Иван Андреевич Банников
Список
– И где можно развлекаться вдали от жены, – она противно захихикала, и мне в этот момент захотелось дать ей по голове.
– Предлагаю расположиться здесь.
– Здесь? – я живо представила себе, как она недовольно надувает губы. – Почему не в спальне?
– Потому что здесь сейчас будет очень романтично. Мы займёмся этим перед горящим камином.
– Ух ты! – она захлопала в ладоши. – Даже не могу вспомнить, когда такое было у меня в последний раз.
– Присаживайся на этот удобный диванчик, а я пока зажгу огонь.
– Подумать только, ещё час назад я думала, что у меня будет очередной скучный вечер. И вдруг такое неожиданное приключение.
Ведьма всё болтала и болтала, ни на секунду не закрывая рот, Никита стучал и шуршал чем-то, а я вспоминала недавно умершего Владимира и те бурные эмоции, которые она обрушила на меня во время нападения в кафе. Быстро же она отгоревала и перестроилась на других мужчин. Или же одно другому не мешает, как говорится…
Спустя какое-то время послышалось потрескивание огня, а затем и лёгкий запах дыма проник в шкаф.
– О, какая романтика, – замурчала Элеонора. – Может, выключим освещение? Света огня вполне достаточно.
– Конечно, красотка, – согласился Никита каким-то мерзким похотливым тоном. – Будем как пещерные люди, при свете костра.
За дверью шкафа стало совсем темно. Я стояла, прильнув ухом к щели, чтобы не пропустить ни слова.
– Предлагаю сначала угоститься вкусненьким.
– О, шампанское! Вечер становится всё лучше и лучше.
Раздался хлопок, он совпал с визгом Элеоноры. Звякнуло стекло, затем зажурчала с шипением жидкость.
– Мне можно побольше, да, о-о-о, как это чудесно.
– А будешь фрукты? Вот там возле окна стоит коробка со свежими.
– Да? Очень хочу! Где? Тут? Тут?
– Вон там подальше.
– Тут?
Я замерла, представляя, как в этот момент Никита кладёт в бокал таблетки, и они стремительно растворяются, превращаясь в ворох пузырьков.
– Да где же они?
– Ох, наверно, слуги отнесли на кухню, а я ведь просил не трогать ящик! – ему удалось изобразить убедительную злость. – Вечно лезут куда не надо!
– Как я тебя понимаю, с прислугой сейчас вообще беда, эти «серые» твари сплошь бракованные. Я бы их всех в кислоту…
– Ну ничего, у нас тут есть груши, а потом я принесу ещё.
– О, жёлтые, мои любимые.
– Ну что ж, за нас.
Раздался звон бокалов, затем воцарилось молчание.
– М-м-м, как вкусно, – промычала Элеонора. – А теперь закусить грушкой… М-м, ням.
– Да, неплохие груши.
– А теперь закончить вкусовой букет!
Я не сразу догадалась, что новая порция тишины означает, что они целуются. Стало неприятно, когда я представила, как она жадно пожирает губы моего друга. Я не видела никогда, как она целуется, но была уверена, что это происходит именно так.
Прошла целая минута, затем вторая, а тишина продолжалась. Я уж было начала переживать, что Никите пришлось заняться сексом с ведьмой, но тут он подал голос:
– Выходи давай.
Я пулей выскочила из шкафа и уставилась на голое тело бывшей коллеги, распростёртое на ковре головой к камину. Её одежда валялась на диване и на полу. Загорелся яркий верхний свет. Никита стоял неподалёку и с отвращением вытирал губы рукавом расстёгнутой рубашки.
– Я уж думал, что они никогда не подействуют, – он сплюнул в камин.
– Сколько ты положил?
– Четыре.
Мы встретились взглядами.
– Спасибо.
– Я, наверно, пойду.
– Ты не обязан смотреть, как я делаю это.
– А я и не хочу.
Никита направился к выходу, но так и не ушёл. Стоя у двери, он выглядывал в темноту и словно ждал. Я достала из кармана коробочку, открыла её и вытащила одноразовый шприц, заправленный светло-голубой жидкостью. Он и правда был снабжён длинной толстой иглой, и вены на внутренней стороне локтя Элеоноры показались мне недостаточно крупными. Тогда я перевернула её на правый бок и нашла подходящий крупный сосуд под коленкой. Руки дрожали и шприц ходил ходуном, когда я поднесла иголку к коже.
