Катерина Мелех
Ферма механических тел
Глава 9. Подозрения в предательстве
На следующий день все мои благородные порывы вытошнились. Я в изнеможении валялась на скомканных, мокрых от пота простынях в квартире Шпильки и в перерывах между рвотными позывами материлась и поносила всех по очереди.
Куртизанку, за то, что не возвращалась домой, оставив меня выплевывать кишки в компании Хелстрема. Хелстрема, за то, что винил себя в моей лихорадке, потому что он продлил мне праздник, позволив остаться. Себя, за слабоволие и клинический идиотизм, то есть за полночи танцев под передозом от чужих эмоций до полного упадка сил и обморока. И особенно Бандита за несвойственный ему порыв любви, при котором он пытался примоститься на мою больную голову, чтобы излечить ее тарахтением динамо-машины и поселить в ней блох.
Лихорадило меня неделю. Святоша смиренно обтирал меня спиртом и отпаивал зангаоским успокоительным чаем цвета мочи, в котором меня бесил вкус и запах. Этикетом леди не позволено болеть в присутствии кавалера, но к счастью нам обоим на правила хорошего тона было плевать.
Стеснительностью я не страдаю с войны, на которой быстро свыклась с девизом «что естественно, то не безобразно», поэтому от помощи инквизитора я даже не пыталась отказаться, совместив приятное с полезным. Последним являлось уменьшение инквизиторского комплекса вины, о котором меня предупреждала Шпилька.
В перерывах между судорогами и истериками мне удалось перенести на бумагу добытые в голове Пикинджилла чертежи. При виде эльфийских рун взгляд Ли Мэя вновь остекленел.
– Кажется, Лиге антиимпериалистов стоит выразить официальную благодарность экипажу «Буревестника». Если бы капитан Бартоломью не выкрал шаманов, оппозиция бы уже проиграла империи эту гонку вооружений.
Я присвистнула и про себя, боясь накаркать, взмолилась, чтобы Анталамория не рискнула привлечь к созданию автоматонов еще и оркских бокоров.
– Придержи это в тайне, – Ли Мэй изъял из чертежей листы с эльфийским. – Среди нас все равно нет шаманов, так что справимся и с традиционными техниками.
– Ты не доверяешь своей команде? – насторожилась я, сплюнув горькую от рвоты и чая слюну.
Для меня-то в этом нет ничего необычного. Но святоша, как и Барти, кажется мне человеком, который окружает себя исключительно проверенными людьми, прошедшими с ним огонь, воду и медные трубы.
– Я не доверяю даже себе, док, – с замогильной интонацией откликнулся тот.
А вот это уже необычно. Как можно не доверять себе?
– Очень просто, – невозмутимо пожал плечами инквизитор, помогая мне перейти от письменного стола обратно к кровати. Бережно уложил на влажные подушки и, сдвинув простыню к моим ногам, принялся в пятый раз за день меня обтирать. – Достаточно один раз предать собственные принципы и ждать, когда это случится снова.
«Когда», а не «если». Кажется, я догадываюсь, что его так сломило на войне. Он сам. Наверно, стоило бы сказать что-нибудь ободряющее, вроде «зато я доверяю тебе». Но я не умею врать. А доверять человеку с такой тьмой в душе может оказаться фатальной ошибкой.
В конце недели в собственной квартире наконец-то объявилась Шпилька. Я хотела поблагодарить ее за дрессировку, позволившую мне на балу не ударить в грязь лицом. И придушить-таки за то, что проболталась Ли Мэю о моем дне рождения, благодаря чему я получила подарок, о котором не могла и мечтать.
Но ждала я напрасно. Подруга ко мне так и не заглянула. А вернувшийся после разговора с ней инквизитор был непривычно сосредоточен.
– Черт побери, на фабрике нашли еще две бомбы. Я возвращаюсь в церковь. Может быть, найду совпадения с подрывником по базе отпечатков аур.
