Ирина Буря
Ангел-искуситель
Пришлось признаваться Татьяне… Нет, пришлось сообщить ей… Нет, пришлось намекнуть ей – невзначай – что я совсем не против выслушать ее соображения по этому поводу.
Но этот сумасшедший день и ее, видимо, утомил. Она решительно заявила мне, что сегодня мы больше ни о чем беседовать не будем, а прямо после чая отправимся в кровать.
Наконец-то!
Мне стоило больших трудов не выказать каждой черточкой лица полнейшее одобрение принятому решению. И заметьте: не я об этом заговорил.
Глава 3. К вопросу об отличиях
Отличаться от предыдущей эта неделя начала прямо с понедельника.
Для начала я пошла на работу – раз.
В смысле: мы пошли на работу – два.
И хотя нам пришлось рано вставать, но завтракала я не одна, и по дороге на работу роль образцового пассажира больше не играла – три.
Я уселась в самом конце маршрутки – на нашем любимом сидении – и всю дорогу наслаждалась полной изоляцией от собратьев-пассажиров. Мне даже говорить ни о чем не хотелось, уютно устроившись у него под рукой. Да и о чем говорить-то? Действительно, пусть он сегодня с Галиным ангелом познакомится, выяснит, что тот собой представляет, а потом уже – завтра, к примеру – и я подключусь. Нужно будет попросить его, чтобы он меня ему представил – втроем мы уж точно что-нибудь придумаем.
С каждой минутой эта идея нравилась мне все больше. Ведь какая экономия времени получится! Иначе ведь мне с Галей говорить придется, не зная толком, что спрашивать – они это слушать будут – потом обсуждать – и потом моему ангелу придется пересказывать мне результат их обсуждений, чтобы я в следующий раз правильные вопросы ей задавала. А если я буду участвовать в их анализе проведенной беседы (как полноправный участник этого дела, между прочим!), то не только раньше узнаю, о чем они там договорились, но и свои соображения высказать смогу. Не говоря уже о том, что мне очень хочется хоть одним глазком глянуть на этого нового ангела. А лучше двумя – и не один раз.
Я очнулась от … детального планирования совершенно нового для меня мероприятия, лишь когда мы уже подъезжали к работе.
– Ты еще помнишь, что обещал мне знаки подавать? – спросила я. Он, казалось, тоже был полностью поглощен обдумыванием предстоящего знакомства с коллегой – лучше напомнить ему, что я в этом офисе тоже, между прочим, находиться буду и, в отличие от него, ни увидеть, ни почувствовать его не смогу.
– Конечно, помню, – отозвался он с улыбкой и начал наклонять свое лицо к моему.
Э, нет! Мы, между прочим, на работу едем, и сегодня – вот вам еще одно отличие! – ему тоже придется там трудиться. И пора уже на деловой лад настраиваться!
В невидимость он перешел, как обычно, на лестнице, и мы вошли в офис ровно в девять часов. На входе я придержала дверь, чтобы он зашел спокойно, и вдруг почувствовала, как две руки ухватились за мою талию, подталкивая меня вперед. Он, что, с ума сошел? Что за игры, честное слово, в рабочее время?
Я пошла к своему столу, нарочно останавливаясь возле сотрудников, здороваясь с ними и делясь впечатлениями от прекрасной погоды. И всякий раз те же самые руки настойчиво увлекали меня вперед. Со стороны, наверное, это выглядело, как будто чувство долга не позволяло мне надолго задерживаться на пустых разговорах и направляло меня к рабочему месту. Ну и хорошо – к столу и погрузиться в работу!
Судя по всему, о своем обещании подавать мне знаки он не только не забыл, но и отнесся к нему очень серьезно. Вот нет, чтобы он ко всем своим обещаниям так относился! Не успела я сесть за стол и включить компьютер, как поняла, что он устроился слева и чуть позади от меня. И принялся подавать мне знаки. То рукой к волосам прикоснется, то за ухом пощекочет, то кончиками пальцев по левой руке, мышью не занятой, проведет или еще лучше – по щеке… Да что он, издевается, что ли? И ведь знает же, что я сделать ничего не могу – не отбиваться же мне на глазах у всех сотрудников от невидимого нахала! Знает-знает – и пользуется моментом! Нет, в целом я была, конечно, не против, но как прикажете сосредоточиться в такой обстановке?