Мне было страшно. И весьма некстати вдруг возникли сомнения, а имею ли я право отнимать жизнь у другого человека, пусть и у плохого. Чтобы всё это прекратить, пришлось зажмуриться, вспомнить боль от ножа в животе и разозлиться на себя. Месть нужно осуществить! Это именно месть. Я мщу ей за годы издевательств и за попытку убить меня. Она ведь и правда хотела отправить меня в утилизационный цех Родильной Фабрики. И уж она-то не сомневалась.
Дрожь утихла, я открыла глаза, воткнула иглу в вену и нажала на поршень.
Голубая жидкость бодро вошла в тело.
Я выдавила шприц до самого конца, надеясь, что этой дозы хватит с лихвой, чтобы проклятая ведьма упокоилась с миром. Он словно жёг руку и я уронила его на ковёр. Потом я уложила Элеонору на спину, прикрыла наготу её неприличным платьем и села неподалёку.
– Уже всё? – спросил Никита сдавленным голосом, по-прежнему старательно глядя на улицу.
– Не знаю, надо подождать, наверно. Не сразу же подействует.
Нужно было пощупать её пульс, но я не могла заставить себя притронуться к жертве. Мне и смотреть на неё не хотелось.
– А ты уже подумала, куда потом её денешь?
Я встревожилась. А ведь и правда, я же ни разу не задумалась о том, что делать с телом. Бросить здесь? Хозяева рано или поздно найдут и вызовут полицию. Юлии тут нет, так что мои следы найдут по-любому. Чёрт. Тогда нужно навести тут порядок и увезти тело. Но куда? Где её оставить?
Никита закрыл дверь и медленно подошёл к нам. На Элеонору он посмотрел со страхом и каким-то отвращением.
– Знала бы ты, сколько мне пришлось вытерпеть, пока мы доехали. Она приставала каждую минуту.
– Где ты её встретил? И как уговорил?
Он сел по другую сторону от тела, словно подчёркивая, что жертва разделила нас во всех смыслах. Подтянул колени к груди и обнял их руками.
– Я вовремя подъехал. Она вышла с работы через десять минут. Ну тут я выскочил на неё, толкнул, извинился. Показывал как мог, что она мне сразу понравилась. Флиртовать пришлось… – он тяжело вздохнул. – Она клюнула. Вызвали такси. Поехали. По дороге всё пыталась выспросить, из какой я семьи, пришлось врать, что родители не одобряют моё распутное поведение, поэтому чтобы их не опозорить, я не могу себя назвать. Ну и вот…
– Ты же понимаешь, что помог мне отомстить? – я смотрела на него и всё хотела, чтобы он глянул на меня. – Я ведь не сделала ей ничего плохого, а она хотела убить меня. Не покалечить, не сделать больно, а убить. В больнице сказали, что ещё бы пять минут, и меня уже не спасли бы. Я отомстила ей. Понимаешь?
Друг не ответил и только вздохнул. Мне хотелось погладить его по плечу, я даже подалась в его сторону и протянула руку, но пальцы так и застыли в нескольких сантиметрах от цели.
– Долго ещё?
Я опустила глаза на Элеонору. Казалось, что она глубоко спит. Я пригляделась – кажется, не дышит. Пришлось преодолеть внутреннее сопротивление и дотронуться до левого запястья. Оно оказалось неприятно тёплым и мягким. Пульса вроде бы не было.
И вдруг Элеонора распахнула глаза и взмахнула правой рукой. Она заехала мне по лицу, и я вскрикнула от неожиданности и боли и отпрянула.
– Твари «серые»! – заорала она на весь дом. – Вам конец!
Модифицированный Уколом организм поразительно быстро переработал убойную дозу снотворного и смог справиться с сердечным препаратом. Этого я не приняла во внимание, когда придумала умертвить её с помощью лекарств. Большая часть тела Элеоноры ещё оставалась обездвиженной, но шея и руки уже находились в её власти. И поганый рот, который теперь не затыкался ни на секунду.