Я кое-как села на кровати, обессиленная после недельной лихорадки и опустошенная после передоза чужой эндоплазмой. Пару минут понаблюдала за его размеренными сборами и поймала чернильный взгляд в отражении зеркала. В отличие от меня, выглядеть Ли Мэй стал лучше, чем во время безвылазного нахождения в лабораториях «Дедерик Инк.».
У него слегка отросла щетина, но исчезли тени под глазами и привычка устало потирать переносицу. Словно, позволив ему ухаживать за мной, я вернула ему силы. Хотя, подозреваю, немаловажную роль в этом сыграло и возвращение в высший свет. Как бы святоша ни плевался при упоминании имперской элиты, это не отменяет того факта, что стать одним из них было и остается его мечтой провинциала.
– Спасибо, что помог, – я почесала грязную голову. – И прости, не стоило мне так надолго присасываться к магистру…
– Не извиняйся, – отмахнулся Ли Мэй, улыбаясь через зеркало с морщинками-лучиками у глаз. – Просто предупреждай меня в следующий раз, как решишь заняться самодеятельностью. Договорились?
Подумать только, из-за общения с Тешем я уже позабыла какого это, когда не ругают за своеволие. Я в ответ скопировала его кривую инсультную улыбку. И поджала губы, как только за ним закрылась дверь. Не нужно быть эмпатом, чтобы заметить, что за время этого скомканного прощания он ни разу не посмотрел на меня прямо. Что за вести ему принесла эта потаскуха?!
На следующий день я вернулась на фабрику, чему несказанно обрадовался мастер Дедерик. Милый и моему сердцу творческий беспорядок в его кабинете опять превратился в неконтролируемый хаос. Пока я разгребала бумажные завалы, гном со стариковским любопытством выспрашивал подробности нашей с Ли Мэем вылазки.
Я, придерживаясь легенды обычного мехадока без суперспособностей, коротко поведала о взломе лаборатории и сейфа. Фигурально выражаясь, так оно и было. Мастер поохал и задумался над созданием протезов с отмычками для воров. Так я узнала, что часть продукции фермы механических тел поставляется для людей Броневика. Тесна Тагарта!
Благодаря помятому виду, от работы в саду по мониторингу механических статуй изобретатель меня освободил. И нагрузил вместо этого доработкой новых заводных игрушек. Я своеобразному отдыху порадовалась, хотя украдкой и удивилась такому решению. Думала, меня сразу после возвращения с бала припашут к проектированию автоматона. Ведь экзамен на теорию я успешно сдала за пару дней до праздника Всех Святых.
Впрочем, от безделия я все равно не страдала. Мастер Дедерик случайно проболтался, что у Ли Мэя день рождения в первых числах декабря. Так что я ломала голову еще и над подарком. Мне до чесотки хотелось презентовать что-то нетривиальное и нужное. Во-первых, так я хоть частично отблагодарю его за все, что он для меня сделал. А во-вторых, в душу нет-нет, да и закрадывалась эгоистичная мысль, что такой подарок будет напоминать обо мне.
Но я вдруг совершила неприятное открытие. Я вообще не знаю Хелстрема.
Вот он, например, в курсе, что мои родители были инженерами, и я пошла по их стопам. Росла в приюте, где боролась с Башней Бенни и приобрела стойкую неприязнь к играм. На войне получила специализацию медика и познакомилась с Бартоломью Буревестником, ныне воздушным пиратом. Знает, что я люблю учиться, бродячих котов и элементы красивой жизни, хотя далека от искусства. Что питаю слабость к полосатым брюкам, перчаткам и вундеркиндам. Мечтаю о собственной клинике и выбиться из дерьма в люди. Не выношу свою эмпатию, экстрасенсорику в целом, ущемление своих прав и попытки мною командовать. А еще вожу так называемую «дружбу» с самой дорогой куртизанкой столицы и лидерами бандитских группировок.
