bannerbannerbanner
полная версияВолки и шакалы

Александр Кашенцев
Волки и шакалы

Полная версия

Впервые Шарик наелся досыта, оставив немного каши сукам. В дальнейшем он ел мало, только чтобы доказать свое главенство. От отца передалась способность охотиться на зайцев, лис, не говоря уже о другой мелкой живности. Так называемые кавказские овчарки, сильные, с густой длинной шерстью животные, способные выстоять против волка, обученные пасти стада баранов, им обычно обрезают уши. Пастухи их обычно не кормят – собаки питаются охотой. Старик собрал щенков последнего помета в бумажную коробку и унес с собой.

Иса часто приходил с толстой книгой, читал по-чеченски суры Корана, объяснял основы веры, говорил, что Наде надо принять мусульманскую веру, она была не против. Её родители не признавали бога, отец был партийным, а мать – комсомолкой.

В городе шли настоящие бои. Правительственные войска при поддержке авиации атаковали Грозный. Жители кто прятался по подвалам, кто уехал к родственникам. Часто раздавался вой пролетающих бомбардировщиков и взрывы снарядов. Старик рассказывал, что к ним пришли солдаты, приказали всем выйти из дома, невестка была беременна, спрашивали, где мужчины, искали оружие. Несмотря на заверения в том, что в подвале никого нет, бросили туда гранату, попортив хранившиеся там продукты.

Настало жаркое лето, собаки лежали в тени, вывалив красные языки. Шарик с хозяйкой часто ходили на речку купаться, это было весело – бегать в тучах брызг по песчаной отмели.

Охотники за собаками приехали вновь, и ему, как вожаку, пришлось защищать стаю. Услышав щелчок спускового механизма перед выстрелом, пес прыгнул в сторону, только одна дробина впилась в плечо. В следующее мгновенье он вновь прыгнул, сбил с сиденья стрелка, с рычанием встал ему на грудь, ожидая приказа хозяйки, оружие отлетело в сторону. Девочка подняла ружье.

– Оставь его в покое, Шарик, они больше сюда не приедут!

Пес подошел к ней и, рыча, встал у ноги. Поверженный встал, отряхиваясь.

– Отдайте хотя бы ружье! – просил он.

– Нет, – решительно сказала девочка, – вы опять будете убивать собачек.

Мужчины завели громыхающее железо и укатили по пыльной дороге.

– Спасибо, Шарик, ты храбрый пес, – хозяйка погладила собаку между ушей. Шарик завилял хвостом, упал на спину, подставляя для ласки живот.

– Ты наглый, – сказала девочка, присела на корточки, принялась чесать густую шерсть. Он от удовольствия закрыл глаза и вывалил язык.

– Да тут у тебя кровь! – увидев ранку, воскликнула Надя. – Дедушка придет – и полечим тебя.

Вскоре пришёл Иса, девочка рассказала о происшествии. Старик помазал ранку густо резко пахнувшей зеленкой, которая нашлась тут же, в сторожке.

– Заживет как на собаке, – утешил он ребенка.

Наступила осень, листья на деревьях потемнели и медленно осыпались, часто шел холодный дождь, пахло прелым деревом, дымом от сгоревшей листвы. Шарик поменял шерсть, она выросла желтая, с темными проплешинами, густая, но и блохи донимали. В воде их топить стало холодно, пришлось терпеть до зимы. Старик принес немного бараньего жира, насекомые исчезли, теперь от пса пахло овцой, но и это принесло неожиданный результат: животные, на которых он охотился, до последнего не боялись крупного зверя.

Суки загуляли, и конкурентов у пса в стае не было. Он наведался в свору, которая раньше их покусала. Здесь собак никто не кормил, на подножном корму они были худы и слабы, и ему не составило труда их разогнать. Иса с хозяйкой заготовили много дров, сложили в одном из пустых цехов.

В один из холодных дней старый чеченец пришел сгорбленный, тяжело приволакивал обутые в армейские ботинки ноги. Собаки, как всегда, виляя хвостами, бежали навстречу. Надя сидела в сторожке, по слогам читала Коран. Шарик внимательно слушал, склонив голову набок. Услыша радостный лай, взглянув в окно, вышла, накинув на плечи красную курточку, быстро повязав платок.

– Что случилось, дедушка? – спросила она старого человека, взяв его за морщинистую руку.

