Катерина Мелех
Ферма механических тел
Закончилось тогда все предсказуемо. Имплант закоротил и взорвался прямо в черепушке самопровозглашенного охотника за привидениями. А подполье вскоре недосчиталось одного нелицензированного мехадока, на которого вышла тайная полиция.
Мастер Дедерик присоединился к нам на середине разбора чертежа. Выслушал мои сомнения в целесообразности установки пировидикона-импланта и пояснил, что распространены они в основном у бадави. Вольные народы, кочующие по пустыне, не в состоянии обеспечить сохранность дорогущих импортных приборов. Поэтому для надежности их просто вживляют.
После разбора чертежа разговор плавно свернул на очередной набег оркской Орды на бадави. Пустынная территория, бедная на ресурсы, степнякам без надобности, а вот на рабов и подопытных для бокоров и каплат спрос никогда не падает. Близнецы подключились к обсуждению, с нескрываемым наслаждением понося враждебно настроенную ко всем соседям расу. Дроу ненавидят орков еще и на почве религии. Жрецы вуду не признают колдунов, считая, что те оскорбляют духов-лоа использованием кукол вуду.
Вскоре братья с мастером Дедериком, продолжая яростно спорить о политике, уселись за вист. Мимо нас с Винсентом к окну прошли припозднившиеся Ли Мэй с Евангелин. Я с недоверчивым удивлением проследила за ладошкой в сетчатой бежевой митенке, как бы невзначай отряхнувшей с рубашки мужчины несуществующие пылинки. Жест получился столь естественным и домашним, что мне даже стало неловко подглядывать.
Теперь ясно, почему Хелстрем делится с этой дамочкой своими впечатлениями о первых встречных девицах. Они очень близки. Наверно, зря я переживала, что стала ему небезразлична. Ну и славно, одной проблемой меньше.
– Свидетели требуют результатов, Ли, – донесся до меня ее веский мелодичный голос. – Нам нужны последние разработки Бюро. Без них мы так и будем топтаться на месте.
Я заинтересованно прислушалась. Какие такие «свидетели»?
– Слишком рискованно, – рассеянно откликнулся инквизитор. – В Церкви агентов тайной полиции не меньше, чем в парламенте. Несанкционированная связь с высшими светлыми духами – это преступление. На костре не сожгут, но сенсоры заблокируют. А ты знаешь, чем это грозит всем сильным экстрасенсам.
Чем-то дерьмовым, судя по его замогильной интонации. Эх, а я уже губу раскатала на блокировку своих способностей. Но о чем они говорят? Неужели снова готовятся красть секретные сведения?
– Школа эзотерики освящена! Для провидения ангела это хотя бы не является препятствием, в отличие от предсказаний демона, иначе мы запросто привлекли бы гоэта23. Или ты знаешь другой способ узнать местоположение сейфа?
У меня нехорошо засосало под ложечкой. Я случайно встретилась с чернильными глазами. Инквизитор мазнул стеклянным взглядом по перчаткам на моих руках, заставив мое сердце пропустить удар, и беспечно пожал плечами.
– Нет. Другого способа я не знаю.
Знает. Спорю на свой мехаскелет, что он уже догадался о моей силе. Просто не хочет рисковать мной. Очень трогательно, но совершенно напрасно. Я ведь решила, что любой ценой помогу созданию автоматона. Ради себя, Барти, Теша и всех, против кого Анталамория будет использовать роботов, как оружие. Я и так уже по уши в дерьме оппозиции, а сдавать назад не в моих правилах.
Дождавшись окончания почти семейной ссоры, я проводила взглядом удаляющуюся раздосадованную теургиню. Или теургессу. Какой вообще феминитив от «теурга»? Подойдя к Ли Мэю, настороженно переспросила:
– С каких это пор Церковь требует результатов от Лиги антиимпериалистов? Разве она не поддерживает монархию?
Инквизитор бросил в сторону ушедшей Евангелин тяжелый взгляд, который я не сумела расшифровать. Глотнул коньяк и неспешно раскурил сигарету, вонь которой отчего-то перестала вызывать у меня тошноту.