А что я знаю о нем? Что он бывший капитан разведчиков и экзорцист, ныне инквизитор и оппозиционер. Родом с островов Еноха, но там ли его семья, и живы ли его родственники вообще, не имею понятия. Ценит блага цивилизации и научно-технического прогресса, но стесняется своего импланта, хоть и старается этого не показывать. Тоже недолюбливает экстрасенсорику, фальшь и абстрактные «рамки приличий». Часто курит вонючие самокрутки, изредка пьет коньяк и не представляет утро без горького кофе с лимоном.
Никакой конкретики, шпион отцентрифуженный! Я не знаю о нем ничего, как о личности. Он сладкоежка или мясоед? Собачник или кошатник? Какой его любимый цвет? Был ли он женат? Чем он занимается в свободное от работы и оппозиции время? С чем связаны его лучшие воспоминания? Не знаю!
Промучившись пару ночей без сна, я в итоге плюнула на эксклюзивность и остановилась на единственном пришедшем в голову варианте. Портсигар. А если святоше не понравится банальный подарок, сам же будет виноват. Нечего так скрытничать! Успокоив себя таким бессовестным переложением ответственности, я поставила себе зарубку на память вытрясти при случае хоть какие-нибудь подробности о жизни моего самого проблемного пациента и принялась за работу.
Подловила Дениса, как самого легкого на подъем, и заставила его провести мне ликбез по основным сигилам. Написала письмо Шпильке, в котором попросила ее обшарить мою бывшую клинику в подвале «Виновницы», и в ответном письме получила оставленные там пластинки серебра. Согласовала проект с мастером Дедериком, получила одобрительное кряканье и хитрый прищур глазок-буравчиков. Точь-в-точь как тот, которым награждал меня Барти при наших встречах с инквизитором. Почти отеческий.
Ноябрь перевалил за середину, но меня все еще не дергали. Работа в саду, видимо, окончательно убралась из списка моих обязанностей, хотя я уже вполне пришла в себя после астрального передоза. Но я не спешу ее возвращать, потому что в Тагарте ощутимо похолодало. С Сизого залива пришли порывистые, сбивающие с ног ветра и тяжелые тучи, ежедневно истекающие снего-дождем, больно секущим кожу. В такую погоду меньше всего хочется выползать на улицу.
Я успела смастерить подарок Ли Мэю и в кои-то веки выполнила давешнее задание изобретателя, сконструировала огнестрельную конечность, которая заменит «Уэбли». Но в процессе мне пришло в голову протестировать ее на Барти, поэтому теперь я пытаюсь заставить плеваться свинцом не руку, а ногу.
Команда экстрасенсов заперлась в лаборатории с предоставленными мной чертежами, поэтому с ними я теперь совсем не пересекаюсь. Правда, судя по оговоркам, услышанным мной за обеденным столом, что-то у них там не клеится. Мое место подмастерья в проектировании автоматона занял Винс, но так даже лучше. Сейчас мне жизненно необходима передышка.
– А как ты познакомилась с Ли Мэем, Гаечка?
Какое облегчение, что мастер наконец-то перестал мне «выкать»! Я оторвалась от сварки латунного колена и озадаченно откинула со лба отросшие до плеч рыжие кудри.
– А он вам разве не рассказывал? Я починила его имплант.
– Знаю-знаю, сам проверял, – пробасил гном, ковыряясь в моем изобретении. – Потому и согласился с его предложением принять тебя на место моего подмастерья. Работа филигранная. Но почему он пришел именно к тебе? В подполье хватает мехадоков-оппозиционеров, а ты, кажется, на тот момент еще сохраняла идеологический нейтралитет.
Я фыркнула, вспомнив, как и сама задавалась тем же вопросом, когда только распознала в пациенте антиимпериалиста. И, вернувшись к сварке, пересказала мастеру все, начиная с освященных пуль в механической ноге Барти. В данном случае таиться перед изобретателем бессмысленно, мы по одну сторону баррикад.
