Ирина Андрианова
Потерянные ключи
…Я лежала в постели в удобных тасиных штанишках и футболке, а на тумбочке около кровати был расставлен роскошный натюрморт – чашка с горячим сладким чаем, открытая банка сгущенки и бутерброд с сыром. Я уже почти не боялась быть внезапно застигнутой с поличным, и начала обживаться основательно. После ужина я не стала тщательно убирать кухню, как делала раньше. В ванной не следила за тем, чтоб все предметы оставались на своих местах. И мои собственные вещи уже не были собраны в боязливую кучку, чтобы по необходимости быстро схватить их и убежать, а свободно валялись вокруг. Последние доводы окончательно рассеяли тревогу. В ближайшее время сюда никто не придет, решила я. О том, чтобы Тася не пришла, Николай позаботился. Сам он тоже не явится. Своим упорным нежеланием покинуть квартиру я убедила его, что имею какие-то права находиться здесь. Я, может быть, тасина знакомая, которая скоро ее хватится (или уже хватилась). Во всяком случае, пока я здесь, он не сможет проникнуть в квартиру и забрать то, что планировал забрать. Я рассудила, что его цель сводилась к добыче какого-то ценного предмета (предметов), которые были спрятаны где-то в тасиной квартире. Почему он не взял их сразу, когда… э-э… ликвидировал Тасю? Скорее всего, он совершил преступление вне квартиры. А потом, когда захотел вернуться, потерял ключи! Вот так, все сходится. Элементарное разгильдяйство спутало все карты начинающему чудовищу. Именно так, «чудовищу» с маленькой буквы. Я улыбнулась.
Кстати, можно допустить, что Тасю, по счастью, никто и не убивал. В самом деле, уж слишком нелепым Николай выглядел для рассчетливого убийцы. Да и чересчур интеллектуальным. Такие утонченные преступники бывают только в кино. Настоящие убийцы скучны, тупы, неэстетичны и, как правило, еще и алкоголики (ну хорошо, не все). Все может быть проще: Николай улучил тасин временный отъезд, чтобы за это время забраться к ней в квартиру и что-то украсть. Возможно, она не подозревает в нем двуличия, и они нежно попрощались на вокзале или в аэропорту. А пока она ходила в туалет, он потихоньку вытащил у нее из сумки ключи. Николай рассчитывал, что во время поездки она их не хватится – зачем они ей вдали от дома? Наверное, после проводов он приехал в тасину квартиру, отпер ее крадеными ключами и даже успел переночевать одну ночь. Ну а утром по великому легкомыслию не сразу приступил к поискам искомой вещи, а решил отложить это на после завтрака. В свою очередь, перед завтраком он, как привык делать ежедневно (как и я), пошел поупражняться на стадион. И выронил ключи. Потом послонялся где-то с часок, и лишь после этого хватился. Прибежал искать – поздно! Их уже забрали. И с тех пор он безнадежно выслеживает меня, крадет мои вещи, ведет со мной сетевые диалоги и пугает меня таинственными двойниками. Хотя он уже чувствует, что все напрасно – из квартиры я не уйду, ибо я явно какая-то тасина подружка, которую та пустила пожить в свое отсутствие (почему же она не сказала об этом мне, небось недоумевает Николай!). Потерянных украденных ключей ему также не вернуть: неважно при этом, подобрала ли их я, или их унес кто-то еще. Его единственный шанс заключался в том, чтобы (и то при условии, что ключи у меня, а прав быть здесь – нет) убедить меня, что он – хозяин квартиры или друг Таси, представляющий ее интересы. Но для этого ему нужно было каким-то образом войти в квартиру. А как это сделать, раз ключей у него нет? Была еще возможность встретить меня на улице, запугать, пригрозить полицией и отобрать ключи. Николай имел возможность это сделать, пока я не осела здесь окончательно. Но, вероятно, тогда он еще не был уверен, что я не «в своем праве». А теперь – поздно. Я поблагодарила себя за мудрое решение не ходить на стадион. Как минимум, мне не следует высовываться и дальше. Если та ценная вещь, ради которой Николай все это задумал, действительно столь важна для него, то он будет и дальше следить за квартирой и ждать, когда я выйду.
Все это вновь указывало, что записку и ключи в почтовом ящике оставил кто-то другой. Николай – это «второй любовник». Встречались они, видимо, у него дома. Соседка его не видела. В записке было прямо сказано, что отношения с «первым любовником» у Таси фактически прекратились. Он просто жил здесь, пока некуда было съехать. Так что нет ничего безнравственного в том, что Тася в это время уже встречалась с другим. (Казалось бы, какое мне до этого дело? Однако я ревниво защищала перед собой моральный облик Таси).
В заключение я подумала, что Николаю не резон было вычищать тасин аккаунт от фотографий прежнего друга. Следовало, наоборот, оставить как можно больше свидетельств его существования, чтобы потом свалить всю вину на него (в убийстве или в ограблении). С другой стороны, это уже косвенные соображения. Может, фото «первого любовника» убрала сама Тася, решив избавиться ото всех воспоминаний. Так или иначе, это все – детали. Если Тася просто уехала, то у меня есть минимум несколько дней спокойной жизни. Не знаю уж почему, но я была уверена, что она вернется не завтра и не послезавтра. А если с ней что-то случилось, то в запасе у меня и того больше. В любом случае, нужно пользоваться возможностью и просто отдохнуть. И я уснула.
Глава 14. Другая сторона Николая
На следующий день, прямо с утра, я решила повторить фокус с доставкой еды. Только на сей раз, прежде чем позвонить, раздумчиво посидела над списком товаров на сайте. В результате уже в 10 утра я раскладывала на кухне два больших пакета. Теперь там были и свежие фрукты, и молоко, и творог, и сосиски, и даже упаковка куриных окорочков. Запасы сыра, копченостей, сладкого и сдобы я тоже пополнила. Чудесно! Но не думай, что я совсем забыла о предосторожностях. Хотя я заказала все в той же самой конторе (лучше бы в другой, но, как я уже объясняла, выбор за наличные был невелик), я внимательно смотрела в окно за курьером. Это был не Николай, и никакой Николай не нападал на него перед дверью, чтобы потом прикинуться им (в страшных фантазиях я представляла себе что-то подобное). За дверью через глазок я видела опять-таки курьера, а не Николая (в этот раз они прислали другого, немного смахивающего на узбека). И я опять на всякий случай разыграла историю с болезнью, чтобы высовывать в щелочку только руку с деньгами, и иметь возможность в любой момент (если Николай, к примеру, вдруг возник бы за спиной у курьера) быстро захлопнуть дверь.
Потом я опять позанималась физкультурой, проделав большой комплекс упражнений на время – увидела давеча в интернете. Как всегда после этого, мое настроение сильно улучшилось, и я села за компьютер, обуреваемая вдохновением создать что-нибудь значительное. Я продолжила писать статью об эстетике сталинского кино, но решила сфокусироваться на одном локальном аспекте, на который Николай точно не обратил бы внимание. Собственно, я решила проанализировать наблюдение, что в фильмах той поры среди главных героев почти нет молодых (в соответствии с нашими стандартами молодости). Юношей и девушек там играют мужчины и женщины хорошо, если просто за тридцать. Мне встречалось видеть героев-любовников и под пятьдесят (по крайней мере, мужчин). То есть имела место стилистическая условность, как в греческой трагедии, японском театре, да и западноевропейском театре шекспировской эпохи, когда, например, женщин играли мужчины и это никого не удивляло. Точно так же сталинские зрители искренне видели в возрастных актерах юношей и девушек. Но что мешало режиссерам показать настоящую актерскую молодежь? Ведь она же существовала в природе. Люди поступали в театральные институты в 17–18 лет, заканчивали – в 21–22. Но дело в том, что показывать их было неприлично. Действовал определенный эстетический канон. И я дерзнула сделать вывод, что в авторитарном, а тем более тоталитарном обществе возрастные лица выглядят, что ли… красивее. Да! Авторитарное общество жестко иерархиезировано. Оно построено на почтении к вышестоящим, которые обычно являются и старшими по возрасту. Молодежь в такой системе (в сравнении с нашими демократическими временами, где практикуется фактически культ юности), тогда вообще не имела веса. Нет – ею, конечно, умилялись, но не более, чем умиляются смышлеными, подающими надежды детьми. Никто не стремился походить на юного, «молодиться», как сейчас. Наоборот, это молодые старались выглядеть солиднее. Солидность, маркирующая завидную ступень социальной лестницы – это было больше, чем красота. Юные мальчики и девочки выглядели бы неполноценными героями романа. Их отношения показались бы кинозрителю несерьезными. И в итоге возникал интересный парадокс: с одной стороны, продолжительность жизни была относительно небольшой, жизнь и труд начинали рано, довольно рано (в сравнении с нынешними временами) женились. Но при этом выглядеть все хотели солидными дядями и тетями. И смотреть в кино желали на таких, и представлять себя такими. Важно уточнить: сорокалетние актеры не изображали сорокалетних, они изображали 20–25-летних. Условность предполагала видеть в одном и том же герое одновременно и молодость, и зрелость.
Один раз, делая перерыв в своем писательстве, я подошла к окну. В следующий миг боковое зрение отметило движение вдали: мужская фигура, видневшаяся за припаркованными машинами, быстро повернулась и пошла прочь. Лица я не успела разглядеть. Одежда издали казалась стандартной: темные штаны, короткая куртка и надетый на голову капюшон от кофты, отчего я не могла видеть цвета волос. Худой, среднего роста. Он вполне мог быть Николаем, хотя в такой одежде я его не видела. Что ж, если это он, значит, он еще надеется что-то урвать из квартиры. Вместе с тем, это означает, что Тася еще далеко (раз он не боится околачиваться здесь). Если, конечно, она жива. В любом случае, мне в подарок достается еще один спокойный день.
Мне уже приходило в голову попробовать разыскать то, что так интересует Николая. Что это может быть? Я сомневалась, правда, не низведут ли меня эти поиски до статуса обычной квартирной воровки. Как видишь, меня все время это беспокоило. Но я решила, что нет. Я ведь совершенно точно не собираюсь забирать это что-то себе. Мне лично нужны сущие мелочи – деньги на пропитание и крыша над головой. Между прочим, за свой прокорм я служу Тасе добрую службу (опять-таки, если она еще жива) – я стерегу ее квартиру от Николая. Значит, мы с Тасей – единомышленники. Правда, при встрече мне трудно будет объяснить ей это… Но, если я найду эту вещь, то убедить ее будет легче. И я приступила к розыскам.
Начала я со спальни. Ценные вещи обычно прячутся в самых укромных местах, поэтому первым делом я осмотрела короб под кроватью. Новое теплое одеяло (внутри – ничего, я развернула), две подушки, покрывало. Под коробом – тоже пусто, даже слоя пыли и того нет (какая она фея чистоты!). Я еще раз перебрала комод. Там было только белье и трикотаж. Далее – раздвижной шкаф-купе. Здесь висела дубленка (Таисия, очевидно, принадлежала к тому толстому культурному слою, на которую проповеди зоозащитников не действуют), две теплые куртки, одна – потоньше, другая – потолще, еще модное пальто и что-то вроде плаща. Были еще брючный костюм, пара жакетов (эта форма женской одежды всегда вызывала во мне стойкую неприязнь), брюки разной степени строгости\легкомыслия, несколько пар джинсов. На верхней полке обнаружились шапки, сложенные стопочкой шарфы и платочки. Еще были блузки, какие-то свитера, несколько милых летних платьев и одно вечернее. Одно летнее мне настолько понравилось, что захотелось немедленно его примерить, но я сдержалась. Это было бы уж совсем нехорошо. Я понимаю – взять футболку и трикотажные штанишки от нужды. Но одевать хозяйкины вещи ради забавы – нет.
Все, что я находила на вешалке или на полках, я проверяла на наличие карманов. Но ничего ценного, кроме старых чеков, автобусных билетиков, конфет-сосулек, начатых упаковок жвачки или монеток, мне не попалось. В нижнем ящике шкафа я нашла роликовые коньки в коробке (то ли их купили недавно, то ли редко использовали – они были почти новые), в похожей коробке – обычные коньки. Я заглянула на шкаф – пусто, чисто. Перевернула две лубочные картинки в рамках на стене (фотографии тигрицы с тигрятами и роскошного водопада) – а нет ли за ними тайника? – потом попробовала даже разобрать их на части. Проверила, не отгибается ли где-нибудь ковролин. Отодвинула и вновь придвинула на место комод. Тумбочку я оставила на сладкое – ввиду своей интимности она казалась мне весьма перспективной с точки зрения укрывания чего-то ценного. Там действительно оказалась целая коллекция того, что женщинам приятно рассматривать и перебирать в руках – куча косметики, бижутерия (но не драгоценности), всякие мелочи вроде брелоков и ручных часиков. Тут же были зарядные устройства и проводки для гаджетов. Но стоящего ничего не было.
После этого я решилась перебрать комнату-туристского-барахла. Особого эстетического удовольствия она во мне не вызывала, поэтому хотелось покончить с ней поскорее. Все эти разноцветные мягкие цилиндрики, которые являли собой спальники, убранные в чехлы пуховые куртки, палатки – они навевали скуку. Хотя для увлеченного походника, наверное, они воплощали самый изысканный стиль. Я мужественно извлекала из каждой торбочки очередную груду синтетической материи, разворачивала, просматривала – и с трудом запихивала назад. Уфф, вроде бы все. Я убедилась, что между лыжами ничего нет, внутри велосипеда – скорее всего, тоже ничего (не знаю, можно ли спрятать что-то внутрь трубок рамы). На всякий случай я перебрала книги. Между страниц, увы, тоже не оказалось ничего примечательного. Пара закладок, старая квитанция – и все. Единственное, что я от безрыбья внесла в список претендентов на «тайну Николая», было издание оперы «Фауст» 1899 года. В отличном, кстати, состоянии. Нотные листы были до того белые и гладкие, что казалось, их вообще не открывали после печати. Откуда она здесь взялась и кому принадлежала, непонятно. Даже в контексте других книг опера была чужеродным элементом. Если предполагать, что в комнате хранилось все приданое бывшего тасиного друга, то фолиант тоже мог принадлежать ему. Но других нот я не нашла, равно как и другого книжного антиквариата. Может, Николая интересовал именно «Фауст»? На всякий случай я перелистнула все страницы. Восхитительная сохранность, только что из типографии. И, разумеется, никаких закладок и таинственных писем. Видимо, тут все. Переходим в гостиную.
Здесь я надеялась на более щедрый улов, хотя бы за счет многочисленных шкатулочек, украшавших полки стеллажей. До этого, как ты помнишь, я исследовала, и то мельком, лишь шкатулку с украшениями. Ну и ту, где хранились деньги. Теперь я перерыла все. Обнаружилось несколько ювелирных изделий, которые с известной натяжкой можно было бы отнести к разряду «драгоценности»: во всяком случае, там имелись вправленные в золото прозрачные бесцветные камушки. Может быть, бриллианты? Я, правда, думала, что их хранят не столь легкомысленно. Если не в сейф, то хотя бы в незаметное место убирают, собираясь надолго покинуть квартиру… Впрочем, если Тася не планировала никуда уезжать, и ее исчезновение – полностью дело рук Николая, то возможно, что это и бриллианты. Еще я нашла несколько банковских карточек. Сначала я было обрадовалась, подумав, что теперь смогу платить за еду и все прочее через интернет. А потом вспомнила, что у меня нет важнейшего компонента для таких оплат – мобильного телефона. Ну да, там же нужно получать на телефон пароль, потом его вводить… короче, ничего не получится. Мелькнула мысль, а не купить ли мне телефон: ну, тоже в каком-нибудь интернет-магазине, уговорив принять оплату наличными при доставке. Потом решила, что, во-первых, на такое я никого не уговорю. А во-вторых, подобная растрата тасиных денег будет уже форменным воровством. Потому что без мобильника преспокойно можно жить, в отличие от еды, и никакого морального права обкрадывать ее еще на тысячу рублей (да и найду ли я такой дешевый телефон через интернет?) я не имею. К тому же, обкрадывая ее, я обкрадываю также и себя. Ведь наличность в шкатулке – это пока все, что у меня есть. И моя задача – растянуть этот ресурс как можно дольше. Способов пополнить бюджет я пока не нашла.
Я взглянула в окно и только сейчас заметила, что на улице наступила настоящая осень: две женщины шли в куртках и шапках. Даже если исключить мою фобию внешнего мира (сейчас, правда, это состояние немного отступило – наверное, перед лицом реальной опасности в лице Николая), то мне правда некуда идти.
С перерывами я рылась в вещах до вечера. Кроме «Фауста», горсти ювелирных изделий и банковских карточек мне не попалось ничего, что внешне подходило бы под определение ценностей. На всякий случай и изучила всю посуду на кухне, заглянула в каждую пустую банку, в каждую щель между стенами и мебелью. Итоговый вывод состоял из трех вариантов: а) – здесь действительно нет ничего стоящего, б) – Николай охотится именно на эти невнятные побрякушки, в) – здесь есть что-то ценное, но я, к несчастью, не могу его обнаружить. Например, это считавшийся утраченным еще 400 лет назад один из рисунков Леонардо да Винчи, который спрятан в этой квартире в конверте под обоями или под напольным покрытием. Если это так, то я бессильна. И «г» – вариант, немного пересекающийся с «в». Это нечто, что не является ценностью в общепринятом смысле. Рисунок Леонардо, например, может не выглядеть, как ценность, но тем не менее он является таковой почти для всех представителей так называемого цивилизованного мира. Почти все знают, что его можно очень дорого продать. А вот, например, несколько листков с подписями и печатями, имеющих скучный канцелярский вид, на самом деле представляют собой весомое доказательство офшорных владений какого-нибудь крупного сановника. Тут я опять-таки бессильна: Николай знает, что нужно искать, а я – нет.
Закончила я уже в сумерках. День, непривычно проведенный в трудах, усилил удовольствие от отдыха. Предвкушая продолжение литературных опытов за ноутбуком, я сидела на кухне и пила чай с бутербродами. И вдруг, кинув рассеянный взгляд за окно, я увидела его. Николай стоял на противоположной стороне дворового проезда, глядя прямо на меня и ничуть не скрываясь: наоборот, он намеренно встал так, чтобы я его увидела. Я инстинктивно отшатнулась, но затем снова медленно повернула голову в его сторону. Видимо, удостоверясь, что я оправилась от первого ужаса и хорошо его вижу, он медленно поднял руку вверх, а затем направил ее вперед, показывая мне на подъезд. Что, что там? Там стоит спецназ, готовый выломать все двери и схватить меня?! Я не шевелилась и не дышала. Николая сдвинулся с места и пошел по направлению к подъезду. Я подскочила к окну и проводила его глазами, пока козырек не скрыл его из виду. Что он хочет сказать? У него есть ключ?! Он сейчас ворвется сюда и убьет меня?!
Я бросилась в прихожую. Не веря в силу цепочки, прижалась что было силы к двери. Нет, у меня не хватит сил удержать! Кинулась к одежному шкафу и попыталась подвинуть его к двери. Не получается! Я снова навалилась на дверь. Нет, нет, не надо!! Пожалуйста, не сейчас! Потом, но не сейчас! Внизу на лестнице слышались поднимающиеся шаги. Сейчас он подойдет. Позвонит или сразу вставит ключ? Он один или их много?
Шаги, правда, слышались одиночные. Вдруг они затихли где-то внизу, как будто ниже этажом. Тишина… или нет, какое-то шуршанье. Они возобновились! Шаг, другой, третий, четвертый… Но что это? Они вроде бы слышны все хуже. Он спускается! Не может быть, он спускается!! Вот трель домофона при открывании двери, вот она хлопнула! Спасибо, милый, спасибо!! Ты согласился пока меня не мучить… Еще несколько минут, трясясь, я просидела под дверью. Оказывается, я сползла на бессильных ногах вниз, на пол. С трудом поднявшись, я заставила себя осторожно выглянуть в глазок. Пусто. И тихо. Я медленно прокралась на кухню. Двор под окнами тоже был пустым. Но стоило мне встать вплотную к окну, как Николай снова появился внизу – откуда-то сбоку. Его лицо не было ни злобным, ни угрожающим: сверху мне показалось, что у него серьезно-внимательное выражение ученого, решающего какую-то сложную задачу. Убедившись, что я хорошо его вижу, он снова стал делать мне знаки, показывая в сторону подъезда. Потом показал руками немного выше, но не на мое окно. Он явно пытался мне что-то объяснить. Наконец поднял руки ладонями вперед, изобразив жест «спокойно, спокойно», после чего медленно пошел прочь, поначалу даже пятясь задом. И скрылся. Я еще некоторое время постояла у окна, не зная, что делать и думать.
Что все это значит? Чего мне теперь бояться? Что он делал в подъезде? Почему он показывал туда руками? Там что-то есть для меня? Он что-то мне оставил? Боже, ну конечно – почтовый ящик. Он хотел сказать, что что-то туда положил. А! Он хочет выманить меня из квартиры!! Он никуда не ушел, он будет ждать меня там. Стоит мне спуститься к почтовым ящикам – нет, стоит мне только высунуть нос из квартиры, как он неизвестно откуда появится, и тогда… убьет? Все может быть. Но нет, я не дура, я не клюну на эту уловку! Я никуда не спущусь!
До ночи я сидела в гостиной, пытаясь то читать, то писать. Но отвлечься не получалось. Иногда я осторожно, сбоку, подходила то к одному, то к другому окну в разных комнатах. Но Николая не было видно. А вдруг он подложил в почтовый ящик взрывчатку? И дом взлетит на воздух? В самом деле, он отчаялся забраться в квартиру и добыть то, что ему нужно, и решил просто взорвать ее! Хотя нет, скорее всего, в почтовом ящике яд. Стоит мне сунуть туда руку, как меня сведет судорога и я умру в страшных мучениях. Или там конвертик со спорами сибирской язвы…
В конце концов усталость дала себя знать. Я решила лечь, не раздеваясь и обойдясь без гигиенических процедур – не было сил. Уже собираясь улечься, я надумала напоследок еще раз взглянуть в кухонное окно. Не включая света в кухне, в темноте я подошла и обомлела: на асфальте, перед рядком припаркованных машин большими толстыми буквами было написано «ЗАПИСКА В ЯЩИКЕ». Это явно предназначалось мне. Он хочет, чтобы я обязательно залезла в ящик. Значит, мне ни в коем случае нельзя этого делать! Эта настойчивость выдает его волнение. Он чувствует, что проигрывает и начинает нервничать, срываться. Но почему он так торопится? От того ли, что предмет, который он так алчет добыть из квартиры, скоропортящийся? Но что же это тогда такое? Или он знает, что Тася вот-вот вернется? Тогда все очень плохо для меня. Или ему просто позарез нужны деньги (например, он банальный наркоман), а самый простой способ их добыть находится здесь, в тасиных побрякушках (может, это все-таки редкие бриллианты?).
Я лежала и думала, что сейчас самым лучшим для меня было бы, если бы Тася была мертва. Тогда я смогла бы уснуть, а не дрожать, что ее ключ вот-вот лязгнет в двери. Я мысленно попросила у нее за это прощения. А еще попросила, чтобы она все-таки отложила свое возвращение на пару деньков. Тогда уж я наберусь сил, и…
…Утром шел дождь, настоящий холодный осенний дождь. В первые мгновения после пробуждения было так уютно смотреть на него из окна теплой и сухой квартиры. Но тут я все вспомнила. Быстро подошла и посмотрела вниз. Буквы на асфальте сильно расплылись – видимо, были написаны мелом. Но прочитать было можно. Ага, не надейся! Я не подойду к ящикам!
Я долго, почти час, занималась физкультурой, вспомнив все известные упражнения и в изнеможении повторив их по три круга. Потом с аппетитом поела (я прикинула, что припасов должно хватить на неделю, а там можно будет снова заказать доставку – авось, к тому времени Николай сдастся и уйдет, а Тася, наоборот, не объявится). Потом ощутила вдохновение и поспешила сделать наброски к эссе об эволюции идеи добра и зла до и после христианства. Я давно покушалась на эту тему: моя идея состояла в том, что зло в постхристианскую эпоху стало как бы «злее», потому что изысканней, изворотливей и подлее. До христианства оно было детски-простодушным. А теперь ему приходится адаптироваться к сложным моральным нормам, которых раньше не было, обходить их, а главное – мимикрировать под них. Ранее я никогда не замахивалась на столь высокие предметы, считая их привилегией специально обученных интернет-мыслителей, которые, вероятно, рождаются уверенными в своей мудрости. Я была в ней совершенно не уверена, но сегодня утром на душе полегчало, и это придало мне смелости. Правда, я быстро утомилась. Закрыв файл с начатым текстом, я решила позволить себе в качестве отдыха немного легкомысленной прогулки по Вконтакте. Право же, бояться неизведанного мне больше не приходится: теперь я все выяснила. Или почти все. Я открыла тасин аккаунт и убедилась, что в нем за прошедшее время не произошло никаких изменений. Все на месте, даже фото Николая. Странно, что он не пользуется возможностью пощекотать мне нервы. Неужто он правда сдался?
Но стоило мне это подумать, как появился сигнал о сообщении. Некий Иван Потапов, без аватарки и с пустым аккаунтом (я сразу туда кликнула). Это Тасе или… мне? Вернувшись в диалоги, я сразу поняла, кому. В окошке висела фраза заглавными буквами:
«ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА С ТАСЕЙ?»
Ну конечно, это Николай. Что он хочет этим сказать? Я сделала с Тасей? Ведь сделал он?
Ниже:
«ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛА?»
Усилием воли я подавила страх, беспричинно появившийся откуда-то из глубины. Николай хочет тебя напугать, сказала я себе. Видимо, то же самое он написал в записке. Он уже не знает, что испробовать.
Но это же глупо – считать, что это меня напугает. Он что, надеется, что я куплюсь на дешевый ход из голливудских фильмов, когда потерявший память главный герой вдруг оказывается самым жестоким убийцей? Я совершенно точно знала, что я с Тасей ничего не делала. Но фейк не унимался:
«ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛА?»
«ПОЧЕМУ ОНА ИСЧЕЗЛА?»
Страх перешел в возмущение. Хватит меня нервировать! Ты же понимаешь, что я понимаю, что это блеф! Да, мое душевное состояние сейчас – не из лучших, но было бы в высшей степени самонадеянно полагать, что я вот так, сходу, по твоему желанию возьму да перечеркну все свои воспоминания и в угоду тебе придумаю, как это я поймала и убила Тасю. И поверю в это! Ты ненормальный, друг мой Коля! Точнее, нет – ты обезумел от досады. Видимо, твое время истекает. То, что ты надеялся взять в Квартире, нужно тебе позарез именно сейчас? Или ты знаешь, что вот-вот твои козни раскроются – или тасино тело найдут (уже нашли?), или кто-то из ее родственников уже едет по направлению к ее дому (о нет, пожалуйста, не надо этого варианта!)? Ты страшно спешишь, и вот решил сделать последнюю абсурдную попытку. А вдруг сработает… Ну-ка, что ты можешь мне предложить? Надеюсь, что-нибудь остроумное?
И, глубоко вздохнув, я написала: «О чем вы?»
«Ты же знаешь»
Как я и думала, у него нет никакого плана. Он глупо надеется на чудо.
«Извините, не смешно. Подумайте получше»
«Тася исчезла. Ты в ее квартире. Где она? Куда ты ее дела?»
«Какая Тася? Вы кто такой?»
Только не надо мне отвечать «Ты знаешь». Ей-богу, если он так напишет, сейчас же прекращу переписку.
«Я ее друг. А вот кто ты такая, я не знаю. У Таси уже месяц не отвечает телефон. Никто из знакомых не знает, где она. Я пришел к ее дому и понял, что ты живешь в ее квартире. Скажи мне, где она?»
Ну что ж, наскоро на коленке сляпал, но более-менее ладно. Спросить у него, зачем он украл мою сумку? Ах нет, боже мой, конечно, нет! А вдруг он не уверен, что сейчас внутри квартиры именно я? То есть та, у которой он украл сумку? Вдруг он сам проверяет свою догадку? Если не считать моих домыслов, что он за мной следил, то непосредственно в квартире он видел меня только из окна. То есть – издали. Не буду раскрываться раньше времени.
«Вы уверены, что написали тому, кому нужно? Я живу в своей квартире. Никакой Таси я не знаю».
«Я уверен. Твой адрес – улица Седова, дом 148, квартира 116. И ты сейчас дома, сидишь за компом. Но это не твой дом. Прошу тебя, скажи мне, где она!»
«Вы что, увидели меня с улицы? Подсматриваете? А может, мне полицию вызвать?»
«Просто скажи, куда она делась».
«Давайте прекратим все это. Не смешно».
Он с минуту ничего не писал, а потом появился значок набора текста – надолго. Наконец, всплыло длинное сообщение.
«Хорошо, говорю по порядку. Меня зовут Николай. Я тасин хороший знакомый. Мы с ней какое-то время не общались. Скажем так, вышло недоразумение. Потом я решил помириться и стал ей звонить. Тишина. «Вне зоны действия сети». Так продолжалось дня четыре-пять. Я решил, что, может, она просто сменила телефон. Стал звонить и писать всем общим знакомым. Но они тоже сказали, что с Тасей давно не связывались. По моей просьбе стали звонить и писать ей. Тот же результат. Значит, как минимум, это не я «в черном списке». На родственников через ВКонтакте выйти не удалось. Но она не сообщала о своем намерении уехать надолго – ни мне, ни другим. Тогда я решил прийти к ней домой. Специально приходил и звонил в разное время. Никого. И вдруг один раз днем я увидел вас в окне. Подумал, что кто-то у Таси в гостях. Не стал звонить, решил подождать. Ходил вокруг, уже почти решился нагрянуть прямо при гостях, как вдруг вижу – вы выходите. Подождал, потом позвонил – опять тишина! Я даже дождался соседей, попросил меня пропустить, сказал, к кому я – вобщем, видимо, я был убедителен, потому что меня пустили. Я трезвонил в дверь квартиры – безрезультатно. Так я убедился, что вы были в квартире одна, без хозяйки».
Он хорошо продумал свою версию, подумала я. Специально уточнил, что из якобы деликатности не стал звонить «при гостях». Потому что я-то знаю, что во время моих первых визитов в квартиру звонков в дверь не было. И по телефону, кстати, тоже.
Вновь повис значок набора сообщения. Видимо, Николай сочинял продолжение. Я решила его опередить.
«А почему вы не положили записку в почтовый ящик? Телефон мог сломаться, дверной звонок и домофон – тоже. А вот почтовый ящик ваша «Тася» наверняка бы проверила))))».
«Значит, вы признаете, что квартира не ваша, а Таси. Уже хорошо».
«Ничего я не признаю, что за чушь! Просто вы не приходили, и не звонили, и записку не подкладывали. Я здесь всю жизнь живу и точно это знаю. А вы тут в первый раз. И не знаю, чего вы хотите. Увидели человека в окне и пытаетесь запугать. Вы что, думаете, я поверю, что я сумасшедшая, что у меня раздвоение сознания и что я на самом деле убила вашу Тасю и заняла ее место? Нет, забавно, конечно, но уже утомляет. Придумайте что-нибудь новенькое)))»