– Не вся. Свидетели Еноха уже давно мечтают отделиться от нее, но для этого им нужно весомое преимущество в открытом противостоянии. Автоматон на эту роль вполне подходит, поэтому культисты начали финансировать Лигу.
Ну да, глупо было бы полагать, что оппозиция спонсируется одним только Контремом. Смена власти в Анталамории выгодна многим. Только вот на войну с вуду и шаманами я не подписывалась.
– Мы что, приближаем новый виток религиозных войн? – поджала я губы. У меня вообще-то есть один знакомый хунган, которому я бы очень не хотела ставить палки в колеса своей помощью антиимпериалистам.
– Ева на это надеется, – левая половина лица инквизитора на миг одеревенела, но уже в следующее мгновение он безмятежно отмахнулся. – Но она ошибается. Культисты активизировались, потому что Императрица собирается объявить свободу вероисповедания. Естественно, во избежание астральной катастрофы, с расширением перечня того, что будет относиться к некромантии. Но культисты такие же винтики системы, как и все остальные. Им дадут время порезвиться, они уничтожат какое-то количество иноверных экстрасенсов, что тоже выгодно государству, ведь снижает риск бунтов эмигрантов. А потом показательно прихлопнут, таким образом сделав из них пример для все тех же эмигрантов, и заодно приватизируют автоматона.
У меня от этих шпионских заморочек закоротили нейронные связи в мозгу. Поняла одно: пока что на мой выбор помогать оппозиции информация о новых игроках на политической арене никак не влияет. Я опрокинула в себя остатки ликера и, дурея от собственной смелости, решительно заявила.
– Тогда я могу помочь с поисками сейфа.
– Не можешь, Анри, – виновато улыбнулся инквизитор. – Я понял, что ты не просто общаешься с мертвыми, но и улавливаешь чувства и эмоции живых людей, поэтому носишь перчатки. Но в нашем случае даже эмпатии мало, прости. Хотя я благодарен тебе за готовность…
– Я могу считать воспоминания, – перебила его я, скрипнув зубами.
Шутка ли, что первый человек, которому я открылась, это инквизитор! Даже Теш считал, что я улавливаю лишь чувства и эмоции. Хотя в его голову, опасаясь быть раскрытой, я никогда и не лезла. Это единственное из своих способностей, что я могу контролировать.
Лицо Ли Мэя изумленно вытянулось, сделав его похожим на ящерицу. И на миг – всего лишь на миг, но, к сожалению, я успела заметить – на нем мелькнула досада. Вполне адекватная реакция на человека, который может влезть в твои мозги, но все равно стало гадко.
– Но я не чувствую на тебе ни одной сдерживающей сигилы.
Вообразил мои мучения? Я поджала губы, мол, так вышло. Выживаю потихоньку и без сигил, стараюсь по возможности ни к кому не прикасаться. Он пятерней зачесал отросшие волосы, стискивая их на затылке в кулак, словно пытаясь простимулировать мозговую деятельность, и несинхронно моргнул.
– Когда же ты стала медиумом?
Я озадаченно хлопнула ресницами. В смысле «стала»? Медиумами разве не рождаются?
– Что ты имеешь в виду? – поджала я губы. Инквизитор попытался было отмахнуться, но мне вдруг стало не плевать на все эти экстрасенсорные заморочки. Узнаю, кто меня наградил этой проклятой силой – убью! – Отвечай! Или это очередная государственная тайна?
Он глубоко затянулся и выдохнул дым в туман за окном. Криво улыбнулся одними губами и устало потер переносицу.
– Разумеется, это засекреченная информация, доступ к которой имеет ограниченное количество экзорцистов и инквизиторов. Тех, кто работает исключительно с медиумами, чей уровень превышает средний показатель, – у меня упало сердце, но он невозмутимо продолжил. – Но я не вхожу в их число и тоже узнал об этом случайно. Поэтому не вижу ничего предосудительного в том, чтобы поделиться с тобой. Но, если позволишь, не стану этого делать, потому что это знание счастливей тебя не сделает.
