную, самостоятельную молодую девушку с огромным запасом знаний и навыков.
А’Ллайс овладела фехтованием, математикой, картографией, верховой ездой, изучила начальные азы тактики, по несколько раз перечитала все доступные в поместье книги по военной истории и даже подчеркнула кое-что из медицинских энциклопедий. И всё это – лишь часть объёмного списка её успехов!
Но одна бы девушка с самообучением не справилась.
Отец от подобных увлечений дочери воротил нос и всячески сердился, а матушка одаривала своё чадо печальными вздохами и грустными глазами: мечта родителей о том, что дочь станет прилежной женой какого-либо высокопоставленного министра и будет жить спокойной жизнью, стремительно разрушалась. Пусть родители и не помогали А’Ллайс, однако ей на помощь пришли братья, которые по возможности передавали своей любимой сестре те навыки и знания, которыми овладели в офицерской академии.
Так тянулись все те двенадцать лет тяжёлого обучения. И вот наконец наступил долгожданный тёплый август 1912 года.
Встав вместе с первыми лучами восходящего солнца, А’Ллайс быстро оделась в простую белую рубашку, коричневые брюки на подтяжках, лёгкую куртку того же цвета и сапоги из чёрной кожи.
Покончив с нормативом по сбору, который удалось выполнить всего за двадцать секунд, молодая девушка подхватила заранее собранный для путешествия вещмешок и устремилась на первый этаж поместья.
Аккуратно спустившись по ступеням винтовой лестницы, А’Ллайс внимательно осмотрелась по сторонам – в коридорах и главном холле пусто, значит, все спят и никто не увидит её побег. Воспользовавшись этим моментом, девушка с улыбкой на лице подошла к парадной двери и взялась за увесистую латунную ручку…
– Фрайфрау{?}[В Рэйланде подобным образом обращаются к не замужним девушкам или девушкам до двадцати лет] А’Ллайс фон Берх.
Отпустив дверную ручку, девушка медленно повернула голову в сторону голоса. Её матушка, чьи волосы к этому моменту уже покрылись налётом седины, а лицо обзавелось первыми морщинами, стояла в проёме, соединяющем холл с гостиной. Сложив руки на груди, она смотрела внимательным прищуром постаревших глаз на свою дочь, которая вдруг куда-то подорвалась в такую рань, да ещё и с увесистой сумкой наперевес.
– Доброе утро, матушка… – вяло помахала правой рукой девушка и смущённо приулыбнулась.
– Прежде чем я отчитаю тебя за планирование побега, позволь мне обсудить с тобой одну очень щепетильную тему, – сказав это, матушка А’Тринн подошла к дочери на расстояние вытянутой руки и посмотрела ей в глаза. – Знаешь… Все эти годы я долго думала о твоих словах про моё замужество…
– Если тебе тяжело об этом говорить, то не стоит… – А’Ллайс поспешила успокоить своего родителя. – Это я тогда сглупила и…
– А ты не говори, когда я говорю. Как бы быстро ты ни росла, я всё ещё остаюсь твоей матерью, так что не смей меня перебивать. Несмотря на явный посыл замечания, сделано оно было с доброй улыбкой. «Так вот, замужество… Признаюсь честно, те слова сильно меня задели, и это ещё мягко сказано. Но я не для того встала в такую рань, чтобы обрушивать на тебя словесную кару». – выдержав короткую паузу, она продолжила говорить. – Ты, моя дорогая, была права. Я искренне люблю твоего отца. И тем не менее меня действительно выдали за него замуж против моей воли. Вот так. В один миг разрушив все мои мечты об опере… И ты. Тебе мы также уготовили подобную участь, но… Я не смогу тебе помешать, А’Ллайс.
Полный серьёзности голос матери вдруг приутих, тон снизился, а в глазах проступили поблёскивающие на первых лучах солнца слезинки.
– Ты уже давно не просто мечтаешь продолжить традицию нашей семьи, а целеустремлённо идёшь к этому, несмотря на наше с отцом негодование. Твоё желание продолжить давнюю традицию, невзирая на все запреты, заслуживает огромного уважения, моя дорогая. И я искренне надеюсь, что твой отец поймёт нас, когда обнаружит, что его дочь пропала…
А’Ллайс не выдержала. Девушка крепко обняла свою матушку, прижалась к ней и почувствовала, как по щекам заскользили точно такие же кристально чистые слёзы.
