– Что есть зло сомнения?
Дима опешил, и лихорадочно соображая, стал рассуждать: – Хм-м сомнения нападают, когда происходят какие-нибудь изменения. Человек может опустить руки, утратить веру в собственные силы. Начинает прислушиваться к тем, кто пророчит неудачу. Но ведь если не будет изменений, жизнь станет скучной. Надо помнить об этом.
– Как ты борешься с сомнениями?
Дима сглотнул. Сомнения весьма часто его посещали. Особенно в последнее время. Тело наполнила предательская слабость. Колени задрожали, готовившись растаять как мороженное.
Юноша часто задышал и, съедая окончания слов, громогласно затараторил: – Говорю сам с собой. Вопросы задаю. Как бы уточняю у самого себя, что именно меня тревожит, в чём конкретно сомневаюсь. Думаю о том, к чему приведёт бездействие или промедление. Стараюсь сам справиться, не вовлекаю близких и друзей. Не хочу их волновать. Поскучаю чуток в безделье, потом лень отброшу, начинаю чем-то заниматься, и сомнения сами рассыпаются.
– Что есть зло разочарования?
Пот заструился градом, Дима протёр ладонью по лбу, в сердцах подумав: «Что за каверзные вопросы?!». И тут, словно из глубин подсознания пришёл ответ: «Судья, проверяет мою силу духа, выспрашивая о том, как я справляюсь с негативными эмоциями».
Несколько раз, сжав-разжав пальцы, юноша морально встряхнулся, и спокойным голосом проговорил: – Как утверждает мой папа – «Чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться». Если не строить сверх ожиданий, то никакой пессимизм не одолеет, а если забыть об этом, то пучина такого страдания может ведь навсегда поглотить. Человек как тень ходить будет, и никто ему не поможет.
– Как ты борешься с разочарованием?
Иронично хмыкнув, Дима честно признался: – Бывает, конечно, что бац и зацепило. Облом по всем фронтам. Это больно и неприятно. Сил ни на что нет. Погрущу немного, а потом поищу, в чём именно была моя ошибка, на что понадеялся и не случилось. И отыскиваю новый способ достигнуть желаемого. Вытаскиваю себя из хандры, напоминая, что у меня что-то в другом хорошо получается. Сил прибавляется и снова скука с ленью отступают.
Неожиданно юному волхву почудилось, что его спрашивают об одном и том же, слегка насупившись, он выдал: – Я правильно понимаю, что многие беды человека от скуки случаются?
Тонкие брови Судьи спружинили вверх от такой дерзости и она неожиданно спросила: – Что есть зло скуки?
Понимая, что сам напросился юноша, немного смутившись, ответил: – Э-э-э скука – это такое тягостное состояние. Человек не знает, куда себя деть. Ничего не хочется делать. Всё надоело. Некоторые прячутся в веселье, но начинают злоупотреблять, забывать о других, думают только о себе.
– Как ты борешься со скукой?
Юноша передёрнул плечами: – Да, я как-то особо не скучаю. Всегда есть что делать. В мире столько всего интересного. Можно почитать, пойти к папе или маме помочь, или просто с ними или с друзьями пообщаться. Как говорят наставники в казачьем классе – «Лучший отдых – это смена действия» и я с этим полностью согласен. Зачем впадать в уныние? Лучше чем-нибудь заняться, тогда никакая печаль внезапно не нагрянет.
Судья удостоила его одобряющим взглядом и нежданно-негаданно сделала выпад вперёд, выхватив из складок одежды короткий кинжал. Дима отпрыгнул в противоположную сторону. Юноша хотел было заручиться поддержкой волка, но тот, зевая, сидел в стороне, демонстрируя всем своим видом, что эта битва никак его не касается. Женщина продолжала атаковать всё яростнее. Дима перестал отскакивать, схватился за кинжал на поясе, кувыркнувшись, вынул клинок, еле успевая изворачиваться от хлёстких, разрезающих воздух ударов. Незаметно гнев стал наполнять всё естество парня. Он перестал только обороняться. Юноша начал искать способ нанести удар. И тут Судья, запутавшись в одеждах, неуклюже упала, её кинжал со звоном отскочил далеко в сторону.