– Не позволю! – дрожащим от волнения голосом возразила я и сложила руки на груди, чтобы скрыть пальцы, трясущиеся от желания воспользоваться эмпатией.
Ли Мэй скользнул чернильным взглядом по моему лицу, выискивая что-то одному ему ведомое. Пожал плечами, признавая мое право выбора, и отстраненно подтвердил мои худшие опасения:
– Медиумами становятся дети, пережившие клиническую смерть. Шанс стать эмпатом тем выше, чем раньше…
– Почему это скрывают?! – грубо перебила я, отказываясь мириться с мыслью, что своим проклятием я обязана лишь злому року.
Ли Мэй глянул на меня одновременно виновато и осуждающе.
– А ты представь, сколько нищих станет убивать своих детей в попытках сделать из них медиумов, чтобы потом продать империи?
Можно подумать, что сама империя такими экспериментами не занимается!
– А откуда ты об этом узнал? – спросила я первое, что в голову пришло, лишь бы отвлечься. Только потом до меня дошло, что вопрос опять оказался слишком личным, но инквизитор не стал таиться.
– Мне тогда лет пятнадцать было, – взгляд у него снова стал стеклянным. – Меня школа отправила проверить слухи об одержимости младенца. Но оказалось, что девочка беснуется, потому что эмпат и чувствует души даже живых людей. Я обратил внимание, что способности у нее проявились рановато, в два-то года, а отец ее признался, что родилась та мертворожденной, еле откачали.
Я представила маму, родившую бездыханную меня. В горле запершило, но я подавила вздох, боясь прервать минуту откровений.
– Я потом нашел подтверждение своим подозрениям в статистике и похожих отчетах инквизиторов. А недавно, представляешь, как-то случайно выяснилось, что мать той девочки была дочерью Цадока. Жаль, погибла с семьей через пару лет после того случая. Но до чего же тесен мир, – невесело хмыкнул Ли Мэй.
Я в унисон изумилась совпадению, а потому несостыковку заметила не сразу.
– Это было двадцать лет назад? – осторожно уточнила я, покосившись на азартно режущегося в вист гнома. – Но мастер Дедерик иммигрировал в Анталаморию из Наугрима только десять лет назад. Неужели его дочь жила в чужой стране вне общины?
Непозволительная вольность для нации, порицающей индивидуальность.
– Это уже не моя тайна, – развел руками инквизитор.
Резонно. Я заткнула любопытство и с трудом припомнила, с чего вообще начался наш разговор. «Дар» стал казаться мне еще гаже и ненавистнее. Но может хоть раз в жизни он сослужит хорошую службу? Я скрипнула зубами и усилием воли отложила истерику на почве известия о собственной клинической смерти до лучших времен.
– Так что, могу я помочь узнать расположение сейфа или что там вам надо?
Ли Мэй потер ладонями лицо и с виноватой улыбкой предупредил:
– Черт возьми, Анри, я сейчас не в том положении, чтобы играть в джентльмена. Я ведь могу и согласиться.
– А со мной вообще играть не надо, – саркастично парировала я, продолжая гадать, откуда взялся этот несвойственный мне героизм. – Как ты успел заметить, я ненавижу игры. Так что бери, пока дают, святоша. Что от меня требуется?
В раскосых чернильно-черных глазах прочиталась бездна благодарности пополам с уважением. Ага, сама от себя в шоке.
– Мы планируем проникновение в Инновационный центр Тагартской школы эзотерики во время праздничного маскарада в честь Дня Всех Святых, – затушив сигарету, невозмутимо сообщил Ли Мэй, словно прогулку в парке обсуждал. Я присвистнула. – Я знаю одного из правительственных разработчиков автоматона, который имеет доступ к чертежам. Ева хочет использовать на нем ангельское провидение, но касание медиума гораздо менее заметно. Однако отпечаток биоэнергетической оболочки, то бишь ауры, от медиума тоже останется.
Ну, разумеется, что безопасным это не может быть. Ненавижу экстрасенсорику. Славно, что на Теше я так и не рискнула применить чтение воспоминаний, а то и его своей аурой запятнала бы. Я сдула со лба рыжие кудри, скопировав кривую инсультную улыбку, и саркастично фыркнула.
