– Это даже не про анекдот о мартышке с гранатой! – вскинулся он, когда внук умолк. – Как только тебя дозорные твои отпустили с этой штуковиной?
– Деда, им тоже не нравится, что клинок у меня, – осторожно проронил Дима.
– Понятное дело не нравится! Кому же такое понравится?! Да не дай Бог узнает кто, что будем делать? Его срочно надо припрятать, слышишь?
– Анатолий Александрович сказал пока с ним не расставаться. Они в замешательстве. Может, ждут какой-то знак…
Скрипя половицами, дед начал мерить шагами кухню, и чуть ослабив тон возмущения, перевёл дыхание, и заговорил доверительно: – Ты пойми, с одной стороны я горд. А ну-ка моему внуку такое доверие оказано. Но с другой, я ума не приложу, как тебе помочь. От бессилия гневаюсь.
Неожиданно почувствовав, какое бремя ответственности на него свалилось юный волхв, посерьёзнев, просипел: – Может акинак Лоренцо отдать? Он же вроде на ФСБ работает?
– Вот именно, что вроде! Этот Лоренцо, как ни крути, но на двойного агента смахивает. В любой момент перевербовать могут, – оборвал знахарь и, постукивая пальцами по бритому подбородку, добавил: – В службе безопасности страны и у меня связи имеются. Я покумекаю к кому обратиться. Иди спать.
Засыпая на мягкой постели, успокаивающе пахнущей лавандой и постепенно переставая поглядывать на засунутый под кровать сноп с заговорённым клинком, юноша увидел через приоткрытое окно, с гуляющими на ветерке занавесками, как на бархатном чёрно-синем небе тоненьким серпом обозначилась растущая Луна, и тут же колкие мурашки, словно заострённые копыта диких мустангов, промчались целым стадом по его спине: «Как мы вовремя успели… Натворил бы тут кошмарной жути Киаксар».
Попавшая в глаз микроскопическая соринка заставила Александру на мгновение зажмуриться. Ловко удалив досадное неразумение, она плотно задёрнула длинные выполненные сплошным графитным полотном кухонные шторы, которые в своё время предусмотрительно повесила, посмешив дизайнера причудой. Поправив капюшон специально одетого светлого в тёмных пятнах домашнего комбинезона, который некоторым образом напоминал раскраску чёрно-пёстрой бурёнки, вновь сконцентрировавшись, зажигая конические в мраморных разводах толстые свечи, но продолжая нервически посмеиваться, перевозбуждённая девушка горящим взором провела ревизию обрядовой готовности. Убедившись, что всё на месте, она встала у барной стойки.
Постукивая ноготком потёртую книгу на странице с описанием ритуала, и автоматически прогоняя последовательность чародейных действий, она хаотически невольно размышляла: «Новолуние как нельзя кстати. Оно на моей стороне. При полнолунии проводить ритуалы лучше опытным, умеющим контролировать любую энергетику магам. Тем, кто если, случайно и зацепит нечто мощное и непредсказуемое, то не нырнёт в воронку колдовского безумия. А мне как раз хорошо. Я активирую Маргошу на удачу в новых начинаниях, настрою её эмоциональный фон так, чтобы аж зудело во всех местах от желания осуществить какие-нибудь глобальные свершения в окружающей обстановке. Ничего негативного, только приятный позитивчик. Мне не надо, чтобы обраточка прилетела. Пусть живёт. Она потом за свои грехи сама отвечать будет. Не мне быть её прокурором и судьёй. Я лишь скромный доброжелатель».
Интенсивно подышав носом, чтобы успокоиться и не подпускать в разум больше ни единой лишней мысли, юная колдунья начала творить магию. Она взяла кувшинчик соседки и бережно поглаживая, пробежала по поверхности изящными пальцами. Будто знакомясь ближе, как чистейшей пробы археолог изучает обнаруженный артефакт, она ощупывала лису и выпуклые виноградные формы. Затем став около мойки, держа под проточной водой сосуд, начала визуализировать нужные образы, от которых утекало всё лишнее и наносное, очищая ёмкость от всевозможных энергетических следов. Вытерев кувшин куском шерстяной ткани, девушка окуривала его подожжённой веточкой багульника, водя ей против часовой стрелки и ритмично бормоча наговор. Растущее на торфяных болотах ядовитое растение с дурманящим бальзамическим ароматом будто перебросило Александру в другое измерение, где окружающий мир перестал существовать, наполнив помутневший взор картинами непроходимой чащи, где-то посреди дремучего леса.
