Ева Арк
Весна братьев Медичи
Отсутствие отца причиняло детям, как и матери, боль:
– Милый Джулианино сказал, растягивая «О»: «Оооо, где Лоренцо?» Мы ему: «Он выехал к тебе в Поджо». – «Ах, нет», – и чуть не заплакал.
Высмеивая Пульчи в эпиграммах, Маттео Франко вскоре заставил соперника бежать. Священник был абсолютно предан интересам своих благодетелей. Некоторое время Франко управлял делами Клариче. Потом стал духовником Маддалены Медичи после её замужества и, к великому удовольствию Лоренцо, утешал его дочь в супружеских несчастьях и заботился о ней.
Рядом с такими личностями в окружении Лоренцо Бартоломмео Скала – с 1464 года канцлер Республики, то есть секретарь правительства – казался почтенным ментором. Возраст (он был на двадцать один год старше Лоренцо) и манера поведения отдаляли его от весёлой компании, не упускавшей случая посмеяться над ним. При всём том он был советником, к которому Лоренцо всегда прислушивался: Скала информировал его о дебатах в Синьории и прочих собраниях. Благодаря ему партия Медичи всегда была представлена в высших государственных инстанциях.
Преданность Скалы и немногих близких людей позволяла Лоренцо не очень обременять себя семейными и государственными обязанностями. Для умных разговоров у него были друзья и Платоновская академия, для куртуазного поклонения – Лукреция Донати и Симонетта Веспуччи, для удовлетворения похоти – симпатичные горожанки и крестьянки (здравствуй, Ненча из Барберино!), а Клариче спокойно сидела дома и рожала детей. Лоренцо мог предаваться удовольствиям, используя официальные поводы. Заметная деградация республиканского строя не вызывала никакого протеста. Заботясь в первую очередь о своём физическом выживании, флорентийцы старались забыть о тяготах жизни, участвуя в официальных торжествах и праздниках. Они подражали самому Лоренцо, который скрывал озабоченность государственными и финансовыми проблемами под маской благодушного юмора.
Глава 8
Турнир Джулиано
События последних лет сильно подорвали финансовое положение Флоренции. Сигналом тревоги послужил мятеж в Вольтерре. Поход 1472 года обошёлся Республике дорого, в 200 тысяч флоринов. Ради этого ей пришлось влезть в долги, на погашение которых требовалось много лет. К тому же у Флоренции было немало других расходов: на государственное управление, на посольства, военные нужды и различные миссии. В общем, дефицит бюджета стал на долгие годы привычной проблемой.
Но особенно чёрным для Медичи оказался 1473 год. 27 апреля данцигские пираты захватили их галеры с квасцами и шёлком, направлявшиеся в Саутгемптон, на них же находились и произведения искусства для одной из флорентийских церквей, в том числе «Страшный суд» Мемлинга. Убытки составили 40 тысяч экю. Затем Карл Смелый, герцог Бургундский, под давлением Генеральных штатов издал ордонанс, разрешающий ввоз квасцов в его владения из любых стран (раньше покупать их дозволялось только у Томмазо Портинари, управляющего филиалом Медичи в Брюгге).
Этот тяжёлый удар по финансовому положению Медичи превратился в катастрофу после того, как 5 января 1477 года герцог Бургундский погиб при Нанси. Медичи потеряли деньги, данные ему в долг: 57 тысяч артуазийских ливров. Конечно, управляющий филиалом попытался сделать так, чтобы этот долг признали дочь герцога Мария Бургундская и её нищий муж, эрцгерцог Максимилиан Австрийский. Он дал супругам 20 тысяч артуазийских ливров просто под честное слово. В момент, когда распадалась Бургундская держава, подобный кредит был самоубийственным даже для самого крупного банка того времени. Банк Медичи в Брюгге потерпел крах.
Поиски прибыли были путеводной нитью политики в Италии. С изменением интересов менялись и политические союзы.