«Надо действовать! Прикончи врага! Прикончи!» – ликующе, предвкушая победу, кричал разум юноши, в то время как в сердце тоненьким голоском тихо прозвучало – «Остановись!».
Диму бросило в жар, дыхание перехватило, по телу прошёл ледяной холод, бледная мраморность разлилась по лицу, забил озноб, стала подкашивать слабость, плечи опустились, руки повисли как плети. Пришло болезненное осознание собственной трусости. Яд немощности начал просачиваться в рассудок.
Вдруг его лицо просветлело, щёки порозовели, от обрушившегося очередного прозрения юный волхв вновь наполнялся жизненной энергией, в мозгу парня барабанной дробью торжественно отстукивало: «Я не могу убить безоружное живое существо. Я не хладнокровный воитель. Я сражаюсь за мир во Вселенной, познавая и применяя законы Мироздания».
Продолжая лежать с видом беспомощной жертвы, Судья прицельным взглядом, внимательно изучала происходившие с Димой метаморфозы.
И вот парень убрал клинок, протянул руку женщине, и с довольной улыбкой сообщил: – Я всё понял! Гнев дурной советчик. Я прошёл и второе испытание!
Судья приняла помощь, изящно поднялась, высоко вскинув голову, оценивающе прошлась взглядом по счастливому лицу Димы, и степенно произнесла: – Ты доказал, что способен справится с гневом, а справишься ли ты также легко с тщеславием?
Спесь бравады слетела, словно её и не было, Дима, склонив голову, с почтением проговорил: – Мне ещё многое предстоит изучить. Я не гордец, который думает, что познал все тайны Мироздания. Даже нескольких жизней не хватит, чтобы охватить масштабность замысла Творца.
– Мир не совершенен, – многозначительно ответила Судья.
Суммируя знания, которые вычитал у помора, юный волхв парировал: – Но это не повод посыпать голову пеплом и с возгласами «всё равно все умрём» кидаться во все тяжкие грехи. Человек создан для созидания. Только когда он познаёт мир, ему живётся легко и интересно.
– Мудрые слова, – благосклонно кивнула женщина, и взмахнула руками.
Неожиданно всё стало быстро исчезать. И Соленая пустыня, и Судья, и Хадиуль. Только верный Акела ощетинившись, метнулся к хозяину в тот момент, когда марево заиграло вокруг миражным кольцом.
«Новое испытание» – догадался Дима, всматриваясь в расплывающуюся картину окружавшего его неизведанного мира, смутно похожую на то, что видит человек, стоя за стеклом, по которому нещадно тарабанит грозный ливень.
Увидев Диму в водном стакане, Хадиуль рванула к Судье, и еле справляясь с волнением, вцепившись обеими руками в колотушку, и тряся ей на уровне груди, жалобно спросила: – За что? За что вы его заточили?
Та, прикрыв глаза, монотонно произнесла: – Этот отрок замкнут в себе и самонадеян, хоть добр и образно мыслит. В нём есть здравое зерно, но оно нуждается в должном уходе, чтобы прорасти. Юноше полагается увидеть, что его друзья, это его сила, а не слабость. Он должен уяснить, что единолично никогда не справится ни с одной ведической задачей, ибо основное предназначение волхва – вразумлять, поддерживая живой огонь сердец, а он до конца не доверяет даже товарищам. Из чего явствует, что чужим людям он и вовсе не помощник. Он не слышит других, не понимает их истинной потребы. Куда ему тягаться с древними духами?
Поникнув головой, но с надеждой на ответ, ожидая, что Судья ей поможет с подсказкой, тувинка осторожно спросила: – Каково ваше предписание?
Глаза женщины открылись, она благодушно посмотрела на неопытную шаманку, которая ещё не доросла до собственного бубна, и размеренно отчеканив каждое слово, пояснила: – Приведи из его друзей два юных пылких друг к другу сердца. Объединив усилия, они будут вызволять товарища. И справятся лишь тогда, когда их неподдельные чистосердечные стремления разомкнут очи этого отрока, заставят его поверить в силу искренней дружбы. Курган будет им часами. Если друзья окажутся недостойными, то все трое останутся здесь навсегда и обратятся в соль. Если справятся, то ты выполнишь его просьбу, угомонишь духов.
