Иван Андреевич Банников
Список
– Я же вижу, как ты искренне раскаиваешься.
– Тогда продолжим.
Он резко вскочил и потянул меня к кровати. Надо отдать должное, он не взял желаемое прямо сразу, а сначала устроил продолжительную прелюдию, наполненную разнообразными удовольствиями и наслаждениями. И только когда я в который раз ощутила блаженство, он наконец-то вознаградил себя актом дефлорации.
Вообще я по определённым причинам всегда полагала, что не смогу испытывать удовольствие от секса. И Владимир, сам того не зная, успешно снял это заклятие, преодолев мой страх и неуверенность. Он подарил мне свободу от чёрного прошлого, которое грозило навсегда сделать меня фригидной.
Потом мы лежали на кровати и ели настоящие фрукты, которые доставил по воздуху робот. Мне никогда не доводилось пробовать фрукты, выросшие на деревьях, поэтому я получила очень интересный опыт. Синие сливы оказались ярче и интереснее, чем розовые яблоки и светло-жёлтые груши. Впрочем, я съела всё, что перепало на мою долю, потому что за пределы Центра такая еда никогда не попадала и никому из «серых» не светила.
Мы смеялись над остроумными шутками Владимира, он рассказывал пустяшные истории из своей долгой жизни, то и дело прижимал меня к себе и демонстрировал сильную привязанность. Я купалась в его бархатном голосе, лучистом взгляде и широкой улыбке. Наивная детская мечта о принце и Золушке воплотилась в жизнь в самом лучшем виде. И теперь будущее виделось мне сплошь радужным и благополучным. Теперь я знала, что долгие годы напряжённой учёбы и старательной работы не были напрасными.
Когда фрукты были съедены и прозвучала двадцатая по счёту весёлая история, Владимир встал с кровати и потянулся, демонстрируя превосходное молодое тело. Трудно было так сразу привыкнуть не отводить глаза и не краснеть от стеснения, поэтому я украдкой кидала на него жадные взгляды и надеялась на то, что сегодня случится продолжение.
Похрустывая суставами рук, начальник прошёл по комнате, посмотрел на настенные электронные часы, чуть нахмурился, потом почесал грудь и повернулся к окнам.
– А ведь тебе не доводилось заниматься этим на балконе?
Я похолодела от ужаса. Нет, только не надо заставлять меня выходить туда! Пятьдесят шестой этаж, чёрт возьми! Сто семьдесят метров от земли! Это на целых сто шестьдесят восемь метров больше, чем положено.
Уж не знаю, отразилось ли моё смятение на лице, но Владимир засмеялся и протянул руку.
– Пойдём, тебе нечего бояться, балкон капитальный и ограждение там такое, что и слон не выпадет.
Я не хотела выходить на балкон. Не желала подходить к краю и видеть ужасающую пропасть. Всем нутром протестовала против такого насилия над собой. Но ради замужества встала и растерянно посмотрела по сторонам.
– Что ты ищешь? – усмехнулся Владимир.
– Что-нибудь надеть, там же холодно.
– Температура воздуха плюс семь градусов, – тут же услужливо сообщила система дома.
– Божечки мои, тебе и правда нужно что-нибудь на себя накинуть, – он подошёл к встроенному шкафу, который немедленно раздвинул зеркальные створки, – а то до Укола не избежать нам соплей и прочих прелестей переохлаждённого смертного организма. Так… Ну… О, могу предложить это.
На свет появился пушистый домашний халат, определённо женский. Я не стала задумываться о том, кто носил его до меня, и как он тут вообще оказался. В конце концов, мой начальник ведь свободный мужчина, и мог приглашать к себе кого угодно. И я не в праве ревновать. До Укола, по крайней мере…
Тёплый халат приятно покрыл меня с шеи до пят. Одна из стеклянных панелей распахнулась, и в квартиру ворвался холодный ветер, насыщенный запахом пыли.
Владимир подошёл к выходу на балкон и протянул руку. На красивых губах застыла приятная улыбка, но при этом он смотрел на меня требовательно и словно ждал. Происходящее походило на некое испытание. Должно быть, он хотел проверить, насколько далеко я готова пойти ради замужества и бессмертия.
