Евгений Николаевич Бузни
Зивелеос. Книга первая
Птица в воздухе – рыба в воде
Генерал Казёнкин, полковник Глупый, майор Скориков и другие старшие офицеры находились на улице Кржижановского в своих машинах, переговариваясь время от времени по рации. С момента начала операции, то есть, как только солдаты с противогазами на головах начали спуск на верёвках к пятому этажу здания и ворвались в окна комнаты заседания суда, все особенно напряглись. Услышав раздавшиеся взрывы, майор Скориков вызвал машины скорой помощи. Они, несомненно, были необходимы при любом исходе дела.
Из окна пятого этажа вырвалось белое облако и понеслось ввысь и в сторону от этого места. Очень быстро оно скрылось из виду. Офицеры покинули машины. Все смотрели в сторону исчезнувшего облака. На улице собралась толпа зевак. С сиренами подлетали на машинах медики. Солдаты выносили тела, снимали противогазы. Офицеры кинулись к ним с расспросами. Остальные свидетели спали.
Генерал Казёнкин хмуро стоял возле своего Мерседеса, понимая, что операция не удалась. Что происходило в суде, никто пока не знал. Докладывать было почти нечего. Загудела рация в машине. Казёнкин сел в переднее кресло и взял трубку, ожидая разноса от руководства. Но в трубке звучало нечто другое. Докладывал дежурный управления о том, что над площадью Маяковского неподвижно зависло странное белое облако.
– На какой высоте? – заорал Казёнкин.
– Говорят метров сто или двести. Снизу определить трудно, – ответили в трубке.
– Всё еду. Держите меня в курсе.
Крикнув Скорикову, чтоб следовал за ним, Казёнкин махнул водителю, и машина рванулась на полной скорости. Непрерывная сирена взволновала собой воздух Москвы, опережая движение службы безопасности.
На площади Маяковского всё было как обычно. Движение в субботу не досаждало так, как в будние дни. Людей по обыкновению было много – всё-таки центр города, но никто не обращал внимания на едва заметное в высоте сигарообразное белое облако. Засёк его случайно один из сотрудников службы безопасности, оказавшийся в этом районе, и наблюдавший ранее такое же облако, но голубого цвета, когда Зивелеос вылетел из ночного клуба. Акцентировать внимание прохожих на непонятный летающий объект сотрудник не стал, а позвонил дежурному в управление. Теперь и старшие офицеры смотрели на облако, привлекая собой внимание прохожих, которые тут же задрали головы в том же направлении.
Избежать сенсации было невозможно. Спустя несколько минут, начали появляться первые корреспонденты с фото и кино камерами. У одного из них генерал попросил на минутку видео камеру с большим увеличением. Но кроме белого светящегося отражения, в объективе ничего не было видно. Очевидным казалось, что облако не движется.
Корреспонденты окружили офицеров, спрашивая не Зивелеос ли это, и что известно относительно сверх человека. Не отвечая на вопросы, генерал Казёнкин снова сел в машину и позвонил генералу Дотошкину.
– Полагаю Сергей Сергеевич, что это Зивелеос, и вполне возможно, в спящем состоянии. Наши бойцы говорят, что видели его. Он подхватил девушку, очевидно, Иволгину, поскольку её не оказалось среди пострадавших, и исчез с нею. Думаю, нельзя терять ни минуты. Газ действует не очень долго. С земли мы не достанем. Высоко. Предлагаю вызвать вертолёт и попробовать захватить его в сеть или сделать так, чтоб уж не проснулся совсем.
– Вы с ума сошли? – рявкнул вдруг Дотошкин. – Вы в эфире.
– Прошу прощения, Сергей Сергеевич. Это была шутка.
– Немедленно приступайте к её выполнению!
Телефон отключился. Надо было выполнять приказ. Генерал Казёнкин позвонил в больницу Склифосовского, куда отвозили всех пострадавших и попросил дежурившего там офицера немедленно связаться с ним, как только уснувшие будут просыпаться и дадут показания.
– Главным образом мне нужна судья. Попросите врачей поработать в первую очередь с нею.
Оставив на площади майора Скорикова для координации действий, генерал помчался в аэропорт к вертолётам, вызвав туда же экипированную бригаду дегазаторов.