Девушку чуть качнуло, и она сама себе хрипло скомандовала: – Так, хватит!
Молодая колдунья поставила кувшин на украшенное чеканкой серебряное блюдо с высоким бортиком и включила вытяжку. Загудевший бытовой прибор постепенно разгонял образовавшуюся дымовую завесу. Мало-помалу сознание начало проясняться. Задув свечи, Александра подобрала заготовленный сушёный букетик васильков, завёрнутый в бумажный пакет, и крепко сжимая кувшин, отправилась к соседке.
Та открыла не сразу.
– Чего это ты, на ночь глядя? – обеспокоенно суетилась Марго, затягивая поясок на кремовом банном халатике.
– Да вот, вспомнила, что кувшин всё забываю отдать. На кофе пригласишь? Я тебе тут подарочек принесла, – помахала букетиком Александра, прекрасно зная, что ни одна ворожея не откажется иметь такой мощный природный энергетик в своём колдовском гербарии.
Немного помедлив, соседка открыла дверь шире: – Заходи. Только недолго. Время есть, пока сын кино смотрит.
На бело-зелёной кухне, оформленной в стиле Прованс с изобилием рисунков полевых цветов на обоях и занавесках, освещённой матовым ретро-светильником, стоял запах жареной картошки и котлет. Мать и сын недавно поужинали. Убрав со стола грязную посуду в раковину, Марго указала Чарной на стул с пёстрой декоративной тонкой подушкой, а сама начала хлопотать у плиты.
Через десять минут разлив горячий напиток из узорчатой медной турки по крошечным фарфоровым чашкам, хозяйка квартиры, усевшись рядом с ночной гостьей, с заметным трепетом поднесла васильки к лицу и, вдыхая нежный травяной аромат, спросила: – Признавайся, где такие красивые достала?
– Мы же раскопки в поле проводим. Приметила и собрала ещё в самом начале, когда силы были гулять по окрестностям. Себе хотела оставить, а потом припомнила, как ты говорила, что полезная штука. Особенно в любовной магии. К тебе же по этой теме в основном клиенты обращаются? Вот и решила поделиться. Чего он будет у меня пылиться? Всё равно сыпаться начёт, выброшу, а ты по назначению сможешь применить, – лукаво улыбаясь, сделала вид, что пригубила кофе Александра.
Марго расплылась в оценочной улыбке: – А-а-а! Вот оно что. На художника своего погадать пришла.
Девушка намеренно плохо изобразила удивление: – Ну, что ты? Вовсе не поэтому. Хотя-я-я раз ты сама предложила, то я не буду против, если ты мне немного поворожишь.
Гадалка со стажем приглушённо захихикала: – Хорошо. Как раз испытаем, что за цветочек попался. В этом деле, чем менее зрелый, тем лучше.
Не вставая из-за стола, она потянулась к фигурной полочке, висевшей на стене, и взяла стеклянную пепельницу и спички. Сорвав несколько подаренных бутонов, поджигая один за другим, она стала выкладывать их кругом по дну этой своеобразной курильницы. Дым от тлеющих трав нежно-голубыми вьющимися струйками стал медленно разноситься по комнате. Взгляды соседок встретились через туманную завесу. Марго оцепенела. Пробивной взор Александры перехватил инициативу. Девушка что-то вкрадчиво шустро заговорила, а ворожея не смогла избавиться от наваждения, вдруг застряв мыслями и не в силах отменить созерцание комбинезона Чарной. Отвлекающий манёвр с пятнами сработал. Взгляд ворожеи блуждал между ними как в ловушке. Плавный переход в транс состоялся. Юная колдунья подсунула Марго кувшинчик и та с отстранённым видом стала гладить его словно кошку, заряжаясь закодированным посланием.