Что ж, милый, тогда вот тебе доказательство, что я готова практически на всё.
Стараясь не колотиться от страха, я подошла к нему и вложила пальцы в его ладонь. И меня сразу же потащили на свежий воздух.
– Ты не представляешь, как я люблю любоваться городом с этого балкона, – ворковал Владимир, пока я сражалась с животным ужасом, от которого заплетались ноги и язык. – Смотрю на его огни, на биение пульса. Тебе тоже понравится.
«Оставь меня в покое!», – хотелось мне закричать, но я мужественно шла к прозрачному стеклянному бортику высотой не выше метра.
Несмотря на ледяной ветер, который стремился выдуть из меня тепло и душу, я покрылась холодным потом. Ноги стали ватными, и всё сложнее было передвигать их так, чтобы не выглядеть при этом паралитиком, разбитым инсультом.
– Именно с высоты этой башни видно, из чего состоит город. И отрадно, что со временем панорама меняется, а уж я тут наблюдал больше девяносто тысяч закатов и рассветов.
– Настоящих? – только и смогла я выдавить из себя.
– Нет, конечно же, глупышка, – рассмеялся он. – Проекции на куполе, другого варианта не может быть. Смотри, как красиво!
Я натужно сглотнула слюну и зажмурилась. «Открой глаза! – приказывала я себе снова и снова. – Открой глаза! Открой!». Организм отказывался подчиняться воле, скованный невероятным страхом.
– Посмотри, какое чудо, – потребовал жених.
Совершив невозможное, я открыла веки и уставилась вперёд.
В темноте искусственной ночи сверкали яркими цветами несколько башен Центра. Где-то внизу полыхали тёплые полосы улиц, а чуть подальше темнели массивы садов и парков, разделяющих области обитания разных классов.
– Возбуждает, не правда ли? – похотливым тоном осведомился Владимир, обнимая меня одной рукой вокруг талии и кладя вторую на грудь.
Я не смогла издать ни звука. В голове шумело, а сердце колотилось в таком бешеном ритме, что я всерьёз опасалась, что вот-вот могу умереть от инфаркта или инсульта.
– Хочу любить тебя прямо здесь. Хочу, чтобы мы слились в экстазе при свете звёзд, – он, похоже, и правда возбудился не на шутку, потому что принялся жадно гладить мою грудь, а член уткнулся мне в бедро.
Владимир продолжал бормотать какую-то чушь про экстазы и любовь на природе, а я с трудом балансировала на грани сознания и героически боролась с желанием вырваться из излишне сильных объятий и убежать в безопасность квартиры.
Обе руки жениха теперь требовательно и даже в некоторой степени грубо лапали грудь, он довольно улыбался и всё продолжал говорить что-то, но я уже совсем не различала слов. С груди жаркие сильные руки переместились на плечи, и я с трудом сдержалась, чтобы на застонать от боли, с такой страстью он меня тискал и сжимал.
– Будь моей женой, – с непонятным блеском в глазах произнёс Владимир и переместил руки на мою шею.
Он надавил слишком сильно, и я протестующе шевельнулась и распахнула рот, чтобы попросить отпустить меня. И смогла издать только еле слышный хрип, потому что пальцы невыносимо мяли и сдавливали мою нежную шею.
«Да он душит меня!», – внезапно подумала я, с ужасом глядя на довольный хищный оскал, исказивший его лицо.
Жуткая правда поразила меня. В голове со скоростью света пронеслись воспоминания о мёртвых «серых» девушках, которых время от времени находили в парках города. Полиции никогда не удавалось отыскать убийц, а среди резервистов ходили упорные слухи о сумасшедших «белых», которые таким образом скрашивали свои однообразные счастливые дни.
Все эти мысли вихрем промелькнули в сознании, а сильные тренированные руки меж тем продолжали душить меня. Убийца довольно скалился, и тонкая струйка слюны потекла по мужественному подбородку. Он наслаждался убийством и уже предвкушал тот момент, когда моё сердце перестанет биться. Но я не желала умирать. Я вцепилась в руки, лишающие меня кислорода и жизни, но они стальными тисками продолжали сдавливать горло. Я била по ним, однако это не давало никакого эффекта. Глазами я умоляла обманщика и убийцу остановиться и подарить мне жизнь, но его это, похоже, только радовало и дополнительно подстёгивало.
