Иван Андреевич Банников
Список
– Хм, а это интересная версия, – Родион снова задумался, высунув язык.
Меня бросило в жар, и я встала.
– Поставлю чайник.
– Не стоит, – он тоже поднялся. – Мне нужно в участок, потому что начальство очень на нас давит. Нас торопят с расследованием, так что распивать чаи некогда. Спасибо за беседу, всего хорошего.
– Ага.
Я проводила его до двери и с облегчением выдохнула, когда он ушёл. Что ж, пока меня пронесло. Но расслабляться точно не стоило. Элеонора тоже не дура. К тому, же, у неё наверняка есть алиби на время убийства. Не то что у меня. И почему Юлия допустила такую небрежность?
Додумать я не успела, потому что зазвонил телефон.
– Да что за день! – воскликнула я, объятая тревогой.
На экране светился номер Никиты.
– Да?
– Привет, подруга, – голос друга показался мне каким-то напряжённым. – А не хочешь ли ты приехать ко мне в гости?
– Сейчас? – тупо спросила я, удивляясь странному приглашению.
– Ну как работу закончишь.
– Я могу и сейчас!
– Можешь?
– Могу.
Никита молчал и пыхтел.
– Да, давай.
Он резко положил трубку, оставив меня в недоумении. Раньше я что-то не замечала за давним другом такого поведения.
Я засобиралась. Нацепила серые брюки и чёрную кофточку, которые последний раз надевала года четыре назад, на принудительные работы по очистке парка от веток и мусора. На шею пришлось повязать тёмно-серый платок. Стоя перед зеркалом, я придирчиво осмотрела себя и осталась довольна результатом. Выгляжу почти как все, и синяки прикрыты.
С собой я взяла золотое платье, которое кто-то из девочек заботливо положил на мою кровать.
Петляя по замусоренным улочкам района, я почти бегом добралась до логова друга. Пару раз мне показалось, что сзади раздавались какие-то шаги, я оборачивалась, но никого так и не увидела. Неприятное ощущение слежки, тем не менее, упорно не отпускало, и пришлось списывать его на волнение.
Войдя в коридор, я сказала:
– Велосипед прод?..
– Заходи уже! – отозвался он из гостиной-столовой.
Никита встретил меня с накрытым обедом. Он сидел за столом и с увлечением намазывал на кусок хлеба что-то светло-оранжевое. Я облизнулась при виде настоящей варёной картошки и румяных хлебцев.
– Ты чего натворила, мать? – хмуро поинтересовался он.
Вообще изначально я не хотела ничего ему рассказывать. Не хотела ввязывать хорошего друга в свои неприятности. Да и не хотелось услышать «я же говорил». Но глядя на него, я вспомнила все наши детские проделки и совместные секреты и, повинуясь внутреннему порыву, молча стянула платок с шеи.
Никита вылупил глаза, уронил хлеб и нож, попытался что-то сказать, но поперхнулся. Какое-то время я просто ждала, пока он откашляется. Сделав глоток воды, Никита встал из-за стола, подошёл ко мне и слегка прикоснулся кончиками пальцев к шее.
– Кто это тебя?
– Мой начальник, – лаконично ответила я, вздыхая. – И да, ты предупреждал.
– Ты должна идти в полицию и заявить на него! – гневно воскликнул друг.
– Я не могу.
– Почему же это, интересно?
– Потому что он мёртв.
– ???
Меня позабавили его выпученные глаза.
– Это ты его? За это, да?
– Всё очень сложно. Я встречалась с ним вчера…
Внезапно Никита быстро прислонил палец к моему рту и замер, прислушиваясь к чему-то.
– Ни слова, – приказал он и быстро ушёл в мастерскую, где у него располагалось швейное и дизайнерское оборудование.
Я стояла возле стола, дрожала от страха и не понимала, что происходит. Спустя полминуты Никита вернулся, держа вертикально поднятый палец возле губ. Махнул мне рукой и указал кивком на дверь в туалет.
Мы зашли в небольшое помещение, где стоял превосходный унитаз, явно доставленный контрабандой из Центра. Никита вытащил из кармана прибор и нажал на одну из кнопок, глядя мне в глаза. Потом приблизил губы к моему левому уху и горячо прошептал:
– Ты чего натворила, дорогуша?! Во что ты меня втянула? Отвечай! Захотела попасть в Список? Ты грохнула этого «белого»?! Весь город судачит о том, что он не просто так свалился с балкона. Но я и подумать не мог, что ты причастна.
– Я ни в чём не виновата!
– Тише! – шикнул он. – Аппарат маскирует наши голоса, но орать не надо.
– Почему?
– Потому что они следят за тобой, дура! Ты притащила их сюда!
Я припомнила ощущение слежки и поёжилась от мурашек страха.
– Какой-то чувачок шарится по лестнице и слушает мой дом насквозь. Сдаётся мне, что он полицейский. Ты его знаешь?
Он вытащил из кармана телефон и включил экран. Я вгляделась в изображение со скрытой камеры, установленной перед дверью квартиры.
– Нет, вижу его впервые.
– Давай по порядку. Ты пришила ублюдка ради Списка?
– Он признался в любви. Предложил стать его женой и подарил кольцо. Из ресторана повёз меня к себе домой. И мы… – я замялась.
– Он лишил тебя девственности, – утвердительно заметил друг и заскрипел зубами.
Я покраснела от стыда.
– Угу.
– Что дальше?
– Мы вышли на балкон. Ему, наверно, нравилось видеть, как я боюсь. И он начал меня душить. Он хотел убить. Я стала бороться. Оттолкнула его от себя. Я не собиралась его убивать. Я просто хотела, чтобы он перестал меня душить, только и всего.
– Только и всего, – фыркнул Никита. – И отправила его полетать.
– Говорю же тебе, это вышло случайно!
– Тише!
– И он упал.
– Почему менты тебя до сих пор не арестовали?
– Потому что компьютер вступил со мной в сговор.
– Какой компьютер? Ты сбрендила, что ли?
– Его домашний компьютер! – тут уж я разозлилась. – Он… она пообещала, что сотрёт меня со всех записей, а я в ответ не должна никому рассказывать, что он пытался меня убить.
Друг отстранился и посмотрел на меня с сомнением. Сдвинув мохнатые брови, он сверкал карими глазами и шевелил чёрными пышными усами, выращенными по последней моде «белых».
– Я не знаю, зачем это нужно компьютеру Степанова, но она хотела, чтобы имя этого урода осталось чистым. И убрала все мои следы.
– Ко мне заезжал следователь.
– Инспектор? – уточнила я.
– Без разницы. Он спрашивал меня про тебя. Как он вышел на меня? А? Как он прознал про мои контрабандные дела?
– Я ему о тебе ничего не говорила, – я пришла в раздражение. – Возможно, он проверил мои звонки. Ты был последним, с кем я разговаривала перед вечером в «Пеликане».
– Возможно, – кажется, Никита чуть остыл и успокоился. – Он с тобой разговаривал?
– Ну естественно. Я чуть ли не главная подозреваемая. И мне от этого очень страшно, потому что я никогда не имела проблем с законом. Но я пока вроде как отбрехалась. И навела тень на одну суку с работы, которая теперь заняла место Владимира.
– Кто такая? – заинтересовался он.
Я коротко рассказала об Элеоноре, не забыв упомянуть и о нападении в кафе. Никита присвистнул в этом месте и покачал головой.
– Сазонова, ты притягиваешь проблемы.
– Ты бы лучше сказал, что дальше делать.
– Да я вообще без понятия, что тут делать. Одно могу сказать точно – до последнего говори, что ты тут не при чём. Я попробую кое у кого разузнать про следака, который на тебя вышел. Попробуем выяснить его слабые места, вдруг пригодится.
Мы оба синхронно вздохнули.
– Что с работой теперь?
– Без понятия, – я пожала плечами. – Вообще ещё не думала. Одно ясно точно, что бессмертие мне не светит.
– Мне очень жаль. Я-то знаю, как много сил ты в это вложила.
– Да, я хотела пробиться наверх.
– Ты достойна этого как никто.
Я вспыхнула, потому что подумала, что он иронизирует, но увидела грустные глаза и поникла.
– Пойдём хоть поедим, – предложил Никита, почёсывая шею. Его желудок отозвался голодным урчанием. – А то картоха остыла уже.
– Откуда у тебя настоящая картошка?
– Есть связи, – он хитро улыбнулся.
– Настоящий проныра.
Я протянула руку и ласково взъерошила аккуратно уложенные волосы, подстриженные по последней моде. Любому другому человеку он уже оторвал бы руку за такое, но сейчас только вздохнул и закатил глаза.
Мы вышли из туалета и прошли к столу.
– Неудобно тебя объедать, – я сглотнула обильную слюну.
– Глупости не говори, подруга. Садись и ешь сколько влезет. Мне от этого только лучше будет, а то такие бока уже отъел.
Он задрал рубашку и продемонстрировал идеальный торс, густо поросший чёрным курчавым волосом.
– Кстати, а кого теперь внесли в Список вместо этого человека?
– Без понятия вообще, – я пожала плечами, но друга детства таким было не обмануть.
Мы оба прекрасно знали имя этого счастливчика, который жил на соседней улице и всё время кадрил наивных глупышек, анонсируя своё грядущее присоединение к рядам бессмертных граждан. Мы помнили наизусть имена всех, кто входил в первую двадцатку потенциальных резервистов Списка. Думая о них, мы сели и взялись за вилки.
Я с наслаждением ела редкую картошку, думала о предстоящих поисках работы и гадала, как уйти домой, если в подъезде ожидает шпик, посланный Родионом. И вспомнила ещё одно дело, которое привело меня сюда. И сразу стало стыдно и неудобно.
– Никит, а ведь это золотое платье неубиваемое, да?
Он покосился, потом сообразил, к чему я веду, и сделал вид, что разозлился.
– Нет, назад не приму! – стукнул кулаком с вилкой по столу, и кусочек картошки улетел на пол. – Даже не проси!
– Но я его носила всего пару часиков, – я проводила глазами упавшую картошку и подумала, можно ли съесть её после пола. Обмыть под краном, например.
– Ты весело провела время! – он выразительно округлил глаза. – Активно двигалась. На платье твои выделения!
– Но ты же волшебник! Ты такой умница. Я знаю, что для тебя не проблема очистить ткань от трёх молекул меня!
– Нет!
– Ты самый лучший! Знаешь же, что я тебя очень люблю.
– Ох лиса, – вздохнул друг, неизбежно сдаваясь. – Тебе должно быть стыдно, что ты так поступаешь.
– Спасибо, дорогой! Да и потом, я всё равно уже не смогу тебе заплатить, не будешь же ты мне его дарить. А так продашь кому-нибудь ещё. Чего терять большие деньги.
– В этой части города больше нет женщин, способных носить такое платье, – буркнул Никита.
Я зарделась от такого комплимента.
Мы продолжили есть. Когда картошка кончилась, я взялась за хлебцы, которые на поверку оказались каким-то гибридом булочки и гренки. Внутри присутствовала начинка из синтетического клубничного джема, которая только всё портила слишком настойчивым ароматом.
– Ушёл, – внезапно произнёс Никита, прислушиваясь к звукам из соседней комнаты.
Теперь я сама услышала чуть заметное попискивание аппаратуры.
– Кто тебе установил такую систему?
– Много будешь знать, быстро в крематории окажешься. Ладно, дуй домой, а у меня ещё работы сегодня много.
Мы встали и прошли к выходу. Я отдала платье и снова погладила Никиту по голове.
– Будь осторожнее, пожалуйста.
– Не первый день замужем, – буркнул он, потом не выдержал и обнял меня.
Я быстро ушла, потому что из-за его запаха почувствовала непозволительные чувства. Ведь он же мне как брат, мы выросли вместе. Не хватало ещё испортить ему жизнь отношениями. Нет уж, будем чётко держать дистанцию.
Шпион ждал возле заброшенного промтоварного магазина. Он делал вид, что собирает мусор и старательно не смотрел в мою сторону, пока я быстро шла мимо. Покосившись на него, я нахмурилась. Выходит, что Родион по-прежнему в какой-то степени считает меня причастной. Возможно, думает, что это я убила Владимира. Сейчас нельзя расслабляться ни на секунду. Иначе не то что бессмертия, я и жизни лишусь раньше времени.
Дома я никого не застала, потому что рабочий день ещё был в разгаре. Я не умела лениться и не привыкла сидеть сложа руки, поэтому решила затеять большую уборку в квартире. Тем более, что, положа руку на сердце, я не так старательно участвовала в наведении порядка, как остальные соседки. Они с пониманием относились к тому, что я вечно пропадала на работе и приходила уставшая как десять собак. Только Оксана не упускала случая назвать меня лентяйкой, но на её замечания я давно научилась не обращать внимания.
Меня радовала возможность поработать руками. Я помыла полы во всех комнатах, вытерла пыль с той немногой мебели, которая у нас имелась, протёрла окна и принялась драить плиту. За этим занятием меня и застала Настя, которая работала ближе всех к дому – в районной поликлинике, которая с горем пополам лечила «серых».
– О, Лидок, ты дома? – удивилась она, опуская на пол сумку с купленными продуктами. – Что-то случилось?
– Всё в порядке. Просто решила сменить работу.
– Уволили? – подруга всегда отличалась сообразительностью.
– Ага, – я тяжело вздохнула.
– Это из-за того, что случилось вчера?
Мы обе синхронно посмотрели на входную дверь. Потом встретились взглядами.
– Ты обещаешь никому не говорить?
– Ну я же не Оксана или Светка, ты же знаешь.
Я села на ближайший стул. Мне было непросто признаться, потому что я привыкла всегда демонстрировать только успех и благополучие.
– Он пригласил меня в ресторан… Покормил… Подарил кольцо.
– Даже так? – удивилась Настя, тоже садясь.
– Ну в этом нет ничего щедрого, он же знал, что вернёт его себе обратно.
– То есть?.. – она вылупилась на меня.
– После секса он потащил меня на балкон, зная, что я боюсь высоты. И там стал меня душить.
– Может, он не хотел задушить, а тебе показалось?
– Ты серьёзно? А это ласки такие? – я провела пальцами по обильным синякам. – Он хотел меня убить. Видела бы ты его лицо, когда он сдавливал мне горло. Он этим наслаждался. Ему секс не доставил такого удовольствия, как моё убийство.
– Но тебе удалось вырваться?
– Я росла в «Вишнёвом раю», – горько заметила я. – Меня научили защищаться.
– Ему не повезло, что он решил позабавиться именно с тобой, – засмеялась соседка.
– Ага, – я криво ухмыльнулась. – Но я тебе клянусь, я не хотела его убивать. Это вышло случайно. Я оттолкнула его, и он разбил этот идиотский стеклянный бортик и улетел вниз. Вот скажи мне, зачем они везде устанавливают эти стёкла? Почему не поставить надёжную металлическую ограду?
– Но ведь удачно вышло, – кажется, Настя всё же не верила мне до конца. – Список же продвинулся. Ещё два жмурика – и ты в дамках.
– Я не такой человек, – я отрицательно мотнула головой. – Мне не нужно бессмертие ценой жизни других людей.
– Люди меняются под влиянием обстоятельств, – она вздохнула, глядя в одну точку и припоминая что-то. – Иной раз и сам не знаешь, что в тебе сокрыто. И на что ты готов пойти ради цели.
– Но точно не на убийство, – я сжала губы и встала, показывая, что разговор окончен.
– Бывает всякое, – бросила соседка и ушла в ванную.
Я раздражённо домыла плиту и сполоснула руки под тонкой струйкой мутноватой технической воды. Можно подумать, она меня знает. Как можно утверждать такие вещи? Никто не знает меня настоящую!
Скоро друг за другом пришли остальные девочки, мы приготовили совместный ужин из овсянки и водорослей и сели есть. Я молча работала ложкой и поглядывала на соседок, которые перебрасывались шутками, обсуждали совместных знакомых и просто общались на самые разнообразные темы. И я чувствовала себя одинокой.
Это одиночество преследовало меня с самого детства. Я слишком сильно отличалась от других детей. Технологи Родильной Фабрики зачем-то решили соригинальничать и задали мне нестандартную внешность. Только издевательством и насмешкой можно было считать то, что они дали мне красивое лицо, удивительные платиновые волосы, высокий рост и отменный интеллект. Можно подумать, прислуге из трущоб нужны такие выдающиеся характеристики.
Дети часто норовили обидеть меня, потому что члены стаи во все времена не любят тех, кто отличается от них. Я была самой красивой и лучше всех училась, поэтому со мной никто не дружил, меня игнорировали и надо мной издевались. Никому на всём белом свете никогда не было так одиноко, как мне. Но на девятом году жизни в детдоме появился Никита, которого перевели из другого города. По крайней мере, он всё время так утверждал. И он меня понял. Он сам сильно отличался от серого большинства – крупный, черноволосый и кареглазый. Да и хваткая предприимчивая натура выделяла его из толпы обычных покорных детей. Поэтому мы с ним сошлись на почве одиночества и стали настоящими друзьями.
Я продолжала ощущать себя одинокой и в университете, куда попала только благодаря напряжённой самостоятельной учёбе. Я была единственной резервисткой в группе, и «белые» не упускали и дня, чтобы не напомнить мне с наслаждением садистов о лабораторном происхождении и грядущей уродливой старости, наполненной болезнями и страданиями.
В «Фермерских продуктах» я тоже оказалась единственной, кто жил за пределами паркового кольца. Поначалу я пыталась сблизиться с коллегами, из кожи вон лезла, чтобы стать своей, чтобы они приняли меня в свой класс и позволили забыть о второсортности. Но не вышло…
Я нигде не была своей.
Ковыряясь ложкой в остатках каши, я смотрела на девочек и понимала, что между нами лежит огромная пропасть. Вся проблема в том, что на самом деле я никогда не согласилась бы на ту скромную роль, которую мне уготовила система. Я никогда не смогла бы жить теми убогими скучными жизнями, которыми жили они. Да, я могла бы попытаться сблизиться с ними, перенять их бытовые привычки, научиться обсуждать слухи и домыслы. Но всё это было бы маской, под которой я сходила бы с ума от скуки и обыденности.
«Надо что-то сделать! – подумала я, охваченная отчаянием. – Ещё есть время. Всё же надо что-то предпринять. Обычная жизнь не для меня».
Стук в дверь заставил всех замолчать. Настя почему-то бросила на меня вопросительный взгляд, и я недоумённо пожала плечами.
– Добрый вечер, – послышался низкий мужской голос. – А можно Лидию?
Я встала и, избегая встречаться взглядом с девочками, направилась к выходу. Положила руку на ручку, повернула её и открыла дверь.
В ту же секунду кто-то, одетый в чёрную одежду, молнией метнулся ко мне и ударил ножом в живот. Я почувствовала сильную боль и закричала от ужаса. Человек с остервенением ударил ещё два раза и исчез.
Схватившись за порезанный живот, я мешком повалилась на пол. На шум наконец-то прибежали девочки. Они что-то кричали и причитали, суетясь вокруг, а я лежала, прижимала руки к животу и смотрела на лужу тёмной густой крови, расползающуюся по холодному свежевымытому полу.
Вот уж не подумала бы, что закончу свою жизнь так бесславно.
***
Я потеряла сознание от сильной боли и пропустила приезд бригады медицинской службы. Несмотря на серьёзное ранение, они всё же успели довезти меня до больницы. Там меня удачно прооперировали (что, по слухам, случалось не каждый раз) и вернули к жизни.
Затем последовал длительный период агонии и бреда. Сумбурные размытые сны следовали друг за другом: за мной гнался кто-то неопределённый и страшный, длинные сильные руки тянулись из мрака и поражали меня сверкающими ножами, саблями и мечами. Сны, наполненные болью и страхом, не оставляли меня в покое. В дополнение к ним меня пожирал жуткий жар, от которого плавилась каждая молекула тела. Раскалённая лава заполняла меня и заставляла кричать во всё горло, но и истошный крик не приносил успокоения и облегчения. Я горела и горела, и в этом пламени сгорала без остатка, перерождаясь в кого-то другого.
Я не знала, сколько длилось это мучение и мечтала только о том, чтобы всё наконец закончилось, так или иначе.
А потом я наконец-то пришла в себя и открыла глаза.
Яркое солнце освещало обшарпанную палату, стены которой когда-то выкрасили в бледно-зелёный цвет. Полупрозрачная шторка, сдвинутая на край, чуть заметно колыхалась – лёгкий ветерок проникал в комнату, принося с собой слабый запах очистных сооружений.
С хрустом в шее я приподняла голову с плоской подушки и оглядела комнату. Две другие кровати оказались пустыми: то ли меня решили изолировать от других больных, а то ли места в больнице было куда больше, чем нуждающихся в лечении. На дальней стене висела репродукция скучного пейзажа, напечатанная на обычном листе бумаги. На небольшом столике возле моей кровати стоял какой-то аппарат, который мерно попыхивал и занимался важным делом. От него ко мне тянулась трубка капельницы, в которой желтела какая-то жидкость. Второй конец капельницы терялся под повязкой, закреплённой на локте.
Пришлось положить голову, потому что от этого напряжения начал ныть живот и накатила тошнота. Стараясь действовать медленно и аккуратно, я принялась щупать живот. Тактильное обследование меня не удовлетворило, поэтому я приподняла лёгкое одеялко и посмотрела на обширную плотную повязку, покрывающую брюшную полость.
Видимо, сигнал о пробуждении поступил куда-то, потому что открылась дверь, и в палату вошёл пожилой врач в светло-голубой униформе, которая весьма неудачно подчёркивала большой живот. Глядя на седеющие волосы, мешки под глазами и обвисшие брыли, я внутренне содрогнулась. Все эти признаки скорой смерти вселяли в меня страх и отвращение. Неужели это и меня ждёт? Какой кошмар!
– Вот и проснулась, молодец, – совершенно безразличным тоном заметил он, подходя ближе и глядя на маленький экран прибора, который продолжал закачивать в меня лекарство.
– Меня вылечили? – голос прозвучал хрипло и незнакомо.
На какое-то мгновение в голове мелькнула сумасшедшая мысль, что меня пересадили в тело другого человека.
– Самое страшное уже позади. Теперь осталось восстановиться… Что ж, отлично, отлично. И температуры уже практически нет, совсем замечательно. Думаю, что в таком случае тебе по силам поговорить с полицией.
Врач посмотрел на меня с таким тяжёлым осуждением, как будто я была виновата во всех преступлениях города.
– Они уже здесь?
– А ты думаешь, они и день и ночь дежурят возле твоей комнаты? – со странной неприязненной интонацией произнёс он. – Мы им сообщили, скоро кто-нибудь приедет.
Он быстро вышел, оставив меня наедине с беспокойными мыслями, которые заполонили голову. Я лежала, пялилась в серый потолок и вспоминала подробности нападения. И всё гадала, какие вопросы мне задаст следователь, и как к ним подготовиться наилучшим образом.
От мыслей о нападении я каким-то причудливым образом перешла к мечтам о тёплом голубом море, которое видела только в документальном фильме. Никаких голубых морей на планете давно уже не осталось, это знал и каждый ребёнок. Жизнь за пределами защитных куполов была невозможна. Но это не мешало мне представлять себя на песчаном пляже под тёплым ласковым солнцем.
Родион резко вошёл в палату и нарушил мои сладкие фантазии.
– Мне не терпится услышать всю правду, – заявил он с порога.
– Землю погубили промышленники, – сказала я первое, что пришло в голову, чтобы сбить его с толку.
Но не на того напала. Он и бровью не шевельнул, схватил одинокий стул и поставил его возле меня. Сел и уставился своими серыми и слишком умными глазами.
– Итак, кто на вас напал?
– Понятия не имею.
Инспектор недовольно цыкнул.
– Человек подошёл вплотную и всадил нож вам в живот. И не один раз, а три. Неужели за это время вы не разглядели его лицо?
– Он был в чёрной мешковатой одежде. И большой капюшон был надвинут на лицо. К тому же, за дверью было почему-то темно, в коридоре не горел свет. И я не включила свет в комнате, когда открывала дверь, потому что думала, что в коридоре светло.
– То есть вы его совсем не рассмотрели? – Родион был жутко разочарован.
– Вообще ничего.
– Мда, ну дела, – он укусил ноготь указательного пальца, глядя в пустоту.
Я тихо лежала и ждала. И думала о том, что инспектор даже не подозревал, что разговаривает с новым человеком. Что прежней Лидии больше нет.
– Может, есть догадки? – не отставал он.
– Ни единой.
– Может, с кем-то поругались?
– Ничего такого.
– Кому-то дорогу перешли?
– Не переходила.
– Кого-то обидели?
– Неа.
– Ну просто поразительно! – вскричал он в раздражении. – Вас насаживают на нож, а вы даже не подозреваете, кто бы мог отомстить!
– Мне не за что и некому мстить, – холодно сказала я. – Я воспитанный человек, обращаюсь с людьми хорошо, уважительно и обходительно. Никто не может сказать, что я кого-то обидела, подставила, предала или обманула.
– В этой комнате слишком светло от вашего нимба, Сазонова, – прорычал Родион.
– Я готовилась к Уколу и поэтому старалась, чтобы у членов Совета не было ни одного повода отклонить мою кандидатуру.
Он бросил на меня странный взгляд.
– Кто напал на вас?
– Сказала же, я не видела…
– Я говорю про следы удушения на шее! – взорвался он, стукнув кулаком по коленке.
Я натужно сглотнула.
– На меня напал кто-то в переулке.
– Кто?
– Я не видела.
– Может вам стоит сходить к окулисту?! – инспектор снова не смог сдержать раздражения. – Просто поразительное зрение!
– Было темно, чёрт возьми! – я решила защитить себя встречным нападением. – У нас улицы не освещаются так, как в вашем Центре, чтоб он провалился! Он напал на меня из-за угла и принялся душить.
– И как же вам удалось вырваться?
– Какой-то прохожий пришёл мне на помощь.
– Дайте-ка угадаю, его вы тоже не разглядели, – съязвил Родион, всем видом показывая, что не верит ни одному моему слову.
– Не разглядела, – мне стоило больших усилий не рассмеяться ему прямо в лицо. – Там было темно, а он мне не представился.
– Когда это случилось?
«За день до приглашения в «Пеликан», – хотела я соврать, но вовремя прикусила язык. На всех камерах ресторана видно голую шею и обширное декольте без единого следа физического насилия.
– Вечером после «Пеликана».
– Когда вы шли пешком до дома? – уточнил он.
– Угу.
– Очевидно же, что это было идиотское решение – идти пешком через парк, – инспектор вздохнул. – Или вы не слышали, что в парках то и дело находят мёртвых женщин?
– Ещё как слышала. Но в тот вечер меня переполняли различные впечатления, и я как-то позабыла.
– Ох уж эта женская легкомысленность.
Вопросы закончились. Кажется, он поверил мне. Или сделал вид.
– А что с расследованием убийства директора? – нейтральным тоном поинтересовалась я.
– Ничего хорошего. Убийцу мы пока так и не нашли.
– А с чего вы вообще взяли, что в этом деле есть убийца?
Он уставился на меня в упор.
– В смысле?
– Почему с самого начала вы стали говорить, что его убили? Почему убили-то? А что, сам он не мог упасть?
– Это как? – инспектор наклонил голову набок, словно это помогало ему слушать и думать.
– Ну как. К примеру, вышел на балкон воздухом подышать. Споткнулся, упал на бортик, разбил его и ухнул вниз…
Родион сейчас явно жалел о том, что не способен читать мысли.
– Ну или он облокотился, а стекло не выдержало, – добавила я.
– Откуда вы знаете, что его балкон огорожен стеклом?
В палате стало очень-очень тихо. Но я не позволила загнать себя в ловушку.
– Да потому что вы, «белые», обожаете стекло и суёте его везде. Я это наблюдение сделала давно. Прямо маньячество какое-то. И нет бы хотя бы сделать его непрозрачным. Так нет же, кругом прозрачные стёкла. На балкон не выйти, в комнату не войти, если там стеклянные стены.
– У меня дома обычные стены, – буркнул он, отводя глаза. – Хотя у многих знакомых да…
– Какое сегодня число? – спросила я, неожиданно меняя тему.
– Что? Э. Ну, – Родион сначала впал в ступор, а потом догадался заглянуть в телефон. – Двадцать третье мая.
Я вздрогнула и похолодела. Чёрт возьми, да я провалялась в бреду целых две недели! До дня рождения осталось четырнадцать дней! Это очень-очень-очень мало, учитывая, что от Списка меня отделяют целых два человека!
– И ещё, – мне в голову пришла отличная мысль. – А почему вы не допускаете, что он мог прыгнуть сам?
– Что?! Сам?! – изумился собеседник. – Как это?
– Ну как. Надоела вечная жизнь. Всё наскучило. Одно и то же, ничего нового. Всё перепробовал. Потерял интерес к жизни. И решил со всем покончить и сиганул с балкона.
– Ага, и сделал он это сразу после того, как вы ему отказали, – съязвил Родион. – Толкнули человека к смерти.
Я невольно похолодела от последних слов, хотя и понимала, что это лишь совпадение, а не прямое обвинение.
– Что с вами? Вы побледнели, – он нахмурился.
– Мне как-то нехорошо, – прошептала я и для убедительности закатила глаза.
– Эй! Вы чего?! – он вскочил на ноги и кинулся вон. – Доктор! Доктор!
Пока он бегал по коридору, пытаясь найти дежурного врача, я переводила дух и справлялась с неприятным волнением. К их возвращению я мирно лежала и изображала беспамятство.
– Вот, полюбуйтесь, что это с ней?
– Ну потеряла сознание, ну обморок, – невозмутимо пробубнил врач, подходя ко мне и щупая пульс на левом запястье. – Эт нормально, эт пройдёт. Не кричи так больше, а то всех больных распугал, а у нас тут и сердечники лежат, сейчас помрут из-за тебя.
– Вы ничего не предпримите?
– А зачем?
Я прямо представила себе, как в это мгновение врач пожимает плечами и смотрит на меня как на предмет мебели.
– Вообще не вижу смысла продлевать жизнь преступницам.
– Что?! – взорвался Родион. – Во-первых, она не преступница, а пострадавшая! А во-вторых, врач не должен так рассуждать! Жизнь нужно спасать каждому, независимо от его статуса и поступков!
– Невинные ножом в живот не получают. Она кому-то что-то сделала, вот и получила по заслугам.
– Я обращусь в медицинский комитет, чтобы они проверили вас на профпригодность и побеседовали на тему любви к людям, – пригрозил инспектор.
– Как угодно.
Врач ушёл, а инспектор снова сел на стул. Я прямо чувствовала кожей его взгляд. Он прикоснулся пальцем к моей руке, встал и ушёл.
Я расслабилась и выдохнула с облегчением. Что ж, на сегодня допрос окончен, а дальше посмотрим.
Я, конечно, лукавила, когда говорила славному инспектору, что не разглядела нападавшего. Нет, человек и правда был одет в чёрную одежду и надвинул просторный капюшон на голову. И света в самом деле в коридоре не оказалось. Но. Того скудного освещения, которое присутствовало, вполне хватило, чтобы увидеть ярко-рыжую прядь волос, на секунду показавшуюся из-под капюшона. А ещё я почувствовала совсем слабый аромат горько-терпких духов.
Я совершенно точно знала, кто совершил на меня нападение. Милая Элеонора решила сократить мой срок и заявилась в дурацком наряде и с острым ножом. Вот только я не собиралась сообщать об этом полиции. У меня были свои планы.
Следующую неделю я занималась тем, что активно выздоравливала. Много спала, ела скудную и однообразную больничную еду и готовила план дальнейших действий. Он всё яснее кристаллизовался в мозгу и обещал в случае удачи то, о чём я мечтала всю жизнь.
Я вознамерилась стать бессмертной. Ни много ни мало.
А для этого нужна была сущая малость – пожертвовать жизнями двух людей. Двух ужасных и никому не нужных людей.
Загвоздка состояла в том, что к первой жертве сложно было подобраться. Она была настороже, пребывала в ожидании мести. Требовалась наживка, чтобы выманить её из логова и получить доступ к её драгоценному телу. И я знала, кого должна привлечь, чтобы добиться успеха.