Образ Судьи замерцал, растаяв как фантом. Соляной курган с грохотом раскололся и стал с тихим потрескиванием рассыпаться, начав обратный отчёт. Хадиуль резко вскинула голову, в исступлении загремела колотушкой и, подбросив, сотворила из неё моторный дельтаплан, на ходу запрыгнула и метеором взмыла в небо. В вышине шаманка запела обрядовую песню и в эту же минуту исчезла.
Дима слышал весь разговор, от начала до конца, парень отказывался верить в происходящее, мозг застопорился на одной мысли: «Мы все умрём!».
Неожиданно жалобно заскулил Акела. Чёрное предчувствие в мгновение ока прокралось в душу. Юноша опустил глаза и содрогнулся в беспредельном ужасе. Его ноги и лапы волка постепенно охватывали мелкие кристаллики соли, медленно взбираясь вверх и рисуя узоры, схожие с теми, что создаёт зимой мороз на оконных стёклах. Тело отказывалось повиноваться. Казалось, только глаза ещё были способны двигаться без ограничений. Паника сжала горло, из которого вырвалось хриплое карканье. Безумие обозначилось с чудовищной скоростью мелькающими перед глазами мелкими, словно мушки, вспышками света. Этот необычный фейерверк вызвал головокружение, Диму затошнило. Натужно юноша пошевелился и сел рядом с Акелой, который тут же принялся неистово вылизывать лицо хозяина.
Откуда не возьмись, пришло облегчение, свистопляска в глазах стала угасать, парень прошептал: – Милый Акела, ты даже здесь мне помогаешь. Спасибо, друг.
Хадиуль судорожно вздохнула, почувствовав во рту послевкусие ночной прохлады полей и открыла глаза. Напротив неё словно статуи с прикрытыми ве́ками застыли юноша и волк. Шаманка размяла затёкшую шею, покрутив головой в разные стороны и помассировав плечи. На одеревеневших ногах она доковыляла до зрелого друга юного волхва, задумчиво сидящего на коряге.
Анатолий Александрович, не мигая выслушал Хадиуль, и лаконично повторил: – И так, подытожу. Времени в обрез. Нужны друзья Димы, влюблённые парень и девушка, которые могут никогда не вернуться и сгинуть. Верно?
– Да, – угрюмо выдохнула тувинка.
– А нельзя замену сделать? Взрослые друзья Димы супруги нунтиусы Константин и Елизавета, как более зрелые люди железно справятся, – попытался решить вопрос по-другому дозорный.
– Иного пути вернуть юношу, нет, – отрешённо произнесла Хадиуль, нервно добавив: – Поймите вы, чувства заматерелых людей имеют грани осознанного понимания, состоящего из договорённостей с самим собой, с обществом, с близкими, добровольным принятием отрицательных черт второй половинки. А тут нужны те, которых только коснулась первая любовь. Она самая сильная. В ней нет логики и разума. Нет условностей. Есть только всепоглощающие чувства. Хоть многие годы спустя, независимо оттого ранила первая любовь или нет, человек вспоминает её пусть с грустной, но улыбкой, радуясь тому, что смог пережить такое грандиозное великолепие эмоций. Только девственной чистоты сердца, наполненные детской непосредственностью, будут способны выполнить эту задачу, не выставляя друг другу условий для объединения, не пытаясь выяснить, кто главный, как это, к сожалению, происходит и в молодых семьях и в союзах со стажем. Первая любовь имеет великую силу. Такие друзья сильнее прочих других.
Дозорный обескуражено хмыкнул: – Да будет так. Есть такие двое. Паша и Маша. Про сложность выполнения задачи мы им скажем, они будут готовы помочь, не испугаются, я в них уверен. А про всё остальное молчок, – Анатолий Александрович вскинул указательный палец и пригрозил: – Только заикнёмся про любовь, весь план рассыплется в труху. Они ещё сами не знают о своих чувствах, а если и догадываются, то вразумительно рассуждать не могут.
– Поняла, – вымученно улыбнулась Хадиуль.
