bannerbannerbanner
полная версияСтарообрядчество и церковный раскол

Игорь Аркадьевич Родинков
Старообрядчество и церковный раскол

Полная версия

Когда царь Федор вошел в лета, он проявил большие способности в управлении государством. За его короткое царствование окончательно был решен вопрос о вхождении в состав России Восточной Малороссии и Запорожья. А главное он уничтожил местничество. Под местничеством в России понимался обычай московских бояр кичиться родовитостью и занимать в соответствии со службою предков места в военной и гражданской иерархии, в придворных церемониях и за царским столом. Московские цари во благо государства боролись с этим явлением. Уже во времена Грозного объявление службы без «мест» встречается все чаще и чаще. В последние годы царствования Алексея Михайловича это вошло в обычай. Теперь оставалось только раз и навсегда обратить обычай в закон. В 1682 году на заседании Боярской думы было решено уничтожить местничество. Разрядные книги, куда записывались все распоряжения правительства по военной и гражданской службе, были сожжены, а для памяти потомства знатные фамилии были записаны в особые родословные книги.

В начале царствования Феодора Алексеевича положение Никона ухудшилось. Это было связанно с тем, что в опалу попал его доброжелатель Артамон Матвеев. Его перевели в Кириллов монастырь, где над ним установили более строгий надзор. Страдая от угара в дымных кельях, теряя остатки здоровья, старец едва не скончался от «невыразимого томления», помышляя лишь о вечности, оставив мирские попечения и житейскую суету. Однако мудрая тетка царя, царевна Татьяна Михайловна, всегда относившаяся к Никону с большой любовью, убедила нового государя поставить перед Московским собором 1681 г. вопрос о дозволении старцу вернуться в Воскресенскую обитель, братия которой подала челобитную с мольбой о судьбе ссыльного первосвятителя. Патриарх Иоаким долго не соглашался, но весть о принятии Никоном схимы и его плачевном телесном состоянии решила дело: благословение на возвращение было дано.

День своего освобождения Никон предузнал заранее по тайному благодатному предчувствию. К всеобщему изумлению он вдруг велел своей келейной братии собраться и отдал распоряжение готовиться в путь. Путь этот, ставший его последним земным странствием, послужил одновременно дорогой его духовного торжества. Весь водный путь по рекам Шексне и Волге до города Ярославля народ с почестями встречал бывшего патриарха. В сретение старцу выходили насельники окрестных монастырей, стекавшиеся местные жители благоговейно просили архипастырского благословения. Но силы уже окончательно оставляли его, и 17 августа 1681 года в Ярославле, в обители Всемилостивого Спаса Никон мирно почил в кругу своих верных сподвижников и духовных чад. В день смерти ему исполнилось 76 лет 2 месяца и 24 дня, из коих низложенный патриарх Никон пробыл в ссылке 15 лет.

Царь велел перевести тело усопшего в Воскресенский монастырь. Патриарх Иоаким не пожелал приехать на погребение Никона, и погребальный обряд совершил новгородский митрополит Корнилий, причем Никона, по желанию царя, отпевали, как патриарха. После того царь написал Вселенским патриархам, чтобы они разрешили поминать его патриархом. Положительный ответ был получен уже после смерти царя, и Русская церковь так и поминает его сейчас.

***

Главным церковным вопросом в царствование Федора Алексеевича был Раскол. Царь хотел облегчить участь старообрядцев, но жестокосердие патриарха Иоакима не позволило ему это сделать. А Раскол тем временем быстро разрастался. Приверженцы старой веры убеждали в своей правоте народ и увлекали его за собой. Скрываясь от преследований, старообрядцы устраивали тайные скиты в лесах внутренних русских областей: костромской, брянской, керженской и др. Северное Поморье тоже сделалось приютом приверженцев старой веры; отсюда оно распространилось по Новгородской и Псковской областям. На юге Раскол распространился среди донских казаков, а на севере – в отдаленной Сибири.