Испуганный Никита ужом развернулся и с ужасом уставился на несостоявшуюся жертву.
– Вам конец, твари! – орала Элеонора, брызгаясь слюной, в её бешеных глазах плескалось безумие. – Убить всех «серых», всех лабораторных тварей! Я убью вас! Не добила тебя, а сейчас добью! Вам конец! Конец, твари клонированные!
– Её надо связать! – вскричал друг и кинулся к лежащей женщине.
Он схватил платье, видимо, намереваясь спеленать им руки, и нагнулся к Элеоноре. И получил удар по голове. Застыл. И посмотрел на меня удивлённо и жалобно одновременно.
Он мешком повалился на ведьму. Только после этого я увидела шприц, торчащий из его правого виска. Длинная толстая игла вошла в мозг целиком.
Я истошно закричала. Глядя на мёртвое тело лучшего друга, я всё кричала и кричала, ничуть не заботясь о том, что меня могут услышать соседи. В тот момент я позабыла обо всём на свете. Передо мной лежал мёртвый Никита, и только его смерть имела значение.
– Что, сдох твой дружок?! – орала Элеонора, тщетно пытаясь столкнуть с себя его тело. – И ты тоже сейчас сдохнешь! Я тебя в покое не оставлю! Я отомщу тебе за смерть Володеньки, моего любимого! Мы вас вместе убивали, грязных девок, и получали от этого наслаждение! Резали вас ножами и душили! Забивали палками и кирпичами до фарша! Сколько я вас по паркам разбросала, и тебя теперь прикончу!
Меня словно охватил паралич. Я застыла и даже перестала дышать. Смотрела на Никиту. А в голове билась одна-единственная мысль: «Что же я наделала! Из-за меня умер мой лучший друг!».
Элеонора продолжала визжать и верещать, исходя ненавистью к резервистам, но я больше не прислушивалась к её гадким словам. В голове болезненно пульсировало, уши словно заложило ватой, а в глазах замерцали белые искры.
Дрова в камине стрельнули и вывели меня из ступора. Медленно, как в трансе я повернула голову и уставилась на огонь. А потом повернулась обратно и посмотрела на злобную стерву. Что ж, если с любыми химическими веществами её организм может справиться, то посмотрим, как он сможет противостоять огню.
Она, должно быть, поняла что-то по моему лицу, потому что заорала с новой силой. Она всё силилась столкнуть с себя Никиту, но он был слишком тяжёлым, и у неё ничего не получалось.
Сначала я хотела вынести друга из дома. Взяла за руку и потянула. И поняла, что не смогу утащить его далеко. Даже до площадки, чтобы увезти с собой. Да и потом, куда я его дену и как объясню его странную смерть? Его придётся оставить здесь.
Весь план действий сформировался в голове за одну секунду.
Я вытащила пропуск из кармана Никиты и бросилась придвигать мебель к ковру, опрокинула на него два кресла и диванчик.
– Сволочь! Ненавижу! – орала Элеонора. – Не смей! Только мы имеем право отнимать ваши жизни! Вы расходный материал! Вы грязь! А мы ваши боги! Вы не можете на нас покушаться! Мы боги! Боги!
Я побросала на ковёр оставшиеся дрова. А потом засунула длинную щепку в камин и подождала, пока она уверенно загорится.
С горящей палкой в руке я подошла к лежащим людям и в последний раз посмотрела на Никиту. На моего единственного друга, который делал меня счастливой и спасал от страшного одиночества.
Сначала я хотела произнести эмоциональную обличительную речь, но потом поняла, что даже самые хлёсткие и верные слова не смогут пробиться в её извращённое сознание, затуманенное долгими годами бессмертия и безнравственности.
Поэтому я просто поднесла огонь к ковру и жестоко улыбнулась, когда он с готовностью перекинулся на пушистый ворс. Языки пламени принялись быстро расползаться по ковру и вот уже лизнули ярко-рыжие волосы и охватили всю голову.
Элеонора всё продолжала кричать, но теперь в её воплях появилась боль, которой становилось больше с каждой секундой, по мере того, как её обступал со всех сторон яркий огонь.
