Илья Алексеевич Беляев
Трое из Скотланд-Ярда
Уже в камере Оскар спросил у него:
– Чего ты натворил-то? Грохнул кого-то?
Американец не ответил.
– Я вот тоже грохнул. Проблема в том, что это не та земля, на которой мне разрешено убивать. Вот в Лондоне я мог позволить, что угодно. Мы с братцем унаследовали власть в банде, которую боялось полгорода. Он был умнее меня, вел все преступные дела, делал закупки оружия и наркотиков, инвестировал. А я пропивал все заработанные им деньги. Потом брата порешали. И банда стала разваливаться на кусочки. Сначала ушли важные шишки, захватив с собой крупную часть сбережений. Мелкие бандиты вроде и остались, а с другой стороны, что они сами могут сделать? Полиция-то просекла, что банда ослабела, значит можно начать действовать. Они отлавливали наших одного за другим. По приказу Артура Несбита их всех приговорили к расстрелу. Всех, кто хоть как-то взаимодействовал с нами. Только мне удалось уйти от наказания, меня спас главный помощник этого Артура, иронично. А ты умеешь слушать, приятель.
Американец никак не реагировал.
– Ты немой, или что-то в этом роде?
Сосед по камере по-прежнему молчал.
– Кивни головой хоть для приличия. Эй, я с тобой разговариваю! – Оскар встал, подлетел к американцу и толкнул его в плечо. Это была ошибка.
Он словно сорвался с цепи, схватил англичанина за робу и начал бить. Долго. Настоящий град сокрушительных ударов, ломающих кости. Проблема Оскара Эванса заключалась в том, что на деле он ничего из себя не представлял. Вся его опасность и власть сходились на “Бескрылых стервятниках”, которых больше не было. Он считал себя выше остальных, за что и поплатился. Через пару часов двое тюремщиков вынесла бездыханное тело Эванса, а американцу, в качестве благодарности, подселили другого убийцу. Меньше заключённых – меньше проблем.
5.
9 сентября 1878 года. Дом Несбитов в Бирмингеме.
– А если серьёзно, Пени, почему ты так потолстела? – спрашивал маленький Брайан.
Пени всегда смотрела на живот, в котором своего часа ждал ребёнок одного из соседей, и отвечала что-то вроде: “Съела арбузную семечку, и теперь во мне растёт арбуз”. Брайан же смеялся на это и не замечал выражения лица сестры.
После инцидента прошло больше пяти месяцев, живот невозможно не заметить. Пени перестала быть собой после случившегося, часто запиралась одна в комнате и плакала. В ту злополучную ночь, когда до приезда отца оставалась всего пара дней, она снова заперлась. Папа не приезжал после произошедшего, а в письмах она не могла поведать ему о ситуации.
Артур и Брайан спали, а потому не моги услышать звук падения стула и помочь Пени. Только на утро, когда старший брат попытался войти к ней в комнату, они что-то заподозрили. Сестра не отвечала на стук и крики. Артур решил попасть к ней через окно. Тогда он и увидел её. Тело Пени висело на веревке, подвешенной к люстре, которую отец устанавливал на совесть, а потому вес девушки она выдерживала без особых проблем. Артур не мог дышать, всё внутри сжималось, через мгновение он завопил, истязая собственное горло. Из глаз ручьём потекли слёзы, руки бешено тряслись. За дверью Брайан пытался достучаться до Артура и вывести его из этого состояния. Голос сестры звучал в голове старшего из оставшихся детей Несбитов. Он прислушивался, успокаивался. Настоящий мужчина должен прятать эмоции от окружающих. Рукавом он вытер лицо, открыл дверь. Теперь Брайан должен пройти то же самое, что и брат. Волну несогласия, сопротивления, принятия и отчаяния. Но в случае с ним все эти этапы длились куда дольше.
– Кто это сделал? – захлёбываясь, спросил Брайан.
– Она сама, – сухо ответил брат.
– Что? Почему?
– Когда-то мы поймём. А сейчас её нужно снять. Положим на кровать, а когда папа приедет, похороним.
– Почему ты так просто об этом говоришь? Почему тебе всё равно?
– Давай снимем её. Нет, иди к себе. Я всё сделаю сам.