Через час я не выдержала. Вот сейчас окликнет кто-то, не дай Бог, а у меня – глаза, как у мартовского зайца… Ну, подожди ты у меня! Я ведь просила мне знаки подавать, а не на мне! Я схватила, не глядя, какой-то словарь, раскрыла его и склонилась над ним, словно в поисках нужного слова. Правую руку я небрежно опустила на колени и – под прикрытием стола – пошарила ею в воздухе. Возле своей левой руки, которую он в этот момент опять – абсолютно бессовестным образом – поглаживал. Есть! Нащупав его … запястье, по-моему, я ущипнула его изо всех сил. Над левым ухом у меня раздалось сдавленное мычание. Нет, он совсем обалдел – звуки издавать!
Склонившись еще ниже над словарем, я яростно прошипела левым уголком рта: – Ты работать сегодня собираешься или нет? Шепотом отвечай! – быстро добавила я. Кто его знает – вдруг опять орать начнет.
Прямо у моего левого уха послышалось обиженное бормотание.
– Да я его уже вычислил. Вон он – между Галиным столом и окном устроился.
Я невольно глянула туда. В углу, возле Галиного стола стояла этажерка с каталогами, и, чтобы обеспечить подход к ней с двух сторон, Галин стол не был придвинут вплотную к окну. Но там же… Господи, как он туда втиснулся? Я вспомнила крохотное пространство между кухонным уголком и холодильником у себя на кухне, где раньше любил сидеть мой ангел, и меня затопила волна сочувствия к Галиному ангелу. Моему ведь Анатолию уже не нужно по углам жаться, а этот бедняга…
– Ну, так давай, действуй, – сказала я уже спокойнее. – Хватит дурака-то валять!
– Ладно, – ответил он еще более обиженным тоном. – Мне просто не стоит к нему слишком решительно подступаться; я хотел дать ему время расслабиться, а пока…
– Ну, знаешь, оправдания себе всегда найти можно, – резонно возразила я. – Иди уже, подступайся…
Все знаки его присутствия тут же пропали. Внезапно и абсолютно. Мог бы и плечо мне напоследок сжать… В раздражении я оттолкнула от себя ни в чем не виноватый словарь.
Минут через десять я заметила краем глаза, что у окна резко дернулась занавеска. И спустя мгновенье еще раз. Так резко, что от стола Лены Тешиной, напротив меня, послышалось удивленное: – Ого! Ничего себе сквозняк! Ветер на улице, что ли, поднялся?
Я похолодела. Все лица повернулись к окну. Галино лицо выглядело особенно удивленным. Естественно, она ведь ближе всех к нему сидит, а ни малейшего дуновения не почувствовала. Да что на него нашло сегодня? Я старательно кашлянула пару раз, бросив в пространство: – Да, что-то повеяло… – Галя глянула на меня в полном недоумении.
Больше занавеска не шевелилась. Ни разу. Я выждала с десяток минут, опасливо косясь на нее, прежде чем расслабиться. Все, кажется, прекратил шуточки свои шутить…
Додумать до конца эту мысль мне не удалось – в противоположном углу офиса, возле вешалки и стола с кофеваркой раздался глухой удар в стену. Идиот! Я же просила мне знаки подавать, а не всему офису! Подпрыгнула я не одна – но кто-то из наших ребят добродушно рассмеялся: – Они там, что, у строителей мебель двигают?
За стенкой находился офис фирмы, занимающейся ремонтом – мы еще шутили, что соседи нам попались удачные: они квартиры ремонтируют, а мы их потом украшаем. В принципе, если напрячься, можно представить себе, что кто-то в том офисе слишком резко двинул стол и тот врезался – боком или углом – в стену… Я решила сосредоточиться на этой мысли. Лишь бы только больше никаких…
Больше никаких звуков не раздавалось. А также не просматривалось никаких знаков присутствия ни одного ангела. Я целый час провела, делая вид, что что-то делаю, и стреляя глазами то вправо – на окно, то влево – на кофеварку. Хоть бы одна чашка там шевельнулась! Не забыл он, как же! Вот до первой встречи с собратом и не забыл, а сейчас сидят себе где-то в уголке, сплетничают о глупом человечестве. Да куда же он подевался, черт бы его побрал? Он говорил, что мысли мои читать не умеет, но настроение должен же чувствовать! Или он его только вблизи чувствует? Ладно, я могу и ближе подойти…
Я встала из-за стола и не спеша направилась к кофеварке. Полдвенадцатого – самое время кофе выпить. И последний грохот как раз оттуда и доносился. Если он и там мое настроение не почувствует… Я могу походить туда-сюда в ожидании, пока кофе сварится. Дайте мне только хоть локтем за него зацепиться! Руками я, конечно, размахивать не буду – на глазах-то у всего коллектива – но я его … пну!