Голос Александры звучал убаюкивающе: – … Какая чудесная у тебя дача. Шикарная терраса, увитая плющом. Рядом лес. В нём живут могучие вековые деревья. Журчат ручьи, сбегая к полноводной реке. Шелестят заросли реликтового папоротника. По ночам дарят трели соловьи и ухают совы, отгоняя кошмары суеты и нагоняя волшебные сны. Утренние птахи бережно будят звонким пением. Нет грохота автомобилей и старения в бесконечных пробках. Отсутствует шум перфораторов от непрекращающихся ремонтов соседей. Музыка природы дарит гармонию. Нет назойливой давящей перепонки попсы, пищащей из каждого динамика. Чистый в своей первозданной прозрачности воздух насыщен любовью. Не хочется торчать на диване около телевизора. Сердце наполняется радостью от общения с семьёй…
После получаса установок Марго с застывшим в одной точке перед собой взглядом промямлила: – Я так устала от пыльного города. Так хочется дышать свежим воздухом без выхлопов, вернуться к корням. В природе сила человека, а в городе лишь её фальшивый искусственный оттиск. Клиенты тоже были бы рады вырваться ко мне из душного бетонного нагромождения с вездесущими прогрессивными технологиями, забивающими хламом голову. А сыну сколько пользы…
Быстро распрощавшись довольная тем, как всё прошло, Чарная отправилась спать.
Засыпание давалось с трудом. Через смежные стены в глубокой ночной тишине было отчётливо слышно, как под восторженные восклицания о начале новой и прекрасной жизни, соседка пакует чемоданы. Но этот шум лишь прибавил юной колдунье хорошего настроения.
Зарываясь в подушки, девушка мечтательно протянула: – Какой восхитительный вечер пятницы. Великолепное начало выходных. Не исключено, что со Стасом куда-нибудь сходим…
Субботнее утро ещё только озарилось первыми лучами солнца, а юный волхв уже сидел на кровати в своей крохотной, по-деревенски обставленной спальне. Раскачивая ноги, как маятник метронома он ворошил в памяти осколки событий затянувшейся ночи. Мысли взъерошенного измученного короткими кошмарными снами парня мчались табуном оленей, напуганных выстрелами охотника. То ли спасаясь от подкравшейся прохлады, то ли от сковывающего стужей страха, нагнанного видениями, посреди ночи Дима натянул любимый камуфляж. Необъяснимая сила толкала его покинуть дом деда и отправиться в самую чащу Чёрного леса. Так и не решившись в одиночестве пойти на вдруг обозначившуюся прогулку, юноша ждал возвращения мохнатого друга. Не первый час его взгляд плутал около снопа камыша, скрывающего мощное оружие, Диме казалось, что акинак рвётся на свободу, будто бы не пристало всепобеждающему клинку, томиться вне поля брани.
Выжидая появление Акелы, раздосадованный юный волхв сетовал на то, что ни как не может распознать, кажущееся знакомым место, которое ему привиделось: «Там, помимо граба, то́поля, ясеня была калина. Эта та часть урочища, которая строго охраняется. Рубка посторонним запрещена. Но это аж полсотни гектаров! Куда там идти? Эх, знать бы, что меня зовёт. Что там вообще есть? Какое-то древнее сооружение? Курганы? Нет. Ребята говорили, что курганы поблизости только в станицах расположены. Ближайшие в Ивановской, их полтора десятка, там городище откапывают. А может, там какой-то кенота́ф, то есть кто-то просто установил символическую надгробную плиту? Хотя как она тогда может взывать ко мне и почему раньше молчала? Х-м-м так может быть, только если этот памятник имеет некое заклятие или стражника… Что же там такое?…».