Я хотела насладиться её смертью, но не смогла. От ядовитого дыма и мерзкого зрелища горящего заживо человека меня замутило, я сделала несколько шагов в сторону двери и согнулась пополам от острого приступа тошноты. Меня безжалостно вывернуло наизнанку.
Пламя за спиной быстро разгоралось, охватив весь ковёр и теперь перекидываясь на мебель. Комната наполнилась дымом и шумом. С запозданием включилась пожарная сирена, которая подстегнула меня. Я кинулась к двери, выскочила на улицу и побежала в переднюю часть двора. Теперь нужно было покинуть это место как можно скорее, и чтобы при этом меня никто не заметил и не схватил.
Калитка охотно распахнулась, выпуская меня с участка. Воровато оглядываясь по сторонам, я бежала по тихой улице и хвалила тех, кто ради интимного комфорта бессмертных поставил здесь так мало фонарей.
С боковой улочки я выскочила на основную дорогу, проходящую через весь элитный посёлок. Я мчалась на максимально возможной скорости, а где-то там огонь стремительно охватывал красивый богатый дом. Я знала, что сгореть дотла ему не дадут. Пожарные роботы наверняка дежурят где-то неподалёку и вот-вот прибудут на место, чтобы максимально эффективно побороть огонь. Важно было только одно – чтобы головной мозг Элеоноры успел повредиться безвозвратно и без надежды на регенерацию.
Один раз мне пришлось спрятаться, когда навстречу показалась красивая чёрная машина. Я не задумываясь прыгнула в густой кустарник, который отгораживал дорогу от участков. Каким-то чудом не выколола себе глаза и затаилась. Машина с лёгким шелестом мягких дорогих шин промчалась мимо.
До ворот и ограды я бежала минут десять, и за это время пришлось ещё дважды прятаться в зарослях. Богачи на ночь глядя потянулись к загородному комфорту, чтобы насладиться извращениями и доступными излишествами.
Сканер целых десять секунд мурыжил пропуск, и я уже начала бояться, что придётся каким-то образом перелезать через высоченный забор. Но тут прибор пискнул, и массивная металлическая створка начала отползать в сторону. Я скользнула в щель и растворилась в темноте яблоневого сада.
Я решила не идти по дороге, потому что опасалась, что к посёлку подтянутся не только пожарные, но и полиция. Ведь мы все там орали так, что только глухой не услышал бы. В тишине сонных улиц наши голоса наверняка разносились очень далеко.
Под ногами пружинил толстый слой короткой жёсткой травы, которая предотвращала преждевременное испарение воды из грунта. Одинаковые клонированные деревья были высажены ровными рядами, поэтому перемещаться по саду можно было быстро и безбоязненно. Несмотря на темноту, я успешно преодолевала ряд за рядом и приближалась к черте города. Только когда до стены, отделяющей сад от крайних домов, осталось не больше десяти шагов, я наконец-то остановилась, чтобы перевести дух.
Ноги дрожали от бега и страха. Шумно дыша и ощущая бешеное биение сердца, я прислонилась к шершавому стволу, а затем и вовсе села на траву. Листва чуть заметно шелестела, свежий кондиционированный ветерок приятно обвевал потное лицо, а на душе выли волки, тоскующие по единственному другу, потерянному навсегда.
Рядом раздался стук, я протянула руку и нащупала яблоко. Поднесла его ко рту и откусила большой сочный кусок. Жадно жуя дефицитный фрукт, я удивлялась его странному сладко-солёному вкусу и только потом поняла, что плачу. Слёзы обильно лились из глаз, а я жевала проклятое яблоко со вкусом скорби и чувствовала себя крайне несчастной.
Я съела ещё пять плодов и могла бы и больше, но испугалась, что с непривычки живот взбунтуется и устроит мне приключения. Пора было двигаться дальше, потому что путь до дома предстоял неблизкий. Мне нужно было преодолеть восточный район и половину южного, и всё это пешком, потому что общественный транспорт по ночам не ходил. Да я бы и не рискнула сесть на автобус или вызвать такси, потому что система отметила бы платёж, и тогда потом никак не отвертишься от Родиона и его приставучих коллег.