К тому же от недостатка задушевных собеседников мы с гениальным изобретателем страдаем оба. Поэтому мне не помешает выговориться, а старику незазорно погреть уши. Особенно мастеру понравился момент, как девчонка-мехадок конвоировала инквизитора к контрабандистам. Заготовка для анекдота, угу!
– А как вы познакомились? – решила я проявить ответный интерес.
Горничная принесла обед к дверям мастерской. Я стянула с подноса тарелку наваристого грибного супа и уселась задом на стол, свернув ноги кренделем. Гном сосредоточенно макнул в суп черный хлеб и нахмурил седые брови.
– Нас, как и вас, свела Полли. Едва кончилась война, Ли Мэй пришел к ней и завербовался в Лигу антиимпериалистов с сообщением, что Анталамория готовится создать автоматона. Полли направила его ко мне, ведь я давно сотрудничаю с Лигой, мщу империи, отнявшей у меня дочь. Но настоящими товарищами мы стали лишь год назад. Когда выяснилось, что Ли Мэй помог Фриде скрыть экстрасенсорные способности ее ребенка от тайной полиции. В благодарность я создал для него лучший имплант руки, лопатки и позвоночника, на который был способен.
«Фриде»?! Я закашлялась и едва не грохнулась со стола, удержавшись в последний момент. Как можно более беспечно отмахнулась от изумленного взгляда мастера и отставила тарелку от греха подальше. Руки тряслись так, что суп грозил расплескаться даже через высокие края.
Ну что за невезение. Не успела я насладиться затишьем, наступившим в моей жизни, как судьба решила подкинуть мне новое потрясение.
Но как такое вообще возможно? Ведь мои родители погибли в результате несчастного случае в цехе по сборке паромобилей. Я придумала ересь о том, что их извела тайная полиция только для того, чтобы аргументировать Барти свой отказ перебираться в Контрем. Не может же выдумка оказаться правдой!
– Вы так яро помогаете оппозиции, – прочистив горло, просипела я. – Значит, уверены, что ваша дочь погибла по вине Анталамории?
– Вины Наугрима здесь не меньше, – мстительно прищурил глаза мастер, опираясь кулаками о столешницу. Потом выдохнул с бессильной яростью и глухо признался. – Как и моей. Клан Дедерик заклеймил Фриду бастардом и изгнал. А я продолжал поддерживать с ней связь, и… тайная полиция ошибочно посчитала, что она сливает мне имперские разработки.
У меня упало сердце.
– Бобби попытались переманить ее на свою сторону и заставить сливать им республиканские разработки, которых у изгнанницы не было и быть не могло. А когда она отказалась, ее решили просто убрать. Без суда и следствия, ведь за ней не стоял клан, который мог бы втянуть империю в конфликт с Наугримом.
Честно признаться, тут мне резко расхотелось иметь с собственным кумиром хоть что-то общее. Мало того, что он не рискнул пойти против клана и признать дочь законнорожденной, так он еще и подставил ее, пусть непреднамеренно.
Но, к сожалению, это не отменят того факта, что я тоже всю жизнь думаю только о своей шкуре, целую задницы, когда это требуется, и покоряюсь прогнившей системе. Так что не имею права судить мастера за подчинение законам его страны. Ведь умение подстраиваться у нас явно семейное. Как и любовь к механизмам и беспорядку.
Я мельком глянула на изобретателя, украдкой вытирающего слезы кончиком бороды. Он действительно виноват не меньше, чем весь его клан и Бюро общественной безопасности Анталамории. Только вот он сам в этом сознался. Значит, до сих пор не простил себя. И вряд ли когда-нибудь сможет. Не достаточное ли это наказание?
Возможно, возвращение внучки позволит мастеру… деду снять с себя хоть часть груза вины. Но я заставила себя прикусить свой длинный язык и не лететь поперед паровоза. У меня ведь нет доказательств. Не осталось ни фотографии с родителями, ни документов.
