Иван Андреевич Банников
Список
Мужчина встал и развернулся. Мне сразу понравилось честное открытое лицо с обычными чертами. Умные проницательные глаза тут же просканировали меня вдоль и поперёк.
– Здравствуйте, – я быстро подошла к нему и протянула руку.
Он несколько смутился от такого напора, но руку пожал.
– Лидия Сазонова, – несколько высокопарно представилась я, получая удовольствие от тёплого сухого рукопожатия.
– Родион Малышкин, – сообщил инспектор в том же ключе. – Присаживайтесь, мне нужно задать вам несколько вопросов.
Он отпустил мою руку и выразительно посмотрел на Элеонору.
– Ну, я пойду, – она обожгла меня ненавидящим взглядом, полным непонятной тревоги и потаённого страха.
Это меня жутко удивило.
Мы с инспектором стояли и просто смотрели друг на друга, пока хозяйка помещения накидывала пиджак и покидала нас. Когда дверь захлопнулась, он чуть улыбнулся.
– Я арестована? – я изо всех сил старалась справиться с волнением.
– А есть за что?
Я сочла за лучшее не ответить, а просто пожать плечами.
– Садитесь, куда желаете, – предложил он.
– Пожалуй, хоть пять минуточек побуду на троне руководителя, – я дерзко улыбнулась и опустилась в кресло Элеоноры.
– А вам бы хотелось подольше, чем пять минуточек?
– Безусловно.
Он снова сел в кресло для посетителей и положил руки на стол. Я тут же принялась рассматривать его пальцы, поскольку считала, что их состояние может поведать о многом.
– Что можете сказать? – спросил Родион, словно читая мои мысли.
– Вы аккуратист, любите порядок, – с одобрением заключила я. – Не белоручка, то есть вполне можете сделать нужные дела по хозяйству, а не только перебирать бумажки и сидеть за компьютером.
– Не хотите ли к нам в полицию? – усмехнулся он.
– Мы ведь прекрасно знаем, что в полиции служат только «белые». Как и здесь…
– Но вам же удалось сюда попасть.
– Но чего мне это стоило…
– А чего вам это стоило? – инспектор чуть наклонил голову, и я с запозданием поняла, что допрос уже идёт полным ходом.
– А вы меня пригласили, чтобы обсудить моё прошлое? – я постаралась напустить холоду.
– Да, недавнее, – кивнул он. – А точнее, вчерашний день.
– Да, вчера был весьма… интересный день.
– Интересный в том смысле, что вы вчера убили своего шефа?
– А его убили?!
Мне удалось вполне убедительно изобразить удивление на грани шока. Я даже похвалила себя за отличную актёрскую игру.
Несколько секунд мы сражались взглядами.
– Что вас связывало с Владимиром Степановым? – официальным тоном спросил Родион, окончательно отбрасывая маску весёлого парня и превращаясь в ищейку со стальными челюстями.
Я тоже внутренне подобралась.
– Он был директором предприятия, на котором я работала последние семь лет.
– Только ли директором?
– Абсолютно.
– Но источник, который пожелал остаться неназванным, заявил, что у вас были интимные отношения с вашим директором.
Я встревожилась, но виду не подала. Лишь чуть усмехнулась.
– Я не знаю, какими ненадёжными источниками вы пользуетесь, господин инспектор, но она ошибается. У меня с Владимиром ничего не было.
– Ой ли?
– Ой ли.
Снова эта борьба взглядов. Он пытался задавить меня, но я не собиралась сдаваться.
– Женщины часто клевещут на соперниц, когда не могут ничего поделать, – добавила я осторожно. – Особенно если соперница лучше.
– Вы полагаете?
– Уверена. Я знаю женщин.
– Вы сами, вроде, тоже женщина.
– Да, к сожалению.
– Почему к сожалению? – кажется, он искренне удивился.
– Потому что этот мир по-прежнему создан для мужчин.
– Бедные слабые женщины.
– А кто вам сказал, что они слабые?
Он скользнул взглядом по моей груди, обтянутой пиджаком.
– Значит, вы утверждаете, что у вас не было интимных отношений со Степановым.
– Мой ответ не меняется. Я с ним не спала.
– А хотели?
– Простите? – я нахмурилась.
– Пардоньте, грубо вышло. Планировали ли вы вступить?
– Я прекрасно осознавала, что это не даст мне никакого бессмертия и ни на атом не увеличит шансы продвинуться в Списке, – нагло соврала я. – А быть игрушкой в руках заскучавшего от безделья «белого» мне не хотелось.
– Почему?
– Потому что у меня есть гордость.
– Какая редкость в наше время.
– Вам посчастливилось встретить меня…
Разговор стал заходить в какое-то странное русло. Инспектор сверкал глазами и усиленно обдумывал мои ответы. А меня же прямо несло, я вела себя слишком дерзко и развязно, что было совсем не похоже на меня обычную.
– Мы несколько отвлеклись, – он почесал правую щёку. – Значит, в отношения вы не вступали.
– Не вступала.
– Но источники сообщили мне, что вчера вы были замечены в Центре в сопровождении вашего начальника.
Он явно ожидал, что я начну отпираться, но я и не собиралась.
– Конечно. Вчера Владимир пригласил меня в «Пеликан».
– Для чего? – Родион затих, готовясь к броску, чтобы сомкнуть челюсти на моём горле.
– Видимо, для того, чтобы не выглядеть негодяем в моих глазах.
– А что он такое сделал? – инспектор насторожился.
– Он сообщил мне вчера, что в связи с наступлением моего двадцатипятилетия фирма вынуждена расстаться со мной.
– Вас это огорчило?
– Безусловно.
– Почему?
– Потому что я много лет усердно училась, чтобы стать отличным специалистом и выделиться из среды резервистов. А потом целых семь лет самоотверженно трудилась, принося организации и городу огромную пользу.
– Очень грустно.
– Ещё как.
Он смотрел на меня в упор. И думал.
– Значит, он пригласил вас в ресторан?..
– Чтобы подсластить увольнение.
– Чем вы там занимались?
– А вы разве ещё не просмотрели записи с камер?
– Посмотрел. Забавное кино.
– Ну так чего тогда спрашиваете?
– И всё же. Порадуйте меня рассказом.
Я демонстративно вздохнула.
– Он покормил меня продуктами, которые не доступны большинству людей в этом городе. Видимо, чтобы мне было что вспоминать до конца жизни, сидя в грязных убогих трущобах. Чем только дополнительно меня унизил.
– Разве? – Родион приподнял одну бровь.
– Конечно, – я позволила себе фыркнуть. – Я себя ощущала бедной родственницей из глухой провинции. Довольно унизительно.
– Ну хорошо, вы наелись до отвала. А что он вам вручил?
– Разве ваши программы не позволяют рассмотреть в деталях любую часть изображения?
– Мы разглядели кольцо. Кстати, оно и сейчас на вас?
Я вытянула перед собой правую руку и принялась рассматривать растопыренные пальцы.
– Уже сдали в комиссионку? – съязвил он.
– Ни в коем разе. Спрятала дома. Не хватало ещё, чтобы мне оторвали его вместе с рукой. Вы что, разве можно сверкать таким сокровищем.
– Почему он подарил вам кольцо? Это ли не знак близости?
– Ну решил человек преподнести мне такой прощальный подарок, чтобы компенсировать годы героической работы. Я бы предпочла что-то иное, более пригодное для жизни в бедняцком районе. Но он так решил, что мне милее блеск золота и, надеюсь, бриллиантов.
– Значит, это кольцо не означает ничего?
– В этом кольце никаких чувств, – я посмотрела инспектору прямо в глаза. – Никаких намерений заключить со мной брак. Им двигало лишь желание сделать подарок, чтобы красиво выглядеть в моих глазах, и чтобы у меня было хорошее настроение.
Мой честный взгляд мог убедить кого угодно в том, что я говорю истинную правду. Ну, технически так оно и было, я совсем не кривила душой. Владимир и правда не вкладывал в кольцо никаких чувств и ничего не планировал. Точнее, он планировал снять его с моего трупа в тот же вечер. Так что вполне мог преподнести мне что угодно, хоть императорскую корону.
– Как складно у вас всё выходит.
– Потому что всё это истинная правда.
– Что было после ужина?
– После ужина мы спустились вниз и сели в машину…
Родион кивнул.
– Доехали до дома, в котором он живёт.
Снова кивок.
– А потом он предложил мне зайти на чай.
– Отличная возможность для вас.
– Вы находите? – я сделала вид, что призадумалась.
– Конечно. Вы могли продолжить приятный вечер в его кровати.
– Могла бы, если бы не одна проблема, – я вздохнула.
– Какая же?
– Я до дикости боюсь высоты.
– Неужели?
– Ага. Как только выяснилось, что нужно будет подняться на пятьдесят какой-то там этаж, то я поняла, что никогда не смогу это сделать.
– Как обидно.
– И не говорите.
Инспектор сканировал меня насквозь и чуть шевелил губами, обкусывая их с внутренней стороны.
– И тогда вы?
– И тогда я сообщила ему, что вынуждена откланяться.
– И тогда?
– И тогда он обиделся, высокомерно и холодно попрощался и заехал в подземную парковку дома, бросив меня на тротуаре посреди города.
– А вы?
– А я пошла домой.
– Вот же обидно-то…
Не знаю, может, мне показалось, но при этих словах инспектор Малышкин почему-то испытал облегчение. А я сидела и думала, что мы с Юлией совсем не договорились, как изобразим моё расставание с Владимиром. Что она там нарисовала на записях домашних камер? Где и во сколько я на самом деле рассталась с господином убийцей?
– Мы осмотрели записи с камер квартиры и дома, – он всё сверлил меня взглядом, словно надеялся, что я не выдержу и признаюсь. – Выяснилось, что в квартиру вы не поднимались. Что вы вышли из машины возле дома и пошли в направлении парка.
– Я пошла домой.
– Кстати, почему через безлюдный парк? Почему не на метро?
– Мне было грустно и обидно. Хотелось пройтись и подышать воздухом. Мне нужно было подумать о своём неприглядном будущем.
– Во сколько вы явились домой?
– Я не помню… Честно, – я и правда понятия не имела, сколько было на часах, когда я заявилась в общежитие. – Спросите моих соседок, посмотрите на камерах, как я шла от парка, ехала в автобусе. Я была подавлена предстоящим увольнением, мне не хотелось идти домой, чтобы соседки не стали задавать мне идиотские вопросы. Мне не хотелось их жалости. Поэтому я пришла намеренно поздно…
– Ясно… – инспектор вздохнул, с трудом пряча разочарование от того, что я вроде казалась невиновной. – Что ж, все ваши перемещения мы перепроверим и побеседуем с вашими соседками. Но пока вынужден признать, что к смерти вашего начальника вы не имеете отношения. Хотя по-прежнему остаётесь в списке подозреваемых, ведь так или иначе, а его смерть продвинула вас в Списке.
– Приятно, что вы не сбрасываете меня со счетов. Значит, я чего-то да стою.
– О да, вы стоите многого, – заметил он многозначительно и слегка усмехнулся.
– Значит, я свободна?
– Пока да, – Родион сделал ударение на первом слове. – Но у меня есть предложение. Не хотите ли немного прогуляться?
– Сейчас? – я так удивилась, что на миг потеряла над собой контроль. – Я вообще-то на работе.
– А разве уже не всё равно?
– И то верно.
Мы одновременно встали. Я поправила юбку и пиджак.
– Вам не жарко? – спросил он, прикасаясь к своей шее и имея в виду мою водолазку.
– Это хорошая шерсть, в ней не жарко, – я постаралась напустить в голос побольше льда, чтобы дать ему понять, что обсуждение моей внешности выходит за рамки его должностных обязанностей.
Мы вышли из кабинета и устремились к лифту. Инспектор предпочёл шагать позади: то ли изображал конвоира, а то ли банально желал полюбоваться моими ягодицами. Я шла спокойно и старалась сохранять невозмутимый и гордый вид, хотя внутри нарастало беспокойство. Что он задумал? Куда собирается меня вести и чего хочет добиться?
В лифте он встал так, что загородил собой панель управления, так что я не видела, какую кнопку он нажал. Кабина устремилась вверх, и я заволновалась ещё больше.
– Жутко захотелось подышать свежим воздухом, – Родион посмотрел на меня и слегка улыбнулся.
– Тем более, что он у нас тут особенно свежий.
– Ёрничаете?
– Поддерживаю беседу.
Некоторое время мы стояли рядом и молчали, испытывая неудобство. По крайней мере, я его испытывала. Наконец двери открылись, инспектор протянул руку, но я её проигнорировала. Сделала несколько шагов и резко замерла на месте, глядя вперёд. Хитрый инспектор привёз меня на самую вершину здания, на смотровую площадку.
– Что случилось? – подчёркнуто беззаботным голосом спросил он.
– Я… я не смогу.
– Ерунда, всё вы сможете, вы же сильная и храбрая.
Он взял мою левую руку и сомкнул пальцы на запястье, словно набросив на неё наручники. И настойчиво потащил меня вперёд, к ужасающе открытой площадке, продуваемой всеми ветрами, откуда можно было разглядеть город от края до края. Я любоваться городом не собиралась и опустила голову, чтобы смотреть только под ноги.
– Смелей же! – засмеялся Родион, заставляя меня пройти через стеклянные двери.
На нас сразу накинулся холодный ветер, порождённый вентиляционной системой купола, которая, на мой взгляд, слишком уж старательно имитировала настоящие атмосферные процессы. Холодный воздух забрался под одежду и вызвал мурашки по всему телу. Мне хотелось вырвать руку и убежать прочь, опуститься к твёрдой надёжности земли. Но странное нежелание показаться слабой перед этим человеком заставляло совершать шаг за шагом, приближаясь к краю.
– Как же классно! – весело закричал инспектор, стараясь пересилить шум ветра. – Свобода и красота!
Я споткнулась и закричала от ужаса. В памяти сразу всплыло перекошенное лицо директора, когда он завис над бездной, и я тут же слишком реалистично представила себе, как тоже ныряю вниз и лечу к неизбежной смерти.
– Нет! – закричала я и дёрнулась обратно, сжав веки до боли и прикрывая их для верности ещё и правой ладонью. – Отпусти меня! Нет! Отпусти!
Я продолжала кричать и биться, инспектор-садист упорно тащил меня куда-то, а потом резко стало тихо, и мои безудержные рыдания прозвучали подчёркнуто громко, словно усиленные динамиками.
– Извините меня, Лидия, – сказал Родион тихо, отпуская мою руку. – Извините.
Я открыла глаза и попыталась посмотреть на него, но предательские слёзы размывали лицо полицейского.
– Вам должно быть стыдно! – закричала я и влепила ему пощёчину.
Он отшатнулся и шагнул назад. Я не могла видеть выражение его лица, но надеялась, что сделала по-настоящему больно.
В лифт я вошла одна. Когда двери закрылись, я постаралась унять плач. Ещё не хватало, чтобы стерва Элеонора увидела меня в таком состоянии. Нет уж, такого подарка она не получит. До самого конца буду сохранять лицо.
Пришлось опускаться до обеденного кафе и бежать до туалета, расположенного на том же этаже. Забившись в кабинку, я окончательно успокоилась, отдышалась и привела в порядок лицо. Привычно спохватилась, что в нерабочее время отсутствую на рабочем месте, а потом махнула рукой. Вряд ли в оставшиеся дни ещё две наивные дуры смогут оказать такое же сопротивление, и два избалованных мучителя размозжат головы об асфальт. Список не продвинется, так что можно уже точно не стараться.
Выйдя из туалета, я не пошла к лифту, а решила посетить буфет. Действовала я нерационально, ведь заработанные деньги стоило попридержать перед лицом надвигающейся бедности. Но сейчас мне требовалось совершить что-нибудь необычное, что-то такое, что противоречило обычному расписанию и заведённым правилам. Что-то, что противоречило мне самой…
На площадке кафе никого не оказалось, только робот маячил за стойкой, следя за мной сенсорами. Холодный ветер тут же напомнил неприятное путешествие на смотровую площадку на вершине башни, но я застегнула пиджак на все пуговицы и решительно подошла к месту раздачи. И заказала чашку настоящего кофе и воздушное белое пирожное, которое все семь лет дразнило меня из-за сверкающего стекла витрины.
Заплатив недельный заработок за кусочек красивой жизни, я села за столик, стоящий в углу. Робот тут же установил для моего удобства прозрачную пластиковую ширму и предложил лёгкий плед, так что мне стало совсем хорошо. Попивая крепкий жгучий кофе и вгрызаясь в твёрдую сладкую пену пирожного, я наслаждалась моментом и старалась не думать о неприглядном будущем. Потом. Я подумаю об этом потом.
Но «потом» наступило слишком быстро. Я доедала последний кусочек сладости, когда в кафе вбежала встревоженная Элеонора. Ветер развевал её роскошные рыжие волосы, делая похожей на фурию. Которой она и являлась на самом деле.
Увидев меня, она обрадовалась и вспыхнула. Подскочила к столу и упёрла руки в боки.
– Тебя там все ищут, а ты тут прохлаждаешься!
Глядя в одну точку, я пожала плечами и отпила из чашки.
– Тебя уволят преждевременно, если ты немедленно не вернёшься!
– Тебе-то какое дело, ты мне не начальник.
– С сегодняшнего дня меня назначили директором! – с торжеством воскликнула она.
Я повернула голову и посмотрела на неё в упор. Спокойно и уверенно. Маску спокойствия я отработала до совершенства, что помогло мне скрыть привычный страх перед этой агрессивной властной женщиной.
– А сколько тебе лет?
Элеонора опешила от такого неожиданного вопроса. И осторожно ответила:
– Сто пятьдесят пять.
– Что ж, поздравляю. К ста пятидесяти пяти годам ты наконец-то дослужилась до этой великой должности. Правда, твоей заслуги в этом нет. Просто предыдущий директор неожиданно сдох.
Я запрокинула голову и засмеялась. Лицо собеседницы исказилось от злости, она сжала кулаки.
– Это ты виновата в его смерти? Ты? Захотела продвинуться таким способом в Списке?! Что у вас там вчера случилось? Отвечай!
Я демонстративно медленно допила кофе, смахнула с пальцев крошки безе и перекинула ногу за ногу.
– У меня и мысли такой не было, я не имею к его смерти никакого отношения.
– Ты вчера была у него! Я знаю! Не отнекивайся!
– И откуда бы тебе это знать? – я нахмурилась, глядя на неё в упор. – Следила за нами?
– Не отпирайся! Это ты его сбросила!
Неожиданно она замахнулась, и я перехватила руку. Потом вторую. Сначала мне даже было несколько весело. Подумать только, какая жизнь пошла – и дня не проходит, чтобы кто-нибудь не попытался ударить или задушить меня. Да я пользуюсь популярностью.
Продолжая удерживать руки Элеоноры, я сбросила плед на пол и вскочила на ноги. Она ринулась на меня всем телом, я столкнулась со столом, раздался звон разбиваемой посуды. Мне стало не по себе.
– Дамы, ведите себя прилично… – донёсся голос робота.
– Ненавижу, сука! – прошипела начальница, пытаясь вырвать руки. – Убью!
Она хотела пнуть меня ногой, но узкая юбка не позволила ей это сделать. Зато моя мне позволила. Я толкнула её ногой в живот точно так же, как и Владимира. С перекошенным от боли лицом она повалилась на пол. И тут же вскочила обратно.
– Ненавижу! Убью! – заорала она неистово, снова кидаясь на меня.
Теперь мне уже стало не до смеха. Нападение Элеоноры перестало походить на неуёмную вспышку гнева, у меня появился страх, что если её не успокоить, то она отправит меня в мир иной.
Начальница билась неистово. Она всё старалась дотянуться до моего лица, словно желала выколоть глаза длинными пальцами, увенчанными острыми ногтями. Проклятия и грязные маты лились из неё рекой, я даже удивлялась таким познаниям в области ненормативной лексики.
В какой-то момент мне удалось отшвырнуть её от себя и отбежать в сторону. К сожалению, она оказалась между мной и выходом. Растопырив руки и хищно оскалившись, Элеонора медленно надвигалась на меня. Её намерения были предельно прозрачными – она хотела оттеснить меня к краю террасы, ограниченной стеклянным бортиком (ох уж эта страсть «белых» к ненадёжному стеклу).
Я надеялась, что в кафе появится хоть кто-нибудь, и это остановит сумасшедшую стерву, но как назло, вечно шляющиеся «белые» сегодня игнорировали заведение.
– Мы любили друг друга! – заорала Элеонора, схватила стул и запустила его в мою голову.
Я увернулась, но оказалась ещё на шаг ближе к краю. Предательский страх наполнил меня с головой. На помощь неожиданно пришёл робот:
– Я вызову полицию, если вы не прекратите беспорядок!
Он включил жёлтый маячок на голове и вытянул ручные манипуляторы.
Опомнившись, Элеонора застыла на месте, предупреждение подействовало на неё будто холодный душ. С опаской и удивлением она оглянулась на механического работника кафе и затем бросила через плечо:
– Ты уволена.
И быстро ушла.
Я дошла до ближайшего стула и тяжело упала на него. Схватка отняла все силы, я шумно дышала и смотрела в одну точку. Если я сейчас имела дело с ревностью, то гражданке Коробковой стоило бы полечить голову. Нельзя же вот так запросто кидаться на людей.
Робот принялся шумно наводить порядок, ставя назад перевёрнутую и сдвинутую мебель, а несколько крабов-уборщиков суетливо устранили с пола осколки посуды и капли кофе.
Я вскочила со стула и поспешила прочь, чтобы никто из работников делового центра не застал меня на месте погрома. Ещё не хватало, чтобы это приписали мне – испортят характеристику настолько, что даже в канализацию потом не устроишься. Достаточно того, что документы на увольнение должны пройти через Элеонору – кто может сказать, что она там понапишет и как попробует мне отомстить?
По идее стоило доработать последний день. Но, откровенно говоря, я элементарно не хотела туда идти. Я не желала видеть лица коллег, торжествующих по поводу того, что меня, выскочку из трущоб, наконец-то поставили на место. К тому же, Элеонора реально напугала меня до чёртиков, и мне больше не хотелось сталкиваться с ней нос к носу. Домой.
Спустившись в вестибюль, я быстро вышла на улицу. Остановилась на самой нижней ступени гранитной лестницы, оглянулась и с тоской посмотрела на здание, которое многие годы являлось сосредоточием моих надежд на чудесную вечную жизнь. Теперь до последнего дня разбитые надежды будут ассоциироваться именно с местом, которому я напрасно отдала семь драгоценных лет жизни.
До метро я шла медленно, тщательно рассматривая улицы и дома, как будто пыталась запомнить их навсегда. Город кипел и бурлил, живя своей жизнью и не подозревая о том, что я с ним прощаюсь. Нет, конечно, за купол меня никто не выселит, я по-прежнему буду дышать с «белыми» одним воздухом, но в Центре больше никогда не появлюсь. Я не смогу перенести ни одного презрительного или гадливого лица, а уж это у «белых» получается отлично. Признаки старения и бедная одежда неизбежно подскажут даже самому тупому небожителю, что перед ними сиротка из трущоб.
То и дело на глаза наворачивались слёзы, а к горлу подкатывал комок, но я изо всех сил боролась с плачем, чтобы не опозориться прилюдно. Нет уж, из рая я уйду с высоко поднятой головой. Ни одна камера этого проклятого Центра не оставит в истории мои слёзы унижения и разочарования.
В знакомом пограничном парке наслаждались жизнью несколько «белых». Кто-то катался на роликах и велосипеде, кто-то бегал под деревьями, некоторые из них лежали на цветущих лужайках и загорали под лучами солнца, столь же вечного, как и они сами.
И тогда я впервые в жизни испытала чувства, которые питали «серые» к «белым»: зависть и ненависть. До этого дня я стремилась стать одной из них и тщательно мимикрировала, стараясь сойти за свою. Сегодня же я ощутила огромную пропасть, которая отделяла два разных класса городского населения. Дарованное им бессмертие создало самую непроницаемую границу из всех, какие только существовали в человеческом обществе от самых пещер до современности.
Идти пешком по своему району мне не хотелось. В автобусе я забилась в самый дальний угол и просто смотрела в окно, чтобы ни в коем случае не встретиться глазами с немногими пассажирами, которые по какой-то причине не находились на работе.
Наконец я добралась до дома, вошла в тёмную квартиру и с облегчением привалилась спиной к входной двери. Глядя в темноту, я думала о том, что впервые оказалась дома одна. Я настолько привыкла являться позже всех, когда все соседки уже в сборе, что сейчас с удивлением ощущала себя одинокой. И мне это жутко нравилось.
Опустошение и даже некоторое отупение снизошли на меня. Небрежно сбросив с ног осточертевшие туфли, я пошла в ванную комнату, по пути снимая пиджак и водолазку. Столкнувшись со шкафом и спотыкаясь, я добрела до пункта назначения, окончательно разделась, залезла в душевую кабинку и открыла горячий кран до упора. Плевать. Пусть я вылью сейчас месячную зарплату. Мне это нужно. Я нуждаюсь в потоке горячей воды, чтобы она смыла хотя бы часть боли, физической и душевной.
Всё тело ныло после вчерашнего нападения Владимира. И потасовка с Элеонорой отнюдь не улучшила самочувствие. Кривясь от боли, когда пальцы дотрагивались до синяков, я намылилась и встала под струю воды. Закрыла глаза и принялась наслаждаться невиданным изобилием. Счётчик строго отмерял литр за литром, но я старалась не замечать его неумолимого позвякивания. Больше физической боли мне хотелось избавиться от душевной, которая переполняла меня и выплёскивалась в виде рыданий и стонов. Оставалось только радоваться, что соседки ушли на работу и не мешали страдать сколько влезет.
После душа я принялась шататься по квартире голышом. Мокрые волосы прилипли к спине, но из-за какого-то непонятного внутреннего противоречия я не хотела сушить их. Открыв холодильник, я долго смотрела на правую сторону третьей полочки, где обычно располагались мои продукты. Соево-молочный сыр, соево-мясная котлета, пучок настоящих бледных веточек укропа, три куска хлеба в пакетике – с точки зрения «белого» это какие-то жалкие объедки, в глазах «серого» это роскошный пир. Будучи хорошо оплачиваемой служащей предприятия для бессмертных, я могла позволить себе покупать иногда дорогие продукты. Теперь придётся понизить стандарты и есть то же, что и все.
Прощание с сыром и укропом я сопроводила громким плачем. Смачивая еду солёными слезами, я жадно жевала и старалась запомнить вкус этих продуктов.
Съев всё, я только тогда успокоилась, высушила волосы и оделась. И услышала стук.
Глядя на дверь, за которой кто-то стоял, я настороженно прислушивалась. Кто мог бы прийти сюда в такое время, когда все жильцы на работе?
Стук настойчиво повторился.
– Лидия, мне необходимо с вами поговорить.
Я узнала голос инспектора и нахмурилась. Что ему опять от меня надо? Неужели нашли улики, и он явился арестовывать меня?
Я кинулась в ванную комнату и распахнула небольшое окошко, предназначенное для проветривания. Подпрыгнула и повисла грудью на раме.
– Я привёз ваш телефон. Хотел с вами поговорить, а мне сказали, что вы уже уволены. Я хочу задать пару вопросов о Коробковой.
Я замерла в неуклюжей позе, напряжённо раздумывая, не стоит ли открыть ему дверь. В доме напротив кто-то наблюдал за моим странным поведением, и я резко отпрянула и почти упала на пол.
– Лидия? Вы тут?
– Какой настойчивый кавалер, – чуть слышно проворчала я, потирая ушибленную левую кисть.
Он продолжал стоять.
– Вы один? – крикнула я, по-прежнему оставаясь в ванной.
– А вы ещё кого-то ждёте?
Я решилась. Бросилась к выходу, схватила шарф, лежащий на верхней полочке вешалки и замотала его вокруг шеи. И открыла дверь.
Родион выглядел слегка взволнованным и весьма привлекательным.
– Я была в душе, – зачем-то принялась я оправдываться, хотя это вроде пока и не требовалось.
Он с сомнением взглянул на шарф и потянул носом.
– Клубничное мыло?
– У вас мой телефон?
Я опустила глаза и посмотрела на свою сумку в его правой руке.
– Да, я взял на себя труд привезти вам ваши личные вещи.
– Вы так добры, – без тени благодарности буркнула я, протягивая руку.
Родион всучил мне сумку. И бросил цепкий взгляд в темноту квартиры.
– Я бы хотел задать вам несколько вопросов.
– Вы хоть когда-нибудь оставите меня в покое? – я и не пыталась скрыть недовольство.
– Погиб человек, – теперь он окрасил голос и взгляд в оттенок строгости. – И нам необходимо установить все обстоятельства.
– Но я-то не при чём.
– Вы не планировали таким образом продвинуть Список?
– И мысли такой не было! – возмутилась я искренне.
– Однако вы были возле дома пострадавшего незадолго до гибели.
– Однако я не поднималась в квартиру. Вы разве не изучили записи камер?
– Однако есть подозрение, что записи подделаны.
Мы смотрели друг на друга и молчали. Потом я широко распахнула дверь и сделала шаг в сторону, позволяя ему войти.
– Неплохая квартирка, – инспектор быстро оглядывал скромное жилище, умело отмечая каждую деталь.
– Стандартная квартира для группы резервистов, – фыркнула я, садясь за обеденный стол и жестом предлагая ему занять место напротив. – Убогая и ничем не примечательная. Так что там с записями?
– Наши специалисты изучили записи… – он сел и положил руки на стол, – из квартиры Степанова, из коридоров, лифта, парковки и вестибюля.
Он почему-то сделал ударение на последнем слове, и я чуть не вздрогнула, приняв это за какой-то намёк. Стало труднее сдерживать предательское волнение.
– И нашли едва заметные следы манипуляций с изображением.
– Какого рода следы? – я натужно сглотнула.
– Мельчайшие остаточные пиксели, которые выпадают из общей картины. Словно кого-то поспешно стёрли с записи.
– Меня не было в том здании, – заявила я жёстко, глядя ему прямо в глаза. – К тому же, я не обучена способам изменения видеоизображений. В моей программе обучения этот навык отсутствует. Я экономист, а не графический дизайнер.
– Я знаю, – кивнул Родион. – А вот в длинном послужном списке вашей коллеги есть нечто подобное.
– Коробкова умеет работать с изображениями? – удивилась я.
У меня отлегло от сердца – кажется, он и правда подозревал не меня. Обнаружив, что по-прежнему сжимаю в руках сумку, я положила её на стол перед собой.
– На заре своей юности она занималась созданием рекламы на государственном телевидении.
– Что такое телевидение?
– Не важно, – он отмахнулся слегка раздражённо, как будто я своим вопросом сбила его с волны. – Что вы можете о ней сказать?
– О Коробковой?
– Да, о ней.
– Ничего, – я пожала плечами.
– Вообще ничего? – усомнился инспектор.
– Я с ней не дружила и не общалась. Она редкостная стерва, которая обожает издеваться над работниками. По счастью, она не была моей непосредственной начальницей, так что нам удавалось контактировать очень редко.
– Хорошо. Были ли у неё отношения с кем-нибудь из сотрудников?
– Понятия не имею, – совершенно искренне ответила я. – Хотя ходили слухи, что она влюблена в покойника.
– В Степанова? – он насторожился словно собака, взявшая след.
– В него самого.
– Они были любовниками?
– Ну-у, их подозревали в этом, – я старалась говорить осторожно, чтобы не ляпнуть лишнего. – Хотя наверняка трудно об этом говорить. Только слухи. Но нет же дыма без огня, как известно.
– Интересно, – он задумался, приоткрыл рот и высунул кончик языка.
Влажный кончик, который почему-то вызвал у меня неурочное возбуждение. Удивляясь собственной реакции, я быстро отвела взгляд.
– Но кроме возможной связи я бы высказала ещё одно соображение, – я старательно подбирала слова, потому что вступала на путь вранья.
– Какое же? – живо поинтересовался инспектор.
– Элеонора намного старше Владимира. Однако ей никак не удавалось занять вожделенный пост директора. Её всегда держали на роли начальника отдела, а в кресло директора сажали разных мужчин. Её это здорово задевало и злило. Она вполне могла завидовать Владимиру. Возможно, решила, что ей надоело ждать, и взяла всё в свои руки.