С помощью магического перстня нунтиус доставил в овраг заспанных ребят. Пашу в шлёпках, в шортах, футболке болельщика и кинжалом в руке. Машу в комнатных тапках с заячьими ушами, в трикотажной пижаме с медвежатами, состоящей из длинных шорт и майки на бретельках. По мере разговора парень всё больше смурнел, а его напарница, принявшись плести косу, без конца повторяя «Оёёюшки!», лишь конвульсивно кивала головой на установки шаманки.
Разобравшись, в чём именно причина неожиданного пробуждения, Степанцев начал рваться в бой: – Дима в беде, нельзя терять ни секунды!
Напоследок Хадиуль с серьёзным видом уточнила: – Это не займёт больше пяти минут, но вам может показаться, что прошло значительно больше времени. Я буду там, но не смогу подойти. Я лишь паромщик. Это испытание вы должны пройти втроём.
– Вчетвером, – поправил Паша. – Акела тоже наш товарищ.
Приглашающим жестом шаманка дала понять, что всем следует присесть, и вновь войдя в транс, переместила ребят в Соленую пустыню. Анатолий Александрович, потирая костяшки пальцев, ходил в темноте вокруг замерших посреди простора кубанских полей фигур, с запалом молясь за удачный исход.
Взявшись за руки, Паша и Маша приблизились к водной темнице Димы. Верхушка кургана уже не имела пика. Время неумолимо бежало.
– Оёёюшки! Ничего не видно. Он там? – простонала Маша.
Паша уверенно заявил: – Там. Видишь округлые силуэты внизу. Один побольше, другой поменьше. Я думаю это они.
– И как мы будем их спасать? – озаряясь по сторонам, сникла Маша. – Что нам делать? Как разрушить этот водный цилиндр?
Дима услышал неуверенность в голосе сестры Глеба, и окончательно сник: «Нам никогда не выбраться. Что они могут? Маша вообще ещё совсем ребёнок… Мы все сгинем здесь…».
У него навернулись слёзы, и без стеснения юноша заплакал, прижимаясь к Акеле.
Степанцев расправил плечи: – Это же просто вода. Давай её разбрызгивать!
Ребята рванули вдвоём и с разбега врезались в прочное, как будто калёное стекло банковской бронемашины, которое оказалось под мощным водным потоком.
– Не просто вода, – потёрла ушибленный нос Маша.
– Не раскисать! У нас попыток не ограниченное количество! «Сам погибай, а товарища выручай» – так деды учат!
– Попыток-то, конечно да, вот только время у нас ограничено, – съехидничала Маша.
«Они ещё и ссориться сейчас начнут» – начал впадать в депрессию Дима.
Но тут Паша залихватски запел: —
Из-под кочек, из-под пней
Лезет враг оравой!
Гей, казаки, на коней
И айда за славой!
Мать, не хмурь седую бровь,
Провожая сына,
Ты не плачь, моя любовь,
Зоренька дивчина!
Ты судьбине не перечь,
Не кручинься слёзно…
Всем придётся в землю лечь
Рано или поздно!
Помни, срока своего
Смерть не проворонит,
А кому не срок,
Того и в бою не тронет…
Маша насупилась, покряхтела и, разрумянившись, тоже запела известную песню на стихи Николая Агнивцева, подарившего казакам бравый гимн. Что они только не делали, как только не старались разрушить барьер. И пытались разбить кинжалом, и забрасывали солью, сгребая её голыми руками по земле, и били ладонями по бурлящей глади, разбрызгивая и пытаясь осушить источник под солнцем, и старались взобраться с разбега на самый верх, чтобы подать руку и вытащить друга из колодца-западни. Тем временем курган продолжал осыпаться, молча слушая казачьи песни юных удальцов.
И вот Дима, костенея под натиском соли, стал вслушиваться в слова песен и неожиданно понял что происходит: «Они пришли за мной на верную смерть. Пришли, понимая, что могут не вернуться. Знают, что их попытки бесполезны, но всё равно бьются за меня, за мою свободу. Они верят мне…».
Сердце юного волхва ёкнуло и заныло, горькие слёзы заструились по щекам. Акела жалобно завыл, как обычно, воют собаки по покойнику.
Дима взглянул на мохнатого друга, и закричал: – Нет! Они справятся! Они найдут выход! Я в них верю! Они не оставят нас!