22 июня 1473 года во Флоренции торжественно встретили Элеонору Арагонскую, старшую дочь короля Ферранте, которая направлялась к своему жениху в Феррару (после расторжения брачного контракта со Сфорца Марией). Лоренцо общался с ней уже как со старой знакомой, так как видел её в Неаполе в окружении Ипполиты Марии. Своим очарованием и добротой принцесса напоминала своего младшего брата Федерико, и была очень расположена к Медичи. Флорентийцы радостно приветствовали её, когда Элеонора, одетая в чёрный бархат с «бесчисленным количеством жемчуга и драгоценных камней», проехала через Римские ворота, через Понте Веккьо и поднялась во Дворец Синьории, где выслушала обращение собравшихся приоров, прежде чем отправиться во дворец Медичи на банкет. На следующий день за маскарадом и блестящей процессией последовал фейерверк; а 24 июня на Прато, лугу, простиравшемся до берегов Арно, состоялся праздник шампанского, где гости ели клубнику, гуляли по зелёной траве у кромки воды и танцевали в саду. Незадолго до того во Флоренцию также приезжал жених Элеоноры, Эрколе I д’Эсте, чтобы позаимствовать у Лоренцо трактат Альберти об архитектуре. Герцог собирался перестроить дворец своих предков, дабы тот мог соответствовать королевскому рангу его будущей супруги. Эти два визита заложили основу будущего союза Флоренции с Феррарой.
После неудачи со сватовством в Венеции Лоренцо предложил брату жениться на девушке из семьи Борромео – наследнице богатых флорентийских купцов, но тут Джулиано схитрил:
– Сами Вы, братец, заключил брак с девушкой из древнего и знатного рода. А мне подсовываете купеческую дочку?
В результате на Беатриче Борромео женился Джованни Пацци. Однако Великолепный не мог смириться с тем, что такая куча денег достанется его конкурентам (каковыми он считал Пацци). Поэтому, воспользовавшись тем, что отец девушки не оставил завещание, решил отобрать у Пацци наследство жены. Он провёл закон, по которому при отсутствии завещания всё имущество переходило ближайшему родственнику мужского пола. В 1474 году этот закон был признан имеющим обратную силу. Наследство досталось Карло, племяннику Борромео и стороннику Медичи. Ни с точки зрения справедливости, ни согласно нормам права это решение не было безупречным.
Джулиано Медичи даже выразил по этому поводу своё возмущение брату:
– Можно всё потерять, когда желаешь приобрести слишком много!
Но Лоренцо и не думал раскаиваться. Вместо этого он предложил Джулиано новую невесту – внучатую племянницу самого папы. К счастью для его брата, Сикст IV дал понять, что не собирается родниться с Медичи. Сразу же после избрания он решил окружить себя близкими родственниками, а курию составить из соотечественников- генуэзцев. Папа, несомненно, не доверял Медичи, хотя поначалу и не враждовал с ними: как известно, он помог Лоренцо подавить восстание в Вольтерре. Правда, он сделал это ради сохранения монополии на квасцы.
Зато у Святого престола установились тёплые отношения с Неаполитанским королевством. Племянника папы по имени Леонардо, получившего пост префекта города Рима, женили на незаконной дочери короля, в приданое за которой дали город Сора. Взамен святой отец освободил Ферранте I от дани, которую тот должен был выплачивать Риму за своё королевство. Когда его дочь Элеонора Арагонская проезжала через Рим, праздники в её честь длились несколько дней. Кардинал Риарио закатил у себя во дворце такой щедрый пир, что гости, насытившись изысканными яствами, стали кидать их из окна толпе, собравшейся на площади. После этого Пьетро Риарио, которого дядя назначил патриархом Константинопольским, архиепископом Флорентийским и папским легатом всей Италии, отправился в путешествие. Он посетил Флоренцию, Болонью, Феррару, Милан и Венецию. Странная привычка нового архиепископа дарить своим любовницам золотые ночные горшки стала притчей во языцех. Повсюду он желал вкусить наслаждений. Это его и сгубило. Пьетро Риарио умер 5 января 1474 года, двадцати восьми лет от роду, как говорили, от венерической болезни, которой заразился в Венеции.