Долгожданные приглушённые звуки возвращения волка взбодрили любопытствующий разум, окропив его капельками жажды приключений. Юноша встал, и тут же попал в объятия тонкого аромата вчерашних оладий. Подбираемый на кухне едва заметным сквозняком аппетитный запах степенно разносился по дому и напомнил парню о том, что неплохо было бы подкрепиться. Но Дима спешил. Стараясь не шуметь, чтобы ненароком не разбудить в соседней комнате дедушку, он осторожно достал меч, привязал ножны к поясу и, прихватив фляжку, махнул через окно во двор. Акела уже был около бани, после променада по окрестностям он не выглядел усталым. Обозначив, что заметил юного волхва изменением положения ушей-локаторов, волк ускорился и мигом опустошил приготовленную миску воды. Поприветствовав дружелюбным оскалом направляющегося к калитке хозяина, мохнатый друг присоединился к прогулке, засеменив следом.
Спустя три часа июльская духота сморила парочку, стремительно шедшую под редкое кукование притихшего леса. Открывшаяся местность с остатками следов разгулявшейся стихии отдавала болотными парами, говоря о том, что где-то по соседству имеется гниющая заводь. Усевшись под ветви дуплистого граба на сухую часть завалившегося трухлявого дерева, обильно покрытого мягким зелёным мхом и жёлто-коричневыми прошлогодними листьями, Дима устроил привал. Акела юркнул под старую корягу неподалёку и затаился.
Погрузившись в раздумья, юноша отпил несколько глотков из фляжки. Его взор скитался по бурелому, устроенному недавней грозой: «Сколько мы ещё тут будем плутать? Акела то домой выведет, вот только не хотелось бы свернуть, не достигнув цели. Знать бы что ищу…».
Проблеснувшие по коленям весёлые солнечные зайчики пригласили парня подурачиться. Неосознанно юный волхв вытащил акинак и, подхватив приветы солнца лезвием острого клинка, передал их в чащобу. Словно маяк прорывает лучом мглу, пучок света высветил лесную глушь. Прямо по курсу Дима увидел каменную стелу по форме, напоминавшей замочную скважину. Он спешно поднялся и как кузнечик проскакал по валежнику к находке.
Покосившийся памятник ничего не мог о себе рассказать. Высеченный текст не читался. Растительные узоры в центре округлой верхней части имели солярный знак – наипопулярнейший символ среди всех народов на планете. Юноша обошёл стелу. По телу холодными ленточками заструился пот, будто за пазуху прокрались детёныши гадюки. Челюсть свило от навалившегося напряжения. Единственная мысль запульсировала в голове: «Пентаграмма! Дьявольская пентаграмма!».
На Диму когтистой лапой смотрела бронзовая позеленевшая от времени перевёрнутая пятиконечная звезда.
Юноша часто задышал, но тут спасительная мысль, выдернув из архивов памяти нужные знания, полученные от отца-историка, привела его в чувства: «Пентаграмма это же защитный символ, который ещё шумеры использовали. Раньше его рисовали везде, хоть на пороге, хоть на колыбели и никто не придавал значения, куда смотрят её лучи».
Он взлохматил взмокшие от волнений и жары волосы. Лёгкий ветерок, нежно коснувшись, испарился, но этого было достаточно для того, чтобы парень полностью взял себя в руки и стал рассуждать сугубо логически: «Так, всё что я могу предположить, это то, что некто когда-то поставил здесь этот знак. Вокруг всё давным-давно заросло. Ни единой тропы не видно. Памятник заброшен. Знает ли о нём кто-то неизвестно. Даже если кто-то иногда приходит, то это мне не выяснить. Возможно, он только сейчас высветился из укромного уголка благодаря буре. Тогда получается, что гроза спровоцировала некую активацию, и энергия стелы обнаружила меня и позвала».
