Евгений Зеленский
Фарма.РФ. Как отечественные компании создают лекарства будущего уже сегодня
Иммунотерапия – мы тоже так умеем?
Несколько страниц назад мы коснулись темы ускользания опухоли от иммунного надзора и даже упомянули двух Нобелевских лауреатов 2018 года, внесших огромный вклад в изучение таких процессов.
Как мы обсудили – в норме иммунная система человека работает по принципу «свой-чужой», уничтожая чужеродные элементы и сохраняя нейтралитет по отношению к собственным клеткам организма. Такой деликатный контроль соблюдается благодаря сложному балансу активирующих и тормозящих белков на поверхности иммунных клеток.
Джеймс Эллисон, работая в 1990-х годах в университете Беркли и изучая один из тормозящих белков CTLA-4, находящийся на поверхности Т-лимфоцитов, пришел к выводу, что блокирование его функции антителом (специальным белком, который присоединяется к рецептору определенной формы), может высвободить противоопухолевую активность собственной иммунной системы. Первые же результаты исследований на животных моделях были очень многообещающими, и уже в 2011 году на основании данных клинического исследования среди пациентов с запущенными метастатическими стадиями меланомы был зарегистрирован первый в классе ингибиторов контрольных точек иммунной системы лекарственный препарат – «Ипилимумаб». У некоторых пациентов, при исследовании его эффективности, полностью исчезли признаки заболевания, а таких результатов у этой группы больных ранее не встречалось никогда.
Параллельно в те же годы Тасуку Хондзе в Университете Киото открыл другой белок на поверхности Т-лимфоцитов – PD-1, который имел схожую тормозящую роль, но посредством несколько иного механизма. Физиологическая роль сигнального пути PD-1 заключается в предотвращении развития чрезмерно сильного иммунного ответа. Это важно для предотвращения аутоиммунных реакций, когда иммунитет может начать разрушать собственный организм изнутри, путая «своих» с «чужими».
При активации рецептора PD-1 его специфическими лигандами (PD-L1, PD-L2) – точками для связывания, запускаются процессы апоптоза цитотоксических лимфоцитов. Этот механизм не просто «отключает» лимфоциты, которые могли бы помешать опухоли развиваться – он как бы принуждает лимфоциты к самоубийству после такого «рокового знакомства».
Было показано, что именно гиперэкспрессия, то есть высокое количество PD-L1 рецепторов на поверхности клеток опухоли, является одним из ключевых механизмов «ухода» злокачественных клеток от надзора иммунной системы.
Эти открытия привели к разработке нескольких терапевтических антител (специальных белков), клинические исследования которых продемонстрировали значительную эффективность при лечении пациентов с различными метастатическими опухолями, включая рак почки, меланому, рак легкого, лимфому, рак мочевого пузыря и многие другие. Приводя к стойким ремиссиям, а иногда даже к возможности полного излечения у некоторых пациентов.
Конечно, к сожалению, такой ответ наблюдается не у всех пациентов, которые получат подобную терапию. Но при некоторых онкологических заболеваниях процент успешных исходов с достижением клинического ответа может превышать 40 %. Ну сам ответ нередко может длиться годами.
И это у пациентов с опухолями, где длительность общей выживаемости до появления новой инновационной терапии измерялась месяцами, а совсем не в количестве лет!
Рис. 3. Нобелевские лауреаты американец Джеймс Эллисон и японец Тасуку Хондзе, получившие высшую научную награду за разработку революционной методики иммунотерапии онкологических заболеваний с использованием Т-клеток.
Источник: https://biomolecula.ru/articles/immunitet-bez-tormozov-nobelevskaia-premiia-za-antitela-protiv-raka-2018
На сегодняшний день были исследованы и клинически применены для лечения различных видов рака несколько иммунотерапевтических препаратов, так называемых ингибиторов контрольных точек иммунитета. Часть из них, например, ниволумаб и пембролизумаб, блокируют рецептор программируемой клеточной смерти 1 (PD-1). Такой механизм, впрочем, помимо клинической эффективности может нести в себе ряд рисков возникновения аутоиммунных реакций, так как блокирование PD-1 с рецептором PD-L1 является важным лечебным шагом, а вот с другим его лигандом, PD-L2 – весьма нежелательным событием.
В норме взаимодействие PD-1 с PD-L2 на рецепторе нормальных клеток как раз предотвращает аутоиммунные явления, так что неудивительно, что генные инженеры фармацевтических компаний постарались разработать молекулу, которая была бы более избирательной и действовала только на связанную с PD-L1 часть этого механизма24–27. И это, надо сказать, некоторым фармацевтическим компаниям удалось.
PD-L1 ингибиторы, такие как атезолизумаб, дурвалумаб и авелумаб уже имеют свою положительную репутацию на рынке, для лечения широкой группы онкологических заболеваний, а показанная на фоне терапии этими препаратами токсичность действительно оказалась несколько ниже28–30.
Да, безусловно открытие непосредственных механизмов, ставших фундаментом для прорывной инновационной терапии и создание первых успешных препаратов – плоды западных ученых и фармацевтических компаний. Но и российская фармацевтика на текущий момент не отстает от общих трендов.
И об этом стоит рассказать отдельно!
Вспомним о компании полного цикла «От идеи до препарата» – «Биокад». Она несколько раз уже упоминалась в этой книге и несколько раз я ее еще обязательно упомяну. Ведь у компании действительно много историй, которыми можно гордиться.
Я приведу короткую биографию компании, рассказанную словами ее основателя – Дмитрия Морозова и его коллег прямо на сайте этой компании.
Еще в начале XXI века компании «Биокад» не существовало. В 90-е и начале нулевых российская промышленность лежала в руинах. Ученые и специалисты, однако, продолжали заниматься исследованиями, не слишком рассчитывая на помощь государства. Их самоотверженный труд не оплачивался. Одно из таких учреждений стало будущей базой для компании «Биокад» – институт иммунологии, расположенный в подмосковном городке Любучаны. Люди, курировавшие работу института, носили военные звания. И им, и сотрудникам было сложно смириться с тем, что помощь приходит из-за рубежа.
Весной 2001-го дела в Институте иммунологии шли настолько плохо, что один из корпусов даже был выставлен на торги. Периодически институт получал гранты от МНТЦ – международной организации, которая занималась утилизацией биологического оружия, но эта программа спонсировалась Государственным департаментом США31.
Удивительно, что всего за 20 лет до этого в засекреченном институте проводили исследования возбудителей чумы и разрабатывали способы защиты от бактериологического оружия на базе интерферона – белка, который помогает клеткам бороться с вторжениями вирусов, бактериальных веществ и низкомолекулярных химических соединений.
8 ноября 2001 года было подписано соглашение между Институтом иммунологии и компанией «Биокад», а филиал института стал называться Центром инженерной иммунологии. Итак, получив научную базу, молодая компания занялась строительством своего первого фармацевтического завода с нуля.
За два года удалось преобразовать советский академический подход к науке и подготовиться к запуску первого коммерческого продукта – оригинального лекарственного препарата, защищенного патентом. С апреля 2002-го компания начала разрабатывать собственный препарат – оригинальный иммуномодулятор на основе интерферона альфа-2b. Действующее вещество препарата – белок, который вырабатывается иммунными клетками и помогает организму бороться с вирусами.
Еще до запуска препарата в коммерческий доступ компании также удалось основать производство в Петрово-Дальнем, небольшом селе в Московской области. 2004–2010 годы стали основополагающими для молодой российской фармацевтической компании. Тогда определились и выкристаллизовались основные направления деятельности – лечение онкологических, аутоиммунных и инфекционных заболеваний. За эти 6 лет количество сотрудников «Биокад» выросло с 10 до 429 человек. Вскоре был запущен инновационный препарат – Филграстим. Он необходим при химиотерапии, когда ослабленному иммунитету пациента особенно нужна поддержка.
В 2008–2009 годах основным приоритетом компании стало лечение онкологических заболеваний. Было необходимо расти и расширяться, а Москва уже не подходила под эти требования. Земельный участок компании имел площадь всего 0,8 гектара – «флакончики разливать на такой площади, конечно, можно, но вот производить сам белок, саму субстанцию – требуется площадь побольше». Итак, в 2011 году началось строительство новой площадки «Биокад» в Стрельне, под Петербургом.
С 2012 года было переформатировано производство: одними из первых в индустрии в «Биокад» внедрили технологические платформы. Одна такая платформа включает в себя R&D исследовательские подразделения, сотрудников, оборудование – всё, что нужно для разработки конкретного типа лекарств.
Первой платформой стала MabNext. Она позволила запустить разработку препаратов на основе моноклональных антител и синтезировать биопрепараты на основе больших биомолекул белковой природы. С ее помощью была автоматизирована работа, ускорены процессы и значительно увеличена эффективность команды исследователей31.
В компании появился департамент вычислительной биологии. В нем разрабатывается программное обеспечение на основе математики, квантовой физики, молекулярной биологии и сложных алгоритмов. Полученное программное обеспечение используется для компьютерного моделирования биологических экспериментов по методу in silico (в кремнии, то есть на основе машинных вычислений, мы об этом еще поговорим дальше). Департамент вычислительной биологии «Биокад» – единственный подобный центр на базе российской фармацевтической компании. С его помощью значительно ускоряется разработка жизненно важных препаратов, например, цепэгинтерферона альфа-2b – инновационного средства для лечения гепатита С.
Набирая темпы, компания нуждалась в специалистах весьма высокой квалификации и была готова прикладывать собственные усилия на то, чтобы они в стране появились. Поэтому, в 2011-м в Санкт-Петербуржской Химико-Фармацевтической Академии (СПХФА) открылась новая кафедра. Возглавила ее сотрудник компании «Биокад» – Ольга Владимировна Гончарова. Была написана программа, план семинаров – студентов готовили к решению именно тех задач, которые в российской компании собирались решать. То есть образование получило не только теоретический, но и прикладной фокус.
В портфеле компании было уже более 30 препаратов разного уровня сложности. Но ничего столь же технологичного, как три «маба» – антитела, прежде не бывало. Тремя «мабами» для краткости называют препараты ритуксимаб, бевацизумаб и трастузумаб. Именно они и вывели компанию на совершенно новый уровень31. Это препараты-биоаналоги, которые имеют широкое применения в лечении онкологических заболеваний.
2014 год начался с запуска новой технологической платформы ChemNext – коллаборации химиков-синтетиков «Биокад» на площадке СПХФА совместно с профессором Университета Южной Каролины (США). Эта команда занялась разработкой инновационных малых молекул химической природы. Параллельно с этим «Биокад» стал сотрудничать с Санкт-Петербургским академическим университетом, расширяя горизонты для будущих профессионалов. В том же году уже имеющаяся технологическая платформа MabNext получила первую национальную премию «Индустрия» 31.
20 июня 2015 года компанию «Биокад» посетил американский биолог Джеймс Уотсон – нобелевский лауреат, живая легенда. Это ученый, который еще в прошлом веке открыл трехмерную структуру ДНК. Джеймс Уотсон лично посетил Стрельну и пообщался с сотрудниками компании. Ни о каком гонораре при этом и речи не шло – «мистера Уотсона пригласили познакомиться с молодыми учеными из России, и он согласился!»
Рис. 4. Джеймс Дью́и Уо́тсон – американский биолог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1962 года. Получил премию совместно с Фрэнсисом Криком и Морисом Х. Ф. Уилкинсом за открытия, касающиеся молекулярной структуры нуклеиновых кислот и их значения для передачи информации в живых системах.
Источник: https://chemistry.herzen.spb.ru/
В мире существует чуть менее 200 государств и на сегодняшний день BIOCAD запустил процессы регистрации препаратов примерно в 40 из них. А это значит, что наша российская биотехнологическая компания взаимодействует уже почти с четвертью планеты!
Впервые в истории «Биокад» для продуктовой команды ранней разработки выделили отдельную Scrum-команду, которая начала работать по Agile-принципу. Agile – собирательное название для гибких методик управления проектами, внедрение которых позволяет постоянно, в режиме реального времени, совершенствовать продукты и бизнес-процессы.
Пришла эта модель от «айтишников», из мира цифровой индустрии, постоянно сталкивающейся с необходимостью быстро выводить новые продукты и работать в командах, где финальный продукт зависит от вклада каждого участника. К концу 2019 года ранняя разработка препаратов в «Биокад» также полностью перешла на гибкое управление, и компания стала первой российской фармацевтической компанией, перешедшей на Agile-менеджмент и в R&D31.
Рис. 5 Общая схема и принцип Agile подхода к разработке.
Источник: GanttPRO Project Management Blog
17 сентября 2019 года была заключена крупнейшая международная сделка с Shanghai Pharmaceuticals и создано совместное предприятие в Китае по выводу на рынок инновационных продуктов компании. Так «Биокад» получил шанс проводить клинические исследования, регистрировать и выводить свои продукты на чрезвычайно перспективный рынок КНР.
Начало 2020 года вошло в историю «Биокад» как время побед и достижений. В январе по итогам 2019 года было получено звание «Производитель № 1 в государственном сегменте». А в феврале 2020 года компания вошла в топ-15 крупнейших предприятий российского фармацевтического рынка по итогам 2019 года. Более того, в этом отчете «Биокад» оказался единственным отечественным производителем, вошедшим в десятку финалистов.
Весьма примечательно, что основатель компании Биокад Дмитрий Морозов к моменту основания компании в первый же год нового тысячелетия был довольно состоятельным человеком, сделавшим свой капитал в сфере финансов.
На сайте он так делится своими воспоминаниями: «Прежде чем основать компанию, я работал в банке и в целом заработать сумел. Многие люди в моем тогдашнем положении просто ушли бы на пенсию. Но мне хотелось изменить мир, а с теплых островов заниматься этим не совсем удобно. Компанию я начал строить, очень плохо представляя себе специфику фармацевтического бизнеса».
Таким образом, крепкая вера человека, который предпочел вложить свой капитал в большое и важное новое дело, стала крепким фундаментом для последующего взлета компании из руин подорванными распадом Союза и «девяностыми» науки и фармацевтики страны.
В апреле 2020 года эпидемиологическая ситуация в России ухудшилась, число заболевших COVID-19 росло с каждым днем все быстрее. Власти страны начали применять карантинные меры, предприятия уходили на изоляцию. Но производство компании не остановилось – «Биокад» был включен в перечень системообразующих предприятий, и продолжил выпуск жизненно необходимых препаратов в условиях пандемии.
Тогда же «Биокад» и государственный научный центр «Вектор» подписали соглашение о совместной работе над вакциной против нового типа вируса SARS-CoV-2, вызывающего COVID-19. Компания взяла на себя расходы и организационные усилия, связанные с проведением клинических исследований вакцины, разработкой технологии ее выпуска, самим производством и продажей. Возможно, что многие читатели этой книги получили прививку вакциной, созданной усилиями именно этой компании.
Несмотря на пандемию и сопряженные с ней сложности, была продолжена работа над оригинальными препаратами, и в апреле 2020 был зарегистрирован пролголимаб, для терапии метастатической меланомы. Препарат стал первым абсолютно оригинальным (инновационным) PD-1 ингибитором, представляющим собой, как и некоторые ранее описанные препараты, моноклональное антитело – белок. Международное непатентованное название (МНН) этого препарата PROLGOLIMAB имеет составной характер:
ПР-ОЛ-ГО-ЛИ-МАБ
ПР – первые две буквы от programmed cell death receptor, названия рецептора – мишени для препарата (рецептор запрограммированной гибели клеток – 1, PD-1 receptor);
ОЛ – и ГО – решение компании увековечить память ученого Ольги Гончаровой, чей научный и административный труд лег в основу создания препарата пролголимаб.
ЛИ – целевой инфикс, обязательный для использования по требованиям ВОЗ и обозначающий иммуномодулирующие функции препарата;
МАБ – суффикс, обязательный для использования по требованиям ВОЗ, обозначающий препарат на основе моноклональных антител31.
Пролголимаб был изучен в клиническом исследовании MIRACULUM, в которое удалось включить 126 пациентов с нерезектабельной или метастатической меланомой из России и Белоруссии. Полный или частичный ответ на терапию наблюдался у 48 % пациентов с меланомой кожи, а общая 12-месячная выживаемость достигла 71,8 %. Также исследование показало, что новый препарат обладает благоприятным профилем безопасности с низкой частотой отмены терапии из-за нежелательных явлений всего в 3,2 % случаев32.
Это стало блестящим успехом компании на российском и международном рынках, а также получило высокие оценки российских врачей-онкологов национального уровня.
В настоящий момент компания Биокад активно работает над выводом в коммерческий доступ еще одного продукта – препарата «Пемброриа», биоаналога существующего препарата западной разработки – пембролизумаб. О нем мы уже коротко говорили.
Связан интерес к созданию биоаналогов главным образом с тем, что эффективность каждой молекулы необходимо подтверждать отдельно, путем проведения исследования на пациентах с определенным типом и локализацией рака. Например, использовать пролголимаб у пациентов с меланомой кожи возможно, так как научным фундаментов в этом случае выступает исследование MIRACULUM, об успех которого сказано выше. Но лечить этим же препаратом скажем рак легкого или уротелиальный рак без дополнительных исследований – нельзя.
Создание биоаналога препарата пембролизумаб принесет в портфель российской компании все довольно широкие показания препарата пембролизумаб для самых разных онкологических пациентов. Ведь эти препараты обладают максимально схожей эффективностью, молекулярным строением и природой, то есть могут считаться идентичными и равными по эффективности. А подобный шаг очень важен, чтобы более широкие круги российских пациентов с онкологией смогли получить самое инновационное лечение, ведь западные препараты очень дорого стоят. Можно уверенно сказать, что это пример тех важнейших шагов к импортозамещению и лекарственному суверенитету, о котором мы говорили в первой главе.
Также компания получила разрешения на проведение стартовых фаз клинических исследований препаратов ниволумаб (PD-1 ингибитор) и пертузумаб (HER2-ингибитор) – хорошо зарекомендовавших себя западных препаратов с очень широким списком заболеваний. С их помощью можно лечить такие заболевания, как например рак молочной железы, меланома, рак легкого, рак печени и многие другие.
«Биокад» – яркий пример успеха в российской фармацевтической индустрии, но и он – не единственный.
Свой портфель из 9 онкологических препаратов имеет компания Р-Фарм, о которой мы уже говорили ранее. Многие другие отечественные производители также, прямо сейчас активно развивают свою научно-техническую базу в области создания препаратов для лечения онкологических пациентов.
Искусственный интеллект и лекарства
Помните, рассказывая о компании «Биокад» я упомянул программное обеспечение, которое используется для компьютерного моделирования биологических экспериментов по методу in silico? Название такого метода образовано по аналогии с in vitro (в пробирке) и in vivo (на живых организмах), только в случае in silico эксперимент происходит «в кремнии», что отсылает нас к кремнию как основе чипов, с помощью которых создаются компьютерные процессоры.
Само выражение было впервые введено в оборот еще в прошлом веке, в 1989 году на биологическом семинаре в Лос-Аламосе, Нью-Мексико. Педро Мирамонтес, математик из Национального автономного мексиканского университета представил доклад и использовал выражение «in silico» для обозначения всех биологических экспериментов, полностью осуществленных на компьютере33.
В дальнейшем технологии шагнули вперед и привели к основанию ряда компаний.
Например, «Insilico Medicine» – одна из таких биотехнологических компаний, расположенная в Научном парке Гонконга вблизи Китайского университета Гонконга. Компания комбинирует геномику, анализ больших данных и методы глубокого обучения для создания новых медицинских препаратов34,35.
Почему я говорю именно о ней?
Ее основатель и генеральный директор Александр Жаворонков – ученый и предприниматель, родившийся в СССР. Он запустил свою компанию еще в 2014 году, как альтернативу тестированию препаратов на животных для исследовательских программ в фармацевтической промышленности. Используя искусственный интеллект и методы глубокого обучения, Insilico анализирует, как различные соединения воздействуют на клетки, какие соединения следует выбрать для достижения желаемого эффекта, и какие побочные эффекты при этом возможны.
Глубокое обучение – это такая разновидность машинного обучения на основе искусственных нейронных сетей. А сам процесс называется глубоким, так как структура искусственных нейронных сетей состоит из нескольких входных, выходных и скрытых слоев. Имеется ввиду именно такая «послойная глубина».
Такими сложными на неискушенный взгляд методами современные специалисты пользуются, чтобы, грубо говоря, научить машину оценивать что-то и в какой-то степени «мыслить», обучаясь на собственном опыте. А анализировать она может практически что угодно и в сотни тысяч раз быстрее людей. Проводя запредельное число исследований и накапливая, таким образом, совершенно невозможный для одного специалиста-человека опыт.
Через свой отдел Pharma.AI (AI – искусственный интеллект, от английского artificial intelligence) компания предоставляет сервис машинного обучения различным фармацевтическим, биотехнологическим и даже косметическим компаниям. Так что возможно, в довольно скором будущем, Марии, нашей исследовательнице из введения к этой книге, не придется испытывать новые молекулы на мышах – все эффекты заранее и точно рассчитает машина. Многие ученые очень ждут этого переломного для науки этапа как с этической точки зрения отказа от опытов на животных, так и потому, что метод открывает удивительно широкие возможности, значительно при этом удешевляя эксперименты36,37.
В 2017 году «Insilico Medicine» была названа всемирно известной американской технологической компанией-разработчиком графических процессоров и систем на чипе «NVIDIA» одной из пяти AI-компаний, которые, по её мнению, имеют наибольший потенциал социального воздействия38.
В сентябре 2019 года компания в сотрудничестве с исследователями из Университета Торонто с помощью AI идентицировала несколько потенциальных лекарств за 21 день, одно из которых затем продемонстрировало многообещающие результаты в эксперименте на мышах. Весь сложнейший процесс в целом занял 46 дней, а это намного-намного быстрее, чем удается традиционными методами39,40.
Мировая биологическая и медицинская наука бурно развивается, вступая в синергию с новыми технологиями. Это и машинное обучение, и нейросетевые алгоритмы, и анализ больших данных, и развитие генной инженерии молекул. Все такие технологии сейчас все активнее внедряются и у нас, в России. Создаются нейросети, способные определять наличие опухоли на снимках КТ, например, «Botkin AI». Ряд стартапов резидентов Сколково развивают цифровые системы для улучшения диагностики и по снимкам тканей, что позволяет точнее и быстрее ставить гистологический диагноз. А продукты растущего направления создания систем помощи в принятии врачебных решений вскоре будут помогать рядовым врачам в выборе наилучшей тактики терапии.
Такие программы принимают решения на основе анализа огромных массивов данных и совокупности индивидуальных характеристик конкретного пациента. В условиях, когда стремительно растут как знания о природе заболеваний, так и число доступных инновационных препаратов для терапии, такие программы очень сильно помогут врачам выбрать то самое лечение, которое идеально подойдет именно сидящему прямо перед ним больному41–45.
Едва успели начать свое развитие системы помощи в принятии врачебных решений, как в 2023 году вышли данные, что нейронная сеть обработки текстов на естественном языке, уже научилась самостоятельно искать во всех открытых источниках по всему интернету данные о влиянии различных пациентских характеристик на прогнозы выживаемости у онкологических пациентов. Анализировать их и делать довольно точные осмысленные выводы.
В опубликованном прогностическом исследовании у 47 625 пациентов с раком была предсказана 6-месячная, 3х-летняя и 5-летняя общая выживаемость с использованием нейронных языковых моделей с впечатляющей эффективностью. Авторы исследования предполагают, что в дальнейшем получится прогнозировать выживаемость пациентов с любым видом рака, используя общую историю болезни пациента, загруженную в нейросеть. Без дополнительных данных и даже без обучения отдельных нейросетевых моделей для конкретных типов рака46.
Чтобы коротко пояснить – обработка естественного языка (NLP от английского natural language processing) – это технология машинного обучения, которая дает компьютерам возможность интерпретировать, манипулировать словами и понимать человеческий язык. В целом, это общее направление искусственного интеллекта и математической лингвистики. Глобально эта тема охватывает проблемы компьютерного анализа и синтеза текстов на абсолютно любых естественных языках. Применительно же к искусственному интеллекту анализ – это понимание языка, а синтез, соответственно – генерация грамотного осмысленного текста.
Как пример синтеза – один из наиболее нашумевших нейросетевых алгоритмов, позволяющих получить готовые, в том числе текстовые, ответы практически на любой вопрос (качественно сгенерированные из громадного массива данных в интернете) это GPT-3 (уже вышли его усовершенствованные версии и следующая генерация GPT-4 – технология развивается с колоссальной скоростью).
Возможно, вы о нем слышали, а если и нет – обязательно посмотрите что-нибудь об этом интересном инструменте! Он может написать вам статью по любой теме и чем точнее окажется запрос – тем качественнее результат. Он, кстати, доступен к свободному доступу, по крайней мере на момент написания этой книги47.
У нейросетевых алгоритмов, как GPT-3 и более поздние версии – огромное будущее, но пока даже эксперты в области цифровых технологий не знают, станут ли они просто новыми продвинутыми помощниками в нашей ежедневной работе, или же поменяют нашу жизнь намного круче и радикальнее, чем мы даже можем себе сейчас вообразить. Вероятнее всего, что уже в скором времени новые алгоритмы смогут как улучшить качество диагностики, так и помогать врачу в выборе оптимальной терапии для пациентов, основываясь на индивидуальной картине и подсказывая, какой вид лечения из широкого арсенала лекарственной терапии, позволит получить наилучшие результаты.
Абсолютно очевидно одно – мир и подходы меняются невероятно стремительно!
Но, несмотря на всю колоссальную сложность и динамичность современных разработок и их комбинаций, у российской фармы и медицины как в области онкологии, так и в целом накоплен значительный опыт.
В ногу с прогрессом, российскими специалистами берутся в работу самые инновационные разработки, головокружительно сложные технологии и, конечно, есть огромный потенциал и блестящее будущее.
И история этого будущего пишется прямо сейчас!