И тут соль, достигшая уже пояса юноши, растрескалась. Водный стакан задребезжал и начал опускаться, словно снижался напор в невидимом трубопроводе, творящем этот магический фонтан. Дима, словно чёртик из табакерки, выскочил со словами благодарности к измождённым ребятам. Акела с высунутым языком наперевес весело запрыгал вокруг счастливой обнимающейся тройки.
Хадиуль сдерживая улыбку, взмахнула колотушкой и неспешно затянула шаманскую песню. Через несколько мгновений все очнулись в овраге.
С лёгким поклоном тувинка произнесла: – Испытание завершено. Одобрение Высших сил получено. Вы справились. Я могу провести обряд. Приведите царя, и я всё сделаю.
Степанцева перекосила гримаса недоумения: – Вот встряли. Нам же немцы его просто так не отдадут!
– Что-нибудь придумаем, – бесстрастно отозвался Анатолий Александрович. – Пора по домам.
Паша галантно предложил руку Хадиуль: – Я провожу вас в лагерь.
Застигнув всех врасплох радостным возгласом, Маша запищала: – Утром мама с папой приедут. Поздравлять меня будут.
Степанцев внутренне сжался: «Ё-моё у неё же завтра день рождение!».
Дима скорректировал перемещение: – Тогда меня к дедушке.
Дозорный покачал головой: – Пока рано. У меня заночуешь, – он прокашлялся: – Завтра будет изрядно насыщенный день.
В ещё спящем коттеджном закрытом посёлке в стиле итальянской Тосканы на берегу озера Абрау-Дюрсо, рядом с крайним особняком, отдельно стоявшим от других домов, словно из воздуха, пропитанного запахом можжевельника, появилась небольшая группа странно одетых людей.
Крепкий мужчина на посту КПП на въезде в посёлок, сидевший у монитора компьютера, усердно протёр глаза и снова уставился на экран: «Никого. Чего только не померещится после ночной смены. Не надо было вчера допоздна боевик о древних кочевниках смотреть».
Он сладко зевнул, отпил из объёмной кружки дымящийся кофе, и спокойно продолжил рутинный обзор видеокамер.
Нарядный колониальный светлый приморский по настроению дом имел насыщенный брутальный интерьер. Отделанные скульптурным мрамором павильоны с тёмной плетёной мебелью на полу из травертина погружали своим видом в предвкушение элитного отдыха вдали от шумно-бурлящей цивилизации. Прохладный ветер, чуть слышно играя листьями тесно прилегающей к посёлку буково-грабовой рощи, раскачивал лёгкие, как пена шампанского шторы, удерживая предрассветную леность особняка. В комнатах на втором этаже спали люди мистера Шнайдера. Сам же сероглазый сидел в махровом халате приятного верблюжьего цвета в ротанговом кресле. Скользя блуждающим взглядом в просвете окна павильона по открывающейся с пологого склона горы изумрудно-ментоловой глади горного озера, он словно что-то искал. Уже поплавав в бассейне во внутреннем дворике, мужчина приступил к ритуалу размышлений с любимой чашкой экспрессо.
Вдруг его привлёк какой-то шум со стороны открытых окон столовой, немец сузил глаза, и недолго поиграв челюстью, мистер Шнайдер выхватил рацию из кармана: – Клаус, это ты там громыхаешь?
Ответа не последовало.
Сероглазый взглянул на ручные часы люксовой фирмы, пробормотав: – Хм-м, это рано даже для вечно голодного Клауса. Он видимо, ещё спит. Тогда кто это? Какое-то животное забралось?
Мужчина встал и размеренной поступью проследовал на кухню, через которую можно было пройти в столовую. От увиденного он остолбенел. Дверь в кладовую между кухней и столовой была распахнута. Вход в секретную лабораторию на цокольном этаже вскрыт. Переодеваться было некогда. Крадучись он подошёл к лестнице, ведущей вниз. Там было тихо. Мистер Шнайдер поднёс рацию к губам, но не успел ничего сказать. Удар по голове сзади свалил его с ног, и немец покатился по ступенькам.
Тройка бородатых мужчин в сарматских одеяниях, вынырнув из утреннего полумрака кухни присоединившись к четвёртому бородачу.
