Ирина Буря
Ангел-хранитель
… И пусть ангел-хранитель твой будет трудолюбивым.
(Из пожеланий на день рождения)
Глава 1. Обычный день
Нужно было сегодня вообще не вставать.
Все началось с того, чт я проспала. Вот сколько раз, ну сколько раз я уже клялась себе, что в воскресенье, накануне рабочей недели, буду ложиться спать пораньше, и что? То позвонит кто-то с потрясающими новостями – и часа на два; то фильм любимый, сто лет не виденный, поставят в программе часов на одиннадцать (они там что, не знают, что людям на работу в понедельник?); то еще лучше – нужно спать ложиться, а сна – ни в одном глазу, и энергия бьет ключом.
Вот так вчера и вышло. По телевизору – ничего, все друзья почему-то приутихли, никаких дел по дому не осталось – так радуйся же, лови редкий момент, когда сама судьба складывает для тебя полезное для здоровья расписание. Нет. Сначала я решила посмотреть в Интернете прогноз погоды на ближайшие дни. Оказалось, идет существенное потепление. Отлично, пришлось вытащить все весенние вещи и – разумеется – перемерять их. В процессе примерки выяснилось, что кое-что из них кто-то осенью выстирал, да так и положил в шкаф. Ладно, что за проблема – плащ выгладить? Но если плащ этот сох в течение всей долгой зимы, то любое прикосновение утюгом он воспринимает, как наглое вмешательство в устоявшийся стиль жизни, и сопротивляется до последнего. В такие моменты главное – помнить, что человек – царь природы, и ему – благодаря терпению и смекалке – удалось подчинить себе даже диких зверей, не говоря уже о какой-то неодушевленной вещи.
Сражение это закончилось очередной победой разума над материей – но к полуночи. Некий мудрый голос прошептал мне, что семь часов сна – это тот минимум, который требуется, чтобы завтра иметь более-менее приличный вид. Но я решила еще минут десять – пятнадцать почитать перед сном. Честно говоря, в своей жизни я не могу припомнить ни единого дня, когда бы я не прочитала хотя бы пару страниц, так что решение это было для меня совершенно естественным.
Но кто же знал, что глава, на которой я остановилась, окажется такой длинной и такой насыщенной событиями…
Вот так я и открыла глаза в понедельник со смутным ощущением, что что-то не так.
Будильник, судя по всему, звонил. Я вспомнила какое-то неприятное ощущение в ухе, но в тот момент я как раз досматривала последний сон и решила, что ощущение это было его частью.
И вот ведь что обидно. Проспала бы я на час, тогда – делать нечего – пришлось бы звонить на работу и врать что-нибудь: кран, например, сорвало; приеду, как только дождусь аварийку. А так – всего полчаса – первой мыслью у меня было: «Сейчас быстро соберусь и успею».
И ведь знаю, знаю же, что когда опаздываешь и начинаешь спешить, все получается только медленнее. Голова, что ли, за руками не поспевает? В ванной у меня из рук выскользнуло мыло (три раза!), с зубной щетки свалилась паста; волосы во сне запутались так, что двумя-тремя взмахами расчески не обошлось. Оделась я быстро, но свитер впопыхах натянула задом наперед (хорошо, хоть заметила, когда подошла к зеркалу краситься).
И в этот самый момент я поняла, что нужно остановиться и сделать три глубоких вздоха. Все тот же мудрый голос моего подсознания подсказал мне, что – если и дальше так пойдет – то меня ждут куда более крупные неприятности. На помощь подсознанию пришло воображение, оно тут же услужливо подсунуло мне мгновенную картину, как, выходя из двери, я цепляюсь ногой за порожек и падаю, ломая себе какую-то конечность. Или вообще забываю второпях запереть входную дверь и, вернувшись домой с работы, вижу, что воры оставили ее гостеприимно открытой.
Я всю свою жизнь была признательна природе, наградившей меня живым воображением; благодаря ему картины реальной жизни всегда казались мне лишь умеренно впечатляющими.