– Всегда мечтала побывать на балу. Не переживай, святоша. Я всю жизнь играю в кошки-мышки с тайной полицией, так что очередное преследование для меня не в новинку. Только у меня одно условие.
Ли Мэй с почтительным поклоном развел руками, мол, все, что угодно. Вот же танк непрошибаемый, ничем его из колеи не выбьешь!
– Прекрати стучаться в двери серебряным кулаком. У меня травмирующие воспоминания о военной бомбежке.
В уголках глаз инквизитора появились морщинки-лучики. Он протянул мне металлическую ладонь, а я предпочла сделать вид, что не заметила, как поначалу он дернул здоровой рукой, но передумал прикасаться ко мне ею. Дождался, пока я скреплю рукопожатие, и невинно поинтересовался:
– Ты же осознаешь, что бал – это корсет, каблуки и правила хорошего тона?
Взглянув на мое неописуемое выражение лица, он впервые на моей памяти рассмеялся. Искренне, хрипло и очень заразительно. Я смутилась и отвернулась к окну, пряча заполыхавшие щеки, коих ни в жизнь за собой не наблюдала. И вдруг вспомнила, где я видела цилиндрический механизм с призмами по бокам.
В чертеже оружейного протеза. С замаскированной в нем бомбой.
Глава 7. Правила хорошего тона
– Судя по степени коррозии металла, бомбу внедрили не больше месяца назад, – нахмурился мастер Дедерик, отчего между его кустистыми бровями залегла вертикальная морщинка.
– Саботаж? – предположила я, помогая гному бережно извлечь взрывчатку. – Кто-то пытается остановить производство на фабрике? Или это покушение на вашу жизнь?
Изобретатель пожевал губами и исподлобья глянул на инквизитора. Кроме нас троих в подземной лаборатории никого не было. Я здесь оказалась впервые, но как следует рассмотреть укрепленные бетонные стены и станки, похожие на средневековые пыточные инструменты, мешала бомба под носом.
– В других статуях было нечто подобное? – рассеянно уточнил Ли Мэй, будто ничего сверхъестественного не происходило. Дождался моего отрицания и безмятежно констатировал. – Тогда, скорее всего, это диверсия. Думаю, цель злоумышленников – создание прецедента для запуска производственного расследования.
Я припомнила махинации Теша. В столице как-то появилась очередная мелкая группировка дроу, не желающая мириться с монополией «Калаверы». Теш тогда, инкогнито, разумеется, сорвал несколько их торговых операций. И скомпрометировал их, как несостоятельную банду, неспособную наладить систему безопасности. Но, как жест «доброй воли», предложил охранные услуги «Калаверы». Находясь под давлением его силовиков, та группировка в итоге была вынуждена ассимилироваться с «Калаверой».
– Империя ищет предлог, чтобы внедрить бобби на ферму механических тел? Потому что иначе ей не пробиться на территорию, которая фактически находится под юрисдикцией республики? – от догадки у меня засосало под ложечкой.
Разумеется, вселенским злом может быть лишь тайная полиция. В частности, мамбо Ллос с взводом подчиненных, что охотятся за автоматоном.
– Этим товарищам нужны мои разработки автоматона, – подтвердил мастер Дедерик, ловко обезвреживая бомбу. По лаборатории пронесся слаженный облегченный вздох. – У Анталамории есть экстрасенсы, которые могут найти способ одушевления куска металла. Но людям никогда не создать механическую куклу, способную на нечто большее, чем простое поднятие шляпы.
Мы с правительством состязаемся в воровстве. Это у политиков и называется громким словом «гонка вооружений»? Я разочаровано фыркнула и припечатала:
– Поршень им в выхлоп, а не автоматон! Мы ведь сорвали их план!
– Нет, – хором шмякнули меня с небес на землю инквизитор и изобретатель.
– Для вторжения маловат масштаб диверсии, – бесстрастно пояснил Ли Мэй, в очередной раз убеждая меня в стали своих яиц. – Чтобы Наугрим позволил провести расследование на своей территории, необходим, черт возьми, международный конфликт. С жертвами среди мирного имперского населения.