– Убили моего младшего сына, Ахмеда, – грустно произнес Иса. Девочка с сочувствием прижалась к нему.

Так они и вошли в сторожку, сели, девочка – на нары, старик – на шатающийся табурет. Пес, почувствовав настроение людей, тихо лег у ног.

– Кто же это сделал? – спросила Надюшка.

– Война забирает людей, не жалеет ни старых, ни молодых, у неё нет национальности. Самолеты бомбили отряд, в котором был Ахмед, похоронили на месте все, что осталось. Он воевал за веру, Аллах его наградит.

– Почему Он допускает, чтобы люди убивали друг друга?

– Так он наказывает нас за наши грехи.

– А у тебя, дедушка Иса, есть грехи? – спросила любопытная девочка.

– Их нет только у младенцев. Наверное, Аллах наказал меня за мои грехи, теперь по закону я должен отомстить убийцам моего сына, а как? Воевать уже стар, хотя оружие держать умею, воевал в Отечественную в горах, вчера отдал все свои сбережения командиру отряда. Я скоро умру, старые раны дают о себе знать, тебе надо научиться жить самостоятельно. Ты русская, и не всякая семья тебя примет, боятся. Если бы у тебя был черный волос… Когда меня не станет, иди по дворам, люди помогут. Печку я тебя научил топить, оставил в баночке немного бараньего жира, появятся насекомые – помажься, держи его в холоде. А там найдутся добрые люди, примут тебя в семью.

Старик приходил еще недели две, потом перестал. Девочка ждала, каждый день в обед садилась на чурбачке у крыльца и со слезами смотрела на дорогу. Из оставленных продуктов варила кашу, кормила собак, ела сама. Её с младенчества приучили к чистоте, поэтому она держала в порядке сторожку, мыла пол, окно. Нагрев воду, мылась в корыте, неумело стирала свои вещи. Но вот продукты закончились, и она пошла в город, взяв заплечный мешок, который приготовил дедушка Иса. Шарик шел рядом, оберегая хозяйку от злых людей и собак, которые с лаем сопровождали их с первых дворов.

Усадьбы были огорожены, где штакетником, где сеткой, а где и сплошной доской. За заборами дома из самана или из кирпича, много винограда, фруктовых деревьев. На улицах вдоль тротуаров также росли яблони, груши, абрикосы, вишня. Дороги заасфальтированы, к каждому дому подходили трубы газа. Но встречались и следы войны: пробитые пулями сгоревшие автомобили, дома с выбитыми стеклами, поваленными заборами. Улицы пусты, редко увидишь торопящуюся куда-то пожилую женщину, одетую в темные одежды. Вот на небольшом, воняющем бензином, маслом, горелой краской грязном грузовичке проехали внимательно смотрящие по сторонам бородатые, вооруженные автоматами люди. От них пахло порохом, жиром, потом, плохими сигаретами, страхом смерти, некоторые курили, бросая окурки за борт. В центре шёл бой – ухали гранаты, стучали пулеметы, с ревом пролетали самолеты.

Выйдя на тротуар, Надя очистила от грязи свои резиновые сапожки, подошла к калитке первого двора. Небольшая черная собачка, учуяв сильного соперника, бегая вдоль сетчатого забора, залилась громким лаем. Пес рыкнул, приподнял верхнюю губу, показывая клыки. Шавка, поджав хвост, скрылась в своей будке и уже оттуда продолжала лаять. Во дворе, привязанная длинной веревкой к дереву, щипала пожухлую траву грязно-желтая коза с большим выменем. Все так же жуя, она подняла свою голову и уставилась черными глазами на пришедших. Открылась дверь большого дома из самана, и на крыльцо вышла крупная женщина в грязном переднике.

– Чего тебе, девочка? – спросила она.

«Русская», – определила Надя и спросила:

– Здравствуйте, тетенька, мне бы немного крупы, жиру или масла.

Отодвинув подол платья, из двери выглянула лукавая мордашка девочки лет восьми. Она показала язык, мать рукой задвинула её к себе за спину.

– А где твои родители?

– Я потерялась, дедушка Иса нашел меня и привел на молочный завод, я там живу. Дедушка сказал, что мама с папой меня обязательно найдут.

– А где дедушка?

– Он сказал, что умрет, и больше не пришел, а мне нечем кормить собачек.

– Так ты для собачек просишь, а самой есть что кушать?