Другому своему племяннику, Джироламо Риарио, папа купил графство Имолу и женил его на Катерине Сфорца, побочной дочери Галеаццо Марии. Так семейство Риарио породнилось с государями Италии: миланскими Сфорца и королями Неаполя. Для Флоренции эти браки представляли угрозу, так как создавали систему мелких княжеств, над которыми она не имела никакой власти, и это ущемляло её интересы. Особенно задела Лоренцо Медичи покупка папой замка Имолы, который стоил 40 тысяч дукатов. Сикст IV, конечно же, обратился в банк Медичи. Очень вежливо и с множеством самых любезных отговорок Лоренцо в займе отказал. Дело в том, что замок Имолы запирал дорогу на Болонью, важную для Флоренции. Лоренцо, собственно, сам собирался купить это место с целью создания там укреплённого пункта. В мае 1473 года он договорился об том с Галеаццо Марией, запросившем за Имолу 100 000 флоринов. Но Сфорца вскоре передумал и согласился продать замок Сиксту за 40 000 дукатов при условии, что его внебрачная дочь Катерина Сорца выйдет замуж за Джироламо Риарио. Деньги папа всё-таки раздобыл, заняв их в банке Пацци, и предотвратить это сделку Лоренцо не смог, хотя тайком просил своих конкурентов не давать деньги. Они не послушались и тем явно обнаружили свою неугасающую зависть к Медичи. Нетрудно догадаться, как был разъярён Лоренцо, когда узнал, что Пацци предоставили папе долговременный кредит для покупки замка Имолы.
А Сикст IV по-прежнему был озабочен расширением семейных владений. Он даровал титул герцога Урбинского одноглазому Федерико да Монтефельтро. Тот в благодарность выдал дочь замуж за другого папского племянника, Джованни делла Ровере, получившего во владение Сенигаллию и Мондовию. Тем самым клан Риарио делла Ровере усилил своё положение. Его поддерживал Ферранте I, которому, как говорили, папа обещал титул короля Италии.
Весной 1474 года напряжённая ситуация в Италии взорвалась: кардинал Джулиано делла Ровере начал военный поход в Умбрию – область, всегда бывшую сферой влияния Флоренции. Подавив восстания в Тоди, Форли и Сполето и разграбив их, кардинал осадил Читта ди Кастелло, где ему оказывал сопротивление местный правитель Никколо Вителли. Рядом с этим городком находился Борго Сан-Сеполькро, когда-то подаренный папой Евгением IV флорентийцам. Тогда осторожный Лоренцо решил сбросить маску. Для устрашения Сикста он отправил к Борго Сан-Сеполькро шеститысячную армию. Кроме того, он надавил на Святой престол при помощи дипломатического маневра через Галеаццо Марию Сфорца. Наконец, Рим согласился дать почётный мир Вителли, который нашёл убежище во Флоренции. Все спасли свою честь, но отношения Лоренцо с папой испортились навсегда.
Сикст IV вскоре дал понять, что время уступок кончилось: 14 октября 1474 года, вопреки воле Лоренцо, он назначил архиепископом Пизы Франческо Сальвиати, протеже Пацци и недруга дома Медичи. Таким образом, папа нарушил договор о том, что все церковные назначения в Пизе могут делаться только с согласия Флоренции. В ответ Лоренцо не пустил Франческо Сальвати в Пизу. В итоге тот так и застрял в Риме, что любви к Лоренцо ему не прибавило.
2 ноября 1474 года Флоренции удалось заключить оборонительный союз с Миланом и Венецией, направленный против Рима. В честь «союза трёх» Лоренцо решил устроить турнир.
Как известно, при Великолепном обычай частых празднований во Флоренции получил новый импульс – новый правитель был молод, весел и любил искусство. Его друзья и приближённые, естественно, следовали примеру своего патрона.