Перелезть через стену оказалось гораздо легче, чем я думала. Сначала я забралась на крайнее дерево, чуть проползла по ветке и прыгнула на стену. Спрыгивать в темноту с четырёхметровой высоты было страшно, но пришлось пойти на этот риск, потому что в любой момент меня могли обнаружить сторожевые роботы, патрулирующие снаружи сада. Держась за острый край кирпича, я свесилась вниз, поболталась пару секунд, задержала дыхание и разжала пальцы.
После короткого полёта я ударилась ногами об землю и покатилась куда-то кубарем. Оказалось, что стена стояла на небольшом возвышении, перед которым находился неглубокий сухой ров. Мне повезло не сломать шею или конечности, я лишь ободрала правую руку о сухой грунт и почти небольно ударилась затылком.
Встав и отряхнувшись, я вошла в короткий переулок. И направилась к дому, стараясь выбирать самые тёмные и безлюдные улочки. Километр за километром я перебирала ногами, смотрела вперёд и думала о том, что по моей вине погиб замечательный человек, который мог прожить ещё много лет, творя красоту и радуя людей.
Меня не отпускал страх, что Элеонора могла умудриться выжить. В этом случае она натравила бы на меня весь «белый» мир и не оставила бы мне ни малейшего шанса. Моё слово против её ничего не значит. Ровным счётом ничего.
День выдался очень длинный и выматывающий. Я жутко устала, как физически, так и морально. Только силой воли я доволокла себя до дома. По ступенькам я поднималась из последних сил. По коридору шла на сгибающихся ногах. Открыла дверь квартиры. Вошла. Доковыляла до кровати, повалилась на неё как обрубленная и мгновенно отключилась.
Наказание
Мне повезло. Этой ночью мне ничего не приснилось. Никаких снов. Совершенно. До самого пробуждения я просто пребывала в Нигде.
Проснувшись, я со стоном оторвала голову от кровати и с трудом разлепила глаза. Волосы мешали смотреть, и рука целую вечность преодолевала расстояние от кровати до лица.
В поле зрения оказалась кровать Светы, аккуратно заправленная. С хрустом повернув голову, я с облегчением оглядела пустую комнату. Как же хорошо, что все соседки ушли на работу, предоставив мне возможность сполна погрузиться в своё горе.
Всё тело ныло, а в животе разливалась тягучая едкая боль. Я перевернулась на спину и застонала. Вчера мне пришлось силой воли позабыть и про слабость, и про недомогание. Сегодня организм наказывал меня по полной.
Я встала, сбросила с ног запыленные кеды, стянула с себя грязную одежду, провонявшую дымом и потом, швырнула её на пол и пошла в ванную. Понадобилось не меньше десяти литров горячей воды, чтобы голова хоть немного прояснилась, а тело перестало казаться концентрированной болью.
Я сушила волосы, когда хлопнула входная дверь. Я замерла и прислушалась.
– Лида, – позвала Настя.
Я удивилась, почему она пришла домой в рабочее время. Впрочем, откуда мне знать, происходит это когда-нибудь или нет, я же всё время пропадала на работе и понятия не имела, как девочки тут жили в моё отсутствие.
– Лид!
– Я тут.
Соседка возникла на пороге ванной через несколько секунд. Она выглядела взволнованной и даже встревоженной.
– Что у тебя вчера случилось? – накинулась она на меня с излишне настойчивой заботой.
– Я не…
Раздался стук, и мы обе замерли, глядя друг на друга. Стук повторился, теперь громче.
– Кто это? – прошептала Настя.
Я молча пожала плечами. И вспомнила про одежду, хранящую на себе все виды улик, какие только могли свидетельствовать против меня. Я бросилась в комнату, схватила охапку вещей.
– Лидия, – раздался голос Родиона. – Мне нужно срочно поговорить с вами.
Я вернулась в ванную.
– Отвлеки его на минуту! – попросила я соседку.
Она посмотрела на одежду в моих руках, вздохнула и пошла открывать дверь.
Я засунула одежду в старенькую стиральную машинку, налила очищающего геля и запустила программу интенсивной стирки.
– Здравствуйте, а Лидия дома? – послышалось из комнаты.
– Да, она в душе.
– А вы почему дома?
– Вернулась за забытой шапочкой.