Дальше размышления зашли в тупик, но уходить не хотелось. Поддавшись порыву, он подцепил мечом звезду и та недолго сопротивляясь, оказалась у него в руках. Вдруг перед глазами потемнело от острой боли. Раскалившись докрасна, пентаграмма обожгла пальцы. Вскрикнув, Дима резким движением отбросил её далеко в сторону. Раздался шипящий звук. Пентаграмма угодила в болотную жижу. Верескового оттенка дымок, выстрелил туманным столбиком вверх и, клубясь, разрастался из кончика единственного торчащего над грязевой поверхностью луча. Едкий запах гнили и серы наполнил воздух смрадом. Юноша попятился. Крепко сжимая в руке акинак, он приготовился защищаться. И тут из дыма появился волосатый торс, над которым обозначилась лысоватая голова демона. Косматая борода топорщилась рыже-чёрными завитками. На высоком лбу размером с кухонные ножи выпирали древесного цвета витые рога. Приплюснутый нос трепетал волосатыми ноздрями. Лукавые глазки горели огнём обольщения. Пальцы правой руки угольно-бурыми острыми ногтями перебирали бледно-белый цветок, напоминающий трубу граммофона. Левая рука пряталась за спиной.
В книгах помора юный волхв уже встречал этот образ и тут же узнал кто перед ним: «Азазель с дурман-травой! Однажды он извратил созидание, заложенное Вселенной в каждое живое существо. Изобрёл блудное раскрашивание лица и подарил женщинам косметику, а мужчинам преподнёс оружие, научив искусству войны. Этот демон приходит для того, чтобы искушать!».
Елейным голосом Азазель театрально стал восхищаться юношей: – Ты ещё отрок, но так бесстрашен. Я словно вижу молодого льва! Этот клинок приведёт тебя к победе! Повелевай и я раздобуду тебе несметную рать, которая положит весь мир к твоим ногам! Ты превзойдёшь подвиги Александра Македонского! О тебе будут слагать песни! Каждый мальчишка станет желать быть похожим на тебя! Одно твоё слово и…
– Какова цена? – перебил Дима слащавые посулы, спеша остановить колдовские реплики, начинающие медленно обволакивать его рассудок путами тщеславия.
– О-о-о! Я вижу, что ты готов. Твоё сердце жаждет славы победителя и лавров неустрашимого предводителя…
Голова парня закружилась, аромат дурман-травы всё глубже просачивался в бурлящие отвагой во́ды сознания, навязывая галлюцинации, создаваемые образами демонической речи. Тёмная ипостась Димы восстала. Он уже видел себя в блестящих доспехах на резвом коне впереди бесчисленных полчищ соратников, которые скандировали его имя. Улыбка замелькала на устах юноши. Видения медленно расслабляли тело, а мечты о собственном превосходстве завертелись с чудовищной силой на карусели высокомерия. Знамёна гордо развивались над толпами последователей. Побеждённые враги кланялись до земли. Его флаг реял над каждым городом на планете.
Но тут раздался тоскливый, протяжный вой. Бесовские картинки наваждения померкли и стали рассыпаться на мелкие фрагменты. Юный волхв снова увидел перед собой демона. Акела взвыл, и мозг Димы опалило понимание того, что воинственная энергия акинака привела его туда, где таятся мощные, убийственные силы. Что он будто пешка в чужой игре находится под влиянием древнего клинка.
Юноша вдруг осознал насколько любое оружие кровожадное: «Вооружение должно быть только у тех, кто знает цену жизни, умеет предотвратить не нужные потери сыновей. Настоящие боевые командиры не спешат бросаться в бой, они ищут способы сберечь солдат, выполнить задачу с меньшим уроном для своих, чтобы не смотреть потом в скорбящие глаза матерям и вдовам. Потому-то их «батями» и кличут…». Мысли парня заскрежетали гневом: «Это именно то, чего так бояться нунтиусы. Человек не может управлять магией. Она всегда управляет им. Даже ведуны с ней на вы и не злоупотребляют, потому что осознают высокую вероятность риска угодить в капкан. Бумерангом всегда возвращается и зло, и добро. Я едва не оступился, чуть не стал союзником Дивинус! Нужно уничтожить вместилище искусителя!».
Дима развернулся и со всего размаха ударил по стеле. Раздавшийся лязг, сопровождаемый искрами, взбесил демона.
– Что ты творишь? Мы же почти договорились!
– Мы ни о чём не договаривались! – рявкнул Дима.