Однажды зимой они целой гурьбой отправились к палаццо прекрасной Мариетты, дочери покойного Лоренцо ди Палла Строцци, и в два часа ночи под пение серенад при свете множества факелов начали кидать снежки в её окна. Самого Лоренцо в то время в городе не было, он уехал по делам в Пизу, но его известил обо всём Филиппо Корсини, сообщив в письме, что Мариетта открыла окно – и получила снежок прямо в лицо.
Далее Филиппо пишет, что девица ничуть не обиделась, со смехом запустив снежок обратно в толпу своих поклонников, и вообще вся эта эскапада прошла с большим весельем.
Но самым памятным зрелищем для всех флорентийцев, как и для самого Великолепного, был «турнир Лоренцо» 1469 года. Даже Луиджи Пульчи, прежде чем покинуть службу у Медичи, написал посвящённую этому зрелищу поэму «Стансы на турнир», где прославил своего благодетеля. Воспоминания об этом великолепном турнире как о своём личном триумфе побудили Лоренцо устроить зрелище в том же духе, но ещё более торжественное. Правда, теперь это должен был стать «турнир Джулиано». Лоренцо надеялся, что и ему достанутся почести, и самолюбие его младшего брата будет удовлетворено.
Джулиано только что исполнилось двадцать лет. Он был умён, любезен, красив. Гордая осанка, чеканный профиль и снисходительная улыбка делали младшего сына Пьеро похожим на утончённого аристократа. Если Лоренцо был некоронованным властителем Флоренции, то Джулиано поэты называли не иначе, как «Принцем Юности». Несмотря на то, что брат Лоренцо уже имел множество любовниц, он по-прежнему пылал страстью к Симонетте Веспуччи.
Тем временем генуэзка из незрелого подростка превратилась в великолепную стройную женщину с белоснежным цветом лица, алым ртом и большими тёмно-золотыми с крапинкой глазами, временами казавшимися ясно-голубыми. Её роскошные волосы жидким золотом струились вдоль тела, а когда она убирала их в причёску – образовывали нимб вокруг головы.
В общем, Джулиано, который уже не раз осмеливался возражать старшему брату и даже критиковать его решения, заявил, что не намерен больше скрывать свою любовь. Лоренцо, конечно же, понимал, что когда его брат объявит своей Дамой Симонетту, у него самого не останется никаких шансов. Даже близкий друг Великолепного Никколо Валори описывал его как невзрачного:
– Природа была ему мачехой в отношении его внешности, хотя она действовала как любящая мать во всех вещах, придуманных умом. Цвет его лица был смуглым, и хотя его нельзя было назвать красивым, оно было настолько полно достоинства, что вызывало уважение.
Однако Лоренцо было нужно уважение не женщин, а их мужей. Его животному обаянию поддавались многие, но, следует признать, что Великолепный никогда не пользовался им в отношении благородных дам. Потому он уступил Джулиано. Турнир должен был стать особенным из-за того, что он состоялся в день рождения Симонетты. Как пишут биографы Лоренцо Медичи, придерживающиеся версии, что между Джулиано и генуэзкой существовали романтические отношения, «эта связь по непонятным причинам скрывалась», но при помощи тонкой уловки удалось устроить праздник в честь Симонетты.
Подготовка к турниру растянулась на много недель. Коней доставляли со всей Италии – из конюшен правителей Мантуи, Милана, Римини, Урбино и Неаполя отбирали лучших.
Официальные сведения об этом турнире нам известны от флорентийского хрониста Леонардо Морелли:
– Дня 28 января 1474 года был большой турнир на площади Санта-Кроче, и было двадцать два поединщика, выстроившихся весьма достойно по порядку, изобильно украшенных драгоценными камнями и жемчугами; и первую награду получил Джулиано, сын Пьеро, сына Козимо Медичи, а вторую получил Якопо, сын мессера Луки Питти.