Ну, огорошу я мастера Дедерика голословным заявлением «здравствуйте, я ваша внучка, потому что я медиум-эмпат, а мою маму звали Фрида и она была полугномкой». И какова вероятность, что после такого мастер вышвырнет меня отсюда, посчитав аферисткой, решившей получить долю в наследстве гениального изобретателя? Да сто процентов! Даже несмотря на то, что мама была бастардом, а, значит, мне клановых богатств иметь тоже не положено.
Поэтому я лишь просипела «мне жаль», спрыгнула со стола и вернулась к работе, оставив недоеденный обед. В голове вертелась мысль, что я могла бы и раньше обо всем догадаться. Почему я до этого не задавалась вопросом, откуда у мамы был тот палантин с сигилами, защищающими от одержимости и глушащими астральные сенсоры? Ведь такие вещи в обычной эзотерической лавке не купишь, на такие нужно сначала добыть лицензию. Или просто получить их в подарок от какого-нибудь добросердечного студента-экзорциста.
Если бы вспоминать родителей было не так больно, я бы уже давно сопоставила этот факт с историей Ли Мэя. А ведь тогда получается, что в детстве от тайной полиции меня спас именно он. Немыслимо!
Мне необходимо с ним поговорить. Только он сможет подтвердить мое происхождение. Где его носит, когда он так нужен?!
– Ему поручили расследование дела студента, заподозренного в некромантии, – снисходительно сообщила Евангелин, когда я подкараулила ее у трапезной.
Как невовремя! Закон Мерфи в действии.
У меня неожиданно образовалась уйма свободного времени, а мозги, как назло, требовалось срочно чем-то отвлечь, чтобы они не взорвались от свалившихся новостей. Недолго думая, впрочем, как обычно, я решила самостоятельно заняться проектированием автоматона. В конце концов, я же внучка гениального изобретателя. Да и всяко пользы больше, чем от пустых рефлексий в ожидании Ли Мэя для прояснения моей родословной.
К тому же мне вдруг стукнула в голову интересная мысль. Подал мне ее, шутка ли, Башня Бенни. Точнее, очередной ночной кошмар с моей одержимостью им. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Вселение духа в предмет казалось мне возможным только в случае некромантского поднятия зомби. Но ведь одержимость – это то же самое. Ведь что живое человеческое тело, что мертвое, можно отнести к абстрактному понятию «предмет». Тогда возникает вопрос, может ли быть, что важна именно антропоморфная форма «предмета»? Ведь призраки сохраняют моторную память, а, значит, умеют управлять только человеческим телом, а не грудой шестерней и патрубков.
Но как подтвердить догадку? Робота, имитирующего человеческое тело, для проверки я на скорую руку, понятное дело, не соберу. Хотя чертеж сделаю, раз уж заняться больше нечем. Но, может, история знает еще случаи вселения духов в предметы, кроме одержимости и зомби? Ведь, как говорится, один раз – это случайность, два – совпадение, а три – уже закономерность.
Воодушевившись, я принялась штудировать библиотеку. И через пару дней действительно наткнулась на нечто подобное. Правда, не в учебнике по истории эзотерики, а в сборнике сказок, который взяла для чтения перед сном. Но то, что стало основой сказки об ожившем деревянном мальчике, точно должно найтись в учебнике.
– Мастер Дедерик просил тебе передать, – оторвал меня от научных изысканий тусклый голос.
Я ошалело захлопала ресницами на папку, которую мне протягивал Винсент. Оглядела перекосившуюся на нем студенческую форму, уставилась в бегающие круглые глаза за толстыми диоптриями очков и вцепилась в паучьи пальцы.
– Ты-то мне и нужен!
Винс, смущенный внезапным прикосновением существом с другой планеты, то бишь девушки, скособочился пуще прежнего, но возразить не сумел.
– Переведи, будь любезен, – я решительно усадила его рядом с собой за библиотечный стол. Отодвинула словарь, с которым мучилась последние два часа, и ткнула пальцем в сборник мифов народов Бадавийской пустыни. – Иначе я тут провожусь до второго пришествия Еноха.