Я подошла к кухонному столу и, включив кофеварку, развернулась лицом к тому углу, откуда в последний раз стук раздался. Но не успела я ногу поднять для первого шага, как в голове моей молнией пронеслась мысль: Ну, пну я его сейчас – а если он заорет? Что мне тогда – прыгать на одном месте с разинутым ртом, делая вид, что руку о кофеварку обожгла, да еще и охрипла при этом?
В этот момент что-то похлопало меня по руке. Ну, то-то же – учуял … настроение. Значит, точно – издалека мысленно до него не докричишься. Сейчас нужно спиной к сотрудникам повернуться и напомнить ему о знаках…
Что-то опять похлопало меня по руке – настойчиво так, подталкивая назад, к кофеварке. Ах, ты…! Он меня еще спроваживать будет, чтобы не мешала наслаждаться общением с … ближним по духу! И не нужны мне его знаки! Я в этот офис, между прочим, на работу прихожу – и в отличие от него, основная работа у меня всегда на первом месте стоит!
Я вернулась к своему столу, пыхтя вместе с чашкой. Галя вскинула на меня глаза.
– Татьяна, ты чего … такая?
– Какая – такая? – натянуто спросила я.
– Ну, не знаю. То сияла с утра, а теперь надулась… Вернулся-то парень твой? – осторожно спросила она.
– Вернулся. – Я вдруг вспомнила, как мне хотелось вчера еще кому-нибудь, кроме матери, это слово сказать – я как раз о Гале тогда и подумала. Сейчас оно прозвучало у меня … как-то не так лучезарно. – Вернулся, – повторила я с улыбкой и села к столу.
– Так ты обедать сегодня с ним, наверное, пойдешь? – Галя уже тоже улыбалась.
Я замерла. Батюшки-светы, мы ведь об обеде с ним не договорились! Что же мне теперь делать?
– Не знаю, – честно ответила я.
– Не знаешь? – удивленно спросила Галя.
– Да у него дела сегодня, если сможет вырваться – позвонит, – выпалила я первое, что пришло мне на ум, и тут же поморщилась. Замечательно! И как мне теперь его предупредить? Опять за кофе идти? Так я к этой чашке еще не притронулась. И на расстоянии он … ничего не чувствует. Ладно, еще больше часа впереди – что-нибудь придумаю.
Еще через полчаса я уже просто кипела. Нет, это переходит все границы приличий! Мне ведь – по его же словам! – тоже это дело поручено; какое он право имеет в потемках меня держать! Нет, я пойду сегодня в кафе на обед, и он пойдет со мной – и пусть только попробует уклончивыми ответами отделываться!
Я нарочито вздрогнула, полезла в сумку за мобильным (да-да, он у меня на виброзвонке стоит, чтобы сотрудников от работы не отвлекать!) и, тщательно прикрывая экран рукой, приложила его к уху.
– Да, привет, – пробормотала я негромко, но так, чтобы Галя слышала. – Прекрасно… Да, смогу… Там, где обычно? Отлично, до встречи. – Я сделал вид, что отключила телефон.
– Так что, уходишь? – тут же спросила Галя.
– Да, пожалуй, сегодня ухожу, – ответила я, жизнерадостно улыбаясь.
И если в этом кафе я окажусь одна; если он за мной не пойдет; если он даже не заметит, что я ушла… Тогда я сегодня же сама начну с Галей разговаривать. В женском туалете. В отдельной кабинке. Шепотом. И пусть только спросит, о чем!
