Катерина Мелех
Ферма механических тел
Глава 15. Новый Свет, старая тьма
Цеппелин опускался на станцию дирижаблей в стороне от Аркана, грохоча выпускаемым якорем. В окно иллюминатора я наблюдала за приближающейся столицей Контрема, по старой привычке отмечая перспективные для слежки перекрестки и тупиковые закоулки, куда соваться не стоит. Хотя теперь, скорее всего, эта информация для меня будет бесполезна. Вряд ли мне еще когда-нибудь придется шастать по городским трущобам, учитывая, что дед твердо вознамерился ввести меня в клан Дедерик.
С высоты птичьего полета Аркан мало отличался от Тагарты. Такие же деловые центры, спальные районы и промышленные кварталы. Такие же пафосные особняки, претенциозные казенные учреждения, однообразные доходные дома и покосившиеся трущобы. Такие же парки и аллеи в центре, сейчас укутанные снегом, такой же мусор на тротуарах окраин, смешанный со слякотью. Такие же парочки буржуев на променаде, толпы пролетариев, идущих с ночной смены, беспризорные дети на перекрестках и бродячие животные в переулках. Такие же паромобили, омнибусы, паровые телеги и пар от теплотрасс.
Здесь было теплей и солнечней, чем в моем родном городе. Улицы не переплетались, как провода в коммутационной станции, а располагались перпендикулярно друг другу, деля город на неравные квадраты. У зданий не было покатых крыш с треугольными портиками в стиле античных храмов, зато имелись капитолийские купола на колоннах. А зангаосцев, гномов и дроу здесь заменяли бадавийцы, эльфы и орки. Но ощущение чуждости, которого я втайне боялась, отсутствовало. Все-таки фантик не имеет значения, если начинка, то бишь люди, везде одинаковые.
Я поморщилась. Мыслительный процесс все еще был болезненным, из-за мигрени, преследовавшей меня две недели полета над океаном Пропащих после неаккуратного взлома блокировки памяти Итаном.
– Готова? – в родных чернильных глазах сверкала невозмутимая уверенность в моих силах. – Помнишь, о чем мы договаривались?
– Лицемерно улыбаться в стиле дев с полотен Ренессанса и повторять, как я счастлива оказаться в этой прогрессивной стране, вырвавшись из плена деспотичной загнивающей родины, – меня перекосило, как от инсульта.
– Я предупреждал тебя о высшем свете, – с виноватой улыбкой пожал плечами Мэй.
В ответ на это я лишь фыркнула. Если такова цена за матрасы без клопов и питание, отличное от голубей и чаек, то я готова притерпеться к фальши. Прогибаться я так и не научилась, но подстраиваться умею.
Встречала нас целая делегация из мелких чиновников, врачей, священников, репортеров и толпы зевак с рабами. Я присвистнула, отвлекшись, и оттого к внезапной атаке оказалась совершенно не готова. На затылок плюхнулась тяжесть, впиваясь острыми шильями в лопатки.
– Бандит, поршень тебе в выхлоп! Сколько раз я запрещала тебе прыгать на меня сверху! – зашипела я, потирая расцарапанную спину, но сгонять рыжего одноглазого кота не стала. Блох ему Полли успела вывести, а его мурлыкание-тарахтение здорово лечило мигрень.
В ногах закрутился колченогий серо-полосатый Пират, норовя меня уронить. Я закатила глаза, взяла его на руки и шагнула с трапа вслед за Мэем. Барти, подкрутив хэндлбар и оскалив вставную стальную челюсть, раскинул руки и пошел запанибратски обниматься с угодливо кривящимися в подобие улыбок чинушами.
Нас с Мэем окружили врачи и святоши, прикладывая нам к груди стетоскопы, а ко лбам кресты и сигилы. Пытались выявить признаки лихорадки и одержимости.
Репортеры вдруг заорали, выкрикивая вопросы наперебой, защелкали фотоаппаратами, загудели эхографами. Я еле сдержала рвотный рефлекс от спазма сосудов в голове и с облегчением догадалась, что причиной такого фурора являлись не мы, а сошедший с «Буревестника» дед.