Зангаоский полукровка неловко поправил сползшие по плоскому носу очки, спрятал ладони между коленей и послушно забубнил.
– «Голем – антропоморфное существо в бадавийской мифологии, полностью созданное из неживой материи, обычно глины или грязи. Создание голема народная легенда описывает, как оживление истукана, который создается из глины, крови и иных примесей. Ему придается форма человека, вкладывается в рот тетраграмматон и провозглашается пародийная фраза «да будет человек».
– Да! – я по-жабьи раздулась от гордости за открытие. Закончила конспектировать и с чувством выполненного долга отложила перьевую ручку. – Это оно. Закономерность!
– Это ересь, Генри, – занудно констатировал Винс.
Вот интересно, как светило в области сигиллографии может быть настолько ригидным в вопросах религии? Впрочем, сейчас важно другое. У меня, как и во время исследования часов Эрика, шестеренки в мозгу заработали с удвоенной скоростью.
– Что такое тетраграмматон? – потребовала я информации.
– Четырёхбуквенное непроизносимое имя Еноха, считающееся его собственным именем, – судя по выдвигающемуся вперед подбородку, специалиста в сфрагистике и сигиллографии стали напрягать мои вопросы. Хорошо, что он не умеет отказывать. – Складывается из букв, которые значат «кисть руки», «вот, смотри!», «железный гвоздь», «вот, смотри!».
Это похоже… на алгоритм! Программа, последовательность действий, которую должна выполнять машина!
– Винс! – завороженная открывающимися перспективами выдохнула я. – Ты можешь вычислить формулу, которая будет заставлять призрака думать, что предмет, в который его вселяют, это его тело?
Я ожидала энтузиазма гения, дорвавшегося до нового эксперимента, но, видимо, не у всех умников отсутствует понятие морали, как у Теша. Потому что Винс внезапно подскочил, как ужаленный, и, наставив на меня суставчатый палец, истерично взвизгнул.
– Я не поддамся на твои провокации, чертова некромантка!
И пулей вылетел за дверь библиотеки. Я проводила его шокированным взглядом и нервно фыркнула. Он решил, что я таким образом пытаюсь его скомпрометировать? Чтобы потом сдать тайной полиции? Ага, делать мне больше нечего!
Я досадливо покачала головой, сбрасывая неприятный осадок с эмпатических сенсоров, и вернулась за стол. Надо же, какая ледяная и душная его паранойя. Странно, что раньше я ее так не чувствовала. А в идее с программой что-то есть. Попробую предложить Евангелин, раз уж в отсутствие Ли Мэя она командует разработкой автоматона. Ну, если уж и она скажет, что это ересь, тогда заткнусь. Кто я такая, чтобы рассуждать об эзотерике?
Сделав пометки в конспекте, обратила внимание на папку, принесенную Винсентом. Внутри оказались чертежи, в которых я с изумлением опознала робота. Меня допускают-таки к проектированию автоматона? А что так скромненько, без официальных заданий мастера?
Через пару дней кропания над папкой вопросов лишь прибавилось. Потому что мне настойчиво казалось, что в чертежах ошибка. Но разве может мастер Дедерик ошибаться? Скорее уж я торможу.
Засомневавшись в своих математических способностях, я переделала расчеты три раза. И трижды получила один и тот же результат. Взрыв из-за чрезмерного давления пара. Но главное, если бы я не была так же дотошна, как отец, ни за что бы эту ошибку не заметила. Потому что она была талантливо замаскирована.
Это что, еще один экзамен на профпригодность? Правда, задница поджимается сильнее, чем перед обычным экзаменом. Но, должно быть, это из-за нервов.
– Мастер Дедерик! – окликнула я гнома, выходящего из восточного крыла. Приноровилась к его семенящему шагу и протянула папку с моими расчетами. – Винс сказал, вы просили мне это передать. Но тут ошибка в вычислениях.