Девочка промолчала. Женщина скрылась в доме и вскоре вернулась, держа в руках завернутые в газету продукты: в кульке крупа, сыр, вареные яйца, бараний жир, в пол-литровой стеклянной банке, закрытой крышкой, жирное молоко, зачерствевшие оладьи, несколько картофелин. Надя поблагодарила, сложила все в мешок, завязала и пошла к следующему дому. Пес, почуяв еду, идя рядом, поскуливал.

– Имей терпение, Шарик, – успокаивала девочка, – придем домой и поедим.

Другой двор выглядел богаче: кирпичный дом, огороженный штакетником, большие сплошные ворота, во дворе несколько деревьев, большой орех, травы почти не видно, зато резко пахло овечьим пометом, огромная собака кавказской породы с обрезанными ушами на толстой цепи, увидев соперника, злобно лаяла. Шарик не остался в долгу – сначала пометил забор, потом встал на него передними лапами, зарычал. Во дворе в песке возились два ребенка, увидев пришедших, уставились на них черными глазенками. Из колонки женщина, одетая в темные одежды, набирала в жестяное ведро воду. Она прикрикнула на пса, и тот с ворчанием лег возле будки, Шарик тоже перестал лаять, чтобы не мешать хозяйке разговаривать.

– Чего тебе, девочка? – на плохом русском спросила женщина.

– Салам алейкум, хозяйка, – приветствовала Надя. – Мне бы немного крупы, жира.

– Проходи быстрей, а то придут мужчины и продадут тебя.

– Аллах милосерден, не даст ребенка в обиду.

– Что ты знаешь об Аллахе, неверная? – с гневом спросила чеченка.

– Дедушка Иса читал мне Коран, объяснял суры, – ответила девочка.

– Это тот Иса, что сторожил молочный завод? – смягчилась хозяйка.

– Дедушка кормил собачек, а потом умер.

– Подожди немного, – с этими словами женщина с ведром ушла в дом. Вернулась она уже со свертком, сунула его ребенку. – Бери быстрей и уходи.

Они прошли еще два двора, и мешок наполнился. Одни хозяева дали сумку с ручками, и девочка сунула ручки Шарику в пасть. Несмотря на то что они воняли потом и какой-то краской, он нес её с гордостью, не обращая внимания на надрывающихся шавок.

 

Дома Надюшка разложила продукты на столе, отложила наиболее портящиеся, остальное спрятала в шкафчик, всего должно было хватить на неделю. Шарику даже достался кусочек сушеного мяса, кукурузная лепешка. С тех пор они каждый раз, когда кончались продукты, обходили ближайшие дворы. Однажды подошли к огороженному старым покосившимся штакетником, внутри старый неухоженный сад, небольшой домик из самана, штукатурка местами обвалилась, у забора деревянные хозяйственные постройки, в саду ковырялись в земле несколько кур, собаки не было видно. Из двери вышла старуха, подслеповато посмотрела на пришедших. Одета она была в застиранное мятое темное платье, из-под когда-то белого платка свисали седые волосы. Старуха приветливо улыбнулась, хотя выцветшие глаза смотрели настороженно.

– Здравствуй, девочка, как тебя зовут?

– Надюшка, – ответила маленькая хозяйка.

– А меня бабушка Анна, проходи во двор, садись под навесом, сейчас я соберу чего-нибудь поесть.

К одной из сторон дома была пристроена на деревянных столбах крытая толем покосившаяся крыша, под ней врытый в землю стол со скамьями, различный мусор ветер затолкал в густую траву. Девочка осторожно села на пыльную скамейку, пес лег рядом. Старая женщина принесла вкусно пахнущую куриным мясом чашку, черствый черный хлеб, застиранное полотенце расстелила на столешнице, на него поставила еду перед Надей, сама села напротив.

– А где твои родители? – спросила она.

– Я потерялась, меня нашли сыновья дедушки Исы, хотели продать, но дедушка не дал и поселил меня на молочном заводе в сторожке.

– А куда он делся?

– Умер, я теперь одна с Шариком, – она погладила пса по голове, он от удовольствия прищурил глаза. Вообще старуха псу не нравилась, несмотря на добрый голос, от неё шел еле уловимый запах жадности, он хотел предупредить хозяйку, порыкивая на пожилую женщину.