На самом деле, по новому календарю, принятому в ХVI веке, рыцарский турнир состоялся в 1475 году. В назначенный день участники состязания проследовали по улицам Флоренции, украшенным флагами и гобеленами. Все эти рыцари прославили свои имена. Среди них были Сансеверино, Гонзага, Содерини, Питти, Альберти. Перед Джулиано Медичи ехал оруженосец со штандартом. На нём живописец Сандро Боттичелли изобразил Минерву и Амура. Стихи Полициано описывают эту картину и дают ключ к ней: богиня – это Симонетта в белом платье, со щитом и копьём, с головой Медузы Горгоны в руках и девизом «La Sans Pareille» («Несравненная»). Амур, стоящий рядом с ней, привязан к стволу оливы, его лук и стрелы сломаны – это означало, что красавица так хороша, что перед ней и Амур беспомощен. Однако Минерва смотрит на солнце – и в этом есть надежда, потому что солнце, предположительно, это та слава, которой покроет себя Джулиано, сразившись на турнире в честь своей прекрасной богини.
За штандартом следовали двенадцать молодых людей в роскошных одеждах. Они ехали на великолепных белых конях колонной по двое с копьями наперевес. Наряд Джулиано из золота и серебра с множеством драгоценных камней стоил несколько тысяч дукатов. Вслед за братом ехал Лоренцо, окружённый главными лицами города.
Джулиано победил, а Симонетта была провозглашена королевой турнира и перед всей Флоренцией – Дамой его сердца. Празднество завершилось балами и пирами, роскошь которых ещё долго славили поэты и хронисты. Всех превзошёл Анджело Полициано: его «Стансы на турнир Джулиано Медичи» обессмертили этот праздник. Даже лишённый всякой сентиментальности Леонардо да Винчи делал зарисовки со знаменитого турнира.
Это имело определённые последствия. Во-первых, во Флоренции появился живой эталон красоты, сравниться с которым нельзя было по определению, но к которому следовало стремиться – «Венера во плоти». С тех пор большинство мадонн и богинь на картинах Сандро Боттичелли обрели лицо Симонетты.
Во-вторых, после турнира отношения Джулиано Медичи и Симонетты Веспуччи, как считают некоторые исследователи, из платонических перешли в другую фазу. Неужели генуэзка не устояла перед обаянием брата Лоренцо? Обычно официальное признание красоты сопровождается сплетнями обделённых вниманием завистниц. Возможно, другая и нажила бы врагов, но только не Симонетта. У нее напрочь отсутствовали гордыня и высокомерие, она всегда ровно общалась и со знатными дамами, и с простыми жителями Флоренции. Даже у завистниц не поворачивался язык сказать худое слово о Симонетте Веспуччи. По крайней мере, при жизни Несравненной никто не осмеливался обвинять её в измене мужу. Однако памятный турнир навеки связал воедино имена Джулиано и Симонетты.
Поэтому, едва окончились торжества, Лоренцо вновь покинул Флоренцию и возвращался туда лишь на короткое время. Полициано рассказывает, как в апреле 1476 года отряд из двадцати шести всадников отправился в Сан-Миниато:
– Вчера вечером мы выехали из Флоренции и всю дорогу пели песни, а иногда, чтобы не забывать о посте, разговаривали о каком-либо благочестивом предмете. В Ластре отведали цапполино – это вино гораздо лучше, чем считают у нас… К ночи мы доехали до Сан-Миниато и начали было читать творения святого Августина, но вскоре оставили это дело и занялись музыкой. Вечер кончился тем, что мы перенимали па у местного танцора. Утром Лоренцо был на мессе.
– Видя, как он одновременно ведёт жизнь и легкомысленную, и полную дел и забот, можно было подумать, что в нём самым немыслимым образом сочетаются две разные натуры, – заметил Макиавелли.