Я задумалась, мимоходом отметив, что его непрошибаемое спокойствие действует на меня, как кислородная маска. Нервная трясучка отступает, не давая мыслям путаться, как провода в коммутационной станции. То-то Барти обрадуется, что хоть кому-то удается притормозить мою привычку лететь поперед паровоза. Перебрав в памяти списки продукции «Дедерик Инк.», я остановилась на наиболее «удобном» варианте для диверсии:
– Бомбы могут быть заложены в статуях, которые фабрика поставляет для городских парков.
– Я направлю доверенных товарищей с этим разобраться, – хмуро кивнул мастер Дедерик, повел седыми бровями и вышел из лаборатории. – Гаечка, вознаграждение вам гарантировано.
Я не стала кокетничать и отказываться. Возможно, в скором времени каждая ассигнация будет на счету. Ведь если «доверенные товарищи» упустят хоть одну бомбу, сюда нагрянут бобби, и мне снова придется уходить в подполье.
– Анри, – Ли Мэй мягко потянул меня за локоть, вынуждая пропустить изобретателя вперед по коридору.
Я отметила пальцы инквизитора, предусмотрительно касающиеся лишь рубашки, и вопросительно уставилась в виноватые чернильные глаза, полускрытые упавшими вперед смоляными прядями.
– Анри, я прошу прощения. Я привел тебя сюда, пытаясь укрыть от тайной полиции, но не предугадал, что они так скоро перейдут к активным действиям. Я найду тебе другое убежище…
– Не надо! – перебила я не своим голосом, стараясь не обращать внимания, как защипало в носу.
У меня никто и никогда не просил прощения за доставленные неудобства и даже проблемы. Теш психопат, у него мозги не заточены на критическую оценку своих действий, поэтому он априори прав. Барти слишком горд, чтобы признать свою вину, а Шпилька слишком заносчива. Зато в моих неприятностях винит себя инквизитор!
– Я не хочу, чтобы кто-то страдал по моей вине! – Ли Мэй впервые на моей памяти повысил голос, сверкнув решительным, почти отчаянным взглядом.
А я явственно услышала невысказанное «еще кто-то». Что же его так сломило на войне, раз он ищет искупления у каждого встречного? У меня задрожали пальцы и страстно захотелось починить его душу, как сломанный механизм.
– Лично я по твоей вине разве что наслаждаюсь жизнью, Ли Мэй, – я улыбнулась и ненавязчиво высвободилась из захвата. Чувствовать чьи-то руки, кроме хунгана, было все еще непривычно. – Из-за тебя я вырвалась из мафии и из-за тебя стала единственным подмастерьем гениального изобретателя. Так уж и быть, за это я тебя прощаю. А если не хочешь, чтобы я страдала, то не отнимай у меня мечту, которую сам же и исполнил.
Инквизитор смотрел на меня неотрывно с какой-то дикой смесью уважения, осуждения, бессильного отчаяния и благодарности. Смотрел так долго, что у меня даже шея затекла от того, как долго я стою с запрокинутой головой. Вот сейчас как постучусь лбом ему в грудь, может, хоть тогда отомрет!
– А я думал, ты умнее, – наконец, иронично улыбнулся Ли Мэй, повторяя фразу, сказанную в первую нашу встречу.
Ага, я еще тогда мысленно ему ответила, что жизнь вообще полна разочарований. Но на сей раз, кажется, я его не разочаровала. По крайней мере из его глаз ушли тоска и застарелая боль. Вот и славно!
– Ах да, и еще, Анри, – он снова остановил меня, собравшуюся было последовать за изобретателем. Левая половина лица его вдруг дернулась, будто в преддверии нового инсульта. – Будь осторожна с Евангелин. Теургия чересчур приблизила ее к ангелам.
Дерьмово. Она, как и высшие светлые духи всегда ставит общее благо превыше частного? И при этом истово верит, что ее дело правое? Значит, делиться своими сомнениями в аморальности и неэтичности автоматона с ней не стоит.