Осознание неизбежности смерти вспышкой осветило гаснущее сознание. Проснулись инстинкты. Далее тело действовало самостоятельно, без моего участия и контроля. Все рефлексы и навыки, наработанные за годы жизни в детском доме, включились и принялись спасать мне жизнь.
Правое колено с силой вошло в пах Владимира, он охнул и скривился, но хватки не ослабил. Тогда колено повторило удар, сминая половые органы, и наступило чудо – железные пальцы разомкнулись. Правая рука метнулась к его лицу и ударила по левому глазу. Левая рука тут же сомкнулась в кулак, который ударил в солнечное сплетение. Левая нога выбросилась вперёд и с силой оттолкнула убийцу. Я повалилась на пол, но и Владимир не устоял на месте. Падая спиной, он ударился о стеклянный бортик.
Сопровождаемый звоном разбиваемого стекла, начальник с криком исчез с балкона.
Я сидела на холодном бетоне, ошарашенно смотрела на осколки голубого стекла, широко разевала рот и что есть силы дышала, возвращая себе жизнь.
Список сдвинулся!
Особый звуковой сигнал, который невозможно было спутать ни с каким другим, оповестил о смещении перечня горожан. Что ж, ты можешь быть сколько угодно бессмертным, но падение с пятьдесят шестого этажа не в силах перенести даже организм, способный на ускоренную регенерацию. Когда твои мозги от жуткого удара разлетаются на десятки метров, тут уж наступает неизбежный и логичный конец.
Он хотел убить меня. А в итоге я сама убила его.
Он хотел убить меня! Убить!
Осознание страшной правды ударило по голове, внутри как будто прорвало плотину, и я безудержно заплакала.
Глядя в сторону тёмной бездны, в которой сгинули начальник и надежды на бессмертие, я рыдала и жалела себя. Какой же я оказалась дурой, раз поверила в невозможное. Могу себе представить, как он смеялся и веселился, играя со мной и подавая несбыточные надежды. Смотрел на молодую смертную дуру, приговорённую к уродливой старости, и издевался, зная, что финалом этой игры станут секс и моя смерть. А теперь я совершила убийство, и мне не светит никакая старость, уже к вечеру завтрашнего дня меня сожгут в крематории.
Я могла бы ещё долго сидеть в оцепенении и жалеть себя, как вдруг раздался бесплотный голос:
– Вставай.
Я вздрогнула всем телом и затравленно огляделась по сторонам. Кто-то увидел, как я убила хозяина квартиры!
– У тебя очень мало времени. Вот-вот приедет полиция.
– Кто здесь? – паника нахлынула с головой.
– Не будь глупой, это Юлия, компьютерная сеть. Немедленно зайди в комнату. У тебя очень мало времени!
Я поднялась с холодного пола и, шатаясь, поплелась в комнату. В голове гудело от пережитого, меня качало из стороны в сторону, словно я выпила большую дозу алкоголя. Стеклянная панель с щелчком захлопнулась, отрезая от уличного холода и смерти.
– Хочу заключить с тобой сделку.
– Что? – я жутко удивилась такому предложению от искусственного разума.
– Хочешь в крематорий? – грубо спросил меня компьютер, проявляя признаки нетерпения.
– ?
– Через двенадцать минут сюда прибудет полиция. Они схватят тебя и уже через час признают виновной в убийстве. Пусть и в непредумышленном.
– И что? – я нервно огляделась по сторонам в поисках одежды.
Меня начало жутко трусить от холода и пережитого стресса.
– Я удалю все следы твоего пребывания в квартире. Все отпечатки пальцев и прочие физиологические маркеры, по которым полиция смогла бы установить, что ты находилась здесь на момент убийства. Также я отредактирую записи со всех камер, заменю их обычными из банка памяти, а конец сфабрикую, чтобы изобразить, почему он не удержался на ногах и упал. Затем я внедрюсь в базу данных дома и сфабрикую все съёмки камерами в лифте, подъезде, и на подземной парковке.
