Галина Маркус
Цвета индиго

Увы, вернуть душевное равновесие оказалось сложнее. Кетл боролся с раздражением и непониманием. Все его существо противилось воле Лайдера, он не мог принять целесообразность того, что его, только-только начавшего продвигаться в самое сердце Знаний, заставили остановиться.

Сначала приходилось налаживать быт в горах, искать источники воды и энергии, организовывать питание и, главное, защиту. Практическое применение знаний, разумеется, необходимо. Но как только он решил, что настало время вернуться к чистой науке, к знаниям ради знаний, к познанию Сил и их действия, его тотчас же прерывают. Кетл не стал скрывать от самого себя: Теаюриг попал в точку, упомянув о его личном удовольствии, но ведь при этом он не отходил от своих обязанностей, и разве познания одного разумного не вливаются потом в общее Знание илле?

Разумеется, землянка не виновата. Ее цвета чисты, и она индиго – и это помогает ему оставаться к ней расположенным. Он радовался, что принял решение спасти ее. Но теперь приходится пожинать плоды своего поступка, хотя этот поступок и был абсолютно верен.

Истинная сущность звезд… Кетл знал, что и ему самому стоит сейчас к ней обратиться. Силы посылают ему это чудо каждую ночь, и он никогда не пропускает этого послания. Ему надо понять, что ему делать дальше. Неужели теперь вся его жизнь должна быть посвящена обслуживанию и помощи землянке, будь она хоть полным индиго. Но он-то ведь не индиго! Чего ждут от него Силы? Возможно, Теаюриг поступил вопреки их воле? Тогда надо будет ему объяснить… Свою часть работы Кетл сделал, он не мог допустить смерти индиго, он привел им землянку, а с ней – знания о Старе, сыне Кеунвена. Вот кто, кстати, мог бы поселить ее в своей пещере. Это было бы гораздо логичнее. Кеунвен живет в некотором отдалении от других, и он-то как раз настоящий индиго. К тому же, Паттл Исия спасла его сына, кому же, как не ему…

А ведь это и в самом деле удивительно, подумал вдруг Кетл. Все, что она сделала, говорит о невероятной храбрости. Так как же она боится того, чего не станет бояться даже ребенок? Дороги в горах, темноты в пещере…

Он с любопытством перевел взгляд на свою гостью, увидел ее цвета и обомлел.

***

Они стояли на самом краю обрыва, а вокруг колыхалось сияющее море – перед ней, над ней и под ней, со всех сторон. Нет, не море, а целый океан света – слепящего золотого света, пронизывающего все ее тело насквозь, как будто она – всего лишь прозрачная невидимка, не имеющая плотности. Свет входил и выходил через нее, она растворялась в нем, плавала в его переливах – у золотого оказалось столько оттенков, золото это было и раскаленным, и мягким, и твердым, и плавким, казалось, все ее существо сейчас лепится заново, преобразовывается, то теряет, то приобретает новую форму. А может, она уже летит, раскинув руки, навстречу этому свету, который поглотит ее навсегда, сожжет без остатка, и это и есть ее самое большое желание!

Сзади оставался только маленький островок, кусочек скалы, только его тусклый свет чуть-чуть загораживал беспредельное зрелище. Нет, это нельзя назвать зрелищем, только состоянием. Это нельзя наблюдать, а можно лишь пережить. Можно сойти с ума от такой радости, от того, что тебя больше нет, а есть только этот свет, но ты и есть этот свет, ты его малая часть, пусть только он разрешит тебе влиться, соединиться с ним, а при этом ты не растворишься, а только кристаллизуешься, а можешь, тебя вылепят заново, только уже настоящей, такой, как…

– Довольно. Пойдем, – произнес тихий голос рядом, но она только безумно замотала в ответ головой.

Кто-то держит ее за руку, она вдруг ощутила помеху – ей не дают взлететь. Патрисия дернула рукой, пытаясь освободиться, и тут… все прекратилось.

В глазах потемнело – после такого невыносимого сияния казалось, что вокруг одна чернота. Ее руку по-прежнему крепко держал Кетл. В темноте она разглядела фигуру рядом, но не сразу осознала, что снова видит. Видит самым обычным способом – глазами. Они стоят на жутком обрыве, за ними – скала, внутри которой пещера. Всего несколько шагов до края обрыва, а вокруг – внизу, наверху, везде – звездное волшебство. Звезды невероятно близки и огромны. Пат словно стоит на мысу маленького корабля посреди звездного океана – и плывет, или летит куда-то вместе с этим корабликом. Зрелище волшебное, завораживающее, совершенно бесподобное. Но…

– Зачем… – тускло спросила она. – Зачем ты вернул мне это дурацкое зрение… им ничегошеньки не увидишь.

Кетл молчал, ей показалось, что он потрясен, но ей было сейчас все равно – раз невозможно вернуть то ослепительное сияние внутри себя.

– Тебе… тебе больше нельзя, – так же тихо произнес он.

– Почему…

– Я не знаю, – только и выговорил тот, у кого имелись ответы почти на все, – но на тебя это действует не так, как на илле. Свет может забрать тебя насовсем. Не думаю, чтобы Силы хотели этого, – не слишком уверенно добавил он.

– Это со всеми землянами так? – спросила Патрисия прежде, чем поняла, что сморозила глупость – никто из землян никогда не находился в ее положении.

– Я не знаю, – однако, ответил дор.

Патрисия печально смотрела на немеркнущий свет – видимые облики звезд казались ей теперь холодными и далекими. Ничего, кроме разочарования, она сейчас не испытывала. Внизу по-прежнему темнел страшный обрыв, и пути, по которому они пришли, отсюда не видно. Но страх не возвращался. Потрясение, которое она пережила, словно уничтожило его на какое-то время.

Впечатления все-таки отступали, и Патрисия приходила в себя. Куртка осталась в пещере, но Пат не чувствовала холода. Однако Кетл потянул ее обратно, и она повернулась к нему, только сейчас сообразив, что впервые увидит его физическое обличье. Его спина мелькнула в проходе, и под светом звезд Пат успела отметить, что он, хоть и выше ее самой, но ниже, к примеру, Стара. Широкоплечий, худой, но, наверное, жилистый. Темные прямые и, должно быть, жесткие волосы доходили ему до плеч, а из одежды она успела разглядеть лишь подобие плаща, как у рыцарей на старинных картинах.

Войдя в пещеру, она и вовсе перестала что-либо различать, и дора тоже – теперь у нее не было даже внутреннего взгляда. Просить снова себя «ослепить» – пожалуй, чересчур. Особенно после того, как она истерично требовала вернуть обычное зрение. Но ее еще переполняли впечатления звездного сияния, она видела перед собой его слабые отголоски.

Сейчас ее, правда, беспокоило и нечто другое, совсем не возвышенное. Она лихорадочно соображала, как лучше сказать об этом «профессору». В общении со Старом она использовала земное слово «туалет», потому что в илините подходящего не нашла, а Стар ей иного не подсказал. Он быстро сориентировался в ее санузле и – хвала, как говорится, Силам – ее участия в этом не потребовалось. Когда ему было надо, он шел «очиститься» или «обновиться». Но – она с ужасом вспомнила – делал он это единственный раз в день, причем только утром.

– Ты должна произносить свои желания вслух, – помог ей дор Кетлерен, – мне приходится смотреть на твои эмоции, скажи, в чем ты нуждаешься сейчас или что хочешь спросить?

– Я… мне нужно… я бы хотела… – начала она, мучительно подбирая слова и радуясь, что в темноте не видно, как она краснеет. – Ну, я ведь много пила, и у меня не было возможностей… Организм человека должен выводить лишнее, и…

Дор, к ее радости, быстро догадался.

– Тебе надо было сразу сказать. Нам не требуется обновляться слишком часто, но, возможно, у вас это иначе? – в его голосе не прозвучало ни капли смущения.

– Да, иначе, – с облегчением сказала она. – Но у нас считается неприличным говорить об этом с другими.

«Особенно с мужчинами, хоть даже и с пожилыми», – добавила она про себя мысленно. Она вспомнила своего институтского профессора – ей было бы неловко вести с ним такой разговор.

– Но как мне помочь тебе, если ты будешь молчать? – снова удивился он.

Больше всего она опасалась какого-нибудь подобия ведра, которое потом следовало выносить и выливать на скалы. Но все оказалось гораздо приличнее. Ее опять взяли за руку и отвели (она старательно запоминала дорогу) в узкий проход-ответвление по правую сторону от входа. Короткий спуск закончился небольшой каморкой. Здесь, к ее радости, между скал оказался узкий проем – выйти через него было нельзя, но звездный свет освещал крохотное помещение так хорошо, что Патрисия сумела вовремя остановиться: бездонная расщелина перед ней и служила канализацией. Стена напротив просвета наклонялась вперед, так что на нее можно было удобно опереться. А с потолка, как по заказу, спускались тонкие пластинки мягкого белого растения, напоминающего мох. Пластинки эти свисали, вились и явно годились для использования в качестве туалетной бумаги. Они еще и пахли очень приятно, заглушая иные запахи. Пат уже не удивилась бы, узнав, что мох «попросили» расти именно тут.

Дор Кетл тактично ожидал наверху, а потом проводил ее в «спальню» – то же ответвление вело дальше вправо, а узковатый проход заканчивался новым пространством. Пат сразу поняла, что эта «комната» совсем крохотная – она смогла нащупать и стены, и свод, всего лишь подняв и раскинув руки. А через шаг наткнулась коленкой на низкий выступ в скале. Ага… вот это-то лежбище, похоже, и будет ее кроватью… А она еще не могла себе выбрать дизайн – там, на Земле!

Ей вдруг до боли в груди захотелось перенестись в свою земную квартирку, к устаревшей бабушкиной мебели и настенному сенсорвизору. А вот это вот все пусть окажется страшным сном.

– Ты будешь здесь спать, – сообщил Кетл.

Новостью это не стало, но обрадоваться не получалось. Надо взять сюда термокуртку – ее ресурса должно хватить на пару недель, а потом… Но даже если она не замерзнет… брр… спать в одежде на голом камне…

– Но камень… он же холодный… – залепетала она.

– Когда мы поднимались сюда, я заметил, что ты не умеешь регулировать температуру тела, за тебя это делала твоя одежда.

Он бы еще намекнул ей на дезодорант! Что он там заметил – капли пота у нее на лбу?

– В пещере намного теплее, чем снаружи, и камни не холодны, но, если тебе потребуется согреться, я положил покрывало, – ровно продолжал дор.

Пат пощупала свою кровать и ощутила нечто мягкое и приятное, напоминающее плюшевое одеяло, хотя вряд ли, конечно, это было оно.

– А где спишь ты? – не могла не задаться вопросом она.

– Я останусь в основной пещере.

– Может, лучше наоборот, – дрожащим голосом попросила Пат, чья клаустрофобия подпрыгнула до небес. – Ты оставайся здесь, а я пойду в большую пещеру – там хотя бы есть выход наружу.

– Нет. Ты не пленница, но я не хочу оставлять тебя одну близко к звездам, – непонятно ответил он.

Боится, что она может сбежать и навернуться со скал?

– Я больше не вижу тебя, – она не оставляла надежду до него достучаться, объяснив, что ее страх обоснован. – Ты видишь мой цвет постоянно, а я могла видеть, только когда ослепла. А я уж подумала, что научилась, как вы… Погоди, а ты знал, что так будет, когда снова включил мое зрение? Ты ведь хотел, чтобы я больше не видела истинного света звезд.

– Я не знал. Я просто испугался, и сделал единственное, что подсказали мне Силы – снял с тебя запрет. И это помогло. Однако мне жаль, что ты не можешь видеть истинным и обычным взглядом одновременно.

– Ты нарушил повеление Лайдера, – сообразила она. – Тебя снова накажут. Хотя… наверное, больше наказать уже некуда, правда?

Она усмехнулась, ожидая, что вежливый хозяин ее опровергнет и скажет, что она ему вовсе не в тягость. Однако не тут-то было.

– Возможно, – серьезно согласился дор. – Но я не буду лишать тебя зрения снова, потому, что, когда ты видишь истинную суть вещей, ты теряешь слишком много энергии. Ты к этому не готова. Это новое знание, и я донесу его до Лайдера.

В кромешной тьме Патрисия села на свою лежанку, ощутив волшебное тепло покрывала, сбросила обувь и подтянула под себя ноги. Однако она продолжала удерживать Кетла за руку, пытаясь привыкнуть к мысли, что сейчас останется здесь одна в темноте. Не страшно, не страшно, повторяла себе Пат – если станет совсем уж тускло, она сможет нащупать выход.

И все-таки у нее вырвалось:

– Не уходи… пожалуйста.

Звездные впечатления казались теперь далеким сном, вместе с обычным зрением вернулась прежняя Пат, которая почти ничего не боялась – только темноты, высоты и замкнутого пространства.

И он не ушел. Не отпуская ее руки, присел рядом с лежанкой. Патрисия даже и не надеялась на такое, и благодарно замерла. Словно она оказалась в гостях у бабушки – ну ладно, пускай у дедушки, и он только что прочитал ей сказку, и послушно остался дожидаться, пока любимая внучка заснет. А внучка-то эта совсем не индиго, потому что плевать ей на то, что усталый дед сидит тут и караулит ее сон, главное, что ей теперь удивительно спокойно… и все смешалось, и какой-то голос что-то тихо и монотонно говорит в ее голове – может, поет колыбельную? «Это напиток так действует?», – спросила она словно у самой себя. «Я помогу тебе уснуть», – откуда-то издалека ответил голос в ее голове.

«Наверно, я все-таки сильно достала его сегодня», – успела подумать она перед тем, как совсем отключиться.

Глава 4. Синий сад и белая кожа

Ее сумка со всеми вещами осталась в селиплане. Это была первая мысль, с которой Пат проснулась – очень дельная мысль. Сумка, а в ней – прекрасный многофункциональный фонарик с запасом на три тысячи часов. Не говоря уже о зубной щетке и смене белья.

Эх, будь с ней вчера этот фонарик, она не стала бы хватать за руки совершенного чужого ей чело… ну то есть илянина, в каком бы возрасте он ни был. Ну, по крайней мере после того, как он вернул ей обычное зрение. Ей стало стыдно.

Дора Кетлерена, разумеется, рядом не было. Тьма, однако, оказалась не столь кромешной, как ночью, немного тусклого света поступало из прохода, свидетельствуя о наступлении утра и позволяя оценить размеры каморки. А значит, в главной пещере должно быть еще светлее. На чем она спала, она так и не разглядела. Интересно, что тепло шло от ее нового одеяла снизу вверх, и ей даже не пришлось накрываться. Патрисия самостоятельно посетила санузел, еще раз оценив все его удобства, и только потом объявилась в главной пещере.

Ученого она не застала, но твердо решила доверять ему и не тревожиться. Свет с избытком поступал сюда из открытого, ничем не завешанного входа, и еще откуда-то сверху. Кроме того, из дальнего конца пещеры выходил еще один коридор, но Патрисия не рискнула туда заглянуть. Она стояла и осматривалась.

Пещера представляла собой довольно просторное помещение, не меньше пятидесяти метров в квадрате. Вот и «скамеечка», на которой она сидела – длинный темный камень вдоль одной из стен. На камне стояло множество разных предметов, и он напоминал больше полку, чем сиденье.

А потолка не было вообще. Высоко-высоко, вне всякой досягаемости, находился естественный свод песчаного цвета. Каменные спирали, подымаясь все выше, превращались в искривленные овалы разной формы и размеров. Но на самом верху потолок не заканчивался, Патрисии он напомнил кривой дымоход, завернутый вбок и вверх, по форме – как громадный колпак гнома. Она предположила, что, если каким-то чудом подняться и заглянуть в этот проход, почти сразу увидишь открытое небо – по крайней мере, свет лился как раз оттуда. Интересно, не заливает ли жилище профессора во время дождя? Пока она, кстати, ни разу не попала под дождь на Илии.

Она снова опустила взгляд и принялась разглядывать все вокруг. Интересно, в чем состоит работа Кетла, о которой он говорил Теаюригу? То есть Патрисия, конечно, еще вчера поняла, что ученый в понимании илянина – это нечто иное, но подсознательно все равно ожидала увидеть пробирки, склянки и сложные приборы. Ничего этого она не обнаружила. Грубо выработанная посуда – вот, например, чаша, похожая на глиняную, из такой она вчера пила. Подобие низкого каменного стола – там, где она видела огонь, но никакой копоти Пат на нем не нашла. Растения, напоминающие перепутанные лианы, развешаны на стенах, а может, растут из стен. Широченные листья от других растений лежат на другой каменной скамье – вдоль стены напротив. Непонятно, где вчера спал хозяин… видимо, на полу. Может, он, и правда, умеет согревать камень? То есть, конечно, умеет, если способен развести огонь из ничего. Сейчас, утром, в это верилось с трудом. «Просить камень отдать энергию» – не сон ли это?

– Ты можешь взять свои вещи, – услышала она за спиной, и вздрогнула от неожиданности.

Пат резко обернулась и увидела, наконец, своего профессора лицом к лицу. Вчера она успела разглядеть лишь общие очертания его фигуры, а сейчас они впервые смотрели друг другу в глаза.

За вчерашний вечер она уже свыкалась с тем, что ее «гид» – человек пожилой, и в ее голове сложился определенный образ: нечто среднее между поджарым стариком Леоном и ее преподавателем лингводинамики – профессором с острой бородкой и проницательными глазами.

С глазами она, пожалуй, не слишком ошиблась. Что касается всего остального…

На нее смотрел мужчина лет тридцати пяти. Смуглый, стройный, худоват в талии, но ширина плеч и крепкие руки свидетельствуют о физической силе. Немного азиатская, как у Стара, внешность, но более скуластое лицо и губы потоньше. Никаких усов или бородок. И никаких морщин, лишь носогубные складки выражены довольно резко. Лицо, которое нельзя назвать красивым в общепринятом смысле, но строгое и… чистое, что ли? Глаза не такие огромные, как у парня, но взгляд серьезнее и мудрее. Если где-то и спрятались его немалые годы и опыт, то только в этом взгляде.

Так… И что они тут вообще понимают под словом «старый»? Или это не Кетл, а кто-то другой? А куда делся тот? Но голос… голос-то было его.

Мужчина уже несколько секунд протягивал ей рюкзак.

– Откуда, когда ты успел? – смутилась от собственной заминки Пат.

– Забрал из твоего куори еще вчера, но оставил снаружи, чтобы проверить.

– Проверить? У меня нет оружия… – пробормотала она.

– Твое оружие нам не опасно. Но оружием может стать инфекция.

Он произнес это так же спокойно, но глаза его при этом потемнели, а носогубные складки стали еще резче.

– Мне надо было унести твои вещи подальше от других и обработать, – буднично продолжил он.

– Вы и это умеете? – не сильно удивилась она, хотя не представляла, где тут у него аппарат для антибактериальной обработки.

– Да… если сделать это вовремя, – почему-то очень тихо ответил он.

И добавил уже нормальным голосом:

– Светило дает нам энергию, надо только выделить нужный спектр, многократно усиленное излучение. Вечернее светило помочь уже не могло.

Илянин развернулся и ушел вглубь пещеры.

– Я должен набрать плоды для утреннего напитка, они свежи на самом рассвете, – он обернулся к ней. – Ты пойдешь со мной или подождешь здесь?

Кетл достал большую корзину и принялся очищать ее от старых листьев. Двигался он очень ладно, и каждое его движение выглядело максимально точным и ловким. Патрисия смотрела как завороженная. Весь его облик, одежда – все это напомнило ей сказки про странников-рыцарей, скрывающих свое истинное звание под невзрачным старым плащом. Плотно сплетенная обувь, черные штаны и заправленная в них темная рубаха – все сидело на нем идеально. Накидку с капюшоном он снял, когда вошел в пещеру.

– Плоды? – повторила она просто чтобы что-то сказать. – Да, конечно.

Он непонимающе обернулся – мимика у него оказалась не такая живая, как у Стара, но глаза… Надо же, какие тут у мужчин глаза, невольно подумала она, в отличие от их каменных женщин с их лицами-масками. Правда, его взгляд не назвать приветливым, он, скорее, суровый, но в нем отсутствует холодная жесткость. Его лицо выражало строгое спокойствие, а еще непонятную печаль. Пат поняла, что ни профессором, ни чайником она его называть больше не сможет даже в уме.

Кетл в недоумении ждал ее ответа.

– То есть да, я пойду, конечно, – заторопилась она. – А откуда тут взялись деревья – мы же высоко на скале?

– Я покажу, – коротко ответил он и достал еще одну корзину поменьше и поплотнее.

– Сейчас… – пробормотала Пат. – Ты можешь подождать пару минут? Мне надо убрать вещи.

– Конечно.

Она подхватила рюкзак, стремительно вернулась в свою коморку и высыпала его содержимое прямо на пол, нащупывая любимый фонарик. Вот и он! Пат включила его и огляделась. Собственно, примерно так она себе свою спальню и представляла, вот только собственная постель ее удивила. Спала она, оказывается, на настоящем произведении искусства – толстое ворсистое одеяло украшал небывалый цветной узор.

Патрисия быстро разложила на одеяле свои пожитки: умывальные принадлежности, белье, кое-что из одежды. Надо как-то умыться… Она обрадовалась расческе. И впервые задумалась о том, как она выглядит. Но… к чему это? А к тому, что она оказалась в гостях у самого необычного мужчины, которого она только встречала за всю свою жизнь, и надо, все-таки, выглядеть соответственно.

И что за глупость лезет ей в голову? Почему внешность Кетла стала для нее такой неожиданностью? Если бы она включила вчера мозги, то могла это предвидеть. У них тут совсем иная возрастная шкала. Стар, которого она считала еще ребенком, оказался совсем не ребенком, а мудрым половозрелым мужчиной, готовым к браку. Зато как молодо выглядит мать Яли Нел!

И – что там сказали на совете? – дор вступил в возраст воды уже год назад. Стар говорил, что это происходит, когда мужчине исполняется тридцать восемь. Значит, ее хозяину тридцать девять или около сорока.

Но это – не надо забывать, – относительно молодой возраст лишь по земным исчислениям. У них тут другая физиология, не связанная с внешним видом. Не зря они указали, что ее собственный возраст – двадцать девять – ни о чем им не говорит, иначе ее сразу объявили бы почти старушенцией, как почти объявили уже старой девой.

Но если их женщины в двадцать девять уже могут иметь внуков, то Кетл в свои сорок, и правда, древний старик. А что хорошо сохранился – так это ни о чем не говорит. Еще бы, горы, воздух… скачет по своим горным тропкам каждый день, питается силой природы, а та отдает ему все, что ни попросит. Ну и главное, это их Дар. Зачем им выглядеть стариками, если они могут сохранять и силы, и внешность до глубокой старости? Интересно, во сколько они умирают? И что потом делают все свои многочисленные – в этом она не сомневалась – годы, если к браку уже не годны? Что-что… Преумножают свою мудрость, конечно же!

В общем, надо не быть дурой, прекратить смущаться и продолжать считать его дедушкой. Пат подхватила свой любимый фонарик и вылетела в «гостиную». Кетл тем временем стоял в спокойном ожидании. Она столкнулась с ним взглядом и тотчас же опустила глаза. Придется потренироваться: «Он мудрый и старый. Мудрый. Старый». Вот и Теаюриг сказал, что с ним она в безопасности. Там была еще и другая причина, вспомнила Пат и поморщилась. Ну как же… ее мерзкая белая кожа. То есть все это время дор, общаясь с ней, перебарывал отвращение. А она еще хватала его за руку! Держала его руку, когда засыпала…

И чем им так не угодил цвет ее кожи? Она никогда не станет об этом спрашивать. Патрисия сделала несколько резких шагов к выходу из пещеры и обернулась. Однако дор остался на месте.

– Нам не сюда, – объяснил он без улыбки.

Интересно, как он улыбается?

***

Из дальней части пещеры вглубь горы вел длинный широкий проход. Несколько раз они завернули вправо и вверх, а потом пошли круто вниз. Патрисия держалась за стены, чтобы не покатиться кувырком. Руки ей, разумеется, никто не предлагал, а сама она следовала собственному решению больше никогда не дотрагиваться до дора, будь он какой угодно старик.

Фонарик ей в этом сильно помог, освещая дорогу далеко впереди – стены у пещеры оказались щербатыми, под ногами попадались камни и небольшие расщелины. Дор, конечно, видел в темноте, как кошка, но против фонарика, избавившего его от нежелательных прикосновений, не возражал.

Наконец, спуск закончился, дорога вынырнула из пещеры. Сначала Патрисию ослепило огромное яркое солнце – ну, то есть звезда, вокруг которой вращалась Илия – Фатаз. Фатаз вставал из-за дальней скалы, и небо уже сияло ярчайшим голубым – не то что внизу, в городе.

На Пат нахлынуло буйство красок. Сначала ей показалось, что она на краю обрыва, а перед ней внизу тоже небо, но только почему-то уже темно-синее. А потом она поняла, что оказалась в цветущем саду. Темно-синие гладкие стволы стояли так часто и ровно, что наводили на мысль о культурном выращивании. С деревьев свисали огромные лазоревые листья-лопухи, те самые, из которых Кетл готовил вечерний напиток. А на самых вершинах покачивались мясистые плоды – голубые шары, каждый размером с большое яблоко, с блестящей кожицей и все тем же дивным липовым ароматом.

Сад казался огромным, со всех сторон его окружали камни, а за ними маячили скалы-пики. Обрыва отсюда Пат не увидела и подумала, что это, наверное, одно из самых больших плато в этих горах.

Выйдя из пещеры, они остановились на некотором возвышении. Прежде, чем спуститься в сад, Патрисия присмотрелась и заметила, что стволы у всех деревьев, куда не кинь взгляд, одинаково синие, но плоды или листья разные. Подальше шла полоса уже зеленых, а еще дальше – лиловых крон. И уже совсем далеко листья и плоды были цвета желтого меда.

– Но как? – изумилась Патрисия. – Как можно вырастить сад в горах?

– Если тебя интересует последовательность действий, я расскажу тебе позже.

– Нет, меня изумляет сам факт! Для меня сад, выращенный в горах, это как река, текущая вверх. Ведь этот сад рукотворный?

– Разумеется.

Кетл подошел к одному из деревьев и поставил корзину подле него. Потом дотронулся до тонкого ствола обеими руками, словно обнял девичью талию, и некоторое время стоял так, не двигаясь, сосредоточенно и тихо. Патрисия сама замерла, подозревая, что присутствует при некоем священнодействии – возможно, молитве? Скорее, это был разговор. Потому что дерево внезапно встрепенулось, зашелестело листвой, хотя никакого ветра не было, а потом одно из «яблок» упало с него и мягко приземлилось в короткую пружинистую траву. Потом еще одно и еще.

– Благодарю тебя, – произнес Кетл, обращаясь к дереву, и принялся укладывать плоды в корзину.

«Спасибо тебе, яблонька», – вспомнила Патрисия детскую книжку. Все это выглядело сказочно-детским, и все-таки это происходило прямо сейчас. «Совпадение», – решила Патрисия. Плоды висят хоть и высоко, но на самой ниточке, достаточно тронуть дерево, и они упадут.

– А мне можно? – спросила она, догадавшись, наконец, выключить и убрать фонарик.

– Да, конечно. Попроси вон то дерево, на нем уже много плодов, оно может с тобой поделиться.

Патрисия скептически подняла брови, подошла к дереву, схватилась за ствол и замерла в ожидании. Ничего. Она попробовала пошевелить ствол, но оказалось, что он абсолютно не гибкий. Кетл смотрел на нее с выжидательным спокойствием, как учитель, наблюдающий за усилиями ученика. И она вдруг решила, что скептиком побудет потом, а сейчас… сказка так сказка, она должна попробовать. Пат еще раз дотронулась до дерева, только совсем иначе. И мысленно произнесла, причем на русском, стараясь оставаться серьезной: «Дорогое дерево, ты такое красивое, пожалуйста, поделись со мной несколькими своими яблочками, чтобы я могла позавтракать. Ни разу таких не пробовала, ведь я с другой планеты». Ну а что, разговаривать так разговаривать, решила она.

Видимо, дерево оказалось полиглотом, а последний аргумент прозвучал убедительно, потому что с него одно за другим упало несколько прекрасных фруктов.

– Думаю, нам достаточно, – заключил Кетл. – Но ты забыла поблагодарить.

Пат произнесла те же слова, что и он, только мысленно, чтобы не ерничать от смущения. Зато у нее получилось искренне, и она вдруг подумала, что так жить действительно можно. Разговаривать с деревьями, просить у насекомых. Ну а кто сказал, что нельзя? Люди? Которые так зашугали обитателей своей планеты, что те и боятся, и ненавидят их одновременно…

– Скажи, – вдруг вспомнила Пат, – а где живут остальные? Где их пещеры?

– Ты вчера проделала со мной весь путь снизу от жилища других.

– То есть здесь… здесь мы одни? – слабым голосом спросила она.

– Да, Паттл Исия. Возможно, еще и поэтому Теаюриг решил поселить тебя здесь. Почти все остальные живут в колонии, в больших пещерах гораздо ниже.

– А эти сады… у других тоже есть такие сады?

– Нет, этот сад пока единственный. Но скоро я смогу сделать так, чтобы деревья росли и внизу. Пока там удалось добыть только дары земли.

– То есть овощи? Там сажают овощи?

– Да, сажают. Ведь наши запасы иссякли. В горах есть немного почвы, и мы долго работали над тем, чтобы она воспроизводила себя и рождала жизнь.

– Значит, эти плоды можешь есть только ты?

Он строго уставился на нее.

– Зачем мне радость, которой я не могу поделиться?

– Но как же ты их доставляешь?

– На своем куори, конечно. Вчера оно осталось внизу, в долине Лайдера.

– Подожди, – она чуть не задохнулась от возмущения. – То есть мы могли подняться сюда на твоем куори, а вместо этого ты тащил меня по скалам, на ощупь… Почему мы просто не прилетели сюда?

– Но как бы ты тогда узнала дорогу? – искренне удивился Кетл.

– А зачем мне ее знать?

– Но как можно по-настоящему прийти куда-то, если не проделать весь путь хотя бы единожды?

Их манера говорить афоризмами начинала ее раздражать, хотя Кетл говорил не так велеречиво как Стар, и не так образно, как Теаюриг.

– Ты говоришь на илините иначе, чем другие, – тут же выдала она свои мысли. – Более… сухо, почти не используя образов.

– Я так привык. Я живу один, мне не с кем разговаривать. У меня не лучший илинит и короткие слова. Я ученый, а не поэт.

– Мне кажется, – медленно произнесла она, – что вовсе не длинные слова делают илинит тем, что он есть.

На это он ничего не сказал.

– Ты можешь подняться в пещеру прежним путем, – предложил он. – А я пойду здесь, чтобы приготовить утренний напиток.

– Где это – здесь? – не поняла она.

Песчано-серая скала, из которой они вышли, возвышалась сплошной стеной. Пат вспомнила, что истинным зрением горы кажутся серебристыми. Она оглянулась на камень в светлых прожилках, потом бросила взгляд вдаль на светло-коричневый массив.

Они уже прилично отошли от места, где вышли, и Кетл указал направо. Долина в ту сторону полого поднималась, и, когда они подошли поближе, Пат поняла, что сад с этой стороны заканчивается обрывом. Прижавшись к скале, она осторожно заглянула вниз и тотчас же отшатнулась.

– Вчера наш путь пролегал там, – заметил Кетл.