– Вот, ты значит, как… Не хочешь быть моим другом, так становись недругом! – возопил Азазель, и вскинул левую руку, в которой было короткое древко с железным наконечником в виде шипа и крюка.
«Он хочет применить багор!» – резко отпрыгнул юноша в зону недосягаемости, и почувствовал, что в ногу уткнулся мохнатый друг, от которого исходила умиротворяющая мощь. Юный волхв, словно получив подпитку, бросился на стелу и, не обращая внимания на ругательства и проклятия разъярённого Азазелы, начал лихорадочно орудовать клинком, монотонно повторяя про себя «Твои речи, тебе в плечи!».
Дима остановился лишь тогда, когда разрушил памятник до основания.
Переведя дух, он пристально посмотрел в глаза искусителя и насмешливо проронил: – Что? Не обломилось? Сгинь нечисть!
Удручённый неудачей демон молчал и лишь буравил злобным взглядом. Парень подарил ему издевательскую улыбку и, сделав несколько шагов к звезде, взмахнул акинаком, чтобы разрубить пентаграмму, но тут Азазель молниеносным движением вонзил юноше в грудь багор и потащил на себя. Поражённый отсутствием боли, юный волхв не сразу разобрал, что было применено заклятие-фантом, а не настоящее боевое оружие. Оказавшись лицом к лицу к демону, и ощутив его зловонное дыхание, юноша обмяк. Акела скулил неподалёку.
Искуситель ликовал: – А теперь ты мой! – и неожиданно, словно сменив гнев на милость, он будто по-свойски проговорил: – У тебя всё ещё есть выбор, взять меня к себе военным советником или пропасть в небытие, из которого обратной дороги нет.
Уголёк надежды на спасение стал тлеть и разгораться в неистовое пламя, Дима разгадал демонический замысел: «Азазеле нужно, чтобы я уцелел, а не потерялся в небытие. Ему нужна моя воля. Он хочет через меня владеть силой акинака и жечь этот мир войной».
Парень прикинулся присмиревшим: – Что я должен сделать?
– Другое дело. Подбери пентакль и приложи к груди. Я поселюсь в твоём сердце. А после эту железку можешь выбросить, утопить в болоте. Вместе мы построим новый совершенный мир.
Азазель вынул багор. Дима, поглаживая условно раненное место, неспешно наклонился к звезде, и внезапным дерзким выпадом, начертив пальцем в вязкой грязи круг, влепил в него пентаграмму. Коварный план был сорван. Демон снова сыпал проклятиями, но лютовать не мог. Постепенно дым оседал, засасывая в себя искусителя.
– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь! – выкрикнул юноша на прощание бесу.
Всё исчезло. О том, что тут только что бесновался прихвостень дьявола, напоминал лишь запах серы.
– Акела, пошли домой, – опустошённо выдохнул юный волхв, ощутив тягостное послевкусие от встречи с нечистой силой.
Мохнатый напарник заскулил. Дима встрепенулся. Акела показывал носом на пентакль.
– О! Как же ты прав! Пройдёт дождь, нарисованный в этом месиве круг, размоется, и демон опять будет на свободе. Оставлять без присмотра такое нельзя, рано или поздно кто-нибудь обнаружит, – и тут парень повеселел: – Что же пополним арсенал нунтиусов или дедушка, нечто другое предложит.
Он отодрал на поваленном ясене кору. Нарисовал защитный круг грязью, быстро переместил пентакль и удовлетворённый одержанной победой зашагал к деду, в надежде сегодня же избавится от опасного лиходея.
Едва парочка достигла двора, Акела юркнул к бане. Он прилёг отдыхать в теньке, всем своим видом давая понять, что больше не намерен никуда идти. Юноша и не собирался беспокоить волка. Мохнатый друг сегодня не просто его выручил, а спас от смертельной опасности.