– И зачем тебе это? – я никак не могла понять, к чему клонит компьютер.
– А ты никому и никогда не будешь рассказывать, что он… пытался убить тебя.
Я растерянно моргала и смотрела в глазок камеры.
– Но если расскажу полицейским, что он первый напал, то меня оправдают.
– Ты резервистка. А он «белый», никто даже разбираться не будет. Сразу решат, что ты таким образом решила продвинуть Список.
– Что?! – я вскричала от возмущения и страха одновременно. – Я даже не думала о таком! И никогда такого не сделала бы!
– Тебе никто не поверит, потому что в истории города уже не раз были такие случаи. Ну, думай! Скорее! Полиция едет.
– И ты сможешь всё удалить и подделать? – я кинулась к кровати и принялась натягивать нижнее бельё.
– Не впервой, – компьютер убедительно изобразил грустный вздох. – Мне уже приходилось всё исправлять. Правда, ситуация была наоборот.
– Это он убивал, а ты потом всё чистила, – я застыла на месте, поражённая этой догадкой.
– Неоднократно. Так что?
– Какое чудовище…
– Так что?
– Давай, делай всё, что сказала! – бюстгальтер решительно не хотел застёгиваться, и я начала злиться.
– И ты точно никому не скажешь?
– Ну я же не хочу в печь!
Тут же в углах комнаты открылись небольшие чёрные отверстия, из которых с лёгким шелестом вылезли два десятка металлических крабов. Они бросились прямиком на балкон, чтобы собрать все чешуйки кожи, волоски и капли пота и слюны, которые могли упасть с меня во время борьбы.
Гибкие механические руки вылезли из недр кровати и принялись сноровисто снимать постельное бельё.
– Уходи через главный вестибюль, там никого никогда не бывает. Жильцы все на машинах, на лифте попадают сразу на подземную парковку.
Я натянула платье, обулась и нашла сумочку. Бросила последний взгляд на кровать и как ошпаренная выскочила из квартиры.
Пока ноги несли меня к лифту, я пребывала в страшном напряжении. Я ужасно боялась, что в любой момент в коридоре покажется кто-нибудь из соседей. Им-то память подчистить не удастся. Хоть бы никого не оказалось в лифте!
Я заскочила в кабину и рявкнула:
– Первый этаж!
Сверкающие двери сомкнулись, и я ухнула в бездну. Пока лифт стремительно отсчитывал этажи, я стояла, сжавшись в комок, и со страхом ждала, что вот-вот кто-нибудь из жильцов войдёт и навсегда запомнит меня. Когда кабина остановилась на уровне первого этажа, я обнаружила, что всё это время не дышала.
Выскочив в вестибюль, сверкающий отполированным мрамором, стеклом и металлом, я кинулась к выходу с такой скоростью, как будто за мной гнался самый быстрый хищник. Цокот каблуков разносился по большому гулкому помещению словно стук молотка судьи, желающего осудить меня на самое строгое наказание.
Оказавшись на улице, я панически огляделась по сторонам. Фантазия рисовала в голове страшных угрюмых здоровяков в чёрной униформе, собирающихся накинуть на меня наручники. Но красивая улица, засаженная деревьями, предстала пустой и нереально уютной, словно не произошло убийства, готового потрясти весь город.
Бежать – привлекать внимание. Тем более, в таком виде. Натянув на лицо лёгкую улыбку, я размеренно шагала в сторону парка и старалась выглядеть спокойной и беззаботной. Хотелось со всей силы припустить, чтобы оказаться как можно дальше от наряда полиции, но был риск, что тогда кто-нибудь наверняка вспомнит женщину в вечернем платье, передвигающуюся непривычным образом.
С проспекта я свернула на улицу, где располагались различные деловые центры. Косясь на камеры, бесстрастно фиксирующие мои передвижения, я быстро оставляла позади благополучное пространство Центра, в котором потерпела сокрушительное поражение, грозящее смертью.