Этот решительный план позволил мне продержаться до обеда. Ровно в час дня я поднялась и, пожелав всем приятного аппетита, гордо прошествовала прямо к выходу. Благо, потеплело – за курткой к вешалке идти не нужно.
Он материализовался на первом же лестничном пролете.
– Ты куда? – озадаченно спросил он.
Вот то-то же!
– В кафе, – процедила я сквозь зубы.
– В кафе? – переспросил он еще более удивленно. – А мы договаривались идти в кафе?
– Нет, – сдержанно ответила я, – мы договаривались, что ты будешь разговаривать с коллегой и держать меня в курсе, – сделала я особое ударение на последних словах. – Не говоря уже о том, чтобы ставить меня в известность хотя бы о том, где ты находишься.
– Так тебе же, как мне показалось, не понравились знаки моего присутствия, – насмешливо бросил он.
Ах, он еще и насмехаться надо мной будет! Вот не поддамся на провокацию!
– Во-первых, я не говорила, что они мне не понравились; а во-вторых, они отвлекали меня от работы, – ответила я с достоинством. – А в-третьих, мы не договаривались, что ты либо подаешь мне те знаки, какие хочешь, либо никаких.
– А… – протянул он. – Наверное, тебе нужно было дать мне более четкие инструкции…
Остальная часть пути в кафе прошла в молчании.
Как только мы сели за столик, к нам тут же подпорхнула официантка и, одарив моего ангела ослепительной улыбкой, спросила: – Все, как обычно?
Он улыбнулся ей в ответ – правда, не так жизнерадостно – и сказал: – Да, все, как обычно.
Как только она отошла, я вежливо спросила: – Могу я поинтересоваться, что тебе рассказал Галин … твой коллега?
Он как-то вяло махнул рукой, не поднимая глаз: – Да ничего он мне еще не рассказал.
Точь-в-точь, как я и думала!
– О чем же вы столько времени беседовали?
– Мы еще толком не беседовали, – ответил он еще более неохотно.
Да он просто издевается надо мной!
– Чем же вы занимались все это время? – Настойчивость, главное – настойчивость. Пусть сразу смирится с мыслью, что от меня ему отмахнуться не удастся.
– Татьяна, – поднял он, наконец, на меня глаза – лихорадочно блестящие, – первая встреча в такой ситуации – всегда непростая. Меня вон и Анабель вчера предупреждала. А этот, по-моему – какой-то особо недоверчивый.
О, вот это уже кое-что! Раздражение мгновенно сменилось любопытством.
– Что значит – недоверчивый?
– Любому из нас трудно поверить в возможность такой помощи. – Он вдруг усмехнулся. – Я бы и сам тогда … ну, ты помнишь … не поверил. – Я понимающе кивнула. – И этот, как и следовало ожидать, принял меня за одно из… – Я опять кивнула, давая ему понять, что продолжать не нужно – я поняла.
– Но ты его переубедил? – спросила я, озадаченная таким поворотом событий. Если Галиного ангела придется неделю уговаривать, что мы им добра желаем, а Галю потом – и того дольше… Когда же я к делу подключусь?
– В целом, – поморщился он.
– В каком смысле – в целом?
– А в том смысле, что мне еще не одна, наверное, встреча с ним понадобится, чтобы сказать с уверенностью, что он мне поверил. – Он как-то странно тряхнул головой.
– А какой он? – не смогла удержаться я от банального вопроса.
– Вертлявый, – тут же ответил он.
– Да нет, – поправилась я, – как он выглядит?
– А я откуда знаю? – Он даже закашлялся от удивления.
– Да ты же с ним полдня провел! – возмутилась я.
– Татьяна, да какое мне дело до его внешности? – У него как-то странно сморщилось лицо, и он опять тряхнул головой. – Я его не видел, я его только чувствовал; и он меня тоже. Мне важно, что он делает и что при этом думает. Вот голос у него, правда, противный, – задумчиво добавил он.
– Вот видишь? – тут же подхватила я. – А говоришь, что внешность роли не играет. По внешности первое впечатление складывается, а оно зачастую правильным оказывается.
– Ага, – он закивал головой, – я по твоим родителям заметил.
– Речь сейчас не об этом. – Я ни на какую провокацию не поддамся! – А как ты думаешь, когда можно будет устроить так, чтобы ты меня с ним познакомил?
– Что? – Он опять зашелся в приступе кашля.
– Но ты же сам сказал, что я тоже участвую в этом деле! – Я поняла, что нужно быстро задавить его сопротивление если не логикой, о которой он понятия не имеет, то хоть массой аргументов. – Вот мне бы и хотелось познакомиться со всеми соратниками…
– Татьяна! – Он вдруг резко поднял руку, и я не закончила свою массу аргументов. – Я тебя очень прошу: только не сегодня. У меня и так голова еле-еле соображает.
Я вдруг внимательно всмотрелась в его лицо и… Господи! Глаза блестят и слезятся, наверное – то-то он щурится все время. Говорит с хрипотцой и кашляет. А вчера еще и чихал весь вечер. Лицо раскраснелось… Я быстро приложила ладонь к его лбу – и чуть не отдернула ее.
– Господи, да ты заболел!
– Да ничего я не заболел, просто немного не по себе, – естественно, отмахнулся от меня он.
– Да какое не по себе – ты же горишь! У тебя все тридцать девять, наверное! – воскликнула я, быстро соображая, что же сейчас делать. – Давай так: возвращаемся в офис, и я пойду к Сан Санычу – отпрошусь домой, и на завтра, наверное, тоже. Скажу, что плохо себя чувствую…
– Татьяна, не надо, – решительно прервал меня он. – До вечера я продержусь, и потом – я с этим идиотом еще не закончил. Мне же пришлось на полуслове прерываться и за тобой бежать, – добавил он укоризненно.
Опять обзывается! Да ладно, пусть обзывается, как хочет – лишь бы выздоровел. Мне вдруг так стыдно стало, что я его, больного, на улицу вытащила…
– Ты точно до вечера доживешь или может, сейчас в аптеку сходим? – спросила я. – Тут за углом есть одна, я на прошлой неделе все окрестности изучила.
– Не переживай – выживу, – усмехнулся он.
Пообедав, мы вернулись в офис. Всю дорогу я на него искоса поглядывала. Да нет, на ногах, вроде, держится, и глаза пока еще не закатываются… На лестнице я успела шепнуть ему: – Если что, немедленно зови меня, – и он исчез из вида.
После обеда я ни минуты не могла усидеть на месте. Я ерзала на стуле, то и дело подпирала голову рукой, чтобы уставиться – вроде как в задумчивости – на кухонный стол (Никакого движения!), и постоянно ловила себя на том, что вздыхаю и потираю лоб рукой. Как оказалось, такое мое поведение пришлось весьма кстати.
Около четырех часов над моим левым ухом опять послышался шепот.
– Татьяна, давай, наверное, отпрашиваться. Что-то мне совсем нехорошо.
О Боже, он уже и шепчет в нос! Словарь, словарь, где словарь? Я рывком раскрыла его, где придется, и склонилась над ним, спросив уголком рта: – Совсем?
– Да на меня чих напал, я уже не могу сдерживаться, скоро точно кто-то услышит.
– Хорошо. Сейчас. – О, отлично, наконец-то воображение заработало! – В кабинете у Сан Саныча стань прямо за мной, слева. Мне для правдоподобия почихать придется, так что, когда я тебя локтем толкну…
– Да я не могу по заказу, – буркнул он.
– Хорошо. – Я быстро скорректировала план действий. – Когда тебе захочется чихнуть, толкни меня под локоть.
– Ладно, – шепнул он, и я встала из-за стола.
– Галь, ты знаешь, я, наверное, домой пойду. Что-то я простыла, по-моему, – сказала я Гале.
– Что, серьезно такой сквозняк был? – обеспокоенно спросила она. – То-то я смотрю – ты как на иголках.
– Да не знаю, – ответила я, – может, я вчера … переохладилась. – От последнего слова у меня прямо зубы заныли – вот говорила же я ему! И лицо, судя по всему, сделалось … подходящее.
– Ну, иди, выздоравливай скорее! – В Галином голосе звучало искреннее сочувствие.
В кабинете у Сан Саныча мой ангел так расчихался, что я едва смогла выговорить просьбу отпустить меня домой из-за плохого самочувствия. Через каждое слово мне приходилось прикрывать лицо ладонью и отчаянно встряхивать головой. После трех чихов я даже перестала отнимать руку от лица, чуть придавив ею нос, чтобы голос звучал гнусаво. Сан Саныч тут же отпустил меня, велев оставаться дома, пока окончательно не выздоровею.
– Не так, как на прошлой неделе, – назидательно напомнил мне он, и я покраснела, вспомнив свой прогул в тот первый после отзыва моего ангела день. Отлично – сойдет за лихорадочный румянец.
Вернувшись к своему столу, я вызвала такси, собрала сумку, и мы покинули офис под дружные пожелания скорейшего выздоровления. До часа пик было еще далеко, пробок на дороге, слава Богу, не было – через двадцать минут мы были дома.
*****
Это был какой-то кошмар, а не вечер. Единственное, что мне удалось сделать без его сопротивления – так это уложить его в кровать. Да и то – он раздеваться не хотел. Сдался только после того, как я сама начала брюки с него стаскивать. Когда я укрывала его одеялом, его уже трясло, как в лихорадке. Он тут же свернулся под ним в клубочек.
В последующие полчаса я чувствовала себя ученым, изучающим обезьяний язык – мне постоянно приходилось расшифровывать невнятные звуки, которыми он отвечал на все мои вопросы. Если он вообще отвечал.
– Голова болит?
– М-г. – Похоже, да.
– А горло першит?
– Мм? – Похоже, не понял.
– Ну, глотать трудно?
– М-г. – Опять, вроде, да.
– А нос заложен?
– Мм? – Да что он такой непонятливый?
– Дышать трудно?
– М-г. – Третий раз подряд – точно да!
– Давай температуру померяем?
– М-м. – На предыдущее мычание не похоже – наверное, нет.
– Не выдумывай, сейчас нужно следить за твоей температурой.
– М-х. – Опять какой-то новый звук – я предпочла расшифровать его как «Делай, что хочешь».
Не успела я добраться до кухни, где в одном из шкафчиков у меня была медицинская полка, как из спальни донеслось первое за этот вечер членораздельное восклицание.
– Тань! – жалобно позвал он.
Я ринулась назад с градусником в руках. Если он заговорил – ему лучше или хуже?
– Что?
– Чаю бы…
– А может, я тебе лучше молока согрею?
– М-м, – вернулся он к общению звуками. Этот я уже слышала – вроде, нет. Ладно, не буду я с ним сейчас спорить.
– Хорошо, я сейчас чай сделаю, а ты пока температуру померяй. Тебе ничего делать не нужно – просто лежи, она сама померяется, – на всякий случай быстро добавила я.
В ответ мне раздался горестный вздох, который не мог означать ничего другого, кроме как смирения. Я засунула ему градусник под мышку и на цыпочках отправилась на кухню.
Как только я залила кипяток в заварник, из спальни опять послышался жалобный вопль. О, Господи, не хватало еще, чтобы он градусник разбил – я же не сказала ему, как с ним обращаться!
– Что?
– А чай?
– Ну, подожди немного – он заваривается.
– Ну, что так долго?
О, уже несколько слов подряд осилить может? По-моему, это – хороший знак.
– Сейчас несу.
Вернувшись с чашкой чая, я хотела напоить его, но он – естественно – отказался. Приподнялся на подушке, вцепился в чашку обеими руками и принялся прихлебывать обжигающий напиток. Я пока забрала у него градусник – так и есть: тридцать восемь и семь. Без лекарств, похоже, не обойтись.
Я никогда особенно серьезно не болела, поэтому большого запаса лекарств в доме обычно не держала, но таблетки от головной боли, а также что-нибудь жаропонижающее и анти-гриппозно-простудное у меня всегда под рукой было – особенно весной и осенью. Я вытащила все, что нашлось в моей скудной аптечке, и принялась читать инструкции. Так, ему, наверное, лучше дать ту дозу, которая детям до двенадцати лет рекомендуется…
Спальня опять воззвала ко мне душераздирающим «Тань!».
– Что?
– Чашку забери, пожалуйста.
– Давай таблетку выпьешь?
– М-м. – Ну, кто бы сомневался, что я «Нет» услышу»?
– Ну, ты понимаешь, что при такой температуре ты уже своими силами не справишься? Нужно таблетку выпить – тебе же легче будет!
– М-м. – Ого, рык прорезался – после чая-то!
– Ну, ладно до вечера подождем. Но если температура еще поднимется… Ты есть хочешь?
– М-м. – Ага, похоже, он решил издавать один и тот же звук, чтобы облегчить мне задачу расшифровки. – Иди, сама поешь.
– Ладно, я быстро. А ты отдыхай пока.
Только-только я разогрела ужин и поставила тарелку на стол… Нужно говорить, что я услышала?
– Что?
– Ты уже поела?
За пять минут?
– Нет еще, не успела. Если хочешь, я сюда тарелку принесу, рядом с тобой поем.
– М-м, – мгновенно отреагировал он. Судя по всему, мысль о еде все еще не вызывала у него никакого энтузиазма.
– Тогда дай мне хоть десять минут! Я поем и сразу же вернусь, хорошо?
– М-г, – промычал он для разнообразия утвердительно.
Вернувшись после ужина в спальню, я приложила ладонь к его лбу. Горит.
– Ммм, – издал он некий новый звук, выражающий, как мне показалось, одобрение.
– Может, тебе тряпочку мокрую на лоб положить – легче будет?
– М-м, – тут же последовал самый знакомый мне звук.
– Ладно, постарайся заснуть, я тут посижу.
Я выключила верхний свет, включила компьютер и принялась читать симптомы всевозможных заболеваний, проистекающих из переохлаждения и сопровождающихся высокой температурой. Так, высыпаний на коже я не заметила, нарушений желудочно-кишечного тракта тоже не просматривается, головокружение – не знаю, а вот потери сознания пока тоже не наблюдалось… Пожелтение белков глаз? А аритмию как мне у него прослушать? Ну, не могу же я ему «Скорую» вызывать? Еще вколют ему что-нибудь несовместимое или, еще лучше, в больницу заберут – а там анализы и покажут неизвестный науке образец живого существа… Чуть не сказала – мыслящего.
Заснуть он не заснул, но впал в забытье. Переворачивался время от времени с боку на бок (ну, вот – голова же сама прохладное место на подушке ищет, но нет – тряпочку ему на лоб не клади!), я тут же обращалась к нему: «Спи-спи, я здесь»…
Окончательно он угомонился часам к десяти. После того, как температура у него перевалила за тридцать девять и я впихнула в него все жаропонижающее и антивирусное, что у меня нашлось. Это героическое мероприятие оказалось возможным благодаря двум факторам, сложившимся вместе: после размышлений о врачах и «Скорых» я точно поняла, что другого выхода у меня нет, а у него уже не было сил сопротивляться. Но спустя полчаса он действительно по-настоящему заснул. Я тоже рухнула, не зная, что мне принесет следующий день.
Утром я проснулась рано, как на работу, хотя выспаться, как следует, мне не удалось. Всю ночь я подхватывалась при малейшем его движении – кто его знает, как наши лекарства на ангелов действуют, пусть даже и детские дозы. Когда я встала, он все еще спал и дышал ровно и спокойно. Отлично. Мне еще вчера пришло в голову решение проблемы с едой. Есть-то нужно – откуда же организму силы брать на выздоровление. А для восстановления сил лучше всего подошел бы… Но мне придется в магазин выйти. Я мгновенно привела себя в порядок, глотнула вчерашнего чаю и заглянула, прислушиваясь, в спальню. Спит. Глубоко спит. А если проснется, пока меня не будет? Ничего, придется рискнуть – я быстро!
Для того чтобы слетать за нужным мне продуктом и вернуться, мне понадобилось двадцать минут – вот тебе, Франсуа, и преимущество наших магазинчиков на каждом углу! Вскочив в дом, я тихо прикрыла за собой дверь и прислушалась. Вроде, тихо. Я пошла на кухню, поставила вариться целебное зелье и приготовила, наконец, себе завтрак.
Примерно через час спальня опять воззвала ко мне.
– Татьяна! – О! Вот это – уже другое дело; похоже, жизнь возвращается в нормальное русло.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – спросила я прямо с порога.
– Да вроде … ничего, – ответил он как-то неуверенно. Но зато уже сидя на кровати.