Московский собор 1681 г. постановил усилить розыски раскольников, как их именовала официальная церковь, и придавать их сожжению на костре. Он также запретил продажу их сочинений и старых книг, учредил строгий надзор над домовыми церквями, молельнями, скитами и часовнями, где часто староверы совершали свои богослужения. Сила была, конечно, у правительства, но победить Раскол силой было невозможно, необходимо было духовное оружие, а его-то власти и недоставало. Вскоре после собора наступила развязка в судьбе пустозерских узников: Аввакума, Федора, Лазаря и Епифания.

За 14 лет заключения в Пустозерском остроге Аввакум написал около 70 произведений и множество писем. Он, то обращался к властям с увещеванием вернуться к старой вере, то писал к своим единомышленникам, ободряя их, возбуждая их фанатизм, призывая к страданиям за истинную веру. Аввакум обратился к царю Федору Алексеевичу с дерзкой челобитной, в которой устрашал сына загробными муками отца за потворство никонианам. Наконец, по его наущению в день Праздника Крещения 1682 г. московские старообрядцы ворвались в Архангельский собор в Кремле и вымазали дегтем надгробие царя Алексея Михайловича. Это было последней каплей. По настоянию патриарха Иоакима царь согласился предать пустозерских страдальцев сожжению в срубе.

Казнь последовала в пятницу – в день страстей Христовых, 14 апреля 1682 г. Всех их вывели на площадь, где был приготовлен сруб. Играло ясное весеннее солнце, точно приветствуя этих выходцев из ямы, в которой они так долго томились. Более четырнадцати лет не видели они света Божия, ни неба, ни других красот природы. Бодро и радостно вошли они в сруб. Толпа людей, сняв шапки, молчаливо окружила место казни. Подожгли дрова, и сруб запылал. Протопоп Аввакум успел еще обратиться к народу с прощальным словом. Подняв высоко сложенную в двуперстие руку, он завещал: «Вот будете этим крестом молиться, вовеки не погибнете». Когда мученики сгорели, народ бросился собирать на память их кости, чтобы разнести потом по всей русской земле.

Сжигание пустоозерских сидельцев как вида казни был выбран не случайно. Оно преследовало цель пресечения почитания их могил и останков. Но со временем на месте сожжения появился крест, называемый Аввакумовым, и власти его не посмели тронуть.

***

Аввакум предсказал, что царь умрет через две недели после казни старообрядцев. Так оно и получилось. 27 апреля 1682 г. хилый и болезненный с малых лет царь Федор Алексеевич скончался.

Но проблема Раскола осталась. Остро стояла она и в правление царевны Софьи (1682 – 1689). Патриархом при ней оставался Иоаким, человек крутой и жесткий, яро ненавидевший старую веру и ее последователей. Он не ограничился преследованием только живых исповедников древней святой веры. Так, он вычеркнул из лика святых княгиню Анну Кашинскую, скончавшуюся за триста лет до Раскола, запретил службу ей и самые мощи ее скрыл под спудом только потому, что руки святой были сложены в двуперстие. Запретил он и службу преп. Евфросина Псковского, потому что в ней, как и в его житии, удостоверялось древность сугубой аллилуйи.

Последней попыткой старообрядцев овладеть церковью стали стрелецкие восстания 1682 года. Первое восстание было в мае 1682 г. Оно закончилось казнью некоторых, ненавистных стрельцам, бояр и воцарением на русском престоле Петра и Ивана при регентстве царевны Софьи. Второй стрелецкий бунт, получивший название «хованщины» был в июле 1682 года.

«Хованщина» была самым лучшим временем для восстановления старой веры. Начальником стрельцов был князь Иван Андреевич Хованский, тайный приверженец старообрядцев. Бунт поддержали не только стрельцы, но и многие посадские. Его целью было не только восстановление старой веры, но отмщение за соловецкую осаду и сожжение Аввакума, Лазаря и других вождей старообрядцев в Пустозерске.