Маша и Тарас Евлампиевич сидели в отдельном кабинете, обставленном различной аппаратурой. Здесь было много непонятных для непосвящённого человека приборов и устройств. Но сейчас их внимание было направлено на радиоприёмник. Они сидели возле него с самого утра, как только Николай отправился на спасение своей Танюши. Здесь было слышно не только то, что говорил им Николай в микрофон, вмонтированный в куртку, но и то, что доносилось из часов, подаренных Тане Николаем. Там тоже был микрофон. Часы Самолётову дал Тарас Евлампиевич, когда понял, что Николай влюбился и летит на вечернее свидание с девушкой.
Они слышали всё, что происходило в суде, как слышал это и Николай, устроившийся на крыше здания суда, готовый появиться в любую минуту, когда потребуется его помощь.
Она потребовалась, и он героически боролся за честь своей, теперь уже точно можно сказать, подруги и не только за это. Но именно желание спасти честное имя девушки заставило Николая раскрыть сначала своё имя, а затем и лицо.
– Что он делает? – воскликнул в ужасе Тарас Евлампиевич и схватился за голову, когда услыхал, что Николай открывает своё лицо.
– А если бы там была я, деда, что бы ты сделал? – спросила Маша, укоризненно глядя на Тараса Евлампиевича.
– Ну-ну, ты права, – согласился, тяжело вздохнув, седобородый старец. – Для него эта девушка, наверное, так же дорога сейчас, как мне моя внучка.
– Если не дороже.
– Нет, для меня дороже тебя ничего нет.
И тут из динамика донёсся звон стекла, затем крик Николая Тане, взрывы, последние слова судье, а через некоторое время всё стихло и вдруг послышалось: «Не знаю, что со мной, но я засыпаю» и следом другие, девичьи: «Я тоже».
Николай Евлампиевич откинулся на спинку кресла и схватился за бороду.
– Машенька, они заснули. Он снял усы, что б его можно было узнать. Ты представляешь?
Маша застыла в ужасе, не зная, что сказать.
– Надо их спасать, внучка.
– Как?
– Поедем туда немедленно. Они в воздухе. Заснули, значит, движение прекратилось. Висят где-нибудь. Самое плохое, если их заметили. Если нет, то не так страшно. Проснутся и улетят. Но возможно, что их отравили. Там что-то взрывалось. Однако я не могу допустить, что бы власти пошли на отравление стольких людей. Там ведь был полный зал народа, а это не шутка. Скорее всего, применили сонный газ. Открой на компьютере карту Москвы, смотри Юго-Западный район. Это там. Прошло всего три минуты. Он должен был лететь к нам. Вот и смотри, где могут оказаться.
– Так, вижу, дедушка. Если сразу к нам направлялся, то короче всего через центр. Но что мы сделаем?
– Во-первых, возьмём с собой наше оружие на всякий случай. Этим отобьём от них любого и от себя в случае чего.
– А во-вторых, давай возьмём ампулу с нашатырным спиртом, – вставила Маша, – и ружьё, которым я усыпляю зверей.
– Чудесная идея, внучка. Нет, ты у меня чистое золото.
– Деда, потом будешь хвалить, – смутившись, сказала Маша. – Одевайся и поехали.
Через несколько минут машина машина (в первом слове ударение на первый слог, а во втором на второй) мчалась по лесной дороге в сторону города.
Генерал Казёнкин садился в вертолёт Ми-8МТ. С ним села целая бригада бойцов, с большими рюкзаками набитыми специальным снаряжением и химикатами. В вертолёт погрузили верёвочные лестницы, парашюты, багры, другое оборудование на случай непредвиденных ситуаций, кино и фото аппаратуру и одного журналиста военного информационного центра.
Маша выехала на Садовое кольцо. Радовало, что была суббота. На кольце не было пробок. Подъезжая к Тверской по Большой Садовой, Маша сказала совершенно спокойно:
– Деда, я его вижу. Вон там впереди. Почти над рестораном Пекин. Боюсь, высоковато для моего ружья.
Со всех сторон к площади подходили, подъезжали, и повсюду толпились люди. Все смотрели вверх. Облако не очень хорошо видное на фоне неба всё же было заметным. Пролети оно, никто бы и глазом не моргнул, но когда неподвижно да по подсказке других, все замечают.