В конце концов нам тоже перепала толика назойливого внимания. Мои эмпатические сенсоры, даже заблокированные, зачесались, и я поняла, что это Мэя в душе коробит от необходимости лицемерить. Хотя внешне он оставался привычно-безмятежным, разве что левая половина лица чуть одеревенела. Я же, привыкшая целовать задницы, бессовестно льстила репортерам, но как-то отрешенно, словно плавая в тумане.
Только через пару часов, когда нас везли в «Аргентуме» – паромобиле-лимузине с отделкой из серебра – по широким авеню Аркана мимо высоких кондоминиумов аж в десять этажей, до меня наконец дошло, что я действительно плаваю в тумане. Сотканном из эктоплазменных эманаций.
Задница поджалась, и я непроизвольно вцепилась в браслеты на плечах, скрытые джинсовым рабочим комбинезоном. А я еще считала, что в Тагарте муниципальные чистильщики обленились! Придется покупать очки с линзами, отсекающими астральное излучение, иначе все вокруг так и будет бело-синим, как в осенние дни над Сизым заливом.
Нас заселили в отель в центре столицы, предоставили бесплатный доступ ко всему ассортименту услуг от бара до спа-салона и приставили взвод полисменов. Но я не обманывалась, помня, как Теш пытался так же нанести золотое напыление на стальные прутья моей клетки, когда запер меня в «Калавере».
Помогая создать автоматон, я пережила смертельную перегрузку астральных сенсоров на маскараде, взрыв на фабрике, бегство по канализации и пытки бобби. Но я не позволяла себе расслабиться, ведь настоящая борьба ждала впереди.
На следующий день после прибытия к нам с Мэем, дедом и Барти заявилась орава нотариусов для урегулирования вопроса с нашим нелегальным пересечением границы. Чуть позже к ним присоединился какой-то высокий и худой, как магистр Пикинджилл, мужчина в костюме-тройке, крокодиловых туфлях, стетсоне и с противными тоненькими усиками. Оказавшийся мессером Авраксом Джарвисом, магнатом, в чьих холеных, пухлых ручках, не вяжущихся с общей скелетообразностью, были сосредоточены контрольные пакеты акций основных картелей, синдикатов и трестов тяжелой и металлургической промышленности Контрема.
Именно он спонсировал Лигу антиимпериалистов Анталамории. Именно он мечтал заполучить автоматон сильнее, чем бобби. Именно он становился нашей проблемой на всю оставшуюся жизнь. Потому что наша цель, из-за которой мы все и присоединились к оппозиции, это не дать автоматизации оказаться в единоличном пользовании каких-нибудь подонков с пониженной социальной ответственностью и отсутствием моральных принципов.
С магнатом был разговор о патенте на автоматон и правовых основаниях открытия «Дедерик&Ко» – дочерней компании «Дедерик Инк.», филиал которой тоже наличествовал в Аркане – которая занималась бы исключительно производством автоматонов. Отсутствие юридического образования, стойкая неприязнь к шпионским играм и муть в мозгах не способствовали моему бойкому вовлечению в разговор.
Но когда речь зашла о моем причислении к роду Дедерик, я посчитала обоснованным вмешаться с предложением о двойной фамилии с сохранением отцовской. Ну, мало ли какие претензии возникнут у моих родственников-гномов к бастарду, а с фамилией Норкотт у меня всегда будет лазейка.
Мне даже эмпатия не понадобилась, чтобы ощутить все то уничижение и пренебрежение, которым меня окатили конфедераты. И я как-то сразу поняла, что имела в виду Евангелин, когда называла Новый Свет старой тьмой. Страна, которая кичится своим прогрессорством, до сих пор не изжила рабство и предрассудки, что женщины не имеют права влезать с грудью туда, где якобы нужны яйца.