Артур взял кухонный нож, вернулся в комнату сестры и запер дверь. Поставил опрокинутый стул и встал на него. Перерезал верёвку, его движения были ровными и уверенными, хладнокровными и беспощадными. Пени, как кукла, упала на пол. Артур так же холодно спустился к ней, освободил шею сестры от петли. Погладил синяки, оставленные верёвкой. Ком подступил к горлу, но мальчик сдержался. Он поднял её на руки, не чувствуя веса, и уложил на кровать, накрыв пуховым одеялом.
6.
18 апреля 1912 года. Госпиталь Беллвью, Нью-Йорк, США.
Я умер? Как здесь пусто. Ничего не видно. Если жизнь после смерти выглядит именно так, то дайте мне револьвер, я застрелюсь. Вот чёрт, не могу пошевелиться. Ладно, подожду. Кажется, перед самой кончиной я сказал, что мне нужно подумать. Значит буду думать.
Что же со мной не так? Я был глубоко убеждён, что моё дело правое. Но я сомневаюсь не в этом. Сомневаюсь в том, что сохранил рассудок. Когда я убивал в Уайтчепеле, мне казалось, что могу себя контролировать, могу жить без всего этого. Но случай в Форест Роу открыл мне глаза. Себя обманывать бессмысленно: я хотел убить мельника не для того, чтобы наказать, но для собственного наслаждения. Хотел увидеть дыру в его лысеющей голове, кровь, струящуюся сквозь неё. Я зависим от этого. Смерть стала частью моего существования, она всегда окружала меня.
Потрошитель тоже зависим, именно поэтому сошёл с ума. Убийства необходимы ему для поддержания психического здоровья. А может он обезумел, ещё когда только начал убивать? Возможно. Тогда и я утратил разум, убив букмекера. Плата за выполненную работу, общее благо требует…
На “Титанике” я снова чуть не убил. Жизнь Губерта была в моих руках, я жаждал забрать её. Эта власть опьяняет, мутит голову. Такой властью никто не должен обладать. Убийцы обязаны понести наказание. К слову об этом, понесёт ли кто-то наказание за смерти на “Титанике”? Директор, конструктор, капитан, да любой моряк повинны в катастрофе. Кровь на их руках.
Я и сейчас хочу убивать. Новая жизнь в самом деле существует, для меня ей стала Сара. Но старая жизнь активно влезает в новую. Не знаю, сколько смогу держаться, но буду пытаться ради девочки. Почему-то мне всё ещё кажется, что я жив. Чувствую, как дышу, чувствую лёгкие потоки прохладного воздуха на лице. Даже, кажется, что-то слышу.
– Зажим, сестра, будьте любезны. Благодарю. Протрите мой лоб, да вот так. Так, почему пациент дёргает пальцами? Вы давали ему морфий?
– Нет. Он был без сознания.
– Ну так тащите сюда морфий! Он так и умереть может.
– Ааа… – простонал Джонатан.
– Нет, молчите, пациент.
– Что случилось? – еле слышно спросил Келли. В его груди что-то омерзительно булькало.
– Ради всего святого, замолчите, – прошипел врач сквозь плотную маску. – В вас выстрелили. В упор. Вы были обязаны умереть, но де́ржитесь изо всех сил. Это уникальный случай, с таким мы ещё не работали. Пуля пробила грудину, задела трахею, но пока всё под контролем. Мы как раз собирались вытащить её. Думаю, жить будете, если, конечно, замолчите. Но сохраните ли голос – большой вопрос.
– Девочка? – болезненно спросил убийца.
– Закройте же рот. Она ждёт в коридоре. Попросила впустить её, когда мы закончим. Впустим, не волнуйтесь. Вы всё спросили?
Пациент кивнул.
– Отлично. Сестра, дайте ему морфий. И побольше.
7.
7 апреля 1885 года. Недалеко от Нортгемптона, Англия.
Артур молчаливо смотрел на своего отца, инспектора Скотланд-Ярда. Он сильно изменился с момента их последней встречи: лицо высохло, глаза побелели, а залысины стали ещё масштабнее. Иногда отец тяжело кашлял, прикрывая рот платком, а затем с кислой миной разглядывал ткань. Карета неспеша направлялась в сторону Лондона, кучер периодически насвистывал унылые мелодии.