Близко подъехать не удалось. Милиция не разрешала останавливаться и предлагала свернуть в проулок. Центр перекрывали. Маша поняла это вовремя и остановилась пораньше, не доезжая площади.
– Что будем делать? – спросила она.
– Подождём немного. Подумаем.
Из динамика связи с Николаем ничего не было слышно. Если бы Николай или Таня хотя бы тихонько похрапывали, микрофон уловил бы этот звук, но сон обоих был глубоким и беззвучным.
Но вот послышалось равномерное постепенно усиливающееся тарахтение.
– Что это? – спросила Маша.
– Кажется, вертолёт, – ответил Тарас Евлампиевич, и густые давно поседевшие брови сошлись к переносице, выказывая возросшее беспокойство. Нужно попытаться их срочно разбудить, внучка. Но как?
– Попробуем подъехать со стороны Тверской, – предложила Маша, но тут же отказалась от этой мысли. – Нет, деда, можем не успеть. Слишком много транспорта впереди. Всех останавливают. Не получится ближе. Придётся мне рискнуть и пойти отсюда пешком до Пекина. Попробую забраться на крышу и оттуда стрельнуть ампулой. Должна достать.
Тарас Евлампиевич возражать не стал, но предупредил внучку:
– Прошу, будь осторожна с ружьём. Особенно на крыше. Могут заметить с вертолёта. Доставай из рюкзака и собирай только в укрытии на крыше. А что скажешь, если вдруг остановят?
– У меня есть удостоверение внештатного корреспондента, которое мне дал Николай. Повешу на шею фотоаппарат на этот случай. Скажу, что хочу сделать снимок Москвы для газеты.
– Боюсь, что там сейчас все крыши будут заняты или их перекроют, как дороги.
– Потому и надо спешить. Пока, деда.
– В случае чего, придётся мне бить по вертолёту. А что делать? Авось не разобьётся. Попробую их припугнуть только, если у тебя ничего не выйдет.
– Ладно.
Маша накинула на плечо ремень рюкзака, взяла фотоаппарат и побежала бегом к переходу на другую сторону.
Вертолёт приближался к площади и вскоре завис над облаком с Николаем и Таней, которые, ничего не подозревая, продолжали спать. Какие им снились сны, если снились?
Маша добралась до жилого дома напротив Пекина и обнаружила, что дверь запасного выхода не заперта. Собственно так и должно было быть согласно противопожарным правилам. Лестницей пользовались крайне редко, поскольку в доме были лифты. Подниматься на десяток другой этажей пешком желающих не было. Но Маша пошла. Лестничные пролёты преимущественно были тёмными и в основном грязными. Однако не это беспокоило девушку. Нужно было подняться на самый верх как можно скорее.
Выбравшись незамеченной на крышу, она увидела и облако, и зависающий над ним довольно низко вертолёт. Длинные лопасти бешено вращались, создавая ветер вокруг вертолёта. Под самим же летательным аппаратом была, можно сказать, мёртвая зона.
Облако, в котором находились Николай с Татьяной, связанное с зёмлёй невидимыми мощными силовыми линиями, висело неподвижно, и, насколько было известно Маше, без команды Николая не могло быть сдвинуто даже ураганом. Этого не знали те, кто находился в вертолёте. Велико было их удивление, когда они заметили, что облако никак не реагирует на потоки воздуха от вертолёта. Но это их и обрадовало возможностью окружить облако сетью, чтобы затем втащить в салон.
Крыша, на которую выбралась Маша, оказалась совсем немного покатой и практически без укрытий. По периметру шли желоба водостоков. Воздушные завихрения от вращавшегося винта вертолёта сюда как раз доставали. Волосы Маши заполоскались на ветру. Её, конечно, могли заметить, но другого выхода не было. Маша легла у выхода с чердака, прижимаясь к цинковому покрытию, стараясь сливаться с тёмным отверстием, из которого она только что выбралась, достала из рюкзака винтовку, вложила в патрон ампулу с нашатырным спиртом, отбила кончик ампулы и быстро вставила патрон в магазин винтовки. Подняв на несколько секунд винтовку, направила её на облако и выстрелила.