Я кожей почувствовала, как в Мэе вскипает липкий, черный деготь, и успокаивающе погладила его бедро под столом. Вышвырнуть души этих лицемеров в астрал, конечно, весьма богоугодное дело. Но становиться причиной международного конфликта в мои планы на ближайшую жизнь не входит. Поэтому я покорно заткнулась, уже представляя, как освоюсь тут, докажу свою незаменимость и вот тогда-то устрою этим кретинам эмансипационные реформы.
Зато, как мы и договаривались, мою инициативу горячо поддержал дед, поэтому мое предложение с фамилией все-таки учли. Все две недели полета мы с ним по этому поводу ругались, ведь он хотел меня сделать полноценной Дедерик. Но перед мессером Джарвисом мы тщательно разыгрывали взаимную нелюбовь и готовность при любой возможности начать грызню за наследство. Часть нашего грандиозного плана по отстаиванию автоматона.
Встречу мессер Джарвис завершил подарком. Оказывается, нам причитается денежное вознаграждение за помощь в создании автоматона, от количества нулей которого у меня натурально глаза на лоб полезли. И, что едва не заставило меня грубо заржать, причисление к национальному достоянию.
Если бы кто полгода назад сказал, что меня обзовут ресурсом, составляющим основу устойчивого существования и развития второй по величине страны мира, засмеяла бы, сидя на изгвазданном нечистотами полу трущобной ночлежки. У судьбы своеобразное чувство юмора. И не догадаешься, что было ее насмешкой: годы моего выживания на дне Тагарты или моя новая жизнь на верхнем этаже в центре Аркана.
Следующие недели потонули в бумажной волоките, да так, что я даже затосковала по криминальному бизнесу, которому вся эта ересь не требовалась. Мы постоянно мотались по каким-то казенным учреждениям, располагающимся в пентхаусах престижных кондоминиумов, но по атмосфере мало отличающимся от штаба тайной полиции Анталамории. И даже по малейшему поводу не забывали спорить. Для тех, кто за нами наблюдал и докладывал мечтающему нас подмять магнату.
Задним числом с помощью связей Барти оформили свидетельство о браке, заграничные паспорта и трудовые визы.
Мэю, учитывая его заслуги, как инквизитора, предложили должность инспектора Отдела расследований экстрасенсорных преступлений Департамента полиции Аркана. Я хотела было вякнуть, что ему нужна работа поскучнее, потому что развлечений ему и на войне хватило, но вовремя заткнулась. На самом деле он до сих пор живет на войне. Иначе, вернувшись с Третьей опиумной, не стал бы идейным лидером оппозиции. Поэтому ему просто жизненно необходима работа, предполагающая высокую премию за риск.
Меня же официально устроили, как ассистента мастера Дедерика, благодаря чему я теперь могу получать семипроцентный доход от продаж протезов и имплантов, к конструированию или созданию которых имею отношение. Прибавить к этому процент с патента на автоматон и тетраграмматон, и, думаю, родители могли бы мною гордиться. Я выбилась-таки из дерьма в люди.
После оформления трудовых виз мы встали в очередь на получение паспортов граждан Контремской конфедерации. Вообще-то, гражданство можно получить только после пятилетнего проживания в стране, поручительства двух граждан и сдачи экзамена на знание контремского языка, истории и государственных институтов конфедерации.
Но для нас эту процедуру в части времени проживания в стране сократили до полугода. За экзамен со своей гномьей памятью я не переживала, институты вызубрю, историю помню еще с уроков в приюте, а язык и вовсе является диалектом моего родного, ведь меняется только произношение. Доверенных поручителей пообещал подобрать мессер Джарвис. Сам он подставляться не пожелал. Вполне резонно, учитывая наш статус изменников родины.
Потом мы изматывающе-муторно открывали счета в гномьем банке. Текущие счета, счета по вкладам и депозитам, кредитные счета, на которые банкиры подсаживали всех конфедератов, как на эльфийскую дурь. Расчетные и номинальные счета для «Дедерик&Ко» и даже какие-то счета эскроу, назначения которых я вообще не поняла.
В какой-то момент оказалось, что возвращаться в отель, где нет ничего милого сердцу, мне претит. Такая вот я капризная дама. С моей жизнью никогда нельзя быть уверенной в завтрашнем дне. А потому я приучила себя по максимуму наслаждаться выпадающими шансами лучшей жизни.