– Заберите куб. Ключи от сейфа у этого в кармане, – приказал моложавым плотного телосложения близнецам седой человек со шрамом через правый полуприкрытый глаз.
Рыжеволосый вставил: – Михей, давайте здесь откроем. Вдруг сами не справимся, – он кивнул на лежащего немца, который уже начинал шевелиться, – тогда этот поможет.
Седой возразил: – Мало ли что тут за защита. Пока нам просто везёт. Это опытные колдуны. Быстрее надо делать ноги отсюда.
Близнецы тем временем обыскали мистера Шнайдера и, забрав металлический ключ с электронной начинкой, увесистым ударом в челюсть отправили немца в нокаут.
Близнец меньшим ростом тихо произнёс: – Михей, Дрегос прав. Пусть Киаксар увидит от кого мы его освободили.
Брат поддержал: – Корнэл дело говорит.
Седой покачал головой: – Только потом не хнычте, что я вас не предупреждал.
– Хватит спорить! – шикнул Дрегос, выхватывая ключи у Корнэла, и обращаясь к его брату распорядился: – Мирча, ты с Михеем на страже, а мы за царём.
Михей что-то проворчал, но пререкаться больше не стал.
Вдоль кирпичных стен подпольной лаборатории стояли металлические шкафы до отказа набитые всяким ритуальным хламом, выдавая то, что владельцы практикуют чёрную магию. Серебристый сейф, оказался небольшим ящиком, установленным в каменной арке. Несколько простых движений, и в руках рыжеволосого оказался куб из чёрного горного хрусталя с острыми гранями сантиметров по тридцать.
– И что дальше? – озабоченно произнёс Корнэл.
Дрегос икнул и, поиграв мускулами на лице, гаркнул: – Вся эта оккультная требуха держится на заговорённой форме предмета. Будем бить. А там как договаривались. Любить и почитать.
Корнэл гоготнул: – Помню. Бросай уже!
Рыжеволосый мужчина с силой бросил куб на бетонный пол. Послышался гулкий грохот. Хрустальная крошка усыпала пол. Под потолком засерело облако, затем оно стало, покачиваясь, спускаться. Казалось, внутри разворачивается торнадо. Облако темнело и расширялось, послышался жуткий свист. И тут что-то сверкнуло. Всё стихло. Дымка рассеялась. Посреди комнаты материализовался Киаксар.
Корнэл и Дрегос припали на одно колено: – О, великий царь! Вы освободили тебя! Обманщики хотели держать тебя взаперти. Мы же даровали тебе тело и свободу.
Орлиный нос Киарсара пренебрежительно задёргался, жгучий взгляд метал кинжалы: – Кто вы?!
– Мы твоё племя. Мы всё расскажем. Но сейчас надо уходить. Слышишь топот ног, это проснулись недруги, – поднимаясь, изрёк Дрегос.
Медлить было нельзя, в жилище уже слышались тревожные крики, но царь, словно не замечал нарастающего гула переполоха. Он небрежным движением пригладил пурпурный кафтан, лёгкими прикосновениями пальцев поправил золотистый обруч.
Тут к ним вбежали Михей и Мирча, одарив Киаксара кратким приветствием в виде поклона головой, они наперебой воскликнули: – Мы заперлись изнутри! Эта преграда ненадолго! Пора уходить!
Край тени изрядного смятения пронёсся по лицу Мидийского царя, выбор был не велик, и ему пришлось довериться неизвестным людям ещё раз, Киаксар провозгласил: – Уводите меня!
За завтраком, проходившим под размеренный стук посуды, среди подуставших от различных невзгод молчаливых археологов, Бойченко отличался неуместной веселостью. Даже овсяная каша сегодня его не раздражала. Как обычно, выбрав место за крайним столом у окна, юноша потешался над другом. Забавные страдания, прыгающие на лице Паши, скачущего как кузнечик по столовой с телефоном в руках, в поисках стабильного интернета, переключили юношу от утреннего расстройства в виде поедания ненавистной склизкой пищи.
Вдоволь насмеявшись, он предложил: – Паша, да что ты так переживаешь? Набери «Поздравляю с днем рождения!» и отправь.
