С прислугой в Институте было устроено удивительно. Мы, ученицы, почти не видели служанок, так как они убирали комнаты, пока мы были на занятиях. Они чистили одежду и обувь, относили в прачечную или починку вещи, меняли постели и даже заказывали в городе заканчивающиеся тетради и чернила.
У девушек, получающих образование за счет Короны, это входило в содержание. Пока я лежала с простудой, смогла поговорить и, я надеюсь, подружиться со служанкой. Оказалось, за женщинами закреплены всего по несколько комнат, им не желательно попадаться ученицам и учителям на глаза, запрещено брать подарки, а так же рассказывать обо всём, что они видят и слышат в стенах Института.
За это им полагалось проживание, стол и хорошее жалование. Попасть на эту работу очень сложно и считается престижным среди служанок, поэтому все они дорожат своим местом и настроены неукоснительно соблюдать правила. Служанка приносила мне обеды и, по моей просьбе, книги из общей секции библиотеки. Женщина объяснила, что это всё входит в её обязанности. Я старалась не донимать её просьбами и капризами.
Лекарь заглядывал ко мне каждые три дня, а его помощница заходила ежедневно. Наконец, мне разрешили посещать занятия, но к утренним тренировкам мне предстояло вернуться не ранее, чем через неделю.
Пока я болела, Король не появлялся. Оно и понятно, ему некогда тратить время и ездить так далеко к простой ученице. К тому же, это опасно, ведь легко можно подхватить простуду, да и погода не располагает к прогулкам. Но когда и через неделю после моего выздоровления Он не появился, я загрустила.
Каждый день открывала альбом с гербарием, любовалась на подаренный им листок. Я называла его «дыханием осени», и Саня удивлялась, заглядывая мне через плечо, где я нашла такую красоту. Ей было невдомёк, что в потайном кармашке за обложкой прячутся две записки, от Короля и от любимца всех учениц, профессора Эрика. Когда удавалось остаться одной, я доставала и перечитывала эти послания, находя в них некий тайный смысл.
В библиотеке, в секции для преподавателей, я старалась проводить хоть немного времени каждый день. Я старательно изучала содержимое стеллажа с пурпурной полосой сверху, и всё больше удивлялась. Короли были не такими уж небожителями, а их дар редко приносил им счастье.
Навык слышать мысли был очень полезен в политике и вопросах правления, но делал Королей уязвимыми. Как обмануть того, кто слышит мысли? Отправить к нему с ядом человека, который сам не подозревает о содержимом бокала. Или недоучку, который уверен в своих силах, но, смешивая компоненты для простой микстуры от кашля, всё напутает и получит отраву.
Способов много, и дар не делал Королей всемогущими. Кроме того, безумие мрачной тенью следовало за каждым из них по пятам, готовое в любой момент нанести свой удар. Спасала только поддержка Истиной Половины.
Не известно, как именно, но Истинная Половинка Души брала на себя что-то, одно её присутствие действовало благотворно, и Король снова мог мыслить трезво. Удивительный союз. Вот только я не чувствовала в себе способности помочь Ему.
Дни шли, и я стала тревожиться. Забыл? Решил, что я ему больше не нужна? Может, я его разочаровала? По ночам мне снился Александр, там, на берегу, только он казался безмерно уставшим. Днём, сама того не замечая, я выбирала дорогу так, чтобы проходить недалеко от кабинета ректора.
Один раз леди Амалия встретилась мне в коридоре. Я остановилась, не зная, как задать свой вопрос. Но леди ректор поняла меня без слов и покачала головой – нет, никаких вестей. Я присела в реверансе, благодаря за ответ и, грустная, пошла прочь.
С первыми холодами незаметно подошёл Родительский День. Это государственный праздник, в который принято собираться семьёй и благодарить родных за то, что они у нас есть. В Институте в этот день двери открыты для всех родственников учениц.
Девушки разослали приглашения и с самого утра весело щебетали, наряжаясь и поджидая гостей. Братья и сёстры, родители, бабушки и дедушки, дяди и тёти. Ворота для них открывались сразу после завтрака, и они могли остаться на весь день. Вечером будет бал, и весь институт с радостью ожидал его начала.