Из дома вышел, подволакивая ноги, невысокий опирающийся на трость старик, одетый в спортивные брюки, вытянутые на коленях, и костюм с орденом Отечественной Войны на лацкане, из-под него выглядывала бывшая когда-то белой рубашка с засаленным воротником, на ногах толстые шерстяные носки в резиновых калошах, абсолютно голая голова, круглое морщинистое лицо, лохматые брови над маленькими глазами. Мужчина сел на скамью рядом с женой, от него пахло немытым телом, мочой и несвежими продуктами, одежда была в засаленных пятнах.

– Мой муж, дедушка Витя, а это Надя, – представила их друг другу бабушка. – Он воевал в Отечественную и сейчас получает хорошую пенсию. У нас пенсию носят исправно, чечены свято чтят старость. Витя сейчас постарел и плохой помощник по хозяйству, а раньше был шустрым. У нас два сына и дочка, все замужем, есть внуки, но они все уехали от войны к родственникам в Москву, присылают нам немного денег. Да ты ешь, Надюшка, потом принесу сладкого чаю.

– Здравствуйте, дедушка, – приветствовала девочка.

– Здравствуй, – ответил хриплым голосом старик.

Хозяйка стала хлебать суп, заедая его хлебом, отдавая псу куриные кости, которые были уже обглоданы и на них не осталось мяса, но он все равно с удовольствием их глотал, почти не жуя.

– Не хочешь с нами пожить? У нас лучше, чем в сторожке, не надо печку топить, и вода горячая.

– Дедушка Иса сказал, что мама с папой найдут меня на заводе, и мне надо собачек кормить, и еще без Шарика я никуда не пойду.

– Ты будешь ходить на завод, кормить своих животных, и твои родители будут там тебя ждать, правда, Витя? А Шарик пусть живет у нас, мы его посадим на цепь, у нас была собака, но сдохла. У нас, правда, не прибрано, нам тяжело убирать в комнатах, но ты, надеюсь, быстро наведешь порядок.

Поняв, что речь идет о нем, он внимательно слушал, шевеля ушами, но не понимал, какую участь для него приготовили старики. Надя отставила пустую миску, отложила хлеб.

– Наелась? Вот и хорошо, такого вкусного супа, наверное, тебе давно не варили. Сейчас принесу чай.

Баба Анна сложила в грязную алюминиевую миску, пахнувшую старой едой, остатки хлеба и ушла в дом.

– А сколько вам лет? – спросила девочка у старика.

– О, много, мы с Анной жили на Волге, после войны приехали сюда, работал в милиции, тогда, при Сталине, здесь жили только русские, и никто не мог слова сказать.

Его речь прервала пришедшая с чаем пожилая женщина, поставила на стол железную кружку, из которой шел запах воды, приправленной какой-то травой.

– Пей, внучка, я положила туда немного сахара, хотя мы со старым его не едим, вредно для здоровья, потом я тебе покажу наше хозяйство, а дедушка посадит Шарика на цепь.

– Он дается только мне, а чужих может покусать, – сказала хозяйка, допивая чай.

Все встали и пошли осматривать двор, подошли к будке, здесь, пристегнутый к цепи, лежал ошейник с дырками, его-то и надела Надюшка собаке на шею со словами:

– Посиди здесь, они боятся, что ты кого-нибудь покусаешь или всех кур переловишь.

Насчет кур она была права, пес уже присмотрел самую жирную. Ошейник оказался широким и прочным, но узким, рассчитанным на маленькую собаку, и давил на шею. Девочка со стариками пошли дальше осматривать двор, а Шарик попробовал цепь на прочность, потянул её за собой – без результата, только будка сдвинулась с места. Увидев это, старик вбил рядом толстый металлический штырь и накинул на него цепь, теперь пес мог передвигаться только на длину привязи. Здесь валялась воняющая старой рыбой и другой собакой большая жестяная банка с отрезанным верхом, куда старуха набрала воды из-под крана, расположенного во дворе. Шарик лизнул несколько раз прохладную жидкость, пахнувшую железом и немного хлоркой, и лег рядом на пожухлую траву. Хозяева отвели Надю в дом, и вскоре она вышла оттуда с большим ведром, набрала воды. Из дома донеслись звуки уборки: скрип отодвигаемой мебели, плеск воды, шорох веника. Девочка несколько раз выносила грязную воду, выливала её под деревья, набирала свежей. Вечером она принесла к будке заплесневелых сухарей, высыпала рядом с банкой для воды со словами:

– Бабушка сказала, что специально для тебя готовить кашу не будет, а хорошую еду они сами поедят, а ты, если голодный, поешь и это. Она показала мне мою комнату, там полно пыли, наверное, не убиралось с тех пор, как там жила её дочка. Сейчас я вытряхну постель, и будем спать.