– Не рано ли мне служить в полиции? – спросил семнадцатилетний Артур. – Разве не нужно пройти какое-нибудь обучение?
– Нет, самое время заняться делом всей жизни. Тебе никакое обучение проходить не нужно, всё необходимое расскажет и не раз покажет мой дорогой друг, инспектор Фредерик Абберлайн.
– А почему не ты?
– Я возвращаюсь в Бирмингем, – после долгого молчания ответил старший Несбит. – Твой брат нуждается в заботе и контроле. Как он, кстати, поживает?
После смерти Пени Брайан стал часто убегать из дома. Поначалу Артур пытался искать его, но тщетно. Как оказалось, младший Несбит связался с ребятами постарше, которым было весело накачать мальчика наркотиками. К слову, ему и самому это нравилось. Стал исчезать всё чаще, приходить домой всё позже.
– Отлично поживает, – соврал Артур. – А ты больше не вернёшься в Скотланд-Ярд?
– Нет, у меня туберкулёз, Артур. Мог бы и заметить, ты потомок великих инспекторов, в конце концов.
– Я даже не до конца знаю, что вообще из себя представляет туберкулёз.
– Плохо. Кхе-кхе… Очень плохо. Как и всегда. Всегда всё плохо.
– Ну да, только у тебя всё хорошо, – прошептал Артур. – Скажи, почему, ты всё ещё не наказал убийц Пени? – он повысил голос.
– Никаких убийц не было. Она повесилась, ты же сам это видел.
– Думаешь, она была счастлива, уходя из жизни? Да это и не жизнь была, с тех самых пор, когда наши чёртовы соседи вломились в дом и…
– Это не моя вина. Ты виноват, что не досмотрел за сестрой.
– Мне было десять лет! Неужели, когда мама умерла, ты не подумал, что тебе стоит стать главой семейства и взять ответственность за нас на себя? Ты всегда убегал, всегда прикрывался работой и благими делами. Стоило оно того? Пени мертва, я еду на службу, которая не принесёт мне счастье, а Брайан наркоман, в свои-то 13 он перепробовал почти всё. Так не должно быть. Ты помогаешь людям, которых не знаешь, при этом совершенно забыв о собственной семье.
– Ты всё сказал, щенок? – не смотря на него, совершенно спокойно спросил отец.
Артур отвернулся. Перевёл взгляд на бегущие за окном поля. Это был их последний разговор с отцом. Через месяц он умрет в собственной постели.
8.
14 апреля 1912 года. Где-то в Атлантике.
После того, как Уильям Стед выбросил Джонатана за борт, он решил напоследок посетить курительную комнату. Там он встретил молодого богато одетого гражданина, который резал вены, предпочёл умереть так, нежели утонуть в ледяной воде. Стед присел в мягкое кресло, практически слился с ним. Вынул из оставленной кем-то упаковки сигару и не спеша закурил. Со временем пачка стала заметно тоньше. Выкурив очередную сигару, журналист хотел было поспать, но судьба распорядилась с ним иначе, куда более жестоко. Трещина “Титаника” прошла прямо через курительную комнату. На пару секунд Стед увидел открытый океан. Ему даже показалось, что всё обойдётся, и оставшаяся на плаву часть корабля не утонет. Но она пошла вслед за первой. О дальнейшей судьбе Уильяма Стеда ничего не известно. Его тело так и не было найдено, но и среди выживших его не было.
9.
16 июля 1918 года. Недалеко от города Реймс, Франция.
Догорающий костёр потрескивал, приятно согревая собравшихся вокруг него солдат. Было уже темно, и хоть каждый из них хотел спать, никто не решался уйти первым, потому что англичане не доверяли американцам, а американцы англичанам. Они устало держались за винтовки, кто-то еле слышно насвистывал незамысловатую мелодию. Их лица и руки покрыты толстыми слоями грязи, на которую уже никто не обращал внимания.
– Ничего, – заговорил один англичанин, почёсывая недельную щетину, – совсем скоро всё закончится. Вот увидите: побьём немца и вернёмся к своим семьям. У меня, представляете, перед самой войной сын родился. Я на него только один раз взглянуть успел, и забрали на фронт. Многое мы с вами прошли, товарищи. Пусть кто-то прошёл не так много, но я благодарен Господу и вам всем.
Плотный лопоухий американец громко усмехнулся. Он бросил в костёр веточку, которой до этого рисовал домик на земле.
– Действительно, многое прошли, – заговорил худощавый англичанин в круглых потрескавшихся очках. – Вот только… Для чего всё это было? Понятно, что нам, простым солдатам, не нужно задаваться таким вопросом. Великая война подходит к концу, но какой ценой? Миллионы убитых, ещё больше раненых. Даже боюсь представить, сколько судеб сломала эта бесполезная война.
– Бесполезная? – оживился плотный американец. – Ты вообще кто такой? Видно, что ты ничего не смыслишь в войне.
– Я Джеймс Томпсон, полицейский из Скотланд-Ярда. Да, я не стратег и не генерал. Я простой человек, который мог и не идти на эту войну. Но я обязан защищать мою страну, мой дом, моих друзей. В первые же дни войны я добровольцем отправился на фронт. Не один раз был ранен, но и не думал возвращаться в Англию. Я терял товарищей, командиров. В прошлом году немцы травили нас каким-то газом. Но ничего, выжил.
– Ты совсем ничего не понимаешь. Немцы – зло. Мы должны не просто победить их и заключить какой-нибудь договор. Нет. Все они – твари, которые не достойны жить. Наша цель – истребить их.
– Геноцид? Странно, где же вы, глубоко осведомлённые всем, чем только можно, были всю войну? Вы сидели в своей Америке, поджав хвосты. Пока мы проливали кровь, вы гуляли в парках и читали газеты. Если вы думаете, что, подключившись к войне в последний год, можете полноправно считать себя победителями, то вы глубоко заблуждаетесь. Вы не сидели месяцами в окопах, боясь уснуть. Не видели смерть тех, кто был вам дорог. Не угасали от дизентерии и испанки.
– Значит ты считаешь себя победителем? – американец переломил другую веточку.
– Я считаю себя лишь виновником чьих-то смертей. Каждую ночь, если мне удаётся поспать, я вижу глаза убитых мной людей. От этого не уйти, не забыть. Я не хотел этой войны, но большим дядям захотелось показать, какие они сильные. Вот только сами дяди сидят в своих золотых дворцах и изредка спрашивают у министров, как дела на фронте. Им нужна эта война, а нам нужно только чистое небо над головой и уверенность в завтрашнем дне. Дне, когда все станут по-настоящему равны и свободны.
Солдаты молчали, поглядывая на тлеющие угли. Стало совсем темно. Джеймс встал, отряхнул штаны и натянул на голову фуражку.
– Всем доброй ночи, – проговорил он.
Англичане ответили взаимными пожеланиями, а вот два американца только зло посмотрели на него.
– А англичанин дело говорит, – промямлил сидевший на бревне американец с перевязанной головой. – Война ведь только смерть несёт.
– Видать, тебе по лбу куда сильнее прилетело, чем я думал, – встал плотный. – Ты что такое несёшь?! Мы мир несём. А чтобы мир просуществовал как можно дольше, немцев надо истребить.
– А вот я думаю, что бо́льшая часть из них тоже не хочет воевать. Вспомни, что писали в газетах. Под рождество стрельба прекращалась и все вместе праздновали. Эх, жаль, что мы не застали этого.
– А ну-ка перестань! О, придумал. Давай пойдём и прибьём этого умника.
– Зачем?
– Чтобы неповадно было.
– Он же на нашей стороне, – поморщился перевязанный.
– И что? Его взгляд на происходящие события вовсе не соответствует нашему. Значит можем прибить.
– Эх. Если не пойду, то ты и меня прибьёшь, верно?
– Смекаешь.
– А как прибивать-то будем?
– Задушим. Всё равно никто не услышит, а если и услышит, то ничего не сделает. Вон он лежит. Я буду душить, а ты руки держи. И бей его под дых, если брыкаться станет.
– Не нравится мне это, но пошли.
Американцы подождали, пока все уйдут, встали и на цыпочках приблизились к засыпающим англичанам. Они осторожно ступали между ними. Солдаты были уставшими, поэтому не обращали внимания на хруст веток под ногами американцев. Приблизившись к Джеймсу, они переглянулись. Плотный перевернул его на спину и схватил за горло. Полицейский тут же проснулся и стал отталкивать напавшего, но безуспешно, он был слишком тяжёлым. Тут Томпсон почувствовал несильный удар по левому боку.
– Не жалей его! Бей сильнее, – скомандовал душивший его американец.
Второй послушался и действительно ударил сильнее, настолько, что рёбра Джеймса затрещали. Он потерял много воздуха. Сил хилого полицейского явно не хватало, чтобы сопротивляться, тем более, что они стремительно кончались. Постепенно пальцы, державшие руки напавшего, разжались. В глазах потемнело. Попытки поймать воздух завершились. Джеймс лежал и не двигался.
– Э! – крикнул один из проснувшихся солдат. – Ребята, можно, пожалуйста, потише?!
– Мы уже закончили, – ответил плотный.
– Куда тело денем? – прошептал перевязанный.
– Вот в эти кусты оттащим.
– А не близко ли? Вдруг кто найдёт?
– Не найдёт. Давай, помоги мне.
Плотный американец наверняка справился бы и сам, но ему нравилось помыкать перевязанным. Совместными усилиями они унесли тело Джеймса, бросили его в небольшую канавку, находившуюся за кустами, растущими неподалёку.
На утро никто действительно не заметил пропажу Томпсона. Солдаты просто ушли, даже не вспомнив о нём. Однако американцы не слишком-то старались, прибивая тощего англичанина. Полицейский лишь потерял сознание. Очнувшись и выплюнув заполнившую рот грязь, он поднялся, выполз из канавы. На полянке уже никого не осталось. Только вчерашние костры чернели среди вытоптанной травы. Серое небо нагнетало жуткую ситуацию безысходностью. Товарищи Томпсона могли пойти только в лес. Значит следующие пару часов ему предстоит скитаться в поисках остатков армии и стараться не наткнуться на стаю волков.
10.
4 июня 1888 года. Дом Несбитов в Бирмингеме.
– Здравствуй, брат, – повторил стоявший в дверях родного дома Артур. – В гости приехал.
– Ах, это ты! – восхитился Брайан. – Заходи. У нас тут небольшой… праздник.
– Что празднуете? – спросил полицейский, расстёгивая пиджак.
– Эм… да так, замечательный день.
– И много вас тут? – Артур вдруг почувствовал мерзкий запах тухлого мяса и чего-то вроде кошачьей мочи.
– Да, много. Я не считал конечно, но гостей предостаточно.
– Это те самые гости, к которым ты убегал после смерти Пени.
– Угу. Вот только не начинай мне снова рассказывать о сестре, – замахал руками Брайан. – Это дело старое, не будем к нему возвращаться. Вот, лучше закури.
Младший Несбит протянул Артуру скрученную бумажку с зелёным содержимым.
– Воздержусь, – сквозь зубы прошипел полицейский.
– Как знаешь. Тогда я сам. Давай за мной.
Несбиты оказались в комнате, которую раньше гордо называли гостиной. Сейчас же во всех углах сидели, лежали и находились в различных позах друзья Брайана. Все они принимают наркотики большую часть жизни. Вряд ли хоть кто-то из них заметил появление нового гостя, а если и заметил, то отреагировать никак не мог. Всюду летали облачка дыма от скуренных сигарет, группой лежавших в щели старого дивана. Смесь запахов нервировала полицейского, он не мог разгадать ароматы, если их можно так назвать.
– Давай к делу Брайан, – прищурился Артур. – Меня прислал Фредерик Абберлайн.
– Тот мужик, который работал с отцом?
– Именно. Видишь ли, для него я пока не представляю особой ценности. Я участвую в расследованиях, но этого мало. Мне нужен собственный трофей. Однажды я заметил, как трое оборванцев пристают в даме. Прострелил одному из них колено, без предупреждения. Остальные разбежались. Даму звали Линда. Теперь мы очень тесно общаемся. Я бы хотел, чтобы она пожила немного здесь, в Бирмингеме, а именно в этом самом доме. Поэтому либо мы прямо сейчас арестовываем твоих дружков, за что я получаю уважение от начальника, а потом вместе убираем мусор. Либо я арестовываю тебя и выгоняю гостей, выстрелив в одного из них. Для меня уже нет особой разницы.
– Не совсем понимаю… – Брайан почесал затылок. – Повтори-ка.
Повторять не пришлось. На запястьях младшего Несбита щёлкнули наручники. Артур затолкал его в маленькую каретку, выданную в Скотланд-Ярде, и доставил Абберлайну, за что действительно получил его уважение. Только дело на этом не кончилось. Как оказалось, полицейским не так важны людские жизни. На Брайана повесили несколько нераскрытых преступлений и приговорили к расстрелу. Так Артур потерял последнего родного человека.
11.
21 апреля 1912 года. Скотланд-Ярд.
Анна недоверчиво смотрела на Джеймса, сидящего за столом Артура. Её голубые глаза резко бегали в поисках какого-то подвоха.
– Не переживайте, мисс Брэдли, – дружелюбно проговорил Томпсон, положив локти на стол. – Инспектора Несбита тут нет. Он больше не станет преследовать вас, я всё уладил…
– Зачем вы меня освободили? – перебила его девушка.
– Для восстановления справедливости. Разве виноват человек, который защищал собственное дитя? Разумеется нет. Вы очень помогли нашему делу, поэтому мы отблагодарили вас.
– Где мой сын? – громко спросила она.
– В больнице. Операция уже оплачена, более того, она уже завершена. Прогнозы врачей весьма положительные. Малыш Брэдли здоров, нужно лишь немного восстановиться.
Анна сжала губы, невольно опустила брови.
– Я гарантирую вам безопасность. Мы с мистером Келли купили для вас с сыном небольшой домик, недалеко отсюда. Ещё раз благодарю вас, мисс Брэдли. Когда вы вернётесь в цветущий Уайтчепел, знайте: в этом есть и ваша заслуга. А теперь позвольте предложить вам кое-что.
– Слушаю.
– Дом это, конечно, хорошо. Но для жизни нужны ещё и деньги. Я хочу предложить вам работу в нашем архиве. Я лично обучу вас. Могу гарантировать достойную оплату труда. В любые времена нужно помогать друг другу.
– Я подумаю, мистер Томпсон, – после долгого молчания ответила девушка. – Но сейчас, при всём уважении, я хочу увидеть сына.
– Разумеется. Я не стану торопить вас с решением, – Джеймс встал, подошел к распахнутому окну. – Эй, Билл! Отвези мисс Брэдли в больницу. Она должна увидеть здорового ребёнка.
12.
18 июля 1918 года. Недалеко от города Реймс, Франция.
Золотой рассвет означал постепенный приход тепла, которого так не хватало Джеймсу. Почти сутки он провёл в одиночестве. Живот неустанно взывал о помощи. Пару раз полицейский падал, хватался за больное ребро и ждал окончания приступа боли. Из-за холода он двигался медленно, осторожно шагая по веткам, шишкам и камням. Странно, многие месяцы в окопах на жутком морозе и полной антисанитарии вовсе не закалили его. Вчера несколько раз срывался дождь, его дырявые сапоги стали протекать ещё год назад, так что в мокрых ногах не было ничего удивительного. Ночью он не прекратил движения, но замедлил его ещё больше. Наконец Джеймс вышел на большое поле. Доходившая до колена трава шелестела под действием прохладного утреннего ветра. Томпсон, развернувшись, увалился на неё, стал принимать солнечное тепло. Пару минут он с закрытыми глазами морщился от лучей.
Наконец почуял запах дыма. Вдалеке догорал, судя по всему, большой костёр. Он тут же побежал к месту привала. Сил не было, но Джеймс бежал, спотыкался и падал. Тут же поднимался. Дым шёл из приличных размеров углубления, в котором стояло множество палаток. Нет, его не смутило, что он и его боевые друзья всегда ночевали под открытым небом. Томпсон просто хотел поскорее оказаться рядом с товарищами. Спуститься по горке, сохранив вертикальное положение, у него не получилось. Джеймс упал, но не потерял улыбку на лице.
К сожалению, это были вовсе не товарищи, а группа немецких дезертиров. Сдерживаемая цепью сторожевая собака сообщила им о прибытии чужака. Перед полицейским предстал высокий ариец в остроконечном шлеме. Так называемые пикельхельмы были заменены на более практичные штальхельмы ещё два года назад. Значит эта группа немцев отбилась уже довольно давно.