Все, кроме меня. Я знала, что Он не придёт, не появится. А с утра получила записку из дома, что родители не приедут. Я так хотела показать младшей сестрёнке наши учебные корпуса, похвастаться братьям, как научилась метать кинжал, на мишени для тренировок на заднем дворе. Обнять маму, поцеловать в щёку отца.
Но сестричка заболела, братья в городе по делам, у матери салон вечером, а у отца приглашение в клуб. Вздохнула. В Академию они приезжали лишь один раз, на первом курсе. А мой перевод в Институт восприняли тревожно. Писали, спрашивая, с кем я поругалась и кому перешла дорогу. Я пыталась их успокоить, но не уверена, что они меня услышали.
Утром, собираясь к завтраку, я улыбалась весело щебечущей Сане, слушая её рассказ про младшего брата, который летом получил в подарок щенка. Она была единственной девочкой в семье.
Старший брат женился и уехал от них пару лет назад, но писал сестре и желал успехов в учёбе. Еще четверо братьев баловали и задирали Ксанию, и она с ними наравне в детстве лазила по деревьям и ездила верхом. Я только головой качала, слушая истории об их приключениях. Сама в том возрасте я послушно сидела на уроках изящных манер и больно получала по рукам, если на семейном обеде брала не ту вилку.
– А ты сегодня кого ждёшь? – Саня шнуровала на мне верхнее платье, помогая собраться к открытию ворот.
– Никого. Сестричка заболела, и родители не смогли приехать, – я пожала плечами, скрывая досаду.
– Какая жалость! Но ты не волнуйся, я тебя одну не оставлю. Познакомишься с моими родителями, они милые. И ты им тоже понравишься, – подруга подмигнула и повернулась, чтобы я тоже помогла ей со шнуровкой.
– Ну что ты, не стоит. Не хочу вам мешать. Я посижу до вечера в библиотеке…
– И превратишься в книжную крысу к концу года! Нет уж, сегодня праздник, и я не позволю тебе корпеть над учебниками. Пойдём, у нас осталось всего полчаса на завтрак, а потом откроют ворота.
Наскоро поев, мы с подругой отправились к воротам. За ночь подморозило, под ногами хрустел робкий лёд. В наших краях зима приходит рано, зато лето жаркое. Я была в зимних ботиночках и меховом пальто, памятуя о недавней простуде. Пушистая муфта висела на плетёном шнурке на шее, и я зябко прятала в неё руки.
Саня вовсю размахивала руками в варежках, ничуть не стесняясь своего недорогого наряда, и проходящая мимо Розалинда в дорогих кожаных перчатках презрительно на неё посмотрела.
– Смотри, смотри, отворяют! – послышалось со всех сторон. Раздалась приветственная музыка, кто-то толкнул меня.
– Ах, это ты. Прости, не заметила, – Анника окинула нас с Саней высокомерным взглядом и наступила мне на ногу прежде, чем ушла дальше. Она пробиралась сквозь толпу, не считаясь с окружающими. Вот ведь…
– Не расстраивайся, её только могила исправит. Зато вот достанется же кому-то жена на его бедную голову! – хихикнула Саня, и в красках описала, как должен проходить семейный обед Анники и её будущего мужа. Мы хихикнули.
Наконец, медленно растворяющиеся створки ворот застыли. Во двор хлынула толпа, и ученицы поспешили навстречу, выискивая своих родных. Саня повела меня за собой, уверяя, что я ничуть ни ей, ни родителям не помешаю.
– Вон, смотри! Вон они! Димка, папа, мы тут! – Саня подпрыгивала и махала рукой. Над толпой возвышался мальчик, он сидел на плечах мужчины и вертел головой, выискивая кого-то. Ребёнок увидел нас и стал тоже махать рукой в ответ.
– Это и есть твой брат? – поинтересовалась я у Сани.
– Да, младший, Димка, то есть, Димитрий. Я тебе про него утром рассказывала, он летом в подарок настоящего охотничьего щенка получил. Будет этим хвастаться, будь готова, – подмигнула мне подруга и потянула навстречу своим родителями.