Изобретатель нахмурил кустистые брови. Пролистнул пару страниц, пожевал губами и, как мне показалось, на миг потемнел лицом. Но уже в следующую секунду с широкой улыбкой обернулся ко мне, по-отечески похлопав по плечу.
– Умница, Гаечка. Ты сдала экзамен. Скоро мы подключим тебя к конструированию автоматона. На сегодня можешь быть свободна.
Вот и пригодился пресловутый этикет. Я дежурно улыбнулась и с прямой спиной направилась к себе. Плечо до сих пор жгло даже через джинсу комбинезона. Мастер Дедерик был в гневе. И это был не экзамен.
Чего я не замечаю? Не того ли, что эта ситуация здорово смахивает на замаскированную в статуе дамы с зонтиком бомбу? Папку принес мне Винс. Может ли он пытаться саботировать создание автоматона, спрятав в нем критическую ошибку? Но тогда зачем ему приносить свои чертежи мне? А мастеру Дедерику зачем врать про экзамен, ведь мы по одну сторону баррикад?
В мозгу вдруг что-то щелкнуло. А что, если по разные?
И, нет, в преданности мастера Дедерика оппозиционерам я не сомневаюсь. А вот они в моей как раз-таки могут. Поэтому подсовывают липовые документы.
Как бы понять, это стандартная проверка на вшивость для новых членов Лиги или меня подозревают в чем-то конкретном?
Стоило ли мне сообщать о найденной ошибке или моя чрезмерная дотошность теперь усилит их подозрения? Мол, я не доверяю своей команде, раз так тщательно проверяю все чертежи, которые мне вверяют товарищи. А все потому, что не могу допустить, чтобы мои несуществующие хозяева, для которых я якобы крысятничаю, подорвались. Но, сделав вид, что не заметила ошибку, я разве не дискредитировала бы себя, как специалиста?
Чтоб меня отцентрифужило, ну не умею я играть в шпионов!
Еще и Ли Мэя нет, заступиться за меня некому. Не то чтобы мне нужна чья-то поддержка, я и сама способна о себе позаботиться. Но слово в мою пользу от того, кого мои противники считают авторитетом, будет не лишним. Если только он не заодно с остальными. Он ведь говорил, что не доверяет даже себе. Так с чего бы ему доверять мне?
Я промаялась сомнениями и смутными предчувствиями весь день. Пыталась сообразить, как убедить антиимпериалистов в своих чистых помыслах. И все больше склонялась к мысли, что из этого осиного гнезда надо просто линять. Что, если экстрасенсам стукнет в голову дурная мысль прибегнуть к крайним мерам? Присоединяясь к оппозиции, на пытки я не подписывалась.
Только вот вдруг я просто заразилась паранойей от Винсента, и вся эта слежка мне лишь приглючилась на нервной почве?
– Henrica, a allaf dynnu sylw i chi24? – раздался вдруг за дверью голос Брана.
Какой странный вопрос. Не по протоколу. Обычно лысый мажордом просто сообщает, что меня вызывает мастер.
– Digwyddodd rhywbeth25? – на заметно улучшившемся наугриме откликнулась я, высунувшись из комнаты.
– Efallai nad yw'n un o fy musnes, ond ie26, – предельно серьезно кивнул гном и сделал приглашающий жест рукой.
Озадаченная я проследовала за ним в конец коридора с гостевыми комнатами. Мажордом провел меня в одну из них и вошел в шкаф. У меня нехорошо засосало под ложечкой. Уж не в ловушку ли я сама себя загоняю?
Я проверила золотые браслеты на предплечьях, которые подарил мне Теш, как выяснилось с подсказкой Ли Мэя, для защиты от одержимости. Проверила в кармане комбинезона скальпель, с которым никогда не расставалась. И шагнула в потайной ход, на удивление чистый. Ни пыли, ни паутины. Только серый бетон и железные швы.
Блуждали мы недолго. Остановились у стены, рядом с которой стояли крепкие стол со стулом и лежали наушники. Я прокрутила в голове план фабрики и с недоумением признала, что мы находимся за стеной кабинета мастера. В ответ на мой вопросительный взгляд Бран невозмутимо указал на прослушивающий прибор и приложил кулак к бочкообразной груди.