Ариец в шлеме, судя по всему главный в группе, рявкнул, подбежало ещё несколько. Схватили Джеймса за руки и поволокли к костру. Он не осознавал, что происходит. Угодить в руки дезертиров означало верную смерть. Джеймса уже это не волновало.
Ариец что-то грозно проплевал пленнику прямо в лицо. Взял металлический прут, лежавший рядом, и сунул его странной формы конец в огонь. Немцы разорвали мундир англичанина, оголив бледную костлявую грудь. Теперь он начал подозревать, что сейчас будет. Кто-то передал арийцу большую перчатку: держать горячий прут становилось всё труднее. Джеймс предпринял несколько попыток освободиться, но только получил по зубам. Через пару минут прут был уже перед его лицом. Нагретый докрасна немецкий орел на конце железки смотрел на пленного и смеялся над ним. Прямо как высокий ариец. Он прижал клеймо к груди Джеймса. Округа залилась истошным непрерывным криком. Он чувствовал, как орёл входит всё глубже в кожу. Пара секунд пыток превратилась для англичанина в целую вечность. После наказания наступила тишина. Осталась только боль. Только огненный чёрный орёл на груди Джеймса.
13.
20 апреля 1912 года. Скотланд-Ярд.
Артур уже восемь раз пересмотрел списки спасшихся с “Титаника”, и каждый раз сына там не было. Он так и не успел помириться с ним.
Несбит уже решил свою дальнейшую судьбу, оставалось только вспомнить всё. Он вспоминал небольшой домик на краю Бирмингема, сад которого тонул в одинаковых яблонях. Вспоминал старшую сестру, которая заменила ему мать. Вспоминал младшего брата, при родах которого мать и умрела. Вспоминал отца-полицейского, который на целые месяцы уезжал, чтобы работать в Лондоне, в Скотланд-Ярде. Вспоминал, как во время одной такой командировки в дом влезли два соседа и надругались над сестрой. Вспоминал, как после этого она выла по ночам. Вспоминал, как беременная сестра ушла в свою комнату, а на утро он вытаскивал её из петли. Вспоминал, как брат убегал из дома, а возвращался еле стоящий на ногах от наркотиков. Вспоминал, как кашляющий отец отвёз юного Артура в Скотланд-Ярд. Вспоминал, как его потрепал по волосам Абберлайн и сказал, что из него точно вырастет что-то стоящее. Вспоминал, как Абберлайн рассказывал ему о полицейских делах. Вспоминал спасённую им от “Бескрылых стервятников” девушку, на которой женился. Вспоминал, как задержал своего брата, торгующего наркотиками. Вспоминал радость от рождения детей. Вспоминал навсегда изменившее его жизнь дело Джека-Потрошителя. Вспоминал, как спивался после потери жены. Вспоминал, как хотел покончить с собой. Вспоминал, как лишился старшего сына. Вспоминал все годы службы в полиции. Вспоминал Уильяма и загадочные убийства богачей из Уайтчепела. И наконец, потерю младшего сына.
Артур взглянул в окно. Улица была совершенно обычной, но Несбиту казалось, что всё создано именно для него. Он выдвинул ящик. Отложил в сторону письмо. Достал револьвер. Взвёл курок. Приставил оружие к голове. Подумал, что на этот раз никто его не остановит. Прикрыл глаза.
Без стука в кабинет влетел Джон Вуд.
– У нас там опять полицейский пропал… Э! Ты чего это делаешь?
– Догадайся.
– Догадался.
– А теперь проваливай, – Артур смотрел в потолок, не убирая оружие от виска.
– Погоди, с каких таких дел ты решил отправиться к праотцам?
– Мой сын умер. Зачем мне теперь жить? Уходи.
– Не уйду.
Артур выстрелил Вуду в ногу. Тот даже не пискнул, просто тяжело опёрся о стену.
– Сдаёшь позиции, старик. Меткость подрастерял.
– Если бы хотел попасть, то попал бы.
– Ну так давай. Стреляй. В меня или в себя. Всё едино. Вот только если застрелишься, то знай, что я займу твоё место. Этот кабинет, звание. Вообще всё.
– Ты же знаешь, что я не позволю этого. Уходи, говорю тебе в последний раз.
– Как знаешь, – покачал головой Вуд. – Только давай побыстрее, долго их сдерживать я не смогу.