Расчёт Маши был прост. Никакая пуля не могла проникнуть сквозь оболочку облака. Вылетающая ампула при встрече с невидимым барьером обязательно отклонится в сторону, а из открытой ампулы будет при этом выливаться содержимое, то есть нашатырный спирт, который хоть в небольшом количестве, но может проникнуть внутрь облака. Обладающий необыкновенной проникающей способностью нашатырь должен попасть в носы спящих людей и пробудить их.
Нажав на спусковой крючок, Маша тут же опустила винтовку и начала перезарядку новым патроном. Скольких выстрелов будет достаточно, девушка не знала. Это было совсем не то же самое, что стрелять иглами со снотворным по зверям для их усыпления, чем занималась Маша во время биологических экспериментов при подготовке кандидатской диссертации. Там достаточно было одного попадания.
Вставляя вторую ампулу в патрон, Маша бегло бросила взгляд на вертолёт. Он завис над облаком своим огромным брюхом, растопырив колёса. Брюхо было чуть в стороне, а одно из колёс оказалось совсем близко к облаку. Из открывшейся боковой двери на облако внизу смотрели военные, оценивающие обстановку для принятия решения. У Маши родилась новая идея – выстрелить закрытой ампулой по колесу. Ампула должна была разбиться, и тогда спирт разлился бы прямо на облако.
Заправив ампулу, Маша прицелилась. Теперь потребовалось больше времени. Мишень была не маленькая, но следовало учесть силу ветра, через который предстояло лететь заряду. Можно было промахнуться и попасть ампулой в людей, выглядывавших поминутно из двери вертолёта. Сам вертолёт подрагивал, словно от нервного напряжения.
Генерал Казёнкин предложил передвинуть вертолёт так, чтобы облако оказалось непосредственно под брюхом, что позволит бойцам, открыв центральный люк спуститься через него по верёвочной лестнице на облако. Он дал команду передвинуть вертолёт на метр в сторону. Командир воздушного судна выругался про себя, считая предложение одним из глупейших, но команду исполнил. Он знал, что только пилоты понимают, что значит передвинуть вертолёт на метр вправо или влево. «Это же не тарелку на столе переставлять», – любил говаривать он в таких случаях, но, будучи опытнейшим мастером воздушного пилотирования, дело делал исправно.
Вертолёт качнулся в сторону. Маша выстрелила. Произошло то, чего она боялась. Ампула не попала в колесо и врезалась в край бокового люка. Разлетевшись вдребезги перед лицом высовывавшегося генерала, она внезапно распространила сильный нашатырный запах, от которого генерал отшатнулся, как от огня.
– Что это? – негодуя и удивляясь одновременно, спросил он, непроизвольно прикрывая нос рукой. – Откуда у вас нашатырь? И зачем сейчас?
– У нас нет нашатыря, – не менее удивлённо ответил бортмеханик, стоявший у люка для страховки, чтобы никто не выпал из вертолёта. Он тоже почувствовал резкий запах и, ничего не понимая, выглянул из вертолёта. Привязанный ремнём безопасности, он позволил себе высунуться подальше и окинуть взглядом всё вокруг.
Заметив неожиданное движение вертолёта, и поняв по реакции людей на вертолёте, что промахнулась, Маша вжалась в крышу и замерла.
Ничего существенного не обнаружив, бортмеханик повернулся к генералу, пожимая плечами.
– Кто его знает, товарищ генерал. С неба что ли свалилось что-то.
– Ладно, с вами потом разберёмся, – рявкнул генерал. – Смотрите в нижний люк. Так ведь лучше?
Через открывшийся в полу вертолёта люк можно было видеть прямо под ногами облако.
Бортмеханик опять пожал плечами, говоря:
– Видно-то так лучше, но спускаться хуже. Давайте зацепим на подвеску металлическую сетку, как обычно это делаем, а одного бойца спустим по лестнице через боковой люк. Он зацепит сетку багром и охватит облако с одной стороны. Другие будут цеплять через задние дверцы, которые тоже откроем. Но это будет очень трудно.
Маша волновалась. Вертолёт был низко над облаком. Что они там задумали? Она зарядила несколько патронов ампулами. Прицелившись в середину брюха вертолёта, сделала несколько выстрелов один за другим. Теперь промахнуться не могла. Ампулы бились об днище вертолёта, производя странные звуки бум-бум-бум.