– Roeddwn yn meddwl y dylech wybod am y peth27.
Я опустилась за стол с осторожностью, но стул не издал ни звука. Задрожавшими пальцами надела наушники и прислушалась.
– …преждал, чтобы Генрику оставили в покое! – гулким басом разорялся мастер Дедерик. – Дался тебе этот бал!
– Считаешь, это не вызывает подозрений? – в мелодичном голосе Евангелин проскользнули озабоченные нотки. – То, как она вызвалась на смертельно опасную операцию, хотя раньше, по словам Полли, отказывалась от участия в любых сомнительных авантюрах?
Верно говорят, от добра добра не ищут. Собственно, поэтому раньше я и не страдала самоотверженностью. Не оценят.
– Ли Мэй поручился за нее.
– Ли Мэй очарован ею, – поправила заклинательница ангелов с такой жалостью, словно ниже Хелстрему падать теперь некуда. – Как и ты. Но ее сходство с твоей дочерью не гарантирует ее преданности, Цадок.
– Она помогла Лиге, – попытался воззвать к справедливости изобретатель… нет, дед. От той ярости, с которой он меня защищал, у меня перехватило дыхание.
– И я благодарна ей за это, – согласилась Евангелин. – Но это не гарантирует…
Слушать беспочвенные обвинения было противно, но я вынуждена была признать, что дамочка во всем права. Я своими глазами видела, как люди продаются с потрохами, стоит лишь подергать за нужные рычаги. И, правильно она говорит, нет никаких гарантий, что со мной не провернули то же самое.
– В чертежах не хватало части формул и ключевых сигил, восстановить которые удалось только благодаря Винсенту, – продолжила копать мне могилу блондинка. – Разве не похоже это на намеренное изъятие материала?
– Самими разработчиками, во избежание утечки всей информации разом! – не сдавался дед.
– Или тем, кто представил этот материал, – веско отрубила Евангелин.
Умные мысли приходят в голову, когда глупости уже сделаны. Я запоздало осознала, что стоило бы продержаться с магистром Пикинджиллом еще пару туров, чтобы на всякий случай все-таки узнать код от сейфа. Даже ценой своего здоровья. Ведь иначе получается, что у меня нет никаких доказательств подлинности чертежей, кроме моих слов. Дерьмово.
– К тому же, Ли Мэй так и не рассказал, как были добыты эти чертежи.
– Недействительный штамп в паспорте не обязывает его докладывать тебе каждый его шаг, Ева, – грубо отозвался дед, а я на какое-то время выпала в осадок.
«Недействительный штамп»? Евангелин бывшая жена Ли Мэя?! Поршень мне в выхлоп, тогда неудивительно, чего она в меня так вцепилась. Пытается защитить благоверного.
– Не спорю. Но лично мои подозрения это только усиливает. Как и Винсента, и Дастина.
Какое счастье, что по поводу сигил для подарка инквизитору я мучила Дениса. Он, видимо, единственный, кого не настораживает каждый чих.
– Но это не дает вам права устраивать Генрике проверки на вшивость на моей территории от моего имени без моего на то согласия! Она мой подмастерье!
– И потому способна поднять нас всех здесь на воздух по приказу бобби.
Кусочки мозаики сложились в единую картину. Претензии о намеренном изъятии формул и печатей из материалов, предоставленных мной. Шпилька, не заглянувшая меня проведать. Неловкое прощание Ли Мэя, словно я предатель. Обострившаяся паранойя Винса. Освобождение от работы в саду со статуями, якобы по состоянию здоровья. Незначительные поручения мастера. Отсутствие допуска к проектированию автоматона. Липовый чертеж.
Все еще хуже, чем я предполагала. Они считают, что я не просто сливаю разработки оппозиционеров тайной полиции. Они считают, что я подрывник.