Оказалось, Димитрий сидел на плечах своего отца, и тот, похоже, вовсе не считал это зазорным или неприличным. Мать Ксании оказалась пухленькой смешливой женщиной, и, услышав, что ко мне сегодня никто не приедет, тут же взяла меня под свою опеку.
Приехал ещё один брат Сани, Олег, тоже младше её. Следующей осенью он поедет поступать в мужское училище. С направлением учёбы он ещё не определился, на вопросы отвечал односложно. Судя по всему, он чувствовал себя неуютно, вроде как уже слишком взрослый, чтобы баловаться и радоваться, но ещё слишком ребенок, чтобы вести себя наравне с остальными. Я подмигнула юноше, и тот смущенно отвернулся.
Мы с Саней устроили её родным экскурсию, показали учебные корпуса и нашу комнату. Олег смотрел на всё с интересом, Димку нам пришлось едва ли не за уши оттаскивать от мишеней на заднем дворе, а родители Сани привезли нам большую корзину гостинцев. Мать Сани подарила ей собственноручно связанную пушистую шаль, а мне в подарок повязала на шею вязаный шарфик.
– Нам Ксаня сказала, что ты простывала. Впредь как следует кутайся, не ходи с открытым горлом!
Я смущалась и говорила, что не стоило обо мне волноваться, на что все только улыбались и пытались накормить меня пирожками. После гостинцев мы были такие сытые, что не пошли в столовую, а вместо этого ещё немного погуляли и отправились переодеваться.
Для гостей выделили комнаты в учебном корпусе, куда и направились мужчины, а мать Сани осталась с нами и помогла сделать потрясающие прически. А потом заговорщически подмигнула, и достала из сумки шкатулку с косметикой. Саня с радостными визгами повисла у неё на шее, и следующие полчаса мы потратили, нанося румяна и помаду.
Мне было это непривычно и весело. Мои родители всегда держались отстраненно, а здесь, с посторонними для меня людьми, оказалось легко и уютно. Я понимала, почему Анника так кривилась при виде Сани. Ни её, ни её родителей нельзя назвать цветом аристократии.
Но, возможно, именно поэтому с ними было просто, я видела, что эти люди искренне любят своих детей. Я завидовала Сане и радовалась за неё.
В первый раз после перевода я получала удовольствие от бала. Чтобы вместить всех, открыли все двери на первом этаже учебного корпуса, и мы вальсировали из холла в залу общих сборов, оттуда, через широко распахнутые двери, обратно в холл и залу для танцев и самообороны.
На первый танец Саню пригласил её отец, Олега родители заставили пригласить меня, а Дима танцевал с матерью. Потом я танцевала с отцом Ксании, весело проплясала полкруга с подругой в паре. Потом меня пригласил старший брат одной из учениц, а затем – профессор Эрик.
Он был в костюме модного покроя, к которому обычно полагался шейный платок, но, похоже, профессор об этом забыл. Эрик изящно склонил голову и сказал, что я чудесно выгляжу. Я смутилась и спросила профессора, где его шейный платок. Не хотелось, чтобы Эрик и дальше позорился перед гостями.
Профессор тоже смутился и сразу после танца пошел искать пропажу. Через два круга я увидела его в холле, беседующим с профессором Джозефом. Платок был на месте.
Я ещё много танцевала с чьими-то братьями и отцами, смеялась с Саней у столика с напитками и снова танцевала. В комнату мы с Ксанией вернулись очень поздно, и, уже устроившись спать, долго говорили, не зажигая света. Её родители уехали ещё до конца праздника, но мы понимали, что им предстоит долгий путь. Мы тепло прощались, и они желали нам с Саней присматривать друг за дружкой. Это был чудесный день.
На следующее утро я, наконец, смогла пойти на тренировку. Правда, из-за того, что поздно уснула, было тяжело, но у леди Виктории и профессора Олрида оказался восстановительный комплекс упражнений для тех, кто недавно болел, и меня отправили вместе с тремя девушками заниматься в сторонку. Ксании поблажек не было.