Я серьезно кивнула и тоже за рукав рубашки потянула своего самого проблемного пациента к кабинету мастера Дедерика. Где уже вовсю шло обсуждение плана нашего проникновения в Тагартскую школу эзотерики.
– Она способная девочка, но вряд ли осилит работу под прикрытием, Цадок, – мелодичный голос Евангелин, сидящей на расчищенном от слесарных инструментов диване, каждой ноткой выражал недоверие к нашей затее, озвученной Ли Мэем.
Мы не посвящали ее в тонкости моих способностей, но, думаю, она и сама догадалась. Или просто настолько безоговорочно доверяет решениям Ли Мэя.
– Ерунда, нужны лишь поддельные документы и подставная легенда, – заступился за меня мастер Дедерик.
Я шлепнулась на подоконник и хотела было заикнуться о Теше, которому без проблем достать все необходимое, но вовремя вспомнила, что его нет в столице. Полли сообщила, что его внезапно сдернули на родину, в королевство.
– Я этим займусь, есть у меня один должник, который может помочь, – отмахнулся Ли Мэй. – Что еще нужно?
Гном уселся за стол, пожевал губами и растерянно крякнул. Евангелин расправила складки на бежевом платье и с налетом превосходства предположила:
– Этикет?
Меня чуть не перекосило. Вот единственное, что меня отталкивает в моей мечте о высшем обществе, это этикет. Свод совершенно лишних правил, призванных подчеркнуть принадлежность к какому-то эфемерно-исключительному кругу. Спорю на свой мехаскелет, что придумали его дроу, самые лицемерные снобы. Взгляд инквизитора тоже приобрел такой трагизм, будто у него резко заныли зубы.
– Ева, будь любезна, не забивай Анри голову этой ересью. Того, что она отличает столовый нож от закусочного, а рыбную вилку от десертной, вполне достаточно для того шабаша, куда мы собираемся.
Я поерзала на подоконнике и покосилась на стоящего у двери инквизитора. Вот же разведчик, когда только успел так хорошо меня изучить? За завтраком я, что ли, прокололась? Работавшие на заводе родители многого от меня не требовали, но на правилах поведения за столом у мамы отчего-то был пунктик.
– Чем сильнее она отличается, тем больше привлекает к себе внимания, а это нам ни к чему, – веско напомнила заклинательница ангелов.
Ну, честно признаться, она права. К тому же, если я хочу однажды покинуть рабочий класс, то рано или поздно все равно придется научиться играть по правилам аристократов и поступиться парочкой своих капризов ради красивой жизни. Так почему бы не начать сейчас, пока есть такая возможность?
– Я прочитаю имеющиеся в библиотеке мастера Дедерика учебники по этикету, – успокоила я Евангелин, перебив уже собиравшегося возразить Ли Мэя.
Он вскинул руки в жесте сдающегося, признавая мое право выбора, и снова обернулся к экзорцистке в немом вопросе «что еще?». Дамочка глянула на меня, сложив бровки домиком.
– А ее внешний вид тебя не беспокоит, Ли?
Мне подумалось, что нервирующая ситуация, в которой якобы даже аристократке трудно сохранять вежливость, замечательное прикрытие для намеренных оскорблений. Но заподозрить заклинательницу ангелов в желании обидеть кого-то не получалось при всем желании. Что уж кривить душой, я ведь на самом деле не манекенщица с обложки журнала мод. Инквизитор косо глянул на меня, и в уголках его глаз разбежались морщинки-лучики.
– Напротив, успокаивает, – иронично улыбнулся он.
Я фыркнула и дипломатично напомнила:
– Мы же уже решили, что с макияжем мне поможет Шпилька.
Перед этим устроив мне знатную нервотрепку и проверку на вшивость. У меня заранее заныла задница, стоило представить реакцию ярой оппозиционерки на мое участие в тайной операции по краже гостайны. Ведь она знает меня гораздо лучше этих блаженных святош, потому обоснованно и не доверяет.
– А с осанкой? – дамочка отчаянно всплеснула руками, и вот на это я обиделась.