– Что у вас там происходит? – рявкнул опять генерал, обращаясь непосредственно к бортмеханику. – Мы не собираемся падать? Что там трещит у вас?
– Да ничего там не должно быть, – развёл руками механик.
Дверь кабины открылась и оттуда выглянул второй пилот. Сняв на секунду с головы наушники, он сказал:
– Посмотрите, что там внизу на крыше. Не то кто-то стреляет в нас, не то ещё что-то.
Генерал Казёнкин ринулся к боковому люку. Бортмеханик едва успел ухватить его за спасательный пояс, чтобы генерал не вывалился из вертолёта.
Николай неожиданно очнулся от резкого запаха. Пролившийся сверху нашатырь сделал своё дело. Открыв глаза, журналист увидел над собой огромную железную машину и услышал тарахтение, которое ни с чем не мог перепутать. Не один прыжок довелось выполнить с этих удивительно надёжных машин. Но сейчас она была ему не в радость. Думать, как и что произошло, некогда. Пальцы рук и ног автоматически вступили в работу, и облако стремглав вынеслось из-под вертолёта и устремилось вверх, подальше от противников.
Маша, повернувшись на бок, готовилась к зарядке новой партии патронов. Достав очередные ампулы, глянула на вертолёт и поняла, что её заметили. Из бокового проёма высунулся генерал и смотрел теперь непосредственно в её направлении. Она замерла, это уже не могло помочь.
«Ладно, заметили, но буду стрелять, пока есть ампулы и пока Николай не проснётся, – подумала она. – Пока свяжутся с землёй, пока оттуда кинутся за нею, она будет спасать друга».
Но Николай вдруг полетел. Это было таким внезапно охватившим счастьем, что Маша чуть не расхохоталась во весь голос. Ей хотелось вскочить и радостно кричать, что она победила, что он спасён. Но в тот же миг пришло в сознание, что теперь следует подумать о своей безопасности. Маша бросила ампулы в рюкзак, схватила в руки винтовку и скатилась в отверстие в крыше. Ещё секунда и она исчезла с поверхности, с трудом успев ухватиться за поручни железной лестницы.
Генерал схватил рацию и, выйдя на связь с майором Скориковым, закричал в трубку:
– Майор, на крыше жилого здания, почти под нами, террористка с винтовкой. Она нас обстреливает. Нет, уже скрылась. Немедленно окружите дом. У неё длинные волосы…
Генерал стал описывать приметы, что успел разглядеть со своей высоты. Бойцы и офицеры смотрели на начальника. Каждый подумал о своей незавидной судьбе, решив, что вертолёт может быть сбит. Успокаивала фраза о том, что террористка скрылась. Значит, есть шанс выжить. Кинооператор, пристраивавшийся было снимать облако через центральный люк, бросился с камерой вслед за генералом и через его плечо начал снимать какую-то крышу. Максимально приблизив картинку, он успел снять перекатывавшуюся девушку и момент её исчезновения.
Тарас Евлампиевич сидел в машине, напряжённо вглядываясь в небо. Ему было хорошо виден вертолёт, осуществлявший манёвры над облаком. Он готов был вступить в действие в любой момент, но не спешил, прикидывая все свои возможности. Можно было просто направить могущественный луч на вертолёт, выведя из строя двигатель, что привело бы несомненно к гибели не только чудесного аппарата, но и находящихся в нём людей. Этого учёный не хотел. Он рассматривал вариант стрельбы по хвостовой части. Это могло привести к потере вертолётом управляемости и вынужденной посадке, что, конечно, тоже было бы опасно, однако шансы на приземление при этом были бы. Эти и другие варианты Наукин рассматривал лишь на самый крайний случай, если Николаю и Татьяне будет грозить реальная опасность. Ему хотелось верить в то, что Маша справится с вариантом, который сама же и предложила. И он верил в судьбу. Ему казалось, что не может его изобретение так просто погибнуть. Поэтому, когда он увидел, как быстро и легко унеслось облако из-под вертолёта, от сердца учёного отлегла навалившаяся тяжесть волнения, но тут же снова возвратилась, напомнив о Машеньке, его внучке. Увидеть бы её теперь рядом, смеющуюся над приключением – и всё было бы в порядке.