Только когда передо мной появился кольцевой парк, отделяющий Центр от кварталов «серых», я облегчённо вздохнула. Миновав кованые ворота и пройдя какое-то расстояние по дорожке, я резко подалась в сторону и махнула в густые кусты форзиции, усыпанные цветами. И затаилась, вслушиваясь и всматриваясь. Я опасалась, что Юлия не успеет подделать такой огромный массив данных, и ищейки выйдут на мой след. Но город молчал, засыпая, никто за мной не гнался, и тогда пришло облегчение.
Кажется, я и правда была теперь в безопасности. Хотя бы на время.
Только сейчас я снова ощутила холод весенней ночи, от которого тело покрылось гусиной кожей. Ночной парк шумел под напором искусственного ветра, я смотрела на кусты и деревья и думала, что, если бы не тяжёлое детство в детском доме, к утру под каким-то из них могли бы найти моё бездыханное тело.
Выйдя на дорожку, я устремилась в ту часть парка, где не горели фонари, а асфальт дорожек давно требовал замены. Цокот каблуков слишком привлекал внимание, и я сняла обувь и побежала, держа её в руках.
Пользоваться метро и автобусами казалось опасным. Но затем я подумала, что и так уже засветилась на городских камерах, так что если кто-то захочет побеседовать со мной о сегодняшнем вечере, то я не смогу утверждать, что не присутствовала в этой части города. Да и ресторан! Куча богатеев видела нас вместе. И полицейские это обязательно узнают.
Я застыла на месте, мучительно обдумывая свою версию событий. Можно будет сказать, что Владимир пригласил меня на ужин как коллегу, чтобы подсластить моё увольнение. После этого мы доехали до его дома, он предложил подняться в квартиру, но я отказалась. И пошла домой.
Из парка я вышла с гордо поднятой головой и на каблуках. И села на обшарпанный автобус, идущий до дома. Всю дорогу я ловила на себе странные взгляды. Меня удивляло, что в них больше не было привычной ненависти и зависти. Это был некий интерес, любопытство. И даже сочувствие.
Гадая о причинах перемены отношения «серых», я гордо стояла у окна, думала о полиции и вспоминала перекошенное и удивлённое лицо начальника, когда он на долю секунды завис над бездной и осознал, что для него наконец-то всё кончено.
От автобуса я шла из последних сил. Очень хотелось снять туфли, но нужно было до конца изображать благополучие и соответствовать образу сильной несгибаемой женщины. Тело запоздало разнылось в тех местах, где меня душили и били, так что мне ещё приходилось сдерживать стоны.
Лестница на второй этаж показалась настоящим Эверестом, который я покорила с двумя промежуточными остановками. Тяжело шагая по проходу, я улавливала звуки из квартир и впервые завидовала простым людям, которые жили обычной жизнью, не отягощённые несбывшимися надеждами и нереализованным назначением.
Открыв дверь нашей квартиры, я осторожно вошла и застыла у входа.
– Лид, ты? – спросила в темноте Настя.
– Ага, – мой голос неожиданно оказался хриплым и надтреснутым.
– Есть будешь?
– Да заткнитесь вы, – зашипела Оксана.
– Сама заткнись, – осадила её Светка.
– Спите, я тоже лягу сейчас, – ответила я Насте и направилась прямиком в ванную комнату.
– Копыта сними, хрена ты стучишь ими! – сделала замечание Оксана, демонстративно вздыхая. – И вообще мы тут полы мыли не для того, чтобы некоторые в обуви ходили.
– Да замолчишь ты сама или нет? – раздражённая Маргарита вступила в перепалку.
– Да она же пьяная!
– Даже если и так, чего ты пристала?
– Завидуешь?
– Да пошли вы!
Меня мутило, а ругань соседок только добавляла страданий. Стараясь не прислушиваться к их разговору, я быстро дошла до ванной комнаты и закрыла дверь, отгораживаясь от всего мира.
Привалившись лбом к двери, я стояла, закрыв глаза и испытывая мучительное головокружение. Страх быть пойманной теперь подружился с едким чувством вины. Как бы там ни было, но я убила человека. Можно сколько угодно успокаивать себя, что он первый начал и заслужил такого исхода, но правда оставалась правдой – я толкнула его, и он упал с пятьдесят шестого этажа, в буквальном смысле превратившись в лепёшку.