Может быть, миледи действительно переживает и искренне хочет помочь, но это все равно не дает ей права цепляться ко мне по мелочам. Держать спину прямо меня учила мама, и делала она это на совесть, как и все, за что бралась. Да, я не выпячиваю грудь колесом и не хожу так, словно жердь проглотила, в отличие от «ледей», но и сутулиться себе не позволяю.
– Попрошу Шпильку подкорректировать и это. Думаю, она не откажется от нового кандидата на дрессировку, – саркастично процедила я.
Мастер Дедерик закашлялся, маскируя хохот. Ли Мэй за упавшими вперед прядями спрятал смешинки в раскосых глазах. Евангелин скупо улыбнулась, словно большего от меня и не ожидала, но возражать не стала.
– Тогда я научу тебя вести светскую беседу. Твое чувство юмора может быть недооценено представителями столичной знати.
Спасибо, до меня уже дошло, что я непроходимая деревенщина! Ли Мэй поблагодарил миледи Евангелин за проявленное великодушие вместо меня.
Пришедшая с утра Шпилька с кокетливой улыбкой вняла просьбе Ли Мэя помочь сделать из меня подобие леди. А, едва мы остались наедине, приперла меня к стенке, обдав дурманящим запахом мускусных духов и оцарапав шею «когтями». Что и требовалось доказать.
– Значит, пять лет ты отказывалась вербоваться, но зато примкнула к команде создания автоматона, хотя всегда была противницей автоматизации? – прошипела она. – Ну и кто же тот крысолов, под дудочку которого ты скачешь? Буревестник? Барон Суббота? Или вовсе тайная полиция? За сколько же ты продалась, Гаечка?
– Я не предаю своих, – напомнила я, не делая попыток вырваться. Жаль, здесь нет Бандита. Одноглазый котище всегда защищал меня от истеричной куртизанки.
– А кто говорит о предательстве? – деланно удивилась Полли. – Ты ведь не сдаешь команду, ты всего лишь продаешь их идеи. Разве не так ты всегда успокаиваешь свою совесть, умелица выкручиваться?
Да, она действительно слишком хорошо меня знает. Убедить ее в моих чистых помыслах будет проблематично. Я поджала губы и напомнила ей о моей преданности тем, кого я называю друзьями. И сообщила, что присоединилась к оппозиции ради Барти и Теша, безопасности которых будут угрожать автоматоны.
В конце концов, Шпилька мне все-таки поверила. Хотя развеять ее сомнения полностью, подозреваю, у меня не получится никогда. Оказывается, репутация нейтральной стороны тоже может сыграть злую шутку.
– И когда это оппозиционеры успели для тебя стать «своими»? – все еще недовольно, но уже не так яростно огрызнулась ночная бабочка.
Да чтоб тебя отцентрифужило, подруга! Я хотела было огрызнуться, но эмпатия подсказывала, что сейчас не время для сарказма. Значит, придется признаться. И, прежде всего, самой себе. Я скрипнула зубами и состроила морду «кирпичом», ответив в духе Хелстрема:
– Не оппозиционеры.
Шпилька, судя по надменному лику, уже заготовила какую-нибудь шпильку в мой адрес, но вдруг поперхнулась. Пару секунд постояла в прострации, шлепнула себя по щеке, приходя в себя, взглянула на меня, как на душевнобольную, и жестко выплюнула:
– Гангстера-психопата тебе оказалось недостаточно, и ты решила себя заземлить государственным изменником с грандиозным комплексом вины?
Я закатила глаза, но дальше развивать эту тему не стала. Во-первых, это моя жизнь и мое дело, как, когда и с кем заземляться. Во-вторых, Хелстрем пока что самый порядочный из встреченных мною людей, и мне глубоко наплевать, из-за комплексов он такой или еще из-за чего. И вообще, не хватало только получать нотации о делах сердечных от проститутки!
– Ладно, Генри, – Шпилька слегка поморщилась, возвращая лицу выражение привычной надменности. – Я тебе верю. Но не обольщайся. О любом твоем подозрительном действии я донесу Евангелин.