Вуд, хромая, вышел из кабинета. Артур знал, что после выстрела полицейские направились к его кабинету. Значит тянуть нельзя. Он раскинулся в кресле, приставил револьвер к виску.
– Простите меня, дети мои. Простите меня те, кого я подвёл.
Артур выстрелил.
14.
22 апреля 1912 года. Морг, Лондон.
Джеймс знал, что обитель Бенджамина Бранэта – место не из приятных. Он никогда не посещал его личный морг, поэтому не знал, чего ожидать. Сырое помещение, в котором он оказался, чем-то напомнило ему Уайтчепел, в котором Томпсон рос. Из дальнего кабинета была слышна речь. Гостей тут быть не может, значит Бенджамин разговаривает с трупами. Неудивительно.
– Мистер Бранэт, – обратился полицейский, оставаясь на приличном расстоянии от кабинета, – мне нужно с вами поговорить.
– Ты из Ярда? – спросила высунувшаяся лысая голова. – Артур прислал?
– Я в самом деле из полиции. Но Артур мёртв, поэтому я действую по собственной инициативе.
Бенджамин удивился. Решил выйти и поговорить. Снял гигантские кожаные перчатки, вытер руки о халат.
– Чем это пахнет? – тихо спросил полицейский. – Формалин?
– Да, – оскалился патологоанатом. – Но не о нём вы хотели поговорить.
– Вы правы, мистер Бранэт. Хотел поговорить об убийствах в Уайтчепеле.
– Газет я не читаю, так что ничего сказать не могу.
– Не держите меня за дурака. Я всё прекрасно знаю. Вам не нужно бояться, Артур застрелился. Уильям, тот нахальный парниша, которого Несбит посылал к вам, утонул. А Джонатан Келли убит. Вы знали, что это он орудовал в Уайтчепеле?
– Догадывался. Что ж, вы пришли чтобы арестовать меня за то, что я научил его перерезать горло? Уверяю, я схвачу вон тот скальпель и убью вас быстрее, чем вы успеете что-либо сделать.
– Вы неправильно меня поняли, – успокаивал его Джеймс. – Я был информатором мистера Келли. Получается, мы с вами в одной лодке. Я пришёл, чтобы поблагодарить вас. Полиция не будет иметь к вам никаких претензий. А память о ваших старых грехах умерла вместе с Артуром.
Бенджамин свысока смотрел на него, играя желваками.
– И ещё одно, мистер Бранэт.
– Я слушаю.
– Я верю, что, когда придёт время, вы выберете правильную сторону. Всего вам наилучшего.
15.
18 апреля 1912 года. Госпиталь Беллвью, Нью-Йорк, США.
Джонатан еле дышал. Прерывистые потоки воздуха, выходившие изо рта и носа, больше напоминали храп, нежели дыхание. Тишина пустой палаты звенела в ушах. Он не думал ни о чём, только отрешённо смотрел в потолок. Действие морфия понемногу сходило на нет, и он начинал чувствовать первые ниточки острой боли в груди и ноге.
Послышался скрип двери. Неуверенными шагами к нему подошла Сара. Джонатан невольно улыбнулся, спровоцировав лёгкий приступ боли.
– Привет, – чётко проговорила она.
Келли незаметно кивнул.
– Что за книжка? – безобразно хрипло спросил он. Думал, что Сара испугается голоса, но она никак не отреагировала.
– Врач дал мне почитать. Я не совсем понимаю название, но тут говорят, как устроено сердце. Тебе больно?
– Нет, – прохрипел Джонатан. – Я должен сказать нечто важное. Если ты хочешь продолжить свой путь со мной, то должна знать.
– Да?
Впервые за долгие годы жизни Келли его челюсть застучала, пальцы судорожно затряслись.
– Я убийца, Сара. Мой нож отправил шесть человек на тот свет. Я забираю жизни. От этого не уйти, поэтому ты должна знать.
Девочка долго смотрела ему прямо в глаза. Он не выдерживал этого голубого взгляда. Мог спокойно сверлить Артура, Джеймса, Уильяма, Потрошителя, многих жутких людей. Но сейчас ему было страшно… страшно и стыдно. Каждая секунда молчания терзала. Тут Сара взяла его за дрожащую ладонь, успокоив.