– С днём рождения, моя дорогая, – проговорила матушка чуть дрожащим от волнения голосом. – С восемнадцатилетием тебя…
Девушка ничего не отвечала. В горле будто бы образовался мешавший речи плотный комок, и А’Ллайс лишь оставалось проливать слёзы в объятиях самого близкого ей человека. Матушка понимала её и не собиралась препятствовать мечте, ставшей для дочери целью всей жизни. И девушка была искренне благодарна ей. Настолько сильно, что не выразить эмоциями, не описать словами – счастью просто не было предела.
– Всё, достаточно. Теряем время, скоро отец проснётся, – кое-как вынырнув из цепких рук дочери, матушка А’Тринн вытащила из-под пазухи ночного платья плотный бумажный конверт и протянула его своему чаду. – Держи. Здесь достаточно, чтобы добраться до столицы, снять жильё и… Ну а дальше, как пойдёт. Ты уже взрослая, самостоятельная и сильная, так что разберёшься со всем без нашей с отцом помощи.
Увидев конверт, А’Ллайс не на шутку удивилась.
– Б-большое спасибо, но я не…
– Я просила не перебивать и не перечить. Не устраивай мне тут выступления, я и так не выспалась, теперь вся злая. Того и гляди, не отпущу никуда, – и вновь всё было сказано с добрым тоном. – Бери, бери. Поверь, мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что моя дорогая дочь в первое время своей самостоятельной жизни не ночует на улице и не ищет себе пропитание в контейнерах для мусора.
– Спасибо… – только и смогла сказать А’Ллайс, принимая конверт.
– Ты запаслась едой? На сколько дней? А сменного белья, надеюсь, больше двух пар взяла?
– Ну-у, ма-тушка!.. – закатив глаза, жалостливо протянула А’Ллайс. – Ты же вот минуту назад сказала, что я взрослая и самостоятельная. А взрослая и самостоятельная обо всём этом уже позаботилась. Ага?
– Ага, моя дорогая, ага. Просто… Хах… – смущаясь своих слёз, матушка отвела взгляд в сторону. – Ты так быстро выросла… Вроде бы ещё вчера я сидела на краю твоей кровати и пела тебе старинные песни о подвигах наших предков, а… А теперь ты сама в шаге от совершения таких же великих подвигов. Как же всё-таки скоротечно время…
– Да… – согласившись, разделила грусть матери А’Ллайс.
– И всё же… Что, если тебе не удастся поступить в академию? – матушка с волнением посмотрела на дочь. – Не думай, что я сомневаюсь в твоих силах… Но у тебя же есть запасной план, верно?
Её слова были переполнены надеждой. А’Ллайс провела рукой по морщинистому лицу своей матери и улыбнулась.
– Конечно. Одно из первых правил офицера: «Всегда планируй несколько вариантов», – успокаивающе заверила девушка. – Не волнуйся, я не пропаду. Если даже что-то пойдёт не по сценарию, то временно поживу у Эрнста. Думаю, брат будет не против приютить свою сестру.
– Если он, конечно, не в командировке, – грустно хмыкнула матушка.
А’Ллайс вновь закатила глаза.
– Готт! Прекрати беспокоиться! Всё будет хорошо, обещаю! – ободряюще заявила она. А взглянув на настенные часы, добавила: – Да-а, застоялись мы тут, а поезд долго ждать не будет…
– Может, мне стоит тебя проводить?
– Нет, останься дома, – покачала головой А’Ллайс. – Тебе будет нужно задержать отца, если тот решит отправить кого-то вслед за мной.
– Что ж, постараюсь, – кивнула матушка. – Надеюсь, у тебя всё получится. Медальон тебе, конечно же, поможет, но и ты не совершай ошибок.
Девушка дотронулась до своей груди, где под слоем одежды висел все эти годы (и продолжает висеть) подаренный матерью фамильный медальон. Хоть А’Ллайс и не верила в чудеса и магию, но в её жизни бывали моменты, когда после больших удач и успехов этот железный кружок с рыцарем начинал непроизвольно греться.
– Конечно, – улыбнулась девушка. – Не подведём.
Настал тот самый долгожданный момент. Птенчик вырос, окреп, и теперь настал час покинуть родное гнездо, чтобы отправиться навстречу своей долгожданной взрослой жизни.
Настоящей, свободной жизни…
Ещё немного постояв возле выхода и посмотрев на раскисшую от грусти мать, А’Ллайс наконец собрала всю свою волю в кулак и открыла дверь, что разделяла её и новую, независимую от родителей жизнь.
– А’Ллайс!..
Вновь обернувшись на голос, девушка застала свою мать с ещё большим количеством слёз на лице.