Мэй, как выяснилось, на оси вертел антураж, главное, чтоб я была рядом. Я от такого заявления растроганно захлюпала носом и в порыве страсти потащила мужа в риэлторскую контору. Где выяснилось, что популярная нынче отделка апартаментов в пастельных тонах с мебелью неоклассического стиля нам с Мэем решительно не нравится. Уж больно фальшивая, нарочито-неброская, призванная лицемерно скрыть шестизначные доходы владельцев. В этом все конфедераты.
Ну, а мы люди простые. Мэй провинциал, а я так и вовсе на четверть гномка. Мы любим громоздкий викторианский модерн и дорогие излишества. Периферия, да. Зато честная. Поэтому дом мы выбрали в старом районе Аркана, где дизайн помещений сохранился еще с войны за независимость.
Колониальный стиль, конечно, не предполагает стрельчатые витражи и кирпичные стены, по которым у меня была отчаянная ностальгия, но сложные изгибы мебели и обилие бархата тут присутствуют. Мою безвкусную натуру это удовлетворило, а избавиться от ностальгии я могла и на фабрике, пожалованной деду, где индустриальный стиль ничем не отличался от аналогичного имперского.
Дом. Собственный дом. Непривычное, давно забытое слово, похороненное вместе с родителями. Воскрешенное Мэем, как и я сама. На его покупку ушло почти все вознаграждение, подаренное нам металлургическим магнатом, но я не жалела. Живя на дне, слишком часто теряешь все и начинаешь с нуля, поэтому быстро отвыкаешь привязываться к чему бы то ни было и чахнуть над богатством.
Однако потратить все свои сбережения на капризы, а потом остаться с голой задницей такой же клинический идиотизм, как и откладывание денег «под матрас». Поэтому, оценив стоимость достойного уровня жизни, я решила всерьез озаботиться восстановлением монетизации своей основной профессии. А заодно и реализовать давнюю мечту. Осталось лишь получить лицензию хирурга-механика и открыть собственную клинику.
Поставщиком оборудования и механических протезов и имплантов, разумеется, будет выступать «Дедерик Инк.». О поставке анестетиков можно заключить договор с любой аптекой или даже фармацевтической компанией.
Чтобы сдать полагающиеся врачу экзамены, здесь, в отличие от империи, не обязательно было шесть лет просиживать в университетах, достаточно было просто прийти на соответствующий экзамен. Что мне нравится в контремской системе, так это умение ценить человеческие ресурсы не за бумажки об окончании образования, а за талант и навыки. Что мне не нравится, так это то, что все бумажки здесь можно просто купить.
Конечно, я морализмом и принципиальностью не страдаю и не собираюсь упускать такой шанс получить справку о психическом здоровье, не излечиваясь от садизма, без которого вряд ли смогу оперировать. Но на мой взгляд с этим своим девизом «все можно продать, всех можно купить» они здорово приближают появление второго Джека Потрошителя. Ну да не моя проблема.
После оформления медицинской страховки мы зарегистрировались в Центре учета людей с экстрасенсорными способностями, купили мне очки-«стрекозы» с желтыми линзами, отсекающими астральное излучение, и серебряную заколку-сигилу. Я доверяю силе браслетов Теша, но в моем случае лишняя защита от одержимости никогда не помешает.
Потом еще подтвердили наши водительские права и присмотрели новую модель «Стэнли Стимера», напоказ из-за нее поругавшись, хотя в этом вопросе Мэй безоговорочно доверился моему выбору. И даже побывали на приеме у мэра, где я с приятным изумлением обнаружила, что больше не чувствую себя неловко на подобных сборищах.
То ли после Ллос, в плену у которой я в полной мере осознала свою бесправность и беспомощность, меня теперь какими-то там акулами бизнеса не напугать. То ли после причастности к созданию автоматона и паре недель жизни в роскоши я достаточно свыклась с титулом наследницы клана Дедерик, чтобы приравнять себя к обладателям крокодиловых сапог. То ли контремская элита просто ничем не отчается от того контингента, с которым я привыкла работать в подполье.
Как бы то ни было, но на приеме мне даже удалось отдохнуть от бюрократической волокиты. Отчасти за счет танцев до упаду, отчасти благодаря завуалированному скандалу с какими-то девицами из «золотой» молодежи. В Контреме взаимные гавканья, завернутые в фантик вежливой патетики, являются чуть ли не признаком хорошего тона. Так что я со своим богатым опытом общения с проститутками и бандитами чувствовала себя здесь в своей стихии.
А вот к Мэю не лезли и с безобидными шпильками. Новость о его способности вышвыривать эндоплазму в астрал быстро стала самой обсуждаемой в кулуарах. Поэтому оскорблять его даже «в шутку» не рисковали. Мэя, судя по безмятежной, слегка ироничной улыбке, такое положение дел весьма устраивало.
Кажется, у нас вполне получилось создать образ типичных имперских эмигрантов, вырвавшихся из «загнивающей» родины и дорвавшихся до благ «прогрессивной» страны. От него зависел успех мероприятия по отстаиванию автоматона.
Если в империи мы делали все, чтобы робот с призраком внутри не оказался ни в чьем единоличном пользовании, то почему здесь должны прекращать? Я не хочу однажды прочитать в газетах, например, что лидер «Калаверы» уничтожен автоматоном, поставленным в Анталаморию фирмой «Дедерик&Ко». А, чтобы этого не произошло, мы должны обладать властью влиять на решения, принимаемые руководством компании.
Я в этих шпионских играх ничего не смыслю, поэтому составление плана действий доверила мужчинам. Дед в курсе процесса управления промышленным предприятием, Мэй, учитывая инквизиторский опыт, с легкостью оперирует законами, а Барти знает слабости в менталитете конфедератов. Мне остается только сыграть свою роль капризной овцы, для чего даже притворяться особо не надо.
День икс наступил в начале февраля. «Дедерик&Ко» объявила о выпуске акций. Мы вчетвером прибыли на фабрику, расположившись в игровом зале, почти что близнеце того, что был на фабрике в Тагарте.
Буревестник не потрудился надеть что-то поприличней бессменного синего кожаного авиаторского плаща и цилиндра. Но никакого дискомфорта по этому поводу, да и вообще по какому бы то ни было другому, явно не испытывал, театрально развалившись в кресле за покерным столом.
Дед не в привычном заляпанном моторным маслом комбинезоне, а в бархатном сером двубортном рединготе выглядел истинным главой рода. Оглаживая расчесанную седую бороду, он мерил шагами зал, бросал из-под кустистых бровей на нас хитрый взгляд и крякал своим мыслям.
На Мэя я старалась лишний раз не таращиться, потому что непроизвольно начинало зудеть внизу живота. Белоснежная рубашка без изысков стоимостью с полгода моей работы подпольным мехадоком. Черный костюм-тройка с отделкой узором серебряных сигил по вороту и обшлагам рукавов и «Уэбли» на поясе. Легкая небритость и неряшливо упавшие на глаза иссиня-черные пряди до плеч, прячущие обманчиво-рассеянный взгляд. Он отрешенно выпускал в распахнутую фрамугу клубы сигаретного дыма, но я знала, что от его внимания не укрывается ни одна деталь в этой комнате.
Я нервно расправила оборки оливкового платья, длинного сзади и короткого спереди, с расширяющимися к запястьям рукавами, перехваченными на локтях золотыми браслетами Теша. Под платье я надела узкие зелено-коричневые полосатые брюки, не столько как вызов местному ригидному обществу, сколько как винтик, соединяющий меня с моей прошлой жизнью. Доказывающий, что я не потеряла себя среди мрамора и свечных огней.
Корсет помогал держать спину и как будто еще слегка увеличившуюся грудь. Митенки из тончайшей рыжей замши, подаренные мне Мэем в Ночь Всех Святых, подчеркивали цвет дерзко обрезанных до скул, распрямившихся в отсутствие влажности волос, и сочетались с такими же ботильонами на квадратном каблуке.