Дальше в течение дня были лёгкие занятия, вроде рукоделия и музицирования, вероятно, преподаватели догадывались, что мы можем нарешать на экономике поместья после вчерашнего веселья. После обеда в честь праздника нам дали свободное время, и я с прочими ученицами играла во дворе в салочки, а потом мы пели смешные песенки в музыкальном классе и играли в карты и модные шашки.
Ненадолго к нам заглянул профессор Эрик и спел забавный куплет. Правда, вставая из-за рояля, он нечаянно смахнул ноты, и листки разлетелись по комнате. Смутившись, он помог ученицам собрать ноты и тут же ушёл. Потом на шум зашла одна из леди-преподавателей и принесла схемы для вышивания, поинтересовалась, какой рисунок лучше подойдёт для скатерти в подарок новобрачным?
Перед уходом она показала хитрый танцевальный шаг, который наверняка запутает ноги кавалеру. Мы с другими ученицами смеялись и представляли, как на ближайших субботних танцах все кавалеры разом начнут спотыкаться. Может, зря я отказывалась от развлечений и всё время сидела в библиотеке?
Вечером мы с Саней делились впечатлениями и доедали гостинцы от её родителей. Только мыслями я была далеко от нашей комнаты. Интересно, как Александр провёл праздник? Почему-то казалось, что за государственными делами он его и не заметил.
От Сани не укрылось моё настроение.
– Что с тобой, подруга? Такая печальная. Вот, держи пирожок. Только не говори, что снова простываешь!
– Спасибо, Саня. Не волнуйся, я хорошо себя чувствую.
– А что тогда? Слушай, тебя уже давно не снимали с занятий к твоему придворному учителю. Он не приезжает больше?
Уловив мой печальный вздох, Саня отложила пирожок в сторону и удивленно на меня посмотрела:
– Лира, только не говори мне, что ты влюбилась!
– Что ты такое говоришь! – возмутилась я. – Ничего подобного! А не приезжает потому, что он занятой человек и не может тратить на меня много времени.
– Ладно-ладно, считай, что я этого не говорила, – примирительно подняла ладошки Саня. – Но ты после этих занятий всегда сама не своя.
– Просто… он меня пугает, – созналась я, глядя на свои руки.
– Такой страшный? С бородавкой на носу и шрамом на всё лицо? – округлила глаза Саня.
– Нет, что ты, обычный мужчина, – я рассмеялась. – Он… очень строгий, и я не понимаю, что он от меня ждёт, – я попыталась поделиться своими переживаниями, не выдав лишнего.
– О да, что у мужчин в голове, понять невозможно. Поверь мне, сестре пятерых братьев! – заявила Саня, и мы рассмеялись.
А на следующий день с утра у меня было какое-то странное настроение. Будто я что-то жду. Или кого-то. На улице падал лёгкий, редкий снег, иногда превращаясь в дождь. Снежное покрывало ещё не скоро ляжет окончательно.
Решив довериться своим догадкам, сразу после завтрака я сказала Сане, чтобы она меня не ждала, и заглянула на кухню. Повариха улыбнулась – я часто забегала к ней за молоком и ватрушками.
– Ну что, леди, уже соскучились по моим булочкам? Вроде же только завтрак прошёл!
– Спасибо, но я сегодня не за этим. Можно вас попросить передать в кабинет ректора что-нибудь мясное?
– Сегодня опять будут посетители? Хорошо, сделаю. Только леди на завтрак мясо не едят, я и не готовила ничего. Пока поставлю, пока приготовиться…
– А может, есть несладкие пироги? С капустой, с птицей…
– Как не быть, есть! – обрадовалась повариха. – Вы прямо мысли читаете, леди!
Я лишь улыбнулась, пусть меня просто считают проницательной. И надо будет помощницу лекаря попросить заглянуть на кухню, а то у поварихи уже несколько дней локоть болит, но она всё никак не соберется сходить в лекарский кабинет.
Одна из кухонных служанок-помощниц отнесла поднос с пирогами и горячим крепким чаем к кабинету ректора.