Она вынесла ворох постельного белья, развесила его на заборе и тщательна выбила. Солнце зашло быстро, резко похолодало, но Шарика грела толстая шкура и он не чувствовал холода. Есть он не стал, хотя ощущал легкий голод. Взошла круглая луна. Пес никогда не сидел на цепи, ему не хватало свободы. Он сел, поднял морду к круглому желтому диску и завыл. Пришла маленькая хозяйка в своей курточке на голое тело и старухиных больших калошах, воняющих крепким потом. Она присела, обняла собаку за шею.

– Ты никогда не сидел на цепи, и тебе тоскливо, я тебя отпущу, только ты не безобразничай.

Она отстегнула тугой ошейник, и пес на радостях, разминая лапы, два раза обежал двор по кругу, вернулся к хозяйке, в знак благодарности облизал ей лицо, найдя дырку в заборе, выбежал на улицу и ринулся вдоль дворов, собаки зашлись многоголосым лаем. Шарик ловил запахи дичи, в одном из заброшенных домов учуял спящую сидящую в гнезде курицу. Тихо снял её и тут же съел, съел и лежащие под ней теплые яйца, после этого вернулся. Хозяйки уже не было, в будку, воняющую прелым тряпьем и кишащую блохами, залезать не стал, а зарылся в листву под старой яблоней, уснул чутким сном.

Утром в доме сначала раздался голос старухи, потом вышла за водой Надя, опять посадила пса на цепь, он заскулил и покорно лег на траву. Потом вышла бабушка Анна, выпустив из сарайчика, покормила кур. Из дома донесся запах варившейся каши. Вскоре девочка вынесла помятую миску с ещё горячей кашей и небольшое ведерко, из которого тоже шел запах вареной крупы, поставила перед псом.

– Ешь, Шарик, бабушка не умеет варить для собачек, я сготовила сама. Дедушка сказал, чтобы оставила и для них. Я сейчас пойду на завод, покормлю собачек и заберу свои вещи, а ты посиди пока здесь, охраняй двор.

Она ушла, Шарик подождал, пока остынет, поел немного, так как был ещё сыт, опять лег, ожидая свою хозяйку. Надя пришла, когда уже солнце поднялось высоко над деревьями. Старуха встретила её упреками:

– Где ты так долго ходишь? Ещё надо немного привести в порядок двор, вымыть туалет, нагреть воды, чтобы дедушка искупался в ванне.

– Там такие хорошенькие щенки, можно я их заберу себе?

– Ещё чего, тут как бы одного оглоеда прокормить, ведь никакого от него толку, только жрет, гадит и спит.

– Неправда, – возразила маленькая хозяйка, – он защитил меня, когда нехорошие дядьки пришли убивать собачек.

– Что у тебя в узле? – спросила бабушка, увидев в руке девочки тяжёлый сверток.

– Здесь немного продуктов, чай, сахар, жир, соль, сухари, книга.

– Продукты – это хорошо, а то у нас все давно кончилось, а магазин не работает. А что за книга?

– Коран, дедушка Иса оставил.

– Убери подальше. Мы никогда не верили ни в Бога, ни в Аллаха и прожили всю жизнь. Спрячь, чтобы я больше не видела, продукты унеси на кухню.

Маленькая хозяйка пошла в дом и вернулась оттуда с веником, подметая дорожки, разговаривала с собакой:

– Не нравится мне здесь, Шарик, дедушка все время ворчит, что взяли лишний рот, что самим есть нечего, а сами съели все наши продукты, крупу для каши скормили курам, посылают назавтра по домам, чтобы я собирала продукты.

Пес, лежа на лапах, шевелил ушами, чтобы лучше слушать, и в знак сочувствия поскуливал. Девочка до вечера наводила порядок во дворе, старуха гремела посудой на кухне, и оттуда доносился запах готовящегося супа. Вскоре она позвала Надю ужинать. Почувствовав голод, Шарик заскулил. Под ворчание старухи хозяйка вынесла немного супа, заправленного жиром, и хлеба, что он тут же проглотил, вопросительно посмотрел на неё.