Сторонники старой веры, опираясь на стрельцов, затеяли спор о вере. Это произошло 5 июля 1682 г. в Грановитой палате Кремля. Нововведения защищали патриарх Иоаким, ряд епископов и духовенства. На стороне старообрядцев был поп Никита Добрынин, прозванный Пустосвятом, инок Савватий Соловецкий, о. Сергий, Савва Романов и другие в сопровождении охраны и выборных от стрельцов и посада. При споре как посредники присутствовала царевна Софья, другие царские особы и знатные бояре. Упорство и страстность староверов произвели более сильное впечатление на присутствующих, чем богословская аргументация епископов и психологически победа склонялась в их пользу. Чтобы не дать староверам возможности воспользоваться начальным успехом и этим подорвать авторитет церковных и государственных властей, Софья прервала прения и пригрозила, что в случае дальнейшего проявления неуважения к иерархии и власти она с царями уедет из Москвы.

Староверы покинули Грановитую палату торжествующими. Современники писали: «Победихом, победихом», – кричали они и поднимали руки, – «Тако слагайте персты, веруйте люди по-нашему. Тако веруйте. Мы всех архиереев перепрахом и пострамиша. Нам-де государи приказали по-старому креститися». Они пели церковные песнопения и благодарили Бога за победу.

Но их торжество продолжалось не долго. Следующий соборный диспут был назначен на 7 июля. Однако он не состоялось, так как Софья решил устранить сторонников старой веры силой и подкупом. За ней стояли дворяне – хребет московского государства – и регулярные полки. Часть стрельцов заколебалась после того как выборным от стрельцов и их начальникам было выплачено годовое жалование, а некоторые получили повышение в чинах. А когда остальным стрельцам были жалованы винные царские погреба, все московское стрелецкое войско в течение трех дней отошло от мятежа.

В это время вожди раскола из духовенства были схвачены верными власти частями. Рано на рассвете 11 июля на Красной площади Никита Добрынин был обезглавлен, а другие отцы были сосланы.

Хованский побоялся защитить своих единоверцев. Он даже через несколько дней после казни Никиты женился на вдове дьяка Лариона Иванова. Между стрельцами и холопами началась рознь. Софья тем временем со всем двором уехала из Москвы и этим поставила себя и правительство вне пределов досягаемости стрельцов и московской черни.

 

Затем вызванный к Софье под предлогом обсуждения вопроса церемониала князь Хованский был схвачен, обвинен в злоупотреблениях и превышении власти и казнен 17 сентября. Вместе с ним казнили еще несколько стрелецких выборных. Оставшиеся без военных и духовных вождей стрельцы очень быстро присмирели. Не выступив ни в защиту старообрядцев, ни на помощь Хованскому, они пропустили последнюю возможность захватить власть, восстановить старую веру и усилить свое влияние в Москве.

Давая оценку «хованщины» А.А. Безгодов в календаре Древлеправосланой Поморской Церкви на 2002 год писал: «Хованский со своими мечтами о старой Вере так же был одинок при дворе, как и десять лет до этого боярыня Морозова и княгиня Урусова. Сами старообрядцы, мало интересовались вопросами политики, были совершенно не подготовлены к борьбе за власть, многие считали «борьбы за Веру» неприемлемой для истинных христиан».17

На этом прямые политические следствия Раскола заканчиваются, хотя раскольничьи смуты долго еще вспыхивали то тут, то там – по всем необъятным просторам русской земли. Раскол перестал быть фактором политической жизни страны, но как душевная незаживающая рана он наложил свой отпечаток на все дальнейшее течение русской жизни.

Смысл Раскола с точки зрения русского самосознания

В попытках осмысления духовной составляющей России XVII века обратимся к книге митрополита Иоанна Снычева «Самодержавие духа». В главе «Раскол как явление русского сознания» он пишет: «Как явление русского самосознания, Раскол может быть осмыслен и понят лишь в рамках православного мировоззрения, церковного взгляда на историю России.

Уровень благочестия русской жизни XVII века был чрезвычайно высок даже в ее бытовой повседневности. «Мы выходили из церкви, едва волоча ноги от усталости и беспрерывного стояния, – свидетельствует православный монах Павел Алеппский, посетивший в это время Москву в свите Антиохийского патриарха Макария. – Душа у нас расставалась с телом оттого, сколь длительны у них и обедни и другие службы… Что за крепость в их телах, и какие у них железные ноги! Они не устают и не утомляются… Какое терпение и какая выносливость! Несомненно, что все эти люди святые: они превзошли подвижников в пустынях», – удивлялся Павел россиянам.

Слова его, конечно, не следует воспринимать буквально. Да и длительное стояние в церкви само по себе еще ни о чем не говорит. Однако всякий, имеющий внутренний молитвенный опыт, знает по себе, сколь невыносимо тягостно пребывание в храме «по обязанности» и как незаметно летит время, когда Господь посещает наше сердце духом ревностной, пламенной молитвы, совокупляющей воедино все силы человеческого естества «миром Божиим, превосходящим всякое разумение» (Флп. 4:7).

Помня об этом, мы по-новому оценим и ту приверженность обряду, то благоговение перед богослужебной формой, которые, несомненно, сыграли в Расколе свою роль. Говоря «умрем за единый аз» (то есть за одну букву), ревнители обрядов свидетельствовали о высочайшем уровне народного благочестия, самим опытом связанного со священной обрядовой формой.

Только полное религиозное невежество позволяет толковать эту приверженность богослужебной форме как «отсталость», «неграмотность» и «неразвитость» русских людей XVII века. Да, часть из них ударилась в крайность, что и стало поводом для Раскола. Но в основе своей это глубокое религиозное чувство было здоровым и сильным. Доказательством служит тот факт, что, отвергнув крайности Раскола, Православная Россия доселе сохранила благоговейное почтение к древним церковным традициям.

В каком-то смысле именно «избыток благочестия» и «ревность не по разуму» можно назвать среди настоящих причин Раскола, открывающих нам его истинный религиозный смысл. Общество раскололось в зависимости от тех ответов, которые давались на волновавшие всех, всем понятные в своей судьбоносной важности вопросы:

– Соответствует ли Россия ее высокому служению избранницы Божией?

– Достойно ли несет народ русский «иго и бремя» своего религиозно-нравственного послушания, своего христианского долга?

– Что надо делать, как устроить дальнейшую жизнь общества, дабы обезопасить освященное Церковными Таинствами устроение жизни от разлагающего, богоборческого влияния суетного мира, западных лжеучений и доморощенных соглашателей?».18

Разночтение в обрядах было лишь внешним проявлением Раскола. Его суть в разной трактовке взглядов на бытие России. Об этом говорили многие мыслители прошлого. Так, Николай Бердяев в своей работе «Русская идея» следующим образом оценивал сущность Раскола:

«Ошибочно думать, как это часто раньше утверждали, что религиозный раскол XVII в. произошел из-за мелочных вопросов обрядоверия, из-за единогласия и многогласия, из-за двуперстия и пр. Бесспорно, немалую роль в нашем расколе играл низкий уровень образования, русский обскурантизм… Обскурантское обрядоверие было одним из полюсов русской религиозной жизни, но на другом полюсе было искание Божьей правды, странничество, эсхатологическая устремленность. И в расколе сказалось и то и другое. Тема раскола была темой историософической, связанной с русским мессианским призванием, темой о царстве. В основу раскола легло сомнение в том, что русское царство, Третий Рим, есть истинное православное царство. Раскольники почуяли измену в церкви и государстве, они перестали верить в святость иерархической власти в русском царстве. Сознание богооставленности царства было главным движущим мотивом раскола… Раскол был уходом из истории, потому что историей овладел князь этого мира, антихрист, проникший на вершины церкви и государства. Православное царство уходит под землю. Истинное царство есть Град Китеж, находящийся под озером. Левое крыло раскола, наиболее интересное, принимает резко апокалиптическую окраску… Раскольники провозгласили гибель московского православного царства и наступление царства антихриста. Аввакум видит в царе Алексее Михайловиче слугу антихриста. Когда Никон сказал: «Я русский, но вера моя греческая», – он нанес страшный удар идее Москвы, как Третьего Рима. Греческая вера представлялась не православной верой, только русская вера – православная, истинная вера. Истинная вера связана с истинным царством. Истинным царством должно было бы быть русское Царство, но этого истинного царства больше нет на поверхности земли. С 1666 г. началось в России царство антихриста. Истинное царство нужно искать в пространстве под землей, во времени – искать в грядущем, окрашенном апокалиптически. Раскол внушал русскому народу ожидание антихриста, и он будет видеть явление антихриста и в Петре Великом, и в Наполеоне, и во многих других образах. Образовались раскольничьи скиты в лесах. Бежали в леса, горы и пустыни от царства антихриста… Раскол подорвал силы русской церкви, умалил авторитет иерархии и сделал возможной и объяснимой церковную реформу Петра. Но в расколе было два элемента – религиозный и революционный. Значение левого крыла раскола – беспоповства – в том, что он сделал русскую мысль свободной и дерзновенной, отрешенной и обращенной к концу. И обнаружилось необыкновенное свойство русского народа – выносливость к страданию, устремленность к потустороннему, к конечному».19

***

Уже в середине XVII века перед Россией встала дилемма, по какому пути развития идти? Перед страной явно проступало три пути развития.

Один из них, который был сформулирован еще в начале XVI века старцем Филофеем, это идея Москвы, как Третьего Рима, именно его придерживались старообрядцы (староверы), движение которых вылилось в защиту «древнего благочестия».

Николай Бердяев так излагает идею Москвы, как Третьего Рима: «После народа еврейского русскому народу наиболее свойственна мессианская идея, она проходит через всю русскую историю вплоть до коммунизма. Для истории русского мессианского сознания очень большое значение имеет историософическая идея инока Филофея о Москве, как Третьем Риме. После падения православного византийского царства Московское царство осталось единственным православным царством. Русский царь, говорит инок Филофей, «един-то во всей поднебесной христианский царь». «Престол вселенския и апостольския церкви имел представительницей церковь Пресв. Богородицы в богоносном граде Москве, просиявшую вместо Римской и Константинопольской, иже едина во всей вселенной паче солнца светится». Люди Московского царства считали себя избранным народом… Миссия России быть носительницей и хранительницей истинного христианства, православия. Это призвание религиозное. «Русские» определяются «православием». Россия единственное православное царство и в этом смысле царство вселенское, подобно первому и второму Риму. На этой почве происходила острая национализация православной церкви. Православие оказалось русской верой. В духовных стихах Русь – вселенная, русский царь – царь над царями, Иерусалим та же Русь, Русь там, где истина веры». 20

Об идее русского мессианства, которую в первую очередь поддерживали старообрядцы, говорил крупный славист, специалист по истории духовной культуры России С.А. Зеньковский в своей работе «Русское старообрядчество». «Все царства сойдутся в Руси» – это выражение можно понимать или как указание на объединение всех православных русских земель в одну нацию, или же, как надежду на то, что все христианские народы составят вместе с Россией одно единое царство после того, как она превратится в единое царство Божие, царство Святого Духа. Пока же Русь должна только хранить чистое православие. Ее исторические задачи и обязанности в отношении православия и всего христианства, во всяком случае, определились, как охранно-консервативные, а не миссионерски-экспансионные. Более того, новая доктрина возлагала на Россию не новые права, а новые обязанности. Эти обязанности были четко определены: сохранение русским народом истинной православной веры до грядущего конца мира и сохранение самого русского народа в чистоте и святости православного учения». 21

Старообрядцы после Никоновской реформы выступили защитниками идеи Москвы – Третьего Рима, сторонниками сохранения самобытности России и Русской Православной Церкви, или «древнего благочестия», как они говорили. Ведь Русь, по их мнению, уже сподобилась Божией благодати и превосходит весь мир своим благочестием. Как считали старообрядцы, весь христианский мир, «исказивший» свою веру под гнетом мусульман, как греки, или владычеством римского папы, должны обращаться к России как к образцу православного благочестия. Так, Никита Пустосвят утверждал, что «в Российском государстве-царстве исстари самая истинная православная вера» и что она уже давно «благодати Божия сподоблена бысть». А в Челобитной царям Ивану и Петру Алексеевичам инока Сергия (1682 г.) утверждается: «Великое же Российское царство, Третий Рим, благочестием всех превзыде и все благочестие в него воедино собрася. И един российский под небесем христианский царь именуется во всей вселенной».

Свою правоту старообрядцы обосновывали, в том числе, и решениями Стоглавого собора 1551 года, закрепившими самобытные правила Русской Православной Церкви (например, двуперстное сложение при крестном знамении было запрещено менять под страхом анафемы). Формой выражения борьбы с изменением общего духовно-политического курса страны стала борьба за сохранение древней обрядности.

Церковная реформа, по мнению старообрядцев, меняла не только обряды, она изменяла тем важнейшим религиозно-философским установкам, которым служила Россия последние полтора века. Никоновская реформа и поддержка ее царем Алексеем Михайловичем показались защитникам «древнего благочестия» крахом, катастрофой, полной погибелью «Третьего Рима», уже воссиявшего на просторах Московского государства. И самое страшное для них было даже не в том, что «древнему благочестию» изменил патриарх. Самое страшное было в том, что измена исходила от царя – единственного истинного православного царя во всей Вселенной. А это значит, что Божий мир, которым правил русский царь, рушился на глазах. Для них была дика даже мысль, о проклятии церковными иерархами тех, кто соблюдал старые обряды, в том числе двуперстое знамение. По их мнению, под проклятие подпадали и все предки русского народа, в том числе Сергий Радонежский, Александр Невский и Креститель Руси – князь Владимир.

В эсхатологической доктрине раннего старообрядчества центральным был вопрос о том, как смотреть на переживаемое время, и он сводился к учению о времени пришествия в мир антихриста. Открытый спор об антихристе шел в среде староверов с самого начала. Еще до реформы, в 1648 году, в Москве появилась «Книга о вере», которая пророчила наступление «последних времен»: предтеча антихриста – папа римский, а явление самого антихриста связывали с 1666 годом (напомним, что 666 – это «число зверя»в Откровении Иоанна Богослова). Апокалиптические настроения еще более усилились, когда именно в 1666 – 1667 гг. на церковном соборе были осуждены и лишены духовного звания протопоп Аввакум и его сторонники.

 

В этой сложной и грозовой духовной атмосфере в старообрядческой среде рождаются несколько толкований учения об антихристе. Некоторые считают, что антихрист уже явился в мир, и угадывают его в патриархе Никоне, и даже в самом царе. Другие были более осторожны и называли патриарха и царя лишь его предтечами. И к концу века утверждается учение о «мысленном», или духовном, антихристе – уже пришедший антихрист властвует на земле, но невидимо, в образе самой никонианской церкви. В 1694 году учение о приходе мысленного антихриста было провозглашено в качестве догмата на старообрядческом соборе в Новгороде.

Признание прихода антихриста, ожидание скорого конца света стали главными причинами «убегания» старообрядцев в далекие края, на край света. Они «убегали» не просто от власти, а от «антихристовой» власти, не из Московского государства, а из царства антихриста.

***

Другой путь развития России во всемирно-историческом процессе был связан с ориентацией на греческое православие, почитавшееся во всем православном мире как вселенское (стоит напомнить, что Константинопольский патриарх почитался первым среди других православных патриархов).

Именно этого пути придерживался Никон, сформулировав свою позицию, как патриарх словами: «Я русский, сын русского, но вера моя греческая». Сторонников этого пути стали именовать «грекофилами». Они считали, что хватит Руси идти особняком от других народов, надо возвращать Русскую Церковь на путь вселенского православия.

«Грекофилы» хотели перенести на Русь опыт современной греческой догматики и, соответственно, принципы схоластико-догматического мышления. Инициаторам такого перенесения казалось, что этот опыт, неизмеримо более глубокий, древний и распространенный в православном мире, нежели собственно российский. Он позволит поднять русское православие на новую высоту, расширить его богословскую базу и все это, соответственно, усилит влияние русского православия, Русской Церкви и Российского государства среди других православных народов, позволит России принять на себя обязанности Вселенского православного царства. Именно эта идея – созидание на основе России Вселенского православного царства – была ведущей в «грекофильской» среде. В этом и был главный смысл никоновской церковной реформы.

Рейтинг@Mail.ru