Не обнаружив знахаря в доме, Дима сразу догадался, где его искать. Георгий Максимович был на пасеке, располагавшейся поблизости к его земельному участку на скрытом от посторонних глаз зарослями вишняка сухом лугу, где он регулярно подсевал синяк – древнейшее медоносное, пригодное для народной медицины, но ядовитое растение. Дедушка не пользовался шляпой пчеловода и никогда не применял дымарь. Казалось, полосатые труженицы его прекрасно понимают и не собираются жалить. Прячась от палящего полуденного солнца под широкополой соломенной шляпой, одев натурального цвета льняные рубаху и штаны, пожилой мужчина чинил старые деревянные поилки.
Не оборачиваясь, завершая последние манипуляции с рифлёной доской с высеченными в ней змеевидными бороздками, дед поприветствовал внука: – А я всё думаю, куда это ты запропастился. Не позавтракал и клинок с собой зачем-то утащил…
Приятный специфический запах ульев всегда нагонял аппетит, а при слове «завтрак» Димин желудок протяжными позывами запротестовал, желая избавиться от внезапной жёсткой диеты.
Услышав урчание, Георгий Максимович усмехнулся, и протянул внуку кусочек сот с мёдом: – На вот, полакомись целебным продуктом, не́чего себя голодом морить. В умеренных количествах это необычайно полезно. Там и прополис, и перга. Потом ушицы свежей поешь. Это я уже и на утренней зорьке побывал. Нам с тобой обед сготовил. А тебя всё нет и нет…, – и тут знахарь рассмотрел, что держит в руках Дима, лицо дедушки вытянулось и как-то погасло, окаменело: – Ты что это притащил?!
– Сейчас всё объясню, – тщательно разжёвывая светло-янтарную сладкую массу, пообещал юный волхв, и без утайки рассказал всё, как было, закончив вопросом: – Поможешь от пентакля избавиться так, чтобы никто не нашёл или дозорным надо отдать, пусть они разбираются?
– Сам ответ держи, – буркнул дед. – Закопай поглубже и дело с концом.
– А Азазель не выберется? – усомнился юноша.
Георгий Максимович вытер лоб тыльной стороной ладони и поучительным тоном вымолвил: – Не бес в человека вселяется, а человек его в себя впускает. Соблазны на каждом шагу. Сможешь обойти, уцелеешь, а коли нет, так сам, своей собственной волей себя на муки и обрекаешь. Бес хитёр, повсюду притаился. И многословие, и хвастовство, и хула, и лень, и зависть, и жадность всё это тоже демонов работа. Воздержаться бы от греха, да не тут то было. Об этом же надо постоянно помнить, молитвы праведные читать, посты блюсти, добрым словом и делом людям помогать, стремиться избавиться от провинности, коли оступился …, – знахарь небрежно махнул рукой, – Эх, поживёшь с моё, образумишься. В молодости все ошибки собирают. А ты молодец, что в круг демона догадался запрятать, крепкая защита, но это полумера. Бесы появляются там, где их ждут. Не стела тебя к себе примагнитила, ты её отыскал, потому, что желаешь акинаком распоряжаться. И к тебе пришёл тот, кто смог бы удовлетворить масштаб твоего желания.
Диму бросило в жар, а затем в холод, он содрогнулся от сказанного. Щёки парня заалели созревшими томатами. С той самой минуты как Тиссагет вручил ему клинок, юноша страстно желал узнать меч в деле. Мудрый дедушка узрел его тайну.
– Я вижу, ты кое-что понял. Принятие существования в себе недуга это начало пути к исцелению, – добродушно высказался знахарь и скороговоркой прибавил: – Бери лопатку и схорони эту нечисть. Земля-Матушка всё преобразует, всё переродит, да очистит.
Послушно выполняя наставления дедушки, ни проронив, ни звука Дима закопал пентаграмму. Георгий Максимович тоже молчал. По лицу пожилого мужчины было видно, что он погрузился в размышления и внук не стремился их прервать. Юный волхв отрешённо обдумывал всё, что с ним произошло за последние несколько суток. Вывод был не утешительным: он спас мир от сурового завоевателя, едва не заняв его место. Если бы это случилось, то для потомственного ведуна это был бы полный провал.