– Бабушка ругает, что самим мало. Ничего, у нас осталось немного крупы для каши, завтра сварю, потом пойдем, люди что-нибудь дадут.

Вечером она вновь его отвязала, шел мелкий дождь, и пес спрятался под кучей дров, найдя сухое место.

Утром девочка покормила собаку, и они пошли на улицу по дворам, но на этот раз подавали мало, узнав, что девочка живет у жадной старухи, муж которой раньше работал в милиции. Вернулись с полупустым мешком, баба Аня встретила с руганью, ворчала, что собранного не хватит самим есть, не то что кормить собак. Надя, обняв Шарика, плакала, а он слизывал с теплых щек соленую влагу.

На другой день они ушли. По дороге заглянули в несколько дворов, и в сторожке им было из чего приготовить еду. Пес обежал территорию и вновь пометил, никто не претендовал на лидерство. Жизнь вошла в привычную колею. Однажды, вернувшись с продуктами, Шарик ещё издали почуял густой запах солярки, людей, дым сигарет и костра. Войдя в ворота, увидели два крытых брезентом грузовика, вокруг ходили вооруженные люди. Пес, почуяв запах смерти, зарычал, готовый защитить хозяйку. Она удержала его за вздыбившийся загривок. К ним подошел молодой бородатый мужчина, от которого пахло новой одеждой и свежей кожей высоких ботинок, он недавно курил, запах сигарет еще не выветрился.

– Это чья такая красавица? – спросил он, присаживаясь перед зашедшими на территорию завода на корточки и закидывая автомат за спину. – Какой у тебя сильный пес.

Он попытался погладить Шарика – руки его пахли табаком, машинным маслом и немного вкусными лепешками, – но он рыкнул, щелкнул зубами, мужчина отдернул руку.

– Все равно надо отвести тебя к командиру, мы не воюем с детьми, но посторонним здесь делать нечего, пойдем со мной, не бойся.

– Я не боюсь, я здесь живу в сторожке.

– А где твои родители?

– Сын дедушки Исы нашел меня в городе на развалинах, хотел продать, но дедушка не дал, привел меня сюда, сказал, что мама с папой скоро придут.

– Хорошо. Пойдем к командиру, он разберётся.

Сразу за сторожкой находилось здание заводоуправления. Туда они и направились, вошли в одну наиболее сохранившуюся комнату на первом этаже, здесь было холодно, изо рта шел пар. За обшарпанным столом из столовой сидел пожилой чеченец, курил сигарету, волосы с проседью, борода пропитана никотином, в углу автомат, на груди карманы разгрузки со снаряженными магазинами и что-то говорившей по-чеченски рацией. Мужчина внимательно посмотрел на вошедших черными глазами, спросил:

– Кого ты привел, Магомед?

– Девочка, Мовсар, вот, сама пришла, говорит, что живет здесь, её привел сюда дедушка Иса.

– А где ты тут живешь и как тебя зовут? – спросил командир.

– Меня зовут Надя, я живу в сторожке, кормлю собачек.

– А что у тебя в мешке?

 

– Немного еды, крупа для каши, люди дали.

– Так это твой Коран в сторожке?

– Да, дедушка Иса оставил. Я немного умею читать, но не понимаю. Дедушка, когда был живой, рассказывал, что там написано.

– Мы знали Ису Азагоева, он воевал в горах ещё в Отечественную. Хотели организовать постоянный пост в сторожке, но если ты там живешь, то только днем там будет сидеть наш боец, тебя передадим федералам при обмене пленных, у них есть лагеря для беженцев.

– А как же мама с папой, они ведь придут за мной сюда?

– Они найдут тебя там. Детям не место на войне.

Магомед отвел Надю в сторожку, где сидел мрачный человек в зеленой повязке на голове и в вязаной шапочке, он подвинулся, освобождая место. В сторожке уже было жарко натоплено. Чеченец держал между ног автомат, внимательно посматривал в окно на ворота. На дворе шел мелкий дождь, тучи стояли сплошным покрывалом. Боевики накрыли автомобили маскировочной сетью, у них стояли часовые в плащах с капюшоном, остальные укрылись от мелкой воды в цеху, развели там костры в бочках. Воины накормили собак отходами от обеда. Магомед принес и в сторожку хлеб, колбасу, сыр, сушеной рыбы. Через два часа часовых сменили. На этот раз пришел веселый молодой чеченец, который читал стихи и рассказывал сказки. Ночью свет не зажигали, боялись налета авиации. Шарик, несмотря на то что был сыт, все равно бегал на охоту, ловил беспечных фазанов, зайцев, гонял наглых ворон, норовивших поживиться едой, которую давали пришедшие люди. На четвертый день разъяснилось, над горами взошло тусклое солнце, похожее на круглую лепешку. Тут же над городом закружили хищные самолеты, раздался вой падающих бомб, разрывы, потянуло удушливым дымом сгоревшей взрывчатки, пылью разрушенных зданий, кровью, следом раздалась стрельба автоматического оружия. Отряд быстро погрузился на машины и уехал в сторону боя, оставив обычный после человека мусор: пустые пачки сигарет, пакеты, обрывки бумаги, которые разносил ветер.