В общем, выглядели мы вполне готовыми к подковерным интригам старой тьмы Нового Света. А вот почтивший нас своим присутствием мессер Авракс Джарвис в сопровождении десятка деловых партнеров почему-то проассоциировался у меня с Башней Бенни в окружении прихлебал. Должно быть, потому что за его долговязой спиной маячили два дюжих орка с дредами. В скрипящих кожаных брюках, дорогущих рубашках без рукавов, кожаных перчатках без пальцев с золотыми кастетами. И ошейниках.
Я никак не могу привыкнуть к виду этих чернокожих клыкастых гигантов, что на Остконтине порабощают народы Бадавийской пустыни и взращивают самых могущественных некромантов – колдунов вуду – в мире, в рабских ошейниках. Чует моя задница, конфедераты еще хлебнут дерьма из-за этой своей извечной тяги к пафосу. Дождутся, будет на их кладбищах макабр28.
– Ну что, коллеги? – мессер Джарвис подмигнул, словно страдающий тиком, и направился опустошать бар. – Все довольны распределением ценных бумаг?
Настал звездный час необразованного и невоспитанного подпольного мехадока Гаечки!
– Поршень вам в выхлоп, – тихо, словно бы себе под нос, но с чувством огрызнулась я.
Выражения лиц у присутствующих стали неописуемыми. Часть из них пыталась понять сказанное и открывшийся сакральный смысл им явно не понравился. Часть просто опешила, что такая ошибка природы, как существо женского пола, оказывается, может разевать рот наравне с мужчинами.
– Анри, мы ведь это уже обсуждали, – Мэй страдальчески поморщился, словно у него резко заныли все зубы, вовсе при этом не лицемеря. Мы сотню раз репетировали этот спектакль на борту «Буревестника», поэтому мои припадочные вопли ему успели набить оскомину. – Распределение справедливое.
– Тебе и мейстеру по семь процентов, Барти пять, а мне два! Это ваша справедливость? – я чуть повысила голос и добавила истерично-плаксивых ноток. – Я сконструировала антропоморфного робота! Я изобрела тетраграмматон! Я добыла фотографии пост-мортем! Я тоже требую семь процентов!
Сначала была мысль затребовать десятку, а потом сторговаться на семи. Но мы отмели ее, как слишком рискованную. Такая акула бизнеса, как металлургический магнат, сразу раскусит наш план.
– Заглохни, Гайка! – рявкнул из кресла Барти. – В свободном обращении должно быть пятьдесят пять процентов акций! Двадцать четыре у мессера Джарвиса! Откуда мы тебе твои семь возьмем? Прежде, чем влезать с предложениями, научись считать!
Противные усики упомянутого мессера дернулись от ухмылки, спрятавшейся за стаканом виски. Давай, наслаждайся нашей грызней. Нам того и надо.
– Мне плевать, откуда! – я закатила глаза. – Хоть из своих долей!
– Да если бы не я, тебя бы здесь вообще не было!
– Я не отдам свою долю бастарду!
Хором вскинулись Мэй и изобретатель, гневно оборачиваясь ко мне.
Короткий взгляд, брошенный магнатом на моих «партнеров», сверкнул злорадством и легкой гадливостью. Он явно ни во что ни ставил недалеких имперцев.
– Тогда я отзываю права на тетраграмматон! – взвилась я.
– Подождите-подождите, уважаемая мессера Генрика, – тут же вклинился в безобразный скандал Авракс, безошибочно уловив опасную почву. Ведь патент на тетраграмматон действительно был целиком и полностью мой. – Давайте мы все не будем горячиться. Возможно, вас устроит доля в пять процентов?
Ага, чтобы мы по сумме сравнялись с его долей? Ну уж нет. В университетах я не училась, и в ценных бумагах ничего не смыслю. Но с войны знаю, что такое и что дает численное преимущество.
– Семь, – буркнула я. Хлопнула ресницами, как овца, и обиженно протянула. – Как у мужа и деда.