Я постучалась и, получив разрешение войти, пропустила служанку вперёд. Брови леди Амалии взметнулись вверх.
– Леди Лира?
– Леди Амалия, мне кажется, нас скоро посетит гость. Очень голодный с дороги гость. Я могу воспользоваться вашим сервизом?
Леди ректор в некотором замешательстве кивнула. Я отпустила служанку, сама достала из шкафа чашки и блюдца, налила в одну из кружек чай. Разломила пирожок с капустой пополам, и, в тот момент, когда дверь без стука отворилась, поднесла пирожок на блюдце посетителю.
Александр закрыл за собой дверь, благодарно улыбнулся, взял угощение и стал с аппетитом жевать.
Я украдкой его разглядывала. Он был без маски, в потрёпанном дорожном костюме, пальто и перчатки держал в свободной руке, а на высоких сапогах блестел растаявший снег. Всё так же стоя у входа, по-прежнему молча, он взял вторую половину пирожка и с удовольствием доел.
Это, конечно, не очень вежливо, но есть ему хотелось больше, чем соблюдать этикет. И пусть это не разносолы с королевского стола, но я чувствовала, что этому мужчине, проводившему немало времени на военных учениях и тренировках, походный паёк милее паштетов.
Откуда я это знала? Пока Александр сидел у моей кровати, он приопустил щиты, позволяя слушать внешний контур мыслей. Мне так было спокойнее, чем когда он сидел, закрывшись – будто и не человек вовсе. Тогда он думал как раз о тренировках и походах.
Удивляясь собственной смелости, я протянула ему чашку с горячим ароматным чаем, и он осушил её в два глотка. Возвращая чашку обратно, он одарил меня таким взглядом, что щёки и уши запылали, и сделалось жарко.
«Прости, если смутил. Но ты меня спасла», – пришла мысль-улыбка.
– Ты невероятная, ты знаешь? – произнес он вслух, ввергая меня в ещё большее смущение. Я просто хотела позаботиться о человеке, который позаботился обо мне, вот и всё.
Леди Амалия, собрав документы в папку, неслышно выскользнула за дверь.
Александр оставил вещи на стуле и, пройдя к дивану, с удовольствием на него опустился, вытянул ноги и откинул голову на спинку. Интересно, он всегда ведёт себя так свободно? Преподаватель изящных манер за такое заставил бы меня неделю отрабатывать реверансы, проговаривая вслух все столовые приборы и их назначение.
«Суровый был у вас учитель».
– Вы выглядите уставшим, – позволила себе замечание.
Я присела на краешек кресла напротив него, через стол. Руки на коленях, спина прямая, вежливая полуулыбка на лице. Не знаю, что со мной случилось, но почему-то после того, как он сидел у моей кровати, когда я болела, и после всего прочитанного из пурпурного стеллажа я перестала видеть в нём только избранника богов. Безумно хотелось верить, что в нём помимо прочего есть и что-то человеческое.
– Да, я очень устал. Приехало посольство от северных соседей, как раз накануне праздника. Они из меня все жилы вытянули.
Александр взял кусок пирога с птицей, я налила ему чай.
– Спасибо, – было в этом простом королевском «спасибо» что-то, от чего стало жарко.
Я молча смотрела, как Его Величество завтракает. Потом он вытер руки салфеткой и, достав из внутреннего кармана камзола, положил между нами на стол веточку мяты. Целомудрие, тёплые чувства, чистота намерений. Что вы хотите мне сказать, Ваше Величество?
– Я тебя всё еще пугаю, – отметил он, склонив голову на бок.
– Немного, – честно ответила я, прикоснувшись кончиками пальцев к подарку.
– Понимаю. Я могу тебя попросить… об одолжении? Если хочешь, попросишь взамен что угодно.
Голос спокойный и ровный, но каким-то образом я почувствовала, что для него это очень важно.
– О каком же? – я склонила голову на бок.
– Снять щиты. И я уберу свои тоже. А потом тебе нужно будет просто сидеть рядом, этого должно быть достаточно.