Я разбросала мокрые волосы по плечам, обернулась полотенцем и выглянула из ванной. Инспектор уставился на меня. Он выглядел хмурым и озабоченным, красные глаза свидетельствовали о серьёзном недосыпе.
– Мне нужно высушиться и одеться. Подождёте? – прохладно осведомилась я.
– Только поскорее, – приказал он.
Я вернулась в ванную, досушила волосы и оделась. Я торопилась изо всех сил, но не потому, что Родион мне так приказал, а потому что сама жутко нервничала и хотела поскорее узнать, с чем он пришёл.
– Чудесные волосы, – не удержался он от комплимента.
– Вы узнали, как умер Владимир?
– Пока нет. Официальная версия – самоубийство. Но мы-то знаем, что это не так, не правда ли?
Я хмыкнула.
– Я ничего об этом не знаю. Меня там не было.
– Да, я помню эту версию. Может, Лидия, вы ещё скажете, что вчера вас не было в «Светлой заре»?
– А что это? – я и правда слышала это название впервые, хотя и поняла, о каком месте идёт речь.
– Это загородный посёлок, в котором живут самые уважаемые и заслуженные члены общества.
– Мне никогда не доводилось бывать в загородных посёлках.
– А к чему вопрос? – подала голос Настя, и мы с инспектором дружно вздрогнули, словно позабыли о её присутствии.
– А вы за Списком не следите, что ли? – вопросом на вопрос ответил инспектор.
– Я сегодня ещё не смотрела, – и тут я вспомнила про мобильник, который остался в кармане штанов, которые сейчас весело крутились в стиральной машине. – Чёрт!
– Что такое?
– Кажется, я постирала телефон!
Я бросилась в ванную, остановила стирку и открыла дверцу. Пока я выковыривала аппарат из кармана штанов, инспектор подошёл и встал рядом.
– Ну что там?
– Не знаю.
Я слегка похолодела, потому что кроме телефона нащупала в кармане и магнитный пропуск от чужой виллы. Чёрт возьми, как же я забыла от него избавиться! Пальцы вмиг сделались деревянными и непослушными.
– Не выходит.
– Давайте я помогу, – Родион наклонился и протянул руку.
– Нет! – слишком резко отреагировала я. – Вдруг вы мне его разобьёте, я сама. Слишком много денег за него отвалила.
Наконец мне удалось вытащить телефон. Он отозвался на прикосновение радужными сполохами на экране.
– Работает, – с облегчением выдохнула я.
Захлопнув дверцу, я запустила стирку заново и выпрямилась.
– Что-то вы красная какая-то, – заметил инспектор.
– Я только вчера вышла из больницы, чего вы хотите, мне нехорошо.
– Давайте всё же продолжим беседу.
– То есть допрос.
– Беседу. Для допроса я уже вызвал бы вас в участок официальным письмом.
– Будете чай?
– Не откажусь.
Мы переместились в кухонный угол, Родион сел. Настя тоже.
– Вам не пора на работу? – сухо спросил он.
– Я переработала в последнюю неделю, теперь мне положены часы отгула, – нагло соврала она, явно не собираясь оставлять нас наедине.
Я бросила на неё благодарный взгляд.
Я налила воды в чайник и поставила его на нагревающую поверхность.
– Итак, мы остановились на Списке. Вы знаете, что он снова сдвинулся?
«Значит, всё-таки сдохла!», – обрадовалась я, скрыть эмоции не получилось.
– Вы рады? – спросил он так, как будто радость уже означала причастность к преступлению.
– Ну конечно. Все резервисты мечтают о том, чтобы стать бессмертными. Ведь для этого нас и создали.
– Сколько вам осталось?
– От бессмертия меня отделяет ещё одна позиция.
– А вас? – он посмотрел на Настю.
Та ничуть не смутилась.
– А меня две.
– И время ещё есть, – чуть язвительно добавил инспектор.
– Да, ещё шесть дней.
– Управитесь?
– Я не понимаю, о чём вы.
– Где вы были вчера днём и вечером?
– Днём я была у моего друга Никиты.
– Как интересно.
– Ничего интересного. В больнице у меня не оказалось одежды, я попросила Никиту, он привёз вещи. Ну и вполне логично, что пригласил меня на обед.