На лицах присутствующих остатки сомнений смыло волной снисходительности. Женщина, что с нее взять. Проще согласиться на ее идиотические капризы, а потом исподтишка выдоить, как тельную корову. Ведь такая деревенщина все равно не сможет разумно распорядиться свалившимся на нее богатством.
Джарвис думал. Естественно, он понимал, что означает наша общая доля. Двадцать шесть процентов, блокирующий пакет. Как объяснял дед, владелец такого пакета может наложить вето на решение владельца контрольного.
Щекотливость ситуации заключалась в том, что управление фабрикой, выпускающей автоматоны, предполагалось на паритетной основе, голосами мессера Джарвиса и нашей четверки. Об этом были заключены какие-то соглашения между магнатом и старейшинами клана Дедерик, но в них я не вникала.
Учитывая, что Барти три четверти времени находится в полетах, присутствовать на каждом собрании он явно не сможет. А без его голоса, согласно долям акций, голос мессера Джарвиса становится решающим. Значит, с моим капризом можно и согласиться.
Проблемой была черта характера всех конфедератов, о которой нас предупредил Барти. Поклонение деньгам, как Еноху. Наркотическая зависимость от них, требующая их все больше и больше не для какой-то конкретной цели, а просто так.
Следовательно, мы резонно предполагали, что Джарвис не удержится от соблазна и в нашем случае. И, наплевав на соглашения с кланом гномов, примется скупать акции, находящиеся в свободном обращении, чтобы заполучить контрольный пакет и присвоить «Дедерик&Ко» себе.
На его стороне целый штат адвокатов, способных оправдать и дьявола, и «деловые партнеры», разумеется, зашантажированные до полной покорности. Ведь элита Контрема сформировалась из беглых каторжников, бандитов и коррумпированных чиновников, сбежавших из Анталамории. А с их методами «добиться своего» я знакома не понаслышке.
Мы себе такой роскоши, как нарушение законов в части скупки свободных акций, позволить не можем. Значит, чтобы защититься от возможного «поглощения», нам необходима наша общая доля в двадцать шесть процентов. Закрепленная нотариально на этой сходке криминальных авторитетов, громко обзываемой «собранием».
Но типчик с усиками об этом не знает. Он думает, что деревенщина Гаечка всего лишь хочет, чтобы ее заслуги признали наравне с «мужем и дедом». Ведь эмансипированные анталаморийки так зациклены на своей «силе и независимости», которые, умным мужчинам-то понятно, просто слова. А блокирующий пакет эти недалекие имперцы никогда не смогут собрать, ведь гавкаются даже из-за своих крошечных долей, как свора дворовых псов.
Я чувствовала отголоски его эмоций даже через приглушающие мою эмпатию татуировки. И уже знала, что он выберет. Ведь что такое тетраграмматон по сравнению с парой бумажек.
С фабрики я уходила в сопровождении поселившихся тут Бандита и Пирата с улыбкой клинической идиотки на губах. А вечером Мэй принес мне пакет документов от него, деда и Барти. На которых мне достаточно будет просто поставить подпись, чтобы защитить автоматон от монополии металлургического магната, если тот все-таки не сумеет противиться соблазну «поглотить» нашу ферму механических тел.
За всей этой бюрократической свистопляской я даже не заметила, как прошла мучившая меня больше месяца мигрень. А вот тошнота, накатывающая беспричинно и бессистемно, осталась.
Я сплюнула горькую слюну, заторможенно хлопнула ресницами… и метнулась к настенному календарю в холле. Отсчитала дни, поперхнулась, пересчитала еще раз и еще. И сползла по стенке на пол. Мысли путались, как провода в коммутационной станции.
Эйфория, как от эльфийской дури, смешивалась с паникой: как отреагирует Мэй? Ведь это так невовремя, учитывая наш план по защите автоматона, где мне отвели главную роль из-за моего умения чуять души людей и подстраиваться под них! Чуть не заземлило меня воспоминание о словах Папы Легбы о моем «положении», сказанных мне на прощание, сакральный смысл которых наконец-то до меня дошел.