– Для чего? – снимать щиты не хотелось.
Первый день без них мне пришлось очень тяжело, смогу ли я без подсказки восстановить всё, как было? И потом, без них Ему будут доступны самые сокровенные мысли.
Конечно, если он захочет, мои слабые щиты не станут помехой. С другой стороны, если бы не нежданные способности, я бы и не знала о такой защите, ходила бы открытая, как все.
Я прикусила губу, раздумывая. А вдруг он увидит, как я о нём думаю вечерами? Но какое ему может быть дело до мыслей простой ученицы, когда вокруг него при дворе наверняка толпами ходят выгодные невесты? И наверняка их мысли намного смелее моих.
– Мне кажется… Думаю, это должно помочь мне справиться с напряжением последних дней. Было очень много работы, и я стал слишком вспыльчивым. Мне это не нравится, – нахмурился Его Величество.
Видеть его таким, уставшим, напряжённым, было странно. Он Король, всемогущий, непоколебимый, он не может уставать, как все! Захотелось помочь, хоть чем-то, чтобы эти тени на лице пусть немного, но отступили.
Было страшно открываться. Я утешила себя мыслью, что другие люди ведь живут безо всяких щитов и находятся рядом с Ним. Ничего, справлюсь. Это ведь не самая большая плата за его помощь. И ещё было приятно, что окончательное решение он оставил мне, не приказывал, но просил, соглашаясь принять мой отказ, если такой последует.
– Спасибо, – ответил Александр, когда я начала осторожно, слой за слоем, убирать щиты. Как снять их все разом, я просто не знала. Он протянул мне руки, положив их на стол ладонями вверх:
– Так тебе будет проще, я помогу.
Я робко коснулась пальцами его ладоней. Он опять без перчаток, кожа к коже.
«И что ты цепляешься за эти перчатки? При моём прадеде были популярны яды, которые было достаточно нанести на кожу, чтобы серьезно отравить. Поэтому он и издал этот указ. Но тебя он ни в коей мере не касается. Для тебя нет никаких правил. Ты уже поняла?..» .
«Что ты видишь во мне…» – я не смогла не то, что произнести, даже подумать «свою Истинную Половину Души». Но Он понял и кивнул.
«Да, поняла. Но я…».
«Не стоит, – он покачал головой и чуть сжал мои пальцы. – Я не буду ни торопить, ни принуждать, ни настаивать. Ты достойна того, чтобы самой сделать выбор. Я просто буду рядом».
«Боишься повторения истории Дональда Кровавого?».
«Когда плохо тебе, плохо и мне, помнишь?».
Я вздохнула. И не понять, что он имел ввиду. Мне, наконец, удалось снять последние щиты. Александр начал убирать свои, и я забыла, о чём хотела спросить.
Я теперь поняла, почему Он всегда носил щиты. Его самого, его мыслей вдруг стало очень много в комнате, словно он проник в каждый уголок. Но это присутствие не было неприятным. Скорее… Волнующим.
«Остальные ощущают тревогу», чуть улыбнулся Александр.
«В том углу комнаты у тебя в мыслях что-то колючее».
«Хм, действительно… Не поверишь – это желание отдохнуть и необходимость работы так перемешались. Сам бы я не заметил, спасибо».
«И что ты будешь с этим делать?».
«Надо как-то разрушить этот клубок, пока он не перерос в большую проблему».
«Я могу тебе как-то помочь?».
«Есть один вариант…».
Когда полчаса спустя леди Амалия постучала в дверь, мы с Александром были настолько поглощены происходящим, что не сразу услышали.
Я сидела на диване и вслух зачитывала замысловатую петицию от гильдии купцов. Канцелярский язык был мне чужд, поэтому Александр мысленно пояснял непонятные места и улыбался моему недоумению – ведь можно было написать гораздо проще!
Сам он лежал на диване, головой у меня на коленях, в полудрёме. Меня это поначалу безумно смущало, но потом я увлеклась его пояснениями и позабыла, что должна волноваться. Наверное, на это Александр и рассчитывал, когда попросил пересесть с кресла к нему на диван. Объяснил, что так ему будет удобнее заглядывать в бумагу, если я где-то запнусь.