– Вы пообедали?
– Да, мне было вкусно.
– Что потом?
– Потом я пошла домой. По дороге зашла в поликлинику, где работает Настя.
– Зачем?
– Она медсестра…
– Доктор в больнице совсем не объяснил ей, как нужно ухаживать за порезами, – Настя вовремя вставила свою фразу, потому что я не успела придумать ничего толкового.
– Можно посмотреть?
Я демонстративно приподняла футболку.
– Как видите, не симулирую.
– Хорошо, вы зашли к подруге, а потом?
Я вовремя припомнила, что система метро должна была отметить мою поездку.
– А потом я поехала в Центр.
– Зачем? – он подобрался, словно приготовился к броску.
– Потому что мне хотелось хотя бы издали посмотреть на бывшую работу. К тому же, там остались некоторые мои личные вещи, была мысль забрать их.
– Забрали?
– Я так и не набралась смелости подняться туда.
– И куда вы направились потом?
– Пошла домой.
– Домой? Почему пешком? Далековато же.
– Я неважно себя чувствовала, хотела прогуляться, подышать воздухом. Да и не хотелось тратить деньги на лишнюю поездку.
– И во сколько вы пришли домой?
– Я не…
– В семь часов, – соседка достойно выдержала сверлящий взгляд инспектора. – Мы закончили ужинать, тут она и пришла.
– А дальше что?
– А дальше я легла спать, потому что у меня была жуткая слабость.
– А почему вы выписались из больницы раньше времени?
– Потому что лечение не могло мне больше ничего дать. А полежать на кровати я и дома могу, тут даже скорее выздоровею.
– Ну хорошо, допустим. Значит, вы вчера общались с вашим другом Никитой Заболоцким. О чём вы говорили?
– Ну, вспоминали годы в детдоме. Потом он рассказывал про свой последний заказ от крупной фирмы из Центра. Что ещё… Про мою судьбу поговорили, что мне нужно искать работу в сером поясе. Ну и всякое по мелочи.
– Мелочи, значит. Не была ли одна из мелочей про его поездку в «Светлую зарю»?
– Нет, ни про что такое мы вообще не говорили, – я решительно помотала головой.
– Ну, может, он упоминал, что собирается с кем-то встретиться? Не обязательно за городом.
– Да нет, у него же был этот большой заказ, и он собирался весь вечер кроить ткани.
– Однако он этого не сделал.
– Ну я не знаю. А почему бы вам не спросить у него самого, чем он занимался вчера, – я так сильно старалась казаться спокойной и расслабленной, что, кажется, наоборот, повела себя несколько неестественно.
– Я не могу его спросить, потому что он мёртв.
Я старательно вытаращила на него глаза. Я не знала, как себя вести, как правильно проявлять эмоции. Как бы я себя повела, если бы на самом деле узнала об этом только сейчас?
– Что?! – вскричала Настя, которая отлично знала Никиту. – Как мёртв?!
Я чувствовала на себе её обжигающий взгляд, но смотрела только на инспектора. Внезапно я засмеялась. Такая странная реакция стала сюрпризом и для меня самой, в то время как инспектора и соседку она обескуражила и даже шокировала.
– Вы… хотите, ха-хаха, сказать, ха-ха, что он, ха-ха-ха, умер?! – еле выдавила я несколько слов, не прекращая смеяться.
– Э-э, да, – Родион силился понять, что скрывается за моим весельем.
Я смеялась так, что из глаз полились слёзы. Сгибаясь пополам и хватаясь за живот, я хохотала как чокнутая и не могла перестать. А потом постепенно хохот сменился рыданиями. Произошло это так гладко, что я и сама не успела заметить, как от одного перешла к другому.
Инспектор вскочил и кинулся к крану, послышался звон посуды, чашка грохнулась на пол и разлетелась на десяток осколков.
За долгие годы в детдоме мне доводилось плакать не раз, но такого глубокого горя оплакивать ещё никогда не приходилось. Слёзы лились потоком, и я не могла их остановить. Почему-то именно сейчас пришло окончательное осознание, что я больше никогда не смогу его увидеть. Даже если человек живёт на другом конце света или даже на другой планете, у тебя всё равно остаётся какой-то шанс повстречать его. Но совсем невозможно встретиться с человеком, которого просто больше нет.