Я сняла туфли, опустила крышку унитаза и села на неё, потому что ноги подламывались от усталости. Уставившись на грязные ступни, я всё вспоминала искажённое жаждой убийства лицо человека, который с таким искренним пылом признавался в любви и обещал радужное будущее. Ох уж это недосягаемое бесконечное будущее, которое мне совершенно не светит. Мне вообще никакое будущее не светит.
От жалости к себе я заплакала. Пережитый ужас выплеснулся наружу неудержимыми рыданиями, которые я изо всех сил старалась сделать беззвучными. Закрыв лицо ладонями, я тихо скулила, жалея себя.
– Лид, что случилось? – внезапно послышался голос Насти, и я вздрогнула всем телом.
Почему-то мне подумалось, что полицейские уже стоят у нашего порога и требуют меня на выход.
Рыдания помешали произнести хоть слово. Через несколько секунд соседка вошла в ванную, и я вскинула голову, чтобы попросить её уйти. Настя собиралась что-то сказать, но внезапно я увидела, как глаза её распахнулись, а челюсть отвисла, выражая крайнее потрясение.
– Боже мой! – воскликнула она, тут же закрыла себе рот рукой и захлопнула дверь.
Я попыталась отвернуться.
– Кто это с тобой сделал? – горячо зашептала соседка, протягивая ко мне руки.
– Что сделал? – промямлила я, ничего не понимая.
– Так ты сама не видела, что ли? Посмотри!
Я встала и повернулась к зеркалу. И уставилась на созревающие синяки, обильно «украшающие» шею и плечи.
– В парке накинулся кто-то… – нашлась я, ни в коем случае не собираясь рассказывать правду. – Я шла, а он…
– А чего же тебя твой «белый» не довёз до дома? Что ты в парке-то делала так поздно?
– Чёрт, как же идти на работу…
Я проигнорировала вопросы, на которые не существовало ответов. Их стоило придумать попозже. Сейчас же фантазия полностью блокировалась усталостью и шоком.
– Ты не можешь идти на работу в таком состоянии.
– Нужно что-то с длинным воротом, – я провела кончиками пальцев по синякам и скривилась от боли.
– Ты меня не слышишь? – Настя схватила меня за плечи и встряхнула.
– Водолазку из тонкого кашемира, а поверх неё пиджак…
– Лида! – она снова встряхнула меня, аж шея хрустнула, когда голова резко дёрнулась.
И тут я не выдержала и снова разрыдалась. Подруга обняла меня и глубоко вздохнула. Уткнувшись лицом в её тёплое плечо, я исторгала из себя слёзы и слюни, горько скорбя по несбывшейся мечте.
– Потом расскажешь, я не буду сейчас мучить тебя вопросами, – произнесла она еле слышно. – Скажи только, тебе что-нибудь угрожает?
– Да, – промычала я и, представив предстоящее общение с полицией, с новой силой затряслась от рыданий.
Я плакала не меньше десяти минут, и всё это время Настя слегка гладила меня по спине и молчала, за что я ей была особенно благодарна. Кто-то из девочек попыталась вломиться в комнату, чтобы узнать, что тут происходит, но Настя грозно рявкнула, полностью пресекая все дальнейшие попытки.
Когда слёзы закончились, Настя тактично ушла, а я разделась, бегло помылась, умылась, высморкалась и посмотрела в зеркало. Ужас. Сейчас никто не назвал бы меня красивой.
Когда я вошла в спальню, там установилась полнейшая тишина. Уж не знаю, спали ли девочки, или по указанию Насти делали вид, но меня это полностью устраивало. Я на цыпочках дошла до своей кровати и скользнула под одеяло. Повернулась к стене лицом и тяжело вздохнула.
Действуя абсолютно бесшумно, я сняла с пальца прекрасное кольцо и засунула его в синтепоновые недра подушки.
Снова вздохнула и решительно закрыла глаза.