Иногда канцлерам и секретарям, супруге и близким не без труда удавалось разыскать хозяина Флоренции. Зимой он обычно жил в Пизе в своём дворце близ церкви Сан-Маттео, но иногда в своих поместьях близ моря или в окрестностях Пизы, где было особенно много дичи. Бывая во Флоренции, он частенько вырывался на виллу Кареджи – до неё было от силы час пути. С наступлением весны Лоренцо отправлялся в Кафаджоло или земли Муджелло. Когда его одолевала жара, он затворялся у бенедиктинских монахов из Валломброзы в монастыре Сан-Джованни Валь д'Арно. Иногда он ездил в гости в Поджо а Кайяно – эта вилла принадлежала Джованни Ручеллаи, тестю сестры Лоренцо Наннины. В 1479 году Медичи купил её, и она стала его любимым домом.
В деревенской глуши Лоренцо предавался любовным утехам. Его друзья: Луиджи Пульчи, Браччо Мартелли и Анджело Полициано отмечали, что музы, встречаемые в тех местах, весьма любвеобильны. Пульчи упоминает некую Бенедетту, которую Лоренцо совратил с пути истинного. Она жила километрах в тридцати от Флоренции, в Барберино ди Муджелло, где, по словам Пульчи, было много прелестных нимф.
Пока братья Медичи официально праздновали заключение союза с Миланом и Венецией, Сикст IV сделал ответный ход, подписав договор с Ферранте I. Враждебные коалиции теперь стояли лицом к лицу. Папа не замедлил наказать Лоренцо, которого считал главным виновником создавшегося положения. Во-первых, вместо Медичи он сделал своими банкирами Пацци. Это привело к краху самого надёжного римского филиала банка Медичи. Таким образом, Сикст нарушил ещё одну традицию, просуществовавшую несколько поколений, чем нанёс жестокое оскорбление Лоренцо.
Под угрозой оказалась и монополия на квасцы. В июне 1476 года папа разорвал соглашения с Медичи и передал добычу и сбыт квасцов на шесть лет компании Пацци. А ещё перед тем в январе открыто объявил, что ни одного флорентийца не сделает кардиналом. Этим недружественным жестом закончился долгий период плодотворных дружественных отношений между Медичи и Римом.
Правда, братьям Медичи было сначала не до того: они оплакивали внезапную смерть Несравненной. После знаменитого турнира Симонетту принялись воспевать все поэты того времени. Перед ней словно померкли все другие красавицы Флоренции. Но даже безупречная внешность выдавала в ней «цветок, который вот-вот сломают» – кожа была такой белой, что казалась прозрачной, а печаль в глазах всё чаще сменялась приступами бурлящей, отчаянной веселости. «Флорентийская Венера» была смертельно больна, и с каждым днем ей становилось всё хуже. Единственным утешением Симонетты была её романтическая привязанность к Джулиано.
В начале 1476 года доктора выявили у неё туберкулёз. Марко Веспуччи тогда не было в городе, поэтому свёкор Симонетты попросил своего племянника Америго отвезти её к морю – в деревушку Пьомбино. Джулиано, соблюдая приличия, остался во Флоренции, но каждый день слал гонцов. Лоренцо же узнал о болезни Симонетты во время пребывания в Пизе и тотчас написал её свёкру Пьетро Веспуччи с просьбой держать его в курсе состояния её здоровья. Убитый горем, он даже зашёл так далеко, что послал своего личного доктора к Симонетте для консультации. 20 апреля она вернулась во Флоренцию. Молодая женщина никого не принимала, хотя врач и сказал, что ей лучше. Но чуда не произошло. 26 апреля 1476 года Симонетта умерла в возрасте двадцати двух лет. Последний покой она нашла в семейной капелле Веспуччи в церкви Оньиссанти.
Прочитав письмо о смерти Симонетты, Лоренцо вышел в сад:
– Была ночь, и мы с моим дражайшим другом шли вдвоём, беседуя о поразившем нас несчастье. Погода была ясная, и мы, беседуя, увидели на западе сверкающую звезду, столь яркую, что она своим сиянием затмила не только другие звезды, но и прочие светила, померкшие в её свете. Любуясь той звездой, я обернулся к другу своему и сказал: «Не удивимся мы, если душа этой дивной дамы превратилась в новую звезду или же, вознесясь, соединилась с ней».