– Я так не могу! Это слишком просто! – огрызнулся раздосадованный Степанцев, потирая наморщенный лоб. – Сам-то вон как извратился. Книгу приготовил, которую она по пению хотела, и незаметно подложил в её комнату, снабдив заранее конвертом с инструкцией, где искать подарок. Представляю как она, наконец, вскрыла послание, которое у неё несколько дней пролежало, и с восторгом бегала в поисках.
– Тогда напиши ей поэму! Вот Машка образуется, – закатился новым хохотом Глеб.
Словно огненные стрелы бога громовержца посыпались из глаз Паши, и он гневно выдал: – Бойченко! Так, значит, меня друг поддерживает, да?! Ну, ничего, я посмотрю, как ты запоёшь, когда твоя ненаглядная сюда подойдёт!
Глеб мгновенно стушевался: – Зачем ты так? У вас с Машей всё хорошо. У вас столько общего. Я тебе даже так скажу, я был бы рад с тобой породниться и маме нашей ты нравишься.
Страдания парня на секунду отступили, густо покраснев, он виновато посмотрел на друга, утёр нос и приглушённо пролепетал: – Прости. Случайно сорвалось. Я, правда, не знаю, что написать. Она такая … Такая возвышенная… И требовательная…
– Я думаю, сестра любым словам будет рада. А вот если затянешь с поздравлением, то может и обидеться, – качая головой, трижды цокнул языком Бойченко.
– Обана! Точно! Может же, и обидеться, – Паша растянулся в своей лучшей улыбке, сделал сэлфи и, подписав «Дорогая Маша, с днём рождения!», отправил поздравление, и присев рядом с другом, восторженно провозгласил: – Нападающий атакует! Удар по воротам! Г-о-о-о-л!
– А мне Оли не видать…, – испустил протяжный грустный вздох Глеб, в сторону вошедших в столовую подружек.
Степанцев метнул взгляд на Таню и Олю о чём-то увлечённо болтающих около стола с самоваром и бутербродами и, наклонившись к однокласснику, прошептал: – Вам надо поговорить.
И тут мобильник Паши, завибрировав, доставил ответ Маши, щенячий восторг заплясал на лице парня: – Она ждёт вечером! – и снова паника атаковала его: – Подарок! Ужас! Где я найду подарок?!
– Ещё не вечер, – постарался успокоить друг.
Большой палец оказался во рту Степанцева и, теребя зубами, ноготь он импульсивно затараторил: – Анатолий Александрович обещал напряжённый день, как же он был прав, – вдруг его лицо вытянулось: – Это же он! Пошли, он нам машет!
– Кто он? – обернулся Бойченко и тоже обомлел.
Недоумевая, парни выскочили из-за стола, срочно направившись к дозорному, который нежданно-негаданно появился на парковке перед окнами столовой.
– Что случилось? – взволновано спросил Глеб.
Без какого-либо вступления Анатолий Александрович стал посвящать ребят в курс дела: – Наши друзья нунтиусы выкрали у немцев Киаксара. Мы переместили его на военно-исторический фестиваль в окрестностях Анапы, там сейчас проходят реконструкции крупнейших сражений из разных эпох. Разместили в шатрах, в районе которых планируется проведение боя амазонок с сарматским племенем. До него ещё неделя, а царю в таком месте привычнее должно быть. Мы плоховато понимаем друг друга. Язык немного разнится, да и царь себе на уме, близко никого не подпускает. Уже битых два часа по кругу ходим, договориться ни о чём не можем.
– А что Хадиуль говорит? – поинтересовался Паша.
– В этом то и загвоздка. Я только что разговаривал с тувинкой. Киаксар должен прийти к ней добровольно. Он теперь не бестелесный дух. Он человек из плоти и крови и должен сделать выбор подобру-поздорову.
Степанцев остервенело, вскричал: – Какой выбор?! Он же монстр! Его гнать отсюда надо!
Дозорный пожал плечами: – Законы Мироздания не я писал, – и предостерёг: – Нарушать правила нельзя, хуже может статься. Да и не получится. Шаманка даже не возьмётся за это. Мы ведь ей, по сути, убийство предлагаем.
Одноклассники застыли с окаменевшими лицами.
И тут Бойченко хитро сощурившись, щёлкнул пальцами и вкрадчивым голосом произнёс: – Раз вы пришли к нам, стало быть, у вас всё-таки есть какой-то план?