Так, значит, уже тогда?.. Сразу, после нашего с Мэем первого раза?.. А я, будучи в этом «положении», добровольно отдалась на пытки тайной полиции?!
Я резко вскинула себя в вертикальное положение и направилась в свой кабинет, переделанный под мастерскую. Голову требовалось срочно чем-то занять, чтобы ни в коем случае не возвращаться к мысли, что от чрезмерного перенапряжения организма от эмпатических пыток могло произойти то же, что и от сильфия.
Поэтому я взяла из нашей пока пополняющейся, полупустой библиотеки историю оркской Орды, и принялась размышлять над запавшей мне в душу еще тогда, на «Буревестнике», идеей автоматона, управляющегося куклами вуду. Ведь для пляски смерти каплаты и бокоры как-то же поднимают трупы, не вселяя в них эктоплазму. Правда, трупы – это органика, на которой остается след когда-то бывшей в ней эндоплазмы и ауры, а у нас груда металла и моторного масла…
Такой – встрепанной, дерганной, сидящей на столе, свернув ноги кренделем посреди хаоса книг, чертежей, слесарных инструментов, шестеренок и заготовок для новых протезов – меня и нашел вернувшийся из полицейского участка Мэй. Я осоловело оторвалась от научных изысканий и нервно подорвалась к мужу.
– Мэй, у меня новая идея! Правда, она пованивает некромантией, ну так и автоматон мы изобрели, опираясь на процесс поднятия зомби… – затараторила я, помогая ему снять новую шинель. Протиснулась мимо него на кухню, включила газовую конфорку и поставила греться сковороду, распространяющую ароматы, сводящие в голодном спазме желудок. – Я приготовила рагу, будешь? Знаю-знаю, я собиралась сделать стир-фрай, но получилась опять каша…
– Гаечка, – бархатная хрипотца вызвала толпу мурашек вдоль позвоночника, стальная рука, заледеневшая на улице, легла на шею и ласково развернула меня лицом к ее обладателю. – Что-то случилось?
Я взглянула в родные раскосые чернильные глаза, светящиеся успокаивающей безмятежностью, с добрыми морщинками-лучиками в уголках. И разревелась.
Не знаю, как он понял из моих бессвязных бормотаний, что я хочу сказать, но на то мой муж и бывший шпион. Мои губы смяло поцелуем, постоянно прерывающимся, из-за его неудержимой улыбки, затронувшей даже обычно неподвижную левую половину лица. На языке у меня осел привкус шоколада, от того счастья, которым делилась со мной его янтарная душа.
– Но это же так невовремя! – всхлипнула я, задыхаясь от поцелуев.
– А я думал, ты умнее, – иронично отозвался Мэй, стискивая меня в стальных объятиях.
Осознав, какую ерунду, действительно, только что ляпнула, снова всхлипнула и счастливо рассмеялась, на сей раз сама потянувшись за поцелуем. Ужин призывно запах горелым, на что Мэй просто не глядя выключил газ и разложил на столе меня.
О том, что я попала в плен к бобби, уже будучи беременной, я решила умолчать. Врать я не умею, но о некоторых женских секретиках мужчинам с их хрупкой психикой лучше просто не знать.
В следующие дни все было так неправдоподобно радужно, что задница у меня непроизвольно начала поджиматься в ожидании какого-нибудь дерьма. Потому что единственный закон, работающий в моей жизни без осечек, это закон Мерфи.
– Новость дня! – заголосили на перекрестках мальчишки-газетчики, размахивая свежим выпуском «Высшего Аркана». – Авракс Джарвис собирает контрольный пакет акций «Дедерик&Ко»!
Я закатила глаза к дирижаблям в безоблачном небе. Что и требовалось доказать. Магнат не сумел-таки удержаться от соблазна. Жадный подонок. Если бы он продолжал управлять компанией в паритете с кланом Дедерик, мы разошлись бы мирно. Но он захотел войны. Что же, получите-распишитесь. У нас богатый опыт участия в вооруженных конфликтах. Как славно, что игры с тайной полицией если чему нас и научили, так это всегда быть готовыми к внезапной смене курса.