Я медленно переоделась. Еще три глубоких вздоха. Медленно накрасилась – если ткну тушью в глаза, будет дольше: опять умываться придется. Еще три глубоких вдоха. Нет, про завтрак, пожалуй, можно уже забыть. Ладно, на работе выпью кофе и как-нибудь дотяну до обеда. Так, теперь кроссовки, плащ и ключи – главное, ключи! Схватив сумку, я осторожно переступила порог родного дома и заперла дверь, внимательно следя за тем, сколько оборотов делаю каждым ключом.
Так, а вот теперь, похоже, можно и побежать. До лифта. Потом опять ждать, благо недолго – дом у меня девятиэтажный. Снег на улице уже сошел, и сегодня – слава Богу! – мне не нужно было надевать туфли на каблуках, так что до остановки можно и вприпрыжку пройтись. И нечего мне рисовать ужасы очередного падения и последующего сотрясения мозга, сказала я своему воображению. Такую пробежку вполне можно расценить здоровым утренним физическим упражнением. Как там раньше говорили: «Бегом от инфаркта»? Вот именно, с такой утренней нервотрепкой инфаркт человеку обеспечен куда раньше, чем в среднестатистическом возрасте.
Приободрившись от мысли о том, что не бегу на работу, а делаю полезную для здоровья зарядку, я принялась искать и другие плюсы в сложившейся ситуации. Хотя, справедливости ради, нужно заметить, что я принялась не так искать их, как вспоминать, поскольку опоздания в моей трудовой биографии случаются не так редко, как мне бы того хотелось. К счастью, я – не врач, которого ждали бы в такой ситуации пациенты. На работе мы с коллегами имеем возможность прикрыть друг друга, а начальник наш не слишком придирчив с дисциплиной – лишь бы работа вовремя делалась.
Итак, если я опаздываю, то народа в транспорте должно быть поменьше. Один плюс. Да и машин – тоже. Два. А значит, должно быть меньше пробок, и мы доедем быстрее. Три. Нет, последнее сомнительно. Появление пробок на дорогах – это некое абстрактное явление, подвластное высшим, космическим силам. Они, как циклоны, порождаются сущей чепухой, разрастаются до невероятных размеров, круша планы, надежды и психологическое здоровье нации, и затем – по никому не понятным причинам – рассасываются, словно облака после летней грозы.
Уф, хоть маршрутка быстро пришла. Я боялась даже думать о том, что если основная масса трудящегося населения уже схлынула, то она могла увлечь за собой и основную массу перевозящего это население транспорта. И народа в ней действительно поменьше. Сегодня, наверное, придется задержаться на работе – неудобно опаздывать, а потом уходить вместе со всеми – значит, и домой добираться будет попроще. Кто сказал, что понедельник – день тяжелый? Одни преимущества. Главное в жизни – уметь видеть ее светлые стороны.
На работу мне ехать недолго – с полчаса, и без пересадок. Самая бездарная часть дня: читать в такой толпе не получается, разговаривать – не с кем и не о чем (люди в транспорте в час пик напоминают мне шоколадки: стоят впритык в одной коробке, но каждая – в своей обертке), воткнуть наушники в уши и слушать музыку – становишься похож на зомби с отрешенным взглядом. Остается только думать. И хорошо, если на работе дел невпроворот, или планы какие-то строишь – тогда это время в транспорте еще можно провести с какой-то пользой. Если же нет – наступает сеанс психического самоанализа.
Вот примерно как сейчас. Мне – двадцать восемь лет. Время безоговорочной уверенности в своей гениальности и непобедимости уже прошло. Блестящая учеба в университете непрозрачно намекала на блестящие перспективы в будущем, но – когда подошло время искать работу – вышеупомянутые перспективы остались там, где им и положено находиться – на горизонте. Путь к нему не близок, а кушать в дороге очень хочется. И встал банальный выбор между сытой невзрачностью и страстным (от голода) блеском в глазах.
Да нет, дело даже не совсем в этом. После учебы можно было остаться на кафедре, со всем юным энтузиазмом ринуться в научные изыскания филологических дебрей (благо, на выбор два языка было), потратить на них лет пять-шесть, защитить диссертацию и затем гордо добавлять к своей фамилии громкий титул «Кандидат наук». Но вот потом-то что? Год за годом вбивать крохи знаний в головы очередного поколения будущих филологов, периодически испытывая желание придушить бездельников и прогульщиков, пописывать статьи на всю ту же, вдоль и поперек изученную тему и ждать честно заслуженной научной пенсии…. Мне хотелось большего, я знала, что способна на большее.
Ну что ж, люди, знающие два языка, оказались нужны. Проходя собеседования, я честно предупреждала, что не знакома со спецификой работы той или иной фирмы, но поскольку вся проблема стояла в терминологии, то решить ее можно было просто и быстро. И вот, наконец, мы встретились: я и моя фирма. Фирма эта была небольшой (и остается таковой до сих пор), работала напрямую с европейскими производителями и занималась поставками предметов интерьера на наш некапризный рынок. У меня потекли слюнки. Ах, переговоры, живое общение с европейскими партнерами. Ах, работа с красивыми вещами, облагораживание вкусов родных соотечественников. Ах, перспектива командировок в Европу, встреча лицом к лицу с ее культурой и бытом. Ах, развитие моей (уже моей!) фирмы, выведение ее на уровень законодателя моды…
– Девушка, Вы не могли бы передать за проезд?
Я вздрогнула. Оглянулась. Свободных мест для сидения все еще не было, но в проходе, кроме меня, стояло всего три человека. Один из них – парень лет двадцати – с вежливой улыбкой протягивал мне деньги. Между мной и водителем открывалось свободное для маневра пространство.
– Вы предлагаете мне отнести деньги водителю?
– Если Вам не трудно.
– А вам не трудно самому это сделать?
– Я боюсь Вас случайно толкнуть.
– Попросите передать деньги тех, кто сидит.
Все сидящие в противоположном ряду внимательно на меня посмотрели.
– Парень, давай я передам, если этой два шага сделать трудно, – подала голос грузная дама средних лет, сидящая напротив меня.
Стоящий рядом с нахалом парень вдруг взял у него деньги и молча пошел к водителю. Когда он возвращался, ни на кого в особенности не глядя, я с трудом выдавила из себя «Спасибо». Он молча кивнул.
– Вот такие-то с утра тебе настроение и перепортят, – доверительно сообщил окружающим сосед грузной дамы.
Ах, реальность… Тебя просят сделать что-то за другого человека, ты отказываешься, поскольку он сам вполне способен сделать это; значит, ты – хам. Интересно, как бы отреагировала эта толпа, если бы я попросила его отнести водителю мою плату за проезд? Наверно, сказали бы, что я – лентяйка нахальная. Я уже много лет пытаюсь понять, во мне ли дело, или людям просто легче точить зубы о тех, кто слабее?
Да, в моей фирме реальность тоже оказалась не совсем такой, как рисовало ее мое воображение. Хм, пожалуй, я не всегда признательна судьбе за столь живое воображение. Да, были встречи с европейскими партнерами, были переговоры по поставкам новых коллекций, были обсуждения спорных вопросов, но совсем не так часто, как мне представлялось вначале. В современном мире большинство деловых вопросов решается через электронную почту или по телефону, и чтобы выяснить, какого числа отправлена очередная партия товара и каков крайний срок оплаты за нее, вовсе не обязательно блистать знаниями языка. Большую же часть времени я работаю так же, как и все остальные в нашем небольшом офисе: беседую с клиентами (в основном по телефону), принимаю заказы, объясняю преимущества той или иной модели, обсуждаю сроки и условия доставки… Часто доходит до смешного: говоря с клиентом о выбранной им полочке или занавесках, я зачитываю ему информацию с нашего же сайта, где он их и нашел. К полному его удовольствию. Мне часто хочется спросить, почему зачитанное мной описание кажется им понятнее, но вежливость входит в список моих должностных обязанностей. Вот так и щебечу я день за днем соловьем заводным по телефону. Иногда даже забываю – выйдя с работы – отключить этот тон воркующий.
Так, ладно, ныть-то я с чего начала? Работа у меня действительно несложная, коллектив – не скандальный, не завистливый, начальник – понимающий, что подчиненные – тоже люди, и не только кнутом их, но и пряником. Кстати о пряниках. Квартиру мою не назовешь, конечно, выставочным залом предметов европейского интерьера, но денег от зарплаты до зарплаты я давно уже не считаю, и с материальной стороны мне в жизни … уютно.
Интересно, почему мое внутреннее чувство времени так прекрасно срабатывает в транспорте? Все мои размышления по дороге на работу – или домой – всегда приходят к определенному логическому выводу ровно за две минуты до нужной остановки – чтобы я успела до двери добраться. Вот чтобы так же и по утрам, вместо будильника…
Окна офиса выходят прямо на остановку. Так, подобрать лицо: выражение в меру озабоченное, в меру раздраженное. Походка деловая: быстрая, но не торопливая. Взгляд на часы, покачать с досадой головой… Фу, наконец-то в дверь зашла, можно отдышаться. Так, на третий этаж – по лестнице или лифт подождать? Лучше пешком – я ведь прекрасно отдаю себе отчет в том, что на полчаса опоздала, надо чуть запыхаться.
Офис наш состоит из двух комнат. Одна из них – большая, в ней стоят столы всех сотрудников (нас – девять человек), между которыми нет никаких перегородок; все – друг у друга на виду, но и искать никого долго не нужно, если помощь нужна. Вторая комната – кабинет шефа – маленькая, и дверь из нее выходит прямо в нашу комнату. Кстати, дверь эта почти никогда не закрывается, разве что когда шефу нужно какой-то личный разговор по телефону провести. Так что мы – не только на виду друг у друга, но и у него – под надзором. До сих пор не пойму, нравится мне это или нет. С одной стороны, расхолаживаться – чайку попить, поболтать-посплетничать – как-то не получается; с другой – возникает ощущение, что шеф наш – не Бог, сидящий где-то там, в заоблачных высотах, а вроде как один из нас: к нему всегда можно запросто прийти с любым вопросом, и не нужно пробиваться через броней непробиваемые заслоны секретарши.
Нельзя, конечно, сказать, что атмосфера у нас напоминает торжественную тишину научной библиотеки, где каждый углубился в свои изыскания и даже дышит вполголоса. У нас постоянно звонят телефоны, постоянно ведутся переговоры с поставщиками и клиентами, постоянно возникают вопросы друг к другу, да и посторонние постоянно крутятся. Курьеры, например, постоянно заходят с документами по доставке, или особо взыскательные клиенты желают побеседовать с менеджером лицом к лицу, а не по телефону. В общем, есть надежда, что даже в начале рабочего дня мне удастся проскользнуть на свое место, не слишком привлекая к себе внимание.
Я быстро юркнула к своему столу и тут же включила компьютер. Пока он подумает, сумку – в угол, пальцы – над клавиатурой, на лице – сменить озабоченное выражение на сосредоточенное. Фу, вроде, пронесло.
– Ну ты чего, сегодня-то? – раздался справа от меня голос Гали Изотовой.
Как я уже говорила, работой своей я вполне довольна: шеф – хороший, коллектив – маленький и, наверно, поэтому довольно дружный; мы даже иногда ездим куда-то все вместе на выходные, не говоря уже про всякие дни рождения и юбилеи. В такие дни не остаться на час-два после работы – почти невозможно. И не в том дело, что на тебя коситься потом начнут, а просто – как-то не получается. В кафе мы обычно не ходим – компания великовата – большое застолье у нас устраивать просто негде; вот так и ставим еду где придется и просто разговариваем. Так сразу даже не скажешь, о чем. Народ у нас, в основном, молодой (до тридцати) – энергии еще хватает на то, чтобы просто радоваться жизни, и главное, что нет среди нас зависти. Если рассказывает кто-то, что съездил в отпуск в заморские страны или купил себе какую-нибудь диковину, лица не наливаются желчью, а начинаются расспросы: как съездил, что повидал, где купил и зачем. Интересно людям узнать подробности, может, и себе пригодится.
Но для меня самой удачной оказалась встреча именно с Галей. Она – из тех редких людей, которые живут не умом, а сердцем. Рядом с ней всегда чувствуешь себя очень уютно; у нее даже внешность такая, располагающая к себе: все у нее кругленькое – и лицо, и щечки, и фигура, даже волосы у нее вьются мелкими светлыми колечками. Хотя она – на четыре года младше меня, работать в нашей фирме она начала намного раньше; после школы закончила какой-то техникум, и затем – прямо на работу. И недостаток образования не помешал ей разобраться в таких технических дебрях, в которые я – со своим филологическим складом ума – даже заглядывать боюсь. Вот так и выручает она меня в тех случаях, когда требуется объяснить клиенту, почему внешне столь сходные модели так разнятся в цене.
– Проспала, – ответила я ей одними губами, отвернувшись, на всякий случай, от двери в комнату шефа.
– Опять?
– Галь, потом. Меня кто-нибудь искал?
– Да вроде нет. Звонил твой клиент по угловым полочкам, но опять – с вопросами. Я ему еще раз все объяснила, и он пошел дальше думать.
– Спасибо.
– Да ладно, мне что, трудно, что ли. Ты бы все равно его ко мне отправила – больно въедливый. Но ты все же готовься, он может сегодня с заказом, наконец, позвонить.
– Хорошо.
А что это мой компьютер так долго думает? Я глянула на экран и с ужасом увидела вместо знакомого запроса пароля входа какие-то строчки с абсолютно непонятными мне буквами и цифрами. Так, Галю больше отвлекать неудобно, она уже погрузилась в свою работу. Придется звать Алешу. Нет, звать нельзя, у меня уже полчаса все должно работать. Лучше пойти позвать его.
Я посмотрела в сторону стола в самом дальнем углу нашей комнаты, за которым сидит наш компьютерный гений – Алеша Молчун. Между прочим, Молчун – это его фамилия, а не прозвище, но в обычной жизни она как нельзя лучше ему подходит. Я сомневаюсь, чтобы кому-нибудь из нас хоть раз удалось вытянуть из него нечто большее коротких, односложных ответов. Обычно, когда с одним из компьютеров что-то случается и мы обращаемся к нему за помощью, разговор звучит примерно так:
– Алеша, у меня опять компьютер не работает.
– Чего нажимала?
– Да ничего. Он просто перестал реагировать.
– Совсем ничего?
– Да нет, работала, как обычно, а он вдруг…
– Понятно, пошли.
Он вздыхает, направляется к забастовавшему компьютеру, садится, задумчиво смотрит на него – и начинается некое магическое действо. Руки его летают по клавиатуре, на экране молниеносно сменяют друг друга различные окна, и при этом он бормочет что-то вполголоса и периодически цокает языком. Однажды я смотрела передачу по телевизору: знаменитая ворожея исцеляла какого-то горемыку различными пассами и заговорами. Очень похоже, только то, что бормочет про себя Алеша, не очень похоже на молитвы. Затем он вдруг встает и, хотя с виду на экране ничего не изменилось, говорит:
– Все. Работает.
– Алеша, а чего там было-то? Может, я в следующий раз сама…?
– А, тебе это не надо.
Все. Конец общению. И не то чтобы он старался держаться от нас подальше; он с удовольствием участвует во всех наших мероприятиях после работы, помогает, если нужна его помощь, улыбается и смеется вместе со всеми, слушает рассказы других… Но спроси его о чем-то, не связанном с компьютерами, он посмотрит на тебя словно сквозь иллюминатор подводной лодки, а ты – рыба по ту самую сторону этого иллюминатора. Кстати, слушая его разговоры, связанные с компьютерами, чувствуешь себя именно этой самой рыбой. Дело в том, что у него – две работы, и в то время, когда он не реанимирует нашу технику, он пишет какие-то программы для своей другой работы. И, разумеется, ведет иногда разговоры на эту тему по телефону. В такие моменты у меня возникает ощущение, что он принадлежит к некой совершенно иной человеческой расе – многие слова понятны, но в единое целое никак не складываются. И эмоции прорываются как-то в неправильных местах.
Ну конечно, именно сегодня должен быть тот самый день, когда Алеша уехал на другую работу. И что теперь делать? Ну вот сейчас, прямо сейчас позвонит какой-нибудь клиент, которому срочно потребуется информация из этого моего, задумчивого… Я принялась внимательно рассматривать клавиши на клавиатуре, на которые обычно и внимания не обращала. Так, по-моему, он всегда нажимает какую-то с буквой «F»… Но какую? Что ж их так много-то! И, по-моему, даже не одну. А что если их все перепробовать?
В этот момент от Галиного стола до меня донесся самый восхитительный запах – кофе. И я тут же вспомнила, что сегодня ничего еще не ела. Ладно, выпить кофе никогда не помешает – может, голова прояснится. Я направилась к кофеварке у входной двери, сварила себе кофе и медленно вернулась к своему столу, решив, что терять мне уже нечего, так хоть кофе свой спокойно выпью. Медленно потягивая свое реанимационное снадобье, я вдруг отчетливо вспомнила, что на системном блоке есть еще одна кнопочка, к которой Алеша обращается, когда никакие пассы и заговоры не помогают. А может…? По крайней мере, она там хоть одна…
Уф, заработало. Слава Богу. И кто после этого говорит, что кофе – вреден человеку? Так, будем надеяться, что запас неприятностей на сегодня исчерпался.
Не тут-то было.
До обеда все было тихо и спокойно – обычный рабочий день обычной рабочей недели. С обедом, кстати, дело у нас поставлено очень здорово. Его нам приносит любимая наша Валентина Макаровна, которая живет в соседнем доме, и которую шеф нанял, чтобы мы не бегали в кафе и не давились принесенными из дома бутербродами. Обеды у нее очень простые, но готовит она отлично, и посуду с собой привозит, и мыть ее потом домой забирает. И стоит это все не дороже, чем в кафе. Так что все довольны: она работает, не выходя из дома, мы же обеда такого ждем с нетерпением, и после него трудовой наш энтузиазм шефа только радует.
Так вот, в конце обеда кто-то предложил сходить в субботу в кино. На экран наконец-то вышла очередная «Миссия невыполнима» – столь долго ожидаемая, потому что зрителям, с одной стороны, хотелось все-таки дождаться воистину невыполнимой миссии, а с другой – покинуть кинотеатр в твердой убежденности, что для настоящего героя невыполнимых задач не существует. Мне тоже хотелось лишний раз поверить, что невозможного в этой жизни – мало, поэтому я с удовольствием согласилась, но предложила перенести поход в кино на пятницу. Я с жаром уговаривала сотрудников, что на выходные желающих пойти в кино окажется намного больше, и купить билеты может оказаться той самой невыполнимой миссией… Но – по правде говоря – все дело было в том, что в эту субботу у моей лучшей университетской подруги Светки Замятиной день рождения, и она уже пригласила меня к себе на дачу – первая весенняя вылазка на природу. Мне резонно возразили, что в пятницу, после работы, хочется только одного – домой, чтобы морально подготовиться к двум дням честно заработанной свободы. Так я и осталась в меньшинстве.
Ну и ладно. Сама я в кино вряд ли пойду, так что подожду, пока фильм выйдет на диске, и посмотрю его дома, в уютном кресле, кушая торт и запивая его чаем. И буду предвкушать это все то время, когда они будут обмениваться впечатлениями и жалеть меня, все еще не приобщившуюся к очередным высотам мирового кинематографа.
После обеда, однако, случилось нечто более неприятное.
– Таня, зайди ко мне, пожалуйста, – раздался голос шефа.
Наш шеф – Александр Александрович – старше любого из нас, конечно, но ни облик его, ни манеры общения не вызывают желания стоять в его присутствии. В костюме и галстуке мы видели его всего лишь один раз – на банкете по случаю десятилетнего юбилея фирмы. И то только до тех пор, пока он не закончил произнесение обычной вступительной речи, после которой он – прямо у микрофона – стащил галстук через голову и с облегчением сказал: «Так, все, ребята, теперь отдыхаем». Ростом он невысок, чуть лысоват, чуть полноват, одет всегда в джинсы и то ли свитер, то ли футболку – по сезону. Но работать с ним просто замечательно: проблемы он видит издалека, всегда подскажет, как к ним подступиться, но и к мнению нашему прислушивается, и в тактической свободе не ограничивает. Совершил ошибку – исправь; не знаешь, как – спроси; не можешь – найди того, кто сделает это за тебя; но если работа не сделана в срок – тогда держись. И как-то так само собой получается, что общение с ним строится на самом настоящем уважении. Он – единственный человек в офисе, которого все – даже за глаза – называют по имени-отчеству. Их, правда, пока выговоришь, язык сломаешь, поэтому все мы называем его Сан Саныч.
Так, неужели заметил, что я опоздала? Но у меня же никаких неоконченных дел с прошлой недели не осталось, и с утра меня никто не разыскивал… Может, я о чем-то забыла? Вряд ли. Что-то мне тон его не нравится. Ладно, сейчас узнаю.
– Да, Сан Саныч.
– Таня, мне только что звонили. В четверг приезжает Франсуа с новой коллекцией гардин.
Черт. Вот тебе и конец неприятностей на сегодня.
Обычно все – не столь уж частые – переговоры с производителями нужной нам продукции проводились по-английски – для этого меня и на работу-то брали. Но узнав, что я говорю как по-английски, так и по-французски, Сан Саныч пришел в восторг. Теперь-то мы покажем этим французам, что тоже не лаптем щи хлебаем, теперь-то мы их обаяем. И неважно, что наш английский – уж никак не хуже, мы их и родной-то их речью уважим. Я была только рада такой возможности. До встречи с этим самым Франсуа Дювером.
– Сан Саныч, но он же по-русски неплохо говорит. Я ни в коем случае не отказываюсь, но мне кажется, что такую первоначальную беседу лучше Вам провести.
– А я ее и проведу, Таня, но только в твоем присутствии. Вдруг он напутает что-то, по-русски, а нам нужна четкая картина. Нам потом разбираться, что он хотел сказать и что мы поняли, совершенно незачем. И потом, ты же его знаешь. Он по-деловому разговаривать не умеет, ему же нужно кружева вокруг наплести.
– Вот именно.
– Так, Таня, давай без капризов. Дело есть дело, а если зарываться будет, осадишь его, как там у французов принято.
– А если он не понимает?
– Значит, осадишь по-нашему. Кстати, расширит свои познания в богатом и могучем.
– А потом Вы меня уволите за срыв важной сделки?
– Нет, Таня, я тебе потом выходной дам – за моральный ущерб.
– Ну конечно. Значит, я встречаю его в аэропорту и привожу в гостиницу; в пятницу перевожу Вам его предложения, затем сажаю его в такси – назад в гостиницу. Потом перевожу Вам материалы по его новой коллекции.
– Таня…
– Сан Саныч, о культурной программе даже не начинайте.
– А если он попросит?
– Я ему франкоязычного гида найду.
– А платить ему кто будет?
– Вы. Спишем на представительские расходы. Если я от него с нервным срывом слягу, Вам переводчика нанимать придется – дороже станет.
– Ну ладно, ладно, что-нибудь придумаем.
– Когда он улетает?
– В понедельник вечером. На самолет тоже ты его посадишь.
– Значит, во вторник – у меня выходной.
– Если всю коллекцию переведешь. Мне же нужно знать, о чем с ним говорить, в понедельник-то.
– Все основное – переведу, а детальное обсуждение заказа все равно по электронной почте пойдет.
– Тань, ты знаешь, за тебя я в жизни спокоен.
– Спасибо, Сан Саныч.
Все. Пропала неделя. Чтобы понять, в чем состоит проблема с Франсуа, нужно увидеть его и хоть с полчаса с ним поговорить. Нет, сейчас я даже думать об этом не хочу. Сейчас мне придется убить два дня на то, чтобы подготовить все материалы по имеющимся у нас гардинам и аксессуарам к ним. Чтобы посмотреть, что из них можно – и разумно – заменить на новые модели, которые привезет Франсуа.
Разговор наш с Сан Санычем, похоже, многие слышали. В нашей комнате меня встретили сочувственные взгляды. Вот спасибо, помогли – а то я сама не знаю, что меня уже можно начинать жалеть. Ладно, спокойно. Они-то здесь причем?
– Галь, возьмешь на себя моих клиентов до конца недели?
– Да уж поняла.
Так, радости особой в голосе ее не слышно, но уж извините, на работу меня-то переводчиком брали. Можно подумать, я этого Франсуа сюда вызвала, чтобы от ежедневной рутины отлынивать. Если уж очень хочется, пусть на него и дуется.
До конца рабочего дня – полтора часа. Начинать возиться с гардинами, или лучше завтра, на свежую голову? Да нет, надо хоть план действий сегодня составить, а то завтра опять что-нибудь на голову свалится. Так, сначала – что у нас вообще есть, затем – что с чем комбинируется, а потом – проанализировать спрос… Черт, я этими гардинами последний раз месяца два назад занималась. Ну, ладно, поехали, главное – начать…
Вот так и закончился этот день. На работе я, конечно, задержалась – и вовсе не порядка ради, не бросать же то, что начала, на полдороге. Как и думала я утром, толкучки в транспорте уже не было, но пришлось все равно стоять.
И вот что интересно. В такое время уже не так люди с работы едут, как молодежь направляется гулять куда-нибудь. Вот как этот, например, юноша, который сидит прямо возле меня. Ну не может он с работы ехать – мордочка слишком свеженькая. И вот все равно сидит – даже мысли в голову не приходит место уступить. Я, конечно, все понимаю: с нашей нынешней сумасшедшей жизнью за день все так устают, что к концу его с ног валятся. Оставим в стороне вопрос о том, кто – физически сильнее; согласна, негде мужчинам мускулы развивать в этой самой ненормальной жизни. Но ведь знают же, знают наши дорогие мужчины, что женщина едет с работы к плите, посуде, глажке, не говоря уже о детях с их домашней работой и неприятностями в школе. И что? И ничего – заблаговременно занятые места обмену и возврату не подлежат.
Кто-то слева от меня рывком открыл люк в крыше маршрутки. Ну вот, только снег сошел, а ему уже жарко. Хоть бы окружающих спросил – для приличия. Сидящий возле меня парень рефлекторно вскинул голову и глянул на меня. Ну смотри-смотри – твоя будущая жена тоже однажды так стоять будет, из последних сил за поручень цепляясь.
– Девушка, присаживайтесь, пожалуйста, мне скоро выходить.
Я что, так плохо выгляжу? Голова моя сама собой качнулась из стороны в сторону, отказываясь. Черты лица расползлись в вежливую улыбку, да так и одеревенели. Что же это творится? Если мне уже в понедельник место уступают, на кого же я буду похожа в пятницу, после двух дней общения с Франсуа? Так, глядишь, скоро «женщиной» в транспорте называть начнут. В спортзал, что ли, походить?
– Да нет, спасибо.
– Садитесь-садитесь, уступить место такой красивой девушке – одно удовольствие.
Что ему от меня нужно? Этого мне еще не хватало, после работы-то. Так, где там моя – уже слегка запылившаяся – маска «Осторожно, злая собака»? Вскинуть одну бровь, вздернуть подбородок, чтобы за поручень цеплялся, вставить в глаза – как линзы – надменность и холодно эдак:
