Илья Сергеевич Ермаков
Весь мир окрашен в желтый
Глава 34
Самое большое счастье
Эта новость доставила для всех нас большую радость. Для нас с Линой – особенную.
Одно слово…
Ребенок.
У нас будет ребенок.
Это слово отзывалось у меня в голове тысячами нежными отзвуками.
Оно эхом следовало за мной по комнате, на улице, в душе, перед сном.
Ребенок…
У меня будет ребенок.
Мой.
Мой ребенок.
В этот период я старался как никогда поддерживать Лину и быть с нею рядом. Ее организм очень тяжело переносил беременность. Она каждые сутки мучительно уставала. От чего? Ей просто было тяжело.
Мы обратились к специалисту. Тот сказал, что такое бывает все будет хорошо. Это меня не до конца утешило, и я обратился к господину Гримальди. Он, конечно, не акушер-гинеколог, но все-таки знает толк во многих вещах. Вы даже не представляете во скольких!
Он тоже поспешил меня утешить. Сказал только вот что:
– Тебе следует чаще бывать с ней. Поддерживай ее во всем. Делай все, что она скажет. Пляши под ее дудку! Как бы это ни звучало, Ал, ты должен делать все, что она захочет в пределах разумного. Но не забывай думать своей головой – это самое главное. Есть и ограничения, сам понимаешь.
Как всегда, в словах Гримальди я не нашел четкого ответа. Но мне ничего не оставалось делать, как последовать его совету.
Ника и Элис нас часто навещали. Очень часто. И хорошо… Они помогали мне и Лине. Очень помогали. Нас часто также стали навещать и родители. Они, конечно, понимали, что это должно было произойти рано или поздно, но не представляли, что это случиться так скоро!
Словом, помощников у меня хватало. Мне было с кем оставить Лину дома, пока я был на работе.
Было тяжело – признаю, но я мало-помалу справлялся. Мы приобрели новую квартиру, где у меня был личных кабинет, гостиная, кухня, спальня и комната для ребенка.
Ребенок…
Наверное, это самое большое счастье в жизни.
Для меня ребенок стал именно им.
Шли месяцы. Я работал много. Но нам на все хватало. Мы уже составляли планы на будущее – занялись бюджетом. Мы составили подробный список расходов. Что должно пойти на ребенка, что должно пойти на дом, что на продукты и одежду.
Приходилось, конечно, на чем-то экономить. Например, готовили мы только ту пищу, которой хватало на какое-то время. Я понимал, что сейчас Лина ест за двоих. Ника и Элис очень помогали мне на кухне.
Через три месяца я добился повышения. Так быстро? Да, повезло. Тогда жизнь немного улучшилась. Лина была очень рада.
Лина все чаще вздыхала. Она уже не могла быстро ходить. В основном сидела, но гулять ей все же надо было.
УЗИ не делали. Пока не делали… Хотели еще подождать, не раскрывать тайну – мальчик или девочка. Но нам уже твердили все подряд: родители и ее, и мои, Элис и Ники, чтобы мы скорее узнали это, чтобы можно было обустраивать комнату.
Мы купили наконец коляску – совсем нейтральную. Она бы подошла и для мальчика и для девочки.
Над именем тоже думали. Было много идей. Но неожиданно Лина вспомнила письма, которые я ей писал, и приняла решение.
Она пришла ко мне и ткнула в строчку, которую я когда-то написал собственной рукой.
Там было написано:
«Если бы у меня был сын, я бы хотел назвать его Ником».
Да, писал, помню.
А значит, решено.
Тогда мы решили сделать УЗИ.
Мы вдвоем сильно волновались. Почему? Просто очень хотелось узнать.
Ребенок здоров – это главное.
И…
Это мальчик.
Мальчик.
Сын.
Мой сын.
Мой Николас.
Тогда мы в полную силу занялись приготовлениями детской. Родители помогли нам с мебелью и с деньгами на ремонт. На время ремонта мы переехали к Элис. У нее была большая квартира, и она сразу приняла нас.
Ремонт сделали быстро. Это была красивая детская. Синие обои с самолетиками. Коробка разных игрушек. Кроватка. Коляска. И пеленки. Много пеленок! Уже купили месячный запах памперсов.
Живот увеличивался. Лине было все тяжелее. Но она справлялась – умница.
Однажды она подошла ко мне, взяла мою руку и положила на живот.
– Толкается,– сказала она.
Я чувствовал это.
Да!
Моему Николасу не терпится появиться на свет.
Он хочет родиться.
Еще через несколько недель начали первые схватки. Но все обошлось.
Спустя еще неделю пришло время…
Миновало девять тяжелых месяца для всех нас.
– Пришло время избавляться от груза…
После этих слов Лины мы сразу уехали в больницу.
Там были все: наши друзья и родители. Отец быстро пригнал машину. Все ждали…
На второй день схватки стали сильными. Время пришло. Лину увезли на каталке, а нас оставили в коридоре.
Я же был с ней. Я не мог ее оставить.
Держал за руку.
Какая сила!
Больно сжала…
Но ей было больнее. В тысячу раз больнее!
Ох, не слышал я столько криков и мата после того, как школу закончил. Лина кричала, вопила, ревела, материлась, ругалась лучше матроса, но терпела.
Она терпела ради него… ради сына, ради нашего Николаса.
В какой-то момент я перестал понимать, что происходит. Все вдруг заметались. Крики становились непереносимыми. И как Лина с справлялась с этим?!
Но она справлялась!
Как долго это было?
Для меня – вечность.
И снова сестры и врачи метались. И снова что-то все делали. И снова…
И тут я услышал:
– Кесарево!
Что?
Как?!
Я бы хотел вырвать эти минуты из своей жизни. Даже глаза закрыть хотелось, но ради Лины смотрел…
Она кричала.
Больно.
Дышала часто. Дышала. Главное – дышала…
И я понял, что все закончилось, когда услышал детский плач.
Это он.
– Двенадцать ноль пять!– огласил кто-то.
Это было пятое января двенадцать ноль пять утра.
Николас родился.
Дальше наша жизнь стала складываться еще лучше.
Ребенок все изменил.
Вот он. Я держу его маленького. Еще розовый. Я держу этот комочек на руках.
Маленький и беззащитный комочек, который сейчас спал.
Мой малыш.
Мой сынок.
Мой Николас.
Лина не скоро оправилась после родов. Но, когда она вернулась домой, мы снова стали жить одной семьей.
Семья.
Они – моя семья.
Лина, Николас – мой смысл жизни.
Я продолжал работать. За Николасом нужно было смотреть. Этим занималась Лина. Она была отличной матерью.
Да!
Знаю, что говорю!
Моя Лина – самая лучшая жена и мать на свете!
У меня семья. Так скоро… Кажется, совсем недавно ничего этого не было. Мы с Линой не знали друг друга – говорили во снах. А теперь… Она – моя жена. И у нас сын – маленький Николас.
Каждый раз, возвращаясь домой, я не упускал шанса поиграть с сыном. Из-за частой работы видел я его редко и не мог до конца насладиться его компанией. Лине было тяжело, но она справлялась. Ника и Элис всегда были рядом – они помогали.
Как-то в гости к нам пришла семья господина Гримальди. Ник долго играл с Николасом. Вот они двое… Можно сказать, я назвал сына в честь этого мальчика, которого когда-то спас.
Ник и Ник…
Ник был без ума от Николаса – не упускал шанса подержать его на руках.
Николас рос. Шли годы.
Я наконец закончил учебу в институте и теперь работал. Официально работал. Стал ординатором педиатрического отделения. Там были другие дети, но они не могли сравниться с ним – с мои Николасом.
Он был красивый. Очень.
Мой нос. Ее глаза. Мои уши. Ее подбородок. Темные волосики…
Какого это быть отцом?
Трудно.
Конечно, ничто не сравниться с такой серьезной профессией, как мать…
Но отец – не мать. Вернее… как тут сказать? Я не хотел становиться для сына чем-то вроде парка аттракционов и доброго дядюшки, который все разрешает.
Я хотел стать для него отцом.
Настоящий.
Примера для подражания у меня не было, а, значит, дело обстояло трудней. Приходилось учиться самому. С чистого листа.
И скажу открыто: взрывать миры и путешествовать в другие легче, чем быть родителем.
Со стороны кажется все просто: ты отец, это – твой ребенок – играйте. Кормишь, ухаживаешь, как-то воспитываешь. Прямо домашний котенок какой-то!
Нет!
Это очень сложно!
Когда сам окунаешься в этот мир родительских забот, то натыкаешься на такие мелочи и такие трудности о существовании которых даже не подозревал!
И главное – у тебя только одна попытка. Ты не можешь ошибиться.
Ребенок только один.
Он – твое будущее.
Он – продолжение тебя самого.
Он – твое отражение.
Я хотел, чтобы Николас был счастлив. Это вполне естественное желание – понятное дело.
Сначала я стремился к тому, чтобы счастлива была Лина – и она счастлива. Сейчас у меня новая цель – сделать счастливым сына.
Он рос.
Вот он сказал свое первое слово: «папа».
Вот он ползает.
Вот он смеется.
Вот его отучили от соски – вообще ее в рот не совал.
Вот он начинает ходить.
Вот он бегает на короткие дистанции.
Начинает говорить…
Ой сын. Мой малыш. Мой Николас.
Ты даже не представляешь, как ты особенный.
И в один день случилось нечто.
Этого не ожидал никто. Ему было уже четыре. Мы гуляли в парке. Была осень. И Николас прыгал через маленькие лужицы. Мы с Линой шли за ним следом.
А потом… один прыжок.
И Николас исчез.
Он… он снова появился перед нами, но весь мокрый.
Он прыгнул.
Его никто не учил. Он все сделал сам. Уже родившись, он умел прыгать…
Мы понимали, что это не могло закончиться просто.
Николаса пришлось прятать. Нельзя было допустить, чтобы Марсель узнал об этом. У Ника не было учителя – он все делал сам.
В шесть лет он свободно ускорял и останавливал время. Сам прыгал. Периодически заглядывал в наши с Линой мысли.
Мы его воспитывали.
Пришлось все объяснить.
Мы ему все рассказали, и он дал слово, что не будет больше этого делать, лишь бы мы больше не тревожились. А мы не могли не тревожиться!
И конечно мы никому об этом не рассказали.
Никто не знал о тайном даре Ника, кроме меня и Лины.
Был ли у него прикладной материал? Может быть… Слишком рано он начал говорить. Слишком рано он начал ходить. Слишком рано он начал читать. Слишком рано он начал прыгать…
Я не знал правда это или нет, но сказал Лине:
– Я думаю, что у Николаса есть прикладной материал – способность быстро обучаться всему, что ему необходимо.
– Вот почему запрещены браки между прыгающими… Дети рождаются с способностями. Они могут не контролировать свою силу.
– Но все рождаются с этими способностями. Это умеют все, но мало, кто знает, как, помнишь?
– Да, но, похоже, что уже обученные родители способны произвести на свет обученное дитя.
– Это он. Наш Николас.
– Он должен быть в безопасности!
– Не волнуйся, Лина, я его защищу.
Я дал это обещание в тот день. И сам перед собой поклялся его исполнить!
Что бы ни произошло – Николас будет в безопасности… Все будет хорошо.
А жизнь тем временем шла своим чередом. Николас рос, заводил своих друзей. Все чаще бывал на улице. Вот он уже вышел из детского садика и пошел в школу.
Какой же это был ответственный момент!
Но с другой стороны… у него впереди еще вся жизнь, а это только школа. Всего лишь школа, где дети перевоспитываются порой раз и навсегда.
Николас был хорошим мальчиком – не мог им не быть. Он совсем не прыгал, не производил манипуляций со временем, и в голову ни к кому не лез – словом, делал все. Как мы ему велели.
Даже я сам перестал давно прыгать.
Некогда было, но я знал, что нужно.
Лина тоже не прыгала.
Как странно… Приходиться скрывать две тайны. От Марселя – Лина умеет прыгать. От всего мира – мой сын умеет все.
От этого мне становилось как-о не по себе. Знаете, Марселя я так и не видел с того самого дня! Удивительно!
Он исчез на целых семь лет!
Леди Анна и господин Гримальди говорят, что все спокойно.
Мне показало, что теперь можно жить в полной безопасности и спокойствии. Нам ничего не угрожает. Хорошо… Это самое главное.
Какого это иметь собственного ребенка, воспитывать его, заботиться?
Трудно, но очень интересно – правда.
Я вкладывал в него все, что было у меня. Лина делала то же самое. Мы целиком и полностью отдавали себя Нику и очень надеялись, что когда-нибудь получим обратный ответ.
Очень надеялись…
Николас был очень умным и талантливым мальчиком. От его мы записали в музыкальную школу – играл на скрипке. Сам попросился пойти в шахматный клуб – я не мог этого не одобрить.
Учителя говорили о нем только хорошее. Я понимал, что у моего сына есть другая жизнь, о которой мне никогда не будет известно. Эта его личная жизнь – его друзья, его отношения со сверстниками. Станешь лезь в это дело, пытаться что-то выяснить, но все равно тайна ускользнет от тебя.
Порой кажется, что семейная жизнь строиться на маленьких секретах, мелкой лжи.
Однажды меня постигла ужасная мысль – залезть к нему в голову!
Но я быстро совладал с собой и отбросил эту навязчивую идею.
Возможно, для нас с Линой Николас – идеальный сын, а обществе он может быть изгоем или частью серой массы…
Нет, серой массой он никогда не будет.
Если бы был изгоем, то это было бы видно – друзей не было. Но друзья есть.
Что если он вообще король «неправильно элиты»? Некая детская уличная аристократия? Родители не могут до последнего контролировать, где гуляет их ребенок. Должны быть во всем городе глаза и уши!
Но… я отбросил все эти мрачные серые мысли о том, что мой сын может быть каким-то непорядочным. Порой родителя постигают такие мысли.
Нет, с Николасом все было хорошо. Он – самый лучший ребенок. Самый лучший сын.
Мой сын.
Мой ребенок.
Мой малыш.
Мой Николас.
Жизнь окончательно наладилась. У нас была хорошая семья, хорошие друзья. Мы вместе всегда отмечали все дни рождения, встречали Новый год, летали отдыхать на море.
Спокойная семейная тихая человеческая жизнь.
Даже странно было при все при этом оставаться прыгающим. Эта часть нашей жизни ушла на второй план. Если Лине и Нику прыгать было категорически нельзя, то меня никто не останавливал – пожалуйста.
Но я не прыгал. Зачем?
Моя семья. Они – мое liberty. Господин Гримальди был прав. Неудивительно.
Ника вышла замуж. Нее уже есть дети. Элис встречается с молодым человеком. Ник (который первый) вырос и завел себе девушку. Николасу исполнилось восемь лет.
Жизнь наладилась. Мы были вместе. Все было хорошо.
А потом начался кошмар.
Глава 35
ВКП (Верховный Комитет Прыгающих)
Этот яростный стук в дверь нашей квартиры резко разбудил меня. Звенел звонок. Снова и снова.
Лина неохотно проснулась.
– Ты звал гостей? – нудно спросила она.
Я понимал, что она тоже не в восторге от незваного гостя в такой ранний час.
– Нужно открыть? – спросил я.
Стук не прекращался. Он становился только сильнее и раздражительнее.
В проходе в спальню показался Николас, который кулачком вытирал глаза.
– Мам! Пап! Может, откроете? А то я уснуть не могу…
– Сейчас, Ник,– я поднялся с кровати.
Лина тяжело вздохнула и тоже встала.
Трое мы вышли в гостиную откуда открывался проход в прихожую.
Звонок в дверь звенел, не умолкая.
– Иду! – выкрикнул я из всех сил, что у меня были после пробуждения.
Кто там?
Черт с ним!
Сейчас открою и узнаю.
– Элис?!– уставился я на нашего гостя на пороге.
– Ох,– Лина облегченно вздохнула,– не могла еще раньше прийти?
– Что за ранний визит, Элис? Сейчас воскресенье и семь часов утра!
Но Элис явно было не до того, что мы сейчас все перед ней стояли только что проснувшиеся и в пижаме.
– Собирайтесь,– запыхавшись, сказала она,– быстро!
– Так что случилось? – спросил я.
– Быстро! – Элис кричала.
Лина тревожно посмотрела на меня. Я в ответ кивнул Элис.
– Кто должен идти? – спросил я.
Элис внимательно посмотрела мне в глаза. Ее взгляд стал каким-то сочувственным, и она ответила ровным голосом:
– Все.
Мы стали собираться. Элис не соглашалась отвечать ни на какие вопросы. До самого последнего момента мы не понимали: первое – что происходит, второе – куда нужно идти, третье – зачем нужны мы. Мы ничего не понимали!
Эта ситуация нравилась мне все меньше. И еще меньше она мне нравилась, когда я смотрел на Элис – взволнованную, встревоженную, где-то напуганную, но в гневе. Это… сложно объяснить.
Поняв, что никаких ответов мы сейчас не добьемся от нее, мы всей семьей принялись собираться. На дворе стояло лето, поэтому собраться было легче, чем если бы это произошло зимой. Ник быстро надел шорты, футболку, носочки и легкие кроссовки. Лина наспех выбрала первое попавшееся ей летнее платье – желтое с зелеными цветочками. Она быстро надела легкие белые туфельки и собрала небольшую белую сумочку со всеми документами. Я же быстро надел футболку, джинсы и кроссовки. Взял телефон и ключи от машины.
– Они не понадобятся,– сказала неожиданно Элис.
Мы все трое уставились на нее в ожидании объяснений.
– Будем прыгать,– сказала она.
Прыгать?!
Черт возьми!
Что происходит?!
– Но как же…– хотел возразить.
– Быстрее! – жестоко скомандовала Элис. – Вы готовы? Прыгать будем через меня. Никаких вопросов.
В этот момент я сумел рассмотреть сквозь весь гнев Элис тревогу и беспокойство за нас. Она переживала… очень сильно.
Гнев скрывал ее истинные эмоции. Эмоции страха. Страха за наши жизни.
– Это все? – спросила наконец Элис.
Я посмотрел на свою семью. Лина и Ник кивнули. Я видел в их глазах страх и недоумение. Они были в растерянности и боялись не меньше меня самого.
Элис, прошу! Скажи, что происходит!
Но задавать ей вопросы, когда она пребывала в таком настроении духа, бессмысленно.
– Тогда пошли,– решительно заявила Элис.
Мы все взялись за руки.
– На счет три,– командовала Элис,– Раз… два… Три!
Прыжок!
Дружный и одновременный!
Мы повисли над полом прихожей, а весь мир был окрашен в желтый.
Вокруг нас тянулась лента вариантов вселенной, сменяя один за другим сотни кадров, каждый из которых был размером с нас самих.
Мы стояли.
Элис не решалась прыгать.
Я старался говорить со всем спокойствием:
– Элис, прошу… пока мира не существует. Пока мы никуда не опаздываем, скажи, что происходит?
Элис развернулась к нам лицом. Она с искреннем сочувствием посмотрела на нас всех, сначала на меня, потом на Лину, потом на Ника. И снова ее взгляд вернулся ко мне.
Слезы едва не стояли у нее в глазах.
– Он знает,– сказала она,– Марсель все знает про вас. Про тебя, Лина. И про тебя, Ник. Он в ярости. Он собрал совет всех прыгающих нашего города. Будет суд. Все собрались. Леди Анна и господин Гримальди на нашей стороне, разумеется. Но то, что будет происходить сейчас, не знает никто. Мне очень жаль… Верховный комитет прыгающих в полном составе. Марсель рвет и мечет. Мы будем вас защищать.
От этих слов мое сердце сжалось. Я знал, что-то же чувство испытывают и мои родные: Лина и Ник. Лина прижала Ника к себе сильнее. Я видел, как ему было страшно.
Этот день настал.
Нам не удалось скрывать от Марселя правду всю жизнь.
Но как? Никто из нас не прыгал уже давно…
– Где это будет? – спросил я.
– Там, где проходят все эти собрания – в заброшенном храме. Там места хватает для всех. Никто из обычных людей не бывает близко к этому месту и на десять километров. Там все в безопасности.
– Если там будет Марсель, то никто не в безопасности.
Элис кивнула.
– Вы готовы? – спросила она.
Нет! Мы не были готовы!
Никто из нас!
– Простите, что так резко вас разбудила, но леди Анна требовала срочного вашего прихода. Там уже все рвут и мечут. Все ждут вас. Я должна….
– Мы все прекрасно понимаем, Элис,– утешила ее Лина,– никто не был готов к этому. Все в порядке. Если там леди Анна и господин Гримальди, то нам нечего бояться. Мы готовы. Прыгаем.
Элис внимательно смотрела на нас, будто хотела понять наши истинные чувства.
А потом она проследила за полетом одного кадра и сказала:
– Нам туда.
Мы прыгнули.
Желтая пелена рассеялась, и перед нами открылся реальный мир. И это был его не самый удачный вариант.
Крайне неудачный…
Уши мне сразу заложил шум. Я был с закрытыми глазами – слепило солнце. Но вскоре я привык и к шуму толпы, и к солнцу. Меня окружал хаос.
Начнем с того, где мы находились. Это действительно был заброшенный разрушенный храм. Такие места очень редкое можно увидеть в наши дни. Но, видимо, одно из них сохранилось. От всего здания остались только стены. Никакого потолка или крыши, или купола, или что здесь было раньше не было. Над нами было только открытое голубое небо и яркое солнце. Стены были полуразрушенными. Но все они были когда-то золотыми, а сейчас эта позолота стала стираться с них. Тут и там виднелись уродливые серые пятна. Практически везде штукатурка уже отпала. Пол был плитчатым. Но большая часть этой плитки была треснута или вообще превратилась в мелкие камни. Вдоль были длинные скамьи, которые были сооружены в виде амфитеатра. Как они все сюда перетащили? Не знаю. Но как на футбольном матче, люди: мужчины и женщины разных возрастов сидели друг над другом и громко о чем-то спорили.
Их здесь собралась целая толпа! Они шумели, кричали, обсуждали… Все говорили свое мнение.
Серая масса.
Я посмотрел в открытую деревянную дверь, которая вела на улицу – ни души. Это было абсолютно безлюдное и забытое Богом место. По стенам уже полз вездесущий зеленый плющ. Между каменных плит прорастала трава. Государство окончательно забыло про этот храм.
Сейчас это место стало для большого совета прыгающих. Удивительно! Но все эти люди – жители нашего города. Может, здесь еще были приезжие – кто знает.
Марсель собрал всех, кого знал.
Все сидели на своих местах, кроме представителей самого ВКП – Верховного комитета прыгающих и их помощников.
Так, как мы только появились, перед нами возникла леди Анна с очень обеспокоенным видом.
– Вы пришли…– подскочила она к нам.
Нас сразу окружили наши друзья: леди Анна, господин Гримальди, Ника и Ник (чтец мыслей).
Он сразу нам серьезно сказал:
– Он хочет убить вас.
Легче нам от этого не стало.
Я все же надеялся на защиту ос стороны своих друзей, но по их взгляду понимал, что они мало, что могут сделать.
Мои друзья сильно изменились за восемь лет.
Леди Анна уже не казалась той молодой величественной женщиной. Сейчас ей было уже около сорока, но она сохранила в своей внешности все те черты, которые сводили всех с ума и меня в том числе. На ней было белое атласное платье. На его фоне особо сильно выделялись роскошные все те же рыжие кудри и сверкающие зеленые глаза. Лицо покрывали маленькие морщинки, но они только подчеркивали важность и статус этой женщины. Руки ее стали удивительно тонкими и серыми. На тыльной стороне кисти и на запястьях отчетливо были видны вены.
Господин Гримальди – напротив – для меня практически не постарел за все это время. Этому человеку вполне можно было проиграть в игре «кто дольше проживет», ведь господин Гримальди отличался своей живучестью и способностью сохранять форму. Сейчас на нем была белая футболка и белые джинсы с белыми туфлями. В руках он по-прежнему держал свою черную трость, а глаза были завязаны черной тканью. Какой след оставили годы на нем? Стало меньше седых волос на голове и появилось немного больше морщин. Кожа слегка ссохлась, но это могло быть и от палящего солнца. Это все. В остальном господин Гримальди остался все тем же живчиком – ходил быстро и говорил громки, четко, внятно и по делу. Мудрость свою за восемь лет он нисколько не растерял. Но сейчас в свете нынешних событий выглядел очень серьезно.
– Хорошо, что вы быстро пришли,– сказал он нам,– не бойтесь – мы с леди Анной защитим вас.
Что касается Ники, то она стала взрослой и самостоятельной девушкой. Или уже женщиной. Ей было уже двадцать восемь лет, и она выглядела ровно на свой возраст. Высокая, стройная, красивая… руки и лицо были взрослыми – уже не девичьими. Но при все при этом она нисколько не утратила той красоты, что в молодости так очаровала меня. Моя любимая ученица выглядела замечательно! На ней была легкая белая блузка и синие обтягивающие джинсы. На ногах, как и у Лины, белые туфельки на босой ноге. Открытые руки Ники на первый взгляд показались мне слишком худыми. Но волосы ее уже не были такими длинными. Ника постриглась, и теперь ее белые пряди спадали каскадом на плечи. И очки. Обычные, не черные очки. Раньше их не было.
Голос Ники со временем тоже претерпел изменения – стал более женственным и твердым. Словом, взрослым.
– Они тут с самого утра се рвут и мечут! – подметила она.
И конечно Ник. Чтец. Тот самый мальчик, которого я когда-то спас. Тогда он был ровесником моего сына, а сейчас… он молодой совершеннолетний парень. Как он изменился! Высокий, стройный, красивый, подтянутый. С черными короткими волосами. Красивое мужское лицо, но все те же глаза, которые могут узнать все, о чем ты думаешь. На нем была голубая майка, а поверх нее одета рубашка в синюю клетку с коротким рукавом. Джинсовые шорты и светлые кроссовки с короткими белыми носками. Увидев нас, Ник широко улыбнулся.
Когда он подошел, то я впервые заметил, как он вымахал! Был выше меня… И голос его возмужал.
– Слышали бы вы сейчас Марселя! Как он матерился…
И хорошо, что не слышали…
Я был рад снова оказаться в компании свои друзей. Сейчас мне уже не было так страшно, как тогда у ленты, когда Элис рассказала нам, в чем было все дело.
– Он узнал про вас все,– сказала леди Анна,– понять не можем, как он это сделал!
– И плохо, что вы нам ничего не рассказали,– подметил господин Гримальди,– мы тоже сегодня все узнали в первый раз… Мы не злимся на вас, но все же лучше было рассказать про Николаса. Сейчас будет труднее.
А мы так старались скрыть правду…
Ладно. Что было в прошлом – осталось в прошлом. Важно то, что происходит с нами сейчас. А сейчас ровным счетом ничего хорошего не происходит.
Я отвел Николаса в сторонку и присел. Он чуть не плакал!
– Тише, Ник, тише… все будет хорошо. Не бойся ничего,– говорил я ему.
Я отвел взгляд в сторону и увидел Лину, которая смотрела на нас. Она кивнула мне и вернулась к разговору с нашими друзьями.
– Я не буду злится на тебя, если ты мне расскажешь все,– сказал я ему.
Ник кивнул.
– Скажи мне… Ты прыгал?
– Я… Пап, прости!
– Ничего. Все в порядке.
– Я гулял. За мной побежали собаки. Много собак. Дворовые. Я испугался. Бегал я медленно. И прыгнул, чтобы спастись.
– Почему не рассказал мне?
– Боялся выглядеть трусом перед тобой.
– Ты для меня никогда не будешь трусом. Все будет хорошо. Иди ко мне.
И я обнял его. Так крепко, как только мог. Я не хотел отпускать его!
Он – мой сын.
Мой мальчик…
Я люблю тебя.
Тогда мне показалось, что я обнимаю его в последний раз…
– Уже все начинается,– поторопила меня Элис.
Элис? Про не я умолчал. Знаете, она тоже претерпела изменения. Она была моей ровесницей, ровесницей Лины. Сейчас Элис была взрослой девушкой. Вся молодость как-то испарилась с ее лица. Элис очень быстро стала казаться мне зрелой. Лицо стало более худым, на щеках виднелись маленькие морщинки. Как-то быстро она постарела, но была очень худая. Не знаю, что не так! Диета неправильная, наверное… черные волосы уже не были такими прямыми шелковистыми и мягкими. Они стали более жесткими и секущимися. Как и у Ники, ее волосы стали короче, но еще короче, чем у Ники, и потому не доставали даже плечи. И руки стали взрослее. Одета она была очень просто, как и все. Легкая футболка с неприметным рисунком, обтягивающие джинсы с подворотами у ступни и белые туфельки на босой ноге, но с высоким каблуком. Там, где у ступни кожа оголялась от джинс я заметил татуировку цветочка. Была ли она там всегда – я уже не знал.
Словом, время не пощадило никого из нас.
Легкая молодость ушла.
Мы стали взрослыми.
Все до последнего.
И все мы стояли на защите только одного человека – нашего Николаса.
В первую очередь именно ему угрожала самая большая опасность. Мы были готовы стоять за него до последнего.
Вернувшись в строй своих друзей, я наконец заметил еще две фигуры, которые не сидели на скамьях, как все.
Это были наши враги.
Начну я с Беллы, которая стояла совсем в стороне от своего возлюбленного. Она тоже стала взрослой, как и все мы. Та детская красота исчезла с ее лица. Она стала взрослой женщиной. Изменилась она сильно. Во-первых, сильно выросла. Белла была очень высокая, когда в молодости была вовсе не высокого роста. У нее были длинные черные волосы, даже слишком длинные и черные очки. Во-вторых, даже по ее внешности я понял, что ее характер изменился. Исчезла куда-то та былая злость и ненависть, которая была у нее. И одета она была слишком вызывающе. Белая блузка, а поверх черный пиджак с подвернутыми рукавами. Черная короткая юбка, а дальше – голые длинные гладкие ноги. Грудь стала намного больше. Видно – она сделала себе кучу операций. И сейчас она больше походила не на фотомодель, которой, видно, хотела быть, а на проститутку.
Сейчас она просто стояла в стороне и сидела в своем телефоне, осторожно тыкая в него своими ярко-накрашенными пальцами.
А вот что касается моего главного противника – Марселя, то он ровным счетом не претерпел никаких изменений! Так-то вот!.. И это было самым странным. Он остался все таким же молодым девятнадцатилетним учеником колледжа. Правда! Совсем жизнь его не покалечила. Ни капельки не сломалось его идеально ровное красивое лицо. Не изменились и большие сильные руки. Ни накаченное тело, ни осанка – ничего не изменилось. Светлые волосы средней длинны все также блестели в лучах солнца, а взгляд холодных голубых глаз заставлял мою душу разом похолодеть. Он был одет в темно-синие джинсы, белые кроссовки, белую майку и расстегнутую голубую рубашку. Черные очки крепились у него на голове.
– Вот и они,– сказал он все тем же противным холодным молодым голосом.
В том, что Марсель вообще не был человеком, я еще никогда так сильно не сомневался.
Пожалуй, эта вся картина, которая царила сейчас в этом месте.
А дальше началось самое страшное.
В зале неожиданно повисла тишина.
Белла отвлеклась от своего телефона и просто держала его в руках перед собой.
– Смотрите на них! – указал Марсель на нас пальцем. – Нарушители закона!
– Прежде чем обвинять их, скажи сначала, что именно они нарушили,– возразил господин Гримальди.
– Да, пожалуйста!
Марсель противно заулыбался. Ему явно нравилась его роль.
– Плохо, однако, ты преподавала своему ученику, Алиса.
Было ясно, что Марсель обращается к Элис.
– Не выучил он твой последний урок. Домашнюю не делал? А, Ал?!
А потом Марсель торжественно обратился к толпе, указывая пальцем прямо на меня.
– Это человек! – говорил он во все горло. – Нарушитель одного из самых важных законов о прыжках! Он взял себе второго ученика.
Толпа взволновалась.
Марсель снова повернулся к нам, но на этот раз смотрел на Лину.
– В законе также сказано, что любой человек, обладающий прикладным материалом, обязан быть обучен,– ответил на это господин Гримальди,– и какая разница, кто обучил эту девушку? Другой учитель или же Ал? Она все равно обучена по праву! У нее есть талант!
– И где же он сейчас?!– фыркнул Марсель.
– Исчез, когда оборвалась связь с источником,– вышла вперед сама Лина.
Все охнули и смотрели на нее.
У Марселя начался нервный тик под глазом.
Ха!
– У меня было два прикладных таланта. Один был с рождения, а другой появился позже,– объяснила Лина,– сначала я встречалась во снах с мужем. Мы не знали друг друга и вообще сомневались в существовании друг друга. Он и я… мы подружились во снах, контролируя все, что там происходило, как в Идеальном измерении, а потом встретились друг с другом в реальной жизни, и наш прикладной материал исчез. И у него, и у меня. Но потом Ал уехал к себе в город, и у меня открылся второй талант – я стала чувствовать все эмоции, которые ощущал Ал. На расстоянии… Когда же я сама приехала к нему, то цепь, связывающая источник и талант разорвалась. Источник – то, что мы были с ним вместе. Когда мы вместе, нам никакой талант не нужен.