Сперва он просто сидел рядом. Одно это заставляло сердце биться чаще, к тому же, когда он водил пальцем по бумаге, показывая, где скрыт подвох, он словно невзначай касался моих пальцев. А его волосы порой щекотали шею, когда он наклонялся ниже, разглядывая мелкое письмо.
Александр зевал, глаза закрывались. В его мыслях, словно бы летавших по комнате, не было злого умысла. Он просто устал и очень хотел быть ближе. Меня это смущало, я сама не знала, что чувствую и думаю по этому поводу, но, если Он нуждался во мне, не могла же я его прогнать? В итоге я предложила ему прилечь. Король тихо, едва слышно попросил:
– Не уходи.
И столько мольбы было, что я не смогла возмутиться и встать, когда Он опустил голову мне на колени. Только залилась краской, казалось, до кончиков пальцев, и на миг задохнулась от возмущения и нежности. Я слышала Его мысли, в этом действии не было никакого иного смысла, и я смирилась.
Леди Амалии пришлось стучать повторно. Король стремительно встал и вернул щиты, прежде, чем отворилась дверь, но ректор все равно нахмурилась и повела плечом, словно что-то её тревожит. Я встала сразу же вслед за Александром. Не положено сидеть, когда Его Величество на ногах.
– Прошу прощения, что отвлекаю, но мужчина внизу просил передать, что очень Вас ждет, – ректор присела в глубоком уважительном реверансе.
– Спасибо, леди, я уже ухожу. Леди Лира, – Король обернулся ко мне, тепло улыбаясь. – Вы сегодня мне очень помогли. Благодарю Вас. Надеюсь, в следующий раз вы позволите отплатить вам за эту услугу.
Я вспыхнула. Неужели Он думает, что я согласилась ему помочь из-за обещания ответной услуги?!
Но, поймав его насмешливый лукавый взгляд, поняла. Это было всего лишь завуалированное приглашение на следующую встречу. Неужели при дворе все разъясняются так замысловато и запутанно? Но отказать я не нашла в себе сил. Да и могла бы?
– Почту за честь, – я присела в реверансе, сердце гулко билось в груди, а ноги, казалось, вот-вот подогнуться. Почему встречи с Ним всегда такие волнительные?
«Буду очень ждать, душа моя».
Он ушёл, оставив меня с ректором в кабинете вдвоем. Щёки горели, я никак не могла вспомнить, как правильно дышать.
– Леди Лира, у вас дрожат пальцы. Присядьте. Вот, возьмите, чай с мятой. Очень помогает после сложных разговоров, – ректор протянула мне кружку с ароматным напитком. Уже из другого сервиза.
Всё, что было до этого на столе, исчезло, кроме моей веточки для гербария. Она нетронутая лежала на краю стола, там, где я её оставила. Откуда взялся новый чайник и куда делось всё остальное, я не заметила, поглощенная мыслями.
– Спасибо.
Мы пили чай в молчании. Потом я поблагодарила леди Амалию за чай, спросила разрешения уйти и, получив его, отправилась в свою комнату за тетрадями. И только тут поняла, ЧТО я забыла сделать. Я забыла поставить щиты.
Леди Амалия постоянно носила щит, закрывающий её мысли от посторонних. Если прислушиваться, кажется, будто ректор ежеминутно думает о благополучии вверенного ей Института. А если специально не заглядывать в мысли, то ничего и не слышно.
Но в коридоре ходили люди. Вокруг сновали ученицы, проходили преподаватели, спешно пробегала прислуга. А ещё люди поднимались и спускались по лестницам, сидели в аудиториях. И я их всех слышала.
Это было иначе, чем в день моего приезда. Я уже не боялась. И, выйдя от леди Амалии, была так занята своими мыслями, что приняла окружающий шум за простые разговоры.
И только когда на краю сознания мелькнуло что-то скользкое, я очнулась. В первый миг растерялась. Потом отошла в сторонку, к стене, чтобы никому не мешать, и попыталась отрешиться от чужих мыслей, чтобы вернуть на место щиты.