– Царь сторонится нас. Нужен тот, кого он не будет опасаться…, – начал Анатолий Александрович.
Паша быстро смекнул, что к чему и перебил: – Вы думаете, что мы подойдём на роль засланных казачков? А язык? Как мы будем общаться?
Дозорный чуть склонил голову: – Не совсем так. Я думаю, что надо применить женские чары. Но ни одна из нунтиусов не подходит, они воительницы, а не изящные барышни, с которыми мужчина чувствует себя всесильным.
– Маша на роль соблазнительницы не подойдёт! – безапелляционно отрезал Степанцев.
– Вопрос с языком тоже остаётся…, – уныло произнёс Глеб.
– Вы упоминали, что у вас есть подружки, здесь на раскопках…, – издалека закинул удочку дозорный.
Бойченко вытаращил глаза: – Я уже ничего не понимаю. Огласите план!
– Мы пригласим двух симпатичных барышень. С ними ничего не случится, я ручаюсь. Там везде наши люди. Нас много. Девчонки просто, каким-то образом отвлекут царя. Их задача прицепить к Киаксару фибулу. Он расслабится и проговорится. А мы подслушаем и найдём способ, как его уговорить.
– Не убедительно, – Паша скрестил на груди руки. – Предположим, я уболтаю Таню и Олю поучаствовать в реконструкции. Предложу им роль шпионок от племени амазонок. Скажу, что они должны вдеть некую волшебную фибулу на царскую мантию. А-ля это принесёт победу их племени, потому что как будто чары этой штуковины отравят мозг царя. Но как это заставит Киаксара прийти к шаманке?
Дозорный поднял большой палец вверх: – Отличная идея! А по поводу царя есть ещё одна деталь. Нунтиусы ему сообщили, что они якобы потомки его племени. Что хотят возродить Великую Мидийскую империю. Царская ветвь прервалась. Наследников нет. Пытались найти достойного предводителя среди своих собратьев, но неудачно. Правят дружиной пока. Жрица искала среди духов древних курганов какого-нибудь военачальника, чтобы оживить, а тут такая удача, на самого царя натолкнулась. Но немного не успели, иноземцы его выкрали и заточили.
Степанцев втянул шею и развёл руки: – То есть благодаря ей он спасся и теперь должен заглянуть в гости на чай? Так что ли?
– Или можно сказать, что жрица хочет провести обряд, чтобы его больше никто никуда не мог заточить? Или это обман и так нельзя? – неторопливо произнёс Глеб.
По хмурому лицу дозорного парни поняли, что это предложение не выход.
Александр Анатольевич озабоченно проговорил: – Правители любых стран всегда были тесно связаны со жречеством. Киаксар весьма хорошо осведомлён какая мощь кроется в руках жрецов. Понимает, что может стать марионеткой в руках колдуньи. Да и обряды все их он может знать. Для него они как обычная часть жизни. Кто знает, может быть, он уже сомневается во всём, что мы ему наговорили. Цари того времени не были напыщенными дураками с коронами вместо шляпы.
Удручённый Бойченко в классической манере доктора наук объявил диагноз: – Слишком много неизвестных в этом уравнении. Нам его не решить.
Паша звонко хлопнул в ладоши: – Тогда так. Подошлём шпионок, и в зависимости от того, что они выведают, определимся, как складывать всю эту магическую математику.
Через четверть часа на стоянке палаточного лагеря развернулся целый спектакль, привлёкший всеобщее внимание и устроивший невероятный ажиотаж. Копатели, дружно побросав кирки и лопаты, таращились на необыкновенное представление сродни сказки о Золушке. Только в данном случае Золушек было две. В воздухе повисло чарующее волшебство, которое никто не желал упустить и почти каждый снимал телефоном происходящее на видео или отщёлкивал кадры фотоаппаратом.
Брутальный рыжеволосый мужчина с бородой в развивающихся одеждах древнего воина, стоящий в позе героя около шикарного серебристого микроавтобуса премиум-класса с затонированными чёрными стёклами смотрелся в глазах Оли и Тани загадочной эпатажной голливудской звездой по масштабу не меньшей чем какой-нибудь киноактёр, сыгравший Конана-варвара.