– Я люблю тебя, моя дорогая, – сказала она. – Береги себя…
Выйдя за ворота поместья и оказавшись в начале дороги, что рассекала огромное маковое поле на две части, девушка вдохнула чудесный аромат цветов, замешанный с прохладой летнего утра, как тут же почувствовала тяжесть на душе. Да – этот цветочный аромат можно было символично считать «запахом» начала новой свободной жизни. Но вместе с тем, в душе А’Ллайс начала образовываться пустота: теперь она одна в «новом» для неё мире…
И расставание… Оно никому не даётся легко. Расставание одинаково тяжело для всех, независимо от пола, возраста и силы духа. А’Ллайс не стала исключением. Хотя, казалось бы, она только-только вышла за порог дома и ещё даже не успела отойти от поместья и на пару метров… Но когда человек почти два десятка лет живёт в одном и том же месте, в окружении одних и тех же родных людей, то смириться с расставанием не так уж и просто…
Однако девушка сумела перебороть эти преждевременные переживания и отбросить их на задворки памяти – сейчас не до грусти, нужно было действовать. Она готовилась к этому моменту целых двенадцать лет, и нельзя было допустить потерю своего единственного шанса стать офицером.
Поправив лямки вещмешка, А’Ллайс в последний раз взглянула на своё поместье. Всё ещё такое большое и величественное, это место, где она провела своё детство и юность. И теперь даже приблизительно неизвестно, когда судьба предоставит возможность вновь сюда вернуться. Но в то, что вернуться придётся, девушка не сомневалась.
…Преодолеть поле оказалось задачей десяти минут. Куда более сложным оказалось дождаться трамвай – старенький вагончик футуристичного вида на дизель-паровой тяге, двигающийся по специальным направляющим рельсам. Конечно, дойти до города можно было и пешком, но, к сожалению, на то не было времени – поезд действительно не станет ждать.
Билет до Лийбенхау оказался недорогим, всего три рэймарки. Усевшись на первое попавшееся место А’Ллайс невольно подметила, что это её самая первая поездка в таком… «простом» транспорте, да ещё и без сопровождения родителей или прислуги.
Поинтересовавшись у проводника дорогой до железнодорожной станции, через непродолжительное время А’Ллайс вышла на интересующей её остановке и сразу уткнулась в строение, напоминавшее огромный ангар, к которому были проложены железнодорожные пути.
А вот билет до столицы стоил уже целых пятьдесят рэймарок! К счастью, накопленных девушкой сбережений хватило, чтобы арендовать себе целое купе, рассчитанное на четверых. Уложив вещмешок под обитое кожей сиденье, А’Ллайс с лёгкостью выдохнула и наконец расслабилась. Начало пути положено – Рэйнбург, жди отличного кандидата в офицерскую академию!
Вытащив из ранца несколько книг и разложив их перед собой, девушка решила не терять время зря и повторить некоторый материал из области рационального тактического мышления… Как вдруг в дверь её купе постучались.
– Эм-м, войдите, – удивившись, девушка отвлеклась от книг и подняла глаза на дверь.
Кто бы это мог быть? Билетёр?
Дверь медленно отъехала в сторону и… И лучше бы это был билетёр.
На пороге купе стояла давняя знакомая А’Ллайс – служанка Мэри. За двенадцать лет скромная девушка превратилась в прекрасную фрау, обзавелась мужем, но работу в поместье фон Берх не оставила: слишком сильно она привязалась к этому месту, да и платили там достаточно хорошо, чтобы уходить.
Отец Мэри погиб на Рэйланд-Воссотийской войне в 1890-м году, а мать умерла во время родов второго ребёнка. Оставшись с маленьким братом на руках, юной Мэри ничего не оставалось, как пойти работать служанкой в поместье фон Берх. И, как вскоре оказалось, глава данного семейства – Оттэр фон Берх – лично знал покойного отца Мэри, а потому без лишних раздумий взял девчонку и её братца к себе. Более того, Оттэр расщедрился, выделив им целую комнату в самом поместье, а не в доме прислуги, поставил на неплохое денежное довольствие, а также помог с получением школьного образования – когда к сыновьям Оттэра приходили учителя, то Мэри было дозволено заниматься вместе с ними.
– Я предполагала, что отец пошлёт за мной немного других людей… – сказать, что А’Ллайс потеряла дар речи – ничего не сказать. – Доброе утро, Мэри. Не могу не сказать, что рада тебя видеть.
– Разделяю ваши слова, мисс А’Ллайс, – согласилась та. – Однако… – она выглянула в коридор вагона и осмотрелась, после чего зашла в купе А’Ллайс и прикрыла за собой дверь. – Я здесь не одна, а с мужем. Остальные группы прочёсывают автовокзал и близлежащие автомобильные стоянки.