– Что – ничего? Голова болит?
– Не-а. – Ага, и невнятное мычанье, вроде, в прошлом осталось.
– А горло?
– Да почти нет.
– Почти? А что тогда болит?
– Ну, говорю же – ничего. Только вот … слабость какая-то… – ответил он с таким видом, словно сам своим словам поверить не мог.
И чему удивляться, хотела бы я знать? Полдня такого жара кого хочешь измотают. По-моему, я все правильно сделала…
– Это ничего, – сказала я. – Давай, ты сейчас еще раз таблетки выпьешь…
– Не хочу. – Ну, вот: и ответ предсказуемый, и расшифровывать не нужно.
– Да что за детский сад, честное слово! – возмутилась я. – Ты вчера таблетки пил? Они подействовали? Тебе лучше стало? – Я терпеливо дождалась неохотного кивка. – Вот и нужно их еще пару раз принять, для закрепления эффекта, и бульоном запить.
– Чем? – тут же насторожился он.
– Бульоном. Это – специальный напиток, им всегда таблетки запивают, чтобы они быстрее действовать начали, – принялась я врать, не краснея. Краснеть я буду потом. Когда он в себя придет. И орать на меня начнет. Вот тогда я буду румянцем заливаться – от возмущения.
– Может, поешь? – решила я дать ему последний шанс сохранить вегетарианскую чистоту.
– Нет, – покачал он головой, – есть точно не хочу.
Ну, все! Он сам свою судьбу решил! Сходив на кухню за лекарствами и убийственным (с его точки зрения) зельем, я принялась с замиранием сердца следить, как он его поглощает. После первого глотка он нахмурился и … все остальное содержимое чашки уместилось в три глотка. Фу! Пронесло! Лишь бы сейчас расспрашивать не начал. Он еще не окреп, ему волноваться вредно.
– Вот и хорошо! – затараторила я. – Теперь тебе еще поспать нужно. Лекарства всегда во время сна лучше всего действуют. И быстрее. И потом – когда ты поспишь, слабость должна уйти…
– А ты никуда не уйдешь? – глянул он на меня, прищурившись. Так, вот беспочвенные подозрения нам сейчас вовсе ни к чему.
– Конечно, нет, – уверила его я. – Я сейчас посуду помою, а потом … ну, не знаю, книжку почитаю или опять за компьютером посижу.
– А ты можешь здесь книжку почитать? – спросил он с явной неловкостью в голосе. Я слегка оторопела – с чего это он не спорит? Как бы не спугнуть удачу-то…
– Конечно, могу, – улыбнулась я. – Я целый день здесь буду – не волнуйся.
Он измерил температуру (тридцать семь и два) и опять уснул. И проспал почти весь день. Он просыпался несколько раз только лишь, чтобы выпить чаю, принять еще раз лекарство и проверить, на месте ли я. Не зная, чем себя занять (по телевизору опять смотреть нечего, компьютер надоел хуже горькой редьки, читать – тоже не читается), к шести часам я уже чуть не взвыла – пока не вспомнила, как металась по этой квартире всю прошлую неделю – без него. Нет уж, нечего судьбу дразнить; сейчас он пусть почти без сознания, но все же рядом.
Я отправилась на кухню, чтобы приготовить себе то ли поздний обед, то ли ранний ужин. И вдруг из-за спины у меня послышалось: – Привет.
Резко обернувшись, я увидела его в дверном проеме – полностью одетого и с виду в добром здравии и прекрасном расположении духа.
– Ты чего встал? – обеспокоенно спросила я, подходя к нему и дотрагиваясь до его лба. Температуры, вроде, нет.
– Так сколько же валяться можно? – разулыбался он.
– Как ты себя чувствуешь? – Я всматривалась в его лицо в поисках тщательно скрываемых признаков недомогания.
– Отлично. Должен тебе сказать, эти твои лекарства здорово подействовали.
В другой ситуации я бы пришла в восторг – надо же, признал-таки мою правоту! Но не сейчас.
– Они еще не подействовали, они только начали действовать. Чтобы окончательно побороть болезнь, тебе нужно хотя бы три-четыре дня их принимать, – быстро проговорила я, старательно выдерживая твердый тон.