Когда я закончила плакать, инспектор уже испарился. Настя сидела на своей кровати, делала вид, что занимается ногтями, и ждала, когда со мной можно будет поговорить. В том, что разговор неизбежен, я не сомневалась. Больше всего хотелось избежать этого, но она ведь соврала ради меня, обеспечив некое алиби.
– Ну так что у тебя случилось? – спросила она. – И почему умер Никита?
– Он точно ушёл?
– Угу.
Повинуясь непонятной параноидальной подозрительности, я обошла всю квартиру и убедилась в том, что кроме нас тут больше никого нет. Села рядом с Настей и рассказала ей без лишних подробностей о событиях вчерашнего вечера. Она внимательно слушала, не перебивала и как могла справлялась с бурными эмоциями. Когда я закончила рассказ и облегчённо выдохнула, соседка покачала головой, делано выпучив глаза.
– Ну и ну. Нет, я знала, что ты человек неординарный и способна на многое. Но и подумать не могла, что ты когда-то решишься пойти на такое.
– Я и сама никогда не подумала бы… Но они вынудили меня.
– Ну нет. Если тот первый тебя и правда вынудил, совершив нападение…
– У меня не было выбора…
– Был, – возразила она. – Умереть. Или выжить, но убить…
Я возмутилась:
– Да не хотела я его убивать! Хотела просто вырваться и убежать. Говорю же, случайно так вышло.
– Ну не важно. Не хотела, случайно. Это ещё можно как-то списать. Но вот на устранение этой бабы ты пошла сознательно. И ещё и лучшего друга впутала. Мне тебя не жалко. А вот его очень.
– Да, я очень сожалею, что так вышло, что я его попросила помочь. Не заставляла, а попросила. Это был его выбор, он мог и отказаться. И это же не я его погубила. Но всё же я виновата, что втянула его. И поверь, мне от этого очень тяжело. Никакие твои укоры не сравнятся с ударами хлыста моего собственного надсмотрщика.
Настя казалась грустной. Может даже расстроенной. В её взгляде я видела то, что заметила и у Никиты – горькое разочарование во мне. Ну что ж, придётся мне заплатить и эту цену за возможность жить вечно.
– Что будешь делать дальше? – наконец нарушила соседка тишину.
– Остался один шаг до Списка.
Мы встретились взглядами.
– Ты уже выбрала жертву?
– Это тоже будет плохой человек, который совершил много зла.
– Кто?
– Мокрица.
Настя вздрогнула. Побледнела. Натужно сглотнула. Закрыла глаза и прижала ладони к щекам – неприятные детские воспоминания хлынули из закромов памяти.
– Скажешь, что он заслужил жить и дальше? И ломать жизни людей? – с вызовом произнесла я, повышая голос. – Сколько ещё детей будут им избиты, замучены и изнасилованы?! Может, пришло время положить этому конец?
– Да, он, конечно, негодяй и сволочь. Ненавижу его…
– Как и сотни резервистов, прошедших через «Вишнёвый рай».
– Но никто не имеет права забирать чужую жизнь!
– Даже у такой твари?
– Не знаю, – она прикрыла лицо ладонями.
– Вот пока ты не знаешь, я твёрдо решила, что должна освободить этот мир от такой грязи как Мокрица. И избавить сотни детей от его травмирующего влияния.
– Тебе никто не передавал полномочия судьи.
– Пока настоящие судьи бездействуют и закрывают глаза на его делишки, потому что он один из них, кто-то должен взять на себя тяжёлую ответственность. Я беру.
– Ты сначала разберись с полицией. Они тебя подозревают. Инспектор с тобой не закончил. Он ещё хотел поговорить про Элеонору. Он пошёл перекусить в кафешку за углом. Вот-вот придёт.
Я пренебрежительно пожала плечами и встала. Посмотрела на часы. Когда раздался стук в дверь, я отнеслась к этому совершенно спокойно и пошла открывать.
Родион смотрел на меня пытливо.
– Давайте уже поскорее закончим, – мне не составило труда выглядеть усталой и болезненной.