Тарас Евлампиевич услышал из динамика голос Николая, обращённый к своей подруге:
– Таня, Танечка! Просыпайся.
К своему великому сожалению Тарас Евлампиевич не сделал связь с Зивелеосом двусторонней. Он не считал нужным усложнять конструкцию, учитывая наличие мобильных телефонов. Но телефонами они пользовались в самых крайних случаях. Сейчас был именно тот крайний случай. Николай ничего не знал о попытке его захвата и о спасательной операции Маши, которая сама могла находиться в опасности.
Наукин набрал номер телефона Николая. Учитывая возможность прослушивания, особенно после сегодняшнего выступления на суде и открытия лица Самолётова, Тарас Евлампиевич старался говорить очень коротко. В ответ на негромкое: «Слушаю!» он сказал:
– Поздравляю… Это было не просто… Как самочувствие?
– Почти нормально. Есть нюансы, но не важно, – так же коротко отвечал Николай.
– У меня просьба.
– Слушаю.
– Давай хамелеона.
В костюме было три варианта включения окраски облака. Прозрачное, когда видно, кто внутри. Ручная окраска, когда можно было создать сияние по желанию. И хамелеон, когда облако принимало окраску автоматически в зависимости от фона, на котором оно находилось. Николай в здании суда включил второпях белую облачную окраску, которой любил чаще всего пользоваться. Теперь учёный руководитель поправлял его.
– Спасибо, сделано, ответил быстро Николай.
– Теперь вернись, где был. Проверь внучку. Она должна была быть рядом с тобой с рюкзаком. Охотилась с ампулами нашатыря.
– Всё понял, – коротко обеспокоенным голосом бросил Николай и отключил телефон.
Маша сбегала вниз по той же самой лестнице чёрного хода. Окна были на нескольких площадках, но их света было недостаточно для освещения всех пролётов. Электрическое освещение существовало, но включено не было. Маша сделала попытку на некоторых этажах пройти к лифту, полагая, что так скорее, и она может успеть до появления окружения. То, что дом будет окружён, не вызывало у неё сомнения. Однако выходы в коридор к лифтам оказались запертыми изнутри. Пришлось бегом опускаться до самого выхода. На третьем этаже её остановили, поднимавшиеся милиционеры.
Отдав распоряжения относительно поимки девушки-террористки, Генерал Казёнкин вернулся к вертолётному люку. Под ним далеко внизу просматривались московские улицы. Облако исчезло. Грубая матерщина разнеслась по вертолёту. Генерал умел ругаться.
– Упустили! – продолжал он, распаляясь. – Бездари! Сволочи! Куда все смотрели? Где он? Командир, что ты там делаешь за штурвалом? Где облако, чёрт вас всех побери? Кто видел? Только я занимаюсь операцией, что ли? Всех поувольняю к чертям собачьим! Что за проклятье! Опять упустили!
Генерал долго бы ещё, наверное, не останавливал свои тирады ругательств, если бы не телефонный звонок на пульт управления вертолёта. Командир экипажа позвал генерала в кабину для разговора. Звонил генерал Дотошкин и сообщал, что приведенная в сознание судья рассказала о том, что Зивелеос это ни кто иной, как журналист Самолётов, в чём он сам признался, предъявив паспорт и открыв лицо. Догадки Казёнкина оправдались, с чем горестно поздравил его Дотошкин.
Казёнкин в свою очередь доложил о неудаче с поимкой Зивелеоса и о том, что вертолёт был обстрелян неизвестной женщиной-террористкой.
– Хотя теперь, – добавил он, – когда мы знаем, что Зивелеос – это Самолётов, можно быть уверенными, что террористка – это его подруга, которую мы до сих пор не вычислили, но, которую, надеюсь, сейчас арестуем, если она не успела сбежать из дома до его окружения. Я возвращаюсь в город.
– Добро, возвращайтесь, – согласился Дотошкин.
Николай пулей летел назад. Он увидел, как вертолёт развернулся и направился от площади в сторону аэропорта. Таня тоже очнулась, наконец, и прижимаясь всем телом к Николаю то ли от боязни потерять его, то ли от страха при виде несущейся на них земли, спросила дрожащим голосом:
– Куда мы летим?
– Посмотрим, Танюша. Как вы себя чувствуете?
– Как во сне, только с головной болью.
– Это ничего, пройдёт. А сейчас, Танюша, ничего не говорите, пожалуйста, а я буду комментировать то, что вижу. Так нужно. – И Николай говорил дальше, описывая картину перед глазами: – На площади полно людей. Милиционеры бегут куда-то. Машины с мигалками разворачиваются и едут на первую Брестскую. Ага, дом окружают. Давайте туда. Хотя нет. Это опасно. Вас тут же остановит ГАИ. Я пока сам… Да всё, вижу… Её ведут милиционеры… Спокойно. Я освобожу её, не волнуйтесь только. А вы лучше езжайте к себе. Мы присоединимся. Или, если хотите, подождите немного. Конечно, вы не рискнёте уезжать без нас.
Тарас Евлампиевич пересел на водительское кресло. Заныло нехорошим предчувствием сердце. Ему хотелось мчаться на эту Брестскую улицу и встать на защиту внучки, вырвать её из рук властей, но он понимал, что Николаю сверху видней, да и сил у него побольше.
Машу вывели из дома. Разговоров никаких не было. Её просто схватили и надели наручники. Винтовку она успела ещё на верхних этажах на ходу спрятать в рюкзак, который висел аккуратно за спиной. Выйдя в сопровождении милиции, Маша спросила, в чём дело. Ей не ответили. На тротуаре рядом с машиной, украшенной опознавательными знаками федеральной службы безопасности, стоял майор Скориков. Увидев девушку, соответствующую описаниям генерала Казёнкина, он широко улыбнулся и, открывая дверцу машины, пригласил Машу:
– Прошу вас, сударыня, к нам в гости.
– Чем обязана столь ласковому приглашению? – спросила Маша, протягивая перед собой скованные наручниками руки.
– Поведением, сударыня, только своим поведением, – сказал уже без улыбки на лице майор, так как увидел, что вокруг них собираются зрители и даже журналисты с камерами. – Садитесь же, – настойчиво потребовал он. – Не насильно же вас запихивать в машину. Или вы хотите попозировать для печати?
Маша не хотела позировать и села в машину сама. Майор поместился рядом. Ещё двое офицеров устроились по другую сторону. Водитель нажал на газ и машина понеслась по второй Брестской улице, затормозив, свернула на Васильевскую и, не успев снова набрать обороты, мотор чихнул неожиданно и заглох. Водитель выскочил из машины. У задней двери появилось что-то туманное, преобразовавшееся в хорошо уже всем знакомую фигуру Зивелеоса, рядом с которой стояла и девушка, сразу же отступившая назад. Николай рванул дверцу на себя и выдернул из машины майора Скорикова. Тот выпал от неожиданности на асфальт. Следом за ним буквально выпрыгнула Маша. Перескочив через майора, она оказалась рядом с Николаем.
– Таня! – крикнул он.
В ту же секунду Таня была рядом. Николай подхватил обеих девушек за талии, тесно прижал к себе, и вся троица, сказав неожиданно хором «Поехали!», стала быстро вздыматься вверх.
Майор Скориков неуклюже поднимался на ноги. Он был хорошим спортсменом, однако такая неожиданность могла вывести из спортивного состояния любого. Преступники, которыми он считал всех троих, уплывали из рук. У него было ощущение точно такое же, как у рыбака, схватившего в воде голыми руками рыбу, которая с лёгкостью и даже будто издеваясь над ним, выскользнула и прощально вильнула хвостом.
Девушки прильнули к Николаю. Маша мгновенно закрыла глаза, попросив Таню держать её за наручники. Маша боялась высоты. Таня не боялась теперь решительно ничего.
– Мы вместе – это прекрасно! – сказала она. – И всё кругом так красиво, что хочется петь. И она вдруг запела низким грудным голосом: «Я люблю тебя Россия, дорогая наша Русь…»
Глаза Маши раскрылись и уставились на певицу.
Они проносились над столицей своей Родины и несли песню о России:
Но нельзя тебя я знаю,
Ни сломить, ни запугать,
Ты мне, Родина родная,
Вольной волей дорога.