По пути к дому Дима первым нарушил продолжительное молчание: – Может акинак к помору отвезти, Михаил его как надо припрячет?
– Тяжеловато мне будет гнать в такую даль. В общественном транспорте его не повезёшь…, – и, предвидя, что предложит внук, дед резковато высказался: – А с помощью магии я тебе запрещаю с ним перемещаться! Ещё засосёт куда.
– Тогда к нунти…, – Дима осёкся, вспомнив, что Анатолий Александрович тоже не знает, как поступить с акинаком, иначе сразу бы отобрал магическое оружие и укрыл в своём арсенале.
Неожиданно морщины на лице Григория Максимовича разгладились, и он заговорщицки сообщил: – К вечеру у нас гость ожидается. Я Антона Антоновича пригласил.
Не понимая, к чему клонит дедушка, изумлённый внук ждал объяснений, но их не последовало, интрига затянулась, тогда Дима язвительно спросил: – А нам гости сейчас уместны? Может, сначала с клинком разберёмся?
– Уместны, ещё как уместны, и особенно этот, – посмеиваясь, ответил знахарь. – Антоныч в курсе моих способностей народного врачевателя. Я ему в своё время похвастался, что в тебе древняя кровь заговорила, так что откровением для него не станет, что ведические чудеса вокруг нас витают.
– И что? – впавший в ступор парень споткнулся и остановился.
– А то, что друг мой действующий генерал федеральной службы безопасности. Им там с разными делами приходится сталкиваться…
– Я что должен рассказать ему об акинаке?! – почти вскричал Дима, которого будто контузило выстрелом крупнокалиберного орудия.
– Ну, ну, ну. Тише. Да. Расскажешь. Кратко, без подробностей про духов и призраков, не упоминая о дозорных. Мол, случайно в руки попало страшное оружие. Приберечь надобно для защиты родины, мало ли какой чёрный час настанет… Тебе то оно зачем? Волхвы ратным делом, если будут заниматься, все знания растеряют.
Притихнув, с померкшим унылым взглядом, юноша согласился: – Всё так, – но в сердце парня бушевал смерч: «Я хочу быть на передовой! Я хочу быть в окопах! Мне стыдно прятаться в задних рядах, прикрываясь ведической силой, которую я то и не познал ещё в полной мере. Неужели я никогда не смогу совершить ни один подвиг?…».
Приблизившись к внуку, заглянув ему в лицо, лаская добрым взглядом, Георгий Максимович тихим шёпотом дал совет: – Потерпи малёк, возмужаешь, окрепнешь, силу волхва осознаешь полноценно. Такие, как мы, людей к жизни возвращают, это ли не подвиг?
Устыдившись нахлынувшего приступа отчаяния, Дима осунулся, тихонечко угукнул и, постукивая по ножнам ладонью, безрадостно проговорил: – Я отдам акинак дяде Антону, – но через мгновение парень ершисто вскинулся и взвинчено просипел: – Он же с ним справится?!
– Справится, – заверил дедушка и честно признался: – Я не знаю, как Антон поступит. Главное, чтобы этот меч никому не навредил. Помни, твоя воля будет решающей в этом вопросе. Откажешься с ним говорить, я пойму. Я всего лишь пытаюсь помочь.
До приезда гостя в мундире, не способный чем-либо заняться, лениво пиная камушки, Дима ходил кругами по двору, ловя на себе тревожные взгляды мохнатого друга и дедушки. Юный волхв в лёгкой прострации мысленно прощался с клинком и подбирал слова к предстоящему диалогу. Встреча прошла как выстрел. После короткого разговора с генералом ФСБ, который тут же умчался на своём УАЗ «Патриот» в Краснодар, даже не оставшись переночевать, скорость вращения парня по двору многократно увеличилась, камни теперь разлетались влево и вправо подобно метеоритам.
Мысли юного волхва, сжимающего рукоятку акинака, рублеными фразами колотили воспалённый разум юноши: «Секретный Отдел Преданий. Москва. Особый рейс. Меня будут ждать. Ничего не бойся».