В тот день пес, поев немного каши, убежал на охоту, на этот раз быстро напал на след зайца, но, для того чтобы его поймать, пришлось побегать. На небольшой высоте с оглушительным ревом пролетели стальные птицы, от них пахнуло сгоревшей нефтью, краской и машинным маслом. Машины исчезли в стороне молзавода, и сразу оттуда раздались глухие взрывы ракет. Бросив зайца, Шарик стремглав кинулся на звук. Еще издали увидел, что трубы котельной нет и на месте основного цеха зияла огромная воронка, вокруг валялись груды кирпичей, покорёженные столбы линии электропередач, вырванные с корнем десятиметровые деревья. Над развалинами витал резкий запах химии. Пыль ещё не осела, и оттуда несло смертью. Плиты перекрытия сторожки упали на разрушенные стены, бетонной ограды не было, плиты разбросало на десятки метров. Чихая от пыли, пес обежал развалины сторожки, в одном месте наиболее сильно пахло кровью, хозяйкой, но она была еще жива – сквозь наваленные кирпичи слышался слабый стон. Пес стал разгребать завал, где лапами, а где и помогая себе зубами, но вскоре понял, что крупные камни ему не поднять без помощи людей, и тогда побежал в город. Улицы словно вымерли, не видно было даже вездесущих детей, только собаки провожали пса злобным лаем. Вскоре, миновав частный сектор, Шарик увидел многоэтажные дома, все окна у них были выбиты, и оттуда вместе со вспышками раздавались резкие звуки выстрелов. Здесь пахло войной, люди убивали друг друга, и никому не было дела до одинокой собаки. Мимо просвистело несколько шальных пуль, и, все ещё надеясь спасти девочку, он пустился в обратный путь. Прибыв на завод, пес по запаху почуял, что все кончено, Надя умерла. Тогда пес забрался на вершину развалин и протяжно завыл. Так он пролежал всю ночь, изредка оглашая окрестности протяжным собачьим плачем. Утром пес понял, что, не попив воды и не поев, вскоре сам умрет. Встал, сначала попил воды в ближайшей луже и побежал на охоту. Немного погодя Шарик обрадовал себя жирным фазаном, потом поймал еще одну курицу и принес её недавно ощенившейся суке. Проследив, чтобы насытились маленькие, остальное отдал стае и в стороне наблюдал за дракой псов за жалкие остатки птицы. Шарик понимал, что без постоянной помощи людей стая распадется: кто, окончательно одичав, будет питаться охотой, кто уйдет ближе к жилью, надеясь на подачки, а кто просто сдохнет, не выдержав конкуренции с наиболее сильными самцами. Наевшись и утолив жажду, пес вновь лег на развалины, ночью выл в темное снежное небо. Потом выпал белый снег, все сверкало чистотой. Вначале пахло только замерзшей водой, потом сквозь белое одеяло проступили запахи земли.

В тот день опять приехали на мотоцикле любители собачатины. Шарик поднялся навстречу, сидевший сзади мужчина поднял правую руку с каким-то черным предметом, раздался выстрел, пес сначала почувствовал удар в грудь, потом тупую боль, лапы подвернулись, и он упал на живот, вновь поднялся, через силу, зарычав, пошел на врага, мужчина выстрелил вновь, и солнце померкло совсем.

– Вот удачно заехали, правильно ты, Гриша, сказал, что завод разбомбили и можно запросто настрелять собак, – радовался Николай, опуская пистолет. – Ты собирай их в коляску, а я еще несколько набью.

* * *

Все события, изложенные в романе, кроме подтвержденных архивом, являются придуманными автором, совпадение имен считать случайным.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru