Ирина Буря
Ангел-хранитель
В аэропорту, как и следовало ожидать, выяснилось, что рейс Франсуа задерживается. Всего на двадцать минут, правда – самое время кофейку попить. Я устроилась в кафе за столиком, стоящим прямо у стеклянной стены, и принялась рассматривать снующих туда-сюда пассажиров.
С ума можно сойти, сколько народа куда-то летит (или откуда-то прилетает). Все куда-то едут. И ладно бы по делам – так ведь нет: командировочных среди пассажиров сразу видно – по лицам сосредоточенным и по количеству багажа. У большинства же на лицах написано предвкушение: в отпуск отправляются, в турпоездку, родных или друзей навестить. Везет людям. А я? Куда мне ехать-то, а главное – с кем? Чтобы с подружками старыми отпуск у нас совпал – чудо из чудес, раз в пять лет такое бывает; с коллегами – и так каждый день видимся; одной отдыхать ехать – как-то не хочется. Вот и остается один вариант: недельку у родителей на даче (больше я не выдерживаю), а потом бегом назад, домой. Только и удовольствия, что отоспаться можно и бежать никуда не надо.
О, рейс объявили. Ну, все – собраться и лицо приветливое нацепить. Работа есть работа.
Ага, вот и он – гость наш дорогой, заморский. И что интересно: он ведь тоже вроде командировочного, а чемодан у него не намного больше «дипломата», только на колесиках (я к родителям на дачу с большим еду), а уж улыбается … словно ни забот у него в жизни нет, ни печалей. С другой стороны, стоит ему принять ненадолго серьезный вид, как сразу же в глаза бросается самая выдающаяся часть его лица – нос. В прямом смысле, самая выдающаяся: нос у него – не просто знаменитый, галльский нос крючком; это – просто пеликаний клюв какой-то. Добавьте к нему весьма средний рост, темные волосы кудряшками, щеки чуть впалые – и гражданство видно сразу, даже паспорт спрашивать не нужно. А уж когда улыбаться и говорить начнет – просто charmant, черт бы его побрал!
– Здравствуйте, Танья.
В этих двух словах заключена наша с ним – на сегодняшний день – ничья в общении. На следующий же день после нашей первой встречи – и в конце той первой и последней экскурсии, в которую я повела его по городу (о, это совершенно отдельная история!) – он абсолютно непринужденно, где-то в середине обычной фразы, перешел на «ты». Я оторопела. Знала, конечно, что французы – равно, как и итальянцы – предпочитают именно такой стиль общения; но ведь не я к нему в страну приехала, а совсем наоборот. Пришлось объяснять ему, что у нас принято в делах обращаться друг к другу на «Вы», а «тыканье» считается признаком фамильярности, допустимой лишь в кругу семьи и друзей. Он попытался было отшутиться: будем, мол, на «Вы» по-русски разговаривать, а переходя на французский, перейдем заодно и на «ты». Но я стала насмерть.
Но в отношении своего имени переупрямить его мне не удалось. Меня, кстати, почти все полным именем называют, и откуда он только про Таню узнал? И все мои намеки, что так называть меня позволено только моим родителям, прошли мимо цели; он лишь очаровательно улыбался и говорил, что имя Татьяна произносить ему трудно, и он не хочет обижать меня неправильным произношением. Меня он, впрочем, тоже настойчиво попросил называть его по имени, без всяких там «месье» и «Дювер». На том мы и остановились: Франсуа и Таня – но на «Вы».
– Здравствуйте, Франсуа. Как прошел полет?
– Великолепно. Я очень рад снова видеть Вас.
– Я тоже. – Ха! Ладно, мы тоже вежливые.
– Вы, как всегда, – очаровательны.
– Благодарю Вас. – Ну и как мне совместить на лице надменно вскинутую бровь и вежливую приветливость? Ладно, нужно побыстрее к делам переходить. – Франсуа, сейчас я отвезу Вас в гостиницу, к сожалению, Ваш обычный номер сейчас занят, но мы зарезервировали Вам точно такой же, но двумя этажами ниже. Затем, я думаю, Вы захотите отдохнуть сегодня вечером, а завтра Александр будет ждать Вас к десяти часам утра.
– Танья, для вас я привез много интересных предложений. Может быть, будет лучше, если мы встретимся с Александром сегодня, а потом я оттуда поеду в гостиницу? И завтра мы продолжим говорить более детально.
– Возможно, Вы правы, но жаль, что Вы не обсудили такой вариант с Александром заранее. Насколько мне известно, он хотел бы не прерывать переговоры по Вашей новой коллекции, поэтому намерен посвятить ей весь завтрашний день – от ознакомления с ней до детального обсуждения. – Вот тебе – и нечего диктовать нам свои условия.
– Хорошо, это мне кажется разумным. Надеюсь, Вы будете присутствовать при нашем разговоре? Мне очень понадобится Ваша помощь: в этой коллекции столько новых идей, что мне, вероятно, не хватит моих русских слов.
– Разумеется, я буду присутствовать при вашей встрече. – А куда же я денусь? Работа есть работа, и мне порой клиенты еще похуже этого Франсуа попадаются, но во внерабочее время – увольте. Пусть свое обаяние на ком-нибудь другом оттачивает.
– Тогда поехали. Я буду иметь терпение, хотя у меня нет никакого сомнения, что эта коллекция вас всех очарует. И затем, мне принесет удовольствие провести в Вашем обществе даже полчаса в такси.
Ну и что мне на это отвечать? Благодарить и глазами хлопать, зардевшись от смущения? Глупо. Или небрежно кивнуть, сделав вид, что для нас это – дело обычное, мы и не такие комплименты слышали? Нахально как-то.
Я коротко улыбнулась уголками губ и направилась к выходу.
Выйдя из здания аэропорта, мы пошли к стоянке такси и заняли очередь. Как обычно на людях, Франсуа перешел на французский; может, акцента своего стесняется, а может, знает, паршивец, что его вокруг мало кто поймет – значит, можно говорить все, что ему заблагорассудится.
– Какая замечательная сегодня погода, не так ли? Я полагаю, что это время у вас – самое лучшее: не слишком жарко, но и не слишком холодно.
А, похоже, не одна я вспомнила про ту первую и единственную экскурсию. Как же я к ней готовилась! Меня трудно назвать знатоком истории родного города, но главные места интереса для туристов я, конечно, знаю. Но не могла же я просто тащить его от места к месту, тыкая пальцем: Вот это – собор …надцатого века; вот это – памятник некой исторической личности (о которой он, возможно, и не слышал); вот это – парк, по площади равный двум с половиной Ватиканам. Я обзвонила всех знакомых, насобирала с миру по нитке кучу исторической литературы, изучила ее (в прямом смысле слова наизусть), подготовила речь по каждому объекту минут на двадцать… И что? И абсолютно ничего мне не понадобилось. Одно хорошо: хоть сама много интересного узнала.
Достопримечательности все наши, конечно, в центре расположены; поэтому мысль добираться от одной к другой на транспорте казалась мне просто глупой: куда лучше пройтись по старинным улочкам, во дворики живописные заглянуть, атмосферой необычной проникнуться…. Справедливости ради нужно сказать, что приехал к нам Франсуа – в тот первый раз – в конце ноября, да и зима в тот год выдалась ранней. Ну и кто ему виноват: знал же, что не в Африку едет, мог бы и одеться по сезону. Он же приехал в курточке, в которой зимой, наверное, в Ницце ходят, с пресловутым шарфом, конечно, но капюшона там и в проекте не было. Я еще удивилась: вот ведь закаленный какой. В такси из гостиницы в офис и назад – еще ничего, но на экскурсию… В тот день он, пожалуй, прочувствовал, откуда у определенной части человечества родилась идея носить шапку – и не их беретики кокетливые, а настоящую зимнюю шапку-ушанку. После первого же шедевра зодческого искусства, возле которого я вдохновенно заливалась соловьем положенные двадцать минут, а он, нахохлившись, переминался с ноги на ногу, он задал мне вопрос о полном маршруте. Я показала ему этот маршрут на карте и сказала, что до следующего пункта – рукой подать, не более получаса ходьбы. Нужно отдать ему должное, он даже в лице не переменился, просто предложил зайти в кафе и выпить кофе.
Вот так и продолжилась наша экскурсия: из кафе – в кафе, короткими перебежками. Все мои честно подготовленные речи, живописующие судьбоносные моменты и курьезы нашей истории мало его интересовали; он вежливо выслушивал меня, округлял глаза в особо впечатляющих местах, но сам больше расспрашивал меня о нашей современной жизни – моей, в частности. И к концу того дня я начала напрягаться.
– Да, Франсуа, Вы правы, погода сегодня просто замечательная.
Подошла наша очередь. Франсуа замолчал, научился, слава Богу, рот на замке держать, пока я таксисту адрес называю и стоимость поездки обсуждаю. Раньше стоило таксисту его мурлыканье услышать – у него сразу глаза загорались, и цена подскакивала процентов на двадцать в лучшем случае. На представительские расходы нам, конечно, ничего не жалко, но они ведь направлены на то, чтобы иностранных партнеров впечатлять, а не родного брата-таксиста подкармливать.
Но долго молчать Франсуа просто не умеет. Устроившись в машине, он тут же сообщил мне, что надеется, что его новая коллекция позволит нам сотрудничать еще теснее и плодотворнее, но больше говорить о ней сегодня не будет, не хочет, мол, испортить мне сюрприз. Таксист укоризненно глянул на меня в зеркало заднего вида. И такая в глазах его стояла такая детская обида, что я почувствовала себя предательницей соотечественника. Ладно, не исключено, что Франсуа попадется ему на выходные. На выходные я нигде его прикрывать не буду.
– Как я понял, Танья, завтра мы целый день посвятим работе, но какие Ваши планы на выходные? Я бы очень хотел, чтобы Вы нашли немного времени для меня. Мне интересно узнать все Ваши новости.
Ну, началось.
– Франсуа, мне очень жаль, но на эти выходные я буду занята.
– Танья, неужели Вы хотите мне сказать, что будете работать в Ваше свободное время? Это – просто невозможно! У вас все слишком много работают, поэтому вам остается слишком мало времени, чтобы наслаждаться жизнью.
Да неужели? Интересно, кто в этом вопросе от кого отстал: они, столь долго боровшиеся за свою 35-часовую рабочую неделю и теперь не знающие, чем себя занять в отвоеванное свободное время – или мы, столь долго наслаждавшиеся жизнью на зарплату инженера и теперь добившиеся возможности работать в меру отведенных сил и способностей. Работать – и зарабатывать как на жизнь, так и на пенсию. Вон ему до пенсии лет двадцать осталось. Посмотрела бы я, как бы он у нас жизнью наслаждался, в пенсионерах-то.
– Да нет, Франсуа, дело не в работе. Меня вообще не будет в городе. Но скучать Вам не придется: мы подготовили для Вас несколько интересных экскурсий с гидом, говорящим по-французски.
– Благодарю Вас, Танья, но я уже достаточно хорошо знаю ваш город, и потом я вполне способен себя занять. Возможно, Вы могли бы немного перенести Вашу поездку? Мне хотелось бы просто поговорить с Вами.
– Франсуа, к сожалению, это – семейная встреча, так что я никак не могу ни перенести, ни отложить ее. Вы же знаете наше отношение к семье.
– Очень жаль. Но – что ж – ничего не поделаешь. Тогда, возможно, Вы мне хоть сейчас немного расскажете, что у Вас нового?
Я принялась рассказывать, как идут дела у нашей фирмы, и он внимательно слушал – чуть прищурившись и явно отмечая в памяти некоторые детали: тут вскидывал бровь, там задумчиво кивал головой. И больше ни разу не пытался сбить меня на личные разговоры. Фу, кажется, отбилась. В выходные он меня не достанет (если на телефоне неизвестный номер высветится, трубку снимать не буду), а в понедельник он улетает. Уф! Вот потому-то мне и легче, когда неприятности уже начались: не нужно больше покорно ждать неизбежного, можно что-то сделать – вот как сейчас – одним махом, легко и непринужденно, пресечь раздражающие поползновения. Прямо от души отлегло.
В гостинице я – на всякий случай – проследила, чтобы у него не возникло проблем с номером, простилась с ним до завтра и с легким сердцем отправилась домой.
Могла бы и сразу подвох почуять.
В пятницу почти весь день пролетел незаметно. Франсуа оказался прав: его новая коллекция превзошла все наши ожидания. И не так качеством или дизайном, как продуманностью. Вот чего у них, европейцев балованных, не отнимешь, так это умение сочетать эстетику и функциональность. Ни в чем у них нет ни одной лишней завитушки: обязательно она каким-нибудь приспособлением служит. У Сан Саныча тут же забил фонтан идей, как вписать эту коллекцию в уже имеющийся у нас ассортимент аксессуаров, Франсуа высказал несколько дельных мыслей по возможным комбинациям – я же, в основном, молчала и слушала их. Включаться в разговор мне приходилось лишь тогда, когда Франсуа, увлекшись открывающимися возможностями, не мог вспомнить нужного русского слова. Итак, я молчала и слушала – и училась.
Когда встречаются – вот так – два профессионала, зрелище просто завораживающее. Они не ведут переговоры, не слушают друг друга, не уточняют детали – они общаются на каком-то метафизическом уровне. Фразы им договаривать не нужно – с полуслова друг друга понимают – и тут же в ответ либо встречное предложение, либо указание на подводные камни. И затем – следующий фейерверк вариантов. Словно кружева в четыре руки плетут. С ума сойти.
Затем, разумеется, придется обсуждать объемы поставок, размеры скидок и прочие технические подробности, но я понимала, что главное происходит сейчас, у меня на глазах. Сейчас рождается то, о чем мы будем потом рассказывать клиентам, подбирая для них все возможные варианты оптимального сочетания цены, качества и практичности. Именно в такие моменты я особенно ясно ощущаю, как мне повезло с шефом.
Часам к четырем я почувствовала, что накал вдохновения, носящийся в воздухе вокруг меня, ослабевает. То ли выдохлись они, то ли остались довольны своим творением и решили, что пора переводить его в практическое русло, а это уж дело технического персонала. Да и потом, шесть часов непрерывного поиска всех возможных комбинаций красоты и эффективности кого хочешь до изнеможения доведут. Чтобы не прерывать творческий процесс, мы даже кушать в кафе все втроем ходили. Конечно, можно было бы и в офисе пообедать – Валентина Макаровна уж блеснула бы шедеврами национальной кухни – но в кабинете у Сан Саныча тесно, а посадить Франсуа со всеми нашими обедать – так они в его присутствии как-то робеют, разговор обычный, бесшабашный не клеится… Всем неловко, а главное – вдохновение может потеряться. Вот так и сидела я с ними в кафе, слушая их полуфразы «А может…?» и «А что, если…?», произносимые с полным ртом и горящими глазами. Интересно, они хоть заметили, что ели-то? Вот тебе и французы с их гурманством и религиозным отношением к трапезе.
Но – как я уже сказала – часам к четырем основная работа закончилась. И вот тут-то и грянуло, как гром среди ясного неба.
– Я очень рад, что Вам понравилась эта коллекция, Александр, – сказал Франсуа. – Надеюсь, в понедельник мы сможем подписать предварительное соглашение. Поскольку всей корреспонденцией будет заниматься Танья, я хотел бы сейчас обсудить с ней технические детали. Вы не будете возражать, если я займу ее время до конца дня?
Сан Саныч бросил на меня отчаянный взгляд, умудрившись вместить в него нечто вроде: «Танечка, мы, конечно, договорились – я все помню – но я тебя очень, очень, очень прошу: поговори ты с ним, ради Бога, если ему уж так хочется. За такую коллекцию можно душу черту продать!»
– Конечно-конечно, Франсуа, какое же дело с места сдвинется без технической-то подготовки. Не знаю только, удобно ли вам будет беседовать в общем офисе. Может, у меня в кабинете останетесь, а я пока у Татьяны за столом еще раз каталог полистаю?
– Нет, я не хотел бы беспокоить ни Вас, Александр, ни Ваших работников. Документы нам пока не нужны, поэтому я полагаю, Танья и я, мы могли бы поговорить, например, в том кафе, где мы обедали.
Сан Саныч согласно закивал, он даже согласия у меня не спросил!
– Сан Саныч… – начала было я, но он пристально посмотрел на меня и отчетливо проговорил: – Таня, это самый что ни на есть предварительный разговор. Много времени он у тебя не займет – как раз к концу рабочего дня и управишься. А если и задержишься немного, то завтра – суббота; отдохнешь, выспишься. И не забудь: тебя ждут три выходных дня.
Как же все в мире сбалансировано: в такие моменты я ясно ощущаю, что мне не очень повезло с шефом, который ради дела готов на что угодно. Но не скажешь же ему об этом сейчас, при Франсуа, а к понедельнику я уже остыну (о чем он, кстати, прекрасно знает).
Сжав зубы и мысленно пиная себя ногами за бесхарактерность, я пошла с Франсуа в это чертово кафе. Вот и настраивайся после этого на непреклонную линию поведения. Как же он мне руки-то выкрутил! Нет, это – просто несправедливо. Вот теперь до самого вечера лоцманом мне и работать: направлять разговор в русло взаимовыгодного сотрудничества всякий раз, когда Франсуа начнет сносить к личным темам.
В кафе я сказала, что буду пить только кофе. Он поинтересовался, не изменились ли мои вкусы в отношении вина (запомнил же, что в ту первую встречу я сказала, что предпочитаю белое!). Я от вина категорически отказалась, напомнив ему, что мы вроде по делу здесь оказались. Он улыбнулся, сказал, что я – как всегда – права, и заказал два бокала вина: один – белого, другой – красного. Словно я рта не открывала. Откуда, ну откуда у него такая самоуверенность? У меня что, на лице написано, что я так и не решусь встать и уйти, да еще и фыркнуть что-нибудь на прощание? Я же – взрослая женщина, я вовсе не обязана сидеть с ним в кафе только потому, что он меня туда – нет, не пригласил даже, почти за шиворот приволок. Но я прекрасно знала, что потому и стараюсь избегать таких неловких ситуаций, что не умею выходить из них с достоинством. Хоть бы выбор был между скандалом и терпением, так ведь нет: я и скандалить-то не умею. Ладно, перетерпим, завтра начинаются выходные, а в понедельник он улетает. Честное слово, всплакну на прощание – от облегчения.
Чего это он притих? Франсуа – и молчит; я даже занервничала. Сидит вон, напротив меня, руки на стол положил, рассматривает их. Может, действительно устал? Так зачем он меня тогда в это кафе тащил? Ехал бы к себе в гостиницу, отдыхать… А может, заказа ждет, думает, что под бокал вина разговор веселее пойдет? Начнется сейчас: «Как приятно сотрудничать с такой очаровательной девушкой!» Нет уж, дудки!
– Франсуа, я думаю, сегодня нам достаточно решить, будем ли мы вести этот контракт по обычной схеме или, возможно, у Вас есть….
Он поднял на меня глаза и усмехнулся.
– Танья, по правде говоря, я хотел поговорить с Вами о чем-то другом.
Нет, ну не понимают некоторые люди намеков! Ладно, может, оно и к лучшему: поговорим откровенно, может, он от меня и отстанет. Я изобразила вежливый интерес на лице. Бровь, бровь, бровь вскинуть!
– Я слушаю Вас.
– У меня сложилось впечатление, что мое общество Вам неприятно.
Что-то долго оно складывалось.
– Франсуа, у нас с Вами деловые отношения, поэтому Ваше общество не может мне быть ни приятно, ни неприятно.
Вот так – прямо и однозначно: деловые отношения – и на большее ты не рассчитывай.
– Вы совершенно правы, Танья, но возможность общаться с Вами лишь усиливает мой интерес к сотрудничеству с вашей фирмой.
О, Боже! Я набрала в легкие побольше воздуха.
– Подождите, Танья, – улыбнулся он. – Мне кажется, Вы все время неправильно понимаете мои слова. Разумеется, я приезжаю в вашу страну по делам, но – должен признаться – мне у вас очень нравится.
Он что, с ума сошел? Надобность изображать интерес как-то сама собой отпала. А тут и кофе с вином принесли. Я схватилась за чашку и принялась размешивать в ней сахар, чтобы собраться с мыслями.
– Если уж мы говорим откровенно, Франсуа, мне трудно себе представить, что Вам – на фоне вашего уровня жизни – может у нас нравиться. История наша Вас не интересует, природа у нас побогаче – да, но в парки наши или леса Вас тоже не тянет. Чем же это мы Вас так привлекаем?
– Танья, история – это то, что уже прошло, сейчас я могу видеть только ее следы. Природа…. Я – человек городской, и ваш городской быт – для меня это и есть история. Но я говорю не об этом. Мне очень нравится ваша … чистота, если я правильно нашел слово. Особенно Ваша.
Час от часу не легче. Что-то я совсем растерялась.
– Я не уверена, что понимаю Вас.
– Когда я приехал к вам в первый раз, я сразу увидел то, о чем мне много раз говорили: хмурые, напряженные лица повсюду. Никто не улыбается, люди даже идут, согнув плечи, словно на них лежит тяжелый груз. Но на второй день Вы повели меня на ту памятную экскурсию – мне было неудобно отказаться – и я увидел совершенно другое, живое лицо, на котором были написаны все Ваши чувства. Какой это был контраст.
Ужас. Представляю себе, какие чувства он увидел на моем лице к концу того злополучного дня.
– Вечером я сидел в гостинице, возле окна – по правде говоря, возле радиатора – и думал, не будет ли у меня пневмонии. Я услышал голоса на улице и увидел прямо под моим окном двух молодых девушек и двух молодых людей. Они говорили о каком-то фильме, по-моему. Я стал слушать, я всегда стараюсь слушать, как вы говорите, как вы строите фразы, такое у себя дома не выучишь. Было очень холодно, но они стояли там, не бежали домой, чтобы согреться, и говорили, и смеялись, и шутили… Мне стало интересно.
– Господи, да что Вам интересно-то? То, что мы мороза не боимся?
– Нет-нет, я всегда считал, что ваша хмурость связана с вашей тяжелой жизнью. Но это оказалось не так. Вы сохраняете свою приветливость для тех, кто вам близок. Вот я и захотел познакомиться с Вами поближе.
Ах, поближе! Издалека, однако, зашел.
– Франсуа, если Вас интересует «близкое знакомство», то Вы обратились не по адресу. Мне романы не нужны – ни с Вами, ни с кем бы то ни было. И давайте на этом и остановимся.
– Танья, я не хочу предлагать Вам роман. Я имел две жены и имею троих детей. У меня есть подруга, с которой мы встречаемся, когда мы этого хотим. С Вами мне интересно говорить. Для меня Вы – очень необычный человек.
Господи Боже мой, да что же во мне необычного? Закомплексованная улитка: два перископа в белый свет выставила, и если что не так, сразу – юрк в домик и камушком прикинулась! Даже отстреливаться смелости не хватает.
– Что Вы имеете в виду?
– Вы не умеете носить маску, хотя и стараетесь. Как я уже сказал, по Вашему лицу можно видеть, что Вы думаете и чувствуете. И часто мне кажется, что Вы все время мысленно говорите. Я хотел бы стать Вашим собеседником, если Вы мне позволите.
Так, по-моему, он не зря вино заказывал. Я взяла свой бокал и сделала глоток. Потом еще один.
– О чем же нам с Вами говорить? – Господи, вот не было печали. Мало мне девчонок с их вечными проблемами. Я у них и так – что-то вроде психоаналитика.
– У меня к Вам есть очень много вопросов «Почему?». Например, почему Вы не говорите мне «Нет», хотя я вижу, что Вам не очень нравится мое предложение? Или почему Вам так неприятно, когда я говорю, что Вы прекрасно выглядите? Но сначала, Танья, я хотел бы, чтобы Вы хорошо обдумали мое предложение. Я не стану забирать у Вас много времени, но я – очень любопытный.
– Хорошо, я подумаю.
– Завтра Вы уезжаете, не так ли?
– Э … да.
Он улыбнулся. Вот, черт, что же у меня сейчас на лице написано? Что ж мне теперь – вообще не врать, что ли?
– Тогда, если Вы мне позволите, я приглашаю Вас в понедельник на обед, в это кафе, и мы продолжим этот разговор. Если Вы решите отказаться, Вам нужно только сказать мне, что у Вас появилась срочная деловая встреча – я пойму.
– Очень интересно, мне же Вас все равно в аэропорт провожать.
– Если Вы не захотите взять меня в друзья, я не стану больше Вам надоедать; в такси можно поговорить о погоде. Позвольте мне проводить Вас до … как вы это называете?… маршрутка? Такое смешное слово. – Лицо у него было довольное, как у кота, сидящего рядом с пустой (уже) банкой сметаны.
Нужно отдать ему должное: если он задался целью ошарашить меня (чтобы поупражняться в чтении мыслей у меня на лице) – ему это удалось. Я уже и не помню, когда кому-то удавалось до такой степени меня озадачить. Вот же мыслей подкинул, спасибо ему!
В конечном итоге, я ушла с работы не позже обычного, а раньше. У меня было какое-то странное ощущение: словно в последний перед отпуском день. Беготня закончилась, все проблемы как-то разрешились, напряжение спало, в общем, гора с плеч. И впереди – … дней спокойствия и отдыха.
В маршрутке я – впервые за несколько последних дней – оглянулась вокруг себя. Что он там говорил про хмурые лица? Да вроде не такие уж и хмурые. Или я просто к ним привыкла? Да нет, просто сидят (или стоят) люди, каждый о своем думает, никакие у них не хмурые лица, а очень даже задумчивые. Кто-то читает (кстати, такое в транспорте все реже увидеть можно), кто-то в окно смотрит: то ли травку пробивающуюся разглядеть пытается, то ли витрины, мимо пролетающие, рассматривает, кто-то глаза закрыл, отдыхает. И главное – молчат.
Ну вот, сглазила. Где-то позади меня раздался звонок. Заговорила женщина. Сначала односложно – похоже, на вопросы отвечает, похоже, о какой-то квартире. Потом принялась расписывать ее преимущества, ну прямо поэму читает. У некоторых людей общественный транспорт превратился в передвижной офис: сметы составляют, объемы и даты поставок обсуждают, рекламации принимают… И ничего ты им не скажешь – разъездов много, а время рабочее все то же: с девяти до шести. Именно в такие моменты я отчетливо понимаю, почему наушники стали неотъемлемой частью одежды. И не наушники это вовсе, а крепостные стены, сознание от внешнего мира ограждающие.
Правда, это – еще не самый худший вариант. Самое страшное – это когда где-то рядом усядутся две кумушки-приятельницы и пойдут косточки перемывать всем друзьям, знакомым и соседям – особенно соседям. С примерами, подробностями, с удовольствием прямо гастрономическим. Таким замечания лучше тоже не делать, если не хочешь, чтобы и тебя в это обсуждение плотоядное включили. Интересно, их лица Франсуа тоже хмурыми показались бы?
Уф, доехала, наконец. Дома я принялась никуда не спешить – с наслаждением. Сегодня вечером и в ближайшие два дня – никаких экономных, выверенных до минуты движений. Можно просто послоняться по квартире. Я приготовила ужин. Пошла в гостиную, чтобы включить телевизор, может, там и поем. Вроде ничего интересного. Ладно, пусть работает. Поужинала на кухне. Пошла в спальню, включила компьютер, может, погоду в Интернете посмотрю, может, еще что-нибудь. Ах, да, посуду нужно помыть. Помыла. Еще раз прошлась по всей квартире. Убрать, конечно, завтра нужно, но как же не хочется. Ладно, есть компромиссное решение: уберу, но по сокращенной программе. И вечером. После того как высплюсь – до обеда. Заодно и завтрак готовить не буду. Или обед. Вернулась в гостиную, к телевизору. Опять ничего интересного. Куда же все-таки моя программа передач подевалась? Да ну его, этот телевизор. Прогноз погоды в Интернете порадовал: ни дождей тебе, ни внезапного похолодания. Может, в воскресенье выйду, прогуляюсь где-нибудь в парке; это, конечно, не у Светки на даче, но все равно лучше, чем в такую погоду в четырех стенах сидеть. Что-то я на этот компьютер уже смотреть не могу, на работе так надоел, что от одного вида его тошно. Почитать, что ли? Где я там остановилась? А где книжка? Где моя книжка?
Я вновь забегала по квартире – между спальней и кухней. Обычно я читаю либо перед сном (значит, она должна быть в спальне), либо на кухне: за завтраком или ужином. А сегодня за завтраком я читала? Хоть убей, не помню. Так, на кухне ее нет. А почему масленка на столе? Я ее только что вытащила, или она здесь с утра стоит? Может, я книжку вместо нее в холодильник засунула? Да вроде нет. Слава Богу, с головой еще пока все в порядке.
Я вернулась в спальню. На кровати книжки – нет, на тумбочке – нет, на столе возле компьютера – точно нет, уже смотрела… Так, в шкафу – тоже нет. Мистика какая-то. Господи, да кто же ее под кровать-то запихнул? Ну вот, заглянула под кровать на свою голову, теперь завтра пол там протереть придется. Ладно, это – завтра. Да где же я там остановилась?
Открыв книгу на заложенном месте, я с удивлением обнаружила какое-то незнакомое имя. Судя по всему, все эти последние дни я читала перед сном далеко не пару строк, вот только все равно ничего из прочитанного не запомнила. Придется-таки перечитывать, а то дальше ничего не пойму. Пока я перелистывала назад страницы в поисках места, которое помню, читать мне тоже расхотелось. Ну и состояние. Совсем ничего не хочется. Спать ложиться – рано, но если в гостиной на диване калачиком свернуться, музыку негромко включить… Заманчиво.
Я перенесла подушку в гостиную, вытащила из шкафа плед (хоть раз в год им попользуюсь!), сделала чашку чая, на столик рядом с диваном пристроила, вставила – не выбирая – какой-то диск в музыкальный центр. Книжку – на всякий случай – с собой забрала, улеглась на диване, укрылась… Господи, хорошо-то как! Ощущение полного довольства миром. Вот бы голову еще отключить, как телевизор с компьютером. Так нет ведь. Мысли всякие потекли – ленивые, вязкие, как варенье, но не остановишь их. Ладно, я ведь все равно обещала Франсуа подумать.
Вопрос номер один: Что мне со всем этим делать? Ему – интересно, это я кое-как могу понять: жизнь у нас совсем другая, менталитет – специфический, душа – загадочная. А мне разговоры эти зачем? Вообще-то, конечно, любопытно было бы узнать, какими ему разные стороны жизни обыденной видятся… И пусть даже не мечтает о том, что вопросы только он задавать будет! О любопытстве у всех народов поговорки есть – и наша, между прочим, самая мягкая: у нас любопытным только нос отрывают. А ведь действительно интересный обмен может получиться…
Вопрос номер два: Могут ли мужчина и женщина просто дружить? Здесь теория с практикой существенно расходятся во мнениях. Теория – в основном, художественная литература – жизнерадостно уверяет нас, что такое не только возможно, но и очень полезно обеим сторонам. Практика же – как моя, так и у моих знакомых – показывает, что в жизни такая дружба встречается … и быстро переходит в область фантастики. Вспомнив об опыте своей жизни, я тут же задала себе куда более важный вопрос: Может ли мужчина дружить со мной?
В детстве я всегда больше дружила с мальчишками. Играть с ними было интереснее: крепости строить, на тропу войны выходить, носиться туда-сюда и по деревьям лазать. Не то что с девчонками: сиди весь день на одном и том же месте, и кукол то переодевай, то корми, то спать укладывай. Но в старшей школе, когда те же самые мальчишки вдруг начали поглядывать на меня с совершенно новым интересом (а я – на них, конечно), по дружбе нашей пошли многочисленные трещины. Ревность. Тот самый первый мальчик, с которым я начала встречаться, никак не мог понять, почему – сказав ему «Да» – я не прекратила общение с другими ребятами. Им же совершенно не нужно было, чтобы он смотрел на них волком и поигрывал время от времени чахлыми бицепсами. Кроме того, со временем у них тоже появились подружки, которые любой мой разговор с их избранниками воспринимали как прямое посягательство на их личную собственность. Так и пошло: мальчишки стали смотреть на меня как на источник неприятностей, девчонки – как на потенциальную опасность. Я же – со свойственной тому возрасту надменностью – решила, что не собираюсь никому доказывать, что я – не такая, и, пожав плечами, гордо покинула их общество. В университете, мол, настоящие друзья появятся.