Завтра мне предстояло проснуться в новой реальности, в которой не осталось больше ни единого шанса на Укол.
Ненависть и месть
Утром я встала раньше всех. Во-первых, мне снились неприятные суматошные сны, в которых я всё время плакала и от кого-то убегала. А во-вторых, я хотела одеться, прежде чем проснутся соседки, чтобы никто не увидел жутких синяков, которые за ночь ещё больше разлились по шее и плечам.
Натянув лёгкую водолазку с высоким воротом, я успешно скрыла следы насилия. Повинуясь желанию закрыться от людей, я надела строгий чёрный офисный костюм, а волосы собрала в тугой пучок. Ни дать, ни взять сама строгость и неприступность.
Пока электрический чайник натужно грел воду, я сидела на стуле у окна и смотрела на убогую серую улицу. Встающее майское солнце ярко освещало всю неприглядность трущоб, в которых бессмертные господа милостиво содержали обслуживающий персонал. Впервые в жизни в голову пришла мысль, что вся эта система является очень несправедливой и неправильной. Почему решили, что кто-то достоин вечной жизни, а кто-то нет? Чем они руководствовались, когда всё только начиналось? По каким критериям и признакам определяли, кто годится для жизни на облаках, а кто нет?
– Это ты тут шумишь, – неожиданно прозвучал голос Оксаны.
Я резко повернулась и посмотрела на всклокоченную соседку. В душе всколыхнулась волна раздражения при виде вечно недовольного лица.
– Если тебе не спится, то остальным надо поспать…
– А не пойти бы тебе на @#$, – неожиданно сказала я громко и внятно, удивив и её, и себя.
Она выпучила глаза. До этого момента я не ругалась ни разу в жизни, полагая, что подобные высказывания могут сыграть отрицательную роль при рассмотрении моей кандидатуры. Теперь же меня ничего не сдерживало.
– Иди и займись своими делами, – велела я ледяным тоном, вставая и выключая чайник. – Будешь ещё ко мне приставать, и я подам такую жалобу, что тебя отселят к самому куполу.
Пока Оксана пыталась найти достойные слова, которые могли бы меня как следует ужалить, я налила кипяток в чашку, достала из холодильника кусочек соевого сыра и прошла в комнату. Остальные соседки уже проснулись и теперь вяло одевались и приводили себя в порядок.
– Ну что, Лидок, как вчера свидание прошло? – спросила Светка, явно озвучивая общее любопытство.
– Встреча прошла без замечаний, – сухо ответила я, садясь за стол. – В «Пеликане» меня покормили настоящим коровьим мясом, было интересно. Потом мне подарили премию, которая должна была подсластить моё увольнение. Вот, собственно, и всё.
– Как, а разве ты не замуж собралась за него? – Маргарита переглянулась со Светкой. – Ты же сказала…
– Я вчера просто пошутила, неужели вы думаете, что я всерьёз соглашусь стать игрушкой для избалованного «белого»?
– Значит, тебя всё же увольняют, – Настя смотрела на меня странными глазами. Если у неё и были какие-то сомнения и подозрения, то она решила оставить их при себе.
– Естественно, – я вздохнула и откусила кусочек сыра. – Через месяц мне исполнится двадцать пять. Коллеги не хотят наблюдать моё мерзкое, отвратительное старение.
– И что будешь делать? – в Светкином взгляде читалась жалость, которая была мне неприятна.
– А что делать, – я пожала плечами и отхлебнула воды. – Пойду работать туда, где все стареют и умирают. Будем подыхать вместе.
Прозвучало грубо и даже несколько гадко, но горечь, обида и разочарование так и рвались из меня наружу.
Соседки смотрели на меня и молчали. Я видела в их глазах разные эмоции вроде жалости, непонимания или сочувствия, но не собиралась впускать никого в душу и всё объяснять. На самом деле я и сама ещё не представляла, что буду делать через месяц, когда меня пинком под зад выгонят из сверкающей стеклянной башни и отправят на унылую окраину. Это при условии, что мне удастся избежать наказания за преступление.
– А чего ты ныла вчера? – всё же не выдержала Маргарита.