Справедливо. Но почему не Ли Мэю? Я, конечно, малодушно рада, что инквизитору не будут на меня клеветать, но ночная бабочка не из тех, кто станет щадить мои чувства. Нет, наверно, она просто усомнилась в его компетентности, когда он пригласил меня на фабрику. Ведь он питает слабость к людям, которые не считают его калекой, и оттого может быть необъективен ко мне. Не профессионально, но у каждого есть свои недостатки.
На следующий день с утра началась «дрессировка». И оказалось, что быть леди не так-то просто. Если детишек аристократов с детства муштруют также, как меня Шпилька, то немудрено, что они все такие малахольные.
– Лопатки сведи, собака сутулая! – хлесткий удар стеком по спине заставил меня зашипеть не хуже Джека Потрошителя. Полли придирчиво осмотрела результат, скривилась и шлепнула меня еще и по ногам. – Колени выпрями, кузнечик колченогий! Ты на каблуках или на ходулях? Подбородок подними выше. Выше, я сказала!
Спустя неделю подобных издевательств я уже готова была самолично заземлиться. Не представляю, как Шпильке удается всегда быть красивой. Это труднее, чем за фрезерным станком целыми днями стоять.
– Пудру не клади таким толстым слоем, на тебе и без того маскарадная маска будет! Вообще-то это ты должна подводить брови, а не они тебя! А такой оттенок теней выбирают только портовые шлюхи!
Я в сотый раз послушно переделывала макияж и успокаивала себя мыслями об ожидающем меня учебнике по кинематике. И все больше завидовала от природы красивой Евангелин.
– Ага, а царские осанка и походка у нее тоже от природы? Аристократов с рождения муштруют, как нам и не снилось, Гаечка! Ну, ничего, нам и месяца хватит. Привычка вроде бы за двадцать один день вырабатывается. Я еще сделаю из тебя человека! Сопли подбери только, интеллигентка.
Я послушно хлюпала носом, собирала рассыпавшиеся по полу книги и вновь ставила их себе на макушку. И убеждала себя, что теперь хотя бы на фоне шлюх не буду выглядеть деревенщиной. Я же мечтала о пропуске в высший свет? Вот, пожалуйста, получите-распишитесь! Впредь буду осторожней в своих желаниях.
– Если бы мы не были подругами, я бы сказала, что ты безнадежна! – яростно припечатала Шпилька, глядя через зеркало на мое отражение. – Но мы дружим, хоть и с натяжкой, поэтому я скажу «попробуй еще раз». Красное платье с рыжими волосами не лучшее сочетание. А белое не по случаю. Сама подумай, День Всех Святых – это же мрачный готический праздник! О, черт, нет, сними это немедленно, черный тебя убивает. Я бы посоветовала коричный с золотым или оливковый с апельсиновым или изумрудный с графитовым… нет, Гаечка, это не все «зеленый», Енох помилуй!
Авторитетно утверждаю, что примерку платьев можно официально причислять к разновидности пыток. Как и танцы.
– Поверить не могу, что Ли рекомендовал отправить на бал ту, кто понятия не имеет о танцах, – якобы разговаривая сама с собой, но так, чтобы я непременно услышала, сокрушалась Евангелин.
Благо, с партнером проблем не возникло. Ли Мэй, разумеется, был слишком занят в создании автоматона, но вот близнецы могли уделить мне час времени в день. Хотя Дастин, несмотря на то что танцевал лучше брата, из-за своего трудного на подъем характера чаще ссылался на иные срочные дела. А вот Денис, как всегда, был за любой кипиш.
Степенные традиционные вальс, полонез и менуэт. Задорные народные контрданс, мазурка, полька и кадриль. А также новомодные танго, самба, фокстрот и твист. Можно мне обратно в трущобы к родным «два притопа, три прихлопа»?
Когда мне казалось, что еще одно па и я развалюсь по косточкам, Евангелин принималась планомерно сношать мне мозги светскими беседами. Откровение о том, что в приличном обществе запрещено обсуждать политику, религию, деньги, здоровье, интимные взаимоотношения, личные проблемы и окружающих, меня окончательно заземлило. Неудивительно, что все эти вшивые интеллигенты такие скучные.