Но я слишком чётко слышала окружающих, и их было очень много. Удивительно, но чужие мысли не сливались в гул, как если бы все разом заговорили вслух. Нет, каждая мысль была отдельной, ясной, и все они ломились в моё сознание.
Я зажмурилась. Через минуту удалось поставить щит, отсеивающий глубинные мысли. Стало немного тише. Щит, отсеивающий текущие потребности – голод, жажду и прочие, – тоже получилось поднять, но с огромным усилием. Решив, что в безлюдном месте будет проще сосредоточиться, я поспешила в свою комнату.
От шума и ментальных усилий, как называл такие действия профессор Сардер, разболелась голова. В жилом корпусе почти никого не было – прислуга уже закончила работу, ученицы были на занятиях. В комнате стояла тишина.
Я присела на кровать, попыталась вспомнить схемы, которые мы чертили с профессором. В висках кольнуло болью. Я вздохнула и сделала еще одну попытку вернуть щиты.
Кажется, что-то получилось. Я налила воды из кувшина. Глотнула. Голова по-прежнему болела. Сидеть в комнате больше смысла не было, так или иначе надо было идти на занятия. И если я радовалась с утра, что сегодня только светские уроки – музицирование, пение, изящные манеры, танцы, – то теперь я бы предпочла решать задачи в тишине класса.
Дойдя до учебного корпуса, я поняла, что головная боль сама не уйдет, и зашла в лекарский кабинет. Там помощница лекаря меня внимательно осмотрела, пощупала пульс, заглянула в глаза, горло, попросила показать язык, ощупала шею. А потом дала глотнуть жутко горькую вязкую микстуру.
– Головная боль должна уйти в течение часа. Если вдруг этого не случится, обязательно заходи ко мне, дам тебе другое лекарство.
Выдав ещё несколько общих рекомендаций в питании и поведении в ближайшие два дня, помощница лекаря меня, наконец, отпустила.
Я зашла в класс после звонка. Профессор Эрик, наш преподаватель изящных манер, уже начал урок. Он, как и подобает, держал в руках сложенный веер.
Когда леди не может сама понять, в чём ошибка, учитель может кончиком веера отвести её локоть в сторону или приподнять подбородок. Никаких прикосновений на занятиях, кроме танцев, это неприемлемо.
Девушки стояли перед профессором полукругом и отрабатывали светские поклоны. Самое сложное в них – это движения кистями рук. Они должны двигаться легко, непринужденно, элегантно, а главное – не нарочито.
Я постаралась проскользнуть к ученицам незаметно. Заняв место с краю, я изобразила светский реверанс, приветствуя профессора и извиняясь за опоздание. Ксания вопросительно подняла брови, стоя на другой стороне полукруга. Я на миг опустила ресницы, обещая рассказать позже.
Профессор Эрик кивнул мне в ответ, и я начала повторять упражнение следом за всеми.
– Леди, показываю еще раз. В поклоне не нужно горбиться, не опускайте плечи. Главное – наклон головы. Вот так. Да, леди Розалинда, именно так. Только не забывайте следить за руками. Зачем вы вцепились в юбку? Руки должны свободно порхать, демонстрируя ваше спокойствие и уверенность в себе. Леди Анника, чуть присогните колени. Леди, это был поклон – или вы пытались сесть на невидимый стул? Аккуратнее, леди, не забывайте держать плечи развернутыми, – голос профессора Эрика плыл по классу, и я улыбнулась.
Рядом с ним было уютно. И, хотя сегодня профессор взял веер неподходящего цвета, Эрик был безумно мил. Голова болеть перестала, но осталось неприятное давящее чувство. Я подозревала, что это из-за неправильно поставленных щитов, а значит, лекарства не помогут, пока я не верну всё, как было.
Во время занятия мои самостоятельно поставленные щиты держались и даже работали. Но нет-нет, да и мелькала чья-нибудь мысль, пробравшись сквозь бреши в щитах.
После занятия Ксания хотела было подойти ко мне, но профессор Эрик её опередил.