На следующий день Лоренцо прискакал домой. Но, хотя и загнал коня, на похороны опоздал. Тем не менее, в своих «Воспоминаниях», возможно, со слов других, он трогательно рассказал о её похоронах:
– С непокрытым лицом несли её из дома до склепа, и много слёз она заставила пролить тех, кто видел её… Она внушала сострадание, но также и восхищение, ибо в смерти превосходила ту красоту, которую при жизни её считали непревзойдённой. В её облике явилась истина слов Петрарки: «Прекрасна смерть на лике сем прекрасном».
Хотя Лоренцо постарался скрыть своё чувство:
– В своих стихах я писал многое, что, казалось бы, свидетельствует о сильном личном чувстве, но дело в том, что… я старался представить себе, будто сам потерял кого-то очень дорогого. Я наполнил воображение всеми чувствами, способными взволновать меня, чтобы вернее взволновать других.
Если поверить этим словам, можно прийти к выводу, что Лоренцо был мало знаком с Симонеттой. Но его частная переписка свидетельствует о его привязанности к этой даме. Недаром он послал к умирающей одного из лучших врачей того времени и велел держать себя в курсе протекания её болезни. Скорбь его, что бы он ни говорил, тоже была глубокой и искренней.
Свои чувства Великолепный выразил и в сонете по поводу смерти Симонетты:
Я света в жизни больше не найду,
И эту жизнь нам смертью звать пристало,
В её лице и смерть прекрасной стала,
Так боги умирают на беду.
Преобразилась в яркую звезду
Та, над которой смерть торжествовала;
К земным усладам не стремясь нимало,
Годов преступных длить мне череду.
Вздыхает сердце, слёз глаза не прячут:
Лишился солнца этот дольний мир,
Лишилось сердце благостной надежды.
Со мной Амор и Грации заплачут,
Заплачет и Сестёр парнасских клир,
И с ними чьи не увлажнятся вежды?
Вся Флоренция скорбела по своей красавице. Плачущие люди из окон бросали на траурную процессию пригоршни цветочных лепестков. Нести её тело доверили друзьям Лоренцо из самых видных семей города. Красивые юноши были в предписанных трауром цветах: тёмно-красном, тёмно-зеленом и коричневом. Горожане рыдали в голос и разрывали на себе одежды, как будто это была их сестра или дочь.
Джулиано, закрывшись в своём дворце, несколько суток прорыдал в голос. Он изменился до неузнаваемости, стал нелюдимым и часто молился – просил Бога забрать его к любимой. Благодаря Сандро Боттичелли Принц Юности снова «встретился» со своей любимой на картине «Поклонение волхвов», законченной в 1476 году. Считается, что в образе Девы Марии художник вывел Симонетту, а в образе волхвов – трёх усопших членов семьи Медичи: Козимо Старого, протягивающего дары младенцу, и его сыновей – коленопреклонённого Пьеро Подагрика в центре в красной мантии, и Джованни Медичи рядом с ним. Что же касается Лоренцо, то, подслеповато щурясь, он отрешённо созерцает всю сцену, стоя у левого края картины, в то время как Джулиано в чёрно-красных одеждах с поникшей головой помещён в её правую часть. Интересно, что молодой мужчина в жёлтом плаще в противоположной стороне от Лоренцо – сам Боттичелли, смотрящий прямо на зрителя. Во многом благодаря художнику романтическая история Джулиано и Симонетты не была забыта. Историки искусств считают, что Боттичелли, живший по соседству с Веспуччи и хорошо знавший эту семью, был тоже тайно влюблён в генуэзку, поэтому не женился и завещал похоронить себя в церкви Всех святых неподалёку от её могилы.
Уже после смерти молодой женщины злые языки стали утверждать, что это Марко Веспуччи отравил жену, узнав о её беременности от Джулиано. Принц Юности тоже вскоре тяжело заболел туберкулёзом, которым, скорее всего, и заразился от своей возлюбленной. Но не этот недуг стал причиной его ранней смерти: брат Лоренцо был убит заговорщиками ровно два года спустя после смерти Симонетты.