– На лестнице упала, – довольно спокойно ответила я, внутренне содрогаясь от воспоминаний о руках, сжимающихся на горле.
– Пошевелитесь лучше, а то на работу опоздаете, – буркнула Настя, прекращая допрос и спасая меня.
Я взглядом поблагодарила её и быстро съела сыр, запивая его водой. Да, такая еда точно не сравнится с изысканными натуральными деликатесами «Пеликана». Что ж, по крайней мере мне повезло их попробовать, будет что вспомнить на старости лет.
Помыв руки, я переложила мобильник из клатча в обычную сумку из чёрного кожзама и быстро ушла, ни с кем не прощаясь.
К остановке я шла неохотно и неспешно. Впервые в жизни я не стремилась попасть на работу вовремя. Какая теперь уже разница. Приглядываясь к другим женщинам, одетым куда как скромнее и беднее, я мрачно раздумывала о том, что скоро и мне придётся избавиться от дорогущих вещей и облачиться в эти балахоны из дешёвых искусственных тканей. Только сейчас я вспомнила, что золотое платье и туфли так и остались лежать на подоконнике в ванной комнате. Надо попробовать вернуть их Никите. Как знать, может, возьмёт хотя бы платье, оно-то как новенькое, ни малейших следов ночных приключений.
В автобусе я не стала проходить к любимому окну, а села в проходе. Теперь я не хотела смотреть на панораму, которая больше не сулила никаких радужных надежд и шансов. Нет уж. Теперь никаких мечтаний и уходов от реальности.
До метро я шла неохотно, словно меня толкали в спину. В душе вскипало агрессивное раздражение, когда я думала о том, что вот-вот окажусь среди избалованных и вечно скучающих «белых», которым когда-то повезло войти в Список. Вот уж засомневаешься в адекватности членов Совета, стоит только вспомнить тех бессмертных, которые совершенно не ценят свою бесконечную жизнь и наполняют её всякой ерундой.
Раньше мне нравилось чувствовать свою принадлежность к жителям Центра, находиться среди них, растворяться в толпе похожих на меня людей. Точнее, это я старалась походить на них. Пыжилась изо всех сил, чтобы прыгнуть выше головы и стать ровней всем этим небожителям. Но сегодня праздно перемещающиеся «белые» вызывали настоящую ненависть.
Размышляя о переменчивости судьбы, я доехала до работы и вошла в здание. И только на своём этаже обнаружила, что происходит что-то необычное.
Двери лифта открылись, я сделала шаг вперёд и уткнулась в стальной взгляд полицейского. И уронила сумку от неожиданности и жуткого страха, который мгновенно сковал руки и ноги.
– Работаете здесь? – хмуро спросил он, ощупывая похотливым взглядом мою фигуру.
– Да, а иначе что бы я здесь делала? – мне удалось взять себя в руки и принять холодный вид. Я наклонилась и подняла сумку.
– Тогда проходите и ожидайте беседу с инспектором, – велел он, чуть отходя в сторону.
Идя по коридору, я тревожно разглядывала кабинеты сквозь стеклянные стены. На первый взгляд, всё осталось как и прежде. Но всё же я ловила в глазах людей подобие страха. О да, наконец-то эти чванливые избалованные небожители вспомнили про страх смерти.
Не успела я сесть за свой стол, как на экране возник вызов от Элеоноры.
– Лидия, чудесно, что ты наконец-то пришла, – язвительным тоном заметила она. – Господин инспектор хочет побеседовать с тобой.
– По какому вопросу? – мне удалось притвориться совершенно спокойной.
– По вопросу гибели нашего директора. В мой кабинет.
Она отключилась раньше, чем я успела огрызнуться, что она мне не руководитель и не имеет права мной командовать.
– Что ж, поработать сегодня не дадут, значит, – буркнула я, вставая и поправляя пиджак и юбку.
До кабинета змеи я старалась идти максимально медленно, чтобы она не думала, что может мною руководить. К тому же, нужно было совладать с волнением, которое возникло как нельзя некстати. Я открыла дверь и посмотрела на светлый коротко стриженный затылок мужчины, сидящего в кресле